Тяжёлая реальность-3. Нестандартное мышление

Хитрости выживания

Корвет висел над выделенным им причалом, как ребристый наконечник стрелы. Этакий серебристый силуэт кораблика пятого поколения Империи эльфов, который ещё вчера громко пел в звёздах, а сегодня молчал, и даже, казалось, дышал тяжко. Кирилл стоял у обшитой ржавчиной ограды причала, и ладонь скользнула по холодному металлу. Сейчас в его груди медленно тлел вопрос, который требовал не одного ответа. Как выжить так, чтобы не стать меткой на карте Империи? Как избавиться от корвета, не лишившись самого дорогого – мобильности, шанса исчезнуть в ночи, когда за ним придут охотники Империи эльфов?

Наступившая ночь вокруг корабля была пахучая и достаточно шумная. Постоянно доносились какие-либо звуки. Гудки каких-то круглосуточных служб станции… Отдалённые шаги механиков-гоблинов… Тонкий запах машинного масла и даже какой-то смолы, впитавшейся в ранние панели… Этот корвет казался слишком большим для их маленького экипажа, состоявшего всего из двух разумных. Это была хищная машина с геометрией вежливых линий, с крепкой для своего класса бронёй, с печатями и шкалами, что светились тускло, как раны. Пятая генерация технологий – гордость эльфийских конструкторов – хранила в себе память флота. Журналы… Возможно какие-то маячки… Коды посадки… И от всего этого теперь буквально пахло опасностью. Империя эльфов точно не забудет того, что случилось. И не простит.

Он сел в намеренно вынесенное наружу кресло, что стояло у открытого люка аппарели, скрестив ноги, и уже привычно прогнал из головы внешнюю суматоху. Сейчас ему нужно было мыслить холодно, и даже расчётливо. Как тот, кто крадёт у даже у самого времени его ресурсы. Перед ним развернулся ряд вариантов, как карта с узкими тропами. И каждый путь имел свою собственную цену. Как и определённый риск.

Первое, что приходило ему на ум, это мысль продать корвет. Быстро, напрямую – возможно, кому-то из мастеров-добытчиков в доках. Или тем, кто властвует на темной стороне рынка. За такой корвет можно выручить деньги, технику, запасные части и, быть может, маленькую, но работоспособную шлюпку – ту самую мобильность, только в сильно уменьшенном варианте. Но цена была очевидна. Продажа такого оборудования пятой генерации – это ярлык, ведущий прямо к ним. Тот, кто купит – будет иметь документы, следы, бинарные отпечатки. Империя найдёт и покупателя, и путь реализации подобного товара. Да и кто купит целый корвет в этом регионе, если не те, у кого есть связи с флотом? Так что подобное решение было слишком опасным. Хотя и самым быстрым в воплощении.

Второе – разрушить и инсценировать уничтожение этого кораблика. Можно было вылететь куда-нибудь в заброшенную или забытую звёздную систему. Запустить автоматический маяк с сигналом бедствия. Устроить разряд на навигационных узлах, сломав передатчик, и жизненно важное оборудование, и выставить “тело” корабля в ближайшее поле мусора или астероидов, превратив его в жертву случайного пиратского налёта. Это стирает официальный след – но не навсегда. В остатках обязательно останется серийный номер корпуса, коды реактора. Империя вытащит просеивателем всё, что даст цепочку улик. Да и кто станет брать “подбитый” корвет? Риски опять велики, но такая легенда может скрыть место. Хотя бы на какое-то время. Особенно если умело подослать профильный “наём” конечному покупателю, в виде мусорщиков, который и сам не будет связывать заявку с ними.

Третье – разобрать на модули и перепродать. Самый осторожный метод. Снять все идентификационные блоки, переплавить коды, распылить остов по разным “малым рынкам”, пустить в ход сеть перекупщиков, дать небольшие кадры на запчасти и реакторы – и продать. Медленно. Шаг за шагом… Модуль за модулем. Минус – для этого всего нужно время и место, а время в их положении – просто непозволительная роскошь. Кроме того, так они теряют своеобразную целостность и, возможно, саму единственную возможность, которая может им пригодиться для побега.

Четвёртое, и его сердце на секунду сжалось при мысли об этом, взять и переоформить его. Найти фиктивного покупателя, сделать документальную тягу – зарегистрировать корвет на чужое имя, переписать навигационные записи, сменить маячки, возможно даже изменить корпус, и таким образом вывести из-под потенциальный поисков. Это могло бы оставить корвет работающим, но уже не “их” собственностью. Но кто займётся этим? Нужно веское прикрытие. Юрист в доках… Фальшивые коды… Подкупленные бюрократы… Возможно даже наёмники, которые могут нести такой риск. Это дорого и рискованно, хотя и сохраняет главное – мобильность. И ещё, нужно будет перевести контроль на “слепой” узел. Чтобы убрать из систем все персональные ключи, которые связывают корабль с именем Сейрион или с его собственными биометрическими отпечатками. Для этого потребовалась бы её помощь – и это было одновременно и шансом, и ножом в спину. Так как эта эльфийка сейчас знала куда больше, чем кто-либо, не только о корабле и его возможностях, но и о том, что может ожидать тех, кто выступил против интересов флота Империи.

Пятое – оставить корвет, но уменьшить след – превратив его в нечто иное, переоборудовав, например, под какой-то грузовик… Сменить подписи в бортовом журнале и затереть все логи о старых маршрутах в его архивах. Технически сложно, но выгодно. Корвет остаётся в их руках, но с новой легендой. Риск – высокий, ибо при первой же проверке, особенно специальных служб Империи, старые журналы всё равно всплывут.

Задумчиво восседая в этом кресле, он пробовал поочерёдно прогнать все эти сценарии один за другим, словно развертывая крошечные нити, которые вели его в будущее. И все они ломались о две реальности. Во-первых, сама эта Эльфийская Империя будет искать подобную пропажу. Этот корабль был слишком уж современным, чтобы они позволили хоть кому-то на стороне им владеть. И её охотники, как свора акул, будут старательно выискивать все возможные следы… Во-вторых, он не хотел терять мобильность. Маленький шлюп, который можно было бы купить здесь в удобоваримом виде – это не корвет. На нём проще скрыться, но проще и поймать такого беглеца. Корвет давал определённый простор для манёвра. Он давал шанс пробраться даже через ионный шторм, и уйти в пространство, где они смогут просто пропасть с экранов сенсорных комплексов потенциальных охотников.

Также он думал и о Сейрион. О её молчании… О взглядах, которые таили больше, чем простое подчинение… Её знания сейчас для него были весьма серьёзной валютой. Но и её свобода – продукт риска. Он не мог позволить себе расстаться с ней ради железа, но и не мог позволить, чтобы корвет стал причиной их гибели. Внутренне он торговался с совестью. Сохранить эльфийку – значит иметь шанс открыть её знания, и в конце – концов переписать маршруты. Узнать, где безопаснее прятать такой корабль… Продать корвет – значит получить капитал и исчезнуть, но как перевозить тогда саму эту эльфийку? Она слишком сильно привлекает к себе внимание. А если избавляться и от неё, то кому её продать? Эти вопросы сейчас бились в его голове словно камни, во время камнепада.

Тяжело вздохнув, он встал и прошёлся по корпусу пальцами, ощупал дефлектор, щёлкнул выключателем – бортовой журнал отозвался мягким гудением. На экране мелькнула строка:

“Последняя активность – вход 03:42.”

Всё это было как отпечатки его собственной руки. Он понял, что ему всё равно нельзя оставлять следов. Надо вырезать даже само сердце корабля – выгрузить или перепрограммировать “черный ящик”, и имеющийся на борту ИИ. Тот самый модуль, что бережно хранит маршрут и сигнатуры. Без него корвет – просто гроб с двигателями, но без этих данных – след исчезает, или, по крайней мере, становится не таким явным для охотников Империи. И ещё… Надо убрать маячок. Который здесь все именуют – идентификатор. Сжечь… Сломать… Перекодировать… Не суть важно что, но его нужно либо уничтожить, либо изменить до неузнаваемости.

И тут, как свет в тёмной комнате, пришла идея, которую он поначалу оттолкнул как слишком дерзкую. Фрагментированная ликвидация. Он мог бы устроить “продажу по частям” – отдать корпус кому-то… Кто-то возможно захочет лишь двигатель… Можно продать систему жизнеобеспечения ремесленникам… Отдать вооружение на склад в доках за мелкие услуги… И при этом сохранить одну маленькую съемную шлюпку – то самое ядро мобильности. Если шлюпка останется под его контролем, он не теряет шанс отлететь в нужную ночь. Также корвет можно было бы превратить в “подарок” для кого-то другого. Поставить его в приёмный ангар, где его переправят дальше, а самим снять всё, что может выдать их. Биометрические ключи, логи, личные вещи. Это будет дорого по времени, но экономно по безопасности. И – если все части уйдут к разным разумным – Империи будет сложнее восстановить всю цепочку.

Другая мысль, ещё более дерзкая, некоторое время провисела в воздухе, словно осваиваясь его разумом. Не продавать, а сдать корвет “в аренду” хитрому покупателю, предварительно “сломав” часть систем и назначив цену ниже рынка. Таким покупателем мог стать кто-то из тех, кто давно мечтал о паре рабочих реакторов, но не о регистрации. Торговец в доках – тот самый, с которым он уже договорился о – мог дать нужные контакты. Он позволит “снять” корвет, он же организует перевоз, а Кирилл получит в обмен фальшивые документы и маленькую шлюпку. Минусом в этой ситуации будет именно то, что имя как самого парня, так и сопровождающей его эльфийки, будут рядом с покупкой. А ему была нужна хорошая легенда.

Обдумывая всё это, Кирилл записывал мысли на полупрозрачной панели, каждая строка – это шаг, каждая пометка – потенциальная ловушка. Он отмечал, что для реализации любого плана потребуется минимум три вещи. Доступ к специалисту по архивам, чтобы вырезать логи… Контакт у перевозчиков, чтобы увести или сам корвет, или беглецов, куда-то в ночь… А также суметь преподнести корвет как “конфискованный” или “законно полученный”. Что стало бы той самой легендой, скрывающей следы. Все три вещи – находились в списке возможных услуг тех самых торговцев, чьи имена уже мелькали в его усталых мыслях.

Он посмотрел на Сейрион, которая снова выглянула из открытого люка корвета. Её лицо в этом открытом проёме корпуса было бледным, и даже каким-то зелёным от бледного света приборов. И в нём читалась усталость не только тела, но и души. Он думал о том, чтобы привлечь её к делу. Она знала коды. Понимала, какие строчки в журнале нужно стереть. Как спрятать пройденный ими маршрут. Но это делало её соучастницей – и подставляло под потенциальный удар. Ему не хотелось втягивать её в преступления против Империи просто ради своей свободы. И всё же, без её рук, он был слеп. Превратить корвет в легенду – это работа, что требовала мастера.

Устало вдохнув холодного ночного воздуха, Кирилл ощутил, как его сердце замедляет шаг. План требовал скорости и осторожности. Ему нужно было действовать до тех пор, пока на станцию не пришёл сигнал о том, что корвет был похищен. И пока не начнётся официальный розыск беглецов. С другой стороны, торговать и делить – это значит оставлять следы в даже в сети этой вроде бы Вольной станции. И он уже видел, как торговец с жаром в глазах готов был продать их обоих ради собственной выгоды.

Он снова прошёлся вдоль корпуса корвета. Под ногами хрустнул старый, и кем-то забытый здесь кусок обшивки – напоминание о хрупкости даже этого мира. Корвет – их билет и их ловушка одновременно. И где-то глубже, в его груди, горел маленький огонь. Который разжигал желание не только выжить, но и стать тем, кто сам ставит правила. Он подошёл к Сейрион, тихо, не спеша, и посмотрел на её глаза. В их отражении он видел теперь не только себя, но и карту своих возможных дорог. Долги… Сделки… Тайные перевозки… И в конце – свободу, купленную ценой хитрости.

– Завтра на рассвете, – сказал он тихо, – мы начнём переборку. Ты поможешь мне стереть то, что может связать нас с этим судном. А потом – выбор… Либо держим шлюпку и уходим, либо продаём корвет по частям. Если ничего другого не придумаем…

Она слегка задумчиво прикусила губу, и в её взгляде мелькнула не покорность, а то, что он давно видел в ней – служебная холодность, смешанная с упрямым огнём. Это была сделка между двумя разумными, склеенная опасностью и надеждой. Он знал, что делает шаг по краю лезвия ножа. Станция за их спинами, со своими трубами и рычагами, шептала свои старые сказки о тех, кто думал, что может улизнуть. Но корвет давал ему шанс. И шанс этот он собирался вырезать и спрятать в ладони, как тёплую, но обжигающую монету.

Немного погодя, после долгих размышлений, он повернулся к кораблю не с решением уничтожить или разбирать его – а с другой мыслью. В чём-то даже теплой и коварной. Обменять. Отдать пятую генерацию технологий эльфов в обмен. Именно тому, кто захочет блистать в небе. И взять взамен что-то тихое, старое и даже возможно списанное. Судно, которое не просигналит о себе красным маркером в списках Империи. Ну, и получить немного полезностей… В довесок… Немного доплаты… Немного ресурсов, для возможных модификаций. И мобильность у них всё же останется, а риска станет куда меньше.

В ту ночь он сел в кресло у люка корвета и, будто изучая карту старой реки, начал проговаривать вслух классы кораблей – от крошек до великанов, представляя, что каждое судно – это персонаж с характером, привычками и слабостями. Ему нужно было понять суть модификаций и размеров, чтобы найти именно то, что спрячется в шуме станции и даст шанс уйти без следа. Ведь ему нужно было хотя бы понимать, с чем он вообще может иметь дело. А потом он просто втянулся, и начал банально проверять и изучать всю возможную информацию, что вообще мог найти в базах данных ИИ корвета. А там было много интересного…

И первыми в этом списке шли малые суда. Эти свирепые стрекозы межсталевого марева живут своей скорой, сжатой жизнью. Их нельзя назвать кораблями в полном смысле слова. Скорее, это этакие дикие, скоропалительные существа, спроектированные под одну мысль. Быстро исчезнуть. Пятнадцатиметровые “скейты” и двадцатипятиметровые “шаттлы” – похожие как родственники, но отличающиеся пропорциями да назначением, но объединённые одним общим призывом. Не задерживаться на месте.

Скейты – это скоростные аппараты, с слегка согнутой носовой частью, как клюв хищной птицы. У них низкая, плоская рама, почти как скейтборд, с широкими боковыми стабилизаторами. Длина – пятнадцать метров, но ощущение от них шло плотное и даже какое-то плотоядное. Их нос узкий, как у моторной лодки, кормовая часть сглажена под короткий, резкий импульс. Внутри – одно полное сиденье, иногда два, но в тесной колыбели, где колени пилота упираются в панель управления. Управление таким аппаратом практически интуитивно. Ручки, педали, пара сенсорных панелей – всё для того, чтобы пальцы и мышцы могли забыть о теории и могли просто делать.

Шаттлы – более “широкие” и грузоподъёмные. Двадцать пять метров даются им для того, чтобы взять немного груза, пару пассажиров или дополнительный модуль оборудования. Их нос короче, кабина выше. Там можно стоять и дышать полной грудью. И даже можно было прилечь, откинувшись на разложенное кресло, чувствуя вибрацию двигателя под собой. Шаттл – это не только побег, это платформа. Он может взять на борт какие-то грузы, запчасти, и даже нескольких пассажиров. Но “может” – в пределах короткого маршрута.

