Нелюбимый муж. Вынужденный брак для попаданки (СИ)

Глава 26

В итоге я и сама не поняла, в какой момент времени всё начало меняться. То ли когда он пошёл навстречу мне и купил пелёнки для малыша. То ли когда я подарила ему носки (которые Дар зачем-то носил постоянно, снимая лишь на ночь). Вообще мне было неловко, что он на меня столько тратился, а взамен получил лишь такой скромный предмет гардероба. Но судя по регулярности его носки, подарок пришёлся по душе.

Во всяком случае даже в тёплые дни дома Дар всегда был в шерстяных вязанных носках, удивляя меня, что ему не жарко. Хотя конечно же спросить его об этом я бы не решилась.

Зато связала ему ещё и шарф.

Его он дома, к счастью, не носил. Но всегда надевал, когда уходил куда-то. Даже если просто до постройки покормить свою живность. А когда возвращался, не вешал на вешалку, а аккуратно складывал и клал на отдельную полку. Будто бы это корона, а не шарф…

Но сделав вывод, что он просто очень аккуратный сам по себе и бережно относится к тёплым вещам, я со временем перестала замечать эти странности. К тому же и без того мне было о чём подумать…

Например, на днях Дар неожиданно пригласил меня во двор. А когда удивлённая я покорно вышла, оказалось, что он подвёл своего коня прямо к крыльцу.

— Ты вроде хотела потрогать, — отвёл он взгляд, поглаживая шикарную гриву.

Я замерла на месте, во все глаза разглядывая это величественное красивое животное. Погладить очень хотелось. А ещё косы заплести из этих шикарных волос… Вот только…

— А он не укусит? — спросила робко, всё же делая маленький шажок вперёд.

— Тебя — нет, — взглянул на меня коротко Дар и в то же мгновение оказался рядом, приобнимая сбоку. — Подойди ближе, — потянул чуть ближе к животному. А затем взял мою ладошку и вместе со своей опустил на большую морду с огромными умными глазами.

Конь был тёплый и приятный на ощупь. А сверху мою руку согревала большая ладонь Дара. Это было приятно. Ещё как.

Робко я провела пальчиками по гладкой шерсти, и рука Дара последовала за моей, не отпуская. Наверное, чтобы я не испугалась. Или чтобы конь не укусил меня.

— Тебе нравится? — выдохнул мне на ушко, а из его рта вырвался клубок пара.

Зима вступила в свои права окончательно. И как я поняла, она в этом мире длится несколько дольше, чем в моём. Правда, подробности спрашивать я побоялась, чтобы не выдать себя, поэтому сколько точно, не знала.

— Очень, — призналась тихо, продолжая гладить коня. — А почему раньше не разрешал трогать? — не удержалась от вопроса, надеясь, что он не воспримет за упрёк.

— Он не любит чужих, — коротко пояснил Дар.

Я же только удивилась про себя, как конь перестал считать меня чужой и успел привыкнуть, если я к нему и близко-то не подходила всё это время. Да и видела его всего пару раз. Дар сам его кормит, сам выводит гулять, а я никогда не подходила. И раньше вовсе не имела дела с такими большими животными.

Поэтому когда конь издал какой-то интересный громкий звук, я испугалась, отшатнувшись, и угодила прямиком в горячие объятия Дара. Тот даже полушубок на себе не застегнул. Так и стоял в расстёгнутом, ничем не защищённый от холода. И хотя я сама накинула утеплённое пальто, которое он раньше тоже мне принёс, всё равно ощутила разницу температур — без него и с ним рядом.

А ещё почему-то заволновалась. И смутилась.

Отчасти поэтому очень медленно подняла голову, встречаясь с его грозовыми глазами. Дар не улыбался и не выглядел радостным, но почему-то выражение его лица не казалось мне сердитым, как часто бывало прежде.

— Не бойся, — произнёс он вкрадчиво.

И я не поняла, про себя он сказал или про коня, который продолжил стоять рядом с нами, тоже выдыхая облачки пара.

Некоторое время мы смотрели друг другу в глаза. И по какой-то причине мне чудилось, что лицо Дара смягчается. Он будто бы менялся на глазах. Вот только вроде был хмурым и сердитым, а сейчас — другой, серьёзный, да, но вовсе не страшный и не злой. Ни капельки…

— Я не боюсь, — произнесла тихо и подалась к нему чуть ближе как-то вот инстинктивно что ли, совсем не подумав.

Но стоило одной руке Дара соскользнуть на мой выступающий животик, как он будто бы протрезвел и сделал шаг назад, удерживая меня теперь лишь за плечи. Руку же почти отдёрнул.

— И правильно, — сказал поспешно, прочистив горло. — Он не тронет тебя. Бояться не надо.

