Нечаянный король

Глава четвертая ГОСТИ В ДОМЕ

У бесшумно воплотившегося на пороге верного Макреда было чрезвычайно непонятное и загадочное выражение лица. Можно даже подумать, будто он пребывал в полнейшей растерянности, которую не смог скрыть, – вот только, да будет вам известно, вышколенный слуга, тем более дворецкий манора, «первый после милорда», попросту не имеет права поддаваться вульгарным эмоциям, будучи при исполнении служебного долга. И тем не менее…

– Что там? – спросил Сварог, без всякого раздражения отодвигая подальше эскизы орденов, коими королю Хелльстада надлежало удостаивать и жаловать.

И аристократически поднял бровь в знак недоумения – он старательно изучал здешнюю светскую мимику, язык жестов и телодвижений, чтобы не выглядеть белой вороной.

– Милорд… – положительно, дворецкий был чуточку выбит из колеи. – Явился скрывающий лицо незнакомец, назвавшийся маркизом Керригатом, и просит незамедлительно его принять…

– Великолепная фраза, – оценил Сварог, подумав. – Прямиком из старинного рыцарского романа, а?

– Пожалуй, милорд… В особенности если учесть, что маркиз Керригат – лицо вымышленное, это как раз и есть персонаж романа, только не рыцарского, а любовного…

Внизу весело гавкнул Акбар – словно в колокол бухнули.

– И почему же у вас столь неописуемое выражение лица, Макред? – спросил Сварог. – На себя не похожи. Неужели вас способен удивить столь примитивный розыгрыш?

– Это императрица, милорд, – почтительно оцепенев, выпалил Макред. – В замаскированном облике, ничуть не похожа на себя, но это ее величество императрица, никаких сомнений. Я не стану попусту тратить ваше время, милорд, излагая вульгарные и долгие подробности, каковые вам вовсе и не должны быть интересны… скажу лишь, что я, как дворецкий, обязан безошибочно узнавать любого благородного обитателя небес, даже если он изволил придать себе иной облик… Этому обучают дворецких, но не простых слуг… Там, внизу, императрица.

– Да? – сказал Сварог удивленно. – А свита? Охрана? Строжайший церемониал?

– С ней никого нет, милорд. Это неслыханно, но все так и обстоит. Она прибыла на обычном браганте, которым управляла сама. Никто в замке и не подозревает… В столь небывалой, экстраординарной ситуации, нарушающей все мыслимые правила этикета, я счел себя обязанным хранить тайну…

– Бесценный вы мой, что бы я без вас делал… – сказал Сварог почти растроганно. – Ну что же… Сдается мне, отправить ее восвояси было бы и вовсе вопиющей бестактностью… Проводите вашего маркиза в библиотеку. И стойте на страже, чтобы нам никто не мешал… Где Мара?

– Лауретта Сантор еще не вернулась из Готара, и с ней господин… Карах.

Сварог понимающе кивнул. Его высокие министры работали в поте лица, превращая Готар в жалкое подобие королевской столицы. Поскольку Хелльстад в силу своей известной специфики так и оставался закрыт для внешнего мира (Сварог плохо изучил свое новое приобретение, а потому и не лез пока что ничего перестраивать), а Три Королевства являли собою почти безжизненные пространства, он по размышлении решил устроить временную канцелярию, этакую походную ставку, как раз в Готаре. Готар со всех точек зрения смотрелся не более чем убогой деревушкой, но тут уж ничего не поделаешь – полноправный земной король просто-таки обязан располагать местом, куда могут прибыть послы коллег-монархов, куда будут приходить послания. Этакий почтовый ящик, своего рода штамп о прописке. Следовало заранее посочувствовать господам дипломатам, которым придется пока обитать в крестьянских лачугах и шатрах, но бюрократия – дело ответственнейшее, в чем его не перестает убеждать Канцелярия земных дел, не терпящая ни малейших отклонений от заведенных порядков. Король обязан иметь столицу, а в столице – иностранных послов. Что до декораций и интерьеров, нигде не сказано, будто королевская столица непременно должна быть многолюдным городом с каменными дворцами, башнями и проспектами. В конце концов, известный самодур король Гитре однажды устроил свою столицу на мельнице, с хозяйкой которой состоял в игривых отношениях. И ничего, сошло, иностранные послы, как миленькие, два года жили в походных шатрах на берегу речушки, а первый министр за неимением других помещений обитал и вовсе на чердаке. Те, кто к нему являлся за орденами и чинами, готовы были не то что на чердак – на крышу взобраться, а тем, кто получал выволочку, было опять-таки все равно…

Акбар проскочил в библиотеку первым, беззаботно стуча когтями по драгоценному паркету из сильванского бука. Следом чинно вошла невысокая фигура, живописно и романтически закутанная в длиннейший, до пола, черный плащ, с нахлобученной на нос шляпой. За ее спиной мелькнула вытянутая физиономия Макреда, ошарашенного небывалыми новшествами, – и дворецкий тут же бесшумно притворил дверь, у которой, нет сомнений, намеревался лечь костьми при возникновении таковой надобности.

– Мне кажется, он меня узнал, – безмятежно сказала Яна, сбрасывая плащ и шляпу на ближайшее кресло. – Иначе почему у тебя ни капельки удивления в лице? Я слышала краем уха, их чему-то подобному учат, но надеялась, что это вранье…

– Увы, выходит, что нет, – сказал Сварог, наблюдая за ней с любопытством.

Юная императрица – в темном мужском костюме, со скромным, одиноким, сиротливым таким бриллиантом на пальце величиной всего-то с горошину – опустилась в другое кресло, изящно мотнула головой, разбросав по плечам освобожденные от шляпы волосы. В отличие от Сварога, она казалась совершенно безмятежной, словно вообще не слыхивала о придворном этикете, хитросплетениями напоминавшем то ли лабиринт, то ли бред сумасшедшего. За прошедшие полтора года она выросла – уже не грациозно-неуклюжий подросток, а расцветающая девушка, очаровательная до сладкой жути, – однако, не без оснований подозревал Сварог, «вырасти» еще не значит «повзрослеть»…

– Что-то случилось? – спросил он, не теряя времени.

– А почему должно было что-то случиться? – Ее величество Яна-Алентевита удивленно подняла бровь, и у нее это получилось не в пример изящнее и естественнее. – Просто решила заглянуть к тебе в гости без всяких помпезных церемоний. Взяла брагант из ангара Серебряной Бригады и прилетела. В Келл Инире остался великолепный двойник, насквозь нематериальная иллюзия, конечно, но убедительная. Кто посмеет ущипнуть императрицу, чтобы убедиться, что она настоящая?

– Логично… – проворчал Сварог.

– Не столь уж и сложные заклинания, я слышала мельком, ты его тоже применял во время последней поездки на землю… Там, в Равене.

– А, ну да, конечно… – кивнул Сварог, спешно приводя в строгий порядок мысли. – «Твердая тень»?

– Именно. Двойник усердно работает в кабинете с важными государственными бумагами, беспокоить государыню в подобных случаях строжайше запрещено. Пикинеры у каждой двери, никто и не заподозрит…

В ее голосе звучало нескрываемое детское удовольствие, заставившее Сварога горестно вздохнуть полной грудью и укоряюще воздеть очи к потолку. Все это в воображении, разумеется, он до сих пор не ощущал в себе таланта воспитателя, тем более для обладавших необъятной властью юных красавиц, пусть и умных, но взбалмошных. Между прочим, идеальная ситуация и для государственного переворота, и для цареубийства. Если бы по дороге сюда с ее брагантом что-то случилось, истинное положение дел обнаружилось бы бог весть когда. Здешние летательные аппараты считаются безотказными и защищенными от всех мыслимых опасностей, но смогли же полтора года назад ребятки из «Черной благодати» сбить его ял над Хелльстадом…

– Ты не царедворец по натуре, – сказала Яна со знакомой легкой улыбкой. – И потому до сих пор не научился превращать свою открытую, честную физиономию в церемониальную маску. У тебя на лице во-от такими буквами изображено осуждение и порицание.

Сварог с безразличным видом пожал плечами, чувствуя себя стеклянным, – не самое лучшее ощущение, особенно в данной ситуации. Усевшийся рядом с креслом черный пес, которого строгий этикет не волновал ничуточки, безмятежно вывалил розовый язык длиной в локоть, и его шумное дыхание колыхало волосы на затылке императрицы – Акбар и в сидячем положении был повыше стоящего человека, хотя расти, кажется, уже перестал. Отвернувшись, Сварог сделал ему страшные глаза – слюна с языка капала прямо на черный бархатный рукав.

