Причинить боль себе — ценный урок; причинить боль другому — преступление.
Через неделю после Ночи Псов король Амброз надавил на Парламент и клещами вытащил из него билль о налогообложении элементаров. За двадцать лет управления Шивиалем толстяк кое-чему научился. Он заставил нового канцлера принять так называемую меренгу, то есть обычный билль, который всего-навсего осуждал деятельность злых волшебников. Этот простейший документ прошел через обе палаты без малейшего признака неудовольствия. На следующий день король распустил Парламент, а сей невинный акт послужил доказательством неотъемлемого права монарха установить личности всех, кто занимается колдовством, чтобы узаконить кого сочтет полезными и уничтожить остальных, при этом конфисковав их имущество. Старые Клинки Змея официально превратились в «Придворную комиссию по заклинаниям». Они пришли с войной в неприятельский лагерь и начали раскрывать столь ужасные секреты, о которых никто и помыслить не мог.
Заклинатели не остались в долгу и, таким образом, положили начало Войне Чудовищ. Никогда не жаловавшийся на недостаток смелости Амброз увеличил число публичных появлений, выражая презрение к возможным нападениям. Сколько и каких их было, не знала даже Малинда. Она видела, что Клинки очень встревожены и не раскрывают количества жертв, каковые, несомненно, имели место. Знакомые лица исчезали и не возвращались.
Собственная жизнь Малинды утратила прежнюю свободу. Теперь к ее свите приставили Белых Сестер, и они повсюду сопровождали принцессу, осматривая каждую комнату перед ее приходом. Принцесса не могла притронуться к виноградинке покуда «отведыватель блюд» не съедал половину кисти. Все эти неудобства можно было вынести, о чем она сказала отцу, однако Малинда категорически отказывалась, чтобы ее заперли в стеклянный ящик, словно фарфоровую куклу. Она тоже принадлежала к дому Ранульфа; если король способен бросить вызов предателям, то и она способна.
С явной неохотой, хотя и под впечатлением, Амброз согласился. Итак, зимой 368 года Малинда наслаждалась такой свободой, какой не знала со времен скитаний в обществе Дианы по скалистым берегам Королевского Мыса. Она со своими дамами, постоянно путешествовала, проезжая по ранее невиданным городам. Спускала на воду корабли, посещала балы, говорила речи. На государственных банкетах у нее от скуки сводило челюсти, а вот многолюдные встречи на улицах Малинде очень нравились.
Она осмотрела несколько владений, принадлежавших осужденным Орденам. При виде клеток, где содержались жертвы, у нее сразу пропадала охота разговаривать, а потом она даже плакала. Более жуткие вещи от принцессы попросту скрывали.
Малинда хорошо ладила с новым командиром, сэром Бандитом. Он обладал самыми густыми и черными бровями, какие ей только доводилось видеть, сросшимися над переносицей, но губы его так легко расплывались в улыбке, что он никогда не казался свирепым. Бандит принадлежал к редкому числу людей, способных оставаться приветливыми и милыми весь день с утра до вечера, никогда не срываться и не грубить. Когда она случайно обронила, что считает молодых Клинков своими самыми преданными защитниками, Бандит рассмеялся: «Они тоже так думают, ваше высочество!» и через некоторое время разрешил молодежи собираться у нее. Не один веселый час она провела в компании Орла и его приятелей, разъезжая на лошадях по замерзшим зимним дорогам.
Малинда скучала по канцлеру Монпурсу. Она пришла в ужас, когда по возвращении из очередной поездки узнала, что ему отрубили голову за измену. Измена? Монпурс? К сожалению, всего через несколько минут после этого сообщения она натолкнулась на его преемника, гнусного лорда Роланда. Как и принцесса, он нигде не появлялся без эскорта Клинков, даже в дворцовых коридорах.
Новый канцлер уступил ей дорогу и низко поклонился.
— Ну, — процедила она, — вы довольны, милорд?
— Доволен, ваше высочество?
