Экзамен для чародея-2: Немое Заклинание

Глава 26 Белая магия и печальный конец Ваньки Пестрого

Вот как оно было на самом деле!

Все мы были похожи в тот момент на перепуганных детишек, запертых в темной комнате, в которую запустили нажравшегося валерьяны кота. Мечемся, кричим, пытаемся отбиваться от несуществующей опасности. И наконец, исчезаем в лесу.

И снова стук копыт, грохот колес, скрип рессор… Короткие похороны, лесная могила с деревянным крестом в изголовье.

А вот и поваленное дерево. Мы с Кристофом говорим с пустотой. А потом морок сходит. Мы откапываем несчастного Генриха, встречаем перепуганного Бернарда.

«Вы что-нибудь понимаете, господа? — слышу я удивленный голос графа Амосова. Он очень отдаленный, почти потусторонний, но все же вполне различимый. — Что это были за дикие игры?»

«Морок, — коротко поясняет Ван-дер-Флит. — Это опасный лес. Там если не погибнешь сам, то легко можешь убить собственного друга, и даже знать об этом не будешь…»

Стук копыт, грохот колес, стены Аухлита. Великий князь Ульрих встречает свою невесту. Я вижу самого князя, идущего по ковровой дорожке, вижу одноглазого барона Марбаха, еще живого и без дыры в груди от шпаги Кристофа. И еще я вижу… Но нет, это не Хардинер. Это Кривой Нго.

Очень старый, очень высокий сутулый человек с изогнутым в форме полумесяца лицом и крючковатым носом. Да, его в Сагаре называют Неприметный, потому что он постоянно меняет свою внешность, и запомнить ее нет никакой возможности. Но «открытая книга» позволяет лицезреть его истинный облик, каким я и увидел его после сражения с демоном Румпельштильцхеном.

«Это он! — шипит Амосов. — Это Кривой Нго!»

А потом белая карета с огромными колесами уезжает, и мы с Кристофом оказываемся в таверне «Зеленая коза». И здесь я снова вижу Кривого Нго. Он беседует с нами, назвавшись Вильгельмом Ван-дер-Флитом, читает письмо светлейшего, бросает его в камин.

«Черт… — слышу я шепот Амосова. — Вот же черт! Я так и думал, что это он…»

«Алексей Федорович уже очень устал, — говорит ему князь Гантимуров. — „Открытая книга“ может забирать много сил, и я точно не знаю сколько их еще осталось у камер-юнкера».

«Вы предлагаете остановить процедуру?»

«Пока не стоит… К тому же мы почти досмотрели. Смотрите — они в Сагаринусе!»

Мы и в самом деле были уже в столице Сагарского княжества. Огненный змей кружит по небу, рассыпая искры, но теперь он не казался мне таким уж великолепным. Должно быть, первое впечатление навсегда остается самым сильным, и повторное зрелище уже не способно вызвать таких же эмоций.

К тому же я действительно очень устал. Даже сидя в удобном кресле с закрытыми глазами, я чувствовал такой упадок сил, что не мог пошевелить и пальцем. Но все еще был способен видеть, хотя картинка уже покрылась мутным маревом.

Я снова присутствую при аресте обер-вахмистра. Вижу его обреченный растерянный взгляд, слышу собственные слова с обещанием вытащить его из этой передряги. Почему-то в тот момент я был абсолютно уверен, что у меня это получится.

Каким же я был наивным!

Я опять вижу эшафот, вижу прибитого к деревянному щиту Глаппа.

«Ничего не понимаю… — бормочет Амосов. — За что они казнят этого славного офицера?»

«Кривой Нго хочет продемонстрировать нашему аспиранту всю серьезность своих намерений, — поясняет князь. — Если тот откажется драться с демоном, то же самое сделают с неофитом Завадским…»

«Ерунда какая! Для чего Кривому Нго сдался этот демон⁈ Неужели он сам не мог с ним разделаться?»

Последние слова принадлежат Ван-дер-Флиту. Впрочем, я уже с трудом отличал одного говорившего от другого — в уши мне словно вату напихали. Да и мутное марево перед глазами приобрело красный оттенок. Уж не знаю, что это означало, но меня даже подташнивать начало. И я подумал, что нехорошо получится, если меня стошнит прямо на пол в доме моего куратора.