Яна, притворившись, что ничего не заметила, протянула руку и легонько коснулась кончиками пальцев черной лоснящейся шерсти:

– Про них в старых книгах понаписана уйма ужасов… А оказалось, собака как собака, разве что огромная.

– Ага, – сказал Сварог мрачно. – Разве что через стены может проходить и перемещаться в пространстве самым диковинным образом… Впрочем, лопать в три глотки это ему не мешает… В самом деле, ничего не случилось?

– Клянусь короной первого императора! – подняла она узкую ладонь. – Могу я однажды почувствовать себя обыкновенным человеком, прилететь в гости буднично и незаметно, без раззолоченной орды за спиной? – Яна прищурилась. – Придет время… Ваше королевское величество… младший мой кузен, когда вы тоже научитесь находить неизъяснимую прелесть в вопиющих нарушениях сковывающего этикета… Попомни мои слова. До меня быстро доходят иные новости. Насколько я знаю, ты уже успел понять, что есть некие механизмы, громоздкие, скрипучие и неприятные, которые вертят королями вопреки их желаниям… Правда?

– Что греха таить. Уяснил, – сказал Сварог с чувством. – Я уже верчусь в этих дурацких механизмах, вторую неделю…

– Ну да, я вижу, – бросила она быстрый взгляд на эскизы орденов. – Вот этот, насколько я догадываюсь, предназначен для моего дражайшего родственника Диамера-Сонирила, по прозвищу, которое благовоспитанная девица не должна произносить вслух?

Сварог мрачно кивнул.

– Добавь еще на гербовую цепь какие-нибудь разлапистые висюльки, – деловито посоветовала Яна. – И вот здесь присовокупи глупой роскоши – лучей побольше, ажурных ободьев, самоцветов… Он несказанно растает душою и будет тебя обожать. Бедняге так мало нужно для счастья… Что за идиотскую идею ты ему подсунул? К чему нам такое количество наместников?

– Я забавлялся, – сказал Сварог, пряча глаза.

– Ну, я-то так и подумала… А этот болван принял все всерьез, сочинил длиннейший меморандум, который мне пришлось читать… Послушай, я давно тебе, уж прости за пошлое слово, даровала всевозможнейшие беспрепятственные доступы за пикинеров и кабинет-лакеев, права являться без доклада… Почему ты у меня не бываешь? Только честно. Я всегда рада тебя видеть. Что-то не так?

– Твой «ближний круг», я уже подметил, четко делится на две категории, – сказал Сварог. – Повзрослевшие товарищи детских игр, из хороших фамилий, понятно, и светские хлыщи, попавшие за пикинеров исключительно благодаря знатности рода. Вторых я не переношу. А что до первых… В общем, симпатичные мальчики и девочки, но я для их компании староват. Вот тебе вся правда. А теперь еще и обязанности навалились негаданно, привалили эти клятые королевства, я, что самое печальное, чувствую за них ответственность, не могу бросить просто так… Это с Готаром было легче – большущая деревня, и не более того, там у меня троица управителей, следят друг за другом, а потому, как я слышал, воруют умеренно. Если только Мара их не повесила, с нее станется…

– Вот кстати! Я о ней наслышана. Как бы на нее наконец посмотреть? Когда вам вручали ордена, я ее и не разглядела толком, шеренга была длинная, все тянулось согласно этикету…

– Она в Готаре сейчас. Дела. Как-никак первый министр, пусть и довольно эфемерной державы. Прилетит только утром, я думаю.

– Жаль. У вас с ней… легко?

– Пожалуй, – медленно сказал Сварог, почти не удивившись ее осведомленности. – Очень точное определение. Нам и в самом деле легко…

– Ну вот… – сказала Яна с непонятной интонацией.

Встала, задумчиво подошла к высоченному глобусу Талара, легонько крутнула его указательным пальцем – и с тем же непонятным выражением на точеном личике направилась дальше, к мозаичной стене. Акбар дружелюбно наблюдал за ней, вывалив язык. Заложив руки за спину, склонив голову к левому плечу, Яна созерцала произведение старинного скульптора (или как там они назывались, мастера-мозаичники?), чье имя вылетело у Сварога из памяти. Выдержанная в изумрудно-синих красках мозаика изображала златовласую девственницу в старомодном платье, сидевшую под могучим дубом в компании белоснежного златорогого единорога, только что, надо полагать, ею усмиренного, ибо зверь сей, как известно даже из школьного курса мифологии, покоряется лишь непорочной деве, а тем, кто себя не соблюл, нечего и пытаться изображать дедушку Дурова.

Сварог терпеливо ждал, стоя в свободной позе. Пауза что-то затягивалась, в библиотеке стояла неловкая тишина.

– Древние считали, что приручить единорога – это подвиг, – чересчур уж равнодушным тоном сказала Яна, оборачиваясь к нему. – Увы, мне этот подвиг уже никогда не совершить…

Сварог едва не пробормотал по инерции какую-то светскую бессодержательную глупость вроде «Вот как?» – одну из тех никчемушных реплик, что ничегошеньки не значат, но тем не менее помогают поддерживать беседу. Но до него довольно быстро дошло, сообразил, что к чему и каков тут лежащий на поверхности подтекст, и почему она так уставилась – словно бы с вызовом, с комической важностью девочки, впервые надевшей взрослые туфли на высоких каблуках или платье с вырезом. Ах, вот оно что… Свершилось, понимаете ли, и мы теперь ничем не хуже прочих, испробовавших взрослые тайны… Но как прикажете держаться? Чтобы обошлось и без пошлости, и без равнодушия – каковое, думается, заденет ее еще сильнее, нежели пошленькая реплика… Задачка.

Яна ждала, напряженная, серьезная и невинно прекрасная. Принужденно улыбнулась:

– Вот такие дела…

Сварог осторожно сказал, отгоняя крутившуюся в голове крайне соблазнительную картину воспитания этой вертихвостки при помощи мощного солдатского пояса:

– Наверное, следует поздравить? Смотря как ты сама к этому…

Она на миг опустила глаза:

– Я не сказала бы, что встретилась с чем-то неприятным, пожалуй, наоборот… – Тихо подошла, остановилась перед ним, подняла лицо: – Ты можешь объяснить, почему вы такие?

– Кто?

– Мужчины, конечно!

– Да какие? – спросил он в полнейшей растерянности.

«Вперехлест тебя растуды через пьяного осьминога! – припомнил он одно из любимых присловий боцмана Блая с „Божьего любимчика“. – Неужели у тебя подружки не нашлось, чтобы с ней об этом пошептаться?!»

– Мне нужен серьезный совет, – сказала Яна. – Я ни с чем подобным еще не сталкивалась, приходится учиться на ходу…

– Изволь. У меня и в мыслях нет зубоскальства.

– Уже через неделю он начал вести себя совершенно неприемлемым образом, – тихо, почти бесстрастно сказала Яна, словно излагала заученную теорему строго по учебнику. Она вновь опустила глаза. – Как некий хозяин, имеющий право и покровительственно держаться, и давать советы совершенно непререкаемым тоном, вообще вел себя так, словно я кукла, вещь, словно у меня нет мозгов, желаний и воли, да и не должно быть, ни собственных стремлений, ни права голоса… Дело не в том, что он простой гвардеец, а я – императрица, совсем не в том… По-моему, любая горничная полезла бы на стену от такого обращения… Как объяснить…

– Я, кажется, понял, – сказал Сварог. – Тебе просто подвернулся… неправильный объект. Дурак и ничтожество. Уж поверь моему опыту, умные ведут себя совершенно иначе, и такие типы вовсе не олицетворяют собою весь мужской род… Я бы рискнул посоветовать…

– Спасибо, уже не нужно! – она вскинула огромные синие глаза, сверкнувшие холодной венценосной спесью. И вмиг из растерянной девочки обратилась в Высокую Госпожу Небес. – Все и так завершилось быстро и решительно. Данный субъект, в одночасье осыпанный повышениями и регалиями, после завершения сего золотого ливня моментально отправлен на Сильвану. Протирать штаны на одном из высоких, почетных, но совершенно бесполезных постов. С недвусмысленным напутствием подольше там оставаться и по собственному желанию на Талар ни в коем случае не возвращаться. Иначе потеряет все жалованное.

– Поздравляю, – серьезно сказал Сварог. – Так и следовало.

Он редко появлялся в «обществе», но кое-какие светские сплетни до него все же долетали – гости заглядывали частенько, особенно старички из Геральдической коллегии и принц короны Элвар, любитель как ядреной самогонки, так и свеженьких придворных сплетен. Так что Сварог поневоле был в курсе иных нашумевших перемещений, падений и взлетов. Ну да, вот именно, три дня назад некий герцог и лейтенант Яшмовых Мушкетеров, красавчик, повеса и болван редкостный (родовит весьма и, кстати, как раз из «ближнего круга»), неожиданно для всех был уволен из гвардии, получив взамен нереально для него высокий чин гражданской службы, орден Высокой Короны с цепью – и в тот же день отбыл на Сильвану возглавлять одну из канцелярий. Феерический взлет для ничем не примечательного светского хлыща, необъяснимый одной лишь знатностью рода, – хватало придворной шушеры и родовитее. О причинах, что самое интересное, толком не знал даже Элвар – скучающий небесный бомонд при всей своей испорченности, мило именуемой легкостью нравов, все же не додумался до очевидного…

– Знаешь, что самое печальное? – сказала Яна, отворачивая чуть порозовевшее личико. – Я бы не прочь расширить полученный опыт… но в следующий раз заранее буду подозревать самое худшее, бояться, что получится еще унылее, что сама я никого и не интересую, что всем нужны лишь проистекающие возможности, милости и ордена… Теперь я понимаю, почему иные летают на землю и живут там инкогнито…

– Это у тебя пройдет, – сказал Сварог со всей возможной убедительностью. – Вот такие коллизии, хотим мы того или нет, как раз и называются жизненным опытом. Скверно, конечно, но пока не споткнешься на ровном месте, шишек не набьешь…

И вспомнил собственную законную супружницу – уже как сон, как что-то насквозь нереальное. Вся прошлая жизнь уже казалась подзатянувшимся сном.

– Хорошо еще, что я не влюбилась, – сказала Яна задумчиво. – Иначе было бы тяжелее.

Сварог чувствовал себя чертовски неловко. Вряд ли он годился в поверенные сердечных тайн милых девиц – по его глубочайшему убеждению, выбранное взбалмошной девицей на такую роль существо мужского пола обязано быть либо ветхим старцем, либо законченным импотентом, и никак иначе. Ни отцовских, ни братских чувств он в глубинах своей незатейливой души не ощущал вовсе. Скорее уж, если взглянуть правде в ее бесстыжие глаза, его чувства были полной противоположностью вышеназванным. Особенно после только что прозвучавших признаний, когда в душе ворочалась и порыкивала завистливая ревность к счастливчику, ухитрившемуся всего-то оказаться под рукой в нужный момент, а более ничем не примечательному…

Великие небеса, как обтягивал фигурку бархатный камзол! Такова уж нехитрая и прямолинейная мужская логика: Сварог, уже довольно избалованный здешними красотками (как-то незаметно для себя стал модной достопримечательностью заоблачного бомонда благодаря своим земным приключениям и их последствиям), все же не мог в присутствии Яны сохранять равнодушие. Но меж томлением духа и конкретными практическими шагами зияла пропасть. Видимо, виной всему – въевшиеся за долгие годы в плоть и кровь армейские стереотипы. Как-никак это была императрица – особа номер один в системе строгой субординации. Ухаживать за ней всерьез казалось столь же вопиющей бесцеремонностью, как в прошлой жизни – ввалиться в кабинет маршала Советского Союза, выставить на стол бутылку водки, примостить рядом горбушку, плавленый сырок и, не выбирая выражений, предложить хлопнуть по граненому за все хорошее. Должно быть, прошлое-то забывалось понемногу, но многое засело в подсознании…

А потому Яна казалась прекрасной и недоступной, как далекая звезда с ночного небосклона (впрочем, любимой метафорой здешних поэтов для данного случая была почему-то радуга). Насколько проще все было с чередой доступных и прямолинейных светских красоток, яркими ночными бабочками пропорхнувших через его спальню при насмешливом поощрении Мары, полностью лишенной женской ревности…

– Я тебя смутила? – с любопытством спросила Яна.

– Не особенно, – сказал Сварог. – В конце концов, все это естественно и даже банально… Я понемногу приобретаю светский лоск…

– Да, я наслышана, – кивнула она с безразличным видом.

И не стала развивать свою мысль, но посмотрела очень уж многозначительно, заставив Сварога смущенно отвернуться к высокому стрельчатому окну, за которым розовел над белыми облаками закат.

– Садись поближе, – сказала вдруг Яна. – И слушай внимательно. Давай поговорим о более серьезных вещах. Как ты отнесешься к тому, чтобы занять кресло канцлера? Верни на место нижнюю челюсть, пожалуйста. Говорю тебе, начинается серьезнейший разговор о государственных делах.

– Я?!

– Вот именно. Ах да, ты, как и большинство, представления не имеешь о некоторых важных событиях, приключившихся буквально вчера… – И она продолжала с ясной, мечтательной улыбкой: – Я проявила себя жуткой самодуршей, знаешь ли, узурпаторшей, тираншей… По сути, я совершила натуральнейший государственный переворот, задуманный практически в одиночку, проведенный в жизнь, не могу не похвастаться, блестяще. Я специально изучила и опыт кое-кого из коронованных предков, и некоторые, мягко говоря, решительные шаги земных королей, раздраженных излишним вмешательством в их дела всяких там парламентов…

Сварог мрачно спросил:

– Ты не про то ли намекаешь, как Конгер окружил драгунами уитенагемот и разогнал его к чертовой матери?

– Совершенно верно, – с невинной улыбкой благонамеренной девочки кивнула Яна. – Я, правда, не стала претворять в жизнь план Конгера во всех деталях, а потому никого не били по шее рукоятями мечей и не выбрасывали в окошки… Но суть и последствия, признаюсь, те же. Были подняты по тревоге Бриллиантовые Пикинеры и Серебряная Бригада, Келл Инир окружили боевыми машинам и на четыре часа изолировали от внешнего мира под предлогом репетиции военного парада… Я одним указом отменила около сотни самых замшелых установлений и правил. Ни Палата Пэров, ни Тайный Совет, эти скопища болванов и чванных невежд, более не имеют ни малейшей возможности влиять на государственные дела. Они решительно ни на что не смогут более влиять. Момент был выбран, снова похвалю свое коварство, как нельзя более подходящий: оба заведения после известных арестов кое-кого из их членов по делу «Черной благодати» пребывали в ошеломлении и оцепенении. Я и ударила в самое сердце… Каюсь, била не в сердце, а пониже пояса, но другого такого случая могло и не представиться…

– Да это… – сказал Сварог растерянно. – Это же революция!

– В какой-то мере, – ангельским голоском подтвердила Яна. – И, что самое приятное, изменения необратимы. Старики – впрочем, далеко не все – и особо стойкие ревнители традиций втихомолку ворчат по углам, но никто не в силах чему бы то ни было помешать – любые попытки подпадают под обвинение в государственной измене… Те, кто помоложе, искренне рукоплещут, поскольку привыкли относиться к этим «заповедникам старичья» с тихим презрением, люди дела, те, кто работает по-настоящему, довольны, а светские бездельники и вовсе не способны на организованное сопротивление… Вот теперь тебя проняло по-настоящему, я же вижу… Ты ведь тоже не принимал меня очень уж всерьез? Взбалмошная девочка с отличной фигуркой, а? В общем, теперь я правлю самовластно. Реальные нити управления – в руках Кабинета и канцлера. Что скажешь?

– Ничего, – честно признался Сварог. – Слов нет.

Он прожил здесь достаточно долго, полтора года, был посвящен во многие секреты – и мог в полной мере оценить размах свершившегося, его значение и последствия. И Палата Пэров, и Тайный Совет – пережившие в свое время многолюдные говорильни, согласно канонам тысячелетней давности имевшие право дилетантски вмешиваться буквально во все, топить любую новую идею в бесконечных дискуссиях, забалтывать проекты, которых попросту не понимали, приводя специалистов в тихое бешенство. Управление делами Империи в одночасье упростилось несказанно. И самое пикантное во всей этой истории то, что интересы бюрократов вроде Костяной Жопы, надо полагать, не пострадали нисколечко, а потому чиновничье племя, есть такое подозрение, выступило единым фронтом с молодыми реформаторами – не столь уж это ново в истории человечества. То, о чем они когда-то с оглядочкой шептались с Гаудином и его друзьями перед последней командировкой Сварога на землю, вдруг стало реальностью.

– Ну как? – с живым интересом спросила Яна. – Согласись, я гожусь не только на то, чтобы раздевать меня взглядом и выпрашивать ордена?

Сварог помотал головой:

– Слов нет, ваше императорское величество.

