Нечаянный подарок богов

Глава 4

— Кто здесь? — срывающимся от страха голосом крикнула я.

Несколько мгновений было тихо, а потом раздался хриплый мужской голос.

— Какая ты гро-о-зная… — ядовито протянул он.

Рокси вздыбил шерсть на загривке и зарычал громче, а я поудобнее перехватила свое импровизированное оружие.

— Интере-е-сный у тебя защи-и-тник, — почти пропел невидимый собеседник.

— Кто ты? Выходи! — потребовала я.

— А то что? — насмешливо спросил голос.

И, пока я искала достойный ответ, из одного из домов показался парень с увесистым мешком на плече. Осторожно минуя валявшиеся всюду обломки, он направился ко мне. Он ничего не задел, и вроде бы ни разу не оступился, но было заметно, что в его движениях есть некая неправильность, странность. Приглядевшись внимательнее, я поняла, что парень сильно припадал на левую ногу, но это компенсировалось его просто нечеловеческой ловкостью. И если у обычного человека из-за хромоты походка выглядела бы нелепой и дерганой, то этот парень словно танцевал одному ему известный танец. Тех коротких мгновений, что я видела его в движении, хватило, чтобы понять: самые прославленные гимнасты, олимпийские чемпионы по сравнению с ним — просто колоды неповоротливые. Парень, как ртуть, перетекал из одного положения в другое, будто у него было, по крайней мере, в два раза больше мускулов и в три раза меньше костей, чем у любого другого. Я смотрела на него во все глаза, потому что никогда не видела ничего подобного и потому, что это был первый живой человек, встреченный в этом мире.

Парень приблизился и остановился в трех шагах от меня. Рокси напрягся всем телом и зарычал еще громче то и дело срываясь на утробный вой, а я от страха так вцепилась в свою палку, что, казалось, только домкрат смог бы разжать мои пальцы. Парень скользнул быстрым взглядом по зверьку и испытующе уставился на меня.

Он был примерно моего возраста, может чуть старше. Не очень высок — всего на полголовы выше меня — и пугающе худ. Короткие, небрежно обрезанные светлые волосы с ранней сединой торчали во все стороны, как солома. Да и вообще, весь его вид говорил о крайнем истощении: впалые щеки, заострившиеся нос и подбородок, сурово сжатые бескровные губы и большие запавшие глаза с глубокими синими тенями под ними. Сразу всплыли в памяти виденные когда-то фотографии узников Освенцима.

«Как он мог так двигаться?!» — поразилась я. Казалось, это тело не способно не то, что танцевать, но даже просто стоять прямо.

«Голодает он, что ли?» — задумалась я. — «А может, болен? Не заразиться бы».

В следующую секунду я встретилась с парнем взглядом, и все мысли вылетели из головы, осталось только желание убраться как можно дальше. Его глаза были странного цвета сожженной солнцем травы и горели с трудом сдерживаемой яростью и мрачным упорством. Эмоции вызвала не я (иначе сразу бросилась бы бежать с громкими криками), но все равно оставаться рядом не хотелось. Иллюзий, что в случае чего справлюсь с ним, я не питала.

— Эй? Палку-то опусти. Все равно не поможет, — позволив себя рассмотреть, процедил парень.

Возможно. Но с палкой я чувствовала себя увереннее. Не отобьюсь, так хоть врежу пару раз… на память. Однако нападать парень не спешил, а стоять с занесенной дубиной было глупо и, откровенно говоря, тяжело (руки уже начали затекать), поэтому совету последовала.

— Кто ты? — жестко, как на допросе, спросил парень. — Как здесь оказалась?

«Черт!»

Вот этого-то я и не придумала: как отвечать на подобные вопросы, не зная об этом мире совершенно ничего. Ну не выкладывать же первому встречному все, как на духу, в самом деле? Особенно тому, кто выглядит чем-то средним между бомжом и узником концлагеря и явно готов на многое, если не на все.

— Э-э… м-м-м… я… — надеясь выиграть время, замямлила я.

— О-о-очень понятно объяснила, — ухмыльнулся парень и, бросив быстрый взгляд на настороженно притихшего у моих ног Рокси, спросил: — Ты из этой деревни?

Вопрос был простой, на него я вполне могла ответить, не опасаясь выдать себя раньше времени.

— Нет, — помотала я головой.

— Тогда что ты тут делаешь? — нахмурился он. — Местные, кто успел, ушли давно, а у сееррингцев в отрядах женщин нет…

— У тебя еда есть? — перебила я.

Парень замолчал и нехорошо прищурился. В глазах на долю мгновения полыхнуло непонятное, но очень сильное, чувство. Я непроизвольно покрепче сжала палку, готовая защищаться. Все-таки один на один в лесу с парнем, совесть которого явно не чиста…

«Прикинусь дурочкой», — решила я. — «Дома это почти всегда помогало. Надеюсь, и тут сработает: парень перестанет видеть во мне угрозу, отвлечется от вопросов и, чем черт не шутит, даже поможет».

И пусть тип не был похож на рыцаря в сияющих доспехах, смысл жизни которого спасать попавших в беду девиц (этот скорее не на помощь придет, а отберет последнее), но я подумала, что образ недалекой блондинки подойдет как нельзя лучше.

— Я заблудилась! Два дня по лесу хожу, — следуя принятому плану, заныла я. — Без еды и огня! Вся промокла, замерзла, а одежду никак не высушить! И еще есть очень хочется и спать…

Я демонстративно зевнула и поежилась, но на парня спектакль не произвел никакого впечатления.

— Да? И-и-и? — по-прежнему глядя на меня с подозрением, спросил он.

«Что делать? Что сказать?» — запаниковала я. — «Как убедить его, что не опасна, не интересна в качестве жертвы и заслуживаю помощи?»

— А тут еще пожар! И мертвые! Мертвые везде! — я подпустила в голос дрожания, чтобы было похоже, что вот-вот расплачусь. Еще недавно это было недалеко от истины, поэтому получилось довольно натурально. Может, хоть это его проймет, и он перестанет задавать вопросы?

