Экзамен для чародея-2: Немое Заклинание

Глава 19 Аудиенция и предложение, от которого невозможно отказаться

Я хотел покинуть покои принцессы немедленно, но все-таки пришлось еще немного задержаться. И виной тому был, конечно же, Кристоф. Он никак не мог заставить себя оторваться от Фике, держал ее за руки и терся щекой о ее ладони, что мой кот Пенициллин, выпрашивающий на кухне кусок рыбы.

— Фике! — говорил Кристоф, не отводя глаз от принцессы. — Моя милая Фике… Я никогда не забуду вас! Вы навсегда останетесь в моем сердце! Вот здесь…

И он прижал ее ладонь к своей груди.

— Вы чувствуете? Чувствуете, как часто колотится мое сердце? Оно не хочет расставаться с вами, Фике!

— Мое сердце колотится ничуть не тише вашего! — отвечала ему принцесса, глядя на него снизу-вверх замутненным слезами взором. — Я знаю, что наше расставание убьет меня скорее, чем местные упыри. Я так хочу быть с вами, мой дорогой Кристоф! Я знаю, что это невозможно, но я прошу вас об одном: хоть иногда вспоминайте обо мне…

— Каждую минуту, каждый миг я буду думать о вас, милая Фике!

Мне хотелось зажать уши, честное слово. А еще я понял, что следует сжечь все французские романы, которые Кристоф так любит читать перед сном. Романы сжечь, а мальчишку поколотить, и желательно по голове, чтобы выбить из нее все те бредни, которые он почерпнул в этих никчемных книжках.

А когда он с жаром принялся целовать девичьи ладони, я его окликнул:

— Возьмите себя в руки, мсье! Нам пора!

— Кристоф… — всхлипнула принцесса.

— Фике…

Тогда я схватил неофита за руку и буквально выволок его из комнаты. И вовремя — едва двери за нашими спинами затворились, как за поворотом коридора послышались громкие шаги, и оттуда вскоре вышел Ван-дер-Флит.

— Господа, где вас черти носят⁈ — прокричал он, взмахнув руками. — Я ищу вас битый час!

Мы подошли к нему, приняв самый виноватый вид, на который только были способны.

— Мы знакомились с местными картинами, — соврал я. — Здесь встречаются весьма примечательные портреты.

Ван-дер-Флит резко развернулся на каблуке и двинулся вперед уверенным шагом.

— Ничего примечательного в них нет, — кинул он через плечо. — Дешевая мазня убогих упырей!

Тогда я заметил с осторожностью:

— Но вы ведь и сам магистр магии, герр Ван-дер-Флит… Насколько мне стало известно, питие крови является основным моментом в инициации мага Красной Линии.

Ван-дер-Флит остановился — настолько внезапно, что я едва не врезался ему в спину. Кристоф ткнулся в меня и сразу отступил. Ван-дер-Флит повернул голову.

— Кровь и в самом деле является основой магии Красной Линии, — сообщил он жестким тоном. — Она обязательно при инициации мага, но дальнейшее ее потребление не имеет особого смысла. Слухи о необходимости этого пустили те, кто погряз в кровопитии и разврате, живя при дворе князя Ульриха… Такой ответ вам по душе, господин Сумароков?

— Вполне, — ответил я.

— Отлично, значит недопонимание улажено. А теперь нам лучше поторопиться, маркграф не любит ждать.

Он вновь рванул по коридору, и мы с Кристофом, не сговариваясь, устремились за ним. Промелькнули еще два просторных холла, в которых на страже стояли гвардейцы с ружьями. Затем Ван-дер-Флит провел нас в просторное помещение с длинным столом, заваленном бумагами.

На деревянной подставке стояли всяческие штампы с бронзовыми рукоятями, а за столом, на стуле с чрезвычайно высокой спинкой, сидел узколицый человек с длинным носом и что-то старательно писал в толстой книге. Перо в его руке так и мелькало. Он очень напомнил мне аиста, что вечно вил гнездо на крыше нашего дома в имении под Новгородом. Такой же долговязый, узкий, и даже нос у него был почти того же цвета — красный. Вероятно, это был никто иной, как секретарь господина Хардинера.

