Тяжёлая реальность-3. Нестандартное мышление

Воплощение планов

Ночь лежала над причалом как чёрная кожа. Трубы станции шипели, и в этом шипении слышался не только механический голос – слышался и старинный ритм торговли. Кирилл вышел на платформу, чтобы дать глазам отдохнуть от холодного свечения консоли, и лёгкий ветер принёс запах машинного масла, смолы и чего-то сладковато-горького, что оставляют на руках долгие часы работы в доках. Над его головой, точно палки старого дерева в заброшенной мастерской, тянулись манипуляторы – длинные, суставчатые, с полупрозрачными канатами и крючьями, которые, казалось, спали во сне, но могли проснуться мгновенно. Они свисали с потолков ангара, и каждая такая “рука” висела в своей ниши тёмного света, и в их жестах была какая-то театральность. Мощь, готовая принять роль, если кто-то даст жест.

Дежурный гоблин – сутулый, с глазами, как у ночной мыши, величаво растянулся на своей лежанки за управляющим пультом и, едва приподнявшись, пожал плечами так, как жалуют плечи люди, для которых в жизни нет ничего, кроме привычки:

– Грузовые модули. – Ответил он тихо, с той ленивой непринуждённостью, что встречается у тех, кто толкал тонны железа и видел весь разговор с металлом. – Берут тяжесть, таскают контейнеры, таскают и всё. Аренда – дёшево. Краны есть. Берёшь – и тянешь.

В словах его не было ни рвения, ни совета – только признание бытия вещей. Кирилл вгляделся в манипуляторы. Суставы… Резьбы… Кабели… Остатки светящихся сигнальных маркеров… И даже выгоревшие наклейки с кодами… И в этом созерцании вдруг прозвучала мысль, простая, как искра:

“А что если…” – И дальше длинная вереница образов, почему бы и нет. Он обошёл причал кругом, почувствовав под ногами вибрацию массивного железа. Манипуляторы висели над двумя корпусами, словно готовые руки, готовые подхватить и передать тяжесть. Казалось, они предназначены именно для этого – переносить грузы, крупные модули, обшивки. Они имели гибкие сочленения, позволяющие им облетать выступы, и каждый их “палец” был покрыт нагаром и пятнами, которые рассказывали историю тысяч подъёмов и опусканий. Кирилл представил их в деле. Большие руки высотой в ангар, медленные и уверенные, как старые слоны, и мысль о том, чтобы заставить их сыграть на его стороне, грела его как маленькое солнце.

Он вернулся к гоблину и расспросил немного – не по-инженерному, а по-человечески. Кто ими пользуется? Как часто? Кто платит? И что нужно, чтобы их арендовать? Гоблин лениво провёл пальцем по металлическим кольцам на рукаве:

– Давай империал, получай пароль – и они твои на сутки. Тут у нас всякая мелочь. Кто-то перевозит двигатели… Кто-то – станки… Кто-то – даже клетки с “сломанными” жрецами. Никто не посягает на машину, если платишь и оставляешь оплату у заведующего ангара.

Слова его были как крючок. Никакого официоза, всё по-простой торговой канве.

Сначала Кирилл задумчиво обошёл площадку ещё раз. В тенях, у бокса с запчастями, толпились какие-то ремесленники с фонариками, зажатыми чуть ли не в зубах, и их лица были похожи на штампы. Каждый весьма пристально следил за жизнью своих рук. Он увидел, как над одним из манипуляторов висит тара, обмотанная тряпкой, что явно было отпечатком старых работ. Он видел места крепления, рельсы для передвижения, выключатели с забитой краской. Это была не какая-то священная машина. Это был рабочий инструмент. Заурядный и надёжный.

Мысль о том, что эти “нежные” руки ангара смогут заменить громоздких пустотных дроидов – словно музыка, неожиданная и сладкая – разлилась у него по позвоночнику. Он не искал легкого пути, но он искал умный путь. Если механизмы больших манипуляторов могли бы взять на себя тяжесть, если их “пальцы” могли бы аккуратно задать модулю нужную дугу перемещения, то зачем звать на помощь гигантских пауков-дроидов, шумных и заметных, которые точно привлекут “лишние” и никому не нужные взгляды и вопросы? Лучше – действовать как тень, и использовать то, что уже здесь имеется, прямо под поверхностью стен и перекрытий причального ангара. Но он знал, что мысль хороша, пока она – мысль. А превращать её в дело – это совсем иная совокупность видимых и невидимых препятствий.

Он вернулся в ангар, где свет над рабочими местами был жёлтым и густым, и рассказал о находке Сейрион. Вид её был непроницаем. В глазах – холод, и в голосе – то же презрение, что он видел раньше.

“Эльфы не смешивают рутинное с искусством машины.” – Подумал он, читая по её губам возражение. Она выслушала, но не изменила интонации:

– Если ты собираешься использовать окружающие “руки” – помни о том, что это компромисс. Они грубы и непредсказуемы. Они шумят. Они оставляют следы, которые не стёрешь одним щелчком.

Она называла вещи своими именами, как тот, кто знает цену каждой операции на мостике флагмана. Потом и ИИ корвета, который оставался с ними, тихо присоединился к разговору. Его тон был мягок, но вычислительно точен. Он мог “видеть” эти манипуляторы изнутри своей сети – их рабочие циклы, расписания, малые сбои, текущую температуру шарниров. И, что важнее, он видел скрытые логфайлы аренды. Кто обычно их вызывает… Когда они поднимают “особенные” грузы, и какие профили доступа у сторожа… Кремовый свет консолей отражался в его показаниях, и из цифр рождалась ещё одна, более прагматическая мысль:

– Мы можем обойтись ими, но придётся делать многое вручную и перешивать записи. Это дольше, и это требует ловкости, но это также делает воплощение наших планов тише.

Кирилл улыбнулся этой мысли – не потому, что считал её простой, а потому, что она подтверждала древнюю смекалку:

“Голь на выдумке хитра.”

В его голове буквально “зазвучали” картинки – не схемы и не инструкции, а полноценные сцены. Два ржавых манипулятора, лениво вытаскивающих эльфийский модуль из донорского корвета… Тонкие “руки” эльфийских дроидов быстро латали хрупкие разъёмы… Огровские “крагеры” смахивали пыль и помогали при первой грубой подгонке… Сейрион стояла над консолью, как дирижёр, и задавала тон… ИИ держал счёт, не позволяя шуму систем выскочить наружу… И весь ангар работал, как живой организм, с манипуляторами в роли гигантских мускулов.

Он осмотрел манипуляторы внимательнее, вложил в них не инженерные операции, а человеческую интуицию. Он заметил, что у каждого “пальца” есть петля, вблизи – точка, где можно подхватить, а не захватить. Увидел, как рельсы надголовы позволяют рукам облетать сложные корпуса. Понял, что их движения не тихи, но в ночи их звук станет частью общего гула станции. Он отметил, что огровские дроиды, хоть и грубы, могут исполнять работу, когда надо резко и мощно, а эльфийские – тонкую долю. Запчасти… Штекера… Тонкую юстировку…

И вот, почти безмолвно, он принял решение, но не техническое, а именно решение духа. Он не будет он тянуть на площадку чужих пауков-инженеров, не будет он светить громоздким оборудованием. Он возьмёт то, что даёт ему станция, и сделает из этого инструмент. Он будет просить манипуляторы о помощи как туфля просит ногу – чтобы нещадно держать, но не давить. И при этом он будет аккуратен с записями, не потому, что верит в честность доков, а потому что лишний звук – это приглашение лишних глаз.

Внутри ангара всё это обсуждали не в словах инструкции, а в ритмах. ИИ корвета показывал возможные окна аренды, Сейрион указывала на “опасные” места, где надо внимать шуму, а Кирилл планировал не “как”, а “когда” и “кто” – кого поставить у рычага, у кого будут руки, а кто будет ждать на удалении. Он выбирал людей, кому доверяет, а не оборудование, которое может сдать их на свет.

И в этой тишине он услышал ещё одну мысль – страх и надежду в одном. Лучше работать с тем, что вокруг тебя, чем звать чужих, чьи шаги оставят отпечаток в судьбах. Манипуляторы над головой – старые, с выцветшими наклейками, с жилками, в которых текли тысячи поднятий – стали для него не просто железом, а ухваткой, росчерком судеб, инструментом, что может, при умелом обращении, перенести их будущее из рук Империи в их собственные ладони.

Ночь текла, и он вернулся в рубку к консолям, где ИИ и Сейрион уже собрали карты работ. Сердце его билось спокойно. Решение принято не потому, что это было легко, а потому, что это было возможно в его мире. Манипуляторы не были ответом на техническую проблему. Они были символом того, что иногда лучшие руки – те, что уже висят над тобой.

Ночь в ангарах развернулась как чёрный свиток, и четыре дроида – два тонких, почти ювелирных у эльфийского корвета, и две грубых, тяжёлых машины у огровского – ожили одновременно, будто по чьему-то невидимому взмаху. Они были похожи на механических пауков. Корпуса их сидели низко, ножки-суставы располагались словно ноги у древней паучихи, только каждая “нога” не шевелила паутину, а держала в себе силу гидравлики и плотно сжатого воздуха. Разница поколений шла сразу по манере движения. Эльфийские дроиды ступали плавно, как лезвия по нотной строке, огровские же двигались более резко, немного нервными толчками, с рокотом, как молоты, что бьют по наковальне.

Когда Кирилл отдал распоряжение – не как инженер, а как дирижёр. И механизмы завели синхронную симфонию. Сначала легкие щелчки многочисленных реле, затем – низкий гудок вытяжки, и механическая поступь наполнила пространство. Эльфийские “паучки” слегка подпрыгивали. Их тонкие манипуляторы распрямлялись, словно кисти музыкантов, и они аккуратно касались бронеплит. Их движения были почти интимны. Словно они старались не хватать, а приглаживать металл. Ласкать шов, где металл держит шрам. В их поведении всё было выверено. Попытки не давать трещин… Звуки – шелест, едва ощутимый, как дыхание ткани.

У огровских машин была другая музыка. Гидроцилиндры вздыхали. Суставы скрипели. И когда они подходили к плите, воздух дрожал. Их манипуляторы были широкие, с клешнями, и при их прикосновении металл отозвался глубоким, бархатистым озоном. Они не работали аккуратно. Они выигрывали борьбу с ржавчиной, выдергивали старые крепления, сдвигали с места пластины, как скалы с обрыва. Но в этой грубости была тоже красота. Каждая плита, подчинившись их мощи, снималась не с насилием, а с признанием старости. Как будто корабль сам готовился отдать свою броню и лечь на новый путь.

Плиты внешнего броневого пояса снимали по очереди, но шли в одном ритме. Сначала эльфийские дроиды проводили световую линию по шву, сканировали и “читали” структуру, затем огровские подходили и, переведя тяжесть, сдвигали панель. Наконец, тонкие щупальца эльфийских механизмов подхватывали край, и массивная клешня огров аккуратно передавала груз, как двухметровый балетный пас. Каждый элемент брали, не как бесформенный кусок, а как меморию, памятный артефакт, и укладывали его между кораблями.

Так между двумя суднами, разными по росту и манере, рождалась полоса – прослойка из бронеплит, уложенных одна к другой, как ступени на странной лестнице. Сначала внизу, у самой палубы огровского корпуса, ложились тяжёлые, тяжко вырубленные плиты. Над ними – более тонкие, серебристые части, снятые с корпуса корвета эльфов. И, шаг за шагом, между двумя мирами образовывался этакий мост из металла. Не просто проход, а приглашение:

“Приди и… Иди дальше…”

Кирилл наблюдал, как эта полоса становится ровнее, как грань каждой пластины подгоняется под соседнюю, и думал о том, что люди его племени назвали бы это искусством. Соединение разных тел в единое целое, ручная работа, где каждая деталь подобрана под вес и даже тон.

Звук складывания бронеплиты был особенным. Сначала лёгкий стук… Затем мягкое поскрипывание… И наконец щелчок замка-фиксатора. Это был не звук разрыва, а звук приёма. Дроиды накладывали проставки – кусочки резины и амортизаторов – между плитами, чтобы мост не стал простой линией холодной стали, а приобрёл определённую гибкость. Эти прокладки не были описаны в технических документах, они находились в инстинкте машин. Эльфийские дроиды аккуратно втыкали их тонкими щупальцами, огровские подбрасывали и выпускали гидроцилиндр на долю миллиметра – и плита ложилась идеально.

Нельзя было не заметить контраста. Эльфийский корвет – стройный, почти хрупкий, с линиями, как у звукоряда. Его борта отбрасывали отражения, и снятые панели были тоньше, изящнее, с витиеватой гравировкой, будто они были сделаны для праздника. Огровский – грубый, массивный, с чёрными полосами сварки и глубокими царапинами. Его плиты – толстые, с остатками древней резьбы, с налётом патины. Их соседство, уложенное друг на друга, создавало визуальную гармонию – старые раны и новая кожа. Деталь за деталью.

Работа шла медленно и размеренно – не из страха, а по расчету времени и заботе. Каждый модуль был важен, каждое соединение – место, где позже пройдут провода и за ним последует жизнь. Иногда манипуляторы останавливались на мгновение – для синхронизации – и тогда в воздухе повисал звук, похожий на вдох. Кирилл чувствовал, как в груди его растёт трепет. Здесь, в этом танце машин, рождалась их надежда. Это был процесс не просто перемещения железа, а создания перехода между двумя мирами – технологическим и брутальным, современным и наименее выдающимся.

Иногда случались мелкие помехи. Один из огровских суставов заедал, в гусенице пробился искра. Один из эльфийских дроидов заменил инструмент, щуп упал и, едва касаясь пластины, зашуршал по ней как бабочка по стеклу. Тогда мастера – Кирилл, Сейрион, и ИИ – вмешивались не командами “выполнять”, а мягкими, человеческими движениями. Отключить питание… Подать другой режим… Подправить амортизатор… Эти вмешательства не были инструкцией, а заботой. Этакая смена ритма в танце.

Постепенно мост становился всё плотнее. И между кораблями, где раньше был пустой вакуум и различие стилей, теперь лежала аккуратно сложенная дорога из бронеплит. Она не была цельной по материалу, но была цельной по смыслу. Это была их временная алхимия – из легкости эльфов и тяжести огров создавали единый путь. В свете ламп узоры на эльфийских пластинах играли с грубой фактурой огровских, будто две поэзии разговаривали без слов.

К вечеру, когда работа первого этапа шла к концу, четыре дроида замерли. Плиты лежали рядом, маркированные в уме системы и в тихих метках ИИ. Мост был готов принять поток людей и приборов. Кирилл подошёл, провёл ладонью по краю одной из пластин – холодная сталь ответила лёгким звоном – и в этой ноте было всё. И усталость, и удовлетворение, и обещание будущей дороги.

Он знал – это лишь первая глава. Мост – не спасение и не обман. Это подготовка для того, что придёт позже. Но в этой ночи, среди шороха гидроцилиндров и тихого шепота обработки металла, он чувствовал, что сделал шаг вправо, к тому, чтобы собственными руками собрать дом из чужих костей и своей воли. Дроиды, уставшие, но верные, опустили манипуляторы. Их фонари потухли на долю секунды, и ангар вернулся к своему дыханию – шипению, стонам и старым песням машин.

Они работали, как цех старых часов – не по команде чересчур отвлечённых рук, а по ритму вещей, которые знали цену своего звука. Дроиды, четыре существа на ногах, двигающиеся по своим ритмам, снова ожили. Каждая их лапа была как кисть мастера, только мастера без лица и без жалости к грязи. Они не рвали, не ломали – они “снимали слои” мира, как те, кто чистит слои старой краски, чтобы найти живописную струю под ней.

Под бронёй огровского корвета и в теле эльфийского, там где раньше было только молчание и старые журналы, теперь начал звучать другой хор. Шепот кабелей, гул труб, тусклое потрескивание конденсаторов, зубчатое дыхание несущих шин. Это был мир внутренних жил корабля – маршруты, которые вели энергию, рассказывали сигналы, держали в себе старые имена и новые адреса. Дроиды спускались под “кожу” машин, как коршуны на кладбище. Их миниатюрные лампы-прожекторы вырывали в темноте полосы, и в этих полосах происходило чтение – не букв, а напряжений и отзвуков.

Эльфийские пауки подходили к проводам и словно “шептали” им что-то ласково, на своём собственном языке. Их тонкие манипуляторы не рубили, не вырывали, а аккуратно “усыпляли” нити импульса, закрывали крошечные вены энергии заглушками – не в инструкции, а в жесте. Огровские машины делали дело иначе. Они подходили со стороны металла, сдвигали старые коррозийные зажимы, вытаскивали ржавые патрубки, освобождали пространство для того, чтобы тонкие руки могли подойти и извлечь сокровище – модуль… Блок… Гиростабильную банку…

Не было ни одного подробного чертежа на виду. Всё происходило как реконструкция давно забытой песни. Руки читают по вибрациям, глаза – по отблескам, датчики – по шороху. Кабели, что держали корабль в жизни, на какое-то мгновение застывали, как струны перед тем, как запеть. Их отключали не громко – скорее, как выключают свет в театре перед уходом домой. Тихо, с уважением к сцене. Это было больше похоже на ритуал, чем на технологию. Ритуал, в котором участники знают цену каждого прикосновения.

Когда один модуль всё же поддавался, его аккуратно вынимали, укладывали на специальную платформу – простую, но выверенную – и подписывали в память ИИ меткой. “Навигатор – временная секция”, “ядро – транспорт”, “щитовой блок – в контроль” – короткие, почти священные слова. Между двумя корпусами, там где раньше был вакуум и тёмная пустота, теперь рос полноценный склад. Ряды и стопки, как могильные плиты, но не для мёртвых – для будущего. Блоки укладывались в шеренги, каждый в свой мешок, каждая упаковка – как маленькая нота в симфонии их спасения.

Запах ангара изменился. От машинного масла и старой смолы добавился аромат озона и металла, запах горячей стали, слегка сладковатый, где-то вдалеке просачивался запах горячей проволоки – но всё это было обрамлено терпкой надеждой. Свет прожекторов играл на краях блоков, отбрасывая тени, и в этих тенях стояли люди – Кирилл и Сейрион – похожие на смотрящих храм, лишь что храм их был сделан из железа и планов.

Тем временем Кирилл, ощущая весь хрупкий мир происходящего, не мог не подумать о риске. Одно неверное движение – и к ним подойдёт кто-то лишний… Один неподписанный документ – и вся станция может взволноваться. Он спустился к стене причала и, не мудрствуя лукаво, подошёл к дежурному гоблину. Мужчина поднял на него глаза, погладил бороду, будто проверяя вкус ночи, и за один империал согласился помочь – потому что в мире, где монета так же быстро меняет судьбы, как и слова, вопрос “за сколько?” решает многое.

