Нерушимый

Глава 15 Такие вопросы с кондачка не решаются

От Насти пахло так уютно, что хотелось зарыться в нее, обнять ногами и руками и так и уснуть. Я почувствовал, как все плывет, приподнял голову, чтобы пробормотать:

— Сек, Насть… Я сейчас. На полминутки глаза прикрою… Ох, как хорошо.

— Ну Саша! Ну! Ну так нечестно!

Я закрыл глаза и сказал:

— Мне всего-то тридцать секунд нужно. Засекай. Время пошло: один, два, три…

В следующее мгновение откуда-то из туманного далека донесся едва слышимый женский голос. Вроде бы кто-то меня тряс. И тело, и голову словно набили ватой. С огромным трудом я разлепил веки и увидел женский силуэт в каком-то сиянии. Красивая девушка, волосы — золотой ореол.

Кто она? Память промелькнула кадрами из фильма: рынок, елки, гопники, Достоевский, общага, Настя, разборка с Артуром, переселение, Настя тянет рюмку самопального джина. После — разговоры про товарища Горского и товарища Шуйского, какие-то Дары… Потом — все плывет и качается. Горячее тело, неумелые губы…

— Настя…

Я потянулся к ней, обнял, укладывая рядом, но девушка выскользнула из объятий и, заливаясь краской, воскликнула:

— Да ты… ты!..

Резкий крик ударил по ушам, вернул в реальность. Что я сделал не так?! Да уже утро! А я потерял связь с реальностью, спутал сон с явью, придумал себе бог весть что, завалил ее на кровать. Тут ведь, наверное, не приветствуются случайные связи. Есть, конечно, всякие девушки, взять хотя бы проституток, с которыми я ехал. Раз была Перестройка, значит, имела место и сексуальная революция, но такого повального разврата и монетизации отношений, как у нас, быть не должно. А потому то, на что она была готова вчера, подвыпив, сейчас уже неактуально, и вообще, ничего подобного. Понятно.

Красная до кончиков ушей, Настя стояла посреди комнаты, сжимая и разжимая кулаки, грудь ее вздымалась.

— Ты! Ты… — от возмущения она потеряла дар речи.

— Я. Что случилось?

Мой боевой боец поднялся на утреннее построение, колоссальных сил стоило заставить себя мыслить здраво.

— Вот именно, что ничего! — Она возмущенно всплеснула руками. — Все, Саша, потерял ты свой шанс! Понял?

— Понял… Не понял. Зачем ты тогда здесь?

— Вот же обрушился Нерушимый на мою голову! — взмолилась она. — Обманул девушку — раз! Чуть не соблазнил! Потом проговорился, что женат! Два! Я его целую, а он: «Отстаньте, девушка, я женат!» Сволочь! На Алене какой-то! А потом еще и хватило наглости просить, чтобы я разбудила тебя! Три! В шесть утра! В субботу! Вот мне больше делать нечего, да, как вставать в выходной и тебя будить?!

— Но ты же пришла, — улыбнулся я, потягиваясь. — Спасибо, что разбудила. А насчет того, что я женат, забудь, бред какой-то! У меня и девушки никогда не было!

Боевой боец к этому моменту преодолел силу притяжения и потащил меня за собой — вверх и к Насте. Я попытался ее ухватить, но она выскользнула и ударила меня по руке:

— Нет! Я пришла будить, а ты… Ты! Короче, я пошла досыпать! А ты вставай, наглый лежебока!

— Извини, Настена. Это было…

Она махнула рукой и убежала, красная и обиженная. Я потер виски. Черт, получается, я не переношу алкоголь? Или просто перебрал? Или дело в том, что мое тело никогда не нюхало спирту и дало сбой, тогда как мои ровесники понемногу употребляют алкоголь лет с четырнадцати-шестнадцати и привыкли?

Я сел, попытался вспомнить окончание вчерашнего вечера — ничего. Похоже, меня просто выключило, и Настя ушла в свою комнату.

Неудобно вышло.

Я глянул на смартфон, лежащий на тумбочке: 6:18, и за окном черным-черно. А в семь нужно быть на рынке!