— Неужели?

— Да! Я так испугалась! Как хорошо, что вас встретила, а то… — я старательно и, надеюсь, многозначительно всхлипнула, уткнувшись носом в рукав (ведь палку так и не бросила).

— Ясно, — скривившись, будто лимон в рот положил, перебил меня парень. — Мне надо было сразу догадаться, что ты просто заблудилась.

Его хрипловатый голос звучал так… так…

Одной только интонацией парень умудрился выразить, что думает о моих умственных способностях и дал понять, что принимает игру, хотя не в восторге от нее. Не знаю, что заставило его сделать это. Может, решил подыграть, в надежде, что я сама себя выдам? Мысль «играть в блондинку» внезапно перестала казаться такой уж замечательной, но отступить теперь было бы странно.

— Вы поможете мне добраться до ближайшего города? Одной мне никак не справиться! — запричитала я, не забывая следить за его реакцией.

— О, разумеется, — буркнул парень. Криво усмехнувшись, он добавил немного манерно, словно зачитывая реплики из пьесы: — Священный долг любого мужчины — помогать попавшей в беду женщине. Позвольте представиться: меня зовут Лай.

— Лай? — неподдельно удивилась я. — Лай, а дальше?

— Просто Лай, — процедил парень. — А тебя как звать?

«Как же быть? Вдруг у них у всех здесь имена необычные?» — пропустив грубость мимо ушей, мысленно заметалась я.

— Меня зовут Даша, — представилась, в конце концов, решив последовать его примеру и назвать одно имя, без фамилии.

Новый знакомый наклонил голову набок, беззвучно пошевелил губами, пробуя на вкус незнакомое слово.

— Даша? А дальше?

— Просто Даша, — очаровательно улыбнувшись, сказала я.

— Что это у тебя за животное? Новая придворная мода?

«Придворная? Боже, во что я вляпалась?! Или это он так шутит?» — пристально вглядываясь в его лицо, на котором не было ничего, кроме ехидства.

— Ох, я и сама не знаю, — поддерживая имидж стукнутой на голову девицы, я подхватила Рокси на руки и чмокнула его в макушку (зверек так обалдел, что не сопротивлялся даже). — Нашла его в деревне. Он там так плакал, так плакал! Бедняжечка!

— Это точно, — поддакнул парень, разглядывая Рокси. — Бедняжечка.

— И я взяла его с собой. Я же не могла его там оставить, правда? Это было бы просто бесчеловечно! Я назвала его Рокси. Правда, миленькое имя?

— Думаю, он в восторге, — растянул губы в улыбке парень и, оглядевшись по сторонам, продолжил: — Но нам не стоит тут задерживаться.

— Конечно, конечно! Эти мертвые люди… И запах… — как я ни старалась, легко говорить об умерших не получилось. На последних словах голос сорвался. Мне пришлось собрать в кулак всю силу воли, чтобы вернуться к образу придурковатой блондинки. — А куда мы пойдем? Здесь поблизости есть город? Или деревня? А там можно помыться? Но только вода должна быть горячая, в холодной мыться противно, — поглаживая Рокси, чтобы скрыть предательскую дрожь в пальцах и капризно выпятив нижнюю губу, чтобы соответствовать (правда закралось сомнение, что переигрываю), затараторила я.

— Сейчас уже поздно пускаться в путь, — сказал парень. — Но тут недалеко есть хорошая полянка, я там сегодня ночевал.

— Поля-я-нка? А домика нет? — скривилась я, играя роль, хотя мысленно возликовала: «Он мне поможет!»

В следующее мгновение, перехватив предостерегающий взгляд Лая, я поняла, что терпение парня на исходе, и если продолжу в том же духе, всерьез рискую остаться в одиночестве посреди разоренной деревни.

— Хорошо, пойдемте, — быстро пошла я на попятную.

Пока мы пробирались через лес, парень меня практически не замечал. Окончательно стемнело, и идти приходилось практически наугад. Я попыталась было намекнуть, что настоящие мужчины проявляют заботу (ну там, за локоток поддержат, ветки с пути отодвинут) но нарвалась на такой недобрый взгляд, что сочла за лучшее не упорствовать. Правда, в самом начале, Лай предложил понести Рокси, но я отказалась расставаться со зверенышем, сославшись на то, что с ним теплее. На это парень недовольно дернул плечом и резво зашагал вперед. Наверное, обиделся. А что я могла поделать? С Рокси на руках мне было спокойнее.

В итоге пришлось почти бежать, чтобы поспеть за Лаем, но я продолжала играть роль: пару раз взвизгнула, пару раз оступилась… не забывая при этом болтать безостановочно о всякой ерунде. К тому времени, когда мы добрались до реки, язык у меня заплетался, а щеки сводило от постоянной улыбки.

— Здесь, — сказал парень, когда мы пришли на место.

Я бегло огляделась. Небольшая лесная прогалинка, защищенная с трех сторон густыми кустами. Чуждым черным пятном на середине выделялось кострище, на котором нем высилась кучка хвороста — парень явно готовился к возвращению. Рядом лежало небольшое бревно, показавшееся мне внезапно необычайно притягательным. Пока Лай снимал с себя свой мешок, я спустила Рокси на землю и присела на краешек.

«Наконец-то сижу!» — подумала, с облегчением вытягивая уставшие и замерзшие ноги. Поразглядывала дырки, появившиеся на носках. Осторожно пошевелила пальцами — мышцы отозвались ноющей болью. Шутка ли — больше суток на ногах! Даже прошлой ночью расслабиться толком не удалось, сидела все больше на корточках.

Лай отошел в сторону и извлек из-под куста на свет божий небольшой кожаный мешок. Достал пучок сена, странное приспособление, по виду напоминающее старинную точилку для карандашей и занялся костром. Процесс оказался занимательным: Лай сунул сено в кучу хвороста и принялся быстро крутить ручку на устройстве. Пара мгновений и полетели маленькие желтые искорки. Некоторые падали на дрова и тут же гасли, но некоторые долетали до растопки и занимались слабыми огоньками. Лай наклонялся и осторожно раздувал зарождающийся огонь, а потом снова начинал крутить ручку. Какое-то время я молча наблюдала за ним (парень сидел ко мне спиной, но это нисколько не мешало — спина была очень уж выразительная), а потом, спохватившись, снова начала болтать.