Они почти всегда сделаны из лёгких композитов – пульсирующий углепласт или тонкий сплав, где каждая панель не столько защищает, сколько маскирует. Внешность – не глянцевая, а собранная. Ведь на станции гоблинов речь идёт о старье. Пятна потёртостей, следы сварки, наклеенные латки. На борту нет лишней помпы – всё утилитарно. Кронштейны для навесного оборудования, петли для крепления контейнеров, маленькие выдвижные платформы для вскрытия шлюзов.

Двигатели – короткие, сердитые “импульсники”, рассчитаны на бросок, на всплеск тяги, а не на разгон до крейсерской скорости. Их пульс слышен как дыхание. Короткое “ху-тух”, затем снова тишина. Управление их реактивной струёй – настоящее искусство. Резкий поворот или даже полный разворот стоит миллиметров и миллисекунд, и пилот подстраивает корпус по инерции и по звуку. Встроенные форсажные камеры дают ускорение на момент, но после их работы “скейт” лениво ползает, бак для топлива у него не резиновый.

Сенсоры у них примитивны по стандартам крупных кораблей. Сенсоры дают им обзор короткого радиуса, узкий спектр приёма, минимум помехозащиты. Это их преимущество и слабость одновременно. Они редко светятся в дальних сетях. Их сигнатура – как отпечаток пальца. Едва заметный. В привычных сетях детекторов и сканеров они как бы “проскакивают” – короткий всплеск, затем тишина. Потому их и любят прятать. В ангарах за грудами мусора… В старых контейнерах… В нишах под причалом… Если один скейт был удачно спрятан между сброшенными бронеплитами – его не найдёт обычный патруль. Если его сотрудники не знают того, где именно и что им нужно искать.

Интерьеры в таких аппаратах обычно тесные, пахнут смазкой, пластиком и застаревшим озоном. Рычаги управления имеют лёгкое выработанное кольцо, там, где руки пилота касаются металла. На боковых панелях – карманы с инструментом, скобы для контейнеров, и всегда – самодельная полоса с несколькими предохранителями, в которой умелый механик может быстро выдернуть и заменить нужный элемент. Там, где шаттл позволяет, можно спрятать пару пачек провизии или старый рюкзак. Ощущение в кабине – сомкнутое и острое. Шум двигателей как метроном, свет приборов как свечи в темноте. Пилот всегда наполовину на грани – готов прыгнуть, но не забыв забрать с собой неприкосновенный запас для пущей безопасности.

Манёвренность – их коронный козырь. Скейты петляют между многочисленными обломками, прячутся в тенях, используют посторонние помехи. Они бесшумны, когда нужно, и свирепы в разгон – короткий рывок и исчезновение. Но ради этого они платят ценой. Радиус действия у них очень малый. Не говоря уже про оборудование. Радиоактивный пояс… Продолжительная буря… Или длительный перелёт… Это уже не суть важно. Их двигатели начинают “кашлять”, батареи садятся, и тогда скейт превращается в плавучую клетку. Гномьи и орочьи двигатели действуют пожёстче, но не вечные. Даже лучшие из них рассчитаны на короткую жизнь вне дока.

Защита – чисто символическая. Слой лёгкой брони, поглощающие мелкие обломки и небольшой энергетический налёт. Силовые щиты? Только самые дорогие модификации имели подобное, и те – в виде кратковременного всплеска, дорого оплачиваемого энергией. Эти суда держатся в бою за счёт уклонения и скорости, а не толщины брони. Метео-шторм, если он длительный, ранит их системно. Сенсоры ложатся, коррозия атакует соединения, и тогда даже самая юркая шлюпка – просто еле заметная вспышка взрыва в пространстве.

Экран и панели управления – минимум. Основные индикаторы – скорость, топливо, температура энергетического ядра, навигационные маркеры, и маленькая строка, где виден ближайший “блик” – помеха от чужой антенны. Пилот читает эти строки как музыку. Он понимает, что в момент паники приборы читают хуже, потому что мозг дрожит. Быть пилотом скейта – это ответственность и азарт. Ошибся на миллисекунду – и корпус бьётся о кусок камня или обшивку большого корабля.

Хранение подобных аппаратов в порту – целое искусство маскировки. Их прячут в мусорных полузасечках, на старых ангарах между старыми генераторами, внизу дока за вывалившимися контейнерами. Владелец всегда держит ключи в собственной голове. Обычно это какая-то кодовая фраза, чтобы открыть люк, не включив сигнализацию. Их можно замаскировать под старый “лом”, пустить на видимость, сломанный и заброшенный, где никто не станет рыться.

Пилот скейта – это чаще одиночка. Очень редко пара. Его навыки – смесь вора и поэта. Он знает, как дышит станция, где охраны терпят взятку, где прожектор не глядит. Он умеет радоваться резкому рывку, но знают и цену тягот. Если долго он будет находиться вне заправки, или если шторм на пути, то тут любые шансы тают. Для мигранта, шпиона или беглеца скейт – настоящая выручалочка. Быстрый прыжок к причалу, короткий взлёт, и ты уже – на другой стороне платформы. Для Кирилла скейт – именно то, что нужно как шлюпка побега. Не дом, но дверь. Он уже понял, что где-то внутри неё – свобода на один манёвр, и если это всё, что нужно – тогда скейт идеален. Но жить на нём нельзя. Он не предназначен для долгого пути, для тяжёлых ветров и для длительной битвы.

И всё же они – маленькие, грязные, почти человеческие – имеют свою поэзию. В пустоте они выглядят так, будто держат в себе рассказ о побеге, о короткой надежде, о прыжке, после которого уже невозможно возвратиться. Их достоинство – не в броне или в дальности перемещения, а в умении быть незаметными. В умении исчезать между планетами Звёздных планет. Именно поэтому их любят и прячут. Как любимые письма, которые боятся читать…

Имелись в этом списке и малые коммерческие – “катера” и “полукорветы”. От пятидесяти до сотни метров. Такие судна чаще встречаются на приграничных территориях. Грубые… Переваренные… С запасными или полноценными грузовыми отсеками… Их легко переоборудовать под тайники, установить неофициальные подпольные маячки, “зашить” запасной генератор. Они дают баланс – мобильность и запас, но при этом остаются достаточно незаметными, чтобы не тянуть на себя внимание центрального флота. Для обмена корвета на катера потребуется доплата, но это разумная сделка. Корвет стоит сильно дороже, и многие перекупщики именно такие сделки и будут проводить.

Они не громоздки, не имеют броневых поясов титанов. Это судна, сшитые из старой стали, чёрного оргалита и напиленых заново планок. Малые коммерческие – “катера” и “полукорветы” фактически живут на границе миров. Между честной торговлей и воровским ремеслом, между легкомыслием прибыли и тяжёлой работой на исходных рубежах. Их длина делает их достаточно большими, чтобы держать в себе запас, и в то же время небольшими, чтобы не попасть в сводки центрального флота как явная цель.

Внешне это корабли могли быть с явными отпечатками ремонта. Швы слоёв металла видны. И выглядят они не стыдливо, а с каким-то достоинством. На борту могут быть видны мастерски наложенные латки, вставки из другого сплава. Именно там, где когда-то прошло пламя. И не суть важно то, по какой причине появились эти повреждения. Нос у них тяжёлый, кормовая часть более широкая. Чтобы вместить груз и пару коробейников. А бока часто могут быть украшены приметными именами прежних владельцев, перечёркнутыми и дописанными. Разумные в доках смотрят на них, как на старых знакомых. Прочные “рёбра”… Надёжные “скулы”… Капли ржавчины, как знаки пути… Их палубы пахнут керосином, смазкой и шелухой усталых людей – запахом, который в этих районах больше скажет, чем любая бумажка о регистрации.

Катера – чуть компактнее, плоские и выносливые. Их внутренняя архитектура напоминает грудь рабочего. Отсеки для грузов… Отсеки для топлива… Маленькие каюты, где три человека могут спать… И длинный коридор с ящиками. Полукорветы тянутся длиннее и выше, предлагают мостик повыше, пару дополнительных трюмов и место для мастерской. Их моторы не циркулируют роскошью – скорее это старая, но мощная машина, которую легко подправить, и которая при должном уходе проживёт ещё много переходов. Запас хода у таких судов средний – больше, чем у шлюпок, меньше, чем у больших корветов – но здесь важно не абсолютная дальность, а умение перераспределять и экономить ресурсы на ходу.

Их внутренняя жизнь – это практическая поэзия. Под палубой, в грузовом отделении, могло находиться всё, что угодно. Какой-то хлам… Мешки с цементом… Банки с гуталином… Чщики с трансформаторной смолой… Рядом – скрытые ниши, не как сложный тайник, а как естественная щель в старой мебели. Никто специально не устанавливает их как “секрет”, они появляются сами, в процессе эксплуатации – пустоты между центробежными панелями, узкие карманы за двигательной рамой, “запасные” отсеки, задуманные для хранения лишнего, чтобы не мешать делам. Те, кто живёт у границ, прекрасно знают о том, что такие кармашки удобны. Часто в них хранят документы. Какие-то запчасти и даже карточки с кодами. Но это – не инженерный рецепт, а бытовая психология. Такой корабль, который служит и даже кого-то бережёт, учит людей прятать в себе жизнь.

Переоборудование под “полукорвет” – обычное дело. Корабль с базовой коммерческой начинкой легко превращается в дом с дополнительными модулями. Добавляется мастерская, ставятся вторые насосы, выводятся лишние ящики под топливо, укрепляются привязи грузовой палубы. На приграничных территориях мастера – корявые, но искусные – умеют перепрошивать панели управления, “подшивать” генератор в обход привычной схемы, перепаковывать бочки так, чтобы одна и та же вещь могла служить двум целям. Днём быть банальной тарой, ночью – укрытием. Всё это – игра на грани закона и торговли. Не выполнение инструкций, а привычка к выживанию.

Эти суда – идеальные посредники. Они не настолько приметны, чтобы привлекать внимание военных или служащих пограничных служб, но достаточно крепки для длительного перелёта в пределах систем. Их датчики – экономичны, и потому их сигнатуры часто “плавают” в общих роликах трафика, маскируясь под промысловые шхуны. Вооружение? Обычно минимально. Одна, как максимум – две малые турели для отпора без проливов крови и пару пулемётов в отсеках на случай захвата. Их защита – в манёвре, в секрете и в экономии. Небольшой плазменный импульс может быть для них губителен, но маловероятно, что флоты будут тратить свои ресурсы на преследование такого “серого” судна без явного повода.

Экономика обмена – важный аспект. Корвет по цене и назначению – это целая веха. Катер или полукорвет представляют разумный компромисс для тех, кто хочет мобильность и вместимость, но не желает платить за всю боевую начинку. Сделка “корвет на катер” также часто требует доплаты. Владелец корвета знает ценность корпуса и возможностей, и явно посчитал бы, что теряет слишком много – поэтому практикуется компенсационный платёж, который сразу же оговаривается. Для перекупщиков это удобный торговый трюк. Разбить сумму платежа на несколько частей – взять энергию, взять транспорт, а остатки пойдут на продажу в другие доки. Первичная маржа бывает великой, но также велик риск – ибо катер легче прятать, а полукорвет выгодно связывать с какими-то торговыми путями.

Экипажи таких судов обычно представляют из себя маленькие семьи. Три-семь человек, от ремесленника до навигатора и одного-двух охранников. В них люди спят на нарах, делят чай одной заварки и спорят о картографиях. Они не воины и не герои. Они – ночные работники границы. Те самые, кто знает, где ветер склоняется к выгоде. Их быт прост. Радиопереговоры скупые. Контракты – устные и на слово. А кодекс чести – неофициальный, но прочный. Не оставляй своего у причала, если у него украли плату за работу.

В прибрежных доках такие суда живут долго и часто меняют своих хозяев. Торговец, что хочет разменять корвет на катер, рассчитывает получить не столько транспорт, сколько удобную возможность раствориться в пространстве, не оставляя явных следов. Катер легче вмещается в сложные маршруты, полукорвет даёт запас для дополнительных заказов. Доплата – это плата за комфорт и за то, чтобы не иметь на борту громоздкой военной метки.

И ещё… В этих кораблях живёт этакий дух условности. Они не благородны в традиционном смысле, но благородны самой необходимостью такого существования. Их эстетика – утилитарна и пережиточная. Следы шлифовки… Отпечатки рук… Пластырь на плитах обшивки… Мелкие надписи на стенах… Они пахнут теплом человеческих рук и ветром космических дорог. Их слабости – предсказуемы. Но это и делает их достаточно честными. Для того, кто хочет обменять корвет на катер, это сравнительно разумная сделка. Цену платят не только за металл, но и за возможность стать менее приметным, за шанс жить между системами, где крупные флоты смотрят на вас как на погоду – мимоходом.

Дальше шли корабли среднего класса, куда входили “корветы”, “фрегаты”. От сотни до трёх с половиной – четырёх сотен метров. Здесь – его нынешний уровень. Корвет пятой генерации. Многое в таких судах заранее “прописано” и даже предусмотрено. Бортовые журналы… Лицензионные маячки… Коды допуска для членов экипажа. Менять такой корвет на что-то чужое – значит давать прямую нитку следов. Но при продаже за “неофициальные” руки можно получить приличную сумму. Главное – полностью убрать идентификацию. Если он отдаст корвет, то должен увидеть, как снимают все личные данные с борта и как документально переписывают машину на вымышленного покупателя. Иначе – импульс поиска начнёт ползти за ним.

Корвет и фрегат – это не просто металл и провода. Это жилы, в которые вросли люди. Это корабли, что носят на своей броне истории, старые подписи и аромат чужих пристаней. В языке причалов их называют по-разному. “Тонкий клинок”, “сердце мелкой эскадры”, “рабочая лошадь” – но в действительности они похожи на двух братьев. Один – лёгкий и острожный, другой – чуть более тяжёлый, чуть более громогласный. И оба – полнотелые от жизни.

Корвет пятой генерации – это изящный клин, вытянутый, как стрела, и в то же время ограниченный прагматизмом. Тонкие заклёпки, плавные следы штамповки по бортам, антенны, кто-то будто приколотил к ним старую табличку с именем предыдущего хозяина. Он похож на домовой предмет. Аккуратный… Выношенный… Но с явным характером… Пятая генерация – это уже произведение ремесла. Его корпус резонирует в унисон с двигателем, мостик продуман до мелочей, особенно для рук пилота. Его линии – не просто аэродинамика, а манера. Если смотреть со стороны, корвет ведёт себя, как кошка на палубе. Готовая в любой момент сбежать, но не бросится никуда без особой на то нужды.

Фрегат – более плотный, с плотной бронированной спиной и широкими плечами. Он держит океан в своих килях и может разнести зарю на куски. Здесь уже есть место для небольших отрядов, более крупной машины, платформы для челноков и москитов. Фрегат носит на боках следы прошлых сражений и латки, как медали. Его тон – деловой. Он кряхтит от выстрелов старых орудий, а его отсеки пахнут смазкой и чаем, заваренным во время долгих рейдов.

Внутри мостик, жилые, машинное сердце. Мостик корвета – это уют и контроль. Кресло капитана, и часто одновременно и пилота – как алтарь, обшитое давней кожей. Вокруг – круг дисплеев, где голографическая карта информации течёт, как полноводная река. Здесь живут привычки – рукопожатие экипажа, панель, где кто-то держит закладку с именами, и кнопка, которую нажимают не часто, но о которой все помнят. Чуть ли не под самим мостиком располагается машинное отделение. Ритм реактора как сердце, стук помпы, вентиляция шепчет о длинных ночах ремонта.

Фрегат расширяет это пространство. Здесь есть мастерская, где спят механики, как в чулане у времени. Есть небольшой медицинский блок, где с прошлых сражений лежат какие-то запчасти и расходники с надписью “не выбрасывать”. На фрегатах каюты глубже – шорохи постельных одеял звучат как рассказы, и в утреннем свете видно, как чьи-то ботинки стоят у двери, готовые к дежурству.

