В обширной комнате все три высоких окна были распахнуты настежь, но все равно в ноздри навязчиво лез тот неопределимый запах, что свойствен тяжким болезням. К нему примешивалась и острая, резкая вонь – это в жаровне у изголовья густо дымили какие-то корешки, и лейб-медик в простом холщовом балахоне с закатанными рукавами с помощью небольших мехов непрестанно гнал этот дым на лежащего короля. У изголовья неподвижно – руки на коленях, фигура напряжена – сидел невысокий человек с грубым, некрасивым лицом тупого золотаря или деревенского дурачка. При одном взгляде на него с трудом верилось, что он способен хотя бы сложить в уме один и два, но, судя по вицмундиру коронного министра (более высоких чинов на земле попросту не имелось) и по тому, что он был здесь единственным посторонним (лекари, конечно же, не в счет), человек это был не простой и отнюдь не глупый – дураков и примитивов Конгер возле себя не держал…
Свет давала одна-единственная карбамильская лампа, горевшая у самого изголовья, так что комната тонула во мраке, но Сварог и так чувствовал, что никто не прячется по углам, не подслушивает за портьерами. Еще на лестницах и в коридорах, когда Леверлин уверенно вел его в покои смертельно больного короля, он видел, что это крыло дворца прямо-таки набито стражей, – повсюду, в три ряда перегораживая дорогу, стояли Синие Мушкетеры и ликторы в цивильном с оружием на изготовку, а в парке верхами расположились конные гвардейцы, дворец был набит войсками вплоть до головорезов адмирала Амонда из морской пехоты, в большинстве своем по собственному желанию выдернутых с каторги, дабы искупить лихой службой пожизненные или просто астрономические сроки…
– Уйдите все, – раздался слабый голос. – Коновалы – тоже.
Человек в мундире коронного министра встал первым, проходя мимо Сварога, легонько кивнул ему с видом старого знакомого, хотя Сварог мог бы поклясться, что видит его впервые в жизни. Вышел на цыпочках. Следом заторопились лекари. Последними комнату покинули Леверлин с Марой.
– Подойдите сюда, лорд Сварог.
Сварог подошел, повинуясь слабому жесту иссохшейся руки, опустился в кресло, с которого только что встал министр. И постарался придать своему лицу безразличие, насколько удалось, – человек в постели был страшен…
Кто-то несведущий наверняка не поверил бы, что этот обтянутый желтоватой кожей скелет совсем недавно звался королем Конгером Ужасным. Не было грозного короля, да и человека, собственно, уже не было. Была мумия, которая как-то еще ухитрялась двигать головой, глазами, открывать рот и произносить членораздельные слова… Сварог так и не отыскал в душе жалости – тот, в постели, уже пребывал по ту сторону нормальных человеческих эмоций, не только жалости не вызывал, но даже и отвращения…
– Мы так и не успели познакомиться в… прежние времена, – сказал Конгер, едва заметно шевеля совершенно прозрачными губами. – Впрочем, для сожалений нет ни места, ни времени… Лорд Сварог, я буду краток. Я хочу оставить королевство вам. Законных наследников нет. За Арталетту я боюсь, ее попросту убьют, передай я корону ей… Есть еще девятнадцать человек обоего пола – всякие там троюродные племянники моего деда и двоюродные братья тетушки брата моего дяди, которые в условиях безвластия и смуты могут собрать кое-какие силы и претендовать на престол… но эту компанию мы с вами успеем отправить к праотцам, пока не развязали хаоса… Вас я знаю плохо, главным образом по… той истории. Говорят о вас много и разное, но одно я для себя уяснил накрепко: вы никогда не пойдете на мировую со Злом. С той вполне конкретной, материальной фигурой, которая… ну, вы знаете. Вы с ним виделись. Я, представьте, тоже. Удостоился, ага… Одно непременное условие: берегите Арталетту. Если вы ее обидите, я приду оттуда и постараюсь дотянуться до вашей глотки… Поклянитесь богом.
– Богом клянусь, – сказал Сварог спокойно.
Как и в прошлый раз, во время беседы с нагрянувшими в Готар глэрдами, он не чувствовал ни удивления, ни радости. Снова в голове роились исключительно практичные, крестьянские мысли: армия, военный флот, выход к морю, малоземельные крестьяне и безземельные ронины для Трех Королевств, полиция и разведка…
– Вам меня жаль? – спросил вдруг Конгер.