— Так странно, так странно! Я первый раз буду ночевать в лесу! Вчера тоже ночевала, но это не считается, потому что костра не было. Без костра совсем не то, ведь правда же? А сегодня, все по-настоящему! А еду тоже на костре готовить будешь?

Плечи парня дрогнули, и руки на мгновение замерли.

— Не я. Ты приготовишь, — глухо сказал он.

— Что? Как, я же не умею!

Это, кстати, была чистая правда. Готовить на костре я не умела — ни разу в жизни не довелось. Пару раз ходила в походы, но очень давно, в детстве, и кашеварили тогда взрослые. Хотя, если очень припечет, то смогу: костер от газовой плиты не сильно отличается… наверное.

— Значит, останешься голодной.

— Но ты ведь себе будешь готовить! Просто сделай на двоих…

— Я ем вашу пищу только в крайнем случае. Она отвратительна, — сказал, словно выплюнул, Лай.

«Нашу пищу ест в крайнем случае? Это в каком, интересно? И чем он тогда питается обычно? Надеюсь, не кровью? Клыков у него вроде нет…» — удивилась я.

Однако вслух задавать вопросов не стала. Не слепая ведь, вижу, что не нравлюсь ему. Мало приятного в том, чтобы разговаривать с тем, кому не нравишься. Когда каждое слово клещами тянуть приходится, а каждый ответ на вопрос — невиданное одолжение. Через пару минут такого разговора сидишь, как оплеванная. Лучше просто держать глаза и уши открытыми и постепенно все выяснить.

Костерок неторопливо разгорался и манил теплом. Лай отложил «зажигалку», вытащил удивительно чистый, для походного, котелок и мешочек какой-то крупы.

— Вот, — буркнул он, протягивая их мне.

Я машинально взяла.

— Ручей там, — махнул Лай рукой.

«А, ладно, черт с тобой!»

Решительно поднявшись, я зашагала в указанном направлении. Рокси, хромая на все четыре лапы, увязался следом. Ручей нашелся метрах в ста от стоянки. Узенький, мелкий и очень холодный… Первым делом я вдоволь напилась и, как могла, привела себя в порядок. Потом подозвала Рокси, который, несмотря на слепоту и хромоту, успел отойти довольно далеко. Осторожно сняв с него изрядно съехавшие повязки, тщательно осмотрела. Раны, которые еще вчера пугали своим видом, почти затянулись: зверек даже не вздрогнул, когда я его ощупывала.

«Не буду удивляться», — вздохнула мысленно. — «А то никаких нервов не хватит».

Единственное, что по-прежнему внушало опасения — ожог на глазах. Я не заметила никаких изменений в лучшую сторону.

«Лапы бинтовать не стоит», — решила я. — «Заживает и так хорошо, а эти тряпки и после кипячения стерильными не станут, ими перевязывать — только грязь заносить».

Я отпустила Рокси и, очень жалея, что нет мыла, сполоснула руки водой с песком. Чтобы набрать воды в котелок, пришлось изрядно помучиться. Сперва думала найти место поглубже, но столкнулась с жестокой реальностью: ходить по лесу надо уметь. Шлепнувшись пару раз, поскользнувшись на прелых листьях, я решила не искушать судьбу и начерпать воды ладонями. Это заняло довольно много времени. К тому же процедуру пришлось проделать два раза — крупу-то следовало вымыть. Обратно я возвращалась, почти не чувствуя рук от долгой возни в ледяной воде.

— Долго ходишь, — укорил Лай, когда я вышла к костру.

Сам он уже устроился со всем возможным комфортом: соорудил себе лежанку из веток и плаща и теперь восседал на ней с дымящейся кружкой в руках.

— Мог бы помочь, — огрызнулась я.

— Нет.

Вот так. Нет — и все. Ни извинения, ни объяснения… А мне как быть? Оправдываться? Возмущаться? Требовать к себе нормального отношения? Нет уж, увольте. Радоваться надо, что не бросил в той деревне или не сотворил чего похуже.

«Плюнь», — мысленно посоветовала я себе и занялась приготовлением ужина, потому что мой сытый желудок был гораздо важнее чьего-то дурного характера.

Пока вода закипала, я надрала веток с ближайших кустов и, следуя примеру Лая, устроила себе импровизированную лежанку. Наверное, разумнее было бы попроситься спать с Лаем, потому что так теплее, но я просто не смогла предложить это парню. Гордость взыграла. К тому же у меня был Рокси, и я надеялась, что его присутствие не даст замерзнуть.

Тем временем похлебка забулькала.

— А соль есть? — не выдержав, все-таки спросила я.

— Соль? — переспросил Лай. — А что это?

— Ну… кристаллы такие. Из-за них морскую воду пить нельзя, — попыталась объяснить я.

— Мориш? — хмуро спросил парень.

Я неопределенно пожала плечами. Слово мне ни о чем не говорило.

— Мориш — это яд, — жестко сказал Лай.

«Да что ж такое-то!» — мысленно взвыла я. Мне все больше казалось, что мы с Лаем говорим на разных языках. Порой складывалось впечатление, что каждое мое слово, каждый жест, оскорбляют его до глубины души.

«Ладно, не важно», — обреченно подумала я. — «Главное — оно будет горячее и сытное».

Вскоре от котелка пошел очень аппетитный запах и желудок громогласно заявил о себе. Рокси, прилегший было неподалеку, оживился и начал шумно принюхиваться. А мне стоило большого труда сдержать себя и не набросится на еду прямо сейчас, не дожидаясь, пока она приготовится. Я гипнотизировала глазами заветную посудину и отсчитывала секунды.

«Эх, добавить бы туда тушенки… или колбасы… или хоть кубик бульонный… куриный или со вкусом бекона…» — размечталась я.