Чертыхаясь, я рванул в душ. Теплая вода никак не шла, я опаздывал и полез под холодную, но внезапно полилась вообще ледяная! О, как я матерился! У меня чуть сердце не остановилось, и тут хлынул кипяток вперемешку с ледяной. Когда два потока нормально смешались и потекла нормальная теплая вода, я уже окончательно взбодрился. Да так, что был готов кого-нибудь убить!

Вернувшись в комнату, надел серые спортивные штаны, поверх них — брюки. Единственные теплые носки и страшные неубиваемые ботинки довершили наряд будущей звезды футбола.

Спустился по гулкой лестнице, огляделся — Мищенко на проходной отсутствовал, но дверь была не заперта. Я помахал камере и вышел в морозную свежесть.

От мороза защипало в носу. Придется на рынке просить какую-нибудь фуфайку и валенки, потому что в такой одежде я околею и слягу с воспалением легких. А еще под слоем снежка — наст, было так скользко, что вряд ли получится дойти, не навернувшись.

На улице не было ни машин, ни людей, лишь звенели ветки лип, одетые льдом, да трещал наст под моими подошвами.

«Хрясь! Хрясь! Хрясь!» — донеслось со стороны трассы.

«Хрясь! Бац! Бац!» — застучало ближе, и такой же звук раздался совсем далеко: — «Д-р-р-р, д-р-р!»

Словно переговаривались, как собаки, огромные отбойные молотки. Вскоре весь город утонул в треске и грохоте. Что это может быть? Восстание машин? Пришествие марсиан?

Но все оказалось очень и очень просто: на работу вышли дворники. Один дробил лед на тротуаре специальной машиной, напоминающей газонокосилку, второй шел следом и сгребал его подобием отвала. Когда я добрался до главной трассы, встретил машину, загребающую лед щетками в кузов и посыпающую тротуар песком.

Центральная улица была расчищена, и я побежал к рынку, не рискуя свернуть себе шею. Пока бежал, встретил снегоуборочные машины, приводящие в порядок проезжую часть.

И это какой-то захолустный городок! До семи утра все будет готово для комфортной жизни. Глазам невозможно поверить…

Я остановился напротив голографического билборда с… собой. Красавец, хе-хе, Саня Нерушимый строго смотрел с билборда и как бы говорил (текст был ниже): «Гражданин, будь бдителен! Помогай правоохранительным органам бороться с преступностью!»

Интересно, теперь Достоевский вспомнит, где меня видел?

Вспомнит или нет, плевать. Ночной разговор с Настей о Семьях страны в каком-то смысле прочистил мне мозги, затуманенные новым миром, юным телом и свойственными молодости желаниями. Наверное, поэтому я только сейчас, пока шел по морозцу на рынок, решил пересмотреть план жизни в этом мире.

Рынок… Собственно, задерживаться здесь я не собираюсь. Поработаю выходные, чтобы подкопить карманных денег, а в понедельник встречусь с майором Джабаровой. Авось чего посоветует Ирина Тимуровна.

Мне же нужно как-то заводить знакомства? Нужно, потому что тратить годы на институт, делать карьеру в этом альтернативном советском обществе — дело долгое и не обязательно успешное. Вспомнилась номенклатура в моем Союзе, дефицит, мыло и сахар по талонам, общество, где обычный человек без знакомств не мог даже интересные книги приобрести… А здесь ведь своего рода сословная система образовалась, раз посты партийным боссам выдали пожизненные…

Значит, нужны знакомства, а для этого надо быть замеченным, причем в хорошем смысле. Один подвиг я уже засветил, генерал милиции Вавилов лично мне руку жал. Вряд ли он сразу меня вспомнит при встрече, но я могу и напомнить, не гордый. Но одного подвига мало, нужны и другие успехи, например футбольные. С игроком сборной, наверное, здесь каждый будет рад свести знакомство.

Однако и футбол — дело небыстрое. Зима, особо не побегаешь. Но она ведь закончится! Как насчет тренировок в местном «Динамо»? Пойду к их тренеру Белькевичу, напрошусь на просмотр. Вряд ли откажет, особенно если его попросят та же Джабарова или Вавилов. Еще по прошлой жизни заметил — сильные мира сего любят помогать настоящим талантам, особенно если особо ничего не требуется, только звякнуть кому-либо. Зато потом можно сказать, что вот, заметил, помог пробиться. А я талант настоящий.

