Небесный суд

Глава 5

Все уроки демсон Дарней, полученные Молли за несколько лет пребывания в работном доме, по своей интенсивности не шли ни в какое сравнение с месяцем обучения, проведенного леди Эммой Фейрборн и другими наставницами. Уроки этикета проводились в пустых комнатах размером со склад. Кроме ученицы и учительниц здесь не было никого, если не считать облаченных во все черное охранников, застывших в дверях. Светский протокол, умение держать правильную осанку, ходить, разговаривать, думать. Понимание разницы между колкостью и ответной репликой — а эта разница могла быть ох как велика! Различия между фракциями Дома Стражей — хартлендерами, пуристами, левеллерами, роарерами и круговистами — впрочем, на поверку эти были не столь велики.

Молли пока что не разрешалось бродить по всему огромному дому и огороженному высокими стенами двору, включая и небольшой водоем, по которому можно было кататься на лодке, поэтому она была ограничена пространством комнаты, которую ей приходилось делить с другой девушкой, вульгарной особой по имени Джустина. В воздухе явственно витали ожидание и какая-то угроза. Угроза того, что может произойти с Молли, если она разочарует свою наставницу — например, споткнется в присутствии учительницы танца, философии или хороших манер.

— Мы не грошовые потаскухи, что обитают на задворках Халк-сквер, — презрительным тоном сообщила ей леди Фейрборн, когда Молли попыталась уклониться от необходимости знакомиться с новыми текущими событиями. — Клиенты, переступающие порог заведения «Фейрборн и Джарндайс», даже если и не правят королевством, в подавляющем своем большинстве являются крупными землевладельцами или очень богатыми коммерсантами.

Молли недовольно сморщила носик.

— Успокойся, моя дорогая, — произнесла леди Фейрборн. — Не надо прикидываться передо мной скромницей. Я знаю, каково оно — провести детство в работном доме. Ты думаешь, что, отдавая тело мужчине или женщине, ты лишь доставляешь им удовольствие. Но это, скажу я тебе, лишь одна десятая умения быть хорошей любовницей. — Леди Фейрборн легонько похлопала себя по лбу. — Остальное делается при помощи этого органа.

— Значит, вы родились… — начала было Молