Глава 25 Что можно увидеть в обычном корыте с помощью «открытой книги»

Я сразу и не понял значение слов князя Гантимурова, и просто коротко поклонился. Но уже в следующее мгновение до меня дошел смысл сказанного, и челюсть у меня отвисла. Хлопая глазами, я еще раз осмотрел иностранца, а затем вопросительно уставился на Петра Андреевича.

— Ваше сиятельство, — сказал я, и даже сам опешил от того, насколько жалобным у меня при этом был голос. — Я простой аспирант, и мне трудно понимать ход мысли магистров, но… Может вы сможете объяснить, что все это означает⁈

Амосов глубоко вздохнул, плечи его высоко поднялись и сразу опустились.

— Это означает ровно то, что ты услышал. Я не знаю с кем ты там встречался в «Зеленой козе», но настоящий Вильгельм Ван-дер-Флит сейчас стоит рядом с тобой. За несколько дней до твоего прибытия в Аухлит он получил письмо, якобы подписанное мной. И якобы я в том письме просил его немедленно выезжать в Санкт-Петербург, по делу, которое не требует отлагательств… Я видел это письмо — почерк не мой, да и подпись явно поддельная. Так что, когда ты явился в Аухлит, настоящего Вильгельма Ван-дер-Флита там уже не было. Судя по твоему виду, сейчас ты видишь его впервые в жизни. Я не ошибся?

— Нет, Петр Андреевич, все точно так, как вы сказали. Я впервые вижу этого господина… — я коротко поклонился иностранцу. — Но если он и есть Ван-дер-Флит, то кто был тот, в «Зеленой козе»?

— А вот это мне и самому хотелось бы знать, Алешка, — отозвался куратор. В голосе его слышалась изрядная доля сожаления. — Ты хотя бы можешь описать, как выглядел тот человек?

— Разумеется! Он такой… такой полный, я бы даже сказал толстый… Щеки надутые, глаза маленькие. Он был полностью лысый, но вот тут, на лбу, — я на себе показал, где именно, — у него торчал рыжий чуб. По этому чубу я догадался, что этот человек и есть Ван-дер-Флит. Вы сами говорили мне, что он рыжий. Рыжий повар из таверны «Зеленая коза»… А он и не возражал!

— Хорошо, — сказал Амосов. — Ты не волнуйся так, Алешка, мы тебе верим. Нам просто необходимо во всем разобраться. Ведь вопрос можно поставить и следующим образом: зачем кому-то понадобилось прикидываться Ван-дер-Флитом именно в тот момент, когда в Аухлит прибыл ты с письмом светлейшего в кармане? Какую цель преследовал этот человек?

Я смотрел на него, глупо моргая. Совсем недавно, вырвавшись из Сагара, я чувствовал себя если не полным победителем, то во всяком случае человеком, сумевшим довести свою миссию до конца. Конечно, меня угнетала история с обер-вахмистром Глаппом, которого я так и не смог спасти от казни, и сильно смущало похищение ангельтинской принцессы, но… Все же я выполнил то, ради чего магистры отправили меня в Сагар! Я так полагал, по крайней мере.

Однако сейчас я чувствовал себя ужасно. Всегда неприятно (и это я употребил еще очень мягкое слово), когда тебя используют, словно пешку в игре. И единственное, на что ты способен, это только глупо хлопать глазами и говорить себе: «Какой же ты дурак, Алешка. Какой же ты дурак…»

— У меня есть предложение, господа! — сказал Павел Семенович Гантимуров, усаживаясь в свое кресло.

Он вынул откуда-то — я не успел уловить откуда именно — курительную трубку с длинным мундштуком и принялся набивать ее табаком из красивого алого кисета. Покончив с этим занятием, он поднял вверх указательный палец, дунул на него, и из-под ногтя тут же выскочил круглый огонек пламени. Князь старательно раскурил от него трубку, откинулся в кресле и выдохнул в потолок длинную струю дыма.