Тук… Тук… До меня доносится глухой стук топора, отрубающего конечности Генриха Глаппа. Доносится рев толпы, опьяненной кровавым зрелищем. А затем я слышу сдавленный шепот Амосова: «Это еще один демон, какая мерзость. Черт меня подери! Да это же… это же…»

Своей схватки с демоном я уже почти не вижу. Но она еще совсем свежа в моей памяти, и я помню ее досконально.

Красный туман перед глазами сгущается, я слышу с какой скоростью начинает колотиться мое сердце. Его стук сбивает мне дыхание, лицо покрывает холодный пот.

«Князь, — обеспокоенно говорит куратор, — вы уверены, что с Алексеем все в порядке? Уж больно плохо он выглядит. Мой братец аккурат перед своей смертью от горячки таким же был!»

«У аспиранта мощное молодое сердце, Петр Андреевич, он выдюжит. К тому же, мы почти закончили…»

Сквозь красный туман я вижу жабьи очертания демона, явившегося убить меня прямо на дворцовой площади в древней столице Сагарского княжества.

«Доннерветтер! — а это уже шепчет Ван-дер-Флит, неожиданно перешедший на немецкий. — Дас ист Румпельштильцхен! Химмельдоннерветтер!»

«Го-осподи Иисусе… — бормочет Амосов. — Как же он выжил, наш Алешка-то? Как ему это удалось⁈»

Но я-то знаю, как мне это удалось. Для этого мне даже не нужно видеть бой. Потому что я там был.

Это я изгнал Румпельштильцхена!

Но больше я ничего не вижу. Повсюду лишь красный туман, в котором мечутся мутные тени. Сердце теперь бешено колотится у меня где-то в горле. Но потом вдруг туман на мгновение рассеивается, и перед глазами у меня предстает покосившееся лицо Кривого Нго.

«Это была хорошая работа, — говорит он. — До встречи, Белый маг…»

«Белый маг!!! — неожиданно громким эхом отдается у меня в голове. — Белый маг!!! Белый маг!!!»

«Белый маг⁈ — этот удивленный голос принадлежит куратору Амосову. — Вы понимаете, о чем идет речь, Павел Семенович? Вильгельм, а вы что об этом думаете?»

«В нем сейчас сила двух демонов Запределья, — отвечает Ван-дер-Флит. — Это все, что я могу сказать…»

Голоса их тонут в кровавом тумане перед моими глазами. Последнее, что мне удалось расслышать, это слова куратора Амосова: «Черт возьми, а девку-то они зачем с собой прихватили⁈»

После этого пришла ватная тишина и тьма, наполненная алыми всполохами. Мне казалось, что голова моя пытается взорваться, но ее от этого удерживает некая сила, которая никак не зависит от меня самого. Она вообще ни от кого не зависит, она существует сама по себе, и сейчас ей почему-то требовалось, чтобы я выжил.

И я выжил.

Пригоршня прохладной воды плеснулась мне в лицо, и в то же мгновение я раскрыл глаза. И сразу шумно, с хрипом, задышал, жадно наполняя легкие воздухом. Я чувствовал, как жар постепенно сходит с моего лица, как замедляется биение сердца, и вместе с этим уходит прочь тошнота, которая уже готова была вот-вот вырваться из меня неудержимой рвотой.

— Ну всё, Алешка, всё! Закончилось уже. Молодца, что выдержал. Крепок ты, брат, оказался!

Зрение проясняется, тьма быстро наполняется светом, алые всполохи еще видны где-то на границе видения, но они стремительно тускнеют. Я чувствую, как тяжелая ладонь куратора хлопает меня по щеке.

— Очнулся? Молодца. На вот, водицы хлебни…

Я взял протянутую кружку и принялся с жадностью пить. Мне казалось, что все мои внутренности иссохли и слиплись, а поток воды, который я сейчас влил в себя, с большом трудом пробивает себе дорогу внутрь. Так и раздирает мне кишки, пытаясь провалиться в желудок. Я даже поморщился от боли.

— А может водки? — предложил Амосов, показывая мне графин. — Водка у меня — ум-м-м! — вкусная. Хочешь?

Я помотал головой.

— Ну, не хочешь, как хочешь! Переведи дух, не торопись.

Но я не мог больше сидеть здесь. Я не знал, что дала магистрам «открытая книга», но точно знал другое: я хочу домой. К Катерине…

Я попытался подняться с кресла, но у меня не получилось. Руки соскользнули с подлокотников, и я, чуть приподнявшись, рухнул обратно в кресло. Голова кружилась, в затылке, да и во всем теле, саднило так, словно меня дубьем поколотили.