– То-то, – важно, торжествующе сказала Яна. – Рада, что ты оценил по достоинству мои скромные усилия и экспромты с дебютами… Итак? Что скажешь насчет кресла канцлера? Я говорю совершенно серьезно.

– Подожди, – сказал Сварог. – Чем плох нынешний? Все, что я о нем знаю, укладывается в простое определение – мощный мужик. Совсем не стар, умен, его многие уважают, я не о светских хлыщах говорю…

– Не спорю. Но дело-то в том, что канцлер мне достался в наследство. От отца.

– Ага, – сказал Сварог. – А тебе, значит, непременно нужны новые люди? Никак с прошлым не связанные?

– Вот именно. Не столь уж оригинальная, зато эффективная практика.

– Увы, не всегда… – сказал Сварог. – И это у тебя – единственный мотив для смены канцлера?

– Ну, вообще-то… – протянула Яна.

Сварог подметил, что прежней уверенности у нее внезапно поубавилось. И твердо сказал:

– Точно, единственный мотив.

– Ну и что?

– Заранее прости за резкость… – сказал Сварог. – Вот эта твоя идея мне категорически не нравится. Прекрасно, что ты оттерла от государственных дел две этих бесполезных говорильни… Но насколько блестящим был этот ход, настолько слаб и вреден другой… Менять канцлера только потому, что он тебе достался в наследство от прошлого царствования… Нет уж. Я попросту не справлюсь. Нельзя назначать толкового капрала командиром полка – это совсем другой уровень. Есть лестницы, которые никак нельзя преодолевать бегом, прыгая через три ступеньки…

– Но ты же назначил министрами Мару и своего домового?

– У меня всего-то тысячи три подданных – главным образом в Готаре, состоящем из полудюжины деревенек. Собственно, Готар и есть одна большая деревня… Господи, да я во многом не разбираюсь, многого до сих пор просто не знаю! Я тебе наломаю таких дров, что выправлять положение будут годами… Нет уж!

– А если я разгневаюсь всерьез?

Ему было неуютно. Однако в голосе Яны не ощущалось особенного гнева, скорее уж, такое впечатление, подтвердились какие-то ее предположения…

– Вряд ли, – сказал Сварог. – Ты себя показала умницей и вполне зрелым государственным деятелем…

– Вот только примитивной лести не нужно!

– Я вполне серьезно. Если ты разгневаешься всерьез, я в тебе разочаруюсь и буду считать, что ты еще не выросла…

– Хитрец ты, оказывается…

– Скорее уж реалист.

– Что же, я не могу на тебя более рассчитывать?

– Наоборот, – сказал Сварог. – Любое поручение, любой приказ. В лепешку ради тебя разобьюсь. Только не предлагай мне постов, до которых я попросту не дорос.

– Ну что же… – с расстановкой промолвила Яна. – Что же тут поделаешь… Возможно, это и в самом деле не лучшая моя идея. Но отсюда плавно вытекает, что есть посты, до которых ты вполне дорос…

Ее прервал тоненький серебряный звон. Яна обернулась к большой, искусно выполненной модели корабля, боевого парусного фрегата, стоявшей на лакированной подставке в ближайшем углу. Туда же уставились Сварог и настороживший уши Акбар.

Крохотный, с ноготок, серебряный якорь, только что касавшийся подставки, быстро поднимался вверх, словно прятавшиеся внутри крохотные человечки крутили брашпиль, – тонюсенькая сверкающая цепочка быстро уползала в клюз. Хлопнув, сами собой развернулись украшенные гербами и геральдическими чудищами паруса, вздулись, будто наполнились ветром, не ощущавшимся никем в комнате. На корме взвился бело-желтый клетчатый вымпел, очевидно, означавший готовность к походу. Во время своих недолгих плаваний Сварог наблюдал нечто похожее, в наборе сигнальных флагов уважающего себя судна обязательно имелись такие вымпелы. Наглухо прикрепленный к подставке кораблик, казалось, пустился в плавание по несуществующему морю.

– Это ты развлекаешься? – обернулась к нему Яна.

– Нет, честное слово, – сказал Сварог. – Это такая фамильная безделушка. Дворецкий деликатно сообщает, что хочет меня незамедлительно видеть по какому-то спешному делу… Как бы в Готаре чего не случилось… Извини, я…

– Да, конечно…

«Вот именно, не случилось ли чего в Готаре? – обеспокоенно подумал он, быстрыми шагами направляясь к двери. – С Марой несколько гвардейцев, да и без них ее голыми руками не так-то просто взять, да и вооруженными тоже, но мало ли… Когда начинаются дворцовые перевороты, ошеломляющие реформы и резкие перемены, когда у тебя множество врагов, причем об иных ты и не подозреваешь, пока не кинутся из-за угла…»

Чуть приоткрыв дверь, он выскользнул наружу. Нет, лицо у Макреда было, конечно, озабоченным, однако…

– Что-то случилось?

– Не думаю, милорд, – чопорно ответил дворецкий. – И все же я рискнул вас побеспокоить… Только что в замок прибыл и желает незамедлительно с вами встретиться его светлость герцог Дирмед, канцлер Империи. Герцог одет в приличествующий его рангу мундир, при орденах и парадном оружии. Следовательно, либо речь идет об официальном визите, либо он в таком виде явился к вам прямо из дворца, что опять-таки свидетельствует о серьезности и неотложности дела, по которому его светлость прибыл…

«Неужели выследили девчонку?» – подумал Сварог. И быстрым шепотом распорядился:

– Задержите его на пару минут, Макред, соврите… впрочем, не врите. Просто-напросто не говорите всей правды. Скажите, что у меня дама, и потребуется какое-то время, чтобы деликатно ее выпроводить… Светский человек поймет…

– Безусловно, милорд. Я могу идти?

Сварог кивнул, вернулся в библиотеку и выпалил с порога:

– Канцлер. При мундире и орденах. Выставить за дверь никак невозможно…

– Его выставишь, как же… – ничуть не удивившись, понятливо кивнула Яна. – С отцом они, бывало, в голос спорили…

– Но ведь не выгонял его твой батюшка, а? – прищурился Сварог. – Значит, ценил… Что же делать-то?

– Какие пустяки… – Она встала, подошла к стене с мозаичной девственницей. – Я попросту уйду не вполне обычной дорогой, чтобы не создавать излишних сложностей… До скорого!

Она выбросила ладонь, начертила перед собой в воздухе какую-то не особенно сложную фигуру – и уверенно двинулась к стене, вошла в нее, словно привидение, во мгновение ока пропала с глаз, так что Сварог, не ожидавший столь эффектного исчезновения, даже отшатнулся.

Опомнился. Приоткрыл дверь, разрешающе кивнул Макреду. И встретил канцлера стоя, как и диктуют правила хорошего тона в разделе «Прием гостей воспитанным хозяином».

Канцлер, судя по всему, тоже читал эти правила, особенно раздел «Поведение воспитанного гостя», – он приложил левую руку к сердцу и раскланялся, держа шляпу с пышным пером на отлете, потом переложил ее в левую руку, а правую опять-таки прижал к сердцу и раскланялся вторично. Сварог выполнил плавный жест правой рукой, указывая на кресло. Канцлер церемонно в данное кресло опустился. На чем торжественная часть, собственно говоря, и закончилась, к несомненному облегчению сторон.

– Вино, быть может, ваша светлость? – спросил Сварог, решив быть гостеприимным до предела. – Или прохладительные?

– Нет, спасибо, – сказал канцлер самым обычным голосом. – Не утруждайте себя…

На нем и в самом деле был раззолоченный придворный мундир с парой дюжин орденов. «Надо бы и ему что-нибудь хелльстадское преподнести, с цепями и висюльками, – спохватился Сварог. – По дипломатическому протоколу полагается… Интересно, он в самом деле не успел переодеться, или хотел произвести впечатление, напомнить лишний раз, что он тут – первый после императрицы?» Если верно второе, то ситуация довольно пикантна – пять минут назад Сварогу стоило только слово сказать, чтобы самому оказаться в этаком мундире, в кресле канцлера…

Он украдкой рассматривал гостя – до сих пор видел его лишь на дворцовых приемах, то есть в обстановке, больше напоминающей кукольный театр: каждое слово и всякое перемещение любого человека расписано и регламентировано заранее, и получается музыкальный ящик с марионетками…

Показаться невежливым он не боялся: очень скоро сообразил, что канцлер занят тем же самым, украдкой рассматривает его с несомненным любопытством.

– Простите, что пришлось нарушить ваше уединение… – сказал канцлер.

– Пустяки, – ответил Сварог. – Дама все равно собиралась уходить… У вас какое-то дело ко мне?