Все терпеливо ждали, пока он закончит, чтобы услышать, наконец, его предложение. И Гантимуров продолжил.

— Чтобы выяснить все подробности того, что произошло в Сагаре с аспирантом, я предлагаю подвергнуть его процедуре «открытая книга». Это позволит нам доподлинно установить все, что случилось с ним за время этого путешествия, и на что сам камер-юнкер мог не обратить внимания… Вы не возражаете, Алексей Федорович?

И он вопросительно уставился на меня, крепко стиснув зубами мундштук своей трубки. Я несколько оторопел. В голове прыгала одинокая мысль: «Открытая книга… Открытая книга…». И я понимал, что когда-то уже слышал о подобной процедуре, но сейчас никак не мог вспомнить, в чем заключается ее суть.

— Э-э-э… — протянул я, делая вид, что размышляю над его предложением. — Никаких возражений, Павел Семенович! Я ничего не имею против. Однако… не могли бы вы мне напомнить, в чем заключается суть данной процедуры? Я несколько запамятовал…

От меня не ускользнуло, как Амосов при этих словах усмехнулся. Князь Гантимуров же выпустил из зубов трубку и понимающе кивнул.

— Это редкая процедура, — согласился он. — Но ее не часто используют не оттого, что она дает плохие результаты. Просто не так уж много магов изучили ее в достаточной мере, чтобы результатам можно было доверять. Я один из тех, кто умеет использовать «открытую книгу» в совершенстве. Для этого вы будете введены в состояние транса, и тогда я смогу проникнуть к вам в мозг и прочитать ваши воспоминания. Даже те, о которых вы и сами не подозреваете.

— Как же я могу не знать о собственных воспоминаниях? — удивился я.

— Подобное случается постоянно, — терпеливо пояснил Гантимуров. — Ваши органы чувств каждое мгновение передают в мозг какие-то ощущения — запахи, звуки, прикосновения. Это могут быть какие-то предметы или люди, которых вы увидели, но не придали им значения. Обо всем этом вы можете не помнить, потому что для вас это не имеет никакой ценности и не несет никакой полезной информации. Но ваш мозг не забывает ничего. Все образы, все ощущения, все однажды увиденное и услышанное надежно хранится в дальних закутках вашего сознания. И в моих силах их оттуда вытащить.

Я попытался представить себе, каким образом эта процедура будет проходить, и мне стало не очень уютно. Я сам не любитель подсматривать за людьми в замочную скважину, и не люблю, когда кто-то подсматривает за мной. Есть в этом что-то неправильное, извращенное. Только господь может каждый миг следить за человеком. Но на то он и господь, а мы все его создания. И все, что мы делаем, происходит по его замыслу и попущению. Для господа нет ничего неправильного или постыдного, ибо все в подлунном мире придумано им самим.

Но то господь. Я ничего не имею против того, чтобы он присматривал за мной. Но когда какой-то другой человек берет на себя эту роль, тут я уже начинаю чувствовать некоторое беспокойство.

— Разрешите полюбопытствовать, ваше сиятельство, — сказал я, стараясь, чтобы голос не выдал моей тревоги. — Каким образом будет проходить сия таинственная процедура?

По виду Гантимурова было видно, что он и не собирается ничего скрывать.

— Как я уже говорил, вы будете введены в состояние транса. Но вам беспокоиться нечего, Алексей Федорович — это абсолютно безболезненно, и вы не почувствуете никаких неприятных ощущений. Возможна некоторая слабость по ее завершении. Может ускоренно биться сердце. Но по сути, для вас это будет очень похоже на сон, только вместо сновидений у вас в голове вновь пронесутся события прошедших дней. И я смогу управлять вашими воспоминаниями. В моих силах ускорить цепь событий, или же наоборот — замедлить их для более подробного ознакомления, перемещаться с одного воспоминания на другое. Я смогу их даже демонстрировать другим…

— Каким же образом, если не секрет? — искренне заинтересовался Ван-дер-Флит.

— Ничего сложного. Для этого мне понадобится какая-нибудь емкость с водой… Петр Андреевич, у вас найдется в доме нечто подобное? — князь вопросительно взглянул на Амосова.

Тот выпятил губу. Спросил задумчиво:

— Корыто сгодится?

— Вполне, — кивнул Гантимуров.

— Кирья-а-ан! — пронзительно закричал мой куратор.

Дворецкий моментально вбежал в гостиную. Должно быть подслушивал под дверьми, подлец эдакий.

— Кирьян, волоки сюда корыто с водой! — приказал Амосов. — Да скорее шевели ногами. Нам все жутко интересно, что их сиятельство сможет показать… И как же это будет отображаться, дорогой наш Павел Семенович? Прямо в воде?

— Именно, Петр Андреевич, прямо в воде, — подтвердил Гантимуров. — Порой это будет картинка, увиденная глазами камер-юнкера, но часто мы будем видеть его будто со стороны. Это зависит от того какими органами восприятия то или иное событие запечатлелось в памяти. Причем, уведенное глазами не всегда будет соответствовать тому, что он услышал ушами или почувствовал кончиками пальцев. Это происходит оттого, что каждый орган воспринимает происходящее по-своему. И вносит в картинку свои коррективы…

— Как интересно, — всплеснул руками Амосов. И вновь закричал: — Кирьян! Где тебя черти носят⁈ Неужели так сложно принести корыто с водой⁈

— Бегу, барин, бегу! — послышался ответный крик, и мгновение спустя в гостиную забежал Кирьян с небольшим корытом в руках. Вода в нем болталась туда-сюда и выплескивалась на пол. — Куда ставить-то, барин?

Амосов сдвинул на край столика графин с водкой, рюмки и указал:

— Ставь сюда.

Кирьян послушно водрузил корыто на столик. Вода была очень чистой, колодезной, и дно корыта было видно сквозь ее очень четко.

— Что еще, барин? — переводя дух, уточнил Кирьян.

— Поди прочь, — отмахнулся Амосов. — Павел Семенович, можно начинать? Честно сказать, мне уже не терпится!

Мне и самому уже не терпелось. За время обучения в Потаенной Академии мне доводилось видеть всякие чудеса, от некоторых их них даже волосы на голове начинали шевелиться — так велико было мое удивление и даже некий страх перед увиденным. Но с «открытой книгой» я сталкивался впервые.

— Алексей Федорович, — обратился ко мне князь Гантимуров, — присядьте, пожалуйста вот сюда, в мое кресло. Войти в транс возможно и стоя на ногах, но, боюсь, вы можете упасть, а в состоянии транса вы не сможете даже подставить руки или отвернуть лицо от пола.

— Не хотелось бы, — согласился я, усаживаясь в кресло. И попробовал пошутить: — Я очень дорожу своим лицом. Оно мне ужасно нравится.

— Герцогине Иоханне, насколько я знаю, оно тоже понравилось, — недовольно отозвался Амосов. — Мы еще поговорим о твоем поведении…

Я не ответил. Но подумал: «Это еще что! Скоро вы узнаете о похищении принцессы — вот будет смеху!»

Устроившись в кресле поудобнее, я закрыл глаза. Князь Гантимуров зашел сзади и положил мне ладони на голову.

— Я чувствую ваше волнение, Алексей Федорович, — сказал он. — Не стоит беспокоиться. Пока я говорю, вы войдете в состояние транса, и это будет похоже на сладкую дневную дрему. Когда ты вроде бы и спишь, но в то же время можешь слышать все, что происходит вокруг. Если сейчас вы попытаетесь открыть веки, то у вас уже ничего не получится…

Я немедленно отреагировал на этот вызов и открыл глаза. Точнее, я попытался это сделать, но сразу понял, что произвести сие простейшее действие у меня действительно не выходит. На это у меня попросту не было сил. Да и голос князя становился все глуше, глуше, и в конце я уже слышал его будто из-под толщи воды.