Заметив нас, человек тут же отложил перо и поднялся на ноги. Стул со скрежетом отъехал по полу.

— Герр Сумароков? — спросил он, уставившись на меня тяжелым взглядом круглых глаз.

В подтверждение слов, я коротко поклонился. Секретарь кивнул на ряд стульев у стены:

— Зетцен зи зих…

Я понял это, как приглашение сесть и вопросительно уставился на Ван-дер-Флита. Он спросил что-то у секретаря по-немецки. Тот ответил. Ван-дер-Флит понимающе покивал.

— Маркграф приглашал на аудиенцию только вас одного, — пояснил он. — Мсье Завадский может дожидаться вас здесь, а я пока вынужден откланяться. У меня есть еще кое-какие дела в столице. Буду ждать вас в полдень в «Еловой ветке».

Сказав это, Ван-дер-Флит поклонился каждому из присутствующих и покинул приемную. Мы с Кристофом сели на стулья, а секретарь прошел в кабинет маркграфа и отсутствовал несколько минут. Потом вышел, распахнул дверь во всю ширину и громко объявил:

— Герр Сумароков!

Слова его гулким эхом отразились от стен. Я немедленно поднялся и прошел в кабинет.

Помещение, в котором я оказался, впечатляло своим размерами. Пожалуй, здесь мог бы разместиться весь наш полицейский участок, да еще и с конюшнями в придачу. Длинные окна шли друг за другом непрерывным рядом, пропуская внутрь потоки солнечного света, которые ложились на мраморный пол косыми полосами, пересекая весь кабинет от стены до стены. Снаружи приглушенно доносились неразборчивые голоса и тупой стук, как будто кто-то забивал гвозди в доски.

По центру кабинета стоял стол, настолько огромный, что я усомнился в его практичности — сидя на одном его краю вряд ли можно было внятно расслышать слова человека, который обращался бы к тебе с другого его края. Впрочем, вряд ли места за этим столом когда-либо были заняты все без остатка. Об этом говорило и количество стульев за ним — их было всего с десяток, и сдвинуты они были к дальнему краю стола, где во главе сидел маркграф Хардинер.

Поза его была крайне расслабленной. По сути он не сидел, а полулежал в своем кресле, повернувшись к столу боком и закинув ногу на ногу. Вид у него при этом был очень задумчивый, в первый момент мне показалось даже, что он и не заметил моего появления. Взгляд его витал где-то в пространстве, а пальцы обеих рук он держал перед собой, приставленными друг другу самыми кончиками.

Я вопросительно повернулся к секретарю, но он уже плотно закрыл за мной двери. Тогда я проследовал к столу и остановился на почтительном расстоянии от хозяина кабинета. Нарочито звонко щелкнул каблуком, дабы привлечь к себе внимание. Поклонился.

Хардинер покосился на меня и вздохнул.

— Рад видеть вас в добром здравии, господин Сумароков, — сказал он по-русски. — Как вам спалось нынче ночь в нашем славном Сагаринусе?

— Спасибо, не очень, — ответил я. — Все время одолевали разные мысли.

— «Мыслю эрго существую»! — вольно процитировал Декарта Хардинер.

— Не стану спорить, — согласился я. — Но порой ночью желательно просто спать, а не думать о вещах неприятных и даже ужасных. Как о четвертовании, например.

— Целиком с вами согласен! — Хардинер оттолкнулся от спинки кресла и одним движением поднялся на ноги. Прошелся вдоль стола, поглаживая подбородок. — Однако ответьте мне на один вопрос, господин Сумароков: как далеко вы готовы зайти, чтобы спасти своего товарища от нежных рук палача?

Что-то очень нехорошее послышалось мне в его голосе. Но в словах этих явственно читалось стремление поторговаться, а значит за жизнь Генриха Глаппа уже была назначена какая-то цена. Вопрос был лишь в том, смогу ли я ее потянуть.