Его собеседник, широкоплечий мужчина лет сорока (то бишь, несомненно, четырехсот), с первыми ниточками седины в густых коротких усах и жесткой шевелюре, на первый взгляд казался не великого ума субъектом, простоватым и незатейливым. Такое уж у него было лицо, поистине капральское, плохо сочетавшееся с расшитым тяжелыми золотыми узорами мундиром и гирляндой орденов. Однако поддаваться этому впечатлению не следовало, ох, не следовало…

– Возможно, вы и не поверите, лорд Сварог… – сказал канцлер. – Но я до сих пор не могу в точности сформулировать цели и мотивы моего визита. Мне хочется взглянуть на вас, пообщаться, составить о вас некоторое впечатление… но дело даже не в этом, все сложнее. Враждовать нам пока не из-за чего, слухи, будто вас прочат на мое место, я считаю дурацкими. Если вы – человек умный, откажетесь, а если глупы, мне вас будет очень легко подсидеть и обыграть…

В конце концов, с него ведь не брали слова хранить кое-какие разговоры в тайне? Сварог решился:

– Я отказался.

– Очень похоже, что вы не врете… Что ж, это доказывает, что человек вы неглупый и прекрасно понимаете, сколь беспомощны были бы в этой роли… Значит, враждовать нам не из-за чего. Сотрудничать… здесь я тоже пока что не вижу, в каких областях мы могли бы стать с вами союзниками и соратниками. Вероятнее всего, если стремиться к точности формулировок – а за мной водится такой грешок, – я хотел бы понять, что вы за человек, чего хотите от жизни и каких неприятностей можно от вас ждать…

– От меня?

– От кого же еще? – усмехнулся канцлер. – Известно ли вам, в чем, если отбросить словесную шелуху и поэтические преувеличения, удел государственного мужа? Да попросту ждать неприятностей со всех сторон, поскольку со всеми радостными новшествами и событиями легко и охотно справляется орда нижестоящих, перебрасывая наверх право принимать решения по жизненным тяготам… Вы еще попомните мои слова, когда всерьез начнете править в качестве земного короля.

– По-моему, я вовсе не собирался доставлять вам неприятности…

– При чем тут ваши побуждения? – пожал плечами канцлер. – Простите за цинизм, но сам факт вашего существования – постоянная головная боль, источник неприятностей, фактор. Хотите вы этого или нет. В свое время, вскоре после вашего первого возвращения с земли, в узком кругу вполне серьезно обсуждалось, не убрать ли вас.

– То есть?

– Не будьте ребенком! – с досадой сказал канцлер. – Убрать – и означает убрать… – Он недвусмысленно черкнул большим пальцем по горлу. – Гнев императрицы меня не пугал: всегда можно обставить все так, что ни одна живая душа не будет сомневаться в подлинности «несчастного случая», даже наша императрица с ее нерядовыми способностями… После долгих дискуссий и размышлений я решил оставить вас в живых. Не в доброте дело и не в иных пророчествах, как будто на вас пошитых: пророчества, знаете ли, вовсе не обязаны исполняться, они представляют собою лишь один из вариантов будущего, вовсе не обязательно, чтобы именно он претворился в жизнь. Мне просто-напросто однажды пришло в голову, что убирать вас будет неразумно и непрактично. Что польза может перевесить возможный вред. Как видите, я не стараюсь казаться лучше, чем я есть… Что поделать, должность такая. Монархи и канцлеры не могут, увы, руководствоваться обычной людской моралью и этикой. Сами убедитесь.

– Надеюсь, что нет.

– Убедитесь, – сказал канцлер. – Или не сможете стать хорошим королем… Так вот, я надеюсь извлечь из вас пользу… и хочу, чтобы вы мне в этом помогли. Вам, часом, такое заявление не кажется ли верхом цинизма?

– Представьте себе, нет, – усмехнулся Сварог. – И какую же пользу вы из меня собираетесь извлечь?

– Если бы я знал… – с обезоруживающей прямотой усмехнулся канцлер. – Если бы я знал… Вы уже принесли пользу, уничтожив Глаза Сатаны, – но вот где вас использовать далее… Пока не знаю. Опять-таки, отдавая дань своей привычке, сформулирую пожелания: я хотел бы, чтобы, буде возникнет такая необходимость, вы пошли бы навстречу моим просьбам… Могу я заручиться вашим согласием?

– Я не любитель давать опрометчивые обещания, – сказал Сварог. – Но, в принципе, сотрудничать с вами не отказываюсь. Если это не пойдет во вред тем людям, к которым я отношусь с симпатией.

– Императрица к ним относится?

– Безусловно.

– Вот видите. Я желаю ей только добра…

– А не может ли случиться так, что ваши и ее представления на сей счет могут разойтись? – безразличным тоном спросил Сварог.

Канцлер бросил на него колючий взгляд. Нахмурился:

– По-моему, проблема допускает лишь однозначное толкование. Она слишком молода и неопытна. Не спорю, она провела просто блестящую операцию – я о расправе с Палатой Пэров и Тайным Советом. Но в ней еще много детского. Поэтому взрослые должны мягко на нее влиять… А вы, несомненно, относитесь к тем, кто имеет на нее влияние.

– Я? – искренне удивился Сварог.

– Вы, дорогой мой, вы. Хоть и сами о том не подозреваете. Ваше загадочное появление, ваши земные подвиги… Она готова прислушиваться к вашему мнению, а это очень важно. Главное, чтобы влияние приняло должное направление.

«Ага, понятно, – подумал Сварог. – Не столь уж сложная комбинация. Ты будешь влиять на меня, а я должен влиять на нее… Интересно, к этому гвардейскому болвану ты тоже подкатывался? Или он для тебя был слишком глуп? Пожалуй. Иначе не кончил бы столь печально, уж ты-то научил бы его наилучшей линии поведения…»

– Я, простите за прямоту, рассчитываю на определенную благодарность с вашей стороны, – продолжал канцлер. – Как-никак именно я сразу после вашего появления добился, чтобы вы обрели нынешний статус. В ту пору вы были абсолютно беззащитны, а наши лихие умельцы из Магистериума добивались, чтобы вас передали им в качестве… назовем вещи своими именами, в качестве подопытного животного. Их крайне интересовал – и до сих пор интересует – механизм вашего переноса в наш мир…

– Ну да, понимаю, – сказал Сварог. – Проект «Алмазная стрела», верно? Путешествия во времени?

– При чем тут путешествия во времени? – с искренним недоумением вскинул голову канцлер. – Какое вы имеете отношение к…

– Но ведь я – из вашего будущего…

Он замолчал на полуслове. Канцлер скривился, как от зубной боли, он походил на игрока, по собственной воле сдавшего противнику все козырные карты. Даже легонько ткнул себя по лбу полусогнутой ладонью.

– Поздравляю, лорд Сварог, – желчно усмехнулся он после короткого молчания. – Я давненько уже не попадал впросак… Хорошо. Я буду с вами предельно откровенным, чтобы вы оценили мое к вам расположение… Я-то думал, доктор Молитори успел вам сказать, потому и не удержал язык за зубами… Позвольте вас удивить. Вы не имеете никакого отношения ни к нашему будущему, ни к вашему прошлому. Вы совершили путешествие не во времени, а в пространстве. Пришли из одного из тех миров, которые для простоты называют Соседними Страницами. Их по-всякому именуют ученые: параллельные миры, Иномирья, Слоистые Пространства… Мне же больше нравится не вполне научное, но удивительно точное определение: Соседние Страницы. Если уподобить нашу многомерную Вселенную толстой книге, то миры похожи на страницы. Покинутая вами планета – не в прошлом, а где-то рядом. Где именно, я так и не понял, такое впечатление, что физики не вполне понимают это и сами…

– Но Гаудин…

Канцлер досадливо махнул рукой:

– Об истинном положении дел не знал даже Гаудин. Даже императрица. Правду знаем только я и трое ученых. Причины такой секретности весьма просты: дороги в Соседние Страницы и Заводи – пожалуй, самая головоломная на сей день загадка для науки. До Шторма обстояло совершенно иначе – они-то умели… Древние Дороги – это как раз и есть пути меж параллельными мирами. Иные наши предки, обитавшие на Таларе до Шторма, умели ими пользоваться… Мы – нет.

– А что такое Заводи?