— Пожалуй, следует начать с того момента, господа, как наши посланники вышли с «тайной тропы», — услышал я все затихающий голос князя. — Видите, здесь, над болотом, сверкнула молния? Это открылся проход…

— Я вижу! — послышался едва слышный шепот Амосова. — Черт меня возьми, я вижу!

Послышался плеск, а затем недовольный голос Гантимурова:

— Ваше сиятельство, не стоит тыкать пальцем в воду! Картинка покрывается рябью, и мы можем пропустить какие-нибудь важные подробности… Впрочем, здесь мы вряд ли увидим что-то интересное. Можно немного пропустить…

Голос стал едва слышным, а затем и вовсе стих. Я полностью утратил ощущение реальности. Я знал, что сижу в кресле в гостиной графа Амосова, но в то же время вновь перенесся на несколько дней назад в лес неподалеку от границы с Великим княжеством Сагарским. Я слышал чавканье трясины под копытами своей лошади, чувствовал запах болота, и даже гнус вновь кусал меня вполне ощутимо.

Я словно заново переживал все, что со мной произошло. Только теперь восприятие реальности несколько изменилось. Оно стало каким-то рваным, словно нарезанным на куски.

Вот мы с Кристофом выбрались из болота. А вот уже стоим около мертвеца, обнаруженного в лесу, и я шарю пальцем у него в приоткрытом рту. Причем я вижу эту картинку не собственными глазами, и даже не глазами Кристофа, а словно бы со стороны. Как будто маленький демон витает в воздухе чуть позади меня на уровне плеча и наблюдает за всем происходящим.

И еще я слышу голоса магистров в гостиной, но они очень тихие, на грани восприятия, и они явно обсуждают увиденное.

«Это был гонец светлейшего князя, — говорит Амосов. — Я как-то даже встречал его во дворце, если мне не изменяет память. А она мне редко изменяет… Вот не повезло бедняге! Попал как кур в ощип!»

Вот мы с Кристофом уже выбираемся на лесную дорогу и догоняем карету принцессы Софии Августы Фредерики. А вот мы уже обедаем, расположившись на походной мебели ее высочества. Кристоф обучает принцессу русским словам, и они оба задорно хохочут над этим.

Между прочим, я уловил пару моментов, которые в прошлый раз, наяву, ускользнули от моего внимания. Это рука Кристофа, сжимающая тонкую ручку Фике. А она и не возражает! Теперь я даже вижу, что она и сама в ответ неприметно поглаживает его руку. Принцесса Фике явно не имела ничего против ухаживаний моего неофита, и даже всячески их подстегивала…

А вот и герцогиня. Она под столиком сжимает мое колено, и сейчас я это вижу совершенно отчетливо, хотя на самом деле в тот момент я это только чувствовал. Пальцы ее так и впились в меня, даже костяшки побелели от напряжения.

«Ты глянь, что немка развратная творит! — снова слышу я голос Амосова. — Всё, совратила моего аспиранта! Это кто ж такое выдержит-то? Я бы вот не выдержал! А вы, Вильгельм?»

Что ему ответил на это Ван-дер-Флит я плохо расслышал, да и не интересовал меня его ответ. Потом я видел дождь, летящую в лицо грязь, видел приграничный городишко Горная Поляна. И комнату свою на постоялом дворе тоже видел…

Стоп! А вот этого я не припомню. Из чертогов моей памяти всплыла картинка, которую я не прежде не наблюдал. На ней Кристоф и принцесса Фике стоят у двери, ведущей в комнату ангельтинки, и… целуются? Да быть того не может! Руки неофита нежно обнимают тонкий девичий стан, а девушка при этом не только не отталкивается, а наоборот — стремится теснее прижаться к трепещущему от возбуждения телу парня.