Через некоторое время гоблин вернулся, и за ним катился старый боевой дроид – третьего поколения. Он имел гуманоидный торс на гусеницах, массивный, и даже в чём-то грозный. У него не было головы. Там, где у людей имеются глаза и мозг, у него была бронированная грудь, утыканная сенсорами и световыми щупами. На её вершине восседал роторный пулемёт, большой и безжалостный, словно корона дикого короля. Дроид двигался тяжело, гусеницы скрипели, а его броня отражала тусклый свет ангара как древний щит.

Он остановился на перекрёстке, где сходились проходы к арендованному ими причалу, и встал – не в позе, а как стена. Его силуэт, без головы и без лица, казался одновременно лишённым человечности и необычайно человечным в своей роли. Он был напоминанием о том, что даже мертвые машины могут пугать живых. В его груди зажглись два глаза-датчика, и оттуда пошёл слабый, непрерывный писк – как сердце, что проснулось.

Соседи по доку сначала посмотрели из тени. Все эти самые разнообразные разумные, и даже местные гоблины, привыкшие видеть такие механизмы, сейчас понимали подобный намёк. Тот, кто оплатил старый дроид, завёл его сюда именно для того, чтобы сказать – здесь охраняется. Это был не просто охранник. Это было пугало и объявление в одном корпусе:

“Не подходите.”

Пулемёт, сверкающий трубами, молчал, но его присутствие говорило громче любой речи. И действительно, первые часы прошли без лишних глаз. Кто-то стушевался… Кто-то притормозил свой шаг и ушёл вглубь ангара, потому что ни один вор не любит компании, когда она приходит с рутиной старого железа.

Старый дроид, хоть и был третьего поколения, выдавал шумы, что напоминали звериный рык. Его гусеницы шевелились… Сервоприводы гудели. И в этом гуле был тот самый смысл:

“Я тут.”

Он не спрашивал, кто ты. Он просто закрывал путь, заставляя любой любопытный взгляд остановиться и подумать о выгоде прогулки. Кирилл наблюдал, как тень дроида ложится на склад, и в груди его было тихое облегчение – не от награды за мелкую подкупную услугу, а от того, что у них появилось ещё одно тонкое, механическое обещание: никто не потревожит их работу без разрешения.

Работа шла дальше. Дроиды добирались дальше внутрь корпуса, в те самые места, где жили энергетические шины, были оголены и временно изолированы. Коммуникационные каналы, что держали в себе старые сообщения, стали неподвижными кабелями в связках. Разъёмы – аккуратно увенчанные заглушками – в один момент потеряли свою функцией “трансляции” и превратились в молчащие узлы склада. Каждый кабель, каждая пара проводов, каждое плетение получали бирку и надпись, как будто в музее технических памятников. “Левый шлейф, питание”, “оптическая магистраль”, “сигнальная пара”. Это была не инструкция, это были имена, данные вещам, чтобы потом их не потерять.

Никаких подробных методик, никаких руководств – только жесты, внимание и метки. И когда очередная ночь переходила в утро, склад между двумя кораблями уже жил своей жизнью. Ряды модулей, аккуратно уложенные плиты, пакеты с проводами, и в центре – пульсирующая фигура старого дроида, которая смотрела в сторону входа, готовая прогнать любого, кто зайдёт в это место без особой на то нужды, и тем более без приглашения.

Кирилл понимал – в этой тишине, в этих бирках и в этом старом железе – они сотворили себе временное убежище, и пока дроид на перекрёстке молчал, шанс на то, что их план срастётся, оставался жив. Он подошёл к одному из модулей, положил руку на холодный металл – и в этой простоте чувствовал, что прошёл полпути. Всё это оборудование у них… План у них… И теперь есть даже страж, старый как мир, чтобы не пустить лишних разумных на охраняемую территорию…

Под бронёй, там, где корабль дышит глубже всего, началось настоящее раскрытие – как если бы старое тело медленно приоткрыло грудь, чтобы показать то, что было в нём спрятано всю жизнь. Дроиды опустились в эту полость, ползли по рёбрам и шинам, их лампы заостряли тёмные углы в линзы света. Их движения были уже не столько механикой, сколько полноценным обрядом – осторожным, испуганно-деликатным, потому что внутри всё ещё хранились остатки не чужой, а прожитой истории.

И вот, почти как две громадные сигары, в глубине кормовой ниши лежали двигатели корвета огров. Тяжелые, округлые, в чёрной патинообразной коже металла – они казались колоссами, у которых были собственные шрамы. Кольца сварки… Наплывы… Следы от инструментов… Круги, где кто-то когда-то долбил по ним отчаянно и, возможно, даже… С любовью… Они хранили в себе древнюю привычку работать в насилии и толкать массы в плотные пространства. Их запах – смесь смолы, горячей магмы металла и старой нефти – щекотал ноздри, и где-то глубже в корпусе их дыхание ещё было слышно, как далёкое урчание спящего зверя.

Эльфийские двигатели же – совсем другая стихия. Они лежали в донорской машине как струны в смычке. Тонкие по корпусу, аккуратно обшитые, с рёбрами и лентами, которые казались сплетением света. Их поверхность не рвала глаз, она шептала – хранила малую, почти священную экономию пространства и энергии. Когда ИИ корвета вкрадчиво просканировал объёмы, его ответ прозвучал сухо, но значимо:

– Эти современные узлы занимают существенно меньше объёма на оси тяги. Разница в базовом объёме составляет порядка… – И он привёл число, которое для Кирилла было музыкой. Так как он понял, что освобождается место, которое позволит разместить дополнительные, более тяжёлые и мощные двигатели, как минимум два, что дадут прирост скорости порядка двадцати-тридцати процентов. Это было не обещание, а расчёт – и в тоне машины слышалась та самая уверенность, что приходит от точных цифр, оттого и звучащая так убедительно.

После осмысления такой информации, Кирилл некоторое время просто стоял, и в груди у него стучало холодное любопытство. Перед ним были два класса разных двигателей – как два языка, как две поэзии. Дроиды, по его приказу, не суетились. Они работали по ритму, как колокольни. Эльфийские “паучки” подходили первыми – тонкими щупальцами они проводили по швам, “читая” структуру, и вынимали маленькие крепления, аккуратно помечая каждый элемент. Огровские – массивные и прямо-таки суровые – взяли на себя роль строгих грузчиков. Сдвигали, поддерживали массу, не щадя пыли и ржавчины.

Когда пришло время вытаскивать старые “сигары”, манипуляторы над головой заработали, словно пробудившиеся пальцы гиганта. Их суставы застонали, канаты натянулись, и плавным, почти величественным движением зверь-механизм подхватил первый двигатель. Он не был взят “на рывок” – это была синхронная операция. Одна рука обхватывала бок корпуса, другая подхватывала его центр тяжести, и гусеницы огровского дроида помогали направлять этот груз, как если бы они несли сундук с драгоценностями, а вовсе не отработанное железо. Двигатель вывели наружу, и теперь он свисал над платформой и, отбрасывая тень, выглядел как отрезанный кусок старого мира.

Кирилл наблюдал, как аккуратно укладывают этого многометрового гиганта в отведённый ряд склада между кораблями. Не просто бросили, а уложили как реликвию. ИИ тем временем подсчитал:

“Вес и габариты снятого узла – соответствуют. Освобождён объём в отсеке – четырнадцать процентов от первоначального пространства. Пространство доступно для двух дополнительных агрегатов среднего класса.”

Эти “слова” машины звучали как открытая дверь. Дальше начался обратный акт. На место удалённой сигары подали эльфийский двигатель. Он выглядел как маленький стих в скупо очерченных линиях корпуса. Изящно, экономно размещённый, с множеством модулей, аккуратно сложенных вокруг центральной “трубы”, где жил разум. Манипуляторы опустили его, эльфийские дроиды проводили тонкую юстировку – не “затягивать болт”, а “садить” механизм в новую нишу, как садовник ставит редкий камень в клумбу. ИИ следил за зазором, за выравниванием, за тем, чтобы ничего не натыкалось на старые рёбра рамы. Огровские машины позаботились о грубой посадке – чтобы ничто не шевелилось, и чтобы массивный корпус держал новый агрегат как плечо под шлемом.

По мере того, как один за другим современные узлы “втыкались” на новые места, между левым и правым бортом кормовой части появлялось свободное пространство – плоскость, куда можно было бы поставить ещё парочку двигателей. Эта мысль сама по себе была как росток огурца в сухой земле. Она обещала плод. Кирилл чувствовал, как планы складываются в его голове в чёткую картину. Два дополнительных двигателя – и этот клин корабля огров станет не просто тяжеловесом, но и быстрым клинком, машина сможет ускоряться, уходить в уклон, забегать на прыжке дальше и дольше.

Вся операция выглядела не как грубая замена деталей, а как хирургическая мистерия. Никто не записывал здесь шагов в виде сухих команд, но каждый жест был инструкцией доверия. Куда сносить старое… Куда укладывать новое… Как подстраховать нечёткую посадку, чтобы в дальнейшем не услышать треска металла при первом же старте… Дроиды, будто живые, передавали груз друг другу. Один держал, второй подталкивал, третий фиксировал – и это трёхчастное действо походило на старую ритуальную песню крана и гайки.

Вокруг было мало слов. Сейрион наблюдала с холодной сосредоточенностью. Ей не нравилась мысль скрещивать их технологию с грубой плотью огровского корпуса, но её пальцы, точные и неумолимые, делали работу лучше всяких торговых дуэлей. Она проверяла интерфейсы, сопоставляла сигнатуры, в словах её скрывался тонкий протест – не против необходимости, а против потери чистоты – и в то же время именно её умение позволило “посадить” на выбранное для этого место эльфийский агрегат так, чтобы он говорил языком старой брони. Но более эффективно.

Когда последние современные двигатели заняли свои места, и когда старые “сигары” были уложены в ряд как доспехи ветерана, ИИ тихо сообщил результаты первичного расчёта:

“Прирост теоретической тяги по совокупности составит ориентировочно двадцать – тридцать процентов при оптимальном управлении тяговыми векторами и корректно настроенных адаптерах. Запланировать финальный стресс-тест.”

Для Кирилла эти слова были подтверждением надежды. Не фантазия, а возможность. Пока дроиды приводили в порядок стыки и прокладывали временные кабель-буксы, пока что без подробных инструкций – просто заглушки и промаркировки, Кирилл подошёл к кромке кормы и посмотрел на мост из уложенных бронеплит, на ряд вновь освобождённых ниш и на те полотна света, где стояли новые агрегаты, и в этой картине он увидел себя. Не просто удачливого вора, но архитектора будущего своего пути. Воздух был пропитан запахом горячего металла и надежды. В этом запахе лежало обещание – быстрее, тише, дальше. И дроиды продолжали свой методичный труд, не спеша и не торопясь – как если бы на кону была не одна жизнь, а целая возможность ускользнуть от тех, кто ищет следы…

…………

Кирилл стоял у открытой ранки корабля, и в толще огровской брони мерцали контуры новых, только что посаженных эльфийских агрегатов. В свете прожекторов хромированная кожа современных движков бросала зеркальные всполохи на грубую чешую старого корпуса – и эта встреча двух эстетик произвела на него не только практическое впечатление, но и некое художественное. Ему уже не хотелось просто механически заменить, ему хотелось сделать так, чтобы это “существо”, фактически созданное их усилиями существо, жило дольше, двигалось дальше, и как можно “мягче”. И потому мысль о дополнительной защите витала в его голове, как тихая молитва.

Он думал о том, как тонкая, почти изящная броня эльфов – та, что по отдельности казалась бы уязвимой рядом с монументальной бронёй огров – могла бы стать вторым дыханием для уязвимых мест. Над панелями, где в ритме битвы стыки первыми разбалтываются… Вокруг критических модулей, чья смерть приносит кораблю редкий, но смертельный шок… Не весь корпус. Не пафосно и не демонстративно. Он видел это как интимный жест. Наложить поверх старого шва тонкий, но упорный панцирь, как накладывают лепешку за лепешкой, чтобы дыхание ветра не сорвало кровлю.

В воображении это выглядело так. Эльфийская “кожа” – лёгкая, словно ткань – ложится вторым слоем под грубую плиту, и между ними остаётся пространство как между кожей и бронёй у древнего зверя. В этом промежутке можно было представить мягкую подушку. Не для механики, а именно для того, чтобы удар, что прорвал бы внешний щит, раскололся на волны и остывал раньше, чем достигнет сердца. В этом образе Кирилл слышал музыку – не электрическую, а звуки закрывающегося окна, стук ладони по доске, шорох защиты.

Сейрион, молча наблюдая за всем этим, недовольно хмурилась. Её культура учила, что броня – это ритуал, и что смешивать стили – значит преломлять стихии. Она говорила строго, с ледяным достоинством:

– Второй слой должен быть не выставкой, а тайной. Он не должен кричать о себе в эфир… Он должен шептать, и лишь тогда он спасёт.

В её голосе не было технического перечисления – было лишь требование меры:

“Не делай из корабля зал для пиршества, делай из него убежище.”

ИИ корвета, вежливый и бессердечный, считал и предлагал все возможные изменения в абстрактных величинах. Где на корпусе рационально создать “зоны снижения риска”… Сколько поверхностей требуют дополнительной прослойки… И каких “свойств” этой прослойке следовало бы приписать – упругость, рассеиваемость, тонкое укрытие… Но все эти слова звучали у Кирилла как ноты, которые он мог принять, отвергнуть или переписать. Он понимал одну простую вещь. В бою не всегда выигрывает тот, кто сильнее – часто выигрывает тот, кто живее в изломах.

Параллельно в его голове появилась мысль о баках – не как о техничной детали, а как о лёгкой страховке дороги:

“А что, если корабль сможет дольше плыть, не искать пристани?”

В его воображении баки – это не просто ёмкости, а лёгкие, как те самые мешки у далёких караванов, что хранят воду и провиант в долгой дороге. Он видел их увеличенными не столько физически, сколько вместительными. Продуманные полости, дополнительные “карманы”, которые позволяли растянуть маршрут, не обвешивая судно лишним, не делая его громоздким. Сейрион снова морщилась:

– Топливо – это не только дальность. Топливо – это след в системе поставок. Больше баков – это больше вопросов.

И здесь, между эстетикой и математикой риска, он окунулся в сеть станционной биржи. Не чтобы копать по каталогам и тянуть за собой технические детали, а чтобы почувствовать ритм торговли, послушать, какие имена всплывают, какие кричалки объявлений рисуют карты поставщиков. ИИ помогал – не перечисляя номера моделей, а выстраивая намёки. Вроде “иные двигатели имеют профиль меньшего объёма при высокой плотности тяги… “есть предложения на рынке, где покупают корпуса без публикации, но у них – шлейф вопросов”… Эти фразы были как блики на воде. И знать их – не то, что иметь чертёж. Но это давало направление, куда они могут идти и чего им заранее следует опасаться.

Кирилл обдумывал дальность и скорость будущих перелётов не как инженер, а как тот, кто пишет путевой дневник:

“Если мы увеличим “карманы” для топлива – то станем редкими прохожими на торговых путях. Если добавим тягу выше – мы прорвёмся дальше. Туда, где шумы станций меньше.”

И в его воображении возникла та самая карта. Ночные коридоры между звёздами, где можно скрываться среди обломков. И слабо изученные пути, где нет бдительных сетей, лишь случаи случайных встреч. И именно там их новый гибрид мог бы пройти. Но он придавал значение не цифрам, а последствиям. Больше топлива – больше независимости, но и больше запасов, о которых спросят. Больше скорости – больше шанса уйти от преследования, но и потенциально больше внимания в момент старта.

Всюду в его мыслях слышалась Сейрион – не как препятствие, а как вогнутая зеркальная плита, встревоженная и требовательная. Она говорила тихо:

– Мы можем сделать это, но делай это так, чтобы не оставлять “громких” следов. Вставь тонкое, неравнодушное укрытие. Спрячь баки в тех местах, где нет проходов датчиков. Ищи двигатели, которые внешне не раскладываются в метрики, что сканирует флот.

Сейчас она говорила не техническими терминами, а метафорами – и в них была своя собственная мудрость. Которую ему ещё предстояло усвоить.

Процесс отбора в сети для него превратился в почти ритуал. Он просматривал описания… Прислушивался к голосам торговых каналов… Чувствовал, где продают что-то с явными проблемами… Где шевелится паника… А где охотники пытаются сбить цену… Он записывал имена и намёки, откладывал в сторону тех объявлений, которые пахли ловушкой. Но он не искал “самый мощный двигатель”, он искал “голос, который подойдёт тишине”. То есть, не привлекает. Не визжит отзвуком в датчиках. А работает тихо и долго.

И вся эта работа была не только технической. Это была нравственная расправа с собой. Он знал, что чем больше он вплетёт в тело корвета современного оборудования, тем больше у него будет возможностей сбежать. Но и тем больше останется нитей, по которым можно будет потянуть их обоих. Усиление, баки, двигатели – всё это было в одном ряду. Цена свободы. Сейрион, наконец, опустила взгляд и сказала:

– Если мы делаем, то делаем всё как воровство сердца. Тихо… С уважением… И с обещанием, что не навлечём на себя новые проблемы.

Кирилл ощущал решение не как завершённый пункт, а как точку, где два пути пересеклись. Он хотел защитить модули дополнительным “шёлковым” щитом… Хотел дать кораблю дальность как у полноценного рейдера… И хотел найти тягу, что не “запоёт” на весь эфир… Но также он уже понимал и то, что для всего этого нужны осторожность, тайминг и умение прятать следы. И это знание, больше чем любое устройство, становилось их главным ресурсом в ту ночь под лампами ангара.

Сеть гудела как старый улей, и в этом гуле Кирилл слышал всё – и шёпот торговли, и скрип старых обещаний. Он прятался за стеклом своей консоли, глаза бегали по линиям, ища не мощь, а подходящую ноту. Не самый громкий двигатель Вселенной, а тот, что сможет петь тихо и долго в чужом теле.

Запросы всплывали и тонули, список объявлений складывался в электронные ведомости, как стопка пожелтевшей бумаги. И вот перед ним появились два объявления. Сухих словно корка хлеба. И в них – именно то, что он хотел найти. Два двигателя четвёртого поколения, изъятые когда-то с какого-то малого крейсера. В описании не было пафоса – только цифры, годы ухаживаний, уместные оговорки про “ремонт под заказ”, “проверены в работе”, “не для тяжёлых торговых карго” – и, главное, указание: “готовы к выводу”.

Их фотографии на экране были не броскими. Металлические корпуса – цилиндры не слишком длинные, аккуратно посаженные на транспортные рамы, с признаками ремонта здесь и там, что выдавали мягкие шрамы сварки, латки из другого металла, следы отпечатков вмешательства мастеров, что сверху ставили собственные печати, как знак гарантии. Они выглядели как два старых рыцаря. Не блистательные, но ещё способные поднять меч. Задумавшись, Кирилл более внимательно пригляделся к ним… И понял, что для их нынешнего – огровского – корвета они в теории слабы, как маленькие шлюпки у могучего дракона. Однако в его план они практически идеально подходили. Компактные… Умеренные по потреблению… Сравнительно тихие в логах… И, что важнее, они освободят место и дадут возможность разместить в дальнейшем ещё пару “дополнительных” агрегатов, когда найдутся деньги и доверие.

Продавец – тот же Трим, что продавал ему корпус корвета – вновь всплыл в списке как подпись под обоими объявлениями. Это было удобно и опасно одновременно. Удобно потому, что Трим знал, где находится товар, и ждал выгодного покупателя… Опасно потому, что сеть Трима была сетью того самого разумного, который продавал не только железо, но и слухи. Но Кирилл не хотел тянуть процесс. В его руке уже лежали монеты, и мысль о том, чтобы зарезервировать нужные ему агрегаты – сработала как курс на рассвет.

Он отправил мягкое сообщение – не конструктивное требование, а приглашение:

“Два двигателя – резерв. Оплата наличными. Заберу после вывоза корпуса. Обмен… Старые двигатели огров, как и часть модулей – на переработку.”

Трим ответил не сразу. Сначала пришёл короткий робкий сигнал, что явно свидетельствовало, что и он старается проверить того, кто заинтересовался его товаром. А затем ответил, довольно просто:

“Держу до полуночи. Платишь – отдаю. За старые модули на переработку – накину расходников для оборудования, что нужны.”

В этих формулировках чувствовалась стандартная трусость торговца. Он готов был продать и сохранить выгоду, но не искал особого риска.

Переговоры прошли тихо, почти по-стариковски. Названия сумм… Условия, кто оплатит транспортировку грузов в одну и вторую сторону… И когда это всё будет удобнее провернуть… Кирилл не хотел переплачивать – у него было ровно то, что надо. Он уже отдал пятьсот империалов за корпус, а все остальные местные деньги им были отложены на “непредвиденное”. Как следует всё осмыслив, он предложил обмен:

“Два маршевых двигателя корвета огров – на переработку и доплата за двигатели в объявлении.”

Подобный обмен показался Тримy “сладкой” сделкой. Ведь мало того, что он избавлялся от достаточно специфического, и явно “залежалого” товара, на который уже несколько раз понижал ставку. Так ещё и получает модули на переработку. С чего получит металлы, которые сам же и продаст на какую-нибудь верфь. При этом, сама подобная процедура “обмена” позволит ему даже что-то смухлевать с доходом, что также даст ему прирост выгоды. А сам Кирилл избавится от ненужного хлама, и получит нужные ему модули.

Трим фыркнул одобрительно и потребовал минуту. И явно посовещался со своим “хранителем склада”, тем самым разумным, который любил держать дела в порядке и не любил лишних глаз. Торговая анкета показала небольшую ироничную строку – “Трим любит быстрые ходы” – и в её описании был своеобразный тон:

“Если он решил так сделать, лучше не мешать.”

Вскоре пришло подтверждение. Двигатели зарезервированы… Условие – наличная оплата при передаче. Место – тот же B-14, время – предрассветный час. И обещание о помощи в погрузке, “если у тебя есть тягач”.

В голове у Кирилла тут же развернулась цепочка. Двигатели – в резерве. Старые “сигары” из огровского корвета – на склад. Обмен – как чистая сделка. Металл за металл, модуль за модуль. Он видел это как шитьё. Вынуть одно – засунуть другое. Не так, чтобы славно, а так, чтобы тихо и незаметно. Он не рассчитывал тут на героизм. Больше рассчитывал на умение договориться, и на промысл.

Параллельно он вел в уме инвентаризацию. Где разместить новые агрегаты. Какие карманы освободятся. Сколько места при этом останется. И что можно будет засунуть ещё потом. ИИ корвета, как всегда, нисколько не церемонился. Он дал “мягкую” оценку – по объему и массе эти двигатели подойдут, но “пороговые” показатели мощности будут ниже привычных для их корабля. Это означало одно. Сейчас – это усиление манёвренности и экономии, а не крылья суперскорости. Кирилл согласился, потому что его план – не доминировать в бою, а не быть пойманным в дороге и иметь запас хода.

В нужное время Трим уже был на заранее оговорённом месте. Такой же, как и раньше. Покупает лом, продаёт почти-работающее, и в его объявлении нет жалости и нет обещаний. Его склад – набор канав и коробок. Его люди – те, кто привыкли к звуку ветра в трубах. Кирилл запланировал простой обмен. И после того как дроиды и манипуляторы освободят в огровском корпусе моторы, старые сигары поставят в очередь на переплавку, а Трим доставит зарезервированные двигатели четвёртого поколения к их причалу, чтобы их можно было поставить “на просадку” на ночь перед окончательной установкой.

Он знал цену такого манёвра. В этой сделки есть холодный расчёт. Есть риск быть замеченным. Как есть шанс и что-нибудь упустить. Но ещё в этом была проза ночи – умение взять то, что есть, и превратить в запас для пути. Кирилл подтвердил резерв, отправил Тримy скан своего имеющегося двигателя – не для проверки совместимости, так как ему не нужен был этот модуль сейчас, а чтобы дать продавцу знать, что обмен возможен и что он не шутит. Потом он отправил финальное сообщение:

“Сделка. Прибуду с двумя ремонтными дроидами. Оплата наличными. Трим – привези двигатели к полуночи в сектор B-14. Я меняю твои двигатели в обмен на металлолом с доплатой.”

В этот момент его пальцы дрогнули лишь слегка – не от страха, а от того, что каждый такой шаг сокращал полосу дороги домой. Сеть в ответ дала маленькое подтверждение – строку с меткой “резерв подтверждён”, и в этом клике было столько же важности, как в слове “да” у корабельного механика. Он откинулся в кресло и позволил себе на мгновение представить, как эти два старых мотора оживут в их временном доме – не геройски, но достаточно, чтобы дать им пространство для долгой дороги. И в этом образе было и сожаление о тонком теле эльфийского корвета, и надежда, что из этой мешанины двух рас и двух эпох может выйти нечто, что не будет принадлежать к флоту никого – кроме них самих…

………..

Вскоре дроиды начали медленное, практически ритуальное, рассоединение модуля жизнеобеспечения от всех внутренних систем огровского корвета. Он выглядел как громадный, толстый цилиндр, покрытый сетью шлангов, проводов и металлических отростков, которые разбегались во все стороны, словно щупальца спрута, переплетающиеся с каждым системным сегментом корабля. Кирилл не мог избавиться от ощущения, что это “существо”, ползучее и живое, разветвляющееся, чтобы дышать всем телом судна. Отростки уходили в двигательные отсеки, к коммуникационным линиям, к энергетическим батареям – словно модуль ограждал каждый сантиметр от хаоса и разложения.

Дроиды внимательно оглядели корпус модуля, зафиксировали все точки крепления, и только потом начали аккуратно отсоединять трубопроводы и линии передачи данных, один за другим отключая каждый контакт, каждую питающую жилу. Их манипуляторы с точностью хирургического скальпеля проделывали отверстия, расцепляли зажимы, обвивали тяжёлые кабели вокруг своих “лап” и медленно выводили их наружу. Кирилл наблюдал, как один из старых огровских дроидов цеплял массивный шланг, удерживал его в воздухе, а манипулятор под потолком плавно поднимал гигантский цилиндр и перемещал его на подготовленное место между двумя кораблями.

Когда модуль был снят с корвета огров, дроиды начали тот же процесс с оборудованием эльфийского корвета – но здесь цилиндр был меньше, более аккуратный, с гладкой бронёй и серебристым блеском металлических трубок. Он не выглядел столь страшно, как его огровский “спрут”. Скорее, был точной машиной, с линиями, рассчитанными на минимальные потери энергии и удобство обслуживания. Кирилл указал дроидам аккуратно установить его на место старого модуля на раме корпуса корвета огров. Манипуляторы, привычные к грузу, плавно переместили его, затем закрепили, соединили линии питания и кислородоснабжения, проверили герметичность всех соединений.

Сам этот модуль был настоящей мини-экосистемой. Внутри него находились резервуары кислорода, системы фильтрации, антирадиационные экраны, аппараты переработки отходов. Внутренние камеры поддерживали уровень влажности и температуры, создавали циркуляцию воздуха и воду для жизнедеятельности экипажа. В каждой трубке, каждом шланге чувствовалось дыхание жизни, но это была жизнь искусственная, управляемая и упорядоченная.

Кирилл наблюдал, как дроиды подключают шины питания, сливают остатки старого кислорода, заменяют старые фильтры и запускают первичное тестирование. На экранах его консоли появлялись данные о температуре, давлении, химическом составе атмосферы, расходе воды и энергии. Всё сходилось. Этот модуль, который казался хаотичной перепутанной сетью, на деле был рассчитан на точность и выносливость, готовый обеспечить жизнь на новом корпусе.

Эльфийка же, хоть и с видимым раздражением, всё также внимательно наблюдала за процессом, проверяя линии и настройки через интерфейс корабля. Она делала пометки и давала советы ИИ, исправляя небольшие несоответствия, и хотя её опыт был ценен, ей было трудно смириться с тем, что современная эльфийская технология теперь совмещалась с грубой, но выносливой системой огров. Кирилл же лишь тихо улыбался, понимая, что это сочетание – ключ к будущему гибриду, который сможет выдержать и долгий путь, и неожиданные нагрузки, и всё это без посторонней помощи.

Манипуляторы завершили перемещение, модули заняли свои новые позиции, а дроиды вернулись на базовую точку ожидания, готовые к следующему этапу. Кирилл на мгновение остановился и посмотрел на оба корабля. На старый, обветшалый, но всё ещё по-прежнему крепкий и надёжный… И на изящный, современный, с точными линиями корпуса… Теперь их связала эта живая система, подобная искусственному спруту, который в будущем станет сердцем нового корабля – гибрида двух рас и даже двух эпох.

Дроиды продолжали аккуратную и почти ритуальную работу, методично подключая новые модули вместо снятых старых. Каждое соединение было тщательно проверено, линии энергопередачи и кислородоснабжения – проконтролированы, шланги и кабели аккуратно уложены по своим каналам. Манипуляторы под потолком, словно огромные металлические пауки, ловко поднимали тяжёлые цилиндры жизнеобеспечения, модули управления, системы связи, и точно помещали их на место, фиксируя зажимами и винтами. Дроиды проверяли герметичность соединений, прокладывали новые линии питания, подключали резервные источники энергии, чтобы не возникло сбоев во время тестов. Эльфийка контролировала процесс через интерфейс, сверяясь с чертежами и параметрами, внося корректировки там, где линии не совпадали или где кабели угрожали перекрестными помехами.

В этот момент Кирилл остановился и его взгляд невольно устремился на корпус корвета огров. Среди множества модернизированных отсеков он заметил один элемент, который невозможно было переместить или отключить. Это был странный и достаточно широкий канал, облепленный оборудованием, что не могло быть случайностью. И когда он начал выяснять подробности того, что именно это могло быть, то выяснил, что это было… Орудие… Встроенное в саму раму корабля, и проходящее через центральную ось до самой носовой части. Канал ствола был массивным, металлическим и тщательно укреплённым, и любые попытки демонтировать его приводили бы к нарушению структуры самого корпуса. Когда ИИ корвета разобрался в результатах тестирования оборудования и выдал результат, Кирилл понял, что это был мощное энергетическое орудие, вроде лазера. Возможно, даже сверхмощного, предназначенного для уничтожения кораблей, значительно превышающих по классу сам этот корвет.

Раздумывая над тем, что ему теперь делать, Кирилл подошёл ближе и провёл рукой вдоль броневых плит вокруг ствола, ощущая холод и тяжесть металла, который словно вобрал в себя годы бездействия. Как ни странно, но орудие было комплектным. Линзы орудия были установлены на свои места, их поверхности чисты и идеально выровнены, но механизм был заглушен. Принудительно. Что прямо говорило о том, что кто-то намеренно лишил корабль его главного оружия. Кирилл понимал, что если подключить реакторы на основе камней души – те же, что питали двигатели и энергоустановки корвета – и освободить канал, этот лазер сможет наносить удары, способные разрушать корабли намного большего класса. По сути, это было оружие, которое могло превратить малый корабль в локальный армагеддон.

Он приказал ИИ эльфийского корвета провести тщательный анализ подобной находки. И этот искусственный интеллект, с лёгким дрожанием электронного голоса, начал сканировать броню, внутренние линии передачи энергии, кабели, системы охлаждения, а также остатки линз и соединительных механизмов орудия. Внутри систем загорелась волна вычислительной активности. Алгоритмы определяли параметры потребления энергии, эффективность линз, потенциальный урон и возможные последствия для корпуса, если включить лазер на полную мощность. ИИ начал собирать данные из всех доступных источников станции. Архивов инженеров огров, старых инструкций по эксплуатации, даже чертежей, которые иногда оказывались в продаже среди коллекционеров и торговцев.

Кирилл стоял рядом, наблюдая за цифрами и графиками на голографических проекциях. Он понимал, что это орудие – ключ к невероятной мощности нового гибрида, но его использование требует предельной осторожности. Любая ошибка в подключении или расчёте энергопотоков могла уничтожить сам корабль, а вместе с ним и все модули, которые они так аккуратно переставляли. Не говоря уже про экипаж. От которого разве что облачко ионизированного газа останется.

Он обвел взглядом имеющихся у него ремонтных дроидов. Четыре машины продолжали монтаж и подгонку модулей, манипуляторы под потолком ловко перемещали тяжёлые элементы, а ИИ медленно, но уверенно анализировал орудие. Эльфийка, сжав зубы, всё же продолжала отмечать и корректировать линии, понимая, что теперь ей придётся участвовать в создании этой комбинации технологий – эльфийской точности и грубой, но прочной инженерии огров.

Кирилл же тихо подумал:

“Если правильно подключить этот лазер и использовать энергию камней души, можно создать оружие, которое позволит не просто отбиться, а контролировать пространство. Где бы мы не оказались. И всё это, не привлекая лишнего внимания, пока другие даже не подозревают, насколько смертоносной станет наша конструкция.”

Он оставался на месте, наблюдая за каждым движением дроидов, каждым щелчком манипуляторов и каждым потоком энергии. Ведь от точности этих действий зависела жизнь корабля и будущая мощь гибрида, который медленно, но уверенно рождался у него на глазах.

ИИ углубился в свои поиски, погружаясь в архивы станции, в старые журналы инженеров и чертежи огров, которые оказались удивительно детализированными, учитывая малочисленность и суровость этой расы. Кирилл наблюдал, как на голографических панелях одна за другой всплывают схемы и расчёты. Каждый элемент орудия… Каждый кабель… И каждый энергетический узел… Всё теперь было оцифровано и проанализировано.

Само орудие представляло собой длинный ствол, металлический и блестящий, словно отполированный до зеркального состояния, хотя местами виднелись едва заметные следы времени. Вдоль него располагались несколько линз, выполненных из прозрачного магического стекла, пропускающего и фокусирующего энергию. Кирилл всматривался в эти линзы, замечая их почти живое свечение – оно, казалось, реагировало на внутреннюю энергию корвета. Между линзами аккуратно встроены были энергетические накопители – цилиндрические емкости с магической подпиткой, которые обеспечивали стабильное и мощное излучение.

Особенно его заинтересовала система подключения орудия к энергетическому узлу. Как выяснилось, он был двойным. Первый узел – непосредственно на оружие, обеспечивал его высокоэнергетический удар. Второй узел питал остальные системы корвета, гарантируя, что при срабатывании пушки остальные модули не выйдут из строя, и не останутся без энергии. Это давало возможность одновременно использовать лазер и сохранять работоспособность всего корабля, что было редкостью даже для современных боевых судов.

ИИ продолжал анализ. В результате которого выяснилось, что при включении пушка генерирует удар, который не просто пробивает броню, но и действует как электромагнитный импульс, разрушая электронику, выводя из строя силовые щиты и повреждая оборудование. Кирилл вспомнил знакомые ему эффекты подобных ударов и понял, что даже если большая часть систем здесь основана на магии, структура и линии питания, связывающие энергию с модулями, реагируют схожим образом. То есть этот лазер был способен наносить разрушение практически всему, что окажется в его радиусе действия. Единственной проблемой было то, что оно очень долго перезаряжалось. Почти полчаса. По крайней мере, на имеющихся накопителях и остальном оборудовании.

Получив всю эту информацию, парень задумался о перспективах. Ведь подобное оружие было идеальным для его целей. Оно позволяло в случае необходимости защищаться от куда более крупных и грозных кораблей. При этом ИИ вычислил, что восстановление орудия возможно. Достаточно было аккуратно подключить энергетические узлы, заменить линзы при необходимости, и пушка снова станет активной.

Кирилл кивнул, продумывая финансовую сторону вопроса. Чтобы получить полное восстановление и модификацию орудия, он готов был пожертвовать частью своих запасов, включая несколько шкур монстров с Дикой планеты, которые оставались у него в пространственном кармане.

“Цена будет высокой – подумал он, – но этот лазер того стоит.”

Он детально разглядывал каждый элемент. Ствол с линзами… Соединения с накопителями… Магические контакты… Энергетические каналы… Даже крепления к корпусу. Каждое соединение, каждый кабель теперь имел своё место и предназначение, и Кирилл понимал, что именно правильная сборка этих элементов позволит орудию работать без угрозы повреждения остальных систем.

ИИ начал составлять план восстановления, обозначая, какие линии и модули требуют усиления, какие элементы можно перенести с эльфийского корвета, а какие придётся изготавливать заново. Кирилл, наблюдая за этим процессом, ощутил острое предвкушение. Впереди была работа сложная, кропотливая, почти алхимическая, но награда – восстановленное и смертоносное оружие – обещала быть тоже отнюдь не маленькой.

Некоторое время спустя, Кирилл задумчиво стоял перед голографической панелью, наблюдая за тем, как искусственный интеллект проецирует корпус корвета, словно прозрачный скелет, внутри которого начинают всплывать все модули. В лучах мягкого зеленого света он видел броневые плиты, двигатели, энергоцепи, внутренние кабели, линии жизнеобеспечения и даже систему охлаждения, аккуратно разложенные слоями. Эльфийка, с ошейником раба на шее, склонилась над панелью, погружаясь в расчёты, которые для неё были естественным делом – аналитический ум, привычный к изящным, тонким системам эльфийских кораблей, теперь пытался адаптироваться к грубым и массивным решениям огров.