Объяснить свои ощущения я бы не смогла даже самой себе. Почему-то мне стало обидно, что он отодвинулся. Не то чтобы я хотела, чтобы наоборот приблизился, но не отодвигался точно…

За те короткие мгновения, что мы стояли вот так рядом — мне уже почудилось, как он мягко склоняется ко мне, нежно обнимая и целуя в щёку или в макушку… Я настолько хорошо себе это представила, что когда вышло иначе, стало обидно. Очень.

Конечно, он не обязан радоваться моему положению. И я ни разу даже не сказала ему, что в последнее время чувствую, как малыш толкается. Мне очень хотелось с кем-то поделиться, потому что это было важно для меня. Радостно и волнительно. А ещё страшно…

Но я не говорила Дару. Ведь знала, что он не станет радоваться вместе со мной, и скорее вовсе не поймёт, зачем я ему это бы рассказывала.

И всё же видеть живое подтверждение его нелюбви к моему ребёнку было всё равно неприятно. Настолько, что на глазах едва не выступили слёзы.

Возможно моё положение так на меня действует. Я и прежде была довольно эмоциональной. А теперь вот — чуть что, рыдать тянет. Однако, голову я поспешно опустила, чтобы Дар не заметил.

Всё же он сделал шаг мне навстречу. Разрешил потрогать коня, раз мне хотелось. И я не желала портить ему настроение своими слезами. И конечно, злить не хотелось тоже.

— Прохладно… Я в дом наверно пойду, — поспешно отвернулась. — Спасибо, что позволил, — шепнула и быстренько скрылась внутри, стараясь уговорить себя, что ничего страшного не случилось.

— Аня? — окликнул Дар, но я не обернулась.

Так лучше же. Чтобы он не видел.

Я же была готова хоть совсем не показывать своих чувств, чтобы не портить шаткий мир, установившийся в нашем доме.

Вообще последние несколько месяцев стали на редкость спокойными. Но я всё равно не могла расслабиться до конца — приглядывалась к нему, присматривалась. И всё также вскакивала с места, когда он приходил, будто бы может застать меня за чем-то противозаконным.

Размышляя над тем, почему всё так, если теперь он был ко мне крайне терпелив, сама не мола толком ответить. Просто даже одно его присутствие меня ужасно волновало и заставляло нервничать. Хотя казалось бы, что между нами всё наладилось.

Вечером поздно уже он чаще что-то мастерил там себе из дерева. Я всерьёз в это время занималась вязанием. Потом Дар относил мои изделия на рынок и приносил за них монеты, которые я всё равно не брала. Поначалу он предлагал мне самой на них что-то купить, но я отказалась.

Что мне может быть нужно? Всю одежду и продукты он приносит и так. Для малыша тоже почти всё купил — на днях даже принёс и собрал прелестную деревянную резную кроватку. Прямо не сказал, но я так поняла, что сам её и сделал, чем меня очень растрогал.

Я и не рассчитывала, что он вообще станет хоть как-то участвовать в жизни крохи, ведь чаще любых разговоров об этом он избегал. А сама старалась тоже лишний раз не заводить эту тему, понимала, что ему наверное неприятно. Но то, что он продолжал покупать что-то для ребёнка или какие-то фрукты и молочные продукты для меня, всё равно трогало.

Поэтому конечно же никаких денег за проданное мне было не нужно. Тяжёлую работу по дому он мне не разрешал делать — вот и сидела себе за вязанием долгими зимними вечерами. Хобби такое, получалось. Одному радовалась только — что так Дару хоть немного компенсирую затраты на себя. Да и в случае чего теперь у меня был план «б» — так я могу ведь и зарабатывать на жизнь.

Конечно думать об этом сейчас вроде бы причин не было. Мы же больше не ругались совсем. Но ведь полноценной женой я Дару так и не стала. Он сам не делал попыток сблизиться, а я — тем более. Пусть и начинала привязываться к нему всё больше.

Правда, Дар всё равно поставил красивую шкатулку в шкафу и просто складывал монеты от проданного туда. Вроде как наш общий семейный бюджет что ли. И это не могло не греть мне душу. Я уже не считала, что я в его доме только на птичьих правах. А чувствовала себя тоже полезной.

Но не забывала и что мне нужно продолжать работать над тем, чтобы лучше вписаться в этот мир и раскрыть секреты Анки. Думалось, что именно в них кроется много того, что помогло бы мне иначе взглянуть на мужа.

Поэтому иногда, когда у него получалось прийти домой раньше обычного, он помогал мне учиться читать, терпеливо показывал буквы и повторял раз по сто. Я записывала их на полях своим языком, чтобы запомнить, а он думал, что это просто странные рисунки…

На самом деле шло тяжело.