Он попытался изобразить невинный взор. Этот высокий человек раньше сам был Клинком и до сих пор производил впечатление на слабый пол: в его темных глазах сверкало нечто демоническое, хотя сам он весь был мягкий, словно озерцо слизи. Орел и остальные по сию пору благоговели перед ним и восхищались его искусством фехтовальщика. Малинда не могла понять, какое отношение это умение имеет к государственной службе.
— Тем, что разоблачили предателя так близко к трону? И так скоро! Нельзя не быть довольным такими отличными и быстрыми достижениями!
Он поморщился.
— Нет, ваше высочество. Я недоволен.
— Ну, надеюсь, со временем привыкнете. — Через пару шагов она обернулась. — Продолжайте в том же духе.
До Дня Барвинка все шло хорошо.
День Барвинка приходится на четырнадцатое число Третьего месяца, когда весна снова являет миру ягнят, цветы и ясные вечера. Отец и большинство Гвардейцев исчезли — наверное, решили воспользоваться полнолунием для поездки в Айронхолл и сбора новых Клинков. Двор по-прежнему находился в Нокере, пока строители подновляли Греймер, а прямо к югу от Нокера лежали холмы Милд-Хилз, где благородная госпожа любила кататься с друзьями и пускать ястребов. Малинду сопровождала свита из четырех Клинков, трех конюхов и двух сокольничих. Женское общество составляла лишь Диана. Леди Арабель хмурилась, леди Кристал ныла, а леди Уэйнс что-то бормотала о театре масок, который она видела много лет назад.
Малинда никогда особенно не интересовалась охотой, ей совершенно не нравилось, как белые голуби превращаются в окровавленные комки перьев. Она выезжала в полном снаряжении и, как только оказывалась за пределами видимости из дворца, пересаживалась со смирного пони на огненноокого, пышущего жаром жеребца по имени Громобой, рядом с которым даже конюхи стискивали зубы. Всех, кроме Дианы и Клинков, она отправляла обратно и с трудом сдерживала Громобоя, пока свита не удалялась. Потом ослабляла повод.
Копыта гремели по дерну, конь летел над холмами, словно весенняя чайка, оставляя пятерых спутников позади в клубах пыли. Вот это скачка! Конечно, ее довольно скоро нагоняли. Несмотря на всю свою нежность, Диана была отличной наездницей, а большинство Клинков управлялись с лошадьми не хуже, чем с мечами. Особенно восхищал сэр Орел. Скоро он вырывался вперед, и разрыв между ним и Малиндой начинал сокращаться. Тогда принцесса «случайно» роняла шляпу, и волосы ее развевались по ветру, как стяг. Клинку предоставлялась возможность показать себя, что он и делал, выхватывая меч и на полном галопе подбирая ее шляпу с травы. Все это делалось не только ради шляпы, но и ради смеха, румянца на щеках и сверкающих глаз.
Цвела весна.
В полдень они останавливались перекусить в укромной прогалине, где меж мшистыми берегами тек говорливый ручеек. Клинки всегда находились в курсе последних дворцовых новостей и знали секретов больше, чем сама леди Арабель. Они не скрывали, что Амброз отправился в Айронхолл и вряд ли вернется скорее, чем через несколько дней, учитывая теперешнее состояние дорог.
— Просто стыдно, — заметил Орел. — Они отрывают детей от материнской груди, чтобы набрать нужное количество солдат. Ярый теперь у них Первый. Брат, сколько Ярому лет?
Сэр Гектор передернул плечами.
— Сомневаюсь, что исполнилось восемнадцать.
— Просто смешно! — Самому Орлу только-только стукнуло девятнадцать, ровно столько, сколько нужно для того, чтобы ухаживать за шестнадцатилетней принцессой. — Клинок должен быть готов выдержать Легенду.
— Уверен, ты сможешь выдержать его долю.
Храбрец бросил лукавый взгляд в сторону Малинды.