– Здесь, – сказала она, указывая пальцем на центральный блок, – можно разместить два генератора силового поля параллельно. Они будут чуть слабее, чем один более крупный, который был установлен раньше, но каждый будет сильнее на двадцать пять процентов относительно их номинальной мощности. Это позволит создать двойной кокон защиты. Первый генератор сможет держать базовый щит, второй – резервный, включаемый по необходимости, без риска перегрузки системы. Фактически, корвет будет иметь два полноценных щита, способных варьировать интенсивность защиты в зависимости от угрозы.

Кирилл кивнул, мысленно прорабатывая это решение. Он уже видел, как старый энергетический узел корвета мог питать один щит, а теперь два современных реактора с эльфийского корвета, правильно подключенные, создадут гораздо более гибкую систему обороны. При этом общий расход энергии оставался в пределах доступного, так что ни один модуль не оказался бы перегружен.

– Жилые модули, – продолжил Кирилл, – можно увеличить до двух, заменив один крупный и устаревший модуль на два меньших. Эльфийский модуль управления с малого крейсера заменит устаревший контрольный блок оргов. Он тоньше, эффективнее, с возможностью переназначать функции на лету, поддерживает всю систему новых и старых модулей. Эльфийка, немного нахмурившись, подняла взгляд:

– Это будет выглядеть странно для корвета огров, – сказала она, – но если правильно распределить энергопотребление, мы не потеряем ни капли возможностей в вооружении. Двойной щит и улучшенный модуль управления позволят максимально эффективно использовать каждый лазерный узел, каждый двигатель и каждую систему жизнеобеспечения.

ИИ, уже подключенный к обоим кораблям, начал мгновенно просчитывать нагрузки, подключая данные с эльфийского корвета к массиву огров. На голограмме начали мигать линии соединений. Желтые – линии передачи энергии. Синие – данные управления. Зеленые – жизнеобеспечение. Каждое включение, каждый перенос модуля тщательно просчитывался.

– Вот здесь, – продолжал Кирилл, – можно усилить броню дополнительным слоем, использовав тонкие пластины брони с эльфийского корвета. Они создадут дополнительную защиту внутренних модулей, и даже если внешняя броня будет пробита, удар ослабнет, а критические системы останутся в безопасности.

Эльфийка коротко кивнула, но в глазах у неё блеснула едва заметная горечь. Для неё это было нечто большее, чем просто техническая задача. Смешивать технологии своего народа с технологиями огров, столь грубых и несовершенных по её меркам, – казалось ей почти оскорбительным. Но ошейник делал своё. Она выполняла приказы, тщательно проверяя каждую линию, каждое соединение, как если бы каждый узел был живым существом.

Кирилл же, наблюдая за её работой и за потоками данных ИИ, понимал, что план начинает складываться. Двойная защита, расширенные жилые модули, современный блок управления, усиленные бронеплиты – всё это вместе даст корвету огров гибкость, которой не было ни у одного из старых кораблей того класса. Каждое изменение, каждый перенос модуля просчитывался с точностью до процента, чтобы итоговая система работала как единый организм, способный выдерживать внешние атаки и одновременно оставаться манёвренной.

И пока они втроём продумывали каждую деталь, Кирилл испытывал странное чувство – смесь предвкушения и осторожного уважения к инженерной мысли всех рас, объединившейся теперь в одном судне, которое, благодаря его расчетам, станет чем-то уникальным…

………….

Кирилл склонился над реакторным отсеком корвета, внимательно наблюдая за тем, как четыре дроида аккуратно перемещают тяжелые панели, открывая доступ к сердцу судна – к массивному реактору, который, несмотря на свой возраст, был удивительно цельным и массивным. Его конструкция сочетала в себе грубую огровскую инженерную мысль с магическим началом – камни души, встроенные прямо в энергетический блок, аккумулировали магию и преобразовывали её в стабильный поток энергии.

– Осторожно, – сказал Кирилл больше самому себе, наблюдая за движениями дронов, – любой неверный шаг может вывести реактор из строя.

Эльфийка склонилась над голографической панелью, подключенной к реактору, просчитывая линии магической и энергетической передачи. Она объясняла Кириллу, что камни души – это не просто источники энергии. Их сила накапливалась постепенно, они концентрировали чистую магическую субстанцию и были способны отдавать её постепенно или с резким выбросом. Чем качественнее камень, тем мощнее реактор, тем стабильнее его работа и тем меньше вероятность перегрузок или аварий.

Парень осторожно дал указание дроидам. Сначала отделить реактор от всех соединений с энергосистемами корабля. Линии передачи энергии, коммуникации и магические каналы были поочередно отключены, чтобы исключить возможность случайного замыкания. Искусственный интеллект корвета отслеживал каждый этап, контролируя напряжение, потоки энергии и стабильность кристаллов.

– Теперь главное – заменить сердечник, – сказал Кирилл, приказывая дроидам аккуратно извлечь камень души. Он лежал внутри массивного металлического корпуса, защищённого бронёй и магическими стабилизаторами. Дроиды использовали точные манипуляторы, чтобы не задеть хрупкую поверхность кристалла. Каждый шаг сопровождался мягким гудением и слабым мерцанием магической энергии, исходящей от камня.

Кирилл наблюдал, как камень медленно вынимают, фиксируя в защитном контейнере, лишённом магических связей с кораблём. Теперь он мог безопасно изучить структуру кристалла, понять, как именно он вырабатывает энергию, и как её можно перенаправить в новые модули. Он рассматривал его форму – неправильный многогранник с внутренними прожилками, в которых словно текла сама магия.

– Если мы сможем использовать этот камень в новом корпусе, – сказал Кирилл, глядя на реактор, – его энергия позволит не только питать корабль, но и обеспечивать мощное оружие и двойной щит без риска перегрузки.

Дроиды медленно возвращали реактор на место, но Кирилл понимал, что это лишь первая часть эксперимента. В дальнейшем камни души будут интегрированы в гибридную систему двух кораблей – старого корпуса корвета огров и модулей эльфийского корвета. В этом парень видел определённый потенциал. Так как правильная компоновка позволит увеличить мощность, сохранить стабильность и даже расширить возможности для будущих модификаций.

Эльфийка, несмотря на свое недовольство смешением технологий, наблюдала за процессом с растущим интересом. Она понимала, что Кирилл буквально играет с самой основой магической энергии корабля, и каждый шаг требует предельной точности. Парень же, сосредоточенно заставлял ИИ корвета постоянно проверять линии передачи энергии, расчеты стабилизаторов и контролировать работу дроидов, чувствуя одновременно азарт исследователя и ответственность за целостность этой необычной системы.

Все действия происходили тихо, в мерцающем зеленоватом свете голограмм и мягком свете реакторного блока, создавая ощущение сакрального ритуала, где технологии и магия переплетались в единую гармонию, а каждое движение могло стать решающим для будущего гибридного корабля…

Немного позже Кирилл стоял у открытой панели управления, глядя на голографическую проекцию корпуса корвета – гибрида. Его взгляд скользил по пустым линиям, которые должны были стать линиями огня и защиты. Он мысленно перебирал возможности – малые, быстрые турели, способные стрелять короткими сериями лазерных импульсов, идеально подходящие для борьбы с быстрыми целями вроде истребителей, скоростных разведчиков и даже ракет с торпедами.

– Малые, но точные, – пробормотал Кирилл, – а что если… добавить несколько импульсных пульсаров по углам корпуса?

Он наклонялся к панели, вызывая голограмму кормовой части. Там, где находились двигатели, он начал мысленно размещать защитные турели так, чтобы они создавали перекрытие зоны слепой обороны. Каждое орудие должно было стрелять сериями коротких лазерных вспышек, минимизируя расход энергии и одновременно создавая непрерывный обстрел.

И тут он вспомнил технологию тепловых ловушек. Эта идея возникла сама собой. Если создать облако вспышек и тепловых “мишеней”, то можно будет сбивать с курса вражеские ракеты, торпеды или самонаводящиеся снаряды, отвлекая их от основной цели – двигателя и кормовой части. Его глаза загорелись. Даже искусственный интеллект, подключенный к сети станции, не смог найти полных аналогов подобных технологий. Ни на серверах гоблинов, ни в базах данных эльфийских кораблей.

– Значит, экспериментируем сами, – сказал Кирилл. – Малые ракеты-обманки, облака вспышек, краткие лазерные серии… Всё должно работать вместе.

Эльфийка скептически подняла бровь, но рабский ошейник не позволял ей прервать его мысли. Она наблюдала, как Кирилл разрабатывает схему. Каждое устройство, каждый импульс должен был синхронизироваться с основными системами корабля, с энергетическими линиями, с генераторами двойного щита.

– Нам понадобится отдельный канал управления этими турелями, – продолжал Кирилл, – чтобы они могли реагировать на угрозу мгновенно, без задержек от основной боевой системы.

Он отметил на голограмме зоны установки импульсных пульсаров – спереди, по бокам и сверху, где обзор максимально открыт. Потом перевёл внимание на корму. Там, вблизи двигателя, будут располагаться малые ракеты-обманки, способные создавать облако тепловых и световых целей. ИИ уже начал моделировать поведение снарядов и реакцию противника, просчитывая траектории и зоны безопасности.

Кирилл с улыбкой наблюдал за процессом. В его мыслях зарождалась комплексная оборонительная система, которая сочетала бы старую броню огров, точность эльфийских модулей и новаторскую тактику отвлечения атак с помощью тепловых ловушек. Корвет, который раньше был лишь крепким старым кораблём, превращался в смертоносный, почти невидимый для врага гибрид.

– Малые турели и ракеты-обманки – это только начало, – пробормотал он. – Если всё рассчитать правильно, ни один истребитель не проскочит… и корму не заденут.

Его взгляд снова устремился на корму, где в перспективе должны были разместиться все эти системы, а ИИ уже строил трёхмерную симуляцию их работы, проверяя зоны поражения, перекрытие полей огня и потенциальные пробелы. Каждое решение Кирилла рождалось одновременно на грани инженерного расчета и магической логики, ведь их энергия исходила как от кристаллов камней души, так и от технологий эльфов.

В воздухе ангара повисло ощущение подготовки к чему-то грандиозному – гибридная боевая машина формировалась прямо у него под руками, сочетая мощь старой расы и точность нового поколения.

……….

Над картой гиперкоридоров, что всплыла между ними в воздухе, сгущались тени – не от облаков, а от тяжести мысли. Кирилл понимал одно простое, но болезненное правило. Тело, которое ты пытаешься заставить лететь, диктует свои законы. Сделав корвет огров толще, массивнее, обшив его новыми щитами, закатив два двигателя и проложив ещё баки, он неизбежно прибавил килограммов, центнеров, тонн – и эльфийский гипердрайв, изящный и экономный, по-прежнему остался создан для лёгких, резвых тел. Это означало не только потерю скоростей. Это означало – потерю возможности прыгнуть туда, где никто и не ожидает побега.

Он сел за консоль и заставил ИИ работать, как старый мастер заставляет механический орган петь. Перебрать все биржи, все хранилища объявлений, все закоулки торгового рынка, где прячут не только старьё, но и судьбы. ИИ копал в сетях станции, шел сквозь грязные листы объявлений, через "чёрные" ленты, нервно цепляясь за коды и ключевые слова. И тут, среди хлама и случайных предложений, всплыло оно – тяжёлый гипердвигатель, приписанный когда-то к тяжёлому корвету орков.

Описание в листинге не было рекламой. Грубая фотография, в тёмных краях снимка видны кровавые царапины и следы больших сварочных швов. И всё это “великолепие” сопровождала строка:

“Гипердвигатель, ремонтопригоден, для тяжёлых корветов, или лёгких крейсеров”

Цена – не жалость, но шанс. Машина была массивна, с большими жёсткими креплениями и широкими питательными шинами – внешне она почти повторяла модуль, что начинял корвет огров, но по объёму сферы гиперполя и выходу энергии явно превосходил даже эльфийский агрегат. ИИ, безо всякой поэтики, выдал свой расчёт. Если поставить эту “тяжёлую” установку и корректно интегрировать её с камнями души и модернизированными накопителями, то гибридный корвет, который сейчас был тяжелее прежнего, всё равно сможет совершать прыжки дальше – примерно на пятнадцать – двадцать процентов по дальности в гиперпространстве. Это была ничтожная арифметика надежды в сравнении с тем, что дали двигатели и баки, но для них это значило вырваться дальше, уйти в ту сеть звёзд, где следы теряются быстрее.

Увидев эти данные, Кирилл почувствовал своеобразное облегчение и, вместе с тем, жёсткую нужду в осторожности. Та самая “Чёрная свалка”, где всё также сидел торговец Трим, снова подсветила свой ник. Тот же рынок, те же контейнеры, та же сеть разумных, что умеют превратить металл в магию продаж. ИИ корвета уже знал, как забронировать оборудование. Так что он прислал мягкий запрос-сигнал, оставил заготовку оплаты, проверил маршрут – всё это не как инструкция по установке, а как деловой жест:

“Я резервирую. Дай мне время и доступ.”

Переговоры были короткими и деловитыми. Торговец быстро и уже привычно оценивал риски и рисовал цену, Кирилл считал наличность в кармане – хватит ли? Он готов был обменять часть мехового запаса, часть шкур с Дикой планеты, которые ещё пахли лесной смолой и кровью, на этот агрегат. Готов был потратить деньги на транспортировку, на платный доступ в док, на нейтрального механика, который посмотрит на узел и скажет одно слово – “восстановлен до приемлемого уровня”.

ИИ корвета, тем временем, делал то, что машина умеет лучше всего. Моделировал нагрузки, вычислял возможные трения между крупным статором орочьего гипердвигателя и тонкими, почти жемчужными линиями эльфийской электроники. Просчитывал образы потребления топлива и предсказывал, как изменится профиль прыжка – не давая, конечно, пошаговых инструкций, а лишь показывая кривые:

“При таком массе и такой мощности – дальность столько-то… При этом изменении потребления столько-то процентов… Риск локального нагрева столько-то…”

Эти графики висели как карты погоды. Они не говорили “как”, но говорили “чего ожидать”. А внутри этой математической простоты Кирилл увидел пару неприятных моментов. Орочьий гипердвигатель был массивен не только телом, но и “душой” – он требовал топлива, мощной системы охлаждения и крепких крепёжных “элементов”, что означало дополнительную работу по раме корпуса. ИИ тут же подчёркнул:

“Интеграция возможна, но подготовка тяги и адаптеров потребует времени и безопасных тестов.”

Он принял решение, что ему нужно резервировать этот товар. Это было не окончательное “да”, а обещание – держи этот шанс, не дай уйти другому охотнику. Трим, отвыкший от долгих размышлений, взял предоплату, подписал электронный документ, как всегда в “тёплой”, и весьма грубой манере, после чего отправил сигнал подтверждения:

“Заказ доставлю на следующий вечер. Берёте на монтаж в B-14.”

Кирилл почувствовал, как в его руке затвердела монета судьбы – событие стало реальным.

Параллельно с резервированием они с ИИ и Сейрион планировали этапы проверки. Где будет лучше поставить временные опоры… Как распределить вес по килевым балкам корпуса так, чтобы не “перегнуть” раму нагрузками при прыжке… Какие обходные линии питания надо дублировать, чтобы отключение этого весьма крупного гиперпривода не вывело из строя всё остальное оборудование. Всё это – сухая инженерная поэзия – рождалось в голограммах, в виде светящихся зон на модели корабля. Жёлтые узлы – нагрузка… Красные – места, к которым надо подойти с осторожностью… Зелёные – потенциальные точки установки дополнительных радиаторов…

Договорённость с продавцом, как всегда, включала в себя и логистику. Буксир… Кран… Время загрузки… Всё это было рассчитано так, чтобы такое оборудование не стояло на виду, и чтобы часы передачи совпадали с окнами на станции, когда поток разумных уменьшается и глаза охраны становятся не столь бдительными. Трим обещал подготовить агрегат, очистить его от “сопутствующего мусора”, упаковать в транспортную обойму. Кирилл, в свою очередь, пообещал привезти своих дроидов, принести деньги – и главное, не задавать лишних вопросов о происхождении такого устройства. А также был готов наименее романтичным способом расплатиться. Парой кусков шкур, которые он мог продать по выгодной цене, и наличными, которые быстро теряли своё очарование в пустой руке.

В ту ночь он не мечтал об идеальной установке. Он мечтал о простом факте. О возможности прыгнуть ещё дальше. В глазах его, в графиках ИИ, в маргинальных строках торговца родился новый маршрут – не без риска, но с расчётом. Резерв был сделан, детали вскоре должны были прибыть, и где-то в самом теле старого корвета уже начиналось новое дыхание – чуть более тяжёлое, чуть более длинное, и от этого – чуть более опасное, но и чуть более свободное.

…………

Кирилл сидел в своём временном “офисе” – фактически в жилом отсеке корабля, освещённом мягким светом, исходившим от одного из эльфийских светильников. На столе лежали две шкуры, разложенные с предельной аккуратностью. Одна – с густым серебристым ворсом, переливающимся при любом движении воздуха, вторая – тёмная, почти чёрная, с характерным узором, напоминающим застывшие языки пламени. Эти трофеи он добыл на той Дикой планете, где каждый шаг мог стоить жизни. И теперь каждая из этих шкур стоила куда больше, чем простая экзотическая вещь – это была редкость, символ статуса, а для некоторых торговцев даже повод хвастаться перед конкурентами.

ИИ, внимательно наблюдавший за действиями Кирилла, тихо подсказал:

– Эти шкуры на станции гоблинов ценятся крайне высоко. В данный момент их нет в продаже ни в одном из торговых домов. Мой совет – создать ситуацию конкуренции.

Парень усмехнулся. Это совпадало с его собственными мыслями. Торговцы здесь были жадными, вспыльчивыми и склонными к мелочным конфликтам. У них хватало старых обид и подковёрных войн. Стоило только бросить им приманку, и они сами перегрызут друг другу глотки за право купить такой товар. Именно поэтому он вышел на локальную торговую сеть станции и разместил в закрытом разделе аукционных сделок короткое сообщение:

“Две шкуры редчайших зверей, добытых в дикую охоту. Начальная ставка – тысяча империалов за каждую. Только лично. Только серьёзные предложения.”

Через несколько минут начался оживлённый обмен сообщениями. Сначала пошли вполне осторожные вопросы:

“Откуда?”

“Состояние?”

“Какая гарантия подлинности?”

Потом начались и резкие перепалки:

“Ты и близко не понимаешь, что это за шкура!”

“Заткнись, твой дом никогда не торговал подобными вещами!”

“Я дам больше, чем он!”

Кирилл слушал весь этот поток, и внутри него нарастало удовлетворение. Он заставил их играть на его поле, и теперь цена росла сама собой. А ИИ корвета комментировал происходящее сухо, почти как биржевой брокер:

– Ставки увеличились на пятнадцать процентов за последние двадцать минут. Рекомендую позволить им разогнаться ещё час – но не больше. После этого жадность перейдёт в ненависть, и ситуация может выйти из-под контроля.

