Тяжёлая реальность-3. Нестандартное мышление

Кто рождён для боя

Когда “Сломанный Клык” взялся за очередной разгон, для орков это был не просто технический акт – это была молитва металла и крови. Они не описывали прыжок цифрами и логарифмами. Они говорили о нём телом, как охотник говорит о добыче. Я опишу, как это ощущалось у них – каждое движение, каждое дрожание, каждое короткое “как будто огонь в груди”.

Вначале – разгон. Двигатели врубились не мгновенно, а с тем, что орки называли “нарастанием зуба”. Это был низкий, густой гул, который проливался по настилу и стучал даже в кости. Металл под ногами вибрировал так, будто корабль начинал петь старую, тяжёлую песню. Вибрации шли вверх по ногам, в колени, в плечи. Кто-то из экипажа смыкал зубы и считал – не секунды, а шаги, потому что у орка ритм времени – это шаги, удары, вспышки.

Запах – это был первый сигнал. Смесь горячего масла, озона и шероховатой табачной смолы. Когда реактор набирал энергию, от вентиляционных решёток дуло лёгким запахом палёной меди, и горькая нота этого запаха становилась для них чуть ли не обетом. Она говорила одно… Скоро… Рот у кого-то пересыхал. У кого-то в нёбе выступала металлическая тяжесть, что было вкусом напряжения.

Панели мигали, стрелки на приборах “сглатывали” шкалы. Инженеры – орки с зажатыми губами и грубыми руками – проверяли синхронизацию, и от них постоянно сыпались короткие фразы:

“Регистрация фаз – зелёная… Фазы полностью сошлись… Статор держит…”

Эти слова у них звучали как заклинания. Повторённые вслух, они придавали храбрость. И когда всё светилось зелёным, волнение переходило в действие.

Последние секунды перед прыжком – это сжатое напряжение сердца. На мостике останавливаются все разговоры. Даже шёпот механиков становится похож на удар молота о наковальню. Орки брали в руки ремни, пристёгиваясь к своим креслам, и даже талисманы. Кто-то целовал медальон. Кто-то потирал ладонью старый след на браслете. Это были не суеверия, а ритуал. Дать миру знать, что они вошли в то пространство, где тело и сталь сравниваются с вечностью.

И – вход. Это не звук и не свет. Это ощущение, как если бы ты стоял на вершине холма, и земля вдруг ушла из-под ног. Сначала – резкий, странный толчок, будто челюсть вжимают в грудь. Внутри корпуса происходил моментальный спад давления на уши, потом обратная волна, как ураганный вдох. Орки, что стояли у иллюминатора, видели звёзды вытянутыми линиями – и это было похоже на то, как кто-то растягивает мир, чтобы показать, сколько в нём пространства для удара.

В гиперпространстве свет не мерцает, он бежит полосой. Для орка это не картинка – это смятие времени. Минуту длится как час, час – как взрыв. Они не меряли прыжки часами. Они измеряли их ощущениями. “долго”, “коротко”, “как душа во время боя”. Кто-то ощущал это как долгий, протяжный рев в ушах. Кто-то – как безмолвную давку, когда всё вокруг замерло, и остаётся только твоя плоть и сталь корабля.

Технически у них такой прыжок – это работа громадных силовых контуров. Конденсаторы взвешивали энергию, гармонайзеры стреляли токами, магистрали охлаждения свистели. Но в восприятии орка это звучало как хоровое пение машин. Свист… Глухие щелчки… Постоянный бас… И всё это смешивалось в одну великую симфонию. Они слушали её, и она успокаивала. Если танец магнитных полей ровен – значит, идти можно. Если он судорожно рвётся – значит, держись, скоро будет весьма серьёзная тряска.

Физика гиперскачка проявлялась в теле. Тяжесть на груди, как будто кто-то положил на тебя плиту… Лёгкое головокружение, похожее на то, что бывает после долгой драки… У некоторых – тошнота, но никто не показал слабость… Орки в основном презирали разговоры о тошноте. Они держали её внутри, как самую сокровенную тайну. И всё же – даже самые сильные иногда закрывали глаза и счёт старались вести молча.

Корабль “пел” и “дышал”. Внутри коридоров плётка вибраций гуляла так, что чашки на столах дрожали, инструменты на стенах перекашивались, и струнный сигнал системы управления тихо мурлыкал подтверждения. Это было похоже на то, как старый зверь подтягивает мышцы перед прыжком. Напряжение – и уже потом удивительная лёгкость движения.

Прыжок давал особое чувство единения с машиной. У капитана в ладонях было кресло, а в груди – рёв. Он чувствовал, как корабль слушает его мысли, и это было для орка как разговор со старейшиной. Коротко, по делу. Экипаж понимал приказы без слов. Один взгляд – и моторист уже держал нужный вентиль. Жест – и гоблин у троса начинал сматывать фал. Они действовали по памяти, но не механически. Память была телесной, запечатлённой в каждом суставе.

Прыжок мог длиться по-разному. Бывали короткие, “обходные” – они как перекус во время похода. Бывают долгие, когда корабль скользит между системами – тогда в сердце экипажа нарастало усталое блаженство. Время теряло остроту, и море звёзд становилось фоном для разговоров о старых победах, о родных домах. Орки в такие часы не спорили. Они пели тихие песни… Вспоминали пращуров… Делились снами о новых рейдах…

Но разница гиперпространства от обычного полёта для них была и в ответственности. Вне пространства обычных трасс они были менее уязвимы для преследования, но более одиноки. Одна ошибка – и нет опоры. Поэтому орки ценили прыжок за возможность скрыться, за шанс развернуть план, но ненавидели его за отрыв от реальности. Ведь в нём нет запаха рынка… Нет крика и азарта боя… А лишь гул в металле и собственные мысли.

Когда “Сломанный Клык” выходил из прыжка, это было обратное рождение. Мир сжимался обратно, звёзды вновь заострялись в точки, и в груди – резкий взрыв воздуха. Орки снимали ремни, вытирали лбы, и у них всегда появлялась одна и та же улыбка – усталое, свирепое удовлетворение. Капитан брал ситуацию под контроль, проверял показатели, и если всё было в норме – издавал лёгкий рык, который значил:

“Идём дальше.”

Для них гиперпространство – не просто средство передвижения. Это испытание. Это время, когда металл и кровь разговаривают друг с другом. Это место, где старые страхи и новые надежды встречаются и где решается, станет ли поход удачным. И если “Сломанный Клык” прыгал и возвращался целым – это значило не только удачу, но и честь. Судно и его экипаж прошли ещё одно испытание, и на его палубах можно было жить и чувствовать себя хоть немного бессмертным…

…………

Крейсер “Сломанный Клык” в очередной раз вывалился из гиперпространства с привычным рывком – так, словно вся махина длиной почти в километр вынырнула из чёрной реки, разрезав пространство острым, обшарпанным носом. Звёзды снова сжались в неподвижные точки, вернулось ощущение “настоящего мира”. Вибрации утихли, корпус корабля перестал дрожать, а в трубах охлаждения слышался тяжёлый ровный гул. Орки на мостике сразу загудели, переглядываясь – теперь начиналась настоящая работа.