В корветах и фрегатах есть много того, что в обычном языке называется “системами”. Навигация… Связи… Энергосети… Но иногда это звучит иначе – это “журналы памяти”, “песочные маячки”, “подписи экипажа”. И эти вещи “дышат”. Бортовые журналы – это дневники. Там записано не только время и координаты, но и усталые шутки. Имя первого механика, клички дроидов и даже цвет чая, который они пили перед отправлением. Лицензионные маячки и коды – как бирки на рубашке. Они показывают миру, кто ты есть. И менять их – значит менять имя корабля, и это всегда в некотором роде драматично.

Кирилл уже знал о том, что корвет пятой генерации даёт ему определённую свободу. Манёвренность… Скорость реакции… Способность пробивать коридоры… Где тяжёлые суда не пройдут. Он создан для автономных действий. Быстрый заход… Резкий уход… Работа в плотной тактике… У него есть места под модули, есть специальные ниши для инструментов и скрытые отсеки, которые хранят мелкие секреты экипажа. Но вместе с этим он хранит и свою уязвимость. Его “память”, журналы, маячки, коды. Всё это оставляет определённые нити следов. Менять такой корабль – значит не просто отдать металл, а отдать в чужие руки целую историю.

Фрегат же даёт устойчивость. Больше топлива… Более объёмные бункеры… Возможность принять на борт пассажиров и грузы… И даже выдержать большее противостояние. Он менее подвижен, но вынослив. Он – артерия патруля. База для операций средней интенсивности. Для тех, кто хочет вдумчиво служить между системами, фрегат – может стать полноценным домом и плацдармом.

В этом мире текст на документах – словно кровь. Официальная передача корабля подразумевает процедуры и священные штампы. Зарегистрировать переход – значит вывести на свет все карты. Продажа через “неофициальные руки” – это быстрый поток золота, но и тонкая верёвка. Ведь сначала нужно сменить идентификацию. Переписать все документы. Стереть привычные подписи. Но даже когда документы переписаны, корабль остаётся с шрамами. Детали в инженерных журналах, в линиях кода, в старых скобках. Всё это следы прошлого.

Продать корвет можно достаточно выгодно. Много денег, быстрый расчёт. Но это торговля не только имуществом – это торговля памятью. Кто купит, если бортовые журналы не зачистили? Кто не начнёт задавать вопросы? Все рынки у границ – это не только сделки, это экзамен совести. Продавец решает, что важнее – деньги или невозвратная судьба.

Экипаж корвета может составлять до двух десятков разумных. В зависимости от размеров судна. Хотя это тоже своеобразная, хоть уже и не такая маленькая семья. Но в ней обязательно есть пилот, механик, радиотехник и кто-то, кто умеет совмещать в себе разные знания и ремёсла. Они спят по очереди. Готовят суп из сухого набора. И шутят про погоду, как будто умение шутить – залог технической выживаемости. У фрегата экипаж более серьёзный. Есть санитар, и группа абордажа, и даже “погонщик дроидов”. И всё это – жизнь, рутинная и прекрасная, где каждая мелочь – ритуал. Чистка ламп, переклейка внешней защиты, управления системами. Дежурство на мостике.

Кирилл помнил, что в истории корвет – это не просто средство. Это выбор героя. Отдать корвет – значит потерять свидетельства, отпечатки, и уйти без следа можно, но цена – утрата части себя. Оставить его – значит нести память и риски, быть видимым для тех, кто ведёт счёт его собственных проступков. Часть которых даже он сам не мог помнить или осознавать. Фрегат даёт больше укрытия, но и требует больше ответственности.

В конце концов, корвет и фрегат – это два голоса одной песни. Первый поёт о быстроте и о риске, второй – о долговечности и грузах. Между ними – человек, который решает, что важнее для него лично. Свобода перемещения или плотность истории. И в необъятном космосе, где даже звёзды, кажется, пахнут старым металлом, каждый выбор оборачивается маленькой трагедией или тихой победой…

Дальше шли уже более тяжёлые корабли. Крейсера, от четырёх сотен метров чуть ли не до километра – это сила и громкость. Они – сигнал, который нельзя замолчать. Круизы в центре, кордоны, флотские связи. Для беглеца это приговор. Содержать у себя такое судно – значит либо иметь связи, либо быть готовым сдать всё в обмен на абсолютную власть. Кирилл не мог позволить себе такого.

Крейсера – это громкие звери космоса. Они не крадутся… Они заявляют о себе. Они похожи на длинные рёбра материка, на звучащие колонны, у которых даже шаги отзываются эхом на километры. Когда корабль достигает размеров не просто “судно”, а “крейсер”, он уже перестаёт быть только инструментом. Он становится целой крепостью, которая живёт и имеет собственную волю.

Лёгкий крейсер, по своей сути, это более длинный фрегат. Его строение достаточно компактно, но более бронированное и унифицированное. Он не стремится к внушительной броне. Он стремится к присутствию – к тому, чтобы быть замеченным и услышанным в порту, чтобы его имя било по спискам. Внешне монолит средней брони, и многочисленные антенны сенсорных комплексов. Его борта покрыты равномерными полосами броневых плит, которые часто меняли прямо на ходу. А накладки и заплатки, были видны словно шрамы у старого воина.

Внутри всё было как концентрат. Мостик с широкой панорамой, несколько отсеков для подразделений, мастерские, стартовый модуль для “москитов” и челноков, и небольшой грузовой отсек. Жилая часть экономна, но практически напоминает человеческие каюты с какого-то старого фильма про военные корабли – койки с карманами, чайники, и старые карты, приколотые к стенам. Экипаж – до сотни душ. Команда сплочённая, быстрая, привыкшая к долгим вахтам.

Функция лёгкого крейсера – присутствие и гибкость. Это корабль был предназначен для патруля, для показа флага, для быстрого переброса небольших отрядов. Он тонко балансирует между автономностью и зависимостью от базы. Достаточно силён, чтобы выдержать пару ударов, но не создан для того, чтобы вести затяжную войну.

Средний крейсер – это уже более серьёзный корабль. Его ходовая часть шире, жилые отсеки – просторнее, мастерские – более полноценные. На борту – до пары сотен разумных. Он несёт на себе мастерские, склады, медицинские центры, склады топлива и даже ангары для разной мелочи, вроде истребителей и штурмовых челноков. Вечером по палубам идут тени, у которых руки в масле и голос, что шутит о небе. На мостике – запах тёплых напитков и даже дыма, от курительных палочек, где офицеры читают ленты событий с экранов мониторов.

Роль такого судна – командовать эскадрой, быть мобильной базой, держать коммуникации и логистику. Это уже не просто “проходной” корабль. Он может нести средства управления, узлы связи, небольшие отряды, и в нём уже живёт настоящая бюрократия. Журналы… Лейтенанты… Подконтрольные камеры… Для беглеца – это заповедь риска. Так как владеть таким судном – значит входить в круги, где правила пишут большие игроки.

Тяжёлый крейсер – это зверь поэмы про войну. Его борта – настоящий бронированный панцирь дня и ночи. Он гудит так, что звон в твоих костях повторяет его шаги. Здесь уже складывают целые департаменты. Медицинские крылья, учебные залы, арсеналы, причальные платформы. Экипаж – может дойти до пяти сотен членов. На борту – ряды кают, собственные тренировочные залы, столовые и даже отсеки для отдыха. Это корабль, который может жить отдельно от мира месяцами, если нужно.

Функция тяжёлого крейсера – влияние. Он не ходит “в рейд” ради чего-то малого. Он держит коридоры, задаёт тон ударным группам, служит резервом силы. Носит в себе тяжелую артиллерию, большие энергосистемы, массивные генераторы и многочисленные подстанции. Когда такой корабль останавливается у причала, весь ангарный сектор начинает считать его присутствие событием. Рынки шевелятся. Контракты корректируются. Даже некоторые политические игры перестраивают свои маршруты.

У всякого крейсера – своя деловая оболочка, которая облегает его как кожа. Регистрируется он, как дворянский род. У каждого есть свои роли… Есть чётко прописанные протоколы… Бортовые журналы – толстые тома, где помимо цифр живут истории. Первая вахта… Подпись механика… Случай с дешёвым вином… И даже чей-то забытый псевдоним… Лицензии маячат в их системе. Разрешения на транзит, на налив топлива, на погрузку специфического груза. Менять такого зверя – значит намеренно тащить с собой шлейф его собственных следов. А значит и понять то, что каждый документ, в этой ситуации уже не нить, ведущая к беглецу, а полноценный канат. Поэтому продажи больших крейсеров – это сделки с условностями и платой за анонимность. Которая очень редко может поддерживаться достаточно долго.

Кто держит такой крейсер в своих руках – тот держит власть. Экономическую и политическую. Особенно на Вольных территориях. Для беглеца и одиночки владение крейсером – это не свобода, а приговор. Он привлекает внимание, требует связей, ресурсов, спонсоров. Плата за обладание – это не только материальная стоимость, но и социальный долг. Флот, контракты, ответственность перед станциями, и кланами, с которыми такой корабль точно будет, или даже был связан.

Крейсера умеют “говорить” очень громко. С их помощью можно организовывать караваны, держать блокаду, обеспечивать эвакуации, служить подвижной базой. Они в состоянии долго держать под охраной определённый маршрут, поддерживать коммуникации, нести специализированные модули. Вести разведку, ремонт, и даже содержать госпитали, и учебные классы. Чем крупнее такой корабль – тем больше он становится центром притяжения. Помощи… Снабжения… Влияния…

Но есть тут и обратный берег. Чем громче и крупнее такой корабль, тем сильнее след. Большой корабль трудно скрыть. Он требует больше топлива, запчастей, ресурсов, экипажа и мест для стоянки. Он оставляет след в сетях – электрических, документальных, и даже в памяти разумных. Его идентификация – имя. Оно громко звучит в проверках и налогах. Для того, кто не хочет быть найденным, большой корабль может стать смертельной ошибкой.

Владеть крейсером – это фактически возможность иметь армию внутри корабля. Это доходы от перевозок, контракты на охрану, фрахт, места в конвоях. Но это и зависимость от поставок, верфей для ремонта, и даже лояльности собственного экипажа. Такой корабль – как лозунг. Он требует, чтобы вокруг него строились сети. Кто не готов платить цену, просто теряет его силу или же сам станет объектом рейдов и чёрных сделок.

Крейсер – это сила, но и искушение. Для некоторых он – великая мечта. Получить корвет… Затем фрегат… Затем крейсер… И быть хозяином всех возможных торговых путей… Для других – это полноценный капкан. Ты становишься слишком видим и заметен, и свет твоих ламп притягивает хищных глаз. Кирилл, как человек, который ценит незаметность, не может себе позволить такой громоздкий дом. Сейчас его задачей была именно скрытость, скорость, и умение исчезать. Крейсер зовёт – но его зов платный, и такая плата чаще всего бывает кровавой.

Исходя из всего этого, парню было понятно, что крейсера – это симфония, где каждая секция – инструмент. Мостик – скрипка… Машинное отделение – барабаны… Жилые блоки – хор… Они поют о власти и заботе, о вечных маршрутах и семейных тайнах. И если ты слушаешь их песню, то слышишь не только металл, но и голоса тех, кто ночует на постах. Тех, кто чинит узлы в темноте. Тех, кто подписывает документы. Люди в них – их душа. Информационные коды – их лицо. А безбрежный космос – их стихия.

В мире, где маленький корвет – это шанс, а крейсер – уже заявка на роль, выбор между ними не прост. Это не арифметика, а нравственный расчёт. И в этом расчёте – судьба тех, кто решает, быть ли хозяином грома или мастером тихой тени. И сейчас Кириллу было нужно решить, что именно он сам собирается делать дальше.

……….

Размышляя над всем этим, парень решил изучить и то, что шло дальше в этом перечне. Хотя понимал, что для него это просто изучение информации. Для общего развития. Так как всё, что шло после крейсеров уже требовало ресурсов целых миров. Чего у него просто в принципе быть не могло. Так как подобные корабли сами по себе представляли слишком серьёзную угрозу даже для целых миров или Звёздных систем. Но знать о том, с чем он вообще в этом мире технологий и магии может столкнуться.

Следующими шли линейные крейсера. Это странники на границе двух миров. Ещё не громыхающие как линкоры, но уже и не те тяжёлые крейсера, что можно спутать с летающей крепостью. Они стоят особняком – как юноши на пороге зрелости, у которых плечи уже широки, но голос ещё не до конца сформировался.

С виду они вытянуты, как копья, но тяжесть их бронированной обшивки выдаёт предназначение. Держать удар, и бить в ответ. Их силуэты узнаваемы сразу. Длинный корпус, словно струна, стянутый многочисленными поясами брони, огромные гондолы энергоблоков, антенны, похожие на рога хищного зверя. Они будто нарочно вытянуты для скорости – меньше брони, чем у линкора, но больше, чем у того же тяжёлого крейсера. Их форма намекает на гибкость, но в самой сердцевине у них скрыт железный кулак.

Линейный крейсер – это компромисс. Он несёт тяжёлую артиллерию, которой достаточно, чтобы пробить не только любой средний корабль, но даже потрепать “нервы” линкору, и при этом он был способен уйти из-под удара быстрее, чем линкор. На его борту живут тысячи – офицеры и матросы, инженеры и штурманы, техники и связисты. Здесь уже есть маленькие улицы. Ряды кают, общие залы, тренажёрные палубы. В машинных отсеках дышат турбины – горячо и влажно, так что кажется, будто весь корабль – один огромный орган, перегоняющий кровь энергии сквозь свои артерии.

Их предназначение – охотиться на меньших и держаться в стороне от большего. Линейные крейсера – это уже настоящие хищники в пустоте космоса. Они слишком сильны для одиночного корвета или фрегата, но сами стараются не встречаться один на один с линкором. Они ведут стаю, обрушиваясь на врага серией быстрых ударов, ломая его порядок и ритм.

Когда линейный крейсер идёт на ходу, он звучит, как дальний шторм. Его двигатели – это не гул и не писк, это глухой рык, что уходит в кости и вибрирует в груди. На экранах – туманное сияние его следа. Полоса перегретого вакуума, где даже мелкая пыль сгорает, как туалетная бумага в пламени. А внутри слышны шаги многочисленного экипажа, ритмичные, как удары сердца, и перекличка голосов, будто хор, повторяющий одно и то же:

“Мы движемся.”

Линейные крейсера – это уже инструмент уровня державы. Они нужны там, где показать силу куда важнее, чем затевать настоящую войну. Их посылают на дальние рубежи, в спорные сектора, на перехват торговых конвоев. В их присутствии звучит предупреждение:

“Мы близки к линкорам, но ещё готовы двигаться быстрее.”

Для империй они – нота давления, для пиратов – карающая длань, для беглецов – приговор. Их сложно содержать. Так как им нужны огромные запасы топлива, еды, воды, запчастей. Каждый рейс – целая кампания снабжения. Но в то же время линейный крейсер – дешевле и быстрее в строительстве, чем линкор. Поэтому у многих флотилий именно они составляют “ударный костяк” – баланс между мощью и скоростью.

Для одиночки владение линейным крейсером – просто безумие. Такой корабль невозможно спрятать. Он гремит. Его маяки и идентификаторы слышны издалека. Его профиль выдает присутствие в любой системе. Он требует сотен, если не тысяч рук, и каждое лицо на борту становится звеном в цепочке ответственности. Нельзя вести линейный крейсер в тени – он создан для света, для парадов, для боёв и дипломатии.

Линейный крейсер – это клинок, что вытянут вперёд на уровне сердца. Это доказательство амбиций. Ещё не абсолютная власть, но уже и не бегство. Он – перо, которым пишутся угрозы и договоры. Он всегда на границе. Между лёгкостью и тяжестью, между скоростью и мощью, между тенью и солнцем. Такой корабль словно спрашивает у своего хозяина:

“Ты готов быть замеченным? Ты готов, чтобы твоё имя стало громом?”