Но вот что делать до возвращения футбольной команды из отпуска?

Используя образование и знания из прошлого мира, пойти в науку? Или в бизнес… тьфу, фарцу? Вариант, конечно, но явно не на ближнюю перспективу. За вундеркинда не прокачу, чай не в прошлое попал, а в современный мир, да и со стартовым капиталом беда. Капитала того хватит на три пирожка и горячий чай.

Попробовать себя в боях без правил? Достоевский говорил, что все власть предержащие выставляют своих бойцов. Если я засвечусь на ринге — или в клетке, не знаю, где здесь дерутся — то точно привлеку внимание. И вот оттуда уже можно будет плясать. Вот только как попасть на турнир в честь дня рождения Горского?

Поглощенный планами захвата мира, я сам не заметил, как добрался до рынка.

Было издали видно, как там уже вовсю суетится люд. Снуют туда-сюда продавцы и перекупщики, жужжат автопогрузчики, приезжают-уезжают грузовики, некоторые заезжают в ворота, некоторые останавливаются на стоянке неподалеку, и продавцы сами разносят товар.

Так, и что дальше? Идти искать администрацию? Или она еще спит? Кому предложить свои услуги? Вряд ли Достоевский заведует грузчиками…

Подойдя ближе, я заметил лысого потного мужичка — того самого зама, который вчера пытался отпроситься у Достоевского. Мужичок орал на водителя «газели», перекрывшей пикапам выезд со стоянки. «Газель», я бы сказал, навороченная. В моем мире точно таких не было.

Брызгая слюной, красный от злости водила в ответ костерил лысого зама Достоевского:

— А куда мне встать? Все занято! Ты ж проезжать внутрь не даешь!

Машину уже окружила стая продавцов с сумками на колесиках. Кравчучки — вот как называла такие сумки мамина подруга из Украины.

Околорыночная суета очень напоминала девяностые, рынок превратился в псевдогосударственное учреждение с теневой экономикой и своими мелкими боссами.

На кузове «газели» красовались три буквы: «ЛПФ» — Лиловская птицеферма. Выходит, государство торгует с частниками?

— Да езжай хоть в… — Лысый не постеснялся выражений.

Водила молча заглушил мотор, распахнул дверцы и полез в салон к коробкам. К нему ринулись перекупщики. Часть перекупов атаковала зама Достоевского.

— Это че же, нам теперь самим все тащить? — уперла руки в боки женщина в легком пальто и сапогах на каблуках, на ее пальцах красовались огромные золотые перстни.

Помнится, слышал в разговоре, что продавщицы — ходящие хранилища драгметаллов. Видимо, привычка повелась еще с Союза, где продавец — человек уважаемый, надо нацепить на себя все золото, которое есть, и так подчеркивать статус.

Лысый мужичонка закатил глаза.

— Подождите, когда освободится автопогрузчик…

По-моему, самое время вмешаться. Просочившись между возмущенно гудящих продавцов, я встал перед мужичком и спросил:

— Могу чем-то помочь?

— Да вот, — он развел руками, на лице читались злость и отчаянье.

— Разгрузить, погрузить? — намекнул я, мужик облегченно выдохнул, повернулся и заорал:

— Юрка! Горбач! Тележку сюда! Быстро! — Он хлопнул меня по спине: — Юрий Горбач все объяснит. — И обратился к перекупщикам, кивнув на меня: — Он вам поможет.

Они уставились на меня с радостью и восторгом, как на спикировавшего с неба Супермена.

Машины, которые не могли выехать со стоянки, сигналили, водители пошли на разборки с газелистом, а я крикнул ему:

— Давай, товарищ, помогу!

Водитель принялся подавать из кузова подписанные коробки, я — ставить их на тротуар. Водилы поняли, что никуда он не уедет, пока не закончит, и разошлись, только один остался контролировать процесс и при надобности поторапливать газелиста:

— Давай шевели задницей!