— Пахнет ужасно, — влез в мои гастрономические мысли Лай.

«Ах ты, гад!» — почти восхитилась я, когда до затуманенного голодом сознания дошел смысл его слов.

— Мне нормально, — буркнула я. — А ты не нюхай, если не нравится.

— Как это может быть «нормально»? — мученически скривился парень.

— А что такого? — удивилась я. — Без соли и мяса, конечно, так себе, но всяко лучше, чем голодной сидеть.

— Мяса? — судорожно дернувшись, осипшим голосом переспросил Лай.

— Ну да…

Парень отчетливо позеленел, нервно сглотнул и отвернулся.

— А что ты обычно ешь, раз каша тебе не нравится? — решив его пожалеть, сменила я тему.

Лай вопрос проигнорировал, зато соизволил достать из рюкзака ложку и протянуть мне. Коротко кивнув в знак благодарности, я бережно сняла котелок с огня и помешала похлебку. Не знаю, что за крупу дал мне Лай, но на вид получилось очень даже неплохо. На вкус, правда, похуже — это я выяснила, когда попробовала. Если сравнивать, больше всего похоже на пшенку, только немного грубее.

Всегда пшенку ненавидела.

Я торопливо (очень старалась сдерживаться, но получалось плохо) принялась за еду. Через пару ложек я перестала замечать непривычный вкус и откровенно наслаждалась трапезой. С трудом удержалась, чтобы не слопать все до последней капли. Остановила только совесть: рядом, прижимаясь ко мне обожженным боком, сидел, старательно поводя носом, Рокси. Я облизала ложку, поболтала похлебку в котелке, чтобы та немного остыла и протянула зверюшке, решив, что посудину потом прокипячу. Во избежание, так сказать.

Со своей долей Рокси расправился быстро. Довольно облизнувшись, он уковылял на нашу с ним будущую кровать и, свернувшись калачиком, моментально уснул.

«Хорошо», — сонно подумала я. Он еды меня разморило. Я несколько раз широко зевнула и решила, что пора последовать его примеру.

Но у Лая на этот счет было свое мнение.

— А теперь — рассказывай, — не терпящим возражений тоном, приказал он.

Я удивленно посмотрела на парня. Выражение его лица, голос, поза, движения — все изменилось. Казалось, напротив сидит совершенно незнакомый человек, а не тот, с кем я провела почти полдня. Гораздо более опасный человек.

— Я жду.

Я только глазами хлопала — такой резкой была перемена в его поведении.

— Не хочешь по-хорошему, — с преувеличенным сожалением вздохнул парень. — Будем по-плохому.

Он вынул из костра горящую палку и многозначительно посмотрел на меня.

— Что? — испугалась я. — Не понимаю… Я же все объяснила…

— Ложь. Мне нужна правда.

Парень определенно не шутил, я видела это по его глазам. По спине пробежал холодок.

«Что делать? Как быть?»

Продолжать притворятся было чревато, и, честно говоря, мне это надоело, хотелось выговориться, совета попросить… К тому же парень, каким бы подозрительным он не казался, все-таки помог…

«Пофиг. Будь, что будет».

И я рассказала ему все. С каждым моим словом лицо парня менялось. С недоверчивого на удивленное, а потом и на восхищенное.

— Я думал, это сказки.

— Ага, я тоже, — невесело ухмыльнулась я.

Мы надолго замолчали, думая каждый о своем.

— Что ты собираешься делать? — вдруг спросил Лай.

Я вздохнула.

— Это ты мне скажи. Что ты собираешься делать?

Парень склонил голову набок.

— Да ничего. Доведу до гостиницы, а там — сама. Мне до тебя дела нет.

— И что, совсем не интересно?

— А чем ты можешь удивить? Ты человек. Единственное, что в тебе необычного — это то, что ты из другого мира. Но мне на это плевать. В любом мире люди остаются людьми.

«Это прозвучало подозрительно похоже на оскорбление», — машинально отметила я.

— Меня больше интересует… — начал Лай, но бросив беглый взгляд на мирно спящего Рокси, оборвал сам себя. — Давай спать. Завтра рано вставать.

Спорить не было ни сил, ни желания, поэтому я просто перебралась к Рокси, улеглась так, чтобы он грел мне спину (справедливо рассудив, что это самая уязвимая для ночного холода часть тела) и закрыла глаза.

Несмотря на усталость, долго не могла заснуть — незнакомая обстановка, неудобная постель… Да еще холод и всепроникающая влажность — еще немного такой жизни и у меня начнут расти жабры с чешуей в комплекте. Я балансировала на грани сна и яви, и в полусне видела, что Лай спать не лег. После нашего разговора, отправив меня на боковую, сам парень остался сидеть у огня, задумчиво помешивая угли тоненькой палочкой. Заметив мой взгляд, он нахмурился, но говорить ничего не стал, снова погрузившись в размышления. А я, наконец, провалилась в сон.

Лай разбудил нас утром. Еще сонных, плохо соображающих, он согнал меня и Рокси с нагретого за ночь ложа и сказал:

— Пора выходить.

Пора так пора. Вот только…

— Надо сходить в деревню, — сказала я.

— Зачем?

— В них, — указала я на свои изрядно потрепанные уже шлепки и носки, на которых дырок было больше, чем на ином сите. — Я далеко не уйду.

Лай посмотрел на мою обувь, как на личного врага и, стиснув зубы, полез в свой мешок. Через пару минут я, довольная и счастливая, щеголяла новой обувкой — странной безразмерной конструкцией из нескольких десятков полосок плотной кожи и деревянной подошвы.

Воодушевленная обновкой, я сбегала в кустики, умылась ледяной водой из ручья и подхватила Рокси на руки. Смертельно хотелось почистить зубы, но я решила, что сейчас не самый подходящий момент, чтобы выяснять у Лая, как в этом мире с личной гигиеной. Парень отчего-то был очень мрачен и на меня старался не смотреть. Казалось, его гложет какая-то нерешенная проблема.