И если ответ “да” – значит, твой путь будет сиять, но скрыться уже не удастся.

Дальше шли линкоры. И это уже были не корабли. Это были фактически закованные в броню металла Боги, с которыми торгуют Империи и которых боятся звёзды. Когда хотя бы один такой корабль появляется на горизонте, мир не просто слышит его – он понимает, что теперь есть точка, вокруг которой вращается вся политика и все ставки. Линкор говорит на языке металла и огня. Он умеет обещать и карать одновременно.

Линкор огромен так, как гора. Его длина – пара километров металла. Его борта – толстые, как стены древних храмов. Видишь его силуэт – и понимаешь, что тут не шутят. Обводы корпуса – как складки доспеха гиганта, утолщённые ребра брони, выступы под артиллерийские барбеты, массивные купола генераторов. На его палубах – ряды люков, башен, платформ. Нос у него острый и тяжёлый. Корма – широкий залив, где размещаются доки и ангарные залы. Каждый метр его поверхности видит отражения звёзд так, будто на нём застряли целые созвездия.

Он идёт, как город в движении. Его коридоры – улицы, его отсеки – кварталы. На обшивке – следы многих боёв, латки от старых разрывов, клейма ремонтных бригад. Он кажется вечным и одновременно хрупким – потому что за каждым сантиметром брони скрывается целая экономика и сотни человеческих судеб.

Сердце линкора – это не один реактор. Это целая сеть, ансамбль, который работает как фабрика ночи. Каменные массивы реакционных блоков, где кристаллы и магия сплавлены в единую пульсацию. Огромные конденсаторы, хранилища, магистратуры тока, по которым бегут реки энергии. Когда линкор заряжает свои орудия, кажется, что внутри него загорается солнце и на мгновение весь корабль становится горном света. Трубы, каналы, вентиляционные ходы – всё это жилы одного огромного организма, чья жизнь измеряется мегаваттами и тоннами топлива.

Эти системы – не игрушки. Они требуют постоянной заботы, бесконечную работу инженеров и механиков как священников, мастеров как хирургов. И даже когда всё работает, внутри слышатся щелчки рельефа. Коррозия, напряжение, старость металла. Линкор – это машина, покрытая историей, и её история нужно кормить.

Орудия линкора – это стихи на языке разрушения. Барбет за барбетом, батареи и артиллерийские башни, они словно зубчатые ряды в пасти зверя. Тяжёлые пушки, рельс-установки, лавины импульсов – вот что заставляет всю окружающую Вселенную дрожать. Некоторые линкоры несут энергоимпульсные пушки, способные вывести из строя электронную жизнь в радиусе километров. Другие – массивные кинетические стволы, что режут броню как нож масло. Есть добавочные системы, вроде пусковых для самых различных ракет, целые гирлянды торпед, автоматические турели для ближней обороны. Всё это вместе делает линкор способным творить апокалипсис по заказу своего капитана.

Но не только огонь – это сила. Системы управления огнём, координатные матрицы, сотни сенсоров и даже полноценных спутников, управляющие стрельбой в миллисекунды – вот та магия, что превращает железо в судьбу. И за каждой строчкой боевой карты стоят члены его экипажа. Те самые, кто считают дальности, поправки и цену каждой залпы.

И таких разумных были тысячи. Живые разумные и дроиды, офицеры и ремесленники, повара и даже пастыри. Казалось, что на палубах линкора бродит целая цивилизация. Здесь есть рынки, где меняют запчасти… Цеха, где ремонтируют оборудование… Небольшие растительные оранжереи, где даже выращивают зелень для кухни… Прихожие, где записывают имена погибших и празднуют малые победы. Экипаж – это сердце корабля, и он хранит привычки. Молитвы к генератору, песни о далёких пристанях, ритуалы, которые не защищают от смерти, но склеивают всех этих разумных вместе.

Управление таким кораблём – настоящая гигантская бюрократия. Лейтенанты и комитеты, часы вахт и журналы, сводки – все это плетёт сеть порядка. Тут просто нет места одиночеству. Каждый шаг, даже самый мелкий, фиксируется и имеет цену. Линкор порождает общество своих собственных правил – и те, кто им живут, часто годами не видят поверхности планеты. Они видят лишь эти самые многочисленные палубы и дисплеи.

Заправка, провизия, даже обычное снаряжение в виде обмундирование – всё это бесконечно. Линкор потребляет ресурсы так, как голодный народ потребляет хлеб. Топливо тоннами, килотоннами воды, если её можно получать на специальных заправочных станциях. А про запасы продовольствия и резервные модули тут и речи не идёт. Каждая миссия – это подготовка как к войне и как к концерту. Грузовики приходят за недели, доки старательно ремонтируют и готовят, а эскадрильи москитов проводят полноценное обслуживание. Держать линкор на ходу – это не просто владеть им. Это быть частью системы, иметь постоянные порты для дислокации, поставщиков, контракты. Он требует спонсоров и союзников, потому что один линкор – это как остров, который нельзя прокормить одному.

По своей сути, линкор – это полноценный политический акт. Его отправляют, чтобы заявить, угрожать или охранять. Когда линкор выходит в море звёзд, государства считают расходы – и кардинальные решения. Его присутствие в системе меняет баланс. Торговцы подстраивают графики, даже вводят новые налоги. А местная власть пересматривает приказы. Это машина дипломатии, закованная в броню. Она несёт не только оружие, но и вето – на пути, на маршруты, на свободу движения. В руках правителя линкор – страх и уважение. Он служит печатью величия:

“У меня есть сила, и я могу её применить.”

Но такая сила – это еще и очень тяжёлая ноша. Политические обязательства, нужда в верности экипажа, зависимость от поставщиков. Линкор превращает своего владельца в хорошего хозяина или в марионетку большой игры.

Чего может стоить линкор? Всего того, что у тебя есть. Денег… Влияния… Связей… Это корабль, который требует не просто богатства. Он требует полноценной системы, которая может поддерживать его жизнь. Если у тебя нет сети верфей, портов и торговцев, линкор становится тюрьмой. Где топливо, там и свобода. Удерживать линкор – значит принять на себя весьма многочисленные обязательства. Патрули… Охрана… Содержание флота… Взносы и сделки… Для одиночки это путь в никуда – слишком видим, слишком дорог.

У линкора есть слабое место – оно не в металле, а в зависимости. Большой корабль выделяется в сетях, его нельзя спрятать, его невозможно быстро передвинуть без заметного следа. Он – магнит для политических интриг и для тех, кто хочет отнять власть. Его логистика – цель. Лиши его топлива, и он станет трупом. Отрежь от доков – и он потонет в ржавчине. А ещё очень сильно становятся уязвимы члены его экипажа. Командир смены, инженер или даже сам капитан – любой саботаж в нужном месте может вывести этот огромный механизм из строя.

Обычно на линкоре формируется своя собственная религия простых вещей. Ритуалы зажигания двигателей, утренние обходы, памятные доски, где вырезаны имена погибших. Там хранятся истории – словно музей. Фрагменты первого боя, кусок брони с того дня, записка от матери или песня, что пела команда во время какого-то праздника. Линкор – это также школа. Здесь учат тактике, выживаемости, ремеслу. Здесь рождаются герои и трусы, и всё это впитано в сам металл.

Когда линкор стреляет, это не просто выстрел – это симфония. Воспламенение реактора, гул подготовки, миг и затем луч, режущий пустоту. Воздух заполняется светом, корпус дрожит, и в этот миг кажется, что время вспять отзывается. Это ужасно и прекрасно. Разрушение сведено к полноценному искусству. Но за каждым актом – есть весьма серьёзный расчёт. Почему… Куда… И с какой ценой… Линкор не стреляет ради звука. Он стреляет, чтобы закончить то, что было начато политикой.

Линкор – вершина любых амбиций разумных существ в звёздных морях. Это не просто сила. Это система… Общество… И символ одновременно. Для тех, кто жаждет власти и имеет ресурсы, линкор – царский трон. Для тех, кто ценит скрытность и лёгкость, он – немыслимая ноша. Его величие – это также и его цена. Быть услышанным всегда – значит быть уязвимым. И всё же, когда линкор идёт по пространству, и его контуры резки и холодны, сердца всех жителей ближайшего мира замедляет шаг и слушает. Кто дерзнул поднять такого монстра? И от ответа на этот вопрос зависело очень многое.

…………

И когда Кирилл думал, что линкоры – это вершина технологических возможностей разумных, он увидел следующую сноску. И с некоторым трепетом решил проверить и то, что было отмечено как гиганты – колонизаторы, “мегакорпуса”. Это были полноценные многокилометровые страны в металле, сложные, с собственными биосистемами. Это были уже не корабли. Это плавающие в пустоте космического пространства города. Их продают и покупают как полноценные государства. Ничего общего с его планом это не имело. Слишком заметно… Слишком дорого… Слишком непереносимо…

Колонизаторы, “мегакорпуса” – это величественные медленные титаны, двигающиеся сквозь бездну космоса, как континенты, сорвавшиеся с якоря планетарной коры. Их длина измеряется десятками километров. Целые флоты могли бы спрятаться в их тенях, как в тени горных хребтов.

Они создавались не ради войны, не ради погони, а ради продолжения цивилизаций. Это были города, обернутые в броню, страны, оторванные от своих материков и пущенные в скитание сквозь звёзды. Каждый такой корпус нес на борту всё необходимое для жизни поколений. Не просто запасы, а полноценные экосистемы. Там цвели купола-сады, текли искусственные реки, паслись табуны генетически адаптированных животных. Там были университеты и госпитали, дворцы и промышленные заводы.

Их инженерия просто поражала. Внутри существовала даже своя погода. Ветер, дождь, туман. Отдельные отсеки могли быть перестроены под пустыню или тропики, чтобы сохранить генетическое разнообразие флоры и фауны. Мегакорпус не просто перевозил колонистов – он был миром, готовым высадиться на новый материк космоса.

Но это технологическое чудо имело и свою цену. Колонизаторы были слишком заметны. Никакие маскировочные поля, никакие ухищрения не могли скрыть враждебного движения такой махины. Их трассы отслеживали все разведки, их сделки обсуждали правительства. Обладание “мегакорпусом” приравнивалось к обладанию державой. Это была не собственность, а государственность в металле.

Для Кирилла подобная махина была чем-то совершенно недосягаемым и ненужным. Такой корабль нельзя спрятать ни в туманности, ни в астероидном поле. На нём нельзя уйти от погони, нельзя раствориться в толще приграничных миров. Мегакорпус кричал о себе, звенел в эфирах, гудел в хрониках. Его владелец либо был владыкой, либо очень скоро становился мишенью для всех прочих.

Но, наблюдая в сводках изображение уходящего в даль мегакорпуса, Кирилл не мог не ощутить лёгкого озноба. Это было похоже на встречу с легендой. Громадный силуэт, подсвеченный звёздами, походил на небесную гряду, плывущую в вечности. Там, за его прозрачными куполами, жили тысячи и тысячи душ, которые, возможно, никогда не увидят планеты. Их дом – металл, их судьба – скитание, их вера – в том, что однажды этот гигант обретёт пристань.

Для беглеца же – слишком громко, слишком дорого, слишком невыносимо тяжело. Кирилл понимал, что даже если бы он каким-то чудом заполучил бы такой корабль, он бы просто сгорел под его тяжестью. Чем больше он думал, тем больше понимал, что ему нужен был именно корвет – быстрый, юркий, скрытный. А колонизаторы пусть остаются мечтами тех, кто решился увести за собой целые народы.

Внутренний мир мегакорпусов всегда поражал даже тех, кто считал себя ветераном космоса. Снаружи – бесконечные ряды бронепластин, шахты двигателей, купола антенн и пушки обороны, а внутри… Внутри начиналась другая реальность, похожая на планету, но искривлённая под своды металла. И первое, что ощущал каждый, ступивший на борт, – это масштаб воздуха. Не узкие коридоры, не тесные отсеки кораблей, а настоящие проспекты, крытые небом-куполом. Свет падал сверху – мягкий, искусственный, но умело имитирующий то дневное, то вечернее сияние. Временами в куполах запускали программы с облаками и дождём, и внизу, в жилых секторах, дети бегали по мокрым мостовым, радуясь настоящим каплям, словно они оказались на планете.

Каждый мегакорпус делился на ярусы-уровни. Вверху, ближе к куполам, располагались жилые кварталы. Улицы с домами, рынки, школы, парки, и даже полноценные сады. Всё выглядело так, словно ты находишься в центре городов старых миров – только вместо горизонта за домами поднималась стальная арка искусственного небосвода. Ниже шли промышленные зоны. Заводы… Энергетические узлы… Станции переработки воды и воздуха… Там всегда стоял запах озона и металла, слышался гул машин. Ещё глубже находились фермерские палубы. Огромные поля под светом искусственных солнц, где зрели зерновые, выращивались фрукты и овощи, разводился скот. Там даже был свой ветер, гонявший запах трав, и настоящие деревья, способные дожить до сотен лет, пока мегакорпус плывёт сквозь звёзды своим ходом.

Некоторые сектора напоминали огромные города. Небоскрёбы с лифтами… Полноценные мостовые… Транспортные капсулы, что скользили по прозрачным трубам, как быстрые муравьи. Другие – будто деревни в степи. Домики, утопающие в зелени… Пруды… Рыба… Качающиеся над водой мостки… Каждый мегакорпус был уникален. В каждом сочеталось сразу множество миров, созданных инженерами и архитекторами, словно кто-то пытался пересобрать человечество и его привычки внутри металлического чрева.

И всё это поддерживалось сложнейшими биосистемами. На каждом уровне действовали регулирующие поля. Баланс влажности, температуры, давления, фильтрации воздуха. Если в одном куполе начинался искусственный дождь, то в другом включали имитацию солнечного тепла – чтобы сохранить общий климатический баланс. За этим следили целые армии техников и дронов, а над ними стояли управляющие ИИ, которые вели хроники жизни мегакорпуса, как хроники государства. И это были полноценные кластеры ИИ, объединённые в мощнейшие вычислительные комплексы.

И, конечно, жители. Сотни тысяч – иногда миллионы. Они рождались, жили и умирали на этих кораблях. Для детей, никогда не видевших настоящей планеты, купол с небом был небесами, поле – настоящей землёй, а искусственное солнце – настоящим светилом. Для них не было разницы, где “настоящий дом”. Их дом был здесь, в бесконечном плавании.

И всё же ощущение несвободы иногда прорывалось. За толстыми стенами – только холод космоса, чёрная вечность. Ни один шаг за пределы корпусов без скафандра невозможен. И это рождало особую философию. Внутренний космос важнее внешнего пространства. Мегакорпус был не просто кораблём – он был зеркалом нации, её копией, её капсулой вечности.

Для Кирилла такой мир казался чудом – и кошмаром одновременно. Красота искусственных рек и куполов завораживала, но мысль о том, что ты навечно замкнут в металлическом чреве, без возможности исчезнуть или спрятаться, пугала до дрожи. В таком месте ты слишком заметен, слишком зависим.

Но даже эти гиганты подразделялись на определённые классы. Первыми шли колонизаторы. Это был самый древний и классический тип подобных сооружений. Их назначение – доставить сотни тысяч разумных, семена, животных и технологии к новой звезде и высадить их на пригодную к жизни планету.

Их внутреннее устройство состояло из десятков ярусов ферм – садов, полей, водоёмов, целых долин, где оттачивали биосистемы будущих миров… Огромных архивов – генных банков, оранжерей с редкими растениями, хранилищ культурных реликвий… Многочисленных модулей “посадки”. Гигантских корабельных секций, которые могли отделяться и превращаться в первые поселения в чуждом мире.

Особенностью тут было то, что внутри таких корпусов царила атмосфера будущего праздника. Разумные готовились к тому самому моменту, когда всё же ступят на новую планету. И каждый день здесь ощущался как преддверие большого исхода.

Следом шли торговые мегакорпуса. По своей сути, это были огромные базары в космосе. Их назначением было служить передвижными центрами обмена, торговли и дипломатии. И часто такими пользовались именно гоблины.

Внутреннее устройство здесь было немного другим. Многокилометровые доки, где вставали десятки судов всех классов. Жилые кварталы-гостиницы, театры, рестораны, рынки… Отдельные “купола-кварталы”, где торговцы самых разных рас создавали собственные культурные анклавы. Эльфийские сады, орочьи залы с каменными глыбами, гномьи арсеналы. Не говоря уже про целые уровни, заселённые какими-то полукровками.

Особенностью таких объектов было то, что жизнь здесь бурлила, как в улье. Каждый день происходили тысячи сделок, каждый час кто-то прибывал и улетал. Но за этой пестротой всегда скрывались шпионы и серые схемы. Торговые мегакорпуса были не только рынками, но и центрами теневой политики.

Были в этом списке даже военные мегакорпуса. Которые иногда могли называть Дредноутами. Это были полноценные города-крепости. Их назначением было обеспечивать господство на обширных территориях космоса. Ведь их внутреннее устройство позволяло содержать практически полноценный флот в нужном секторе, без привязки к ресурсным базам. Здесь имелись десятки ангаров для истребителей, корветов и дронов… Казармы для сотен тысяч солдат, тренировочные полигоны, симуляционные залы… Блоки суперорудий и торпедных отсеков… Центральный командный купол, откуда адмиралы управляли флотами, словно шахматной доской…

Особенностью тут было то, что жизнь на таких корпусах была суровой и дисциплинированной. Даже дети рождались и росли в форме, среди приказов, звуков тревог и маршей. Это были целые цивилизации, где военное правило было законом, а порядок – религией. Что самому Кириллу больше напоминало обычаи Спарты.

После военных шли исследовательские мегакорпуса. По своей сути, это были полноценные плавающие университеты и лаборатории. Их назначением было изучать космос, собирать знания, вести опыты и открывать новые явления. Всё это сказывалось и на внутреннем устройстве. Тут были купола-обсерватории, прозрачные, в которых можно было видеть звёзды без помех… Гигантские лабораторные сектора, где выращивались новые формы жизни или тестировались технологии… “Библиотечные палубы” – которые занимали километровые архивы, полные знаний самых разных цивилизаций… Сектора-симуляторы, где создавали искусственные планеты, моря, атмосферы для экспериментов…

Особенностью таких объектов было то, что здесь царила атмосфера вечного поиска и открытий. Но именно здесь же случались самые страшные катастрофы – когда очередной эксперимент выходил из-под контроля, и целые ярусы превращались в карантинные зоны. И это, в лучшем случае. Так как, этих заметках, Кирилл обнаружил и упоминание о том, что пара таких вот мобильных исследовательских центров, что проводили какие-то исследования гравитационных возмущений и воздействий, не только погибли сами, но и стали причиной гибели целых звёздных систем.

Также имелись и автономные мегакорпуса, которые иногда называли “Страны-скитальцы”. Это был достаточно редкий и даже особый тип подобных искусственных объектов. Их назначение – быть не частью флота или корпорации, а самостоятельным государством. Внутреннее устройство также включало в себя полностью независимые системы жизнеобеспечения… Собственную экономику, промышленность, энергетику… Свои собственные законы, валюту, культуру…

Особенностью таких корпусов было то, что они являлись “живыми нациями”. У них были свои президенты, свои армии и даже небольшие флоты. Часто именно здесь зарождались новые цивилизации, которые спустя столетия переставали помнить, что они были потомками беглецов или даже потерявшихся в космосе колонистов.

В самом конце этого перечня шли тёмные мегакорпуса, про которых ходили многочисленные легенды и страхи. Их назначение было просто неизвестно. Особенностью было то, что иногда в хрониках упоминали древние и заброшенные мегакорпуса, дрейфующие без признаков какого -либо управления. Их купола были мертвы тысячи лет, поля заросли чёрной травой, а воздух был полон радиоактивного шипения. Ходили слухи, что некоторые из них стали пристанищем для странных форм жизни или даже разумных паразитов.

Говорили, что на одном из таких кораблей можно встретить “живые тени” – фрагменты сознаний тех, кто умер в этом навечно замкнутом пространстве.

Для беглецов и искателей это был самый страшный, но при этом и желанный приз. Там можно было найти технологии, знания, даже целые миры в миниатюре. Но… После встречи с такими “странниками” почти никто не возвращался. Хотя даже не смотря на всё это, желающие пощупать свою удачу за филейную часть всегда находились. Ведь даже одна информация про подобную находку могла обогатить разумного не на одно, и даже не два поколения его потомков.

Вычитывая всю эту информацию, Кирилл понял, что все эти мегакорпуса были не просто машинами – они были зеркалами цивилизаций, отражением того, чем они хотели стать. Колонизаторы – мечта о будущем… Торговые – жажда богатства… Военные – стремление к власти… Исследовательские – жажда знания… Автономные – поиск свободы… Тёмные – жуткое напоминание о цене ошибок…

Для Кирилла же они были как мир-искушение. Красивое, манящее, но слишком громкое. Там ему будет просто невозможно спрятаться. Там каждый шаг оставляет след, каждая сделка фиксируется, каждое лицо попадает в хроники. И потому он держался подальше от этих плавучих городов. По крайней мере, первое время. Но их описание черты и признаки он всё же постарался запомнить.

Колонизаторы, по своей форме были вытянутые, обтекаемые, словно семена гигантских деревьев. Корпус плавный, с округлыми обводами, в некоторых местах “просвечивающий” куполами – так, что издалека видно зелень, туман ферм и отблеск внутренних морей. Его основные оттенки – матовый белый, мягкий серебристый или золотистый, иногда с эмблемами миссий. Их корпус будто бы сам говорил:

“Мы несём жизнь.”

Голос в эфире ровный, мягкий, спокойный. Радиопакеты от колонизаторов всегда длинные, и неторопливые, как будто сами ритмы их передачи подстраивались под дыхание огромного корабля.

Торговые мегакорпуса имели форму массивных цилиндров и кольцевых секций, соединённых в хаотичный пчелиный улей. Сотни стыковочных ворот всегда светятся разными цветами. Это сооружение практически постоянно сияет переливающимся свечением. Многочисленные рекламные голограммы… Маяки на всех возможных и даже “мёртвых” языках… Бегущие строки торговых предложений… Даже с десятков тысяч километров видно, что это не военный объект, а гигантский рынок.

Его голос в эфире похож на бесконечный шум морского прибоя. Объявления… Торги… Голоса переводчиков… Сигналы стыковки… Вблизи торговый корпус звучал, как гигантский базар, пульсирующий одновременно десятками тысяч голосов.

Военные мегакорпуса имеют чёткую и даже строгую форму. Угловатые линии, толстенные пластины брони, концентрические круги орудийных установок. Вокруг корпуса тянулись поля гравитационных антенн, словно шипы гигантского животного. Тут сияние почти отсутствует. Всё скрыто, всё строго. Только холодные навигационные огни свидетельствуют о его присутствие в данном пространстве. Иногда вспышки тренировочных пусков или манёвров всё же демонстрируют какую-то активность.

Голос в эфире обычно в виде коротких, рубленых пакетов кодированной информации. Сухие команды. Молчание, которое само по себе было предупреждением. Приёмники фиксировали их, как глухие удары молота:

“Стой. Жди. Слушай. Подчиняйся.”

Исследовательские мегакорпуса имеют форму фантазийную, почти причудливую. Многочисленные сияющие полусферы куполов, трубчатые модули, кольца обсерваторий. Иногда их формы даже напоминали цветок, раскрытый в пространстве. Тут сияние более спокойное, с мягкими переливами. Иногда целые купола вспыхивали, так как сквозь них прорывался неоновый свет экспериментов, вспышки разрядов, пробные старты каких-то экспериментальных двигателей.

Голос в эфире – пёстрый. Там были и спокойные лекции, и отчётливые голоса исследователей, и взволнованные крики о неудачных опытах. В эфире они звучали как вечный университет, полный радости и трагедий.

Автономные мегакорпуса по своей форме бывают самые разные. Одни походили на колонизаторы, другие на военные станции. Каждый был уникален, потому что строился самими жителями именно так, как они считали нужным. А иногда бывало так, что левая часть такого объекта могла выглядеть как нечто абсолютно противоположное правой. Или наоборот. Сияние тут было достаточно яркое и многослойное. Внутри автономных мегакорпусов был собственный стиль. Один мог переливаться мягкими акварельными огнями, другой – полыхать жесткими прожекторами. А голос в эфире напоминал переполненную городскую площадь. Тысячи голосов, в гуле которых каждая группа говорит на своём языке. Там всегда можно было уловить споры, песни, объявления, проклятия, и даже детский смех.

Тёмные мегакорпуса по своей форме были всего лишь тенью былых гигантов. Их обшивка местами может быть разорвана, купола в трещинах, фермы пусты. Иногда они выглядели как огромные скелеты, брошенные в пустоте. Сияние тут вообще отсутствует. Только редкие проблески аварийных маяков, которые могли гореть сотни или даже тысячи лет, мигая в пустоте как умирающие сердца.

Голос в эфире – это тишина. Иногда – шипение, иногда – обрывки старых записей, бесконечно повторяющиеся. Словно корпус сам пытался вспомнить, что он когда-то был живым.

Как это ощущается издалека? Из глубины космоса каждый отдельно взятый мегакорпус выглядел как новый мир. Даже на сенсорах они оставляли собственные “подписи”. Колонизаторы – длинный, ровный импульс… Торговые – шумный, переливчатый спектр… Военные – тяжёлый, строгий, как гул колокола… Исследовательские – скачущий, с искрами и выбросами… Автономные – как хаотическая музыка… Тёмные – тишина, иногда с ужасным эхом…

Для Кирилла каждый такой силуэт был прямым предостережением о том, что туда ему лучше не соваться. Потому что встретить мегакорпус – значит встретить не корабль, а целую цивилизацию на ходу…

……….

Кирилл долго сидел в тени корпуса корвета. Старательно впитывая знания, которые получал прямо из базы данных ИИ корвета. Да. Он не выходит в открытый космос, не наблюдал все эти “мегакорпуса” собственными глазами. Он видел их в проекциях, в старых архивах, в отчётах, оставленных другими. В базах данных описания этих многокилометровых чудовищ даже звучали почти как ожившие легенды. Строчки сухих технических спецификаций вдруг становились похожими на отрывки из древних сказаний:

“Мегакорпус „Эдемский Пояс“ – длина сто тринадцать километров, ширина в самом узком месте – тридцать четыре целых шесть десятых километра. Шесть концентрических биокуполов, каждая экосистема автономна. Две тысячи семьсот модульных двигательных ядер. Внутренний климат регулируется планетарными алгоритмами.”

Но все эти сухие строки не отражали основной сути. В описаниях упоминалось о том, что на борту растут леса – настоящие, с ветром, туманом, грибами и птицами. Тропы уходят вглубь, к озёрам, где стоят каменные плиты с выгравированными именами первых поселенцев. Эти корабли несут в себе не только металл и двигатель, но и память о земле, которую они оставили.

Базы данных говорят, что каждый такой “город-корабль” одновременно и государство, и машина, и храм. Они торгуют ресурсами и политическими договорами. Один мегакорпус может содержать до пятидесяти миллионов разумных существ, и даже самые крупные Империи были не всегда в силах диктовать условия их капитанам.

Он видит, как в древних отчётах мелькают строки о миграции целых культур:

“Мегакорпус „Лунная Пасть“ пересёк Туманность Кин-Ша. На борту находилось восемнадцать миллионов переселенцев и три великих монастыря. Зафиксировано образование новой этнической ветви в течение тридцати одного столетия путешествия.”

И всё это – в проекциях, строках, голосах архивных хронистов. Не живое столкновение, не блистающий исполин в иллюминаторе. А сухие, пыльные записи, которые для внимательного глаза вдруг превращаются в видения. В базах данных мегакорпуса выглядят как шрамы вселенной, чересчур громоздкие, чтобы остаться незамеченными.

Для него они не мечта и не цель. Они – предупреждение. Слишком заметные, слишком дорогие, слишком неподъёмные. Это не корабли для одиночек или даже кланов. Это корабли для целых цивилизаций.

После всего прочитанного, и поняв шкалу своих собственных возможностей, он переключился на суть модификаций – что можно снять, изменить, переписать, и что это даст в терминах слежки и безопасности.

И для начала это касалось идентификации и логов. Чёрный ящик, бортовые журналы, подписанные ключи экипажа – вот что метит их обоих. Это то, что сразу выдаёт корабль в списках потерь Империи. Снять биометрические отпечатки, очистить или подменить логи, вынуть ящик и заменить его “фальшивкой” – вот первый шаг. Для обмена нужно проследить, чтобы новый хозяин получил корабль с “чистым” судовым досье. Либо переписать всё то, что нужно, либо полностью уничтожить.

Далее шли маячки и передатчики. Современные корветы были полны маяков, постоянных пульсаций, OTP-ключей, которые привязаны к флотской сети. Убрать или перепрограммировать их – значит обеспечить, что преследователи по ним не нарисуют пройденный ими маршрут. Для старых судов многие маячки вообще пассивны или легко заменяются. Это плюс для обмена. Взять старый катер с простыми, легко модифицируемыми системами – и иметь возможность спрятать его под припортовой навес…

Также не стоило забывать про двигатели и топливо. Ведь выбор двигателя определяет маршрут. Термоядерный ускоритель – громкий, экологичный, быстрый и заметный. Гибрид с “жидкой” подпиткой – шипит и фонит в разных спектрах, но его проще спрятать. Старые иерофреймные двигатели – менее эффективны, зато почти не оставляют цифрового следа. Малый корабль с тлеющим двигателем легче продать как “под восстановление” или “контрафакт”, а значит – безопаснее в обмене.

Сильная и явно видимая броневая защита привлекает внимание военных. Для бегства Кириллу лучше взять что-то с минимумом официального вооружения. Старые грузовые корпуса с тонкой обшивкой легко выдают как “коммерческую” покупку, а значит – менее вероятно станут целью расследований.

Также современные корабли имеют целую сеть внутренних подсистем. Старые кораблики – это механика и простые логические блоки, которые легче “переписать”, потому что они не тянут за собой следы Имперского флота. Для парня это огромное преимущество. Упростив бортовую электронику, он делает судно менее “звучащим”.

К тому же, приобретая старое судно, он мог бы уже найти модель, где в корпусе есть пустоты – ниши, и даже намеренно “подшиты” специальные отсеки. В пятой генерации это всё было “под контролем”, а в старых версиях – часто имелись технологические пустоты. Для его целей это важно. Так можно было бы прятать Сейрион, прятать какие-то ценные грузы, прятать инструменты. И всё это без демонстрации кому – либо наличия у него пространственного кармана.

Далее ему предстояло решить, где ему лучше искать желаемое. На Вольной станции рынок кораблей не рекламируется громкими баннерами. Тут нужно знать надёжных поставщиков. Он составил маршрут. Доки “подвалов” – места, где держат списанные “лоханки”… Антикварные склады – где мастера прячут целые корпуса из редких материалов… Чёрные доки, где постоянно находятся теневые посредники с сертификатом “у нас никогда не спрашивают, откуда”. И он понимал, что искать старый, незаметный корабль – это не просто смотреть по объявлению, а читать следы продавца. Кто продаёт “срочно”… Кто “перепродаёт”… Кто хочет скрыть имя “покупателя”… Кто торгует частями и оборудованием…

Затем он записал определённые критерии, по которым будет выбирать. Минимальная цифровая “отслеживаемость”. Немного маячков, и устаревшие системы… Наличие скрытых отсеков… Простота модификации двигателей и панелей… Возможность сохранить шлюпку, или даже шлюпки для экстренного отлёта… Адекватная цена при доплате. Так как имеющийся у него корвет – товар дорогой. А обменщики любят свой процент. И желательно побольше.