– Я вам сочувствую, как любому на вашем месте, – ответил Сварог, почти не думая. – Но жалеть… Я вас практически не знаю, нельзя сказать, что вы мне близки…
– Прекрасно, – сказал умирающий, растянув губы в слабом подобии улыбки. – Просто прекрасно, что вы не сюсюкаете, а говорите все как есть… Лорд Сварог, мне не нужен на моем престоле романтик или идеалист… а вы ведь, по слухам, не из таких? После тирана ни в коем случае нельзя отпускать вожжи, ослаблять хватку, понимаете? Хотя бы в первое время, но вам предстоит вешать и рубить головы, даже если вы не хотите. Если вы дадите в первое время хоть малейшую слабину, если дрогнете – начнется разброд. Мои подданные, от последнего посконника до коронного министра, должны чувствовать на горле все ту же железную перчатку… Потом, когда вы обживетесь, когда создадите свой механизм, возьмете все нити… о, тогда можете поиграть в вольности и послабления, но опять-таки с большим разбором и оглядкой. Люди не ценят тех, кто дает им вольности и свободы, полагая такие поступки проявлениями слабости. Зато жестокие короли им близки и, что важнее, понятны… Нельзя играть в доброту теперь, когда к нам опять нагрянула в гости… Вы слышали что-нибудь про Багряную Звезду?
– Я ее вижу, – сказал Сварог.
– Даже так? Неплохо…
– Но знаю я о ней мало.
– О ней никто и не знает не то что много, но хотя бы достаточно, – сказал Конгер. – Слишком давно она появлялась в последний раз, много воды утекло… Даже видите… Неплохо. У вас там, наверху, должно быть, знают больше?
– Крепко сомневаюсь, – сказал Сварог. – Некоторые колдуны, точнее, колдуньи…
Конгер решительно оборвал:
– Мне это уже ни к чему. Не будем терять времени. Главные инструкции я вам только что дал. Если будете им следовать – из вас, надеюсь, выйдет толк, и королевство мое вы не пустите на семь ветров… Теперь – детали. Их тоже не столь уж много. Тот субъект с рожей палача, что вышел, – Интагар, министр полиции. Будет предан, как собака. Родом из Железной гильдии, понимаете? Всего достиг умом и горбом – отчего слишком многие его ненавидят. Потерять ваше доверие и расположение для него равносильно моментальной смерти – все, кого по моему приказу ставил на место и допрашивал, все, кому оттоптал мозоли и встал поперек горла, тут же его прикончат. Он в таком положении, что никогда не сможет найти союзников… Возможно, когда-нибудь вы и решите его повесить – но не в ближайшие несколько лет. Сначала прочно встаньте на ноги… Далее. Сейчас он вернется и покажет вам списки. Сановники, царедворцы, военные, министры. Разделены на несколько категорий. Одних следует незамедлительно казнить, потому что они по-настоящему опасны и сильны, в руках держать их мог только я, а с вашим восшествием на трон, как бы вы ни были решительно настроены, они непременно поддадутся соблазну, захотят вертеть вами, а вы пока что неопытны в здешних делах, и это кончится опять-таки ненужной смутой… С других достаточно ссылки, тюрьмы или простого отрешения от должности – они мгновенно перестанут представлять угрозу. Есть еще список тех, кого я просто не успел изучить как следует, потому что назначил их совсем недавно. Тут уж отдаю дела на ваше полное усмотрение. Есть и другие списки – тех, кого стоит продвинуть резко, высоко, тех, кого следует продвигать неспешно, тех, кого ни за что не стоит повышать по причине некоторых качеств, не позволяющих воспитать из них надежных помощников… Умоляю вас, отнеситесь к этим спискам со всей серьезностью: у вас ведь нет собственных верных людей. Есть какие-то, но их ведь горстка… Я помню, подписывал им патенты на титулы и ордена… Крестьянин, вдова боцмана, еще кто-то… Словом, поработайте с вашим министром полиции как следует. Вы хотите о чем-то спросить?
– А почему вы решили, что они будут повиноваться мне столь же покорно, как вам?
– Во-первых, лорд Сварог, у вас есть собственная жутковатая слава. Король Хелльстада, как же… Если закрепите ее решительными действиями – удержитесь. Во-вторых, те, кто поименован в списках на продвижение, в большинстве своем уже уяснили, что своей дальнейшей карьерой они будут обязаны вам, а это по-житейски гораздо надежнее, нежели ловить призрак удачи… В-третьих… Я вас, знаете ли, попросту усыновляю. С соблюдением всех формальностей. После этого вы становитесь законнейшим сыном короля Конгера Ужасного. Я проделал бы то же самое с Арталеттой, но она не удержит, она обыкновенная девушка, умная и храбрая, что правда, однако за ней не тянется шлейф жутковатой и загадочной славы вроде вашей. Делия, Делия, боже, если бы Делия… Но так уж случилось… Мы так и не нашли этих крохотулек, Интагар потом вам покажет бумаги…
– Будьте уверены, я их найду, – сказал Сварог, чувствуя, как кривится лицо в злой гримасе. – Я-то уже знаю, где искать, и они мне заплатят за все и за всех, пожарища там будут стоять до этого их каменного неба. Это определенно пещера, громадная пещера, где-то под Хелльстадом…
– Об этом мне уже поздно слушать, – оборвал Конгер. – Как вам граф Грелор?