Удивительно, но помогало. Газелист огрызался, но задницей начинал шевелить еще быстрее, хотя от него уже пар шел.

Благо коробок было немного, и мы закончили минут за десять, «газель» укатила восвояси, а продавцы начали искать свой товар и распределять по кучкам.

Только я спину разогнул, из рыночных ворот показался, надо полагать, Юрий Горбач, который должен был все объяснить. Прорываясь через толпу оптовиков, привезших товар из сел, и перекупщиков, он толкал перед собой огромную погрузочную платформу. Одет этот Юрий был в фуфайку и ватные штаны и походил на кого угодно, но не на грузчика: высокий, под два метра, тонкий в кости, длинный, как макаронина, с мелким для такого роста лицом, состоящим, казалось, из одного горбатого носа. Вот же как фамилия человеку подходит!

Едва платформа поравнялась с нами, продавцы ринулись расставлять на нее свой товар. Женщина в золоте, уперев руки в боки, выжидающе смотрела на меня, в то время как остальные все делали сами, ведь коробки были нетяжелыми, килограммов по пять. Видимо, так здесь заведено, и быстрее они сами все погрузят, чем это буду делать я один.

Бригадир грузчиков, или кто он там, пожал мою руку, я представился, и он объяснил:

— Они знают, в каком порядке выгружать, маршрут расскажут.

Он хлопнул по заднице наклонившуюся продавщицу, та захихикала и полезла к нему обниматься. Производственный роман!

— Потом, как разгрузишься, встань за воротами, я расскажу, куда дальше, — продолжил он.

Только Юрий отвернулся и зашагал прочь, как дама в золоте возмущенно ткнула в свои коробки и проговорила:

— Чего ты стоишь? Помоги мне.

Многие считают, что грузчик, официант, санитарка — низшие звенья в пищевой цепочке, их можно и нужно опускать. Тем более — пацана какого-то. В их разумении, в этом есть своя справедливость: когда унижаемые заматереют, будут иметь право учить жизни молодежь. Так не выключается конвейер, откуда сходят поломанные озлобленные люди.

— Тебе за что деньги платят? — взвизгнула она.

— За транспортировку тачки из пункта А в пункт Б, — проговорил я по возможности спокойно и через силу улыбнулся: — Но за волшебное слово мне нетрудно помочь красивой женщине.

Позади меня захихикали. Золотая дама фыркнула и с деланой натугой принялась складывать с краю пять своих коробок, приговаривая:

— Договоришься! Одно слово, и тебя тут не будет. Я поговорю с кем надо — погонят тебя, наглеца, погаными тряпками.

— Ой, Томка, не смеши мои ноги, — плотоядно улыбнулась мощная тетенька в возрасте.

Золотая дама сразу заглохла и отошла за спины товарок, но я и затылком чувствовал ее злобный взгляд. Тяжело, наверное, жить, если считать, что все тебе должны.

— Поговорит она с кем надо, да, — не унималась мощная. — Сам Шуйский завтра приедет и всех накажет — плавали, знаем.

Толкая тачку, я ощущал себя то Сизифом, то бурлаком на Волге. За мной шла толпа продавщиц, десять человек, а вокруг кишел народ, норовя попасть под ноги.

Я хотел максимально страшным голосом крикнуть «Р-разойдись» — но придумал кое-что поинтереснее:

— Эх, дубинушка, ухнем!

Народ отошел с дороги, заулыбался. Звонкий голос идущей за мной продавщицы подхватил:

— Эх, зеленая, сама пойдет, сама пойдет!

Я узнал басовитый голос женщины, просившей не смешить ее ноги:

— Подернем, подернем!

Дальше два женских голоса, грубый и звонкий, очень красиво переплелись:

— Да ухнем!

Идея понравилась идущей за мной толпе женщин, и они повторили песню, но уже хором. В третий раз я начал, они поддержали, а четвертого раза не получилось: мы добрались до первой точки — чебуречной, рядом с которой была закрытая пирожковая с интригующей надписью: «Азербайджанский кофе» и заведение с интригующей мой молодой организм вывеской «Шашлык-машлык». Это были обычные ларьки, возле которых стояли высокие круглые столики без стульев.