— У себя на родине, — ответил я маркграфу, — я состою на государевой службе, сыщиком сыскного приказа. И основной моей обязанность является борьба со всякого рода незаконными проявлениями. Находясь в Великом княжестве Сагарском, я не собираюсь отступать от своих принципов и что-то предпринимать в нарушение местных законов. Это все, что я могу ответить на ваш вопрос, ваше сиятельство.

Я поклонился. Хардинер хмыкнул, покосившись на меня. Спросил, почти на разжимая при этом зубов:

— Если уж вы столь дорожите своими принципами, господин сыщик сыскного приказа, то объясните мне, с какой целью вы со своим напарником — мсье Завадским, кажется? — не далее, как полчаса назад вошли в покои принцессы Софии Августы Фредерики Ангальт-Цербстской? Или же вы полагали, что коль сделали это тайно, то никто не сможет об этом прознать?

В груди у меня так и похолодело. Выходит, кто-то все же заметил, как мы с Кристофом заходили в комнату принцессы? Надо же как быстро здесь работают доносчики!

Но я ни единым движением не выказал своего смятения. Однако, мне следовало все объяснить Хардинеру таким образом, чтобы у него не возникло ни малейшего сомнения в нашей с Кристофом добропорядочности. И сделать это надлежало немедленно.

— Мы с мсье Завадским загодя прибыли во дворец на аудиенцию к вашему сиятельству, — медленно начал я, тщательно подбирая каждое слово. — У одной из комнат мы услышали, как за дверью плачет некая девушка. Как люди благородные, мы не могли просто пройти мимо, и решили выяснить, не можем ли мы чем-то помочь. Мы и не предполагали, что встретим там принцессу Ангальт-Цербстскую. Она, как и всякая порядочная девица, слезами провожала свою прежнюю жизнь, чтобы стать супругой Великого князя Ульриха уже без всяких сожалений! Убедившись в полной безопасности принцессы, мы с мсье Завадским удалились.

Хардинер смотрел на меня с изрядной долей удивления. Потом коротко хохотнул. Хохотнул еще раз. И, наконец, зашелся в заразительном смехе, держась при этом за живот и вздрагивая всем телом. Продолжалось это изрядное количество времени, так что я в конце концов не удержался и тоже принялся хохотать вместе с маркграфом. А внутренне силился понять, что же такого смешного он нашел в моих словах.

Хардинер между тем подошел к одному из многочисленных окон, слегка отодвинул в сторону занавес и поманил меня рукой:

— Подойдите, господин сыщик. Смелее.

Я сразу же перестал смеяться и выполнил его просьбу.

— Посмотрите вон туда…

Маркграф пальцем указал за окно, где с десяток рабочих уже заканчивали сколачивать из длинных досок какое-то сооружение. Нехорошее предчувствие сдавило мне сердце.

— Вам известно, что это такое, господин Сумароков? — спросил Хардинер.

Я покачал головой.

— Не могу знать, ваше сиятельство…

— Это эшафот! Сегодня на нем казнят герра Глаппа за покушение на честь княжеской особы. Я мог бы отменить казнь, но я не стану этого делать. И знаете почему?

Я с трудом переглотнул. В миг пересохшее горло так и обожгло, будто огнем. Спросил глухо:

— Почему?

— Потому что я тоже состою на государственной службе, и у меня тоже есть принципы, господин сыщик! И не в моих принципах отменять принятые решения. Если я хоть раз позволю себе подобную слабость, мои многочисленные враги немедленно решат, что я и вовсе утратил всякую волю, что мною можно вертеть, как заблагорассудится… А это не так. Поэтому хотим ли мы с вами того или нет, но ваш друг сегодня будет казнен. Впрочем, Великий князь проявил милость, и все действо обойдется без унизительных дубовых веток и отрезанных чресел. Его просто четвертуют.

Ну вот и все. Тон маркграфа говорил сам за себя: никакие возражения приняты не будут. Все уже решено окончательно и бесповоротно.

— Тогда к чему был ваш вопрос о том, на что я способен во имя дружбы? И как далеко могу зайти в этом? — я говорил так глухо, что с трудом слышал самого себя.