– Я с ним кое-где побывал бок о бок, – сказал Сварог. – И на него-то уж полагаюсь…
– Ну, ваше дело. Я вам по его поводу скажу одно: он не годится в государственные мужи. Человек, надо полагать, верный, надежный и преданный – но никогда не поручайте ему что бы то ни было возглавлять. Слишком любит тайны, мечи и вино… Понимаете?
– Да, – сказал Сварог. Он присмотрелся – из уголка рта Ужасного выползла струйка крови. – Позвать лекарей?
– Не стоит, бесполезно… Лучше кликните Интагара.
Сварог быстро прошел к двери, приоткрыл ее и не глядя сказал в щель:
– Коронного министра к королю…
Интагар вошел так же на цыпочках, тщательно прикрыл за собой дверь, подошел к постели и вопросительно глянул на Конгера. Тот распорядился:
– Покажите списки.
Министр полиции с непроницаемым лицом вытащил из-за отворота вицмундира толстую, туго свернутую бумажную трубку, с поклоном подал Сварогу.
– Там все подписано сверху, – сказал Конгер. – Категории, я имею в виду. Кого куда. Что с кем…
– Ваше величество, я бы все же вписал графа Гаржака в список тех, кому назначена прогулка на Монфокон…
Конгер вновь раздвинул пергаментные губы в улыбке:
– И за что же вы его так не любите? Вроде бы ничего плохого вам не сделал…
– Граф непредсказуем, – бесстрастно сказал Интагар. – И, к несчастью, слишком много знает. Настораживающее сочетание. Я рискну вновь просить вас, государь…
– Разве он плохо работал?
– Государь, я только что высказал свои мотивы…
Какое-то время Конгер раздумывал, уставясь в потолок и шевеля бледными губами. Повернул лицо – жуткую, обтянутую кожей маску:
– На усмотрение моего сына. Вам понятно?
Интагар молча поклонился.
– Есть у меня такой шалопай в заграничной разведке, – пояснил Конгер. – Как я только что сказал, на ваше усмотрение, лорд Сварог. Если милейший Интагар попытается до вашего решения что-то с графом предпринять – повесьте означенного Интагара к лешьей матери, чтобы не своевольничал… Идите, Интагар, и скажите, чтобы там все приготовили. Не стоит мешкать. Лорд Сварог, а вы наклонитесь-ка поближе, если вам не настолько уж противно…
Сварог наклонился к самому его лицу, поневоле вдыхая густой и тоскливый запах смертельной хвори. Глаза у Конгера были яркие, молодые, упрямые.
– В ночь после вашей коронации идите на Балкон Семи Соколов, – почти прошептал Конгер. – Спросите, вам покажут… Той ночью там обязательно пройдут Белые Карлики, это…
– Я знаю, – сказал Сварог. – Мне рассказывали. Они провожают в последний путь каждого из Баргов. Если добро перевешивает все сотворенное зло, они плачут, если наоборот – смеются…
– Вот именно. Я их видел, когда Делию… Они плакали. Все до одного плакали навзрыд. Лорд Сварог… – Он шептал так тихо, что Сварог едва различал слова. – Я сам их уже не увижу и не узнаю, конечно… Но мне хочется, чтобы вы посмотрели… Просто посмотрите, как они… Я в жизни совершил много хорошего… и массу дурного. – Он внезапно поднял высохшую руку и стиснул пальцы Сварога так, что тот едва не вскрикнул. – Кто бы нам сказал, были мы правы или ошибались… Я верю в бога и потому мне страшно, совсем скоро узнаю совершенно точно, как он меня оценит… Боже мой, почему мы так беспечны и нерадивы, пока не подступит… Что это там, в углу? – вскрикнул он.
Сварог резко повернулся в ту сторону. В полумраке явственно виделось лазурное облачко, словно бледный кусочек неба, проступающий сквозь хмурящиеся грозовые тучи, казалось, можно различить уже светлые прямые волосы, красивое тонкое лицо, словно бы чуть изможденное или невероятно усталое…
– Это та, про кого я думаю? – спросил Конгер громко.
– Кажется, да, – твердо сказал Сварог.