«Что у него за ночь случилось?» — недоумевала я. — «Вчера же все было в порядке…»

Но удивлялась исключительно про себя. Умудренная опытом общения с парнями родного мира, я безошибочно поняла, что Лая сейчас лучше не трогать. Иначе рискуешь нарваться на отповедь ни с того, ни с сего. Короче говоря, я села на бревно и, пока Лай уничтожал следы нашей стоянки, старалась не отсвечивать.

Наконец он закончил: наломанные вчера ветки разделил на несколько частей и рассовал по кустам, кострище прикрыл заготовленным заранее куском дерна. Лай встал посреди поляны и огляделся. О нашем присутствии напоминала разве что примятая трава, но не пройдет и пары часов, как она поднимется.

«Лай просто мастер», — подумала я. — «Но зачем так стараться? Ну, подумаешь, ночевал кто-то. Большое дело! В такой глуши это место и не найдет никто».

— Так, теперь слушай внимательно, — оборвал мои размышления парень. — Не будешь делать, как скажу — оставлю здесь.

Взгляд его был таким, что в правдивости угрозы сомневаться не приходилось. Рокси тоже это почувствовал и заворчал. Лай перевел взгляд на него, и я внутренне сжалась, ожидая, что парень потребует оставить зверька здесь. Я даже начала придумывать причины, по которым делать этого ни в коем случае нельзя, но высказывать их не пришлось. Лай только плечом дернул и снова сосредоточился на мне.

— Значит так… — начал он.

И за несколько минут парень вывалил на меня столько информации, что голова пошла кругом. Оказывается, меня занесло не куда-нибудь, а на войну. Причем в самое ее пекло — на границу между двумя соседствующими королевствами Сееррингом и Регидой.

Сеерринг и Регида имели долгую историю сосуществования. Бывало между ними всякое, даже войны, но со времени вступления на трон Сеерринга последнего короля, Эрсиана, отношения между соседями были на редкость ровными. Наладилась торговля, все более частыми становились смешанные браки. Поговаривали, что король Сеерринга спит и видит, как бы укрепить дружбу двух королевств, выдав замуж собственную дочь за сына короля Региды, который, кстати, целиком поддерживал идею «коллеги».

Но у принцессы Амниллии, той самой дочери короля Сеерринга были совсем другие планы. Юная наследница древнего рода не унаследовала благородства предков. Девушка была хитра и очень жестока, но при этом умна и невероятно красива. Никто, кроме личной служанки принцессы и компаньонки не знал о ее истинном характере. А девушки, запуганные Амниллией, не смели никому рассказать. Поэтому окружающие видели в наследнице только то, что она позволяла им видеть — хрупкую ангельскую красоту и приличествующее девушке из хорошей семьи воспитание.

Пользуясь этим, а также не гнушаясь обманом, шантажом и угрозами, принцесса постепенно переманила на свою сторону самых влиятельных людей королевства. Ей удалось одурачить даже первого советника короля, но по другой причине: мужчина, как это свойственно многим представителям сильного пола, недооценивал принцессу, девушку, которая была без малого на двадцать лет младше. Он решил, что поможет ей и оставит как куклу на троне, позволив девушке жить в свое удовольствие, а сам перехватит власть.

Заговор закончился убийством короля Сеерринга, Эрсиана, и его приближенных. На престол взошла принцесса Амниллия. Вот тогда и проявилась в полной мере ее истинная натура. Ужесточались законы, становились строже наказания, повышались налоги. Тюрьмы постоянно были переполнены…

Но и этого Амниллии было мало, и несколько лет спустя Сеерринг объявил войну Региде.

К настоящему времени война была в самом разгаре. Успех неизменно сопутствовал Сееррингу, который на протяжении всей своей истории славился изготовляемым оружием. Регида, королевство, производящее в основном сельскохозяйственные товары, не могла оказать достойного сопротивления. Во время одной из кампаний погиб сам король Региды. Ответственность за судьбу королевства легла на плечи его сыновей. А солдаты Сеерринга будто озверели. Если раньше они оставляли мирных жителей в живых, то теперь вырезали всех. Стариков, женщин, детей. Никто не знал, чем это было вызвано, и уже не искал ответов. Жители Региды измученные долгим страхом, просто старались выжить. Их больше волновало, где переночевать и где раздобыть хлеба для детей, чем поиски справедливости.

В народе со страхом поговаривали о капитуляции, не веря, что принцы, старшему из которых едва исполнилось двадцать пять, справятся с тем, с чем не смог справиться их отец.

Пока Лай говорил, я невольно наблюдала за его лицом. Странное оно было. Не то отрешенное, не то мечтательное… Такое лицо у человека, рассказывающего о жутких вещах, я никогда не видела. Впрочем, справедливости ради, стоит отметить, что о таких ужасах мне раньше не рассказывали, и я даже представить не могла, какое у рассказчика должно быть лицо. Может, как раз такое? Может Лай эмоции сдержать пытался, оттого и выглядел так странно?

Длинный рассказ, половину которого я даже не запомнила, закончился требованием не шуметь, идти след в след и держать эту «заразу». На «заразе» Лай споткнулся и, в который уже раз, смерил Рокси хмурым взглядом. Зверек ответить тем же не мог, но, почувствовав повисшее в воздухе напряжение, едва слышно заворчал. Я торопливо зажала ему морду и виновато посмотрела на парня.

«Такое больше не повторится», — должен был говорить мой взгляд. По крайней мере, я надеялась, что он говорит именно это, а не что-нибудь вроде: «Только тронь — и тебе не поздоровится».

Лай снова дернул плечом, пробормотал что-то под нос и пошел вперед. Ну, то есть это так говорить принято: «пошел вперед». Для меня же, что вперед, что назад, что вправо, что влево… Везде незнакомый лес.

— А куда мы идем? — рискнула все-таки спросить я.

— К знакомому моему. Он в Сеерринге трактир держит.

Я промолчала. Чем больше я узнавала об этом мире, тем больше появлялось вопросов. И далеко не самых простых. Однако решила не забивать себе голову отвлеченной фигней и сосредоточиться на насущных проблемах.