— Насколько мне известно, герр Глапп вам вовсе не друг, — Хардинер отпустил занавес и отошел от окна. — Просто попутчик, которого вы впервые в жизни увидели пару дней назад. Пройдет еще два-три дня, и вы забудете о нем, как будто его никогда и не было… Но вот как быть с мсье Завадским?

Сердце мое так и ухнуло куда-то в желудок, сорвавшись с насиженного места одновременно с глухим ударом.

— А что не так с мсье Завадским? — спросил я. Голос мой стал сиплым, почти не слышным для меня самого.

Но маркграф, похоже, все же расслышал мой вопрос совершенно отчетливо.

— Ваш Кристоф вбил себе в голову, что влюблен в нашу юную принцессу, и теперь не представляет себе жизни без нее. Более того: этот мальчишка и принцессу заставил думать, что она тоже в него влюблена. И все это случилось буквально накануне ее свадьбы с Великим князем Ульрихом…

Хардинер говорил спокойно и обстоятельно, доводя до моего сведения и без того хорошо известные мне факты. И за этим спокойствием, за этой обстоятельностью таилось нечто страшное. Я чувствовал, как смертельный капкан уже разинул свои зубастые челюсти и готов вот-вот сомкнуть их на шее моего глупого неофита. А ведь я сам пригласил его с собой в эту поездку! Она казалась простой и абсолютно безопасной. Прокатиться до приграничного города Аухлита в Сагаре, найти таверну «Зеленая коза» и передать письмо повару по имени Ван-дер-Флит. Что может быть проще, черт меня подери⁈

Казалось бы, раз-два — и домой! Но нет, каким-то образом нас утянуло в столь зыбкие события, что теперь будет просто чудом, если мы оба не лишимся своих голов. А вместе с ними и еще кое чего. Во всяком случае Кристоф сейчас стоит у самой кромки. И если Генриху Глаппу князь милостиво согласился сохранить его чресла в целости и сохранности, то моему неофиту определенно следует опасаться за сохранность нежных частей своего тела!

Конечно, до порочной связи у них с принцессой дело не дошло. Но я уверен, — а уж князь Ульрих и того паче! — что остался у них до этого один ничтожный шаг. Я собственными глазами видел, какая страсть сжигает их обоих. И она способна их сжечь дотла. Особенно, если их к этому подтолкнут более спокойные и расчетливые люди. Такие, как маркграф Хардинер.

— И каким же образом мы можем уладить это маленькое недоразумение? — спросил я с ледяным холодом в голосе.

Широко улыбнувшись, Хардинер тут же указал мне на место за столом, а сам вернулся в свое кресло. Я сел на мягкий стул, попытавшись придать позе максимальную непринужденность. Впрочем, тяжело выглядеть непринужденно, когда топор палача уже завис у тебя над головой и готов вот-вот отделить ее от твоего тела. И пусть напрямую маркграф мне сейчас не угрожал, но я понимал: случись что с Кристофом, я проживу ненамного дольше него.

— Мне нравится ваш деловой подход к этому вопросу, Алексей Федорович, — с довольным видом отозвался Хардинер.

А я несколько напрягся. Не мог припомнить, чтобы я представлялся ему по имени-отчеству. Они значились в моей подорожной, но и ее я маркграфу не показывал. Хотя… Ван-дер-Флит перед аудиенцией побывал в приемной, и мог сообщить секретарю наши имена. К тому же они были известны как принцессе, так и герцогине…

— Я слышал, в городке Горная Поляна, что по ту сторону Зильберхали, у самой границы, у вас произошел некий инцидент, — продолжил Хардинер. — Я имею в виду ваш бой с демоном Шакусом, которого столь неразумно вызвала из Запределья своими жалкими заклинаниями матушка нашей драгоценной принцессы… Вы показали себя в том бою во всей красе!

— Вы имеете в виду то, что мне пришлось драться голым? — уточнил я.

Хардинер искренне удивился.

— Вы дрались голым⁈ — брови его изогнулись дугами. Он покачал головой. — Знаете, вы странный человек, господин Сумароков! Но это не меняет сути. Вам удалось отправить Шакуса обратно в Запределье и при этом не умереть от нанесенных им ран. А раны Шакуса дорого стоят!