— Если только Ирис не прознает, — возразил Гектор.
И они стали дразнить Орла этой неизвестной Ирис и еще какими-то девицами. Он густо покраснел и сообщил друзьям много интересного об их собственном вечернем досуге. Клинки славились распутным образом жизни — эта особенность составляла часть их обаяния. Диана и Чандос, полностью поглощенные друг другом, оказывались все ближе и ближе, взгляды их с каждой минутой становились все жарче. Цвела весна.
— Думаю, — сказала Диана, вставая, — пора исполнить обычай и собрать немного барвинка.
Очевидно, она намеревалась провести весь день в лесу с Чандосом. Тот поднялся и предложил ей руку.
— Нет, не пора! — Малинда бросила на подругу самый выразительный взгляд Дома Ранульфа. — Ты нужна, чтобы эти подлецы себя прилично вели!
Диана надула губки, но подчинилась. Чандос сокрушенно вздохнул. В глазах Гектора и Храбреца читалось вожделение.
— А зачем нам прилично себя вести? — самым невинным голосом спросил Орел и посмотрел на принцессу так, что она затрепетала.
Малинда ответила ему еще более пламенным взглядом.
— Так нужно.
— Мы с Гектором вас прикроем, — предложил Храбрец.
— И не думайте! Если придворные мегеры узнают о нашей прогулке, им и так будет о чем посудачить. Диана не может солгать инквизиторам, а вы можете.
— Можем? А я этого не знал.
Храбрец обернулся к Чандосу, который среди Клинков слыл интеллектуалом. (Кортни сказал бы, что наверняка в Айронхолле его однажды застукали с книжкой в руках.)
Чандос пожал плечами.
— Наверное. Думаю, у меня получилось бы, если подопечный в опасности. Борьба моих и их заклинаний, а инквизиторы очень сильны.
— Я не ваша подопечная, — сказала Малинда. — И Диана не бросит меня в компании таких ужасных распутников.
И всем пришлось довольствоваться этим.
Но весна цвела.
Усталые и счастливые они в сумерках вернулись во дворец. Орел ехал верхом на Громобое, а Малинда скромно, по-дамски сидела на его лошади. Они направились прямиком в конюшню. Вся прислуга ужинала.
Такая глупость, такое безумие, такой бред…
Такая весна…
Малинда зажала Орла в угол комнаты и захлопнула за собой дверь. Он пытался вырваться, но она преградила ему путь.
Юноша бросил свой обычный шутливый тон и подался назад.
— Пожалуйста, миледи!
— Это был прекрасный, восхитительный день. Для завершения не хватает только поцелуя.
— Хотите, чтобы мне отрубили голову?
— Я никому не скажу. Так что все зависит от тебя. Если ты этого не сделаешь, я закричу, и все узнают, что в холмах ты двадцать раз пытался меня изнасиловать.
Он что-то злобно пробормотал, схватил ее за плечи, чмокнул в щеку и попытался проскочить. Она вцепилась ему в локоть.
— Настоящий поцелуй!
— Это и был самый настоящий. Пожалуйста!
— Нет, не настоящий! Покажи мне, как ты целуешь Ирис.
— Ваше высочество! Вы совсем не такая!
— Представь, что такая, и поцелуй меня. Один настоящий, страстный поцелуй. Покажи мне.
— Смерть и пламя! — пробормотал он.
По росту принцесса почти не уступала Клинку, но его сила ее поразила. Она не ожидала, что ее так крепко схватят, что его рот так крепко прижмется к ее губам, а язык раздвинет губы и… что неожиданно вспыхнет свет и распахнется дверь.
Они отпрыгнули в стороны. Малинда завизжала. Орел застонал.
На пороге стояли двое; видны были только лица, все остальное скрывали черные инквизиторские плащи и береты. Один из них был секретарь Кромман. Другой — сэр Доминик, который замещал сэра Бандита во время его отсутствия. Его всегда прекрасное лицо светилось в темноте, как луна.