Навигатор, широкоплечий орк с тусклыми глазами, привычно втянул в себя носом воздух, словно собирался уловить запах следа. Его массивные пальцы заскребли по панели управления сенсорным комплексом, и на обзорных экранах зажглись зелёные и жёлтые круги диагностики. В отличие от гоблинов, которые любили кричать лишние слова, навигаторы-орки работали молча, коротко рыкнув разве что в ответ на приказ капитана.

– Ищите следы… – Хрипло бросил старый капитан, щурясь в расположенный рядом монитор. А навигатор лишь коротко кивнул, и корпус крейсера ожил. Антенны повели своими “ушами”, как зверь, пытавшийся учуять новую добычу. Сканеры начали просеивать пространство слоями. Сперва в ближнем диапазоне – тепловые следы, потом в радиационном фоне, разыскивая следы того самого эха гиперпрыжка. Вскоре экраны показали едва уловимые линии возмущений. Как волны на воде, где недавно проплыла лодка. Это и был “след” – корвет с странным названием “Троян”, явно проскочил тут, но направление его движения было размыто, словно сам корабль намеренно путал карты.

– Слишком грязно… – Глухо проворчал навигатор. – Двигатели будто хвостом били, чтоб запутать.

Капитан стиснул зубы. Он знал, что без дополнительной разведки в этом секторе можно кружить неделями. Густая звёздная система, несколько поясов астероидов, две планеты с атмосферой – слишком много фона, слишком много помех.

– Выпускаем москит-разведчик. – Решительно сказал он, и на нижних палубах оживились механики. Из одного из боковых ангаров выскользнула стальная туша “москит-разведчика”. Он действительно был похож на огромную пулю – вытянутый двадцатиметровый корпус, гладкий, без лишних деталей, только ободки антенн и тонкие складывающиеся крылья стабилизаторов. Его обшивка поблёскивала тусклым серым, чтобы не отражать лишний свет, а носовой сенсорный блок мигнул красным оком.

– Москит пошёл. – Донёсся хриплый голос с палубы управления ангаром.

Разведчик рванул вперёд, оставив за собой едва заметный след ионизированного газа. Его двигатели работали бесшумно, только датчики “Сломанного Клыка” фиксировали быстрый уходящую точку. Москит был не просто зондом. Внутри сидели два гоблина-оператора, втиснутые в тесный отсек с сенсорами и анализаторами. Они управляли десятками датчиков, словно ткач управлял нитями. Их задача была проста – просеять эту Звёздную систему так, чтобы не пропустить ни единого обрывка следа.

На тактическом экране капитан видел, как москит начал развернутый поиск. Широкая дуга вдоль пояса астероидов… Потом длинный бросок к внешним границам системы… Он выпускал во все стороны пакеты импульсов, считывал отражения, сверял их с базой данных. Любое искажение – след. Любой перегрев камня или слабый след ионизации в пустоте – зацепка.

Ожидая результатов этого поиска экипаж крейсера притих. Даже грубые воины, привыкшие к бою, понимали, что сейчас всё зависит не от пушек, а от “глаз” москита. На мостике слышалось только дыхание навигатора и тихий треск сенсорных панелей. Капитан не сводил взгляда с экрана, где пунктирная линия разведчика прочерчивала новую траекторию.

Старый орк знал, что если след будет найден, охота продолжится. Если нет – придётся или возвращаться с пустыми руками, или рыскать неделями, тратя топливо и силы. А время – это тоже оружие, и слишком долгий поиск сделает их лёгкой добычей для конкурентов или патрулей. Не говоря уже про возможность того, что этот самый корвет огров может банально ещё больше запутать следы, и уйти в неизвестность. Он сжал жёсткие подлокотники своего кресла и подумал:

“Ну что, огр… Посмотрим, сколько хитрости у тебя в крови. Но наши москиты редко возвращаются с пустым брюхом.”

И в этот момент разведчик скрылся за грядой астероидов, начав самое тонкое – выуживание следа двигателя из хаоса космических шумов.

Мостик на мгновение замер – не от технической паузы, а от того, как будто сама судьба задержала дыхание. Экран за экраном мигнули, засветились и занялись поисками. В ту ровную тишину, которой жили все на мостике в ожидании, вкралась тонкая, металлическая нота – тот самый сигнал с “москита”.

Навигатор и двое операторов гоблинов, втянутые в тесный отсек в носовой части, тут же заработали, как руки опытного хирурга. Их пальцы стремительно запрыгали по сенсорам, вводя строки кода, графики и цветные волны – и вот, из шума отражений вынырнула первая зацепка. На голограмме, словно тронув зеркало, всплыл тонкий след – не светящийся, не броский, а зернистый и едва различимый. Линия ионизированного газа, с небольшим “пульсом” на частоте, что уже была записана в базе как подпись моторного узла корветов малого класса.

– Есть контакт. – Коротко отдал приказ навигатор, и в его голосе впервые за весь поиск проскользнуло то, что гласило только одно:

“Мы нашли след.”

Пальцы капитана невольно сжались на подлокотнике кресла. Его лицо осталось спокойным, но в груди, как у кузнеца перед ударами молота, зазвенело что-то горячее.

Москит, как пуля, вычистил сектор по дуге и теперь возвращал пакет данных. Спектры тепловых всплесков… Микросдвиги в поле пыли… Крошечные аспекты разложения топлива… Всё это сложилось в тонкий, но однозначный образ. Сигнатура – узор частот и амплитуд – совпала почти идеально. Корвет, движущийся вперёд, оставил за собой не просто след. Он оставил подпись своих двигателей, похожую на почерк отдельно взятого разумного.

– Двигатель корвета какой-то странный, словно он прошёл следом за другим кораблём похожего класса. – Задумчиво произнёс навигатор, но его глаза были холодны и расчётливы. – Он ушёл в гиперпространство недалеко от нас, но точка выхода – здесь, в четырёхстах километрах по вектору девять. Скорость на выходе – средняя, манёвренность низкая. Он мог менять курс, но сейчас – он идёт по прямой.

На мостике не взорвалась буря голосов – орки не кричали при хорошей новости. Они сделали то, что всегда делали при подходящем шансе. Быстро и спокойно приготовились. Капитан почувствовал, как под панелями поднимается тяжесть движения реакторов. Где-то внизу механики сдвинули фиксирующие зажимы, на палубах зажужжали подготовительные лебёдки.

– Москит прислал снимки высокого разрешения. – Тихо добавил один из гоблинов-операторов, и на центральном экране всплыли увеличенные кадры. Микросерии плазменных вспышек… Мельчайшие отложения смолы на лопастях двигателя, искривлённые от перегрузки следы в поле… Всё это выглядело как отпечаток пальца на зеркале мотора. И согласно всему этому, это точно был тот самый корвет.

Старый орк усмехнулся, и это было почти детская улыбка. “Наш”. Но тут же снова стала видна стальная складка на лбу – от упрямства, от осторожности. Он помнил свои разговоры о переговорах, о том, как этот товар мог быть “отдан” без шума, помнил огров и то, как легко разговор может закончиться смертельным ударом клинка. И теперь, когда след уже был фактически у него в руках, у него был выбор – договариваться или давать приказ.

– Готовим перехват. – Коротко сказал он, но голос был не приказом гневного веселья, а холодной, расчётливой угрозой. – Разворачиваем крыло “тихой” подачи, держим профиль низким, готовим москитов вести за нами траекторию для ловушки. Абордажники – должны быть на местах. Стрелкам – щадящая дистанция до тормозных систем. Никто не рвёт на крик. Нам этот корвет, как и его груз, нужен целым.