– Для простоты изобразим это в таком вот виде… – Канцлер, оглядевшись, придвинул лист бумаги и извлеченным из-за златотканого обшлага стилосом изобразил нечто вроде прямой линии, там и сям украшенной примыкающими к ней кружочками. – Эти кружки и есть Заводи. Заводь – не параллельный мир, а, скорее, примыкающий к нашему миру параллельный анклав. Некая область самых разных размеров – от нескольких югеров до стран, не уступающих размерами Ронеро. Мы точно знаем, что они существуют, что иные обширны и обитаемы… но мы не знаем, как открывать туда дорогу.

– Так-так-так… – сказал Сварог. – Вот почему я так и не нашел на карте Сильваны города Коргала… Ни в одном справочнике о нем не упомянуто…

– Вот именно. Судя по всему, Коргал – это то ли Соседняя Страница, то ли Заводь. Более детальных объяснений я вам дать не в состоянии: проход открылся неожиданно и столь же внезапно закрылся, причем на той стороне остался корабль речной полиции, посланный в погоню за этими вашими разбойницами. Вам повезло вовремя унести оттуда ноги…

– Интересно, – сказал Сварог. – А эти твари, что вылезли из доброго старого фамильного зеркала? Могли это оказаться жители какой-то Заводи?

– Почему бы и нет? Возможно… Опять-таки мы ничего не в состоянии утверждать уверенно. Мифы о причастности зеркал к Древним Дорогам, Заводям и Соседним Страницам… точнее, к путям в таковые, так и остаются пока мифами, из которых при всем усердии нельзя извлечь рационального зерна. Связь происшедшего с вами с Багряной Звездой опять-таки проблематична.

– Вы хотите сказать…

– Ну да, – скучным голосом сказал канцлер. – В том месте, где вы ее видели на небе, и в самом деле зафиксирован некий объект, находящийся на огромном расстоянии и перемещающийся с определенной скоростью, вычисления еще не завершены, но уже сейчас можно говорить, что период обращения данного тела по своей весьма вытянутой орбите и в самом деле может быть близок к пяти тысячам лет…

– Но ведь это означает…

– Это ничего еще не означает, – отчеканил канцлер. – Ни-че-го. Даже при моей привычке во всем видеть возможные неприятности. Именно потому, что я реалист и прагматик, я и не могу пока относиться серьезно к болтовне вашего домового. Поживем – увидим. Недели через три к ней навстречу выйдут виманы Магистериума, тогда-то мы и будем располагать какой-то точной информацией. И если появятся основания для тревоги, я первым ее подниму… Вы готовы дать слово держать все, что от меня услышали, в тайне?

– Готов, – подумав, кивнул Сварог. – Лишь бы это не повредило…

– Не повредит, будьте уверены. Так вот, я пока что не докладывал императрице о… ситуации с Багряной Звездой. Не стоит торопиться. Очень надеюсь, что вы последуете моему примеру. Я не нагнетаю жути и не пугаю… но если вы хоть одной живой душе передадите содержание нашего разговора… С вами все будет кончено.

– Я, кажется, дал слово, – сердито сказал Сварог. – А теперь позвольте ответить на цинизм цинизмом. Я тоже иногда люблю точные формулировки. Вы меня чуточку опасаетесь, но и убрать не решаетесь, и использовать в серьезных делах боитесь…

– Где же тут цинизм? – усмехнулся канцлер с некоторым превосходством. – Вы очень точно изложили положение дел, вот и все… Да, чуточку боюсь. Да, немного не доверяю. А почему я должен безоглядно вам доверять? Коли вы непредсказуемы? Не в силу некоего коварства, а попросту оттого, что все еще чужой здесь… Вы слишком мало у нас прожили, чтобы проникнуться…

– Полагаете? – сказал Сварог почти грубо. – Не сочтите за высокие слова, но кое с чем, кое с кем я намерен бороться до последнего издыхания…

Перед глазами у него снова стояла Морская площадь – и белая дымная полоса, неотвратимо скользившая к Делии. И кровь принцессы на руках, и крики, и заполошный конский топот…

– Знаю, – сказал канцлер. – И очень хочу верить, что Серый Рыцарь – все же вы… Потому вы и живы до сих пор. И я рискну вам поверить настолько, чтобы ознакомить вот с этим…

Он извлек откуда-то из воздуха небольшой лист бумаги и решительно положил перед Сварогом.

Талар

Замков 5011

Обитателей 29 652

в том числе:

императрица

членов императорской фамилии 11

стариков 11 781

детей 3205

ИТОГО годных к службе,

работе, науке 14 654

Реестр состоящих на службе,

занятых работой, науками:

Канцелярии, коллегии 564

Армия 190

Серебряная Бригада 42

Дворец Келл Инир 432

Корпус инженеров 52

Магистериум 56

Мистериор 24

8-й департамент 78

ИТОГО 1438

Светское общество 13 216

Сильвана

2 города, 1654 замка

Обитателей 14 924

в том числе:

стариков 5206

детей 2875

ИТОГО годных к службе,

работе, науке 6843

Реестр состоящих на службе,

занятых работой, науками:

Кабинет императрицы на Сильване 114

Кабинет императрицы на Селене 446

Канцелярии, коллегии 232

Армия 60

Серебряная Бригада 38

Корпус инженеров 26

Сильванский отдел Магистериума 32

Сильванский отдел Мистериора 16

Сильванский отдел 8-го департамента 62

ИТОГО 1026

Светское общество 5817

Изучив немудреную справку, Сварог прочитал ее вновь. И еще раз. Тогда только стал понемногу понимать.

Подняв голову, встретил взгляд канцлера, который так и не смог понять – то ли затаенная боль, то ли злость, то ли все вместе, и еще многое…

– Теперь вам ясно, где самое слабое место? – произнес канцлер совсем тихо. – Учтите еще, что добрая половина из тех, кто все же значится в обоих Реестрах, – придворные бездельники, паркетные шаркуны, немочь бледная… Занятых реальным делом и вовсе мало. Даже если считать всех, по головам, – нас всего-то тысяч пятьдесят. По большому счету, это население не самого большого земного города…

– Иными словами, система без будущего? – безжалостно сказал Сварог. – Занятая лишь поддержанием существующего положения?

Канцлер не смотрел на него, он ссутулился в кресле, не отрывая взгляда от собственных колен. Длилось это всего пару мгновений, потом-то перед Сварогом вновь оказался холодный, прагматичный и умный сановник – но главное было сказано… И не встретило отпора.

– Вот в чем главное препятствие, – тихо сказал канцлер. – Нигде и никогда не смейте этого произносить… но я и в самом деле не вижу ни будущего, ни перспектив. Пятьдесят тысяч человек, из которых реальным делом занимается лишь пара тысяч, пусть и обладающие невиданными научными достижениями, страшным могуществом… Этого мало. За что ни возьмись, этого мало.

«Неужели ты за этим и пришел? – вдруг осенило Сварога. – Тебе попросту не с кем больше поделиться! Действительно, такое невозможно носить при себе, свихнуться можно…»

– Но ведь можно…

– Умоляю, постарайтесь без скоропалительных выводов! – В голосе канцлера зазвучал прежний металл. – Сначала вспомните, что имеете дело не с наивными идиотами, что за тысячелетия были всесторонне рассмотрены самые разные проекты и иные из них претворены в жизнь… Уверен, вам сейчас, как глупому, уж простите, новичку, приходит в голову нечто эпохальное… Мы, скажем, должны просто-напросто поделиться технологиями и научными знаниями с обитателями земли, вместе строить новое будущее… Да?

– Что-то вроде… – осторожно сказал Сварог.

– Удивительно, как никто раньше не додумался! – иронически раскланялся с ним канцлер. – Как в голову никому не пришел самый простой выход? Любезный мой лорд Сварог, примерно через тысячу лет после Шторма начали рассуждать в точности так, как вы сейчас. Они спустились из-за облаков и начали делиться. Но кончилось все Вьюгой – катаклизмом, хоть и уступавшим по размаху Шторму, но не менее трагическим. Ряд техногенных катастроф вкупе с войной, где использовались самые передовые технологии и достижения науки… Да если бы все дело было только в том, чтобы одарить людей пластмассовыми стульями вместо деревянных, телевизорами и самолетами! Вы всерьез полагаете, что душа человеческая изменится к лучшему исключительно из-за обладания благами науки и техники? Сами по себе эти блага ничего не решают и ни к чему хорошему не ведут. Поскольку не ликвидируют ни одной проблемы, а вот новых добавят несказанное количество. Шлюха всегда останется шлюхой, эгоист – эгоистом, подонок… Между прочим, не мы одни тихо и ненавязчиво тормозим на земле технический прогресс. Со стороны земных обитателей имеет место встречный, если так можно выразиться, процесс… Гаудин вам никогда не рассказывал историю с железобетоном?