Казалось, прошло около часа, и никто не произнес ни слова. Мир рушился вокруг Малинды. Она не могла представить, что скажет ее отец. Только духам известно, на что она обрекла Орла.
— Это целиком и полностью моя вина, сэр Доминик. Я приказала ему…
— Дайте мне ваш меч, солдат. Вам запрещено покидать пределы казармы.
Орел вынул меч и беззвучно протянул командиру. Тишина резала даже сильнее, чем крик. Кромман заговорил:
— Сэр Доминик и я проводим ваше высочество в покои.
— Я вашим приказам не подчиняюсь, — чуть не завизжала принцесса.
Как она могла быть такой идиоткой?!
— Тогда я должен передать дело в руки лорд-канцлеру, — прошипел вонючий жабеныш. — Надеюсь, вы признаете его власть во время отсутствия его величества?
Роланд! Конечно, все это дело рук лорда Роланда. Будучи еще командиром Дюрандалем, он постоянно шпионил за ней, и стоило хоть раз сказать Клинку доброе слово, его тут же переводили на другое место. Теперь Роланд поймал ее.
— Пропустите! — прорычала Малинда и стремительно вышла из конюшен.
Она едва успела умыться, когда паж принес письмо из канцелярии: лорд Роланд просил не отказать ему в милости короткой аудиенции, чтобы переговорить о замужестве.
Он придет, чтобы насладиться собственной победой!
Сначала Малинда думала отказать из-за слишком позднего часа, потом решила, что это слишком похоже на трусость. Гордость не позволяла ей отступать перед лицом врага. Она ответила, что почтет за честь принять его светлость.
Принцесса встретила гостя в просторной присутственной зале своих апартаментов. Для поддержки она взяла с собой Уэйнс, Кристал и Арабель, но лорд Роланд явился один. Даже в алых одеждах, с золотой цепью он двигался с грацией фехтовальщика. Канцлер пересек залу, низко поклонился и поцеловал пальцы королевской дочери. Темные глаза не выдавали переполняющего его торжества.
— Нижайше прошу ваше высочество простить меня за столь несвоевременное вторжение.
— Мое время всегда к услугам вашей светлости.
Он вытащил свиток.
— Здесь краткий список имен. Если ваше высочество будут столь любезны…
Кривая улыбка в сторону спутниц принцессы ясно дала им понять, что разговор предстоит предельно личный и они должны немедленно отправиться в дальний конец залы. Так дамы и поступили — притом без единого слова от госпожи. Этим курицам достаточно одного только имени сэра Роланда, и они будут бегать кругами, как кролики!
Малинда развернула свиток — он оказался совершенно пустым.
— Я дал строгие приказания, — мягко начал сэр Роланд, — чтобы никто из свидетелей происшествия никогда не упоминал о нем никому, даже Великому Инквизитору. Я бы хотел, чтобы на этом все и кончилось, но Кромман — сущая змея.
Малинда удивленно заморгала, затем ярость охватила ее с новой силой. Если Секретарь змея, кто же тогда его хозяин?
— Ему нравится создавать неприятности, так что ваш отец непременно узнает об этой истории, когда вернется. До той поры ничто не должно измениться. Сэру Орлу будет позволено исполнять его обычную службу, словно ничего не произошло, и я вынужден настаивать, чтобы ваше высочество вели себя так же. Просто будьте уверены, что вас всегда сопровождают.
Невероятное лицемерие!.. Не доверяя собственному голосу, она молча отдала ему свиток.
Канцлер взял бумагу и поклонился.
— Я сделаю все возможное, чтобы убедить его величество не придавать случившемуся слишком большого значения. Самое главное, ваше высочество, умоляю вас не вступать в разговоры ни с одним из участников. — Он заговорил в полный голос. — Я приглашу художника, чтобы ваше высочество договорились об удобном для вас времени.
Снова поклонившись, лорд Роланд удалился. Перед самой дверью на секунду задержавшись, он проронил пару слов ее спутницам, и те защебетали, как воробьи.