Также он старался продумать и тактику. Он собирался торговаться не за целый и полностью функциональный корабль. Сначала ему предстояло купить корпус и провести регистрацию. Он прекрасно помнил истории про перекупщиков на Земле. Особенно то, как они из обломков старательно собирали вполне рабочую и выглядевшую как новая, машину. И даже продавали как “не бита – не крашена”. Что и намеревался провернуть, хотя и в отношении космического судна.

А для этого ему, вполне возможно, придётся даже потребовать возможность физической проверки борта вне склада. Просить демонстрацию “чистки” логов. Например, показать ему то, что предыдущий владелец готов подписать пакет о том, что он не родственен и не имеет какого – либо отношения к Империи эльфов… И даже договариваться о том, что продавец снимет и унесёт все идентификационные блоки прежде, чем регистрация будет переписана… Держать под рукой всю имеющуюся наличность и “связку” – запасы, которые можно обменять прямо на месте, а не расписки…

Он даже провёл мыслительный эксперимент. Этакий обмен корвета на старый катер плюс доплата. Что это ему даст? Корвет уходит, а значит, их след даже в информационных сетях сокращается. А катер вписывается как “подержанный коммерческий”, легко маскируется, его можно поставить на имя фиктивного купца местного склада, при этом сохранить для себя как возможность для бегства. Доплата уйдёт торговцу, но стоимость свободы – оправдана. Минус – потеря скорости и силы. Придется терпеть долгие перелёты и неустойчивую автономность.

Потом парень прикинул ещё один вариант. Обмен на старый грузовой фрейтер с вместимостью, который легче “раскрасить” как торговый и который можно вести по правилам портовой логистики. Такой корабль тяжелей отслеживать как военный актив. Он вольётся в реальный поток грузов, и имперские сканеры будут считать его “частной коммерцией”, если логи подшиты аккуратно. Но фрейтер – большой и заметный. Тут нужна хорошо продуманная легенда. Торговая фирма… Мнимые контракты… “Чистые” идентификаторы…

К концу ночи он уже видел линию решения. Можно обменять корвет на что-то между катером и грузовым фрейтером – достаточно большим, чтобы вместить запасы и шлюпку, но достаточно старым, чтобы быть “прошитым” и не привлекать к себе интерес военного флота Империи эльфов. Доплата со стороны торговца или “схема треугольника”. Он сдаёт корвет продавцу… Продавец продаёт корвет дальше… А Кирилл получает старый корабль и фальшивые идентификаторы… Это именно то, что ему стоит искать.

Он задумчиво штриховал маршрут контактов. Тот ремесленник у рынка редкостей… Посредник у доков… Потенциальный перевозчик… И ещё одно – последнее, но не менее важное. Нужный ему обмен всё равно требует свидетелей, которые ничего не скажут. Подписка у таких людей ценна. Ему предстоит уговорить своего нового торговца дать ему не только деньги, но и безопасный канал передачи – и, главное, гарантировать, что при обмене корвета никто не пробежится по его бортовым журналам и не найдёт его личный след.

Когда первые гудки пробуждающегося ангара донеслись до него, фиксаторы причала, что держали корвет слегка скрипнули, Кирилл встал у борта и посмотрел на свою отражённую в темном металле фигуру. Он выбрал путь обмена, потому что это путь не резать, не взрывать, а аккуратно прятать свои отпечатки в чужих руках. Он знал теперь шкалу кораблей, понимал, какие модификации важны, и знал, как торговаться. Завтра ему предстояло отправиться на рынок кораблей. В доки, где спят старые тени машин… А также найти тех, кто умеет ковырять в журналах и шить легенды.

Ему оставалось самое трудное. Найти продавца, согласного на его условия – и убедить своего торгового знакомца не сдать их следов. И в этой задаче одна вещь была ясна. Мобильность ему важна больше, чем гордость. Лучше быть тихим беглецом на старой лодке, чем мишенью на блестящем корвете.

И в этот момент ему даже показалось, что корвет “вздохнул”. Не как машина, а как кто-то живой. Тонко, электрически, как кошка, вальсировавшая по клавишам пианино. Его искусственный интеллект, плоскостной голос размером с зерно ржи, откликнулся тихой лампой на консолях, когда Кирилл, вдавив ладонь в рифлёный входной порт, “проговорил” с ним на языке проводов. На станционной магистрали это звучало почти поэзией. Пакеты данных стекали, как мотыльки, распахивая окна баз.

– Подключаюсь к местной сети. – Согласно его приказа прошептал ИИ корвета, и в этом голосе было не холодное железо, а усталое знание маршрутов. – Веду поиск по объявлениям, объявления – по спискам, списки – по архивам. Буду фильтровать по критериям. Минимальная цифровая следимость… Наличие гипердвигателя поколения не ниже второго… Корпус между сотней и четырьмя сотнями метров, и наличие возможности модификации отсеков.

Экран перед Кириллом вспыхнул – не строками, а живыми картами. Внутренняя информационная сеть станции рассыпалась в нём, как городской рынок, и каждая точка была лавкой, каждый узел – продавцом. По этим улицам и надо было скользить. Внизу, на полу люка, Сейрион сидела вполоборота, её профиль вычерчивал тонкую линию, и она прикрывала глаза, но не от усталости – от сосредоточения. Её служебные знания, выточенные годами на мостике флагмана, были для него ниткой Ариадны – и он попросил их вслух, не скрываясь. И в это время сама Сейрион, видимо поняв его желание, также вступила в эту игру.

– Проверь их каталоги на подлог. – Сказала она ровно, и её голос был холодным металлом и влажным мхом одновременно. – Ищи несоответствие в весе реактора и заявленной мощности, проверяй шины идентификации. У торговцев очень часто бывают “подчищены” блоки. Если у судна есть “солнечные паруса” – то это совсем не то, что нужно. Это жуткое старьё, которые некоторые выдают как своеобразный антиквариат.

Искусственный интеллект корвета слушал её, и отвечал вкрадчиво, выдерживая паузы, которые звучали почти с уважением. Объём запросов был велик. В сети были записи о сотнях судов, и не все назывались тем, чем были. Он выстраивал первичный список, скреб по архивам станции, читал объявления, слушал шёпоты переговоров – и возвращал отчёт, не словами, а картинками. На экране прямо перед глазами Кирилла. Силуэты… Имена… Легенды… Так появились первые “голоса” – листинги, похожие на вывески в грязном храме:

– “Фаилук – Солнечная Латка”, первое поколение, длина сто двадцать метров. Род – феи-парусники из Садолесов. Описание – витой каркас впаян в карбонопласт, солнечные паруса из хрустального шелка. Гипердвигатель – примитивный межзвёздный “рывок”, требует ручной коррекции навигации. Преимущества – практически не светится в инфосетях, паруса дают автономность при входе в систему со звёздным потоком. Минусы – низкая скорость в бою, уязвимость к радиации и космическому мусору. Требует опытного штурмана-мага…

– “Каменный Сон”, древний грузовой “титан” от Кланов Камня – общая длина корпуса шестьсот метров. Подходит только при желании масштабного обмена. Крепкий, неспешный, без гипердвигателя – он перемещается по цепочкам буксиров и редких линий. Для целей Кирилла – слишком заметен.

– “Дракончик Аргус”, по имеющимся данным – драконья постройка. Длинна корпуса – девяносто метров, полукузовной, с живой “чешуёй” в обшивке. Укомплектован реактором ранней генерации, способным к коротким гиперрывкам… Уязвимость – дорогостоящая поддержка. Происхождение – кланы Драконических Техов, чья инженерия связана с биотехнологией…

– “Гномский Полутон” – полукорвет. Длина корпуса двести десять метров. С заклёпанной бронёй, традиционный для горных народов, с надёжной механикой и простым интерфейсом, легко перепрограммируемый регистр. Минус – по всем признакам, видимо “прописан” в купеческих каналах ремесленников.

– “Русалийский Кольчужник”, коральный облик, сто шестьдесят метров, созданный народом подводных архипелагов, движется плавно, но не любит вакуума долго – требует адаптацию. Имеет интересную конструкцию скрытых отсеков.

– “Шёпот Ветра”, старое судно первого поколения, имеет солнечные паруса. Общая длина семьдесят восемь метров. Преимущество – почти никаких цифровых следов, парусная подпитка делает его малозаметным в локальных сигналах. Минус – не для дальних гипермаршей без серьезной подготовительной работы.

– Корабль Гоблинов – “Кусок Железа” – с виду обшитый латками и швами. Сто сорок метров. С модульными секциями, легко разбирается и распродаётся по частям. Преимущество – доступен, легко маскируется как торговый. Минус – часто имеет встроенные маячки, которые легко обнаружимы специально настроенными сенсорами. Что часто применяют пираты.

Все эти силуэты постепенно выстраивались в трёхмерной сетке у него перед глазами. ИИ корвета в своей мягкой логике выстраивал последовательные матрицы:

“вероятность безопасного обмена”, “потребность во внешней поддержке”, “время на доработку”. Кирилл щёлкал пальцами по сенсорной панели, как по струнам – он прикидывал, взвешивал, и его решения рождались в длинах волн. Сколько доплаты он готов принять или дать… Сколько времени ему нужно, чтобы эффективно спрятать корвет… Скольких разумных ему придётся призвать в этот заговор…

– Внимание… – Прошептал голос корвета. – Обнаружена одна запись… Возможно вам будет интересно. “Шёпот Ветра” – у него в логах есть часть кода, который коррелирует с шаблонами эльфийских трансмиссий… Похоже, он когда-то был флагманом одной из припортовых общин эльфов и был перерегистрирован. Это значит, что если мы обменяемся на него, след всё ещё можно будет восстановить, но только при тщательной подмене.

Сейрион тут же вскочила, и её глаза мрачно загорелись. Она быстро провела ладонью по экрану, как по карте памяти старого мира, и поправила:

– Не берём то, что когда-либо было родственно Империи. Если шифры совпадают – там будут ключи. Нам нужен корабль с чужой подписью, лучше от народов, далёких от эльфийских архивов. Гномы? Нет, они дружат с цифрой. Драконы – дорого. Феи – паруса хороши, но они – как старый код. Там нужно умелое разумное управление. Обрати внимание на “Гоблинский Кусок Железа” и “Гномский Полутон”. Они просты, легче переписать, и их следы распадутся в локальной системе.

Кирилл почувствовал, как её голос удерживает его от алчности. Он видел, как объявления о “солнечных парусах” манили романтиков, и как в реальности парус – это и романтика, и смерть, если пилот не умеет читать ветер звёзд. Ему требовалось что-то, что можно было бы спрятать в рядке стапелей, что не привлекло бы внимания на вражеских базах. Он хотел корвет – но не тот, на котором они прибыли сюда. Ему нужен был “универсал” – рабочая лошадка, без регистраций в едином реестре, с простым гипердвигателем и возможностью аннулировать любые привязки.

И вот, среди множества информационных ячеек, ИИ корвета нашёл несколько “подозрительных” объявлений. Это были корабли, выставленные на продажу “за долги”, “под восстановление”, или даже “нужен срочный выкуп”. Эти предложения часто были ловушками, но иногда – шансом. Искусственный интеллект подчёркивал красным те места, где продавец требовал личные данные и дал при этом короткий срок:

“Если не продадим – уйдёт на распродажу по модулям.”

Всё это, по мнению корвета, значило – хозяин в панике, значит, можно давить на цену. Но Сейрион уперлась:

“Паника – это признак следа. Лучше продавец, который ведёт себя и свои дела достаточно тихо.”

Потом он сузил поиск. В списке должны быть корветы или лёгкие фрегаты, от ста десяти до трёхсот метров, с простыми гипердвигателями второго – третьего поколения. Минимум флотских привязок в регистрах. Происхождение – от рас, которые не ведут дел с эльфами напрямую. Гоблины… Кланы Костанга… Керамические люди из пустот, драконники торговых флотилий.

И тут на экране вспыхнуло имя – “Полуполёт Тортона”, сто девяносто метров, бывший гоблинский многоцелевой корвет, с двигателем второго поколения, старой обшивкой и богатым карманом для модификаций. Продавец – ник “Твёрдолобый Трим” – давал “быстрый выход и два дня на проверку без допов”.

– Трим, – проговорил ИИ, – имеет кое-какую историю с покровителями у доков “Внутреннего Крыла”. Он предлагает сделку на месте. Риск – высокий, но возможность – быстрая.

Сейрион наклонилась над панелью, глаза её сужались, как у человека, читающего древние руны. Она перебирала сведения. Извещения о ремонтах… Записи об очередях на перерегистрацию… Упоминания имён, которые пересекались с сетью торговли рабами… Вскоре на экране всплыли паттерны – как описания:

“Трим любит быстрые сделки. Старается не оставлять следов. Но его люди склонны к воровству грузов.”

Она взглянула на Кирилла, и на её лице не было ни жалости, ни страха – было только расчётливое понимание.

– Трим может быть полезен, – сказала она, – но он – гоблин. Его силы – хитрость и скорость. Он снимет наш корвет быстро, но продаст нас в два счета, если не дать ему причину доверять. Нам нужна гарантия. И ещё… Нужно проверить запасные блоки на “Полуполёте” – часто гоблины ставят фальшивые регистраторы, которые при первом взлёте начинают транслировать координаты на центральный свод. Если есть такие – мы потеряем всё.

Искусственный интеллект тут же подчёркнул:

“В списке Трима – полный пакет информации, в том числе и фотография. Но фото старое.”

На нём можно было увидеть глубокие заштопанные латки и грубые следы сварки – знак гоблинской практики. Этакий ремонт по месту. Но у Трима был ещё один плюс. Он был готов к обмену “на месте”, с оплатой наличными и сопровождением. Это – сокровище в угрюмом ряду. Быстрый обмен, и меньше времени на проверку сведений Империи.

Кирилл вдохнул и ощутил, как в его горле бился старый зверь. Жадность, но теперь – взвешенная. Он понимал, что выбор не прост. Можно взять “Шёпот Ветра” и упереться в умение парусника, довериться магии ветра… Можно взять “Гномский Полутон” – надёжный инструмент, но с сетью в купеческих каналах… Можно рискнуть “Полуполётом Тортона” и получить быстрый обмен, но с гоблинской душой и возможной явкой.

Он старательно просчитывал дальше, что если взять “Полуполёт”, то потребуется два шага – физическая проверка отсека, особенно “черного ящика”, и принудительное удаление маячков прямо на торгах, прежде чем регистрация сменится. Если взять “Гномский Полутон”, нужно будет подстроить платежи – и он станет “твёрдым” товаром в купеческих отчетах. Если “Шёпот Ветра” – потребуется мастер-парусник и время, и он теряет скорость побега.

Тяжело вздохнув, Кирилл медленно закрыл глаза. В его голове сейчас мерцали многочисленные схемы, как по страницам карты тумана. Его сердце спрашивало, что ему важнее? Мобильность или безопасность? Гордость или тёплый покой маленькой лодки, в которую можно спрятаться? Сейрион наблюдала, и её глаза, как два полумесяца, сказали ему:

“Не поддавайся на внешнюю красоту. Берёшь то, что позволит тебе исчезнуть, а не будет светиться как фонарь в темноте.”