Мы шли молча. От нечего делать я развлекалась тем, что разглядывала своего спутника. Повадки его продолжали меня удивлять. Он был похож на дикого кота… Особенно эта его привычка, которую я не заметила вчера, но не могла обойти вниманием сегодня: время от времени Лай останавливался и замирал в неподвижности. Тело его в такие моменты вытягивалось в струнку, глаза быстро перебегали с одного предмета на другой, выискивая признаки опасности. Ну, точно дикий зверь. Не столько опасный, сколько осторожный. Он издали увидит тебя и затаится, а ты пройдешь в паре шагов, не подозревая о его существовании.

В какой-то момент мои раздумья прервал Рокси. Зверек настойчиво запросился на землю. Я попыталась было убедить его потерпеть, но потерпела неудачу. Пришлось уступить.

— Лай! — тихо позвала я.

Парень обернулся.

— Подожди немного…

Объяснять причину не было нужды.

— Только быстро, — хмуро сказал Лай.

«Мог бы и не говорить. Я больше твоего мечтаю добраться до цивилизации. Третий день в лесу — это тебе не шутки».

Я спустила Рокси на землю. Он задрал нос кверху и принюхался, неловко поводя головой из стороны в сторону. Несмотря на чудесную скорость выздоровления, зрение к нему пока так и не вернулось. Я присела на корточки и осторожно отвела длинные пряди жесткой шерсти с его глаз. Смотреть на стянутую ожогом, ярко-розовую кожу с сочащейся сукровицей было больно. В приступе сочувствия я погладила Рокси и, в который раз, удивилась тому, насколько его шерсть была жесткой. Будто проволока.

— Даша… — предостерегающе начал Лай.

— Да, уже иду.

Я потянулась, чтобы взять Рокси на руки, но тот проворно увернулся.

— Эй, ты чего? Иди сюда, нам пора.

Я шагнула к зверьку. Рокси попятился.

— Рокси, малыш, нам некогда, — принялась увещевать я некстати заупрямившееся животное. — Иди сюда.

Маленький гад и не подумал подойти. Вместо этого он отступил еще на пару шагов и негромко — можно сказать, шепотом — гавкнул. Это удивило меня больше, чем его неожиданное упрямство. До сих пор от Рокси я слышала только рычание разных тональностей и скулеж, но никакого лая. И что изумило больше всего — как интеллигентно это прозвучало. Это было такое вежливое «Увау». В одном коротком звуке мне послышалось и извинение за доставленные неудобства, и объявление непреклонного желания стоять на своем.

— И что теперь? — спросила я. — Сам пойдешь? Но ты же ничего не видишь и стоишь еле-еле.

Насчет «еле-еле» я сильно преувеличила. Рокси передвигался на удивление уверенно, и только чуть заметная хромота напоминала о недавних переломах

— Или ты здесь решил остаться? — продолжила я бессмысленный во всех отношениях «диалог». — Ты один не выживешь, лучше пойдем с нами. Найдем тебе доктора…

— Хватит, — нервно оборвал меня Лай. — Идем.

— Ладно, ладно, — буркнула я и добавила, обращаясь к Рокси: — Ну и как хочешь.

Стараясь подавить внезапно возникшее чувство горькой обиды на неблагодарное создание — ему жизнь спасли, а он выкобенивается — я догнала Лая, все еще стоявшего в ожидании конца наших нелепых разборок, и проворчала:

— Чего стоишь? Сам же говорил — надо спешить.

Назад я не оборачивалась. Вроде бы животное неразумное, глупо ждать от него благодарности, но все же… на душе было противно и тоскливо. Будто с лучшим другом из-за пустяка насмерть разругалась.

Погруженная в свои раздумья, я не видела ничего вокруг. Когда мимо на большой скорости внезапно пронесся белый меховой комок, я даже не сразу сообразила, что это Рокси. А он, пробежав еще с десяток метров, остановился и повернул ко мне слепую голову.

«Что, съела?» — казалось, говорил весь его вид.

Мне оставалось только глазами хлопать.

«Как это может быть? Он же вчера едва стоял! И он не видит — точно знаю. Может на нюх ориентируется?»

— Радуйся, — сухо заметил Лай. — Тебе больше не придется его нести.

— Ты язвить будешь или дорогу показывать? — не удержалась я.

И мы продолжили путь. Идти без Рокси на руках было гораздо легче, но я, непривычная к походам по густому, болотистому подлеску, все равно выдохлась очень быстро. Уже к полудню — по моим внутренним часам, разумеется, так как небо по-прежнему было сплошь затянуто не то тучами, не то облаками — я готова была убить за возможность отдохнуть. Лай все больше нервничал и не позволял останавливаться. За полдня мы сделали только два коротких привала… считая тот, когда я разбиралась с Рокси.

Вот уж кто чувствовал себя, как рыба в воде. Он без устали носился рядом, то пропадая из виду, то путаясь под ногами. Ни разу он не споткнулся, не врезался во что-нибудь, хотя моя «темная» половина очень на это надеялась.

Еще через пару часов я не выдержала и потребовала устроить привал. Лай сперва отнекивался, но взглянув пару раз мне в глаза, в которых, подозреваю, горела жажда особо жестокого убийства, все-таки уступил.

— Только недолго, — сказал он. — И костер разводить не будем.

«Пофиг на костер! Мне бы посидеть хоть пять минуточек… Нет, лучше десять».

Я со вздохом глубокого облегчения опустилась на ствол поваленного дерева и тут же вскочила. Ствол был сплошь покрыт мхом, который (хотя с первого взгляда и не заметишь) как губка, насквозь пропитался водой. В итоге к моей усталости прибавились сырые штаны, а злость на весь мир достигла критической отметки. Хотелось упасть на землю и забиться в истерике…

Я сделала пару глубоких вдохов, нашла местечко почище и, содрав ногтями вездесущий мох, уселась.

«Хорошо-то как! Все, не встану. Пусть хоть подъемный кран пригонит».