Нахмурившись, Амосов все же плеснул в рюмку водки из графина и сунул мне под нос.

— Выпей, полегчает.

Я выпил. Водка вспыхнула огнем в пустом желудке. Но действительно полегчало.

Тогда я осмотрелся. Гантимуров сидел в кресле и уже курил свою трубку. Ван-дер-Флит стоял чуть в отдалении в задумчивой позе. Амосов расхаживал передо мной то в одну сторону, то в другую и периодически потирал лоб.

— Выходит, Кривой Нго заранее знал о том, что ты прибудешь в Сагар, — рассуждал он. — Не знаю, как он это выяснил, и почему решил, что господин Ван-дер-Флит имеет к этому какое-то отношение, но он явно был в курсе наших дел…

— Но для чего ему понадобилась вся эту кутерьма с демоном? — спросил Ван-дер-Флит.

— Может быть он просто решил использовать нашего аспиранта, чтобы решить свои проблемы с этой тварью? — предположил Гантимуров. — Просто так совпало?

— Не слишком ли странное совпадение, вам не кажется? — качая головой, произнес Амосов. — Впрочем, ладно, — он махнул рукой. — Думаю, больше нет смысла задерживать Алексея Федоровича, ему явно хочется скорее попасть домой, к своей милой кузине… Не так ли, аспирант? — поинтересовался он с усмешкой.

Я только качнул головой в знак согласия, на большее не имея сил. И с трудом поставил себя на ноги.

— Держишься? — нахмурено спросил Амосов. Я снова качнул головой. — Сам доберешься?

— А вы предлагает отнести меня на ручках? — едва ворочая языком, поинтересовался я.

Амосов хохотнул.

— Вы посмотрите, господа, он еще находит в себе силы шутить! Молодца, молодца, я не ошибся в тебе… Кстати, ты уже знаешь, какие у нас тут печальные события произошли?

— Вы про убийство императора? Наслышан.

— И что об этом думаешь? Ты же у нас сыщик! Расследуешь дело Румянцева, а тут картина один в один нарисовывается. Есть какие-то версии?

Я сделал несколько тяжелых шагов к выходу, но у самой двери остановился, придержался за ручку и медленно повернул голову к куратору.

— Мне не нужны версии, — глухо ответил я. — Потому что я и так все знаю…

Амосов с недоуменным видом развел руки в стороны. Князь Павел Семенович вытащил изо рта трубку и склонил голову набок, глядя на меня с неподдельным интересом.

— Поясни, аспирант, — едва ли не вкрадчиво сказал куратор.

— Все очень просто, — ответил я, с большим трудом заставляя себя шевелить языком. — Светлейший князь Черкасский подсадил в камергера Лефорта свою сущность и заставил его застрелить императора, а затем и покончить с самим собой. Но прежде светлейший князь отрепетировал это действо на ассамблее у Бахметьева, подсадив свою сущность в графа Румянцева. Вышло не очень гладко, но светлейший наверняка учел ошибки, заставляя камергера Лефорта стрелять в государя…

Я говорил эти слова и видел, как меняются лица присутствующих. Рты у них приоткрылись, а глаза округлились. Сначала их мимические мышцы пытались изобразить какие-то гримасы — недоверие, сомнение, а может быть даже и презрение к моим словам. Но очень быстро вся эта череда чувств сменилась одним единственным — глубочайшим изумлением.

А я между тем продолжал говорить — очень медленно, глухо:

— Император после себя не оставил наследника. Маги в России уже давно вне закона, никто из оставшихся не сможет достойно бороться за власть. Отныне управлять всем будет сам светлейший… Это государственный переворот, господа. И мы вряд ли что сможем с этим поделать.

Сказав эти слова, я покинул комнату, чувствуя на своей спине удивленные взгляды.

Во дворе кто-то из слуг подвел мне коня. Уже наступило ночь, но темно не было, однако, несмотря на это, я ощущал себя словно в потемках. Мало что видел, да и слышал едва-едва. Меня качало как пьяного, и в какой-то момент, чтобы не упасть, мне пришлось придержаться за Снежку. Кое-как вставил ногу в стремя, попытался забросить себя в седло, но у меня ничего не вышло, и я все-таки рухнул, повиснув одной ногой в стремени.

Чьи-то заботливые сильные руки тут же меня подхватили, поставили на ноги.