Он открыл глаза. Решение не родилось сразу, но форму всё же заимело. Ему нужно было искать корвет, старый, с простым гипердвигателем второго поколения, с возможностью снятия идентификационных блоков на месте, и с продавцом, готовым на обмен “по-честному”, где слово и предоплата будут подтверждены не бумагой, а людской дозой:

“Взнос в руку, гарантия на двое суток охраны.”

“Полуполёт Тортона” и “Гномский Полутон” оказались в кратком списке – первый – быстрый, второй – надёжный. Третьим – “Шёпот Ветра” – очарователен, но опасен.

Искусственный интеллект корвета, словно чувствуя колебания парня, мягко добавил:

– Я могу развернуть более детальную проверку продавцов. Хотите, я прослушаю переговоры в их каналах? Хотите, проверю, есть ли среди них следы контактов с пиратами?

Кирилл сжал руку в кулак. И его голос был тихим, но твёрдым:

– Делай. И подготовь шлюпку. Если что – полечу сам.

Сейрион подалась чуть вперёд и, впервые, почти не скрывая эмоций, произнесла:

– И помни, что если мы попадём в лапы Империи – я не стану молчать ради тебя. Я вырежу коды и уйду – и пусть мое имя будет на твоей совести.

В её словах не было угрозы – была правда. Кирилл кивнул. Они оба знали цену игры. И корвет, с холодной привязанностью машины, снова загудел, ибо поиск углубился – и в сети станции зашуршали новые листинги, как страницы в старой книге. В этой тишине, между шёпотом машин и треском ржавых труб, две судьбы выбирали корабль, который сможет стать их одновременно и спасением, и судьбой…

………

Пару часов спустя Кирилл сидел в полутёмной рубке эльфийского корвета, глядя на проекцию интерфейса станции, которая висела в воздухе, словно хрупкий стеклянный экран. Лёгкий, холодный свет разливался по его лицу, отражаясь в глазах. Он уже несколько часов подряд перебирал предложения на внутренней торговой сети, но чем дольше смотрел, тем яснее понимал – всё это похоже на бесконечный рынок хлама, маскирующийся под коллекцию “достойных кораблей”. И один за другим перед ним всплывали силуэты судов. Древние корыта с солнечными парусами, давно лишившиеся большей части покрытия, и теперь напоминавшие скорее огромные рваные простыни, болтающиеся в космосе… Грубые, угловатые суда орковских инженеров, в которых каждая балка будто кричала:

“Я упаду, если на меня посмотреть слишком пристально.”

Странные полузаколдованные шхуны гоблинов, у которых то и дело фиксировались “случайные” всплески энергии – явные следы пиратского вмешательства в магические матрицы. Даже одно судно лунных кочевников, с мигающими кристаллами по борту – но слишком подозрительно. Повреждения там были явно боевые, а значит, оно почти наверняка не так давно сменило хозяев, и далеко не по доброй воле.

Кирилл нахмурился. Всё это было слишком рискованно. Сейрион, сидящая чуть поодаль и склонившаяся над дополнительной консолью, время от времени бросала в его сторону быстрые, колкие взгляды. Она прекрасно понимала, зачем он её заставил работать. Эльфийский опыт и военное знание корабельных технологий должны были защитить его от обмана. Её пальцы ловко скользили по интерфейсу, и она то и дело комментировала сухим голосом:

– Этот корпус восстановлен плохо… Здесь – нарушение в энерго-каналах гипердвигателя… Этот корабль в боевом регистре числился “пропавшим” три года назад… Слишком явные следы пиратской перекупки…

Кирилл только усмехался, но внутри его сейчас практически всё злило. Слишком много пустой болтовни от торговцев.

В одном из предложений мелькнул старый, но ещё рабочий крейсер фей. Обшивка этого корабля переливалась мягким перламутром, словно слоёная кора дерева. Однако продавец назначал цену втрое выше ожидаемой, и к тому же настаивал:

“Ваш корабль – новинка только на вид, но не ценен для флота. Если хотите обмен, то придётся доплатить.”

Другой торговец предлагал гоблинский “шрамолёт” третьего поколения. Снаружи он выглядел относительно целым, но анализ Сейрион показал, что бортовая магия искажается – а значит, когда-то его внутренние матрицы вскрывали, скорее всего, для контрабанды.

– Нет. – Коротко сказал Кирилл, отсекая очередное предложение. – Я не собираюсь брать корабль, за которым потянется подобный хвост.

И так было каждый раз. Слишком старые… Слишком подозрительные… Слишком дорогие… На губах у парня играла лишь призрачная тень ухмылки. Торговцы явно рассчитывали на его наивность. Но Кирилл видел другое. Когда они слышали о том, что он ищет именно обмен, да ещё с доплатой со стороны покупателя, сразу начинали крутить так, будто это он обязан платить, лишь бы избавился от “слишком редкого” и “опасного” эльфийского корвета. Всё это походило на игру, в которой каждая фигура уже пыталась взять его в ловушку. Но Кирилл не собирался позволять себя поймать.

Он откинулся на спинку кресла, устало провёл ладонью по лицу и подумал:

“Нет. Мне нужен корабль, который даст свободу. И не будет цеплять за собой хвостов. И я его найду. Даже если придётся перебрать сотню предложений.”

Снова и снова он пролистывал объявления как кто-то, утомлённый долгой дороге, листает старые письма. Не в надежде, а больше по привычке. Вдруг среди хлама найдётся жемчужина. Экран консолей корвета вспыхивал и гасил один образ за другим. Облезлые корпуса с заплатами… Объявления с завышенной ценой… Сканы документов с чужими печатями… Ночь в рубке была тихой, только магнитное гудение аппаратов и редкий щёлк реле нарушали молчание. Сейрион углублённо молчала, как судья над каким-то жутко запутанным уголовным делом.

И вдруг – пауза. В потоке шумных, грязных листингов мелькнуло что-то совсем другое. Не яркое… Не кричащее… А странно спокойное. На экране всплыл силуэт – корвет, но не тот, что приводил торговцев в восторг. Корвет, давно спрятанный в архивах и сейчас выставленный на продажу с одной-единственной строкой:

“Сто девяносто метров – класс корвет, полное восстановление. Полный пакет на руках. Торг реальному покупателю.”

Имя: “Тихая Клятва”.

И первое впечатление было почти осязаемым. Фотография скользнула по панели, и корпус корабля показался чистыми – не показной “блеск торговца”, не ретушь рекламы, а аккуратность, что… Даже немного пугает… Панели ровно подкрашены, швы закрыты аккуратно, замены выглядят ручной работой мастера, а не грубой латкой у рыночных сварщиков. На борту не было тех горящих шрамов, которые обычно являются спутниками боевых подлогов или пиратских захватов, и остаются как подпись. Никаких зигзагов сварки, никаких неправильно вваренных пластин. Казалось, будто корабль только что сошёл с верфи. Вот только с верфи, которая никогда не вела с эльфами официальных счётов.

Кирилл ощутил, как в груди сощурился интерес и вдруг – старый, добрый инстинкт недоверия. Экран подсветил метаданные. Серийный номер корпуса – AР-19.73-TR. Производитель – “Коваль Мех”. Знаменитые гоблинские верфи, известные аккуратностью, но и любовью к острым сделкам. Логи обслуживания – идеальные. Записи идут через ровный интервал, подписи, штампы мастеров, даты, пометки “генератор – в норме”, “полировка корпуса”. Даже отметки о прошлых доках – чисто выстроенные, без разрывов. Словно кто-то взял старую книгу и переписал страницу от руки, аккуратно – но стерев все возможные замечания.

Явно заметив его интерес, Сейрион наклонилась немного ближе. Её палец скользнул по панели, высветив дополнительные слои данных. Она прочитала строки вслух, коротко и сухо:

– Здесь нет записи о месте хранения. Нет информации о предыдущем владельце в двукратных архивах флотских связей. Журнал маяков чист. А вот – смотри… Дата последнего входа в реестр – вчера. И подпись – не флотская, а некий “Трим-Ничья” – ник, который часто появляется в объявлениях “срочно-продажа” в доках третьего пояса…

На некоторое время между ними воцарилось молчание.

– Слишком чисто. – Потом всё же пронесла она. – Подобная чистота – это либо доверие, либо сокрытие. У пиратов нет времени так аккуратно прописывать по датам. А тот, кто стирает следы, делает это с инструментом. Нам нужно проверить контрольные суммы журнала. И подписи… Нужно сравнить след производителя с тем, что есть на фото.

Кирилл обратился к ИИ корвета. Машина снова зашуршала, собрала полноценные мосты данных, вытащила все возможные отпечатки и сверила их с локальной сетью станции. На экране начали мигать тонкие строки. Хэши… Коды… Метки времени… Всё шло гладко, но вдруг – тонкая разность, крошечный сдвиг в штампе одного из сервисных отчётов. Там, где должна была стоять подпись старого мастера “Коваль Мех”, виднелась почти незаметная фаланга чужого кода. Нечто, что на первый взгляд походило на подпись, но прямо намекало не некоторые вопросы. Именно поэтому он сразу же запустил глубинную проверку:

“Схема правок в логах.”

И машина вернула результат, каким возвращают в рубку старую карту:

“Журнал был скриптован – вставки между строчек заменены. Точки контроля времени подверглись ремарке. Изменения зафиксированы на 03:14 вчера, с источника – Терминал дока 7B. Анонимный.”

В голове у Кирилла пропело что-то холодное. “Док 7B” – тот самый, где бывшие трофейные корабли часто проходят “быструю переделку” для перепродажи. С другой стороны – сочетание. Аккуратная, “магазинная” реставрация и пометка дока 7B – уже звучало как сигнальный колокол. Кто-то хотел продать красиво под видом “неподозрительного”, но оставил ниточку, которую можно распутать.

Тем не менее, ещё больше его привлекало. В описании указывалось, что “Тихая Клятва” оснащена гипердвигателем второго поколения в рабочем состоянии, с резервной солнечной подпиткой и с двумя шлюпками, одна из которых – модифицированная для скрытых отсеков. Это было почти идеалом. Корвет, достаточно мал для незаметности, но с гипердвигателем, чтобы уходить между звёздами. И цена – умеренная, особенно для той, что корвет имперского пятого поколения стоил бы дороже. Доплата, возможно, была бы не такой уж невыполнимой задачей. Он прочёл дальше:

“Продавец готов на обмен на корвет пятой генерации плюс доплата. Срочно. Встреча – док 7B, полночь.”

Эти слова, как тонкая сеть, заползли внутрь его мыслей. Он почувствовал, как где-то под кожей вскипает осторожность. Подозрение – тонкое, но мучительное. Слишком чистые бумаги и слишком быстрый “готов на обмен” – классические условия ловушки.

Сейрион заговорила тихо, как тот, кто размышляет вслух, но её голос был как стальной шест:

– Если это чистка – значит кто-то хотел спрятать следы. Если это реставрация “по-ножовому” – значит, у нас будет ещё и след продаж. Нам нужно узнать, кто – и почему такая аккуратность. Я не хочу “подмазывать” корабль, который свяжет нас с чьей-то войной, или чьей-то охотой.

Она выполнила ещё одну проверку, и запросила у ИИ сверку “штампа производителя” по узорам кованых болтов и фермов – у каждого производителя свой почерк в сварке и в клёпке. В ответ система вернула картинку:

“Узор совпадает с образцами “Коваль Мех”, но в районе кормовой рамы – следы замены фермы, выполненные не по стандарту. Это правка. И ещё – магнитный отпечаток корпуса отличается на уровне трёх тысячных процента— редкая мелочь, но характерная для перекалиброванных корпусов.”

– Слишком много совпадений. – Пробормотал Кирилл. – Слишком мало правды. Но… Всё это – тоже шанс. Такой корпус можно переписать, если мы сможем вырезать чёрный ящик. Либо это – ловушка, и тогда лучше подождать.

В корвете повисла пауза. Сквозь иллюминационные щели ангара врывалась пыль станционной ночи, и в ней мелькнуло ощущение гулкого, важного выбора. Он мог пойти на встречу. Рискнуть и, контролируя процесс, попытаться купить “Тихую Клятву” и немедленно вырезать из неё все следы – если, конечно, продавец позволил бы физический доступ до финальной оплаты. Либо отказаться и продолжать искать. Ведь вывернутые журналы сразу же давали повод не доверять.

Кирилл отстранился от панели и позволил мыслительному огню остыть. Он знал, что сейчас важен не восторг, а метод. Надо устроить личную проверку, пригласить Сейрион с собой, чтобы она вживую прошлась по корпусу и вынула “сердце” корабля на месте, и закрыть возможности ложных подписи. Если продавец отказывался – это был красный флаг, которого хватало, чтобы отказаться. Он коснулся экрана, и в воздухе мигнула команда:

“Проверить Х7B – его записи и логины. Запрос на личную встречу.”

И корабельный ИИ, тихо по-кошачьи, начал шарить в сети за деталями – потому что в мире, где правят коды и память, даже слишком чистая история может оказаться либо кладом, либо гробом.

И сейчас искусственный разум корвета шуршал в их умах как старый лист – не холодной машинной логикой, а тихим шелестом, который и есть первая музыка любого расследования. Сейрион сказала коротко:

“Проверяй глубже. Не верь улыбке документов. Особенно электронных.”

И ИИ корвета, со вздохом, похожим на голос подшипника, уже нырнул в сеть станции, словно в омут, где светятся ржавые вывески и тонут голоса.

Он прошёл по главным улицам коммуникаций. Журналам входов в док… Сотовым оповещениям охраны… Запросам на техническое обслуживание… Пакетам прошивок… И там, где обычный взгляд видел минуты и штампы, интеллект читал мотивы – интерференции, эха, задержки, подписи, которые похожи на отпечатки пальцев, но тоньше. Читал то, что человек, уставший от жизни, не увидит и не вспомнит.

Сначала – маленькие, почти невинные расхождения. Пункт “Ремонт: 03:14” – и рядом с ним крошечный штамп “7B”. Затем пакет, пришедший в ту же минуту из адреса, что именовался в сети “морской_третейник”, и в нём – строка с бинарным сдвигом, которой не должно было быть. Искусственный разум склеивал эти кусочки, как ребёнок клеит бумажный кораблик на воде, и вдруг рисунок складывался в картину. Перед ним не просто реставрация или восстановление. Перед ним сцепление. Скрытая, тонкая, сделанная руками ворона, что знает дорогу в чердак.

Также он нашёл в кодах “невидимую руку” – маленькую функцию с именем, которое на первый взгляд было безобидным: wake_silver. Она спала в ядре прошивки, но её часы были связаны с ключом нового владельца – с тем самим ключом, который появлялся в сети, как только переносили право собственности. Как только кто-то вводил биометрический токен, wake_silver посылала первый шёпот по спрятанным антеннам. По сути, это был короткий пульс на частоте, что не значится в официальных реестрах. И где-то в тёмных углах станции, в кучках лома и в частных доках, его уже ожидали. Одна-две коробки с каким-то названием, вроде “Когти Ноктюрна”, пара контейнеров с дроном бортового взвода, команда на открытие грузовых люков.

ИИ вскрыл ещё один слой. Подделанные метаданные в сервисных отчётах. Подпись мастера “Коваль Мех” была не подлинной, а сгенерированной с помощью эдакого “зеркального штампа” – алгоритма, который копирует форму подписи, но оставляет внутри неё тонкую метку. Эта метка и была тем самым шнурком, который вёл прямо к серии транзакций, прошедших через цепочку “нейтральных” брокеров и завершившихся счетом, что обслуживают люди, называет себя “Трим-Ничья”.