Кирилл понимал риск. Излишняя конфронтация могла закончиться тем, что один из проигравших решит просто “убрать конкурента” вместе с продавцом. Но он не собирался упускать и свой собственный шанс. Ведь, чем больше он выручит за эти трофеи, тем быстрее сможет расплатиться за орочий гипердвигатель и ещё останется на покупку дополнительных модулей.

Вторым слоем шёл другой план – план маскировки. На этой станции чужаков изучали слишком внимательно, и Кирилл это прекрасно чувствовал. Он уже не раз ловил на себе любопытные взгляды, когда выходил за пределы дока. Его рост, комплекция, черты лица – всё это слишком явно выдавало “иное происхождение”. Слишком прямые черты, слишком “чистые”, если сравнивать с гибридными и метисными представителями здешних рас.

– Нужно их всех чем-то отвлечь… – Глухо пробормотал он сам себе, глядя на отражение в полированном металле. – Пусть считают, что я из какого-то рода огров. Полукровка, если захотят – с эльфами. Это лучше, чем правда.

ИИ, практически сразу поймав смысл его опасений, тут же предложил корректировки:

– Распространение слуха возможно через подкуп двух торговцев низкого уровня и одного докового техника. Этой информации хватит, чтобы по станции поползла версия о том, что вы – потомок одного из кланов огров. Учитывая ваш рост и телосложение, это воспримут как достоверный факт.

Кирилл кивнул. Он понимал, что если кто-то узнает правду, что он – чистокровный человек, то всё закончится очень плохо. Люди в этих краях считались давно исчезнувшими, едва ли не мифическими созданиями. Слух о том, что один живой человек всё же существует, мигом обернётся охотой – и не ради славы, а ради экспериментов. Его разберут по косточкам, превратят в объект исследований, в редчайший образец, за который будут бороться лаборатории и военные. Нет. Этого он допустить не мог. Поэтому лучше пусть считают его огром, пусть шепчутся, что он метис. Главное – не человек.

Потом он снова вернулся к аукциону. Ставки дошли до уровня, о котором он даже не мечтал. Две шкуры теперь стоили почти три тысячи империалов, по полторы каждая. И это было только начало. Кирилл специально выбрал момент, остановил торги и назначил встречу сразу двум торговым домам в разных точках станции, умело распределив время так, чтобы никто из них не понял, что за товар бьются не они одни.

В тот момент он ощутил странное спокойствие. Его план начал работать. Шкуры превращались в звонкую валюту, слухи – в щит, а корабль постепенно обретал шанс на новый рывок. Всё шло не быстро, но верно.

Хоть и с риском, но именно так он и хотел жить – на грани, где каждый шаг может быть последним, но именно из-за этого шаги становятся особенно твёрдыми.

В назначенное время появился первый представитель. Это был дородный гоблин с густыми морщинами и хитрым взглядом. Его сопровождали двое охранников в лёгкой броне. Гоблин, представившийся как Джеккор, сразу начал разговор:

– Ну и где твой товар, парень? – Его голос звучал с показной небрежностью, но глаза буквально горели от жадности.

Кирилл спокойно достал одну из шкур, аккуратно развернув её на металлическом ящике. Серебристый ворс тут же поймал свет и заиграл мягкими переливами, словно поверхность была покрыта жидким металлом.

Гоблин тихо присвистнул, но тут же сделал вид, будто ему безразлично:

– Хм, конечно, редкость. Но и не самая необычная вещь, что я видел…

Кирилл даже не ответил. Он просто аккуратно провёл рукой по меху – и тот слегка засветился изнутри, как будто в нём всё ещё хранился отзвук силы того зверя, которому он принадлежал. Гоблин не удержался, сделал шаг ближе, и его охранники напряглись.

– Сколько? – Выдавил Джеккор, пытаясь сохранить невозмутимость.

– Минимум две тысячи империалов. – Спокойно сказал Кирилл, будто называл цену за мешок картошки. – И это только за одну.

Гоблин закашлялся, начал торговаться, приводить доводы про “падение цен”, “сложности с транспортировкой”, “налоги на ввоз”. Но Кирилл видел – глаза у него горят, руки слегка дрожат. Этот товар ему был нужен. Очень нужен. И потому Кирилл давил дальше, хладнокровно выдерживая паузы и давая Джеккору захлёбываться собственными аргументами.

В конце концов они ударили по рукам на тысяче девятисот пятидесяти империалах, но Кирилл выставил одно условие. Оплата – сразу, с полной проверкой и пересчётом. И только после этого он отдаст шкуру. Гоблин, недовольно бурча, согласился.

Вторая встреча состоялась через пару часов в противоположной части станции – в маленькой, но богато отделанной лавке, принадлежавшей торговому дому Крэнна. Там Кирилла ждала эльфийка в роскошном зелёном плаще с золотыми вставками. Её лицо было безупречно красивым, но глаза холодные, как лёд.

Она не стала тратить время:

– Я знаю, что у тебя есть вторая шкура. Назови цену.

Кирилл вынес тёмную, “пламенную” шкуру. При свете магических кристаллов её ворс словно оживал – на поверхности пробегали узоры, похожие на багровые языки огня. Эльфийка задержала дыхание и невольно дотронулась до неё пальцами, после чего её голос стал чуть мягче:

– Это не просто трофей… это артефакт.

– Именно. – Подтвердил Кирилл. – Эта вещь стоит больше, чем ты можешь предложить. Но я готов уступить – за… Три тысячи империалов.

Эльфийка коротко усмехнулась, привычно пытаясь сбить цену. Но Кирилл, выслушав её доводы, холодно ответил:

– Уже есть покупатель, готовый заплатить две девятьсот. Если хочешь, можешь предложить больше. Если нет – я уйду.

Он сделал шаг к выходу, и именно в этот момент эльфийка подалась вперёд:

– Погоди. Три тысячи… Но прямо сейчас.

Кирилл обернулся, посмотрел на неё долгим взглядом и кивнул.

– Договорились.

Когда он вернулся на свой причал, у него в казне было больше пяти тысяч империалов. Этого хватало не только на гипердвигатель и нужные модули, но и на непредвиденные расходы.

ИИ сухо подвёл итог:

– Вы продали товар выше предполагаемой средней стоимости на пятьдесят процентов. Риск конфликта между торговыми домами возрастает, но в краткосрочной перспективе вы полностью выиграли.

Кирилл позволил себе редкую улыбку. Да, риск был, и он это понимал. Но именно так и строится жизнь – шаг за шагом, сделка за сделкой, где умение сыграть на чужой жадности даёт больше, чем грубая сила.

Теперь у него были деньги, слухи о “полукровке огре” уже начали расползаться по станции, а его корабль медленно, но верно превращался из кучи хлама в боевое судно.

Кирилл понимал, что деньги, полученные с продажи трофейных шкур, – это ключ. Их хватило, чтобы завершить начатое, а именно купить гипердвигатель и несколько дополнительных модулей, без которых его корабль так и оставался бы полудохлой консервной банкой…

………

Спустя пару часов он уже сидел за длинным столом в торговом зале станции, перед ним на прозрачной панели мерцали строки сделки. Холодный свет фонарей бил сверху, отблескивая на металлических поверхностях. Торговец – массивный, с зелёной чешуйчатой кожей и глазами, похожими на жёлтые линзы, расставлял данные на панели, показывая спецификации гипердвигателя.

– Модель Х-13, двухконтурный. Поддержка трёх маршрутов без перегрузки. Встроенный блок охлаждения и система экстренной стабилизации. – Голоса у таких существ звучали так, будто они одновременно рычат и каркают.

Кирилл внимательно проверял цифры. Он уже понял, что на этой станции торговцы хитрят не меньше, чем где-либо. Но он был готов – пусть дроиды установят всё под его контролем.

Он кивнул, надавив на подпись:

– Оформляем.

Параллельно он выбрал ещё модули – энергоконтурный стабилизатор и дополнительный блок жизнеобеспечения. Всё это будет стоить дорого, но с недавними продажами у него хватало средств.

Когда сделка была оформлена, несколько дроидов поднялись из отсека рядом с залом. Металлические каркасы, длинные механические руки с захватами, встроенные инструменты. Они приняли контейнеры с деталями, аккуратно подняли их на гравиплатформах и повезли в сторону его причала. Кирилл наблюдал, как каждый шаг дроидов чётко синхронизирован. Один сканирует проход, другой удерживает контейнер в равновесии, третий фиксирует сопроводительные данные в системе.

Эльфийка всё это время стояла чуть позади него. Её взгляд блуждал между контейнерами и лицом Кирилла, и в глазах её читалась странная смесь надежды и страха. Она не до конца понимала, что происходит, но чувствовала – он укрепляет своё положение.

И тут в разговор вмешался другой торговец. Этот был двуногим, с широкими плечами и длинными руками, одетым в переливающийся кафтан. Его маленькие глаза хитро блеснули, и он произнёс, будто невзначай:

– Ты умеешь вести дела, молодой огр. Но скажи… Неужели ты не собираешься использовать своих рабов рациональнее? – Его взгляд быстро скользнул к эльфийке. – Я давно ищу подобный товар. Красота, гибкость, долголетие… Уверен, мы могли бы договориться.

Слова прозвучали мягко, но смысл был очевиден. Он предлагал обмен или покупку. Прямо на глазах у эльфийки. От этого она словно окаменела. Её глаза расширились, дыхание сбилось, и она, напрягая горло, пыталась хоть что-то произнести. Но рабский ошейник сдержал любую попытку – только тихий скрип и сип вырвались наружу.

Кирилл чуть прищурился. Он не дал ни злости, ни насмешки прорваться наружу, лишь холодно и сухо сказал:

– Этот вопрос я ещё не обдумывал.

Торговец же в ответ только ухмыльнулся:

– Значит, всё же шанс есть. Я умею ждать, огр.

Эльфийка же была в ещё большем шоке, чем раньше. Она ожидала, что он просто откажет, что защитит её хоть как-то. Но Кирилл не сказал ни “да”, ни “нет”, оставив всё в подвешенном состоянии. Для неё это было сродни предательству. Сама только мысль о том, что её жизнь может решаться на торге, сводила Сейрион с ума. Но ошейник лишал её права даже на протест.

Дроиды тем временем уже выгружали первый контейнер у причала Кирилла. Тяжёлые шаги металлических ног эхом отдавались по ангару. Стук, писк сканеров, мерное жужжание гравиплатформы. Они готовили оборудование к монтажу, открывали крышки панелей, выдвигали инструменты. Один из них повернулся к Кириллу, ожидая команд, и ИИ корвета, уже подключившийся к ним, решил уточнить:

– Начать установку гипердвигателя?

– Начинайте. – Сказал он, даже не оборачиваясь. И лишь краем глаза заметил, как эльфийка сжала кулаки так сильно, что костяшки пальцев побелели.

Ангар огласился низким гулом, когда дроиды начали установку гипердвигателя. Звук металлических захватов, перетаскивающих тяжёлый модуль, сливался с скрежетом панелей, что раздвигались, открывая доступ к сердцевине корабля. Синие сварочные лучи прорезали воздух, оставляя яркие следы на сетчатке, резкий запах раскалённого металла и озона смешался с привычной для станции затхлой смесью смазки и пыли. Всё шло чётко, размеренно, будто сами машины знали, что работают на хрупком, но важном пределе.

Кирилл стоял неподалёку, не вмешиваясь. Его глаза, холодные и внимательные, блуждали не столько по ходу работы дроидов, сколько по лицу эльфийки. Сейчас она была для него будто часть интерьера. Тонкая, бледная, с длинными волосами, которые спутались и липли к щекам. Но каждый её жест, каждое дыхание он улавливал, словно собирал отдельные осколки мозаики.

Эльфийка же не могла сосредоточиться ни на свете сварки, ни на звуках ремонта. Её мысли с бешеной скоростью носились внутри, сбиваясь в клубки.

"Он сказал, что ещё не решил… Что это значит? Он колеблется? Или он уже продал меня, просто тянет время? Может, он отдаст меня тому существу, прямо здесь, на станции? Тогда всё кончено… Тогда я всего лишь товар. Но если бы хотел продать, разве не сказал бы сразу? Или наоборот – именно поэтому он оставил всё открытым… чтобы я не знала, чего ждать… чтобы я ломалась ещё до того, как он примет решение…"

Ошейник не давал ей даже малейшей возможности к сопротивлению. Она не могла не только нанести ему какого-либо вреда. Она даже не могла издать ни крика, ни слова. Только взгляд – полный ужаса. Она чувствовала, как внутри поднимается паника. Ноги будто налились свинцом, дыхание стало рваным, в ушах шумело. С каждой секундой неизвестность становилась хуже самой перспективы продажи.

Кирилл смотрел на неё именно так, как и задумал. Будто охотник на зверя, который пойман в ловушку и уже сам себя пожирает изнутри. Он помнил её руки в той самой “игровой комнате”. Эльфы называли её местом развлечений, а для него это был Ад. Стены, пропитанные криками… Инструменты, блестящие от его собственной крови… Её холодная улыбка, когда она нажимала на очередной рычаг, и тело парня сотрясалось от разряда боли…

Он помнил, как она наклонялась к нему, ловя каждый его всхлип, как изучала его реакции, будто наслаждалась чужими страданиями. Тогда он едва не умер. Тогда он поклялся, что никогда не забудет этого.

"Ты думаешь, что можно просто так выйти из этого? Нет. Я дам тебе то же самое. И больше. Я сделаю так, чтобы ты сама молила меня о конце."

Он не собирался убивать её быстро. Нет. Он хотел дать ей время сгорать в собственных страхах, пережёвывать каждый миг ожидания.

Эльфийка чувствовала его взгляд. Он был чужим, холодным, но при этом – слишком живым, слишком пристальным. В нём не было ни жалости, ни даже равнодушия. Там было что-то, что она боялась назвать.

"Он ненавидит меня. Я вижу это. Но если он ненавидит, зачем он молчит? Зачем он не избавился от меня сразу?.. Может, он хочет заставить меня страдать дольше? Но тогда – как? Что он придумает? Что будет со мной, когда эти дроиды закончат установку и мы останемся одни?.."

Она опустила взгляд, но внутренний хаос не утихал. С каждой минутой в её голове рождались новые картины. Её продают чужаку… Её оставляют для опытов… Её используют как живую игрушку… Как сосуд… И каждая такая мысль была больнее предыдущей.

А дроиды продолжали работать. Сварка трещала, панели закрывались, кабели тянулись, соединяясь в единый узел. Механические голоса подтверждали этапы:

– Фиксация завершена.

– Стабилизация контура.

– Тяговый модуль установлен.

Вскоре гипердвигатель ожил, будто пробуя свои возможности. Корпус корабля слегка вздрогнул, словно вздохнул впервые за долгие годы. А Кирилл только кивнул, удовлетворённый, но даже не взглянул на сам двигатель. Всё его внимание было приковано к эльфийке, которая стояла с побелевшими губами и широко раскрытыми глазами.

"Хорошо… – Подумал он. – Она начинает ломаться. Ещё немного. Пусть сама придумывает себе пытки. Пусть сама роет себе яму в сознании. Ожидание смерти всегда хуже самой смерти. И я дам ей это ожидание."

Потом он отвернулся, будто ничего не произошло, но улыбка уголком губ – холодная, мимолётная – ясно показывала, что он был доволен увиденным.

Он специально выбрал момент, когда работа дроидов затихла. Гипердвигатель встал на место, система тестирования чётко выдавала зелёные сигналы, а в ангаре установилась странная, тяжёлая тишина. Только редкие искры ещё падали на пол, умирая с коротким шипением, и гул станции где-то в глубине напоминал о её безразличной, механической жизни.

В этот момент он обернулся к эльфийке, не приближаясь, не повышая голоса – и оттого его слова прозвучали страшнее:

– Странно, что ты так молчалива. Обычно ваши, – он выделил это слово, будто речь шла о товаре или породе животных, – любят разговаривать, строить планы, поучать. А теперь – тишина. Может, думаешь, что я уже решил?

Эльфийка вздрогнула, подняла взгляд, но сказать не могла. Ошейник жёг её горло невидимым запретом. Она попыталась – губы дрогнули, сложились в слова, но тут же остановились. В глазах отразилась паника: ей не позволено возразить, не позволено оправдаться.

Кирилл же снова сделал вид, что не заметил её мучений, и продолжил говорить. И голос его оставался спокойным, ровным, словно он обсуждал цену металлолома:

– Один торговец уже намекал… Он бы взял тебя. И заплатил бы весьма щедро. Он сказал: “Эльфийка – это редкость, даже с ошейником.” Он был уверен, что я соглашусь.

Эльфийка замерла. Внутри всё рухнуло. Картины, знакомые каждому из её народа, вспыхнули в памяти. Тёмные отсеки гоблинских кораблей… Ряды пустых глаз… Вытянутые фигуры бывших собратьев… Пустышки… Так их называли. Те, кто потерял всё – разум, волю, даже желание умереть. Гоблины умели ломать души, превращать гордых в инструменты, в мягкую, послушную глину.

"Нет… нет, лучше смерть… Лучше смерть, чем это…" – Она в отчаянии сжала руки, словно могла удержать себя от этого срыва в бездну.

Кирилл смотрел внимательно, будто выжидал. Он видел, как в её глазах отражаются эти картины, и улыбнулся едва заметно, почти устало:

– Ты ведь знаешь, что ждёт тебя у них.

Слова его были как холодные иглы. Он не описывал, не угрожал – просто напоминал то, о чём она не смела думать.

Эльфийка вдруг, неожиданно для себя, шагнула ближе. Она попыталась заговорить, но это снова были лишь беззвучные движения губ. Потом опустилась на колени, не понимая, как именно дошла до этого жеста, но не в силах остановиться. Глаза её блестели от слёз, губы дрожали, дыхание сбилось. Она молила – глазами, руками, всем телом:

“Не отдавай… не туда… не им…”

И в этот миг она выдала то, о чём не должен был знать ни один чужак. Её жесты, её судорожные движения стали слишком явными. Она сама, своими глазами и телом рассказала ему о страшной тайне – о пустышках. О позоре, который эльфы хранили в молчании тысячелетиями, который прятали так глубоко, что о нём не говорили даже между собой.

Кирилл отметил это без слов. Он сделал шаг ближе, наклонился и едва слышно сказал:

– Ты боишься их хуже смерти.

Он больше ничего не добавил. Эльфийка дрожала на полу, обхватив себя руками, в глазах – бездушный мрак страха, который глодал её изнутри. Она чувствовала, что уже потеряла часть себя, ещё до того, как её продали.