Ноги саднило. Обувка, выданная Лаем, была хороша, но мозолила. По-хорошему, надо бы снять обувь и проверить, но я точно знала, что если сделаю это сейчас, обуться снова себя уже не заставлю. Поэтому я решила оставить все как есть и наслаждалась долгожданными минутами отдыха.

Спутники мои тоже устроились. Лай стянул с плеч рюкзак, пристроил его у ближайшего дерева и сел сверху, прислонившись спиной к стволу. Рокси, поддерживая компанию, уселся подле меня и как настоящая собака вывалил из пасти язык, который оказался странного сине-фиолетового цвета и просто невероятной по собачьим меркам — а я до сих пор никем другим Рокси считать не могла — длины.

Время, выделенное Лаем на отдых, кончилось слишком быстро. Мы снова двинулись в путь.

Единственным примечательным событием того дня стала вечерняя трапеза Лая. Оказывается, накануне я ее пропустила, слишком долго провозившись у ручья.

Итак, разведя костер и вскипятив себе кружку воды, Лай полез в свой мешок и вытащил сверток размером с кирпич. Когда он развернул тряпицу, моим глазам предстала небольшая перламутровая шкатулка поразительно изящной работы. Кажется, я разглядела затейливую резьбу, украшавшую ее бока…

Но самое интересное было дальше. Лай, бросив на меня свирепый взгляд, достал из-за ворота рубашки маленький затейливый ключик на цепочке из белого металла. Не снимая цепочки с шеи, парень вставил ключ в замок и несколько раз повернул — сначала в одну сторону, а потом в другую. Раздался тихий щелчок, и крышка медленно поднялась. Внутри, на искусно вышитой яркими нитками шелковой подушечке, лежала тоненькая веточка какого-то растения. Длиной едва с ладонь, нежного серебристо-зеленого цвета… На ней осталось всего три маленьких листочка, хотя изначально явно было больше. Я во все глаза уставилась на нее. Потом перевела взгляд на Лая.

«Что он собирается с ней делать? Неужели наркоман?» — была первая мысль.

— Что ты…

Но Лай счел ниже своего достоинства что-либо объяснять. Он бережно оторвал от одного листочка половину и бросил в свою чашку. Потом сразу же закрыл шкатулку и убрал ее обратно в мешок.

Пока я терялась в догадках, парень сгорбился над своей посудиной и ждал, пока листик заварится. Прошло не меньше десяти минут, прежде чем Лай, с непередаваемым выражением тоски и муки на лице, стал медленно пить получившийся настой, смакуя каждый глоточек.

Когда чашка опустела, парень тяжело вздохнул и выудил со дна тот несчастный листик. После пребывания в горячей воде он поменял цвет с нежного серебристо-зеленого на тусклый серый и стал почти прозрачным. Однако Лая это не смутило. Он сунул листик в рот и принялся медленно жевать.

— Что это было? — спросила я и нарвалась на злобный взгляд Лая.

— Моя еда, — сказал, выплевывая каждое слово, парень. — Гоулины питаются именно этим.

— Гоулины?

— Мой народ.

Я только глазами захлопала. Мало того, что парень весьма странный, так он еще и не человек, получается. И что мне теперь делать? Я даже негров-то в жизни не видела, а тут гоулины какие-то…

— А-а-а… Эм-м…

Надо было что-то сказать, но от неожиданного откровения Лая мысли в голове спутались, и я не придумала ничего лучше, чем спросить:

— А гоулиины — это кто? Чем они от людей отличаются?

Глаза Лая нехорошо сузились. Я успела пожалеть, что вообще рот открыла, когда парень, по-прежнему цедя слова сквозь зубы, ответил:

— Теперь уже все равно. Нас почти не осталось.

— Как… как это — не осталось?

— А вот так.

— Э-э… Может, расскажешь? — после долгого молчания, не очень уверенно попросила я.

Парень резко выдохнул. Казалось, он едва сдерживается от того, чтобы нагрубить мне, а может и ударить.

«Но ведь сдерживается», — невесело подумала я. — «Хотя весь белый от напряжения».

Почему-то я была уверена, что ему очень хочется поговорить о своем народе и я — тот единственный слушатель, перед которым он сможет говорить откровенно. Потому что я — чужая здесь. Жители этого мира, кем бы они ни были, к какой бы расе или народу не принадлежали, вызывают у него только злость.

«Почему? Что они ему сделали? Что произошло с его народом?»

И Лай действительно рассказал.

Гоулины — немногочисленный народ долгожителей, населявший раньше в недоступную горную долину. От других рас и эльфов, с которыми они состоят в дальнем родстве, гоулины отличаются всего двумя особенностями: они физически не способны на ложь и они с трудом переносят любую пищу, кроме листьев одного вида дерева, этиама, растущего в их родной долине.

Гоулины всегда жили обособленно, не особо интересуясь делами ближайших, весьма опасных соседей — троллей, имеющих репутацию самой воинственной, кровожадной и беспринципной расы. Гоулины считали, что им ничего не угрожает, ведь в долине не было ничего ценного, ничего, что могло бы привлечь внимание столь опасных соседей… Гоулины ничего не производили, ничего не выращивали, кроме своих деревьев, а те для других рас не представляли особой ценности. Единственное, чем славились гоулины на весь мир — непревзойденное мастерство слова. Можно сказать, это было закономерно, ведь, лишенные возможности лгать, они учились избегать неприятных тем, недоговаривать, прятать за словесными вензелями единственное важное слово. Постепенно необходимость превратилась в игру и гоулины начали соревноваться друг с другом в мастерстве. Но ведь любому поэту и певцу необходимы слушатели!

Кому первому пришло в голову стать певцом-сказителем в людском королевстве? Неизвестно. Но после первого и второй, и третий, и четвертый, и многие сотни других последовали его примеру.