– Ко мне! – неожиданно сильным, звонким голосом крикнул умирающий король так, что Сварог невольно отшатнулся. – Все ко мне! Монахов, священников, министра двора!
…Сам Сварог, голый и вымазанный кровью, которой его то и дело поливал из золотой миски какой-то раззолоченный болван с невыносимо гордой физиономией, чувствовал себя неуютно и неловко – он лежал меж широко раздвинутых ног Конгера, тоже голого, громко стонавшего наподобие роженицы (на него тоже лили кровь, залившую промежность), и все это действо происходило в огромном зале, где им с королем оставался лишь крохотный кусочек свободного пространства, а все остальное заполняли усыпанные самоцветами, одетые в бархат и шелка министры, генералы, сановники и титулованная знать. Все, как один, стояли навытяжку, смирнехонько, лица у них были невыносимо серьезные, гордые, значительные. Сварог прикрыл глаза – хорошо еще, что старинный обычай усыновления не требовал от него самого орать и хныкать (бывают ведь упрямые младенцы, не орут, появляясь на свет, хоть ты их режь).
Над самым ухом прошелестел требовательный шепот. Четверка лейб-медиков – на сей раз не в холщовых балахонах, а в богатых вицмундирах и черных шапочках Сословия Чаши и Ланцета – тут же придвинулась с разных сторон, подхватила Сварога на руки и подняла повыше, показывая присутствующим. Один, паскуда, рукой в тонкой замшевой перчатке бесцеремонно ухватил Сварогову мужскую гордость – он играл свою роль с величайшим рвением, притворяясь, что вдумчиво исследует пол новорожденного дитяти. Именно он и завопил мгновением спустя:
– У короля сын, благородные господа и дамы! У короля – сын, сын, сын! В согласии с пожеланиями его величества нарекается Сварог Барг!
Хуже всего было красоваться в этаком вот виде перед дамами, – но Сварог терпел, поднятый на вытянутых руках четверки как можно выше, думал раздраженно: «Как бы не уронили, черти, сломать себе ничего и не сломаешь, но все равно конфуза не оберешься…»
Потом его опустили пониже, старательно принялись заворачивать в синюю мантию, расшитую золотыми геральдическими лилиями Баргов. Хорошо еще, что роль несмышленого младенчика, только что явившегося на свет божий, на этом и заканчивалась. Подчиняясь тому же требовательному шепоту, Сварог встал на собственные ноги, кутаясь в мантию и стараясь не встретиться взглядом ни с кем из присутствующих, прекрасно зная, что стоявшая где-то в толпе Мара по своему обыкновению не обойдется без подначек и шуточек.
Кто-то охнул у него за плечом. Сварог опустил глаза.
Глаза Конгера гасли, словно он больше не мог держаться. Изо рта широкой лентой хлынула кровь, удивительно алая и обильная. В гробовой тишине торопливо расступались блиставшие самоцветами сановники, разодетые дамы и увешанные орденами генералы – по образовавшемуся проходу бесшумно скользила…
Она осталась в точности такой, какой Сварог ее видел в последний раз в зыбком рассветном полусумраке, в заброшенной избушке где-то посреди Ямурлака, – тоненькая, в синем балахоне, со струившимися из-под капюшона светлыми прядями. Гибко склонилась над Конгером, легонько прикоснулась кончиками пальцев к его лбу, выпрямилась, прошла назад той же дорогой, меж далеко раздавшихся придворных, военных и чиновного народа. Проходя мимо Сварога, бросила на него мимолетный взгляд, бледно, печально улыбнулась, словно бы извиняясь перед новым хозяином дворца за визит без дозволения, – и Лазурная Дева, фея смерти, стала таять, растворяться, исчезать, не замедляя шага. Еще миг – и ее уже не было посреди широкого пустого пространства.
Казалось, прошли долгие часы, прежде чем кто-то зычно возгласил посреди мертвой тишины:
– Король умер! Умер король!
И тут же кто-то раззолоченный, суетливый, бряцавший орденами, лучившийся фальшивым сочувствием и фальшивым воодушевлением, опрометью кинулся к Сварогу от колонны – стремясь опередить других, кинувшихся вдогонку, хлынувших со всех сторон, наперерез, толкаясь, злобно пихаясь локтями. И опередил-таки, шустрый. Крепко схватив Сварога за мантию, обернувшись к наседавшей толпе, уже непритворно сходя с ума от радости, даже приплясывая, заорал что было мочи:
– Да здравствует король!!! Да здравствует король, Сварог Барг!!!
И носить ему теперь до смерти почетнейшее придворное звание Королевского Возвестителя, проныре этакому…