Мерзкий, гнусный, презренный грызун!
Какие бы приказания ни отдавал лорд Роланд, новости облетели дворец за час. Кристал слегла в постель с головной болью. Арабель попыталась разбранить Малинду, словно та еще была ребенком. Диана обозвала принцессу непроходимой тупицей. Даже леди Уэйнс поддалась общему настроению и горько заплакала. Но хуже всего вели себя Клинки. Когда она отправилась нанести ежевечерний визит маленькому Амби, ее эскорт возглавил сам сэр Доминик, однако ни он, ни кто другой не разговаривали с ней. Они смотрели сквозь нее, не произнося ни слова. Сэра Орла видно не было.
Слухи распространяются быстрее, чем вырастают поганки. К утру ее уже обнаружили голой в соломе и в компании нескольких Клинков. Конечно, прямо как королева Шиан… История Малинды совершенно не походила на историю королевы Шиан, но бороться с безликими сплетнями она не могла. Вряд ли имеет смысл бегать по дворцу с криками «Это был один поцелуй!».
Оставалась одна-единственная надежда — хотя и очень слабая — попасть к отцу прежде Роланда. Увы, король вернулся поздней ночью, и принцесса узнала об этом, когда утром к ней заявился главный Лекарь и сообщил, что она подхватила легкую простуду и нуждается в постельном режиме. Из-за мифического заболевания установили строгий карантин, и вместо всех ее фрейлин и придворных дам прислали хмурых нянек. Малинду посадили под домашний арест.
В ее комнате стояла кровать, несколько стульев и кресел и платяной шкаф. Читать было нечего, и некому было расчесывать волосы и завязывать ленты на платье.
На следующий день ей было позволено поразмышлять над глубинами собственного падения, а потом команда врачей и лекарок подвергла Малинду тщательному осмотру, чтобы установить, девственница ли она. Принцесса еще не до конца пришла в себя после унизительной процедуры, а ее уже вызвали в соседнюю комнату, где она предстала перед инквизиционной комиссией из двоих мужчин и одной женщины. Они имели право сидеть в ее присутствии и требовали, чтобы она перед ними стояла. Когда Малинда возмутилась, ей показали ордер с королевской печатью. Если она попытается солгать или откажется отвечать на вопросы — полностью и со всеми подробностями, — ее прикажут заточить в Бастион. А уж там найдутся специальные средства, которые развязывают язык.
Один поцелуй!
Итак, она стояла и злилась перед тремя парами очков и отвечала на тысячи вопросов — дерзких, бесцеремонных, личных и очень унизительных. Сколько мужчин она целовала? Сколько мужчин трогали ее грудь? Ласкала ли она когда-нибудь половые органы мужчины изнутри или снаружи бриджей? Они спрашивали такие вещи, которые ей даже в голову не приходили. «Зачем бы мне это делать?» — не один раз удивлялась она, но всякий раз рыбоглазые чудища требовали отвечать, а не спорить. На самом деле настоящая проблема заключалась вовсе не в поцелуе. Помнит ли она, что король запретил ездить на лошади по-мужски? Сколько раз его величество говорил об этом? Сколько раз и когда она намеренно отказывалась выполнять королевский приказ? Сколько еще королевских приказов и просьб она не выполнила? Известно ли ей, что это называется изменой? Кто еще знал, что она ослушивается короля? И так далее, и так далее. Если она скрывала хоть малюсенькую часть правды, ее обвиняли во лжи. Поцелуй тут вовсе ни при чем.
На следующий день процесс повторился снова. Пришла новая группа врачей и лекарок, новая комиссия инквизиторов.
На третий день Малинда восстала. Она выкинула поднос с обедом в окно и заявила, что лучше умрет от голода, чем ответит еще хоть на один вопрос. Малинда ждала, что ее закуют в цепи и бросят в подземелье, но они всего лишь заперли дверь и оставили ее одну.