– Нет, – угрюмо сказал Сварог.

– Жаль, поучительная история… Лет восемьдесят назад один земной умелец, архитектор, самостоятельно и в одиночку додумался до изобретения бетона. Это не столь уж сложно даже при земном уровне науки и техники. Бетон – не компьютер. Очень быстро он сделал следующий шаг – бетон с железной арматурой. Железобетон. Подлинная революция в строительстве… с одним многозначительным дополнением. Строить дома и крепости, конечно же, стало бы гораздо легче, быстрее и дешевле… но при этих условиях очень быстро обратились бы в нищету и полнейшее ничтожество многие члены Сословия Циркуля, инженеры и архитекторы, которым поздно было бы переучиваться. В полнейший упадок пришли бы кое-какие цеха Золотых гильдий… Так вот, мы ни в коей мере не причастны к бесследному исчезновению талантливого изобретателя, надо полагать, не умевшего просчитывать последствия и держать язык за зубами. Там, на земле, сами управились. О том, что такой изобретатель когда-то жил, а потом пропал без вести вместе со всеми своими записями, расчетами и первыми образцами, наши агенты узнали чисто случайно, через полсотни лет после его пропажи, когда сын одного каменных дел мастера решил на смертном одре исповедаться – и рассказал, чему был свидетелем в юности… Так-то.

– Что же, выхода нет вовсе?

– Я не хочу в это верить, – сквозь зубы произнес канцлер. – Не хочу. Мы будем его искать… Постараемся найти. Я вам все это рассказал еще и для того, чтобы удержать от скоропалительных решений. Чтобы вы поняли, сколь серьезны стоящие перед нами проблемы. Перед нами. Потому что жить вам здесь, в этом мире. А человек вы чертовски энергичный… и потому выгоднее будет не примитивно убирать вас, а познакомить со всеми сложностями, тупиками и проблемами. Благо вы еще и умны. Я хочу, чтобы вы поняли, насколько хрупок и во многом не познан наш мир, чтобы не рубили сгоряча…

Он говорил проникновенно и дружелюбно, в его голосе звучало искреннее расположение. Забыть бы еще, что перед Сварогом – изощреннейший политик… Воспользовавшись паузой, Сварог продолжал невинным тоном, таким, чтобы при необходимости все сказанное можно было обернуть в шутку:

– …чтобы я понял одну простую и важную истину: по сути, если смотреть в самый корень, Небесная империя не столь уж благостна, благополучна, могуча и перспективна, чтобы пытаться захватить над ней власть… Верно?

Ожидаемого возмущения не последовало: канцлер смотрел на него бесстрастно и устало. Молчание затягивалось.

– Простите, я не дипломат, да и политик никакой… – сказал Сварог. – Ну, а все-таки? Не подозреваете ли вы меня в стремлении захватить власть над Империей?

– Я вынужден допускать именно такое развитие событий как теоретическую вероятность. Можно допустить, что когда-нибудь эта идея обоснуется у вас в голове.

– Да зачем мне? – искренне сказал Сварог. – Простите за откровенность, но мне вовсе не улыбается править полусотней тысяч спесивых бездельников, среди которых, вот чудо, все же затесалась пара тысяч тех, кто занимается реальным делом… Мне было бы невероятно скучно.

– Я ведь не утверждал, что вы питаете такие планы, – спокойно сказал канцлер. – Речь идет о теоретической вероятности. Как знать, возможно, вам однажды покажется, что именно вы сможете что-то сделать лучше. С этого, знаете ли, и начинается… В вас есть что-то от идеалиста, не отрицайте. Только идеалист отправился бы с принцессой Делией в Три Королевства. И вы не отказались от власти над ними, хотя это и сулит одни лишь хлопоты…

– Я только хотел…

– Предотвратить неизбежную войну, обязательно разгоревшуюся бы в случае, если Три Королевства окажутся бесхозными, – кивнул канцлер. – И вы не хотели оставить столь сложную и опасную игрушку, как Хелльстад, на произвол судьбы. То есть считали, что сделаете лучше. То, о чем я и говорил. Вы сами-то можете поручиться, что вам через энное количество лет не захочется ради чьего-то очередного блага взвалить на себя новые хлопоты? Вот видите… Поймите меня правильно. Легко просчитать нахального властолюбца, авантюриста, стремящегося к власти ради власти и тех благ, что из обладания ею вытекают. Таков, например, ваш добрый знакомый герцог Орк. Именно оттого, что в глубинной сути своей он не более чем примитивный властолюбец, как раз и не способен причинить серьезного вреда. Его интриги и замыслы не блещут умом и новизной, а потому расстроить их крайне легко. А с идеалистами вроде вас обстоит гораздо труднее. Потому что решительно невозможно предсказать, когда и где в вас вспыхнет желание спасти человечество…

– Но ведь кое-что мне удалось сделать? – спросил Сварог.

– Это-то меня и настораживает, – признался канцлер. – Идеалист, которому удаются опасные и сложные предприятия, опаснее вдвойне…

Акбар смотрел на него сумрачно и сосредоточенно, словно прикидывал, каков канцлер на вкус и стоит ли тратить усилия, чтобы это выяснить.

– И почему вы с такими настроениями до сих пор не воткнули мне в спину что-нибудь острое? – сказал Сварог.

– Я уже подробно объяснил, почему.

– Ну ладно, – сказал Сварог. – Тогда позвольте и мне кое-что вам объяснить. Есть одна серьезнейшая причина… точнее, препятствие на пути к короне Империи. Это очаровательное препятствие зовут Яна. Вы правы, нельзя заранее предсказать, что придет человеку в голову через год, два, десять… Однако одно я вам могу предсказать не хуже Таверо: я никогда ничего не сделаю ей во вред. Ясно вам?

– Подоплека? – холодным тоном привыкшего ко всему врача спросил канцлер. – Некие отцовские чувства или сексуальные побуждения?

– Быть может, все сразу, – сказал Сварог. – Быть может… И еще что-то, что не выразить словами. У меня никогда не было детей… и я никогда не встречал такой девушки. Какое-то шальное сочетание ума, взбалмошности и прелести, голова порой кружится…

– А что, если в этом и заключается выход?

– В чем? – искренне не понял Сварог.

– Поженить вас, – с непроницаемым лицом пояснил канцлер. – Чем не решение проблемы? Впервые эта идея пришла в голову Гаудину, по размышлении я увидел в ней рациональное зерно… Почему бы и нет? В самом деле, идеальный выход. Одним махом расправляемся с массой сложностей, тревог и противоречий.

– Ох, и светлая у вас башка… – раскланялся Сварог.

– Вы же сами признались, что она вам нравится?

– Она мне чертовски нравится, – сказал Сварог. («Какого черта, что я несу, почему так с ним откровенен?» – мелькнуло в голове). – Но и ее мнением не мешало бы поинтересоваться…

– Ну, особых сложностей я здесь не вижу, – сказал канцлер. – Два опытных и умных взрослых человека, объединенные общими целями и задачами, без труда могли бы разработать эффективный план и претворить его в жизнь. Если задаться целью непременно соединить вас брачными узами, основанными на…

У него медленно отвалилась челюсть. Застывший взгляд уперся во что-то за спиной Сварога, а тот в приливе некоего озарения уже знал, кого увидит, повернув голову…

Так оно и оказалось. Неведомо откуда возникшая Яна стояла в нескольких шагах от стола, скрестив руки на груди. Акбар радостно гавкнул в знак приветствия.

– Возможно, кто-то заявит, господа мои, что я вульгарно подслушивала, – промолвила она столь ледяным тоном, что Сварогу почудился иней в углах библиотеки. – Однако среди прочего я слышала, как некий государственный муж подробно и аргументированно объяснял, что монархи стоят выше вульгарных эмоций, морали и этики. Ведь это вы говорили, герцог? Так что, милорды, прошу считать, что я всего лишь руководствовалась высшими государственными интересами. Монарх никогда не подслушивает – он осведомляется об умонастроениях и жизненных планах подданных…

– Герцог, я и понятия не имел… – еле выговорил Сварог, чувствуя, как кровь бросилась в лицо. – Чем угодно клянусь…

– Верю, – сказал канцлер, таращась куда-то в пространство отрешенным взором. – Мне следовало прежде всего установить, кому принадлежит тот брагант, что стоял у парадной лестницы, прослушать примыкающие покои…

– Ваши планы касательно моего замужества, герцог, изящны и прагматичны, – медленно продолжала Яна. – Однако о них я хотела бы поговорить в самую последнюю очередь… а то и не говорить вовсе. Во многих романах пишется, что стареющие мужчины обожают играть в свах для молодежи… – медленно, с издевкой цедила она слова. – Не будем об этом. Есть более серьезные темы для разговора… – Она сделала неуловимое движение пальцами, и та самая злосчастная справка, которой канцлер так поразил Сварога, сама порхнула ей в руку, хотя канцлер чисто машинально и пытался перехватить бумагу на лету. – Интереснейший документ, – сказала Яна, продекламировала нараспев: – Стариков… детей… реестр состоящих на службе… Почему вы этого никогда не показывали мне?