Его слова не были техническими инструкциями для посторонних – это был порядок, проверенный веками. Аккуратно… Быстро… Так, чтобы у противника не было времени понять, что произошло. Орк знал цену захвату “в живых” – трофей ценнее, когда он не превращён в груду обломков. Работы механиков и гоблинов приобрели ритм. Фиксация траектории перехвата, подготовка шлюзов и манипуляторов для захвата, как и быстрая проверка тяги и манёвров.

На глазах у капитана диаграммы оживали. Конечная точка движения корвета… Его потенциальный вектор… Прогноз точки встречи… И даже мерзость, от которой он вздрогнул. Малый запас времени до следующего прыжка. Корвет мог прыгнуть вновь. Два прыжка – и след уйдёт в ту сеть, где даже старый крейсер орков потеряется в шуме похожих следов. Они поймали его сейчас – и это был шанс, который нельзя было упустить.

Экипаж заголосил тихо. У кого-то вспыхнуло предчувствие лёгкой добычи… У кого-то – страх возможности серьёзного сопротивления… Капитан не ободрял и не пугал. Он просто дал команду. Команда – это было слово, за которым следовали действия:

“Москиту – держать курс, и не высовываться. Мы обходим с фланга. Подготовить третий шлюз… Минимальный свет… абордажный челнок – наготове…”

Москит свистнул и, как живой перст, укатился в сторону, просвечивая гряды астероидов и выуживая нюансы следа. Там – крошечный “засвет”, где корвет менял тягу… Здесь – след от радиовспышки, намеренно оставленной, чтобы ввести преследователей в заблуждение… Но москит – разведчик был сделан для того, чтобы видеть через такие хитрости – он заглатывал помехи и буквально “выдирал” из них правду.

На мостике появился короткий миг – напряжённый, будто время уменьшилось, и всё зависло на нитке. Капитан смотрел в экран так, будто мог проникнуть взглядом в металлическую душу корвета. Его клык слегка скользнул. Он знал, что теперь начинается самое опасное. Тот самый момент, когда надежда и риск сходятся.

– Приготовьтесь. – Сказал он, и слова его упали тяжёлыми пластинами на совесть каждого. – Если тот странный “огр” захочет драться – мы дадим ему драку. Мы готовы. Если он склонится – так тому и быть. Но одно помните. Возвращаемся с трофеем или возвращаемся со шрамами.

Ни того, ни другого капитан не боится. И в ту минуту, когда москит, пройдя по широкому радиусу, встал в линию для передачи данных и карт, “Сломанный Клык” медленно и величественно делал то, что умел лучше всего. Рассекал пространство своим килем и шёл на точку встречи – туда, где след его добычи становился “толще”, где решалась охота. На мостике снова запахло маслом и железом, и каждый из них —орк, гоблин, или даже какой-то полукровка – ощутил, как в его груди проснулся древний азарт.

Внутри рубки орочьего крейсера царила напряжённая, сосредоточенная атмосфера. Тусклый зелёный свет от приборов падал на морщинистые лица старых пиратов и молодых навигаторов, каждый из которых знал, что стоит сейчас произойти даже малейшей ошибке – и цель будет потеряна в пустоте космоса навсегда.

Навигатор, огромный, с длинными клыками и нервным подёргиванием уха, всё ещё неподвижно сидел, склонившись над тактическим столом. Перед ним медленно вращалась голограмма звёздной системы, в которой они только что оказались. Слабые линии, похожие на светящиеся царапины, тянулись сквозь проекции планет и астероидных полей. Это были следы недавних прыжков – тонкие искажения пространства, которые могли заметить только самые мощные сенсоры и те, кто умел правильно их расшифровывать.

– Подтяните данные с москита. – С рыком бросил он в сторону младших помощников.

Двадцатиметровая разведывательная машина уже работала, используя все свои возможности. Её корпус, блестящий как отполированная пуля, двигался вдоль орбитальных линий и пересекал скопления обломков. Сотни датчиков сенсорных комплексов на его поверхности фиксировали мельчайшие искажения гравитационного поля, остаточные следы ионизированных частиц и даже микроаномалии в плотности вакуума – всё, что могло подсказать направление ухода корвета.

Данные стекались обратно на крейсер. Пиратские инженеры, ворча и обменивались короткими фразами, перегоняли их через грубые, но надёжные фильтры орочьей техники. Весь процесс выглядел как ритуал. Сначала грубое "просеивание" – убрать шумы и случайные следы астероидных манёвров или старых обломков… Затем вторичный анализ – сопоставление частиц, частоты и подписи энергетических систем.

– Вот он… – Прорычал навигатор, резко вскинув голову. Его когтистая лапа ткнула в голограмму. – След свежий, не больше шести часов.

На проекции появилась тонкая ало-зелёная линия, уходящая от системы к границе гиперпространственного коридора. Она была не идеально ровной. Где-то след петлял, словно корвет огра специально уходил в сторону, чтобы сбить с толку возможных преследователей. Но для опытных пиратов это не было неожиданностью.

– Он пытался маскировать прыжок. – Задумчиво протянул старый пират, стоявший рядом с капитанским креслом, и его глаза сверкали от удовольствия, так как добыча ещё в пределах досягаемости. – Умный, упрямый… Но след уже у нас.

Капитан, тяжёлый орк с шрамом, пересекающим всю левую щёку, молчал, пока не дождался подтверждения от второго штурмана. Тот, сравнив данные москита и главных сенсоров, кивнул.

– Подтверждаю. Это его корвет. Направление… Сюда. – Он провёл когтистой рукой по траектории, которая уводила их всё дальше от центральных миров и ближе к пограничным секторам. И тишина в рубке длилась всего мгновение. Затем капитан тяжело поднялся, и его голос прорезал воздух:

– Курс на цель. Готовить прыжок. Не упустим.

По кораблю разнёсся подтверждений рёв. Техники тут же начали синхронно переводить рычаги, стабилизировать генераторы, выводить системы навигации в режим прыжка. Москит-разведчик отозвался, вернувшись в ангар крейсера, словно верная стрела, готовая к новому запуску.

Металлические переборки дрожали, гул гипердвигателей нарастал, и в этот момент весь экипаж чувствовал, что охота продолжается, и шаг за шагом, прыжок за прыжком, они подбираются к корвету всё ближе.

Капитан едва успел дать приказ, как команда затянула свой привычный ритуал. Рычаги уперлись… Крышки затворов захлопнулись… Массивные кабели будто живые “вздохнули” под натяжением. На мостике повисла та же тягучая пауза, что предшествует броску – не просто тишина, а насыщенная, плотная как вена, в которой собирается кровь. Мужчины и женщины на постах фиксировали ремни, проверяли фиксаторы, глотали сухой воздух. Даже гоблины-операторы притихли, склонившись над индикаторами, будто над картой, где каждая точка – обещание удачи или гибели.

Реакторы сначала загудели низким, ровным басом – не пытливым и не нервным, а глубоким, уверенным, как шаг старого зверя. По палубам пошли новые, но такие привычные волны вибраций. Не резкие, а большие, как прибой, который постепенно растёт в груди. Металл вздохнул, и в этом вздохе был запах смазки, разогретого антифриза и чего-то древнего – запаха, который всегда сопровождал “Сломанный Клык” в часы риска. Пар из выхлопных каналов клокотал тонкой копной. В носоглотке появлялась металлическая горечь, как привкус опасности. На губах у кого-то появился солёный привкус пота, что было привычным для орка, готового к рейду.