Кирилл же отступил, оставив её в этой бездне. Для него это была всего лишь первая проверка – и он видел, что она уже трещит буквально по всем “швам”. И в ангаре снова воцарилась тишина, но теперь она звенела, как лезвие ножа, натянутое между ними.

Кирилл играл в эту игру хладнокровно, методично, словно проверял прочность старого корпуса корабля на микротрещины. Он уже знал о том, что эльфийка дрожит при одном лишь упоминании гоблинов, и теперь оставалось лишь усиливать это напряжение – до тех пор, пока оно не начнёт ломать её изнутри.

Он специально выбирал моменты, когда рядом оказывался какой-то торговец-гоблин, или кто-то из их окружения заглядывал в ангар с предложениями. Вежливо кивая, он начинал небрежно – и всегда так, чтобы эльфийка слышала каждое слово:

– Да, вы правы… такой товар редок. Я ещё не решил, что с ним делать. Возможно, позже вернусь к этому вопросу.

Слово “товар” резало ей слух хуже любого ножа. Кирилл же будто бы не замечал её реакции. Он продолжал спокойно обсуждать цены на металл, модули, запчасти, но каждый раз находил способ вставить двусмысленное замечание.

– С другой стороны, в её виде есть определённая ценность. Вопрос только – в чьих руках эта ценность раскроется лучше.

Эльфийка сжимала руки в кулаки, ногти впивались в ладони. Она пыталась не смотреть на него, но стоило услышать подобную фразу – и сердце начинало биться так, что казалось, звук разносился по всему ангару.

С каждым днём эта игра становилась всё тяжелее для неё. Она уже не могла думать прямо. Страх… Постоянная неопределённость… И унижение… Всё это сделало своё дело. И вот однажды, в перерыве между установкой новых энергокабелей и тестами гипердвигателя, Кирилл подловил её в момент, когда напряжение прорвало оборону.

Она сидела в углу ангара, казалось, просто наблюдая за работой дроидов – ремонтников. Но губы её вдруг дрогнули, и еле слышно, почти шёпотом, она начала рассуждать сама с собой:

– …можно и без гоблинов… достаточно держать в постоянном голоде сна… лишить воли выбора, давать только приказы… постепенно стирается личность… ломаются связи…

Кирилл стоял в стороне, и его взгляд оставался холодным, отстранённым. Но внутри он фиксировал каждое слово, будто складывал в отдельные ячейки памяти. А эльфийка продолжала, не замечая, что сама выдаёт тайны:

– …или через изоляцию… тьма, тишина, без времени… и разум сам ищет выход, а находят только тот, что дают…

Голос её дрожал, но она словно не могла остановиться. Это был поток ужаса, вырвавшийся наружу, и каждое слово звучало как признание вины. И вдруг она проговорилась о том, о чём явно не должна была:

– …а если ещё использовать капсулу… гоблины иногда применяют их… медицинские… но перенастроенные… они могут корректировать мозг… вырезать… вживлять… после этого остаётся только оболочка… игрушка…

Она замолчала, осознав, что сказала лишнее. Глаза её расширились, дыхание сбилось. Она попыталась спрятать лицо в ладонях, но было уже поздно. Кирилл видел всё.

И он медленно, спокойно подошёл ближе, опустился на корточки напротив неё и тихо произнёс:

– Ты сама мне это сказала. Не я спросил.

Эльфийка резко вздрогнула, словно от удара. Она поняла, что всё то, что её народ пытался скрывать веками, она выдала чужаку. Она уже чувствовала, что лишилась чего-то большего, чем свободы – лишилась самой основы своего достоинства.

А Кирилл в этот момент осознавал иное. Ошейник слишком заметен. Эльфийка слишком выделяется. А вот подчинённый без внешних меток, без рабских маркеров… Это уже оружие, и куда более опасное.

И в голове у него постепенно начал складываться план. И теперь вопрос стоял не в том, сломает ли он её. Вопрос стоял в том, как именно он её переделает под себя.

Кирилл действовал методично, холодно, с той самой расчетливостью, которая ломает жертву не кнутом и не цепью, а мыслью. Он прекрасно помнил её руки – тонкие, ловкие, когда они настраивали в “игровой комнате” все эти механизмы для максимальной боли, когда её голос произносил команды, превращая его в кусок мяса, лишённый права голоса. Теперь он решил отдать всё это обратно – только в куда более изощрённой форме.

Он не давил на неё открыто, не кричал, не угрожал. Нет. Он лишь намекал. Раз за разом. И каждый намёк падал на уже истончённые нервы эльфийки, как капля кислоты.

– Ты ведь понимаешь, – произнёс он однажды, глядя на неё поверх панели, когда дроиды монтировали энергосвязки к гипердвигателю, – что у тебя есть только два пути. Либо кто-то другой решит, что с тобой делать. Либо ты сама выберешь, кому принадлежать.

Он говорил спокойно, словно обсуждал ремонт корпуса. Но для неё каждое слово было как удар молота. И после этого, фактически прямого намёка, эльфийка медленно отвела взгляд, пытаясь скрыть дрожь, хотя губы её предательски побелели. Она знала, что означает первый путь. Она уже представляла гоблинские лаборатории и их капсулы, где сознание режут, как ткань. Кирилл продолжал:

– “Пустышки”… У гоблинов это звучит грубо, честно. А у вас, эльфов… Игрушки. Игра. Внешне так красиво, да? Но суть та же. Разве не забавно? – Он усмехнулся, даже не глядя на неё. – Ты ведь сама делала из других игрушки. Ты знаешь, что чувствует тот, кого ломают. Или… Нет? Тогда самое время тебе самой узнать, каково это – быть жертвой в чужих руках…

Эти слова были, как отравленные стрелы. Не крик, не приказ, но больнее любого удара.

Она тут же вспыхнула, и даже попыталась возразить – но ошейник ей не дал вымолвить и слова. Горло сжалось, дыхание стало рваным. И Кирилл, заметив это, добавил:

– Так вот… Разница в том, что я не гоблин. Я не стану превращать тебя в пустышку. Но если ты сама не придёшь и не скажешь, что готова стать моей… Боюсь, ты окажешься в чужих руках. И уж там я ничем помочь не смогу.

Эльфийка сжалась, как зверёк в клетке. В её глазах отражался ужас и одновременно – тень осознания. Он предлагал ей не свободу, а выбор между кошмарами.

Всё это время парень смотрел на неё внимательно, с холодным интересом. Он не торопил. Он позволял ей вариться в этой мысли, давил молчанием, недосказанностью.

И со временем она сама начинала прокручивать это в голове: что хуже? Стать пустышкой у гоблинов – или… добровольно склонить голову перед ним?

Она знала ответ. Но признаться в этом – значило разрушить всё, что делало её эльфийкой. Её гордость, её статус, её вера в собственное превосходство.

А именно этого Кирилл и ждал. Ему не нужно было подталкивать её руками. Он хотел, чтобы она сама умоляла. Чтобы она своими словами признала, что готова быть той самой игрушкой, какой когда-то хотела сделать его. И он был терпелив. Он мог ждать.

Тогда перелом наступил окончательно – и выглядел он не как сцена ярости или гордого отказа, а как тихий, вязкий, пронзающий момент, когда эльфийка вдруг осознала, что все её прежние роли и маски больше не работают.

Кирилл как обычно вел себя холодно и внешне почти равнодушно. В очередной раз разговаривал с каким-то толстым торговцем, пересыпая речь полунамёками, будто между прочим упоминая возможность “обмена” или “уступки” товара, словно она и впрямь была вещью, ящиком с редкой пряностью или контейнером с нелегальным оружием.

Он нарочно не смотрел на неё прямо, а лишь время от времени косился боковым зрением, позволяя ей раз за разом ловить эти взгляды и чувствовать, что её судьба может решиться в любой момент, без её участия.

Эльфийка сначала держалась, сжав челюсти, переводя дыхание так, словно каждая вдох и выдох давались с болью. Но когда Кирилл в разговоре позволил себе фразу – короткую, обыденную:

– Ну, а если сделка не пойдёт, гоблины всегда рады таким экземплярам…

Её пальцы судорожно вцепились в край скамьи, ногти скрипнули о металл. Молчание, в котором она сидела, распалось. Сначала хриплый шёпот, будто слова рвались через связку гордости, застревая:

– Нет… не им… не туда…

Потом – сбивчивое, почти детское:

– Я сделаю что угодно, только не… не это… Не отдавай меня, слышишь?..

Голос сорвался, и в нём впервые зазвучала та нота, которая означала окончательную трещину – искреннее, неконтролируемое желание просить. Та самая гордая дочь эльфийских домов, что привыкла повелевать, вдруг сама упала в яму унижения, прося о милости у того, кого ещё недавно считала дикарём и пешкой.

Кирилл не торопился с ответом. Он выдержал длинную паузу – такую, что её дыхание стало сбивчивым, словно каждое мгновение тянуло жилы. Лишь потом, холодно, почти буднично сказал:

– Подумаю. Всё зависит только от тебя. От того, как поведёшь себя дальше.

И в этот момент она сломалась окончательно. Даже не в его словах было дело, а в том, что он не дал обещания. Он не снял петлю с её шеи – лишь подтолкнул её к мысли, что выжить и сохранить хоть тень достоинства она сможет только в том случае, если сама будет стараться оправдать каждое его молчаливое ожидание.

С того мгновения её поведение изменилось. Она перестала спорить. Перестала бросать косые взгляды и даже сама стала искать способ показать, что может быть “полезной”. То, что раньше для неё, казалось бы, прямым оскорблением, теперь стало спасательным кругом.

И именно в этой метаморфозе Кирилл увидел главный триумф – не победу над телом, а победу над гордостью, над внутренним ядром, которое эльфы обычно берегли пуще всего.

После первого срыва эльфийка словно потеряла прежнюю “осевую линию”, вокруг которой всегда держался её образ – гордый, самодовольный, наполненный ощущением собственного превосходства. Теперь всё её поведение стало напоминать зыбкую маску, которую она старательно лепила каждый день заново, опасаясь, что одно неверное слово или жест обернётся для неё окончательной гибелью.

Она изменилась в мелочах. Если раньше садилась чуть в стороне, демонстративно отворачивалась, то теперь старалась садиться ближе к Кириллу, хотя и не слишком навязчиво, будто боялась спровоцировать раздражение. Когда он пил воду или жевал что-то из скудных пайков, она незаметно протягивала руку, поправляла уголок упаковки или подливала в его кружку, делая вид, что это просто случайное совпадение.

Она начала предугадывать мелкие его нужды. Стоило ему задумчиво бросить взгляд в сторону терминала, как она уже поднималась, чтобы включить его. Если он медлил, выбирая маршрут на карте станции, она тихо, еле слышно предлагала варианты – осторожно, будто боялась навязаться, но при этом стараясь показать, что держит в голове все его цели и интересы.

И в этих деталях проявлялась её новая ломка. Ещё недавно она не сочла бы даже нужным слышать то, что говорит человек, а теперь сама ловила каждую его интонацию.

Кирилл всё это видел. И хоть в глубине души он признавал победу – в то, как изнутри рушилась эльфийская гордыня, – он не позволял себе расслабиться. Он слишком хорошо понимал, что перемены, пришедшие так резко, могут быть лишь временной тактикой. Эта женщина привыкла выживать, играя. И если сейчас она выбрала роль покорной, значит, где-то в глубине у неё могло оставаться ядро старой воли, которая рано или поздно вспыхнет снова.

Именно поэтому он начал искать способы закрепить её новое положение. Контроль – вот что нужно. Причём контроль не только физический, ошейник уже был у него в руках, но и более тонкий. Над её мыслями, привычками, над её самой идентичностью.

Он стал устраивать для неё проверки. То – задавал на первый взгляд безобидный вопрос, касающийся её прошлого, и внимательно смотрел, как дрогнут её губы, как глаза непроизвольно уйдут в сторону, выдавая ложь или страх. То – “случайно” начинал разговор с другими торговцами, снова и снова вставляя её в роль товара, будто проверяя, как глубоко уже проросла в неё мысль о собственной беспомощности.

Иногда он нарочно надолго замолкал, заставляя её мучительно гадать, что будет дальше, и как именно он сейчас её оценивает? И именно в эти минуты эльфийка, не выдержав, начинала сама оправдываться, предлагать идеи, демонстрировать, что готова быть полезной.

Но Кирилл не верил в такую лёгкую победу. Он помнил, что именно те, кто сломлен снаружи, могут затаить самую опасную искру внутри. И значит, нужен инструмент, чтобы превратить её не просто в покорного спутника, а в по-настоящему управляемый элемент его планов. И когда она сама в разговорах проговорилась о медицинских капсулах, способных перепрошивать мозг, эта мысль пустила в нём корни.

Для него было очевидно, что таскать с собой рабыню с ошейником – это внимание, и весьма серьёзный риск. А вот иметь рядом спутницу без внешних маркеров, которая сама на уровне мыслей будет подстраиваться под его волю, – это уже совсем другое.

С этой минуты в его планах появилось новое направление. Ему нужно было найти способ сделать её добровольной, но при этом необратимо связанной с ним.

Кирилл уже видел, что эльфийка изменилась – её манера поведения, тон, даже взгляд. Но этого было мало. Внутри него словно свербело осознание того, что это всё происходило слишком быстро, слишком просто… А значит, где-то остаётся лазейка. И он решил проверить, насколько глубоко она готова зайти сама – не под давлением ошейника, а по собственной инициативе.

Для этого он выбрал момент, когда работы по установке гипердвигателя и дополнительных модулей подходили к концу. Дроиды скользили по коридорам, перенося громоздкие детали, сварочные швы мерцали ослепительными вспышками, пахло озоном и палёным металлом. Эльфийка всё это время держалась рядом, стараясь казаться полезной – что-то проверяла в терминале, вносила поправки в схемы энергоснабжения, будто демонстрировала:

“Смотри, я тебе нужна.”

Кирилл подошёл ближе. Он говорил негромко, но так, чтобы каждое слово словно капало в её сознание, тяжёлое, вязкое.

– Ты понимаешь, – произнёс он, не глядя прямо на неё, а будто между делом, – что пока у тебя остаются доступы к корабельному ИИ, я не могу быть уверен в тебе?

После этих слов эльфийка замерла на месте. Казалось, её пальцы на мгновение оцепенели, застыв над голографической панелью.

– Я… не собиралась… – Начала она, но Кирилл перебил, тихо, почти ласково

– Не собиралась пока. Но разве твой народ не учил тебя тому, что удобнее всего предавать тогда, когда доверие уже достигло пика?

Он сделал шаг ближе, и её дыхание стало сбивчивым. Она прекрасно знала, что его слова – яд, проникающий вглубь, но не могла от них отмахнуться. Потому что он говорил правду.

– Я не могу оставить тебе рычаги. – Продолжил Кирилл. – Один неверный ввод кода – и корабль перестанет быть моим. А значит, тебе придётся принять решение прямо сейчас. Или ты сама отдаёшь мне все ключи доступа, или я забираю их силой.

Эти слова были ловушкой. Он специально противопоставил “сама” и “силой”, чтобы в её сознании возник выбор, где первый вариант выглядел как добровольное проявление покорности.

Некоторое время она просто молчала. Лицо оставалось неподвижным, но глаза выдавали бурю. Там был страх… Злость… И даже унижение… Ведь для эльфа передать чужаку ключи к ИИ – всё равно что расписаться в том, что ты больше никто, что твой статус опустился ниже уровня раба.

– У тебя есть минута. – Добавил Кирилл сухо, проверяя ремешок на кобуре парализатора.

Молчание растянулось практически на всю эту минуту. И вдруг она сорвалась – не словами, а жестом. Резко выдохнула, словно сбросила остатки сопротивления, и медленно, с подчеркнутым смирением, ввела комбинацию кодов. Панель ИИ засветилась новым уведомлением:

“Полный контроль передан владельцу Кириллу.”

Она всё же попыталась сохранить лицо.

– Теперь всё у тебя. – Прошептала она, но в голосе звучало больше усталости, чем гордости.

И Кирилл отметил это про себя. Сломалась. Но не окончательно. Пока это уступка из страха. Нужно превратить её в привычку. Он отключил терминал и холодно посмотрел ей в глаза:

– Хорошо. Ты сделала правильный выбор. Но запомни, что отныне на этом корабле только один хозяин. Ты можешь быть полезной… Или стать мусором. Всё зависит от тебя.

Эльфийка кивнула, и в её взгляде впервые промелькнула не просто покорность, а тень смиренного ожидания – как будто она сама начала примерять роль “игрушки”, о которой он намекал. А внутри Кирилла крепла мысль: теперь, когда у неё нет доступа ни к чему, её зависимость можно закрепить дальше. Кирилл решил, что именно сейчас наступил момент проверить глубину её новой зависимости. Он не спешил – наоборот, действовал так, словно растягивал каждое движение, чтобы подчеркнуть, что он хозяин в этом положении, а она – нет.

На корабле стояла странная тишина. Дроиды работали в соседних отсеках, сварочные дуги вспыхивали и затухали то там, то тут, но здесь, в полумраке отсека управления, слышно было лишь лёгкое потрескивание силовых кабелей. Кирилл сидел в кресле, закинув ногу на ногу, будто отдыхал. Эльфийка стояла чуть в стороне, всё ещё с напряжённым выражением лица, не зная, чего теперь ей стоит от него ожидать.

Он заговорил негромко:

– Знаешь, что интересно? – Его голос звучал почти дружески. – Теперь у тебя нет доступа к ИИ. Нет кодов. Нет рычагов. Но есть ты сама. Вопрос в том – для чего ты мне теперь нужна.

Она чуть вздрогнула. Этот вопрос не требовал ответа, он был как удар плетью. Короткий… Болезненный… И без шанса отразить его…

Потом Кирилл сделал паузу, чтобы она успела переварить сказанное, и продолжил:

– Ты говорила, что эльфы гордятся своим контролем, своей “правильностью”. Но скажи, как ты думаешь, что я должен сделать с тем, кто когда-то пытался превратить меня в игрушку?

Её дыхание тут же сбилось. В горле что-то дёрнулось, но она промолчала.

– Молчишь? – Кирилл наклонился вперёд, глядя прямо в глаза. – Я дам тебе шанс. Не для того, чтобы ты оправдалась. Нет. Мне интересно другое. Что ты готова предложить, чтобы я не решил, что твоя жизнь на этом корабле лишняя?

Это был первый тест. Он не приказывал. Он не угрожал прямо. Он подталкивал её к тому, чтобы она сама начала искать способы угодить.

Эльфийка напряглась всем телом. Видно было, как в ней боролась гордость и новый страх. Но именно страх, медленно, словно ржавчина, разъедал её прежнюю уверенность. Она впервые заговорила без привычного оттенка высокомерия:

– Я могу… быть полезной. Я знаю схемы силовых полей, которые ты ещё не используешь. Я помогу с распределением энергии. Я могу вести переговоры, если потребуется. Я… – она замялась, опустив взгляд. – Я сделаю то, что ты скажешь.