Это были уже не шутки. Кончились шутки. Юная императрица была разъярена всерьез. Глаза потемнели от гнева, они были теперь цвета тяжелой грозовой тучи, и что-то во взгляде, физически ощутимое, давящее, свирепое заставило волосы Сварога шевелиться, а мелкие предметы на столе – подпрыгивать с глухим дребезжанием и стуком. Вряд ли Сварогу мерещилось – в библиотеке и в самом деле потемнело, воздух казался густым, тяжелым, щекочущим горло, словно перечный настой…

Должно быть, на Сварога эта неведомая сила действовала не столь уж сильно, – а вот канцлеру досталось сполна. Он не сам поднялся из тяжелого кресла – та же сила приподняла его, как марионетку, взметывая его волосы будто порывами ветра, дувшего со всех сторон сразу, заставляя гирлянду орденов колыхаться со звоном. От золотого шитья на канцлерском мундире взвились невесомые облачка – это на глазах истаивали галуны, рассыпаясь золотой пылью. Акбар, сам не способный к какой бы то ни было магии, но безошибочно чувствовавший ее присутствие, осторожненько попятился в угол – и шерсть на нем вдруг встала дыбом, как иглы на дикобразе, бедного пса зацепила самым краешком эта рванувшаяся на свободу сила, энергия, некая древняя магия…

Потом показалось, что канцлера чуточку отпустило.

– Ну, и что вы мне скажете? – звенящим голосом выпалила Яна.

– Ваше величество, – промолвил канцлер почти спокойно. – Все цифры, содержащиеся в этой справке, абсолютно все, вам не единожды докладывались, они присутствуют во множестве поданных вам документов, вы давно знакомы с точнейшими статистическими данными…

– Вразбивку докладывались, – оборвала Яна. – Раздерганные на три десятка сводок, отчетов и меморандумов, утопленные во множестве другой цифири, заполняющей обширные доклады и толстые тома… А мне нужна была именно такая бумага – краткая и шокирующая. Следовало, чтобы вы мне объяснили с помощью такой вот коротенькой справочки, какая перед нами разверзлась пропасть. Так, как в три минуты растолковали это лорду Сварогу. В этом ваш долг канцлера и заключался. Что вы молчите? Я вам приказываю немедленно объясниться!

Библиотека медленно возвращалась в прежний вид – опала вздыбленная шерсть на Акбаре, так и не покинувшем благоразумно своего дальнего угла, посветлело, чернильницы и прочие старинные безделушки больше не выплясывали, как пьяные матросы, воздух казался обычным. Прилив неконтролируемой ярости, надо полагать, миновал. Вот только канцлерский мундир так и не вернулся к прежнему состоянию – он словно бы подвергся атаке полчищ диковинной моли, питавшейся исключительно золотой канителью…

– Хорошо, ваше императорское величество, – сказал канцлер с отчаянным видом человека, поставившего на карту все, что только возможно в этой жизни, а то и саму жизнь. – Попытаюсь объясниться… Дело в том, что я считал – и до сих пор так считаю, – что вы еще не достигли того рубежа, за которым человек – а в особенности монарх – может именоваться по-настоящему взрослым, способным принимать взрослые решения. И пока этот рубеж вами не пройден, я полагал своим долгом беречь вас от некоторых сложностей нашего бытия. К некоторым истинам человека – и в особенности, повторяю, монарха – следует подводить постепенно и осторожно. В противном случае чересчур уж велик риск, что монарх примет неверные решения. Я всего лишь выполнял то, что обещал вашему отцу…

– Его действительно отравили? – вопрос прозвучал, как резкий хлопок хлыста.

«Даже так?! – охнул про себя Сварог. – Вот даже как?! И ведь ни одна живая душа не заикнулась…»

– Вопрос спорный…

– Да или нет? – почти крикнула Яна.

– Я не стал бы с порога отметать столь печальное предположение, в пользу которого свидетельствуют некоторые обстоятельства и странности…

– То есть – да? – Из потемневших глаз Яны вновь ударило нечто, не имевшее вида и названия, морозившее кровь в жилах. – Вы и от этого знания меня оберегали? Глупенькую, наивную, маленькую девочку? А тем временем составлялись вот такие бумаги и «Черная благодать» развивалась у вас под носом, прямо в Келл Инире…

– Мною руководило лишь стремление к благу империи и вашему личному…

Сварог был неплохо защищен от здешних магических штучек, но Яна владела чем-то, выламывавшимся из этого установления. Он вновь ощутил, как волосы ему взметает порыв странного ветра, видел, как сгущается полумрак в библиотеке, как в этом вязком полумраке вспыхивают странные медленные искры, как бумаги на столе разлетаются, шурша и свиваясь.

Все это ничуть не направлено против него, его задело лишь краешком налетевшей грозы, но легче от этого не стало…

Потому что он видел лицо Яны, побелевшее, неумолимое. Она рассвирепела не на шутку. Выпала редкая возможность самолично лицезреть во всей сомнительной красе классический приступ неудержимого монаршего гнева – когда дозволено все и нет тормозов, когда с плеч падают головы и в щепки разлетаются кресла под высшими сановниками, когда сама история, споткнувшись в беге, с грохотом рушится на скаку, как подстреленный конный рыцарь в доспехах…

И понимал – если нечто непоправимое и не произойдет, то прозвучит. А это одно и то же, разница, право, тут невелика…

Вокруг уже все плыло, деформировалось, сплеталось в сплошной клубок дергавшихся теней, пронизанных порывами ледяного ветра, – и посреди этого хаоса льдисто светилось белоснежное, ставшее маской лицо Яны с темно-синими провалами глаз.

Сварог шагнул вперед, заслоняя остолбеневшего канцлера и, чувствуя, как на лицо ему все сильнее давит что-то невидимое, тугое, недоброе, почти крикнул:

– Ваше величество, мы в моем замке, и этот человек – мой гость!

Ощупью, бесцеремонно нашел ее запястья и стиснул что было сил. От пальцев к локтям метнулся словно бы разряд электрического тока, но он не разжал рук, пытаясь сломать взглядом это невидимое, напиравшее, свирепое…

И вдруг все кончилось, будто повернули выключатель. Яна поникла, опустила веки, ее тонкие запястья дрогнули, и Сварог торопливо разжал пальцы. Отступил на полшага. В углу жалобно поскуливал Акбар.

Сварог знал, что победил. Он и сам не мог бы объяснить, что пустил в ход, чем заслонился – да и от чего заслонял канцлера, не вполне понимал, но твердо был уверен, что выиграл непонятную схватку. «Что со мной происходит такое?» – подумал он растерянно. Хелльстадская корона всему виной или что-то другое?

– Интересно, что мне теперь с вами сделать, господин канцлер? – спросила Яна.

Голос звучал неприязненно, сердито, сварливо – но гроза рассеялась, молнии угасли.

– Все, что будет угодно вашему величеству, – смиреннейше сообщил канцлер.

– Я подумаю, – пообещала она зловеще, задрала подбородок. – А теперь, хотя это и прозвучит посягательством на хозяйские права лорда Сварога, я бы вас попросила удалиться. – Она шагнула вперед, взяла Сварога под руку и откровенно прильнула к нему. – Будьте учтивым человеком, не мешайте даме, собравшейся провести вечер в обществе любовника…

Выражение лица его светлости канцлера описать словами было решительно невозможно. Сварог подозревал, что его собственная физиономия выглядит столь же неописуемо. Яна тем временем склонила голову ему на плечо и своим ангельским голоском сказала:

– И если я услышу, ваша светлость, что вы против него что-то замышляете… Вот тогда вас никто и ничто на этом свете не спасет… Что же вы стоите? Я вас более не задерживаю, можете вернуться к государственным делам, которые вы решаете с таким изяществом и блеском…

– Да, конечно, разумеется… – пробормотал канцлер.

Неловко поклонился, не сводя со Сварога ошарашенного взора, спиной вперед двинулся к двери, уже в полнейшей растерянности наткнулся на нее спиной, нашарил ручку, повернул, исчез с глаз…