Живот снова заурчал, требуя кофе и шашлык. Или чебурек. Или все сразу, и много. Но народ все прибывал и прибывал, и нужно было работать.

Здесь, на рынке, бурлила совершенно другая жизнь. Будто бы в противоположность тихой размеренности госсотрудников, царили суета и неопределенность. Пока руки были заняты, голова работала.

Как это все уживается с коммунизмом? Как управленцам удается удерживать ниточки, чтобы это все не развалилось и не начало гнить? Точно через местных авторитетов типа Достоевского. Все почти так же, как в моей реальности, но не в столь утрированной форме.

Читал в одной статье, что в обществе всегда рождается одинаковый процент людей с определенными социальными ролями. И асоциальный элемент — тоже социальная роль, и сорвиголова. Вот весь лихой люд и здесь, размеренный жизненный уклад не для них.

Развезя курятину по лавочкам и подсобив женщинам с коробками, я вернулся к воротам, где минут пять ждал Юрия. Он подошел вразвалочку и проинструктировал:

— Ща приедет ярко-желтый грузовичок, сделаешь то же самое.

— А деньги?..

— Двадцать рублей ходка, вот и считай. — Он растворился в людском водовороте.

Желтый фургон не заставил себя долго ждать, а мне пришлось грузить на этот раз огурцы, помидоры и перец, выращенные в кооперативном хозяйстве Ласточкиных. Надо признаться, помидоры пахли так, что желудок скрутил голодный спазм, и я с надеждой посмотрел на приглянувшуюся «Чебуречную», перевел взгляд на столовую № 9 (все заведения общепита находились в одном месте), где был внутренний зал, но ничего еще не открылось.

После желтого грузовика пришлось идти в даль далекую к автобусной остановке за овощами от фермера Редисова. Клянусь, так и звали!

По пути я увидел Длинного и Квадратного, которые раскладывали свои елки ни свет ни заря, чтобы опередить лесовичка дядю Николая и продать хоть что-то.

Больше всего работы у грузчиков было до открытия рынка, девяти утра. Я сделал шесть ходок, заработал сто двадцать рублей, которые мне выдал Юрий, и тут же купил меховые носки у старушки. А потом побаловал себя маленькой чашечкой настоящего заварного кофе, дополнил его чебуреком и встал за круглым столиком чебуречной, которую держал усатый умудренный сединами азербайджанец. Запах этого кофе будоражил мой желудок с самого утра, когда я ходил мимо туда-сюда.

Двух чебуреков оказалось мало, и я решил — гулять так гулять! Взял огромную чашку чая и шашлык в соседнем ларьке. Когда купил, посмеялся над собой: «Да уж, Саня, накопишь ты тут стартовый капитал, конечно, с таким-то аппетитом».

Наслаждаясь вкусом, я смотрел, как суетятся люди, срывается снег, как продавцы украшают рабочие места новогодней мишурой.

Как и в моем мире, из заведений лилась музыка. Хозяин чебуречной предпочитал национальную, владелец шашлычной — Аллу Борисовну, а из пирожковой доносилось:

— Восстает из пепла выпивший народ…

День прошел более-менее спокойно, потому что восстали мои коллеги-грузчики и явились на рабочие места. Среди них были как студенты, так и сомнительные личности протокольной наружности. Рулил ими уже знакомый Юрий Горбач, из-за носа похожий на грифа.

Поначалу я опасался, что устоявшийся коллектив грузчиков попытается меня выдавить со своей территории, но работы хватало всем. А может, они просто знали: раз я появился здесь, значит, получил на то добро. В общем, ближе к ночи на руках у меня были триста сорок рублей, но эти деньги дались ой как сложно: в общагу я приполз в начале одиннадцатого на четырех костях, выжатый как лимон и перееханный двумя катками, затолкал себя в душ и вырубился раньше, чем упал на кровать.

Проснулся от звука будильника и сразу вскочил, не понимая, кто я и где я. Вспомнил, что смартфон два дня не заряжал, поглядел на экран, где в углу отображалась полная шкала зарядки. Аж гордость взяла за отечественного производителя.