Слова прозвучали не как ответ, а как просьба. Кирилл кивнул, но не удовлетворённо, а скорее с холодной констатацией:

– Так лучше. Но пока это только слова. Я проверю.

Он встал, подошёл ближе и встал почти вплотную. Она нервно сглотнула, но не отступила.

– Завтра, – продолжил он, – я дам тебе задание. Если ты его выполнишь без ошибок и без лишних вопросов – значит, я подумаю, стоит ли держать тебя рядом. Если нет… – он усмехнулся, – думаю, тебе не понравятся мои решения.

Эльфийка кивнула быстро, слишком быстро, словно боялась потерять момент. Кирилл отошёл обратно к креслу, сел и откинулся. В его голове кристаллизовалась мысль, что она уже на крючке. Теперь она будет искать не то, как уйти, а то, как заслужить отсрочку.

Но он знал ещё и то, что даже сейчас ей доверять нельзя. Ни на йоту. Каждый шаг должен укреплять её зависимость. И первый шаг он сделал – заставил её самой предложить покорность. Теперь нужно было придумать следующее испытание – такое, где ошибка обернётся для неё не просто страхом, а полной потерей остаточной гордости.

Он дал ей задание словами ровными, как плита – а за смыслом темными, как шахта.

– Завтра, – произнёс Кирилл, – ты отправишься на рынок. Найдёшь то, что я обозначил. Привезёшь. Я сам всё проверю.

Он не стал называть словами то, что он имел в виду. Слов не хватило бы, и лучше было бы, чтобы молчание играло свою роль – оно растягивало в её голове страшнее всяких подробностей. Но тот образ, который всплыл в её воображении – железный кокон, холодная капсула, люди, вынимающие из жизни личности и оставляющие куклы – уже не исчезал. Он сидел в ней, как тяжёлая печать.

Задание было построено так, чтобы ранить на все стороны. Оно требовало не столько навыков, сколько воли. Не столько хитрости, сколько предельной готовности продаться. Кирилл знал, что если она сможет добыть слухи, подтолкнуть нужных людей и вернуться с обещанием – это будет означать, что её гордость окончательно утонула. Если же она откажется – значит, в ней осталось что-то, что он ещё не сломал.

Он не приставлял оружия. Он не давал чего-то невыполнимого. Он дал ей одно холодное условие и полный контроль над ситуацией:

“Принеси мне то, что я обозначил, и докажи, что ты можешь сделать выбор, ради которого не позоришься только потому, что боишься.”

Она понимала, что это не будет простой покупкой. Это будет испытание на то, как далеко она готова зайти, чтобы сохранить жизнь, пусть и тлеющую. Также она понимала ещё и другое… Что сама мысль о том, чтобы вступить в контакт с теми слоями рынка, где продаются такие “вещи”, уже преступна для её культуры. Эльфы не говорили об этом. Они строили стены из высоких слов, но за этими стенами жили те же грязные сделки. Теперь ей предстояло переступить порог, о котором многие в её роду предпочитали молчать.

День был коротким и тяжёлым. Она ходила по ангарам, заглядывала в тёмные окна лавок, слушала шёпоты торговцев, которые как змеи обвивали и без того больные мысли, и везде чувствовала, как её прошлое распадается на мелкие щепки. Лица тех, кого она ломала в “игровой комнате”, мерещились перед её глазами, как тени, и тащили её вниз. И теперь, по какой-то неведомой ей причине, сердце молодой эльфийки металось от стыда, но шаги были всё быстрее – страх делал их ровнее, и даже точнее.

Кирилл наблюдал за ней не с напряжением фельдмаршала, а с той же тихой жестокостью, с какой ученый наблюдает за реакцией в колбе. Он дал ей карту намёком, он дал ей “право выбора” ради того, чтобы увидеть её реакцию. Он собирал не информацию о товаре – он собирал зубцы её души. И каждый её шаг давал ему новые сигналы. Как она торгуется… Как прячет глаза… Как старается не выдать уязвимость, но всё же выдать…

Сейрион ушла туда, где запахи рынка были густы. В нём смешивались окисленный металл… Приторная сладость дешёвой парфюмерии… Неизбежный дым табака и жирных ларьков… Там, среди гулких разговоров и блёклых вывесок, она поймала три вещи. Один слух о “капсуле”, прошептанный между двух торговцев. Взгляд разумного в тени, который, казалось, знает цены и уязвимости. И холодное презрение к себе самой – сильнее, чем нож. В её ушах звенела старая поговорка, которую эльфы шептали между собой в грозный час:

“Лучше умереть, чем быть не-собой.”

Теперь даже смерть представлялась ей почти приятной альтернативой. Её разговоры с людьми были коротки, робки, как ноги у страждущей птицы. Где-то она предлагала цену, где-то – услугу взамен, где-то – обещание сведений о торговых путях. И всюду – этот вечный внутренний монолог:

“Я сделала это… Я приближала это… Я ломала других – и теперь мне надо ломаться самой…”

Слова шли, словно крошки хлеба к пропасти. Чем больше она говорила, тем глубже проваливалась. А вернувшись, она выглядела словно та, чей внутренний свет погас. Глаза затемнели, плечи опустились. Она принесла не предмет – не в явном виде – а связку намёков, разговорами и обещаниями, которые можно было обернуть в сделку. Она рассказала о том самом разумном в тени, о словах, о глазе и шепоте. И в её голосе был уже не только страх. Там был и свежий, режущий стыд.

Кирилл слушал, и в слухе его было столько же удовлетворения, сколько и осторожности. Он не сказал “хорошо” радостно. Он сказал тихо, с той же отстранённостью, с которой иногда аплодируют легко расставшемуся с чем-то врачу.

– Ты сделала шаг. – Произнёс он. – Это важно.

Он не пообещал защиту. Он не сказал, что верит. Он только отметил факт – сухой, как запись в судовом журнале. Это было условием для неё. Она сама принесла ему ключи к своей гибели или спасению. Так как сам факт её возвращения с этими сведениями означал, что её сознание теперь тянется в новую плоскость – туда, где покорность может стать инструментом выживания.

И вот что было самое страшное. Теперь она не просто боялась внешнего кошмара. Она начала бояться себя самой – того, какого рода жертвы она уже готова приносить, чтобы не утратить жизнь. Внутренний голос, который когда-то приказывал ей ломать других, теперь казался диким эхом, и она боялась, что когда он поднимется вновь, она не сможет устоять.

Кирилл, в свою очередь, уже строил дальнейшие шаги – но не в технических деталях. Он думал о владении выбором. Ему было важнее не обладать устройством – важнее было обладать её волей. И тот факт, что она сама пришла и принесла ему то, что он просил лишь намёком, был для него куда весомее любой материальной добычи.

Ночь опустилась на ангар, и свет ламп стал мягче. Она присела рядом, не становясь слишком близко, не позволяя себе быть ласковой – и не смея смотреть в его глаза. Между ними была теперь сеть – невидимая, тонкая, но прочная. Она тянулась от его молчания до её страха, и оба ощущали её натяжение.

………….

Ночь на корабле была долгой и густой, как смола. С того самого дня, когда её голос впервые проскользнул над ангаром с намёками и признаниями, Сейрион начала тонуть не в криках, не в битвах, а в мелочах – в тихих уступках, в шагах, которые она делала уже не от злости, а от острой потребности дышать дальше. Её моральный колодец опустел не вдруг. Он пересыхал по капле, и каждая капля была новым компромиссом.

Она училась быть полезной. Сначала вежливо, почти робко, она вытаскивала на свет старые чертежи, по ночам переписывала уязвимости систем, убирала из журналов те строки, что могли выдать их присутствие. Поступки казались безобидными – “сделать приятное”, “убрать лишний шум” – и в них рождалась привычка. Привычка оказалась сильнее гордости. Гордыня трескалась под собственным весом. И на её обломках вырастали новые мотивации. Выжить… Заслужить улыбку хозяина… Выпросить отсрочку… И её внутренняя речь сначала была спазматической:

“Я заслужу свободу. Я буду полезной. Я буду работать и терпеть – и он отпустит меня, когда решит, что я достаточно платила.”

Затем фразы начали звучать ровнее. Она научилась превращать страх в расчёт, унижение – в товар, который можно продать, если нужно. И вот тогда появился отвратительный поворот – мысль, что спасение одной души может стоить другой.

Она не стала открыто говорить о том, как это может выглядеть. Её предложения были завуалированы, говоря только о “людях, что можно было бы использовать” или “альтернативных ресурсах”, но в её глазах уже читалась охота. Если он примет их, значит, и она выживет. Внутри неё кипел торг. Фамильная честь против голого выживания… Память о тех, кого она ломала растаяла под тяжестью сегодняшнего ужаса… Моральные табу, которые у неё были воспитаны как тончайшая эмаль, одна за другой отпадали, как облупившаяся краска. Страшно… Стыдно… Но – зачем умирать ради идеала, если можно жить?

Кирилл наблюдал. Он видел, как черты её поведения постепенно изменялись. Плечи поникли, улыбка становилась редким явлением, глаза – часто влажными. Он слышал уступчивые слова, и это плело вокруг него сеть. Сеть не из кандалов, а из обещаний, из долгов и благодарностей, что растут как плесень в углах старого ангара. Он принял её предложения не как милость, а как подтверждение – теперь можно двигаться дальше. Теперь под контролем будут не только её движения, но и её выборы.

И всё же он не успокаивался. Наученный горьким опытом, он понимал, что тот, кто соглашается на всё ради жизни, ещё может вонзить ему нож в спину. Поэтому все её действия он принимал с долей предосторожности – каждый подарок, каждая “альтернатива”, каждое имя, которое она называла, он складывал не в корзину планов, а в карман наблюдений. Он видел в её рвении не столько искупление, сколько попытку купить жизнь, и потому нагружал её всё новыми задачами – не чтобы разорвать окончательно, а чтобы проверить, как глубоко она готова идти.

Её первая “практическая” уступка была не спектаклем, а тихим, мерзким соглашением. Она предложила ему не курировать чью-то продажу в правах, не вывешивать плакаты и не называть адреса – она предложила встретить их, подговорить, подвести, подвести к той двери, где человек согласится на сделку. Она не называла имен вслух. Это прорастало в жестах… В электронных ведомостях… В тех немногих словах, что ей было позволено шепнуть в ушко торговцу… Когда в её голосе появлялась деловая сухость, то в нём уже не слышалось ни гордости, ни боли – лишь расчёт и машинальный холод.

Внутри неё это происходило как предательство самого себя. Первые ночи после таких действий она проводила в полуобморочном состоянии – не от физического труда, а от нравственного удушья. Сны превращались в зеркало. В нём она видела себя с тех пор, как была ребёнком – гордая, высокая, над миром – и теперь лист бумаги, на котором кто-то ставил подпись и забирал часть её мира. Она пыталась обосновать эти поступки:

“Если я подведу им людей, возможно, они дадут мне то, что обеспечит мне свободу; возможно, я смогу вернуть то, что потеряла.”

Бизнесу выживания нужны были миллионы рационализаций, и она быстро научилась их выстраивать, как кирпичи крепостной стены вокруг себя. Ведь сейчас ей категорически не хотелось, чтобы кто-то посторонний пришёл на её место. Так как торговцы могли легко предоставить Кириллу других специалистов, и даже с доплатой, лишь бы забрать её себе. В рынке сплетни – как ножи, и в этих сплетнях торговцы увидели шанс:

“Всегда есть тот, кто знает, где найти дешевую рабочую силу…” – Говорили они между собой, и слухи медленно споили тех, чьи судьбы теперь мерцали не как жизни, а как товар. Она давала им не инструкции, она давала “ключи” понимания – где искать тех, кто был “уязвим”, кто мог согласиться на бедную жизнь ради еды и крыши. Она предлагала слова и связи, которые снимали маски с нужных лиц. И потому однажды, на рассвете, Кирилл увидел, что их дела начали продвигаться не для него одного, а также и по её тихому импульсу.

Эта работа отмщения, если так можно назвать её, стоила ей души так же, как ранее стоила жизни другим. Внутри неё тлел алкоголь из стыда и облегчения. Она спаслась, но для этого была готова отдать других. И с каждой сделкой её лицо теряло черты прежней гордости. В зеркале она видела бледную фигуру, похожую на свою тень, которая не знала, каким правом облачена в жизнь.

Кирилл считал это достаточной оплатой. Он не радовался. Не торжествовал. Это было, скорее, подтверждение метода. Ломая разум и логику, он натаскивал её на определённый ритм рабства, но не в лоб. Он работал с её страхами и логикой выживания, превращая их в механизмы управления. Он всецело контролировал корабль, теперь все движения и шаги Сейрион тоже попадали в зону его влияния. Когда очередной торговец приносил списки “рабочих рук”, Кирилл холодно просматривал их, не задавая лишних вопросов. Когда она шептала предложения и оправдания, он записывал интонации, ждал, проверял. Он не обещал свободы – он давал ещё одну задачу, еще одно обещание:

“Заработаешь – подумаю.”

И это “подумаю” звучало для неё как приговор и как надежда одновременно. Временами, в хрупкой тишине, она пробовала представить себе иное будущее. Не продажа… Не подлость… Не сломанная гордыня… А именно медленное искупление. Она пыталась уверять себя:

“Когда мы уйдём отсюда, я сделаю всё, чтобы всё вернуть. Я выкуплю их. Я помогу уйти тем, кого подвела.”

Но эти обещания были внутри её как тонкая нить – легко рвущаяся. Потому что выкуп – это деньги, и деньги стоили ей чести. А честь – та самая, что у неё отняли не сразу, а по капле. И вот итог этой новой жизни. Она стала инструментом собственного спасения и, одновременно, орудием разрушения для других. Она умела теперь быть мягкой продавщицей надежд, умела подписывать души за мизерную плату. Её язык стал тонким, торговец в ней – холодным. И чем в большей степени она мастерила свои сделки, тем глубже падал её внутренний голос – тот самый, что однажды говорил ей, что колебаться между гордостью и унижением – не выбор для эльфа.

А Кирилл, глядя на эту трансформацию, ощущал удовлетворение, но и некое пустое отвращение. Он получил инструмент, стал обладателем не только ключей к ИИ, но и ключей к людям, к их выживанию и их продаже. Это давало власть, а власть глотала себя в собственной пустоте. Чем больше он имел, тем тяжелее было держать в руках своё собственное лицо. И в этой чаше – власти и пустоты – они оба теперь жили, связаны не столько цепью и ошейником, сколько сухой, тугой ниткой взаимной зависимости и взаимного разрушения…

……….

Ночь опустилась, и ангар зашумел старой, железной жизнью. Сейрион легла в отсеке, аккуратно свернулась в одеждах, и мысли её, как мотыльки, жгли крылья о резкие лампы страха. Она заснула быстро, но сон был пустым, и когда утром вставала, в её лице уже не было прежней резкости – было только то, ради чего она продалась. Расчетливое терпение, готовность к новой сделке, желание продлить этот хрупкий контракт с жизнью любыми средствами.

Наконец, когда последние сварочные дуги затихли и воздух ангара перестал трещать от электричества, из-под рук дроидов и под ногами людей поднялась другая тишина – та, что бывает после рождения. Они работали над этим рождением неделю, а может быть и месяц. Для Вольной станции это было неважно – здесь дни тянулись, как рельсы, и время отмеряли не стрелками, а делами. Когда же всё закончилось, в ангаре лежал не просто кусок железа, а почти живой организм. Корпус корвета огров, теперь буквально обвитый эльфийскими технологиями и пропитанный духом модернизации, теперь дышал новою кровью – модулями, что пришли с донорского корвета, с аккуратными панелями и блеснувшими, как чьи-то белые кости, интерфейсами.

“Троян” – так он прозвал свой корвет Кирилл, прижав ладонь к холодной броне и прочитав в её холоде имя и роль. Имя звучало не только как шутка, а как завет. Корабль должен быть обманом для врагов, презрением для преследователей и домом для тех, кто окажется внутри. И работа над ним была оконченным ритуалом.

Внутри было устроено всё по-новому и в то же время по-старому. Формы корпуса сохранили грубую, военную осанку огров, но внутренности наполнились изящной логикой эльфийских схем – аккуратные контуры проводов, ювелирные охваты модулей, зеленоватое свечение анодных струн. Дроиды перекладывали запечатанные мешки с инструментами, последние адаптеры задвигались на места, и ИИ, теперь уже под контролем Кирилла, шептал своим электронным голосом результаты тестов – “контуры устойчивы”, “щит синхронизирован”, “жизнеобеспечение в норме”.

Жилой отсек. Десять кают, выстроенных аккуратными рядами, каждая – маленькая, но добротная. Их можно было представить как комнаты в гостинице для призраков. Тонкие шторы, которые днем ловили свет от ламп, полки с рем-наборами, подвешенные в идеальном порядке, и по одной личной полке у каждой каюты – для мелких предметов, тех самых, что напоминают человеку о доме. Каюты были не роскошны – не было там парчи и резных панелей – но у каждой был личный отсек с регулятором давления, достаточно крупный экран, изображающий иллюминатор, и достаточно большая складная койка. Кирилл продумал это так, чтобы экипаж мог быть и маленькой семьёй, и даже полноценным кланом. Кто-то мог спать днем, кто-то – ночью, и круг обязанностей перетекал без шума.

Капитанская каюта была словно из другой истории. Просторнее, с панорамой на форму корабля в свете внутренней подсветки, с консолью через всю стену, где можно было заглянуть в сердце ИИ – но не вмешаться в его работу без ключа. Здесь был письменный стол, византийская лампа, этакая слегка нелепая роскошь на грубом судне, полки с картами, и кресло, которое поворачивается не от силы пружины, а по привычке того, кто привык принимать решения. Капитанская каюта имела небольшую зону отдыха, где Кирилл однажды сел и позволил себе подержать в ладонях одну из тех шкур – память о сделках, что привели сюда. В этом кресле он экспериментировал с расстоянием власти. Близко и тепло, но всегда на стороже.

Грузовой отсек был по-настоящему масштабен. Широкий, низкий, с рельсами, на которых двигались круглые ложементы. Здесь можно было уместить и ящики с припасами, и ловушки, и те самые грузовые тушки, которые могли понадобиться для торговли или для выживания. Пол отлит из броневого сплава с зернистой насечкой. Верхние люки были рассчитаны под магнитные зажимы для дополнительного оборудования. В одном углу, под защитным панцирем, лежали запасные бронеплиты. В другом – свернутые в рулоны топливные “мешки – цистерны”, которые можно было быстро установить в магистраль при долгом переходе.