Панель управления мигнула строгой зеленью, потом жёлтым, затем – красным. Сигналы шли как каденция, и каждый отзвук на экране имел свой собственный сакральный смысл. Навигатор, глаза у него были тусклыми и зоркими, шепнул пару коротких цифр штурману, а тот в ответ только кивнул, печать в его руке защёлкнула как замок. Время сжалось до счёта:

“Тридцать… Двадцать… Десять… Три…”

Слов не было, были удары сердца и стук инструментов, как метроном, по которому отмеряли прыжок. А когда счёт достиг “нуля”, мир изменился не внешне, а внутри. Сначала – лёгкий толчок, будто кто-то подвинул землю под ногами… Потом – ощущение, что грудь сжимают плотным обручем… Пилоты ощущали это как первый удар. То, что до этого было отдельностью – полёт, тишина, карта – вдруг слилось в одно тело. На экранах звёзды вытянулись нитями, будто кто-то натянул их на верёвку и стал тянуть в одну сторону. А темнота космоса стала полосой света, а затем радужным провалом. А потом всё исчезло. Не так, что свет погас. А так, что пространство будто бы само “нырнуло” в себя и стало туннелем.

В гиперпространстве движение не было привычным движением. Это было состояние натянутой ткани, где звуки меняют тембр, а время – плотность. “Сломанный Клык” при этом не “летел”, он скользил по тянущемуся зеркалу – и каждое усилие реакторов отзывалось в корпусе как музыкальный аккорд. Свист конденсаторов… Низкий рокот стационарных магнетронов… Мягкое щёлканье переключателей… Внутри судна люди чувствовали странную лёгкость и тяжесть одновременно. Тела будто становились легче, но каждая мысль весила тонну. Кто-то сжал ручку кресла до побелевших костяшек, кто-то прикрыл глаза и позволил себе короткую молитву. Орки пели тихие, короткие песни для удачи – это были не слова, а звуки, служившие заклинанием для машин.

Тот самый корвет, ушедший вперёд, оставался в эфире как крошечная метка. Показатели сенсоров в это время приходили как послания из другого мира. “Вектор чист”, “фон нормален”, “нет помех”. Пилоты следили за этими помехами – они понимали. Даже самые хитрые следы можно потерять в волнах гипера, если не поймать нужную форму и ритм прыжка. На мостике данные сворачивались в линии и стрелки, которые навигатором читались как дорожные знаки. “Свернуть”, “держать”, “корректировать”. Каждая корректировка была мягкой и расчётливой – маленький поворот стержня, плавное смещение тяги, как дыхание старика, который перестраивает шаг, чтобы не свернуть ногу.

Внешняя картина в мгновенной норме выглядела как полоса. Звёзды – нитки, а затем – вспышка из прошлого. Корабль чувствовал усталость металла. Панели слегка нагрелись от внутреннего напряжения. Скобы и болты, пережившие сотни прыжков, слегка поскрипывали. И в этих звуках слышалась история сотен рейдов. Но в акустике мостика было и иное – философская ровность. Экипаж знал, что прыжки – их ремесло, и в этом ремесле была и гордость, и усталость, и нежная уверенность, что сейчас, после прыжка, их охота продолжится.

В тот момент, когда “Сломанный Клык” начал выходить из гипера, тянувшийся туннель распался, и мир резко сжался обратно до точек. Воздух вернулся в лёгкие плотнее, звёзды снова стали узкими точками, а на приборных панелях появились твердые цифры. Координаты… Смещение… Относительная скорость… Плавные звуки сменились приглушённым треском. Система охлаждения выдавала пар, а механики по проходам хором говорили короткие отчёты. Капитан почувствовал это всем телом – не как радость, а как подтверждение расчёта:

“Мы – ближе.”

Его губы слегка сдвинулись в полуулыбке. Внутри судна запахи были иными. Пряный дым от разогретых проводов… Медовый привкус горячего масла и остаточный запах далёкой соли… Следы стоячего ветра, который несёт запах с далёких морей… Команды на мостике прозвучали резче. “Свернуть на перехват”, “держать иллюминацию на минимум”, “москит – вперед, за линией, следи за выходом вектора”. Всё это было звуковым кодом, который означал одно. Охота продолжается, и теперь, когда пространство уже снова “вменяемо”, нужно подстроиться к тому, что оставил за собой преследуемый.

Так, в сочетании стука машин и солоноватого вкуса воздуха, грубого рёва двигателей и тихой голоса навигатора, “Сломанный Клык” совершил прыжок и вернулся в реальный сектор – немедленно, с намерением перехватить. И в этом возвращении было не только техническое умение, но и жёсткая, почти религиозная радость. Старый корабль снова доказал, что жив, что он – инструмент и дом, и что его экипаж готов продолжать след, пока мета не станет трофеем или пока не лопнет тело под давлением собственной воли.

Тяжёлый крейсер орков вышел из гиперпрыжка с тем же глухим, грудным рычанием реакторов, что всегда сопровождало возвращение из неестественных коридоров гипера. Пространство снова обрело форму, звёзды – привычную остроту, а навигационные панели ожили холодными цифрами, фиксируя координаты новой системы. Команда на мостике, уставшая, но собранная, переглядывалась – и тут сенсоры, прогудев, выдали то, чего все так ждали. На пределе дальности, едва различимый, но всё же читаемый – уходящий след двигателя.

– Контакт! – Рявкнул навигатор, его клык блеснул в тусклом свете приборов. – Корвет. Старый класс. Идёт к границе системы.

В тишине, повисшей на мостике, слова прозвучали как барабанный бой. Несколько секунд спустя даже на тактическом экране проступил силуэт – маленький, вытянутый корпус корвета, явно спешащего к следующему прыжку.

Сравнение было убийственным. “Сломанный Клык”, тяжёлый крейсер третьего поколения, тянулся в длину почти семь сотен метров. Его корпус был многослойным, с массивной бронёй, покрытой неравномерными пластинами ремонтных вставок, словно шрамами. На верхней палубе возвышались восемь башен главного калибра – каждая по три ствола, толстые, грубые, вмурованные в броню так, словно сами были частью скелета корабля. Эти пушки могли пробивать щиты транспортов и ломать хребты даже средним боевым судам.

Корвет же, что ускользал впереди, по сравнению с ним, выглядел почти игрушечным. Длина – три с половиной сотни метров, максимум – четыре сотни. Узкий, вытянутый, с устаревшими боковыми стабилизаторами и короткими дюзами двигателей старого поколения, которые они даже опознать не смогли. Сенсоры отмечали нестабильность плазменного следа – как у машин, прошедших десятки лет без капитального ремонта. Даже ускорение его казалось вялым на фоне мощи крейсера. Да, он был манёвреннее, и мог резко менять курс, но всё остальное – щиты, вооружение, запас прочности – выглядело жалко в сравнении.

На борту “Сломанного Клыка” имелась полноценная абордажная группа – орки, гоблины, пара троллей-берсерков, тренированных именно для таких захватов. Четыре боевых дроида, каждый ростом под четыре метра, ждали своего часа в доках, их каркасы поблёскивали свежим маслом. Их задача была простой. Войти на чужой корабль и зачистить его до последнего.