— Тебе помочь, барин? А то давай экипаж запряжем, да сами домой доставим? Не приведи господь с лошади упадешь, да шею себе свернешь…

— Обойдусь, — буркнул я. Намотал на кулак поводья и вышел со двора, ведя за собой Снежку.

Поначалу я буквально заставлял себя делать каждый шаг и думал порой: «Если сейчас упаду, то уже не смогу подняться». И только крепче сжимал поводья.

Но вскоре я понял, что шаги мои становятся все увереннее, все быстрее. Да, меня все еще качало, но уже не столько от слабости, сколько от головокружения, которое пока не желало меня оставлять. Потому я и не торопился садиться в седло. Уж больно высоко падать.

Свернув в очередной раз в какой-то узкий мрачный проулок, я увидел стоящих прямо поперек дороги троих человек. Лиц их было не разобрать, видны были только силуэты, но и они не предвещали ничего хорошего.

Впрочем, мне было плевать. Я шел домой. Я шел к Катерине. К своей Като…

— Прочь… — глухо сказал я, когда поравнялся с этими темными незнакомцами.

Они не ответили, только хмыкнули и очень неохотно расступились. А я пошел дальше. И сразу услышал в спину:

— А ты не торопись, барин! Мы еще с тобой не закончили!

Я остановился, неторопливо смотал с кулака поводья и обернулся. Эти трое стояли в нескольких шагах от меня, в ряд, и я вдруг совершенно отчетливо увидел их лица, хотя в проулке было достаточно темно. И я понял, что они готовы меня убить, и это их нисколько не смущает, поскольку было для них делом обычным, будничным. Воткнуть нож в живот случайному прохожему не составило бы ни для одного их них никакого труда.

Они просто выжидали подходящий момент.

— Лошадка у тебя больно красивая, барин. Да и кошелек поди не пустой…

— Пошли прочь, — все так же глухо повторил я.

— Сейчас пойдем, — заверил меня самый старший, с округлой бородой, в которой застряла шелуха от семян подсолнуха. — Лошадку твою заберем, и пойдем. Ты уж не серчай на нас, барин.

Он шагнул вперед, ко мне, одновременно с этим достав из-под одежды широкий нож. Каким-то образом я даже смог рассмотреть на его лезвии так и не отмытые следы чьей-то крови.

Ох, зря они это затеяли! Не нападать на меня с ножом им было нужно, а бежать прочь сломя голову, прятаться по зауглам да кюветам.

А ведь я даже шпаги не достал. Я просто поднял руку с растопыренными пальцами, а затем резко сжал их в кулак. И человек с ножом тоже моментально весь сжался, сломался, смялся, как скомканный лист бумаги. Кровь веером брызнула из лопнувшей плоти, залив с головы до ног его сообщников.

А он не успел издать ни звука, так и рухнул наземь бесформенным куском мяса.

— Ты чего это? — растерявшись, пробормотал один из сообщников. — Ты чего это, барин?

Я лишь вяло махнул на него ладошкой, но из пальцев моих метнулись тонкие светящиеся струны и моментально разрезали его на несколько дымящихся частей. И они, уже каждая по отдельности, опали на дорогу.

— Демон! — в ужасе завизжал последний, бросаясь в бегство. — Люди добрые, тут демон! Он Ваньку Пестрого порешил!

Я просто дунул ему вслед, а его худое тело тут же раздулось на манер мыльного пузыря и вдруг лопнуло, залив все вокруг кровью и прочими жидкостями, коим наполнено человеческое тело.

Тогда я глянул налево — над плечом у меня светился зеленый «эполет». Я перевел взгляд в противоположную сторону — там теперь тоже светился похожий «эполет», но был он отчего-то красного цвета. Сила двух демонов, Шакуса и Румпельштильцхена, жила теперь во мне, и я не знал, как долго это будет продолжаться.

Но она что-то изменила во мне, хотя я и сам пока не знал, что именно. Однако человек, отправившийся в Сагар, и человек, вернувшийся оттуда, были двумя разными людьми.

А в голове у меня монотонно звучал тихий неприятный голос Кривого Нго: «Это была хорошая работа. До встречи, Белый маг. Это была хорошая работа…»

Опустив веки, я набрал полную грудь воздуха и резко выдохнул. Голос в голове тут же стих. Я открыл глаза. «Эполеты» тоже исчезли.

Тогда я вернулся к Снежке, снова намотал на кулак поводья и двинулся дальше, покачиваясь и борясь с вновь нахлынувшей тошнотой.

Я шел домой. Я шел к своей Катерине.

КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