Ну надо же! И как я упустил из вида это момент? А вот магистр Гантимуров взял да и вытащил из памяти моей воспоминание, о котором я даже и не ведал! Но, впрочем, я об этом догадывался. Наверное, подсознание все же накладывает на нас какие-то следы, и то, что мы потом считаем догадкой, наитием, каким-то озарением, на самом деле является лишь нашим собственным наблюдением. Просто мы не помним этого…

И еще я слышу совсем уж издалека сильно приглушенный голос своего куратора: «Вот же паскудник мелкий! Они там всех немок перепортили, что ли?»

А вот и я с герцогиней. Господи, стыдно-то как! Хотя… Выгляжу я молодцом. Да и герцогиня… ничего себе. А уж какие выкрутасы мы с ней проделываем! Да-а, уроки фройлен Хельги не прошли даром. Лицом в грязь я не упал перед этой ударившейся во все тяжкие матроной.

«А наш-то хорошо! — слышу я голос куратора. — Ты ж смотри как старается! Только что-то я не пойму, как это они так расположились? Это ж надо такое удумать! Дорогой князь, нельзя ли вернуться на полминуты назад? Просто мне очень интересно…»

Но тут появляется демон Шакус, и Амосов так и ухает от восторга. Я его не вижу, но представляю себе, как он потирает руки, наблюдая за схваткой.

Драка, удары, боль в левом плече, зеленая дымка перед глазами… Андрейка на вилах… А вот и я сам — с видом победителя иду совершенно голый со шпагой в руке, а на меня восторженно глазеют местные женщины.

«Вы тоже это видели, Вильгельм?» — снова голос Амосова.

«Вы об этой сине-зеленой дымке? У него на плече?» — слышу я слова Ван-дер-Флита. Настоящего Ван-дер-Флита — того, который находится здесь, в гостиной, а не толстяка, что остался в моей памяти.

«Ах, Алешка, ах, молодца! Уделал демона! И откуда только сил набрался? Прыг да скок!»

«Шакуса не просто вызвать в наш мир, он почти никогда не покидает Запределья…»

«Странно, что у герцогини это вышло сделать случайно… Мне это не нравится, дорогой Вильгельм… Да что это за зеленая дрянь у него на плече⁈»

«А вы не догадываетесь, Петр Андреевич?»

«Сила Шакуса?»

«Не иначе…»

А потом снова дорога, дорога, дорога. Гремят колеса, скрипят рессоры, стучат копыта, поднимая с земли фонтанчики пыли. Впереди становится виден замороченный лес, и тогда с нами начинает происходить что-то странное. Мы с Кристофом начинаем носиться на наших перепуганных лошадях, размахивать шпагами, кричать…

Я знаю, что в тот момент на нас напали сагарские стрижи-людоеды, но здесь их не видно, потому что никаких стрижей на самом деле не было. Это был морок, и наши глаза могли их видеть, а наши уши могли слышать их крики, однако в человеке еще достаточно других чувств, кроме зрения и слуха, которые тоже способны воспринимать окружающую реальность. Но зрение и слух — более явные, в обычной жизни они способны заглушить все остальные чувства.

«Открытая книга» способна передавать не только то, что человек видит глазами или слышит ушами. Она собирает воедино информацию от всех чувств, которыми обладает человек. Даже от тех, о наличии которых он и сам не подозревает.

Мы кричим, машем шпагами, уклоняемся от невидимой опасности. А вот в ужасе бежит Бернард. Обер-вахмистр Глапп — еще живой, а не изрубленный на куски сагарским палачом — высовывается из окна кареты, и я вижу, как он стреляет в несчастного лакея. Подпрыгнув, тот падает на землю и катится по ней, а потом вновь подскакивает и стремглав бежит прочь. Обер-вахмистр выскакивает из кареты и устремляется за ним. Быстро догоняет, сбивает с ног, и они оба падают. Бернард хватает подвернувший под руку увесистый камень и с силой бьет обер-вахмистра по затылку. Ногами отпихивает от себя бессознательное тело, тяжело поднимается и, прихрамывая, идет в сторону леса.

А я подхожу к лежащему на земле герру Глаппу, с трудом поднимаю его и укладываю поперек себе на лошадь. И тоже устремляюсь в лес…

Загрузка...