Навигатор, едва взглянув на характеристики беглеца, почти сразу произнёс с презрением:

– Старьё. Этот корвет – музейный экспонат. Вряд ли он сможет держать бой даже минуту.

Капитан нахмурился, но промолчал, лишь слегка пошевелил плечами, чувствуя, как сталь кресла скрипнула под его весом. Слишком просто всё это выглядело. Слишком удобно. Всё… Слишком… Связист обернулся:

– Капитан, связь установлена.

Странный голос, слегка хрипловатый и отрывистый, пошёл по всем динамикам мостика. Это был огр с корвета. Он ответил сразу, без долгого ожидания, и в его голосе не чувствовалось ни страха, ни попытки оправдаться.

– Кто вы такие и чего хотите?

Ответ пиратов был холоден и прям:

– Остановись, корвет. Сдавайся. Отдавай нам всё, что есть на борту. И – быстро. Или мы сами возьмём.

Эти слова висели в воздухе мостика, как удар колокола. Команда уже предвкушала лёгкую добычу. Ведь сравнение сил было очевидно. Массивная бронированная туша “Сломанного Клыка” против изношенного кораблика, что едва мог разогнаться до нужных скоростей. Один залп восьми башен главного калибра – и от корвета не останется ничего, кроме облака металлолома.

Бойцы абордажной группы спокойно переглядывались – для них предстоящее дело выглядело скорее развлечением, чем риском. Они уже видели, как будут шагать по узким коридорам корвета, ломая двери и хватая добычу. Боевые дроиды, по приказу своего "погонщика", уже готовились к активации – тяжёлые шаги и лязг их суставов эхом отдавались в доках.

На первый взгляд казалось, что всё предрешено. Что этот корвет огра просто не имеет шансов. Но капитан, слушая глухой, спокойный голос по связи, в глубине души всё равно чувствовал лёгкий холодок.

На мостике “Сломанного Клыка” повисла гнетущая тишина. Связь ещё не отключили, и голос огра гулко разнёсся по динамикам, хрипловатый, но при этом спокойный, уверенный, будто он не стоял в одиночку против корабля, в пять раз превосходящего его собственный:

– Это вы не поняли. Если хотите выжить – отдайте мне всё ценное, что у вас есть. Тогда, может быть, я позволю вам уйти живыми.

Первые секунды никто не поверил в то, что услышал. На лицах орков и гоблинов в экипаже появилось изумление, кто-то даже прыснул со смеху, хлопнув ладонью по пульту.

– Ты слышал? – Фыркнул штурман. – Эта старая жестянка грозится нам!

– Этот огр совсем свихнулся. – Добавил один из артиллеристов, не сводя взгляда с экранов.

Но смех оборвался так же резко, как и начался. Потому что прямо перед ними, на основном тактическом дисплее, маленький силуэт корвета начал изменять курс. Он не удирал, не пытался прорваться к точке ухода в гиперпространство. Нет. Он медленно, почти демонстративно, разворачивался носом к тяжёлому крейсеру, выставляя лобовые щиты и показывая, что не намерен спасаться бегством.

– Он идёт на нас. – Тихо произнёс навигатор, не веря собственным глазам, а его пальцы машинально пробежали по клавишам, проверяя параметры. – Двигатели стабилизированы… Щиты увеличивают свою мощность… Орудия активируются… Он готовится к бою…

По мосту пробежал нервный ропот. Даже старые ветераны, что участвовали в десятках абордажей, нахмурились. Никто не ожидал такой наглости. Любой другой корабль его класса давно бы бежал, закладывая сумасшедшие манёвры, лишь бы не попасть под главный калибр “Сломанного Клыка”. А этот – смотрел прямо в лицо чудовищу, готовясь ответить.

Капитан Ограз неподвижно сидел в кресле капитана, его тяжёлая ладонь сжала подлокотник так, что металл жалобно скрипнул. Его внимательные жёлтые глаза не отрывались от дисплея. В глубине души он знал, что так себя ведёт не безумец. Так себя ведёт тот, кто уверен в том, что у него есть козырь.

– Капитан… – Пробасил штурман. – Отдать приказ? Разнести его к ядру?

Старый орк не ответил сразу. Он прищурился, следя, как корвет этого странного огра медленно завершает разворот. Сравнительно небольшой, чуть ли не древний корабль, по крайней мере рядом с тяжёлым крейсером, выглядел вызывающе спокойно.

И в этот момент капитан впервые ощутил лёгкий холодок вдоль позвоночника. Не от страха, нет. От инстинкта. От той самой звериной чуйки, что десятки лет спасала ему жизнь в космосе.

– Подождём. – Рыкнул он наконец. – Посмотрим на то, чем он нас встретит.

На мостике снова воцарилась тишина. Только датчики продолжали щёлкать, фиксируя параметры корвета, что теперь смотрел прямо на них, словно сам собирался потребовать их жизни.

На мостике “Сломанного Клыка” напряжение достигло предела. Все ещё смеялись в полголоса над дерзостью огра, но смех становился каким-то натянутым, нервным. И тут сенсорная панель навигатора издала тихий писк, это был сигнал о появлении аномальных энергопотоков.

– Капитан… – Осторожно начал навигатор, но договорить не успел.

На главном экране показалось странное движение корпуса корвета. Его нос, заострённый, словно клинок, будто разошёлся по швам, и его бронированные панели медленно расползлись в стороны, открывая скрытую глубину центральной части.

И там, в глубине, вспыхнуло синеватое свечение. Оно усиливалось с каждой секундой, становясь ярче, гуще, словно внутри крошечного корабля зажгли новое солнце.

Навигатор замер, глаза его расширились, лицо побледнело под зеленоватой кожей. Он резко забарабанил по сенсорам, перепроверяя данные.

– Н-нет… нет, этого не может быть… – Пробормотал он, а потом сорвался на крик. – Капитан! Это… Огненное жало! Центральное орудие старых корветов-охотников огров!

В одно мгновение весь мостик погрузился в тишину. Даже автоматы охлаждения за стенами будто стихли.

– Что за жало? – Угрюмо процедил капитан, не сводя своего пристального взгляда с экрана. А навигатор, захлёбываясь словами, начал объяснять, почти крича, словно сам пытался перекричать собственный страх:

– Эти был отдельный модельный ряд их тяжёлых корветов… Они строились не как обычные боевые суда! Их создавали как камикадзе-охотников! Весь центральный корпус… Это одно сплошное орудие! Оно пробивает щиты и броню тяжёлых крейсеров, капитан! Оно для линкоров проектировалось, не для таких, как мы! Один выстрел – и мы трупы!

Экипаж застыл. Гоблины у тактических пультов растерянно переглянулись. Орки-артиллеристы сжали рукояти своих консольных кресел так, что скрипнул металл. Даже ветераны, привыкшие смеяться в лицо опасности, почувствовали, как по спине пробежал холод.

Капитан орк сидел неподвижно, тяжёлая челюсть сжата до боли. Его мозг лихорадочно сопоставлял факты. Странный огр, отказавшийся бежать… Древний корвет, с которого тот даже не пытался сорваться… И теперь – свечение в носовой части, предвестие того, что может разорвать их крейсер пополам одним выстрелом.

– Вот почему он не ушёл… – Медленно произнёс капитан, словно сам себе. – Мы для него – идеальная добыча. Большая, неповоротливая… И весьма жирная цель.