Дальше было ещё веселее. В архиве интеркомов станции ИИ отыскал сетевые всплески за ночь перед появлением объявления. К моменту продажи корабль уже перешёл через определённые операции. “Корвет принят в ремонт”… “Перерегистрирован”… “Подготовлен к показу”… Все это – мягкие, как пух, слова. Но пакеты пакетов превратили пух в ловушку. В одном из них был маленький ком-модуль – микротрэнсивер, впаянный в новую ферму кормы, аккурат как любая хорошая пуговица. Он выглядел как оплошность ремонта. На деле же – это было устройство для дистанционного управления.

Разобравшись с временными метками и маршрутами пакетов, ИИ показал им схему. При активации ключа нового хозяина wake_silver посылает команду на трансивер. Трансивер пробуждает скрытый модуль в кормовом люке – он отключает штатную блокировку, подаёт питание на маленькие шлюзовые петельки и запускает серию коротких импульсов, которые управляют запертыми отсеками. Одновременно прилетал отклик. Анти-ловушка в виде “принудительного захлопывания” внешнего шлюза и запуск дронов-цеплялок – маленьких, жадных, с крючьями и крепкой лентой. Дроны разбрасывали сетку, как паутину, и перераспределяли привязки к отечественным маякам. Потом – в две минуты – по закрытому каналу приходила команда “пароль принят”, и по ней включалась “приглушающая пелена”. Бортовые трансляции замирали, телеметрия шла в иной контур – тот самый, за который отвечали эти самые “Когти Ноктюрна”.

В переводе на человеческий язык – на язык, который умеет глотать тайны, это значило ровно следующее. Новый владелец считал, что купил корабль. А пиратская сеть считала, что именно сейчас можно запереть ловушку. И сама эта гоблинская станция была удобным экраном, за которым пирующие воры прятали ножи.

Сейрион смотрела на строки, и в её взгляде вспыхнуло то, что у эльфов зовётся и другим словом. Они не говорили “троянский конь”, они называли подобное хитроумие по-старому, когда мир ещё слушал леса и звёзды. В их лексиконе это имя звучало, как заклинание и как предупреждение. “Обет Ложного Света” – обещание, сияющее снаружи, которое внутри держит нож. Эльфийское название несёт в себе и боль, и историю. Ведь они помнили корабли, что приходили в мир как святая длань, а в сумерках рвали у человека тишину.

ИИ вывел ещё детали, сухие и острые, будто гвозди:

– в прошивке найдены пакеты handshake_xor(0xC7) – подпись тех, кто торговал кораблями-подделками… Магнитный отпечаток корпуса разнится на три тысячных процента – следы перекалиброванной плиты… В регистрах дока 7B – три обращения с просьбой “ускоренной перерегистрации”, одно из них – под ликом “аноним”, что по опыту обычно значит – “мы просим быстро переписать идентификаторы”. В списке грузов, заявленных на перевозку в контейнеры при погрузке – “оборудование для судов техническое и незначительное”, а фактически – пакеты с платами и дронами, помеченные как “запчасти”.

Искусственный разум объяснил это не сухо, а так, как рассказывает старик у камина. Голос его стал небольшим колокольчиком правды.

– Они сделали корабль красивым. – Сказал он. – Они зашили его, как женщина шьёт платье для похорон. Они полировали внешность, а в швах спрятали ножи.

Сейрион произнесла то, что знали офицеры флотского строя:

– Если корабль настолько чист – значит его чистили слишком усердно. Если полировка идеальна – кто-то очень торопился скрыть свою руку.

Её пальцы пробежали по спискам, и она нашла ещё одно – владельцы, которые выставляли “Тихую Клятву” на продажу, слишком старательно “перебегали” из одной учётной записи в другую, как тени в переулке – быстро, тихо, без имени.

– Намёк ясен. – Сказала она холодно. – Это не реставрация и не полное восстановление. Это ловушка. Тех, кто купит такой корабль, на первом же вылете встретят не словом, а крючьями. Пираты устроили операцию “подарок для доверчивых”. Это и есть – ваш “троянский конь”. Или по-нашему – “Обет Ложного Света”. Люди верят свету, а свет ведёт их в сеть.

Кирилл слушал, но в нём, как в траве перед бурей, зародилась мысль темная и твёрдая. Кто-то сделал это аккуратно… Кто-то вложил не только микрочипы, но и психологию… Покупатель, что поверит подобной чистоте, практически сразу станет пешкой. Но эту шахматную партию можно было перевернуть. Если знать, где и как она заведена, можно выдернуть нитки прежде, чем собака идущего по мосту уложит свою лапу на него.

ИИ дал финальный, технический отчёт, в виде весьма длинной таблички с аннотациями. Там были команды, ключи, адреса, окна активности, список устройств, которые нужно физически изъять прежде, чем подписывать бумаги. Трансивер на корме… Модуль wake_silver… Скрытые крепления люка и две полочные коробки с дронами, которые могли оказаться диверсантами. Также там была и полноценная рекомендация. Не проводить обмен на доке 7B, требовать физической проверки в нейтральной зоне с полным вскрытием и сшить подписи на месте, а ещё лучше – отказаться.

Но самая сильная вещь была не в таблице. Она была в тихой, почти детской метафоре, которой ИИ окутал вывод:

– Они сделали из корабля печально красивую куклу. Она улыбается, а у неё в руке нож.

Сейрион, услышав это, резко вздохнула, словно почувствовала в горле вкус старой соли и шёпот леса:

– Так делают пираты, которые очень хотят чужой крови.

И тогда Кирилл принял – не решение, а клятву. Он медленно закрыл консоль, и в его взгляде вспыхнул план. Либо смириться и искать дальше… Либо играть на ловушке, но не как жертва, а как охотник. Он теперь и сам прекрасно понимал, что “Тихая Клятва” не была подарком. Она была приглашением на пир, где вместо хлеба подадут узы. И имя, которое эльфы дали этому приёму, “Обет Ложного Света”, звучало у него в ушах, словно размывая “сладкие” обещания.

Он долго всматривался в чёрные цифры и мерцающие строки, а потом, как человек, что гасит свет, медленно закрыл окно с фотографией “Тихой Клятвы”. Внутри корвета звук работы систем был похож на старую мелодию – лампы тихо щёлкали, реле вздыхали. Он почувствовал, как внутри у него просыпается не столько страх, сколько древняя привычка. Предупреждать тех, кто ещё не наступил на грабли. На Земле издавна говорили – предупреждён, значит вооружён. Тут, в глубине авиа-ржавчины и магических тарифов, это звучало иначе, но смысл тот же.

Он решил не связываться с кораблём-ловушкой. Следы могли вести в глубину эльфийской Империи – и это было последнее, чего ему сейчас нужно. Но бросить всё на самотёк – значит кинуть в пасть пиратам ещё одну жертву. Дело чести и расчёта вело к одному. Информацию нужно тихо раздать, чтобы любая живая душа, рассчитывающая на удачу, знала о том, что внутри такой упаковки красивая упаковка с ножом.

Корвет помогал. Его ИИ, похожий на старую сонную птицу, обладал доступом к узким, забытым каналам станции. Торговые лупы, объявления “чёрного ряда”, закрытые чаты перевозчиков, списки ремонтников. Кирилл и Сейрион сидели вдвоём над стеклом, и она шептала, как бортовой штурман подслушивает ветер. Они действовали, как врач и санитар – не хвастаясь, не судя, просто перекладывая знаки тревоги туда, где их прочтут те, кто в них нуждается.

План распространения был прост и сложен одновременно – как заплатка на старой куртке. Не шуметь на центральных каналах, а сыпать слухи в те углы, где собираются реальные покупатели. Он попросил ИИ сделать следующее. Старательно посеять “намёк” в рекламных блоках. Легкая правка в описании – вставить строчку “проверить кормовой трансивер” в поле “рекомендуемая проверка” у списка. Маленькая правка, почти невидимая, но такой текст видит тот, кто действительно собирается проверять.

Подменить метатеги в локальных лентах рынка. Там, где продают корабли “под восстановление”, вставить примечание – “верифицирована цепочка доков: 7B – риск”. Это не криминальный сигнал, а инструкция для осторожного торговца.

Зарядить в чате докеров анонимные сообщения. Не крик и не упрёк, а простое заявление от “бывшего механика”:

“Кто-то пытался продать “Тихую Клятву”. Проверьте кормовую ферму. Я видел…”

Такие сообщения – дёрни за резинку, и многие, кто торгуют, начнут проверять. Легко будет отправить пару тихих запросов на пересылку, через знакомого торговца, который полагается на слухи, дать понять о наличии “риска пиратской вставки”. Это – как подать соседу кусочек ниточки, чтобы он связал два конца и пришёл к выводу сам.

Пара звонков в “серые” доки – не с требованиями, а с вопросом, будто случайно:

“Вы не замечали активные пакеты в 7B?” – и отозвавшиеся голоса изнутри начнут подбрасывать свободную пыль в нужную сторону.

Он не хотел быть моралистом. Всё это – элемент прагматики. Предупредить, чтобы не быть свидетелем чужой гибели… И, одновременно с тем, закрыть одно окно, чтобы открыть другое. Информация, брошенная так, тихо и аккуратно, разойдётся по своим дорожкам и, возможно, заслонит путь к ловушке.

Но за этим практическим порывом стояла и другая мысль. Более смелая, почти богохульная в своей дерзости. Если другие делают “троянских коней”, может ли он один сам сделать подобное оружие – но уже не для обмана чужих жизней, а для собственной маскировки? Что если взять блестящую “пятую генерацию” – её мозг, её гипервычислитель, её тихую мощь – и переселить эту душу в старый, неподозрительный корпус? Сделать из современной пращи предмет, который не зовёт на него шторм эльфов и не лепит на лбу метку “флотский”?

Идея лежала как раскалённый кирпич в ладони. Перенести все современные системы – навигационный ядро, гипердрайвный контроллер, матрицу идентификации, усилитель щитовой связи, модуль стабилизации – в более старый, невзрачный, и даже вполне возможно “заплаточный” корпус. Стать не тем, кто летает на блестящем эльфийском корвете, а тем, кто скользит по миру как бесшумный сундук. Это означало бы только одно. Сохранить мобильность и мощь, и одновременно избавиться от знака, который вел к ним. Но цена – и техническая, и моральная – была серьёзна.

Он стал мысленно мерить этапы операции, словно чертил на ладони план перестройки дома:

– Выбор корпуса. Нужен старый, крепкий, с достаточным внутренним объёмом и с “чистой” регистрацией – лучше гоблинский или гномий корпус, с механикой, но без флотских меток. Ни один корпус с явными следами боёв… Такого нам не надо. Нужен тот, в котором можно поменять фермы, переселить ядро и оставить внешность “своей”.

– Демонтаж современного “сердца”. Это – чёрный ящик, бортовые журналы, магнитные отпечатки, биометрические ключи. Снятие этих систем – первое и опаснейшее. Надо вырезать записи, но сохранить рабочие части. Здесь нужен такой разумный, который умеет работать с самыми тонкими проводами правды.

– Адаптация старой механики под новое. Старый корпус не имеет тех креплений, тех питающих шин, тех динамических рам для гипердвигателя. Придётся ковать адаптеры – кольца-перехватчики, переходники, выточенные по месту. “Кожа” корабля не терпит грубых швов. Для этого нужны мягкие переделки, гибкие фланцы.

– Сопряжение энергосистем. Наиболее сложный узел – подача мощности. Современное сердце просит ровного тока, иначе оно бурлит и выдаёт сигнатуру. Старый реактор дает скачки. Надо вставить стабилизаторы, “подавитель пульсации”, конденсаторы, фильтры. Это – инженерная алхимия.

– Маскировка цифровой личности. Переписать все бортовые ID так, чтобы новая машина транслировала старую легенду в эфир. Имена сменены, маяки приглушены, журналы “переработаны” на внешний IP другого регистратора. Тут понадобятся связи в доках и пара фальшивых документов.

– Физическое сокрытие “черного ящика”. Самый разумный ход – вынуть его, клонировать реестры и оставить “фейковый” ящик, который демонстрирует чистоту. Подлинник – спрятать в теле шлюпки или в тайнике, где его никто не найдет.

– Тесты, тесты и ещё раз тесты. Запустить симуляции гиперрывков, убедиться в том, что адаптеры не трещат, проверять маскировку в локальных сканерах станции, имитировать посадки и аварии, чтобы увидеть, как система “реагирует” на внешний мир.

Он представлял себе эти операции как хирургическую операцию, где каждая деталь – нерв. Сейрион, с её любовью к чистоте логов и к совершенству пилотирования, нужна была здесь как никто. Её руки знали, какие строки можно стереть, а какие – нельзя трогать, чтобы след оставался неподдельным старым рваным швом, а не следом нового преступления.

Но были риски, которые нельзя было списать на мечту. Пересадка всех модулей означала долгие ремонтные работы на виду у всех в этих доках. Или, что ещё хуже, в подвалах, где болтаются слухи. Любая ошибка – и сигнал, который они пытались скрыть, вспыхнет как костёр. И ещё – мораль. Он переставлял печать. Он делал из собственной судьбы подлог. Это не спасение, а маскировка, и та, что сказал бы он себе потом в зеркале, будет звучать не как оправдание, а как тяжёлое признание:

“Я украл чужую внешность.”

Он позволил себе на мгновение представить, как это будет выглядеть. Большой, старый корпус, давно болтающийся в этих доках, под покровом брони и краски. Внутри – сердце пятого поколения, урчащее как кот, которое умеет пересекать звёзды и держать в тонусе экипаж. Внешний вид старый и мало кому интересный. Внутренний – современный и эффективный. Внешность для глаз всех возможных агентов, сердце для боя – и ключи для ухода. Главная хитрость заключалась в том, что регистрация корабля будет проводиться именно по этому старому корпусу. А всё остальное будет проведено как приобретённое на местных торговых точках как запчасти.

Но у этой мысли был и ещё один, более тёмный оттенок. Если пиратский трюк – “Обет Ложного Света”, то его вариант был бы “Обет Тёмного Сердца” – когда свет зовёт чужих, а внутри – всё то, что делает уход возможным. Это была игра с огнём, но огонь иногда не греет, а охлаждает. И делает это куда лучше, чем лёд.

Думая об этом, парень медленно встал, потряс плечами и посмотрел на Сейрион. Её лицо было безмолвно, но глаза жгли. В них светилось не согласие, не отказ – просто понимание цены. Они оба знали, что начинать такую операцию – значит привлекать к себе много любопытных взглядов, соответственно – вешать на себя ряд обязанностей, от которых не так-то и легко было бы избавиться.

– Я не куплю эту “Тихую Клятву”, – сказал он наконец. – Но я хочу подумать всерьёз о том, чтобы пересадить всё с нашего корвета в старый корпус. Не для того, чтобы кого-то обмануть, а чтобы мы могли улететь, и никто нас не искал по флотским базам.

Она посмотрела на него долго, как смотрят на небо перед бурей, и сказала:

– Тогда надо действовать как хирурги и воры. Тихо, быстро и с умением. Я помогу – но помни, что если мы сделаем это, то уже не вернёмся к прежней жизни. Это – шаг в долгий путь.

Кирилл улыбнулся, но его улыбка была просто усталой. Он вернулся к консоли и стал записывать список. Доки, где можно найти “старые корпуса”… мастера, кто умеет ковать адаптеры… разумные, которые за фальшивые подписи возьмут меньше, чем воруют… запчасти для стабилизаторов… место, где можно спрятать подлинный “чёрный ящик”. Его пальцы танцевали по экрану планшета… И план рос – как растение, которое может вскоре пожрать сад.

Ночь за пределами ангара хранила ржавые всполохи станции. Огни мерцали, как глаза старого зверя, и в их отражении он видел свой силуэт. Человека, который не хочет идти на смерть – а хочет идти дальше, хитростью и смекалкой, держа в руке не просто карту, а новый обет – тяжелый и тёплый. Обет стать не тем, кем он был, а тем, кем нужно быть, чтобы выжить…