Одежду купить вчера было некогда, да я на работе не особо мерз, потому пошел в том же виде, что вчера, по звенящему от мороза воздуху.

И снова — суетливое утро, пять ходок с тележкой и поощрительный завтракообед в полюбившейся пирожковой. Кофе, надо сказать, у них отменный. А вот кофейных аппаратов, как в нашем мире, я не заметил.

Чебуреки в этой забегаловке были сочные, нажористые. А вот буржуйских гамбургеров и хот-догов я не нашел нигде.

Помимо крупной государственной столовой, на рынке изобиловали закусочные, такие, как эта, а вот за его пределами, на первом этаже многоквартирного дома, была государственная пельменная.

Как же хорошо сытно перекусить после трудового утра и вот так просто стоять, расслабившись, и наблюдать за прохожими! Все-таки есть своя прелесть в простой работе: сделал дело — гуляй смело. Но, конечно, же, я не буду довольствоваться малым, как в прошлой жизни. Не просто так мне дали второй шанс, нужно оправдать доверие неизвестного божества.

Доедая чебурек, я заметил двух подозрительных вертких типов в кепках-аэродромках. Они терлись возле лотка, где торговали мишурой, окруженного покупателями. Потом один отошел ближе к туалету и сделал вид, что кого-то ждет. Другой типа пытался пролезть к прилавку, расталкивая покупателей, и в это время его рука нырнула в раскрытую сумку старушки и выудила оттуда клетчатый кошелек.

Стоящий у туалета метнулся к подельнику, вроде бы прошел мимо него, но я был уверен, что кошелька у первого вора уже не было, он осел у второго карманника.

Взвизгнула девушка, развернувшись, отвесила подзатыльник карманнику, думая, что его ее прелести заинтересовали, и он решил их пощупать. Старушка, держа в руке гирлянду, полезла в сумку, чтобы расплатиться, не нашла кошелек и истошно завопила:

— Обокрали! Держи вора!

Вор изобразил возмущение, поклялся, что ни сном ни духом, и начал выворачивать карманы, а второй как раз поравнялся с моим столиком. Фокус на нем — ага, кошелек взял он, хочет слинять поскорее, вытащить наличку и избавиться от него.

Я понимал, что безопаснее не вмешиваться не в свое дело. Но даже в моем мире, прогнившем насквозь, я не стал бы закрывать на подобное глаза.

Потому неспешно вышел из-за стола, вытер о салфетку измазанные жиром руки… сделал шаг к вору, дернул на себя, припечатал его мордой к столу и заломил руку. Главное — не дать ему сбросить кошелек.

— Вызовите милицию! — закричал я. — Я поймал карманника!

Повернув голову, он ухмыльнулся:

— Чего творишь, пацан? Проблемы нужны? Отпусти и забудем.

— Верни кошелек старухе и забудем.

— Какой кошелек, дурак что ли? — сплюнул вор и, хлюпая разбитым носом, жалобно закричал: — Убивают! Беспредел!

В раздаточное окошко чебуречной высунулся хозяин забегаловки, умудренный сединами кавказец, с укоризной возопил:

— Вай, ну что ты делаешь, парень, да? Место другой не мог выбрать? Ко мне ж никто не придет!

Выскочив из заведения, он подбежал к нам и почему-то начал извиняться перед вором:

— Простите, Тимофей-джан, это какое-то недоразумение! — Склонившись ко мне, он зло прошипел в ухо: — С ума сошел, да? Немедленно отпусти Тимофея-джана!

— Товарищ Тимофей-джан — вор, а я его поймал. Зовите милицию. Чебуреки у вас вкусные, а вора покрываете!

— Дай дурачку порезвиться, Гамлет, — просипел вор. — Недолго ему осталось.

Вокруг собралась толпа зевак, включая обворованную старушку. Гамлет поморщился, махнул рукой и начал качать головой:

— Ай-ай-ай, нехорошо как. — Он развернулся, чтобы зайти в свою чебуречную, и, не глядя на меня, прошептал: — Беги, дурак. Этот человек работает на младшего Карасика, да?

— Да, — сказал Тимофей. — Но ему поздняк метаться.