На экране сияние становилось всё ярче. Казалось, что корвет теперь смотрит на них не глазами, а раскалённым зрачком пушки, готовой выплюнуть смерть.

– Капитан! – Навигатор уже почти визжал. – Нам нужно отойти! Маневр уклонения! Или он прожжёт нам брюхо к ядру!

Тишина была оглушительной. Все взгляды уставились на капитана, ожидая его решения. Но старый орк знал одно. Блефовать с таким оружием никто не станет. И теперь, впервые за долгое время, ему пришлось всерьёз задуматься не о том, как разделать свою жертву, а о том, как самому остаться в живых.

Капитан сжался в кресле, и на мостике повисла решимость, куда холодней страха. Та самая, что рождается у тех, кто уже видел гибель и знает цену каждому решающему слову. Он не мог позволить себе дрожать. Решение требовало скорости и точности. В голове родился простой, грубый план – ударить прежде, чем сверлит их “жало”, отвлечь, ослепить и взять штурмом. И всё это сделать так тихо, чтобы у маленького корвета не зазвучали все его тривиальные рожки тревоги.

– Отдать команду на сброс двух тяжёлых “москитов” с торпедами. – Приказ прозвучал сухо. – Абордаж – по готовности. Минимум света, максимум теней. И никто не рычит по эфирy, пока не начнём.

Экипаж сработал как единый организм. Дроны, механики и гоблины стали гудеть на своих постах, словно пчёлы в улье, где каждый звук – команда. На нижних палубах, в ангаре, два “москита” – большие, пулеобразные истребители, теперь перевооружались под задачу удара. Под носовые обтекатели подключались тяжёлые торпедные модули. Их корпуса гудели от набирающих мощность систем, металлический запах – машинного масла и пороха – наполнил ангар. Гоблины-операторы шептались, проверяя взрыватели и замки запуска, обтирали пальцы. Торпеды – не легкие ракеты. Это были заряды, рассчитанные на пробой мощной брони, а главное – на выброс искажающего энергоимпульса. Их цель – не уничтожить корвет целиком, а повредить механизмы зарядки орудия, вывести из строя стабилизаторы и генераторы, сорвать такт и не дать его чудовищной пушке довести накопление заряда до максимума, чтобы произвести выстрел.

Параллельно инженерный отдел шуршал над маскировкой. Им нужно было подавить излучение радара корабля, заглушить сигнатуры торпедных пусков, запустить ложные помехи на частотах наблюдения. Они работали тихо и быстро – их опытные руки знали, как сделать так, чтобы на радаре целевой корабль видел не шум запуска, а мимолётный блик. Это был тонкий, грязный трюк. Бросить в эфир фейковые импульсы, направить их в сторону чужих сенсоров, создать “тень”, за которую могли бы уйти торпеды. Надо было действовать так, чтобы прицел систем противомоскитной обороны корвета зацепился за призрак в стороне, а не за истинный предмет.

– Москиты наготове. – Донёсся тихий голос гоблина-инженера из ангара. – Режим “тихий старт” активирован.

В это же время, штурман отдал распоряжение на подготовку абордажного челнока. Это был не пышный десантный корабль – а сжатая, крепкая штука, набитая бойцами. Орки-берсерки, гоблинские крюки, двое тяжёлых боевых дроидов, чьи каркасы буквально пылали сейчас сжатой в пружину злобой. Челнок готовили на “мёртвом” режиме. Внешне он выглядел как грузовой контейнер, наружная подсветка приглушена, стыковочные замки смазаны, магнитные шипы проверены. На палубах шли последние инструкции – кто за какой шлюз отвечает, кто первым ломает люк, кто несёт щит для дверного прорыва.

Капитан не забыл и про самый тонкий пункт. Полную синхронизацию действий. Вся операция строилась на расчёте времени – на старых описаниях значилось, что центральное орудие этих корветов требовало длительной подзарядки, “почти полчаса”. И именно это и давало им определённый шанс. Если они успеют сорвать накопление заряда в счётные несколько минут – орудие останется “холодным”, и тогда уже логика взятия обычна. Абордаж… Зачистка… Трофеи…

– Пять минут до выхода на точку перехвата. – Отдал приказ навигатор. – Москиты отходят на три сотых радиуса по правому флангу, по команде – выстрел… Челнок – выдвигаться на дистанцию стыковки… Дроиды – готовы к захвату… Сигнал – три коротких вспышки на нашем локальном канале. Не пускаем света.

Когда “москиты” выкатились из ангара, их корпуса тихо блеснули на изгибе палубы, как два огромных ядра. Они стартовали выпуклыми, как каменные стрелы, бросив за собой шлейф ионизированного газа, направляясь на угол, где, по расчётам, сенсоры корвета будут наиболее слепы – за плотным скоплением малых спутников и обломков. Операторы держали дыхание. На их лицах плясали отблески приборов. Они знали, что если корвет засечёт запуск, то он начнёт заряд и их собственный корабль станет приоритетной мишенью.

В то же время, хитроумный гоблин-программист на борту “Сломанного Клыка” запустил серию ложных радиопакетов. Они имитировали короткие манёвры крейсеров вдоль обратной траектории – картинка ложная и агрессивная. Если корвет включит свои сенсоры на перехват истинного удара, он увидит ворох помех – и в этот миг “москиты” подойдут на дистанцию.

Абордажный челнок тихо скользнул в тень – крошечный, тусклый профиль, едва заметный в звёздном фоне. Его моторы работали на низких оборотах, он держал подпольную дистанцию, готовясь подойти к корвету ровно в тот момент, когда торпеды будут взрываться в другом секторе и отвлекут внимание. Два боевых дроида, занявшие места в челноке, проверяли заряды, их глазные сенсоры сверкали, отражая стробоскопы панелей. Их задача была проста и жестока. Рвануть в цель, закрепить шлюз, зачистить мостик и выдать команду на внешнюю синхронизацию.

Капитан знал, что всё должно сработать как часы. Ни один лишний звук, ни одна не сложенная воедино последовательность – и корвет может успеть взять их самих в прицел. В ушах стоял тихий ритм – отсчёт до перехвата. Он поднял руку, сжал кулак и дал команду:

– Подать “три вспышки”! Москиты – выстрел!

Первые импульсы пронизали пустоту. В ту же секунду “москиты” выпустили торпеды. Длинные, чёрные, с тянущимися нитями стабилизаторов. Они не были молниеносны, но двигались быстро, вырезая путь к цели. На мостике “Сломанного Клыка” все устремили взоры на голографические экраны, где трассы заряда рисовали линии. Сердце корабля застучало быстрее, и в эту секунду каждый понимал. Либо всё сработает, либо цена будет слишком высока.

Сначала показалось, что маскировка полностью сработала. Корвет замигал вспышками в ложном направлении, зазвучали его детекторы – короткие тревоги, а затем – звонкие щелчки, как будто он начал подготавливать ответный шаг. Один из “москитов” рванул левее, сделал резкий манёвр и отправил свою торпеду прямо в зону, где, по их расчёту, расположены генераторы для накопления энергии выстрела главного орудия этого корвета. Вторая торпеда прошла чуть правее, нацелившись в стабилизаторы. Но… На обтекаемой броне корвета открылись те самые “наросты”, под которыми оказались системы противомоскитной защиты этого кораблика. Темноту космического пространства пронзили серии ярких импульсов энергии, которые безошибочно, что было просто не возможно, с учётом возможностей оборудования старого корвета огров, поразили приближающиеся к этому корвету смертоносные “подарки”. А вокруг кораблика внезапно вспыхнуло яркое свечение силового щита. Которого там просто не должно было быть. По крайней мере не настолько мощный.