Вооружение на “Трояне” постепенно обрело очертания несвойственные для его корпуса-источника. Вдоль палуб установлено место для двух десятков турельных пусковых гнезд – ровные круглые срезы в броне, каждая с электрическим интерфейсом и уплотнителем. Не все они сразу заняты были турелями. Некоторые предназначались для малой артиллерии, другие – для точечных импульсных пульсаров, те, что Кирилл хотел видеть – короткие, резкие вспышки против скоростных целей. Эта сетка орудий формировала коралловый ритм обороны. Если они будут все активированы – “Троян” становился барьером, если часть – экономным и хитрым маневром. Пусковые могли держать и нехитрые ложные цели – электронные мишени и дымовые заряды, и были предусмотрены места для модульных портов, чтобы при желании сдвинуть аппарат с фронта на тыл, с кормы на нос.

Жизнеобеспечение располагалось в прочном цилиндре, укрытом бронёй и лёгкими эльфийскими декоративными панелями, словно рубашка на старом теле. Это был узел, который фактически защищал экипаж, “кормил” его воздухом, водой и надеждой. Резервуары воды, фильтры тонкой очистки, резервные станции регенерации кислорода, переработчики – всё было рассчитано на автономность в долгом переходе. Кирилл смотрел на показатели и позволяя себе редкую гордую улыбку. Тот самый модуль, который они пересадили из эльфийского корвета, по сути, сделал “Троян” домом для жизни, а не только машиной для прорыва. Энергетические шины соединяли этот узел с двойным генератором силового поля, и алгоритмы ИИ пели в такт. “Баланс стабилен”, “резервы на уровне”, “щиты готовы”.

Когда система управления встала “на ноги” – когда последние бифуркации кодов и лейблы доступа были синхронизированы, когда ИИ принял новую карту распределения задач, и когда голоса дроидов дали мелодию нормальной работы – корабль прошёл свою первую комиссионную проверку. Показатели вибрации – в норме, тепловые графики не показывали аномалий, канал гидравлики был герметичен. Сам факт, что “Троян” после всех вставок и замещений ожил как единый организм, показал, что переработка не была напрасной. Он был тем, чем Кирилл хотел его видеть – быстрым, прочным, хитрым и способным проскользнуть мимо множества сетей.

Потом наступило время для полного переезда, из которого они не делали особой церемонии. Коробки с вещами, мешки с провизией, несколько личных предметов – реликвия из прежней жизни или вырезанная руна на браслете – всё переносили в новый дом. Две каюты обрели владельцев. Эльфийка получила одну из кают у кормы, рядом с машинным отсеком – чтобы быть ближе к тому, что её теперь определяло. Она переставляла свои вещи неохотно, будто складывая пугающие воспоминания. Но работа требовала присутствия, и её новые привычки – аккуратность, тщательность – дали ей размеренное место в обиталище корабля. Место, откуда она могла наблюдать за машинами и учиться быть полезной. А Кирилл вселился в капитанские апартаменты.

День, когда “Троян” встал, так сказать, на якорь в своей новой обители. На тихом причале, где никто не смотрел пристально. Воздух был полон запахов смазки и горячего металла. Внутри суматоха, выкрики, регистры – но по ночам, когда все успокаивались и этот искусственный мир утихал, этого гибридный корабль, казалось, тихо вздыхал. Свет от приборов падал полосами, и в этом ровном мерцании Кирилл впервые почувствовал, что у него есть что-то, что можно назвать “домом”. И это одновременно тешило и тревожило его – потому что дом укрывает, а может и приковывать.

Экипаж, который должен будет жить и дышать в этом доме, ещё не был полностью укомплектован. Но крепкий каркас был готов. Десяток коек, пункт медпомощи, кухонька, склад, командный отсек, навигация с гордым антропоцентричным штурвалом – старой школы и новой техники, которая позволяла Кириллу и его новым людям делать выбор между тихой бегой и открытой битвой. И по его отсекам теперь слышались эхом шаги тех, кто теперь называл “Троян” своим домом, и эти шаги шептали обещание. Пусть в далёком будущем за ними последуют другие истории, но сейчас – здесь – была их общая тайна, их скрепа, их общая ложь о том, что свобода может быть куплена и переплавлена в сталь.

А в глубине, под бронёй, в мягком свете индикаторов, где ИИ суетливо рассчитывал очередной цикл подзарядки, в каюте капитана Кирилл смотрел на карту звёзд и думал о том, что его корабль – “Троян” – станет новым символом. И, одновременно с этим, укрытием и оружием. И в этот миг за ним тихо прошёл тот, кто теперь был ближе всего – Сейрион. Она посмотрела на приборы, на рабочие индикаторы, на свет, и на её лице было то, что иногда называют сдачей – не капитуляцией героя, а договором о выживании. Она понимала цену, и в её глазах теперь жила не только память, но и рассчитывающее спокойствие. Пусть она потеряла многое – но в обмен она получила шанс. Шанс, который теперь был подвешен над ними обоими, как проволока – тонкая, острая и не прощая ошибки.

Ночью, когда “Троян” уже почти дышал своей новой жизнью и в его броне закапал остаточный теплоотдающий ритм, Кирилл подошёл к последнему акт-ритуалу – продаже того, что осталось от двух кораблей-доноров. Старые плиты, искривлённые рамы, пыльные консоли с выцветшими шильдиками, тряпки, пропитанные машинным маслом и старой магией – всё это лежало теперь словно на выносной могиле. Отдадут на переплавку, и поминай, как звали.

Он смотрел на груды металла как на чужие воспоминания – не церемонясь, а с той прохладной расчётливостью, что помогает держать в руках судьбу. Каждая плита была подписана. Откуда снята, какие следы сварки, какие метки на ней оставил огровский кузнец или эльфийский мастер. Дроиды аккуратно подхватывали обломки, перекладывали их на гравитрейлеры. Их движения были почти благоговейны – металл отдавал тепло рук, и в этом тепле таилось ощущение конца.

Он организовал вынос по правилам рынка. Наличие документов… “Официальная” запись об утилизации… Пометка “небоеспособно” – всё это делалось не из уважения к документации, а по необходимости. Все эти ведомости, даже электронные – это ещё один занавес, который уберёт лишние взгляды и создаст видимость, что дело как следует. Торговцам на свалке не было нужды в подробностях. Они брали железо. И вполне привычно платили за этот хлам, хоть и высокотехнологичный, сущую мелочь – но мелочь здесь складывается в весьма неплохую сумму.

Торговцы на свалке были грубы, как всегда. Кривые улыбки… Запах горелой смазки… Глаза, что смотрели не человека, а товар. Но в их взглядах теперь была не только жажда наживы – в их руках жизнь становилась нервной, как струна, которая недавно была перерезана и теперь дрожит. Те, кто несколько ночей назад с молниеносной жадностью покупал шкуры, теперь смотрели иначе. Они требовали большего, шептали о “не только шкурах” и о “особых вещах”, а их слова стучали по нервам Кирилла, как камни.

Он слышал в их шепоте угрозу и послание одновременно. Купили – и выжидают. Было в том напряжении что-то настойчиво хищное. Им явно хотелось не только товар, но и продолжения игры – ещё шкур… Ещё тайников… Может быть, даже того самого “живого товара”, о котором кто-то мельком говорил… И эта жадность, это жуткие голодные взгляды заставили у него сжаться сердце. Он понимал, что оставаться здесь дальше было уже опасно. Рынок не любит тех, кто выходит из игры сам по себе. Рынку нужно платить свою цену и, очень часто, измерять её своей собственной кровью.

И был ещё один знак – старый боевой дроид, что он арендовал для создания видимости охраны. В первые дни этот громила на гусеницах ровно стоял у входа и рычал на всякий взгляд, как каменная скала. Но теперь дроид начал “глючить”. Отрывистые паузы в его патруле… Короткие “завывания”, когда его сенсоры тускнели на доли секунды, как свеча, что задувают. Иногда он будто отключался и снова включался, и это случалось в определённые часы, когда торговля на свалке шла в пик. Это уже не были банальные сбои. Сейчас у Кирилла появилось стойкое ощущение того, что кто-то старается влиять на его механику, чтобы взять его под свой контроль.

Кирилл заметил это и не стал драматизировать – он не выказывал страха и не метался – но в его голове слова складывались в рисунок:

“Кто-то интересуется тобой и тем, что у тебя есть.”

Он приказал дроидам выгнать остатки с причала, загрузить старые блоки на трейлеры, заставил их переместить в ночь, под прикрытием тумана и звуковых глушителей порта. Лица грузчиков в ту ночь казались ему искажёнными, как тени на старой иконе. Все улыбались. Но все эти улыбки нервно дрожали.

Ещё до того, как последний ящик с консолью покачнулся на тросах, он дал сухой приказ ИИ:

– Перенеси логи и очисти видимые следы операции.

Искусственный интеллект, который теперь тоже отзывался на имя “Троян”, провёл зеркальную работу – не технически описывая, а художественно – как тот, кто стирает картины старого мира, чтобы на его пляже не нашли следов. Кирилл понимал, что бумага и деньги – это язык, который переведут. Но решающий инструмент – это тишина и скорость. Потому он и не стал ждать торговых претензий.

Он принял решение. Им пора было покинуть эту станцию. Решение было похоже на математический акт. Себестоимость оставаться здесь была куда выше, чем стоимость срочного отъезда. Ему не нравилось, что торговцы стали “нефрендли”… Не нравилось, что охранный дроид начал “терять сознание” – это значило, что кто-то может получить возможность извлечь из ситуации то, чего он не желает. Пора убирать “Троян” от этого причала, и покинуть данную гоблинскую станцию и уйти в те сегменты пространства, где их следы теперь затеряются под звёздными ветрами и пылью.

Подготовка к отлёту была короткой и прерывистой. Он распределил обязанности. Нанять группу очистки, чтобы убрать следы от сварки и топлива… Управляющему доков – оформить отгрузку как “перемещение утилизационного груза”… А также закончить здесь всё, чтобы спокойно отбыть в выбранном направлении. Всё это было сделано не “по бумажке”, а по интуиции. Быстро… Тихо… И без лишних свидетелей…

Вечером, уже практически перед отлётом, он прошёл по “Трояну” как по дому, перехватывая рукой холодный металл поручней, вдыхая запах свежей краски и смазки. В каютах свет был приглушён. Эльфийка – теперь уже тихая тень – стояла у кормы, и в её глазах играло ожидание. Она уже поняла, что они уезжают не просто ради суммы в кредитах, а ради жизни в другом ритме.

Перед уходом Кирилл ещё раз осмотрел боевого дроида. Тот в этот раз вёл себя почти штатно, но когда он выключился на минуту, Кирилл поймал в его логах едва заметную волну попыток внешнего доступа – не детализируемую, просто чувство “чужой руки”. Это усилило его решимость. Он не будет торговать с тем, кто может позволить себе такие игры.

На причале всё было готово. Грузовые платформы с металлом уже уехали, машины “сбора” поплыли по рельсам, и “Троян” стоял, как зверь под палящим солнцем, готовый к прыжку. Он дал короткий приказ ИИ:

“Собрать, замкнуть контуры, выравнивание напряжений и – в путь.”

…………

Последние минуты на станции проходили как съёмка из другой жизни. Знакомые силуэты, фонари, тени, и странный запах – смесь озона и жареной рыбы с рынка. Торговцы на свалке ещё суетились, делили прибыли и жалели, что не успели купить больше, и в этом их жадность отдалялась от них, как пелена.

Когда “Троян” оторвался от причала, это было тихое, почти интимное действие. Активированные двигатели “вздохнули”, система управления подправила курс, и обновлённый корабль скользнул прочь от причальной станции так, как скользит ладья в утренней дымке. Кирилл стоял на мостике, взглядом считывал линии звёзд, и в груди у него сидела смесь облегчения и предчувствия. Они отбыли от этого места, но след остался.

Перед тем, как полностью уйти из радиуса станции, он дал ещё одну команду ИИ, чтобы тот постарался сохранить то, что важно, и уничтожил всё то, что может привести назад. Это было скорее актом ритуального разрыва с местом, чем техническим трюком. Он хотел, чтобы их прошлое здесь не было катализатором проблем в будущем.

И когда “Троян” запустил гиперпрыжок и звёзды превратились в брызги света, Кирилл позволил себе едва заметную улыбку. В задней части сознания шевелилось беспокойство – торговцы, дроид, шепоты рынка – все они оставались пулей в его памяти. Но сейчас впереди была дорога, а вместе с ней – новая сцепка обязанностей, новых рисков и, может быть, новые правила игры.

Он знал, что покинуть станцию – это только момент. Игры на рынках не заканчиваются никогда. Просто меняются поля и фигуры. И в этом, возможно, и заключалась единственная уверенность в том, что пока “Троян” носил их всех, пока ИИ считался его собственностью, пока дроиды слушались – он имел шанс. А шанс – это то, за что стоит жить и, при необходимости, продавать металл.

А когда “Троян” уже покидал радиус станции, сенсорный комплекс корвета начал фиксировать весьма своеобразные “аномалии” на причале, где ещё совсем недавно стояли два донорских корпуса и грузовые платформы. Датчики ИИ зафиксировали дрожание света, вспышки перемещений и некоординированную активность – это была не обычная суматоха, а спешка, почти паника.

Судя по данным сенсоров, торговцы, которых Кирилл провёл на аукционе со шкурами и металлическим лотом, решили действовать. Они попытались мобилизовать своих наемников, чтобы “догнать” или хотя бы проверить оставшиеся корабли. Но в их планах была ошибка. Они забыли о том, что один из дроидов, предназначенных для охраны причалов, остался на месте и активизировался в момент, когда чужаки вторглись в территорию, за которую он отвечал.

Тот самый боевой дроид, всё ещё стоявший у причала, с которым столкнулись бойцы торговцев, был старым, но продуманным механизмом третьего поколения. И имел бронированный гуманоидный торс на гусеницах с пулеметной установкой вместо головы. Его сенсоры, хотя и устаревшие, сработали как следует. Он мгновенно перекрыл подход, выдал предупредительные сигналы и открыл огонь по первым, кто пересёк черту. Боевые расчёты слабого вычислителя дроида оказались достаточно точными, чтобы парализовать группы нападавших, не разрушая инфраструктуру причала полностью.

ИИ “Трояна” всё это время анализировал ситуацию. На экране появлялись линии движения врагов, зоны поражения и остаточные маршруты маневра дроида. Стало ясно, что вмешательство внешних лиц привело к непредсказуемой ситуации. Дроид не принадлежал Кириллу напрямую, но действовал строго по протоколу. Так как он был должен охранять причал и чужую собственность. Всё это было проплачено парнем заранее. И теперь он выполнял свою функцию. Попытка напасть на чужую территорию обернулась для нападавших настоящей катастрофой – поврежденные бойцы, потерянные инструменты и перепуганные торговцы, которые теперь вынуждены будут отчитываться перед хозяевами причалов.

Кирилл наблюдал за этим через сенсорный комплекс, почти улыбаясь. Его уход вызвал эффект домино, и дерзкие торговцы сами угодили в ловушку. Он видел, как они суетились, пытались вывести своих бойцов из-под огня дроида, но тот действовал слишком быстро и слаженно для того, чтобы кто-то смог прорваться.

В этот момент становилось очевидно. Сунув свои наглые носы в чужую зону ответственности, торговцы теперь сами создали себе проблемы. Данные о повреждениях и потерях уже фиксировались в системе охранного дроида, а хозяева причала наверняка будут крайне недовольны. Каждое движение, каждая попытка обойти протокол – теперь обернулась против них.

Для Кирилла это было не просто зрелище, а практически полноценный урок. Правильная расстановка сил и даже старый, на первый взгляд несовершенный дроид, способен превратить дерзких соперников в пешки чужой игры, если они неправильно оценивают чужую территорию. Смысла вмешиваться самому не было – он оставил всё на автоматическую систему и на осторожность дроида, а “Троян” спокойно скользил прочь, оставляя за собой дымку тревоги и несостоявшейся жадности.

Когда “Троян” окончательно отошёл от причала и покинул плотную зону станции, его мощные двигатели начали равномерно разгонять корабль. Парень тщательно проверял все системы. Линии передачи энергии… Работу двигательной системы… Стабильность гипердвигателя… И согласованность работы двойных силовых щитов… Всё работало идеально. Внутри каюты и на мостике царила сосредоточенность – каждый модуль проверен, каждая связь отлажена.

Сенсорные комплексы фиксировали покидаемое пространство. Далекие огни станции постепенно терялись за гладкой оболочкой броневых щитов, отражая слабое свечение маневровых импульсов. “Троян” набирал скорость, плавно уходя в разгон, почти растворяясь в окружающей тьме космоса. Кирилл чувствовал, как плавное ускорение обволакивает корабль, как будто сам корпус дышит пространством, а ИИ шепчет через интерфейс о стабильности систем.

Внутри ИИ фиксировал изменения энергетических потоков, корректируя баланс двигателей и распределяя мощность на щиты, жизнеобеспечение и оружейные системы. Эльфийка, всё ещё находящаяся в замешательстве от событий на станции, молча наблюдала за плавной работой корабля, ощущая, что теперь “Троян” – это её новая реальность, где она лишена полной свободы действий.

Парень слегка улыбнулся, глядя на показания датчиков, что проецировались на экраны. Точный расчёт траектории, минимальное время перехода и плавный вход в гиперпространство. На панели мигнули координаты. Первый прыжок прошёл, “Троян” исчез из обычного пространства, погрузившись в извилистые потоки гиперпространства, оставляя за собой пустоту.

Несколько дней спустя, и совершив ещё один прыжок, они собирались изменить курс. На мониторах стали отображаться новые координаты. Территория орков, куда якобы они направлялись, было лишь прикрытием, той самой маской, временным путём для отвлечения глаз возможных преследователей. Те, кто осмелится попытаться проследовать за ними, попадут в совершенно другую точку карты, следуя за “призрачным” курсом, тщательно рассчитанным Кириллом.

Именно эта хитрость давала ощущение полного контроля. “Троян” не только был быстрым и манёвренным, но и стратегически защищённым от преследования. Никто не сможет предугадать реальную цель и траекторию перемещения. Кирилл оставался за штурвалом, но каждый прыжок в гиперпространстве подтверждал, что теперь именно он диктует правила игры, а за ним – лишь пустота и миражи, которые сбивают с толку всех, кто захочет последовать.

Мягкое мерцание навигационных панелей и ровное гудение двигателей стало символом полной свободы действий. “Троян” двигался в потоке гиперпространства, оставляя за собой прошлое, тревогу торговцев и уверенность, что любая попытка догнать их будет тщетной. Именно этим Кирилл создавал неуловимость. Корабль был не просто инструментом, а стратегической хитростью, живой маскировкой, способной направлять внимание врагов туда, куда нужно ему, а не им.