Беда пришла незаметно. В разгар очередной — о, в то время они случались постоянно! — стычки с троллями, придворный бард, чистокровный гоулин, сочинил для своего сюзерена забавную песенку, выставляющую предводителя троллей в самом нелепом свете. Песенка немало повеселила как придворных, так и солдатню, подняла боевой дух всего королевства…

Кто же знал, что она дойдет до ушей того самого тролльего предводителя?

Кто же знал, что он затаит зло на всех гоулинов и однажды решит отомстить за позор, напав на долину?

Почти весь народ был уничтожен за пару дней. Некогда безмятежная долина превратилась в кровавую бойню. Выжили лишь те немногие, кого не было в долине в те страшные часы. Но и этого предводителю троллей показалось мало. Он приказал выжечь долину драконим огнем, чтобы заветные деревья, этиамы, название которых переводилось с древнего языка, как «искрящиеся», никогда больше не смогли расти там.

«Пусть все гоулины сдохнут от голода», — сказал он.

Но не учел одного…

Да, этиамы росли в долине. Здесь о них заботились, здесь была подходящая почва, нужное количество света, нужная магия, питающая их корни… Но вольный ветер никогда не миновал долины. Его порывы срывали легкие семена этиамов и уносили прочь. Недалеко, всего на несколько километров, но этого было достаточно — поискав как следует, вокруг долины можно было найти драгоценные деревья. Да, дикие растения не были такими красивыми, как их сородичи из долины… Да, у них не было таких широких и мясистых листьев, такого изумрудного насыщенного цвета…

Но они были.

И только их существование вот уже сто лет удерживало на самом краю гибели тех несчастных, кто уцелел в той давней резне, и вынужден был теперь скитаться по миру.

Самым ужасным было то, что те редкие уцелевшие деревца, словно в насмешку, росли по большей части не где-нибудь, а на землях троллей. И пусть давно, в очередном бою, умер тот обидчивый троллий правитель, с которого все и началось. И пусть не разделяли тролли ненависти своего правителя к гоулинам, выгоду свою они почуяли сразу. Пытались гоулины договориться с троллями, вернуться в долину, но жестокий, живущий по закону сильного народ остался глух к их просьбам и уговорам… Нет, и в долину пустить, и деревья отдавать тролли согласились, но… за плату. Причем плату установили такую, что и самый богатый король самой богатой страны не смог бы ее выплатить…

Что уж говорить о тех немногих выживших, умевших разве только сказки рассказывать?

Вот так и вышло, что уцелевшие гоулины вынуждены были всеми правдами и неправдами зарабатывать деньги, чтобы выкупить у контрабандистов — которыми чаще всего оказывались именно тролли — хоть маленькую веточку этиама, хоть пару листочков. Через несколько лет после разыгравшейся трагедии имя гоулинов в народе стало почти нарицательным для воров и мошенников.

И все равно, достать хотя бы один листочек заветного дерева удавалось немногим и очень редко. Вот и голодали гоулины, скитаясь по королевствам, влача жалкое, нищенское существование… Кто-то не выдерживал и сводил счеты с жизнью, но остальные продолжали бороться…

Закончив свой невеселый рассказ Лай надолго замолчал. Я тоже молчала, осмысливая услышанное. Казалось невероятным, что из-за глупой шутки был уничтожен целый народ, но не верить Лаю причин не было… Да и сам он сказал, что гоулины обманывать не могут. К тому же во время рассказа лицо парня было очень красноречиво, на нем ясно отражались испытываемые им эмоции: боль, ярость, отчаянье и дикое, звериное упорство, стремление стоять на своем до самого конца.

— Я слышал, что один из наших на эльфийке женился, дочка у них родилась недавно, — едва слышно, самому себе, вдруг сказал Лай.

Я вынырнула из своих мыслей и уставилась на него. Как-то не вязалась волчья тоска прозвучавшая в голосе парня, с образом яростного одиночки, который успел у меня сложиться…

— Чего смотришь? — заметив мое удивление, огрызнулся парень. — Спать пора. Завтра рано выйдем.

Мы шли еще четыре дня. Почти весь путь, что мы проделали, пролегал по глубоким оврагам, болотам и старым руслам рек. А сколько было поваленных, заросших мхом деревьев! Мы то и дело то пролазили под ними, то карабкались поверху. Это только со стороны кажется, что поход по лесу — сплошная романтика. На деле все оказалось до безобразия буднично: знай себе шагай. Несмотря на то, что дождя больше не было, и голодной быть не пришлось, эти четыре дня показались мне воплощением чьего-то извращенного представления об аде на земле. К концу второго дня я совершенно отупела от усталости и почти не осознавала, что происходит вокруг. К тому же постоянная сырость и ночевки под открытым небом сделали свое дело — я простыла. Меня лихорадило, из носа текло, а горло так отчаянно саднило, что мне постоянно приходилось сглатывать. Пределом мечтаний стали теплая постель и горячее питье (все равно, что это будет: вода, чай или даже молоко с содой… что угодно, лишь бы оно было горячее!). От слабости я едва держалась на ногах. Все силы уходили на то, чтобы не свалиться носом в грязь. Приди Лаю в голову утопить меня в болоте, я бы не сопротивлялась.

Зато сам Лай и Рокси были до отвращения бодры и энергичны. Рокси целыми днями нарезал вокруг нас круги. Так и не прошедшая слепота совершенно ему не мешала. Порой он убегал так далеко, что его не было ни видно, ни слышно по нескольку часов, но неизменно возвращался: шумно дышащий, со сбившейся в колтуны шерстью, в которую набились горы мусора. Первым делом он тыкался мордой в мою ногу, словно желая удостовериться, что я по-прежнему здесь и я — все еще я. Убедившись, что все в порядке, Рокси некоторое время трусил рядом, а потом снова убегал по своим загадочным звериным делам.

Лай же шел вперед с упорством, достойным лучшего применения. На все возражения и просьбы останавливаться почаще или идти помедленнее парень лишь напоминал мне о том, что осталось позади. Подбадривать меня он не считал нужным. Лай вообще мало разговаривал — только бросал короткие фразы, вроде «привал», «сходи за хворостом», «я за водой». Унылая атмосфера, которую я почти не замечала…