Именно в этот раз абордажный челнок, подчиняясь общей какофонии боя, рванул в атаку. Прикрытый пламенем и обломками от взрывов торпед. Он продавил силовое поле, подлетел к корме корвета, щёлкнул магнитными шипами и, врезаясь в борт, после чего открыл люки. Боевые дроиды вывалились наружу, тяжело ступая по металлической “коже”, за ними рванули орки-абордажники. Всё происходило быстро, как удар молота. Прыжок… Захват… Штурм…

Но сразу стоит отметить, что весь этот план был рискован и не идеален. Торпеды совсем не дали нужного эффекта, но орудие корвета не было выведено из строя. Казалось, что оно лишь перешло в нестабильный режим. Возможно, на мостике корвета сейчас завыл сигнал тревоги, и из его глубин послышался стальной рев – аварийные перезагрузки, искры по шинам, гул старых насосов. Но, судя по всему, тот самый старый огр внутри этого маленького кораблика, на своём мостике, тоже не растерялся. Возможно, это и было частью того, что он уже знал заранее. Его орудие могло принять удар и всё же рвануть.

Тем не менее, в первые мгновения им казалось, что пираты всё же добились своего. Отвлечение сработало, и корвет дрогнул, отвлёкся и временно потерял контроль над ситуацией. Абордажники, рванувшие в люк, почувствовали вкус металла и испарений – запах выполняемой работы. На “Сломанном Клыке” раздался одобрительный рык капитана. Риск принес результат.

Но это была только первая сцена в спектакле, который мог обернуться любой картиной – от триумфа до катастрофы. И в этот момент все понимали, что настоящий бой только начинается, и старый корвет, каким бы древним и малым он ни был, всё ещё был способен причинить немало боли, если найдёт в себе последний, смертельный рык.

На мостике пиратского крейсера ещё звучал смех, кто-то даже позволил себе ударить по панели кулаком, воскликнув, что старый корвет “сдох” после удара торпед. Даже если подрыв был поблизости от корпуса этого кораблика. В ангаре уже начали раскручивать бочки с самогоном, а капитан, хмуро усмехнувшись, поднял руку, будто примериваясь, какую награду получит за столь “дешёвую” добычу. Даже на абордажном челноке бойцы переглянулись между собой. Они даже зашумели, стучали по броне сапогами, готовясь ворваться внутрь корабля – жертвы и резать, ломать, грабить.

Именно в этот момент нос корвета озарился внезапным, диким сиянием. Не привычным мягким светом перегрева или искрящейся аварии, а слепящим, как если бы в пустоте распахнули двери в самое сердце звезды. Из острого “лезвия” его корпуса, там, где секунду назад должны были появиться следы повреждений, внезапно прорезался бело-голубой жгут энергии, который в долю мгновения разросся в ослепительную вспышку. Пространство дрогнуло, вакуум будто затрещал – и вспыхнул плазменный импульс.

Он не летел медленно – не имел привычной массы снаряда. Это был чистый поток энергии, раскалённый до такой степени, что сам космос дрогнул под его ударом. В одну секунду он пронзил расстояние между кораблями, словно это была тонкая бумага, и вонзился в борт “Сломанного Клыка”.

Сначала сработали щиты крейсера – сияющие купола ионизации разгорелись, вспыхнули слоями и начали гаснуть один за другим, как оборванные струны. Они держались меньше секунды. Энергия прошила защиту так, будто её и не существовало. Затем – броня. Толстые листы, рассчитанные держать удар торпед и даже прямое попадание орудий батарей эсминца, плавились, как масло под раскалённым клинком.

Корпус крейсера содрогнулся, когда жгут энергии рассёк его по диагонали, от верхней носовой части до нижней кормовой секции. Металл раскалялся и трескался, в местах разлома изнутри рвались клубы воздуха и огня, клоки раскалённого обшивочного сплава разлетались веером. Корабль был разрезан наискось, словно неуклюжий зверь под ударом охотничьего меча.

И удар оказался не просто резом. Луч задел артиллерийские погреба. На миг воцарилась тишина – а потом, словно сам космос застонал, когда произошла детонация. Башни главного калибра рванули наружу, выбросив в пространство гигантские куски брони и горящие снаряды. Волна вторичных взрывов пробежала по обеим половинам корабля, довершая разрушение.

“Сломанный Клык”, ещё секунду назад – гордый хищник длиной в семьсот метров, превратился в два перекошенных обломка, из которых фонтанами рвалось пламя и металлический мусор. И всё это растворялось в пустоте, пока огромные куски корпуса, вращаясь, разлетались прочь, оставляя за собой клубящиеся облака газа. И сам только вид этого зрелища сковал всех выживших.

На выпущенных ранее москитах, тех самых тяжёлых истребителях с торпедными модулями – пилоты в ужасе застыли в своих креслах. Радость и уверенность исчезли, уступив место ледяному ужасу. Один из операторов сдавленно выдохнул, а другой стиснул штурвал так, что побелели костяшки пальцев. Они понимали, что всё то, что сейчас уничтожило тяжёлый крейсер, могло раздавить их кораблики без малейших усилий. Их горло сжало осознание, что они – пешки, оставшиеся без короля.

Но хуже всего пришлось тем, кто был в абордажном челноке. Они успели закрепить переходной шлюз, даже открыть люк, и ворваться внутрь корвета, думая, что он уже на грани гибели. А потом… Раздались сирены. Тяжёлые, утробные, предостерегающие. Свет в коридорах мигнул кроваво-красным. И прямо перед ними, в отсеке, куда они ворвались, тяжёлые панели корпуса разошлись, как створки пещеры.

Там, где ожидали увидеть шлюзовые замки и пустые переходы, медленно выдвинулась массивная четырёхствольная турель. Чудовище из тёмного металла, усеянное проводкой, мигающими сенсорами и тяжёлыми силовыми кабелями. Стволы вращались с хищным урчанием, на их торцах вспыхивали заряды энергии. Каждая из четырёх глоток этой пушки светилась практически тем же бело-голубым сиянием, что только что разрубило их крейсер.

Абордажники замерли на месте в ужасе. Кто-то выронил оружие… Кто-то выдохнул хрипло, не веря своим глазам… Даже боевые дроиды, сканируя мощность сигнатур, дали отчёт, который стиснул сердца всех присутствующих:

“Уровень огневой мощности – эквивалент противомоскитного пояса тяжёлого корвета. Вероятность выживания – менее трёх процентов.”

В этот миг до них дошло, что они не победители… Они – жертвы. Их заманили в ловушку, показали кость, заставили броситься на неё. А теперь зверь развернулся к ним с раскрытой пастью. И тишину шлюзового отсека прорезал слегка визгливый гул зарядки раскручивающейся турели, предвестник скорой казни…

В тишине космоса, нарушаемой только паническим дыханием пилотов и мерным гулом работающих систем, казалось, что время тянется вязко, словно смола. Но смерть всегда приходит неожиданно – быстро, беспощадно, не оставляя ни секунды для обдумывания.