Мой мозг вроде и понимал, что это всё знакомое, но пока я смогла научиться читать и писать только самые простейшие слова, состоящие из пары слогов. Например, его и своё имя. А попробовав открыть дневник Анки, разобрала лишь некоторые слова, из которых особо понятно ничего не было. Все вроде бы выученные буквы просто в кашу какую-то сливались. Всё же язык-то был мне не знаком. А надо было соотнести написание с произношением, чтобы понять, что за слово-то.

Решив не торопиться, неспеша продолжала обучение. Тормозило процесс лишь то, что без подсказок Дара я учиться не могла сама, листала принесённую им книжку, выискивая знакомые буквы и стараясь догадаться, что за слово, в котором они написаны. Вот и приходилось ждать только, когда у него находилось время.

Но сегодня, закончив очередную шаль на продажу, я осторожно сложила её в бумагу, которую приносил Дар в качестве обёртки и встала размяться, зацепившись взглядом за своё отражение в зеркале…

Там уже был виден вполне себе кругленький животик, который я нежно огладила.

Не так давно я вновь попросилась у Дара к целителю — хотела убедиться, что всё в порядке. В этот раз Дар даже не повёл меня никуда, пригласил доктора к нам. И осмотрев меня, последний, вынес вердикт, что всё хорошо. Было лишь одно опасение — ребёнок развивался прекрасно и был куда больше, чем среднестатистический (видимо, сказывался мой хороший аппетит — повезло, что даже токсикоза никакого не было). По этой причине дату его рождения хотя бы примерно он назвать не смог. Сказал, что осталось от месяца до двух, что меня прилично напугало.

Думая о своём материнстве, я как-то не предполагала, что всё случится так быстро. Видимо, к моему появлению в этом мире, Анка уже примерно месяц носила под сердцем дитя, о котором то ли не подозревала, то ли скрывала ото всех.

И хотя я всем сердцем уже любила малыша (почему-то была уверена, что это мальчик), страшно всё равно было. Я же даже не целовалась ни с кем (если не считать Дара и приставания хозяина), а придётся подарить жизнь ребёнку…

Иногда он тихонько толкался внутри, напоминая мне каждый раз, что этот исход неизбежен. А прежде я ведь и не интересовалась, как там всё проходит-то. Тогда считала, что я слишком молода для этого. Теперь — спросить было не у кого. Теоретически можно было у целителя — но при осмотре Дар не вышел из комнаты (целитель ведь был магом, мне даже раздеваться не пришлось), а при нём я как-то застеснялась. И теперь жалела.

Знала я о родах только одно — будет больно. И ужасно этого боялась. А ещё, наверное даже больше, боялась встречи Дара и малыша. Одно дело сейчас — когда он не доставляет хозяину дома неудобств, а потом как будет? Кроха станет плакать, не давать спать… Не будет ли Дар злиться на него?

И с каждым днём, несмотря на воцарившее наконец в доме перемирие, мне становилось всё страшнее от будущего. Меня буквально преследовали какие-то пугающие картинки и предчувствия, и избавляться от них становилось всё сложнее.

В итоге сейчас задумавшись об этом, так сама себя накрутила, что расплакалась прямо перед зеркалом, продолжая смотреть на свою изменившуюся фигуру. Мало мне было тех страхов, что и так занимали разум, так теперь ещё и казалась себе неповоротливой бочкой.

Ноги начали отекать с неделю как уже, талии больше вовсе не видно. Не то чтобы я сильно хотела нравиться например Дару, но боялась, что если я и так его не устраиваю как жена, теперь ещё и потеряю прежнюю красоту — он совсем не захочет держать меня рядом.

— Аня? Что-то случилось? — вдруг вырос он рядом как из-под земли, разворачивая меня к себе за плечи, и я вытянулась в его руках как напряжённая струна…

— Ты плачешь? Почему? Кто-то тебя обидел? Что-то болит? — допытывался Дар, пока я поспешно утирала слёзы, от которых лицо заметно опухло.

Нашла время, а! Ещё ему моих истерик не хватало только… И так чувствую себя ему обязанной. Уж слишком он терпелив последнее время. Так и жду, когда же его терпение кончится и он сорвётся. И вот пожалуйста — сама же ускоряю этот процесс своим поведением. Мне бы наоборот — быть тише воды, ниже травы, пока не гонит и заботится!

— Прости, всё в порядке, — попыталась отойти, но Дар не позволил, усадив на кровать и присев напротив на корточки.

— Говори, что случилось? — теперь он держал мои ладошки в своих огромных и горячих. — Я не отпущу, пока не скажешь, — нахмурился, когда я покачала головой.

Что ж… Придумать причину я не смогла, поэтому пришлось признаваться.