— Что вы имеете в виду? — не понял я.

— А вы не знаете? — И снова удивление было совершенно искренним. — Это даже к лучшему! Могу сказать одно: ваша личная сила многократно возросла. И теперь я хочу, чтобы вы сразились с другим демоном. Взамен вы получите своего Кристофа целым и невредимым… Как вам такая сделка?

Я почувствовал, как меняюсь в лице. До этого я старательно удерживал на губах смутную улыбку, но теперь мышцы у меня на лице расслабились, и челюсть даже слегка отвисла.

— Сразиться с демоном? — переспросил я. — Я вас правильно расслышал?

— Абсолютно!

— Но… зачем⁈

— Не в вашем положении задавать вопросы, но так и быть — я отвечу… Мои земли уже довольно давно донимает некий демон, которого никто не может одолеть. Его присутствие наносит чувствительный ущерб. Как лично мне, так и казне в целом. И мною, от лица Великого князя Ульриха, было принято решение отправить эту тварь в Запределье любым доступным способом. Лгать не стану: я уже пробовал разные, и особого успеха они не имели. Теперь ваша очередь, господин Сумароков! Ведь вы не хотели бы увидеть вашего друга изрубленным на куски?

Я с усилием постарался вернуть на свое лицо ту саму смутную улыбку, и мне это удалось.

— Вы правы, я бы очень этого не хотел, — согласился я. — Но мне очень интересно, о каком именно демоне идет речь?

— Это не важно. Зовите его Румп.

— Румп? — переспросил я, мысленно перебирая в голове всех известных мне демонов Запределья и не в силах припомнить ни одного с таким именем.

— Румп. Именно так его называют крестьяне в моих землях. Уже несколько лет он уничтожает урожай моей превосходной пшеницы. Эта тварь плетет из соломы какие-то дьявольские фигуры и оставляет их посреди поля, а уже к утру от урожая остается только скользкая гниль. Из года в год я становлюсь беднее. А мои противники становятся богаче. Это вызывает у меня вполне определенные опасения.

— И как же вы предлагаете мне сразиться с этим демоном?

Хардинер неопределенно раскинул руки в стороны.

— Как вам заблагорассудится! Хоть снова голым. Обещаю, я не стану показывать пальцем и хихикать.

— Но где я смогу его найти?

— Вам не придется его искать, — заверил меня маркграф. — Он сам вас найдет.

Я помолчал немного, а потом спросил:

— Насколько для вас важно, чтобы демон по имени Румп снова отправился в Запределье?

— Достаточно для того, чтобы торговаться об этом с вами. Но недостаточно, чтобы терпеть неуважение в отношении себя.

Тогда я поднялся со стула.

— Я согласен. Но у меня будет еще одно условие. Для того, чтобы справиться с демоном, мне понадобится помощь герра Глаппа. Однако после боя вы сможете делать с ним все, что пожелаете.

Хардинер смотрел на меня, скривив губы. И выглядел он сейчас совсем не так, как в ту минуту, когда я вошел в этот кабинет. Я мог ошибаться, но, по-моему, даже его камзол стал каким-то иным.

Одно слово — Неприметный! А что касается Генриха, то он сам мне сказал, что старая цыганка нагадала ему быть четвертованным, но уже в глубокой старости. А значит, сегодня — не тот день.

— Хорошо, я согласен, — сквозь зубы ответил маркграф. — Вы можете идти господин Сумароков. И не извольте беспокоиться о поисках демона. Он ближе, чем вам кажется.

Поклонившись, я направился к выходу из кабинета.

Я рискнул, и тем самым выиграл несколько часов жизни для несчастного обер-вахмистра. Это немного, но не в моем положении было жаловаться. И тем более не в положении Генриха Глаппа. Слава господу, что хотя бы это я смог выторговать! А там, глядишь, и выпадет шанс вовсе избавить обер-вахмистра от топора палача.

Во всяком случае, я так полагал.

Но я ошибался.