Первым обречённым оказался пилот одного из тяжёлых москитов. Он пытался увести машину в сторону, включил маневровые двигатели, нервно выжимал рукоятки управления. Но в этот момент на борту “Трояна” словно открылся ещё один глаз хищника. Из боковой панели корпуса выдвинулась скрытая ранее турель пульсара. Она выглядела обманчиво просто – короткий блок из тёмного металла, пара сенсорных линз, тонкие контуры охлаждающих колец. Но её злобная сущность проявилась в ту же секунду, когда ствол засветился ярко-белым.

Разряд сорвался почти мгновенно. Для глаза это было похоже на многократную вспышку молнии, впившейся в пустоту. Пилот москита успел только вскрикнуть, когда импульс сшиб его машину с траектории, зацепив подвеску с торпедой под брюхом кораблика.

Торпеда мигнула тревожным красным – и через долю секунды разорвалась. Взрыв был слишком близко к кабине этого маленького кораблика. И огненный шар в двадцать метров накрыл корпус москита, просто испепелив его. Мелкие обломки, оплавленные этим разрушительным пламенем, закружились в пустоте, оставляя за собой длинный след из обугленных кусков обшивки. Крик пилота так и не завершился – он растворился вместе с его машиной.

Второй пилот увидел это. И всё его бахвальство, вся бравада, которой он кичился перед стартом, рассыпалась в прах. Панель управления запотела от его дыхания, пальцы дрожали на тумблерах. Он понял – сопротивляться бесполезно. Тот самый корвет, который они считали ржавым ломом, оказался машиной смерти. И потому он дрожащим голосом активировал канал связи, бросая крик в эфир:

– Сдаюсь! Я сдаюсь! Не стреляй! Прошу!

Система распознала капитуляцию, и трансляция символов сдачи пошла по открытому каналу, мигнули аварийные огни на корпусе москита. Машина замерла, словно осознав, что её жизнь зависит от того, насколько искренне её хозяин готов склониться перед волей врага.

Но абордажникам в челноке повезло меньше. В шлюзовой камере “Трояна” та самая турель, подобная зверю, затаившемуся в логове, уже завершила свою зарядку. Даже не смотря на то, что абордажники всё же попытались продавить защиту, чтобы уничтожить это смертоносное устройство. Четыре ствола пульсара вращались с низким гулом, и каждый миг обещал раскат грома. Бойцы, в панике переглянулись… Кто-то попытался поднять руки… Кто-то крикнул о сдаче… Но все эти слова захлебнулись в реве энергии. И мгновением позже в них ударила волна импульсов.

Первый залп был похож на лавину молний, обрушившуюся прямо в проход. Металл челнока, броня дроидов, живые тела – всё смешалось в одном месиве искр и крови. Электромагнитная волна прожигала доспехи, ломала конструкции, разрывала плоть. Те, кто стоял впереди, даже не успели понять, что произошло – их тела вспыхнули, как сухая солома под пламенем.

Дроиды в ответ попытались поднять щиты, активировать встроенные орудия, но импульсный шквал смёл и их. Без какой-либо пощады. Контуры их защиты перегорели мгновенно, а бронированные корпуса дроидов разлетелись клочьями, словно игрушки. Орки, оказавшиеся позади, закричали, но второй залп настиг их раньше, чем хоть кто-то успел добежать до укрытия.

Коридор превратился в адскую печь. Запах горелой плоти и раскалённого металла заполнил шлюз. Красное мерцание аварийных ламп переплелось с бело-синими вспышками пульсара, и всё это слилось в картину абсолютного уничтожения.

Когда орудие замолкло, в шлюзовом отсеке остались лишь обугленные тела, оплавленные фрагменты брони и дымящиеся обломки боевых дроидов. Ни один абордажник не выжил. И тишина, наступившая после этого побоища, была куда страшнее выстрелов.

А на “Трояне” это скорострельное орудие втянулось обратно, словно насытившийся зверь, спрятавший клыки. А в эфире звенело только тяжёлое дыхание того самого второго пилота “москита”, который понял, что жив остался лишь потому, что признал поражение.

В грузовом отсеке корвета стояла тишина, нарушаемая лишь монотонным жужжанием ремонтных дроидов, которые, действуя с точностью и скоростью, словно давно отлаженный механизм, собрали решётчатую клетку из модульных секций прочного сплава. Секции словно сами находили друг друга – магнитные фиксаторы с громким щелчком сцепляли металлические прутья, формируя замкнутый объём. Пилота, ещё не успевшего до конца осознать своё положение, втолкнули внутрь, и перед его глазами со звоном сомкнулась дверь, запечатанная магнитным замком.

Его маленький кораблик, тот самый тяжёлый москит, был достаточно быстро втянут в трюм сразу после пленения. Вслед за ним в соседнюю нишу осторожно закрепили абордажный челнок. Дроиды, словно муравьи, тут же принялись обслуживать трофейные суда. Кто-то стыковал кабели энергопитания, кто-то устанавливали ограничительные зажимы, чтобы корпуса не повредили внутренние переборки при резких манёврах. На всех поверхностях загорелись предупреждающие огни блокировки.

Лишь после того, как трофеи были убраны, и пленник заключён в свежесваренную клетку, корвет вновь ожил – его двигатели загудели плотным басом, и корабль развернулся носом к полю дрейфующих обломков. В тактическом экране командира медленно вращались гигантские куски недавно поверженного крейсера. Одни напоминали разодранные клочья металлической ткани, другие – монолитные глыбы сплавов, покрытые светящимися трещинами.

И именно в этот момент сработала отложенная беда. Разрывные снаряды, что сдетонировали от удара высокоэнергетического луча, похоже, зацепили и реакторные зоны. Так как, внезапно, из центра искорёженной туши крейсера вырвалась ослепительная вспышка – словно яростное сердце мёртвого корабля взорвалось в последний раз. Поток энергии был настолько плотным и ярким, что на мгновение заслонил половину экрана – датчики перегорели, фильтры экстренно ушли в тёмный режим.

Один из обломков, ещё державшийся цельным, вспыхнул, как кусок бумаги в огне. Его многослойная броня не выдержала прямого удара разрядившейся энергии – металл раскалился добела, разошёлся трещинами и просто рассыпался на искры, уносимые вакуумом. Второй же, более массивный кусок, принял на себя лишь часть ударной волны, но этого хватило, чтобы нарушить его равновесие. Сначала он медленно повернулся вокруг оси, потом всё быстрее и быстрее стал уходить в неуправляемое вращение. На его поверхности появились чёрные ожоги – места, где близкий взрыв сжёг наружные слои защиты, оставив лишь угольные пятна.

А тот самый корвет, наблюдавший за этим зрелищем с безопасной дистанции, выглядел хищно спокойным, словно зверь, уже насытившийся добычей, но всё ещё готовый добить то, что шевельнётся. Внутри же трюма, в металлической клетке, пленённый пират впервые позволил себе отчётливо осознать, что всё, что он считал силой и преимуществом своего корабля, обратилось в прах. Его крейсер-носитель, с которого он не один десяток раз вылетал на полноценные боевые действия, теперь дрейфовал, расколотый и уничтоженный. Его товарищи – мертвы. Он остался один, и теперь зависел от милости тех, кто столь хладнокровно разнёс их “непобедимый” корабль.