— Мне страшно, — сказала тихо-тихо, но он услышал.

— Почему тебе страшно? Тебя что-то напугало?

В его голосе мне чудилось неподдельное беспокойство, в которое я бы не хотела верить. Если он притворяется — то значит рано или поздно ему это надоест, и он взорвётся как вулкан. А если это правда — то когда-то точно потребует какой-то компенсации за свои ко мне чувства…

Вот только я не хотела! Меня и так ужасно пугало всё в этом мире. Ещё и беременность тут! Скорое появление ребёнка. А что уж говорить про возможность близости с Даром… Особенно, когда я успела рассмотреть его в бане… Да после такого вероятность выжить стремится к нулю!

Даже слёзы снова покатились из глаз.

— Аня, — строже позвал Дар. — Скажи, в чём дело. Как мне помочь, если даже догадаться не могу?

— Я боюсь будущего, — почти прошептала снова сквозь слёзы.

— Что не так с твоим будущим? — не отставал он.

— Я не умею рожать детей, Дар! Не умею быть мамой. Не знаю даже, как пеленать ребёнка! И тебе… женой я быть не умею! — ляпнула зачем-то последнее и замерла, осознав, что именно и кому сказала сейчас.

Но он почему-то не разозлился. Только зубами скрипнул и вздохнул устало. А потом деловито и спокойно ответил:

— Никто ничего заранее не умеет, Аня. Жить тоже тебя никто не учил ведь. А вообще, как-то же все женщины с этим справляются. И ты справишься. Это естественный процесс. Ничего нового с тобой не случится — то же, что и с другими. Да и не будешь же ты одна. Я позову лекаря, повитуху. Они подскажут и всё сделают правильно. Запеленать дитя — так и вовсе нет проблем, как сделаешь, так и будет. Кто проверять-то станет? Ну а матерью… Научишься. Некоторые и спустя тридцать лет не могут научиться быть родителем, конечно… — он, кажется, подумал о чём-то своём, но тут же продолжил. — Но по тебе видно, что у тебя выйдет хорошо. Нечего себя пугать заранее. Тоже мне дело великое — накормить, переодеть, да спать уложить ребёнка. Науки особой и не требует. Ну а женой быть… Меня всё устраивает, как есть. Большего от тебя не прошу вроде, не заставляю. Так к чему эти слёзы? Или если тебе не нравится что — так ты скажи, я готов обсудить и…

— Ты неправду говоришь, — взглянула в его глаза. — Как тебя может устраивать? Я же… Ничего для тебя…

— Глупая ты, — вздохнул Дар снова. — Не знаю, что там с тобой стряслось, может беременность так влияет, но раньше ты другая была. Одно только и не могу в голове уложить, как так вышло, что как понесла, не повзрослела, а наоборот?.. Что мне ещё от тебя может быть надо? Будто не женился, а под опеку тебя взял… — вздохнул опять и встал. — Давай. Утирай слёзы. Всё образуется. Это у тебя период такой — настроение, капризы, слёзы. Я слышал, что такое бывает. И ты, если хорошо подумаешь, то поймёшь, что причины нет нервничать. Да и ребёнку это совсем не на пользу. Помни об этом.

Я громко шмыгнула носом от обиды. Почему он говорит, что под опеку взял? Как это? Я же помогаю ему по дому, дело вон себе нашла и вообще… Он же ко мне в баню приходил тогда с вполне очевидными намерениями! Да, больше ничего такого не делал, но ведь…

И тут я и правда поняла, что с тех пор, как вернул меня домой и как с утра однажды я сама его спровоцировала, он больше ни разу не пытался ко мне как-то особенно прикоснуться или поцеловать там, а уж тем более — склонить к чему-то большему. Может, потому что теперь я стала совсем некрасивая?

Взглянув на высокого и подтянутого Дара, который, казалось, за это время наоборот стал ещё привлекательнее, только уверилась в последнем. Наверняка, он на меня смотрит и ужасается тому, какой я стала. То ли дело — прежняя Анка. Наверняка ведь она была соблазнительницей, уверенной в себе… И вопреки доводам разума, от этих мыслей мне стало ещё горше…

— Ну что опять? — обернулся ко мне Дар. — Не порть своё красивое личико слезами. Мне после целого дня работы так приятно полюбоваться, когда ты довольная, — протянул мне руку. — Идём ужинать, Аня. Хватит лить слёзы, а то весь дом затопишь, — и легонько мне улыбнулся.

Заворожённая его такой редкой улыбкой, я вложила ладошку в его большую руку и покорно пошла на кухню, хотя есть мне совсем не хотелось. Но было приятно то, что он сказал. Может, не такая я уж и страшная тогда? Раз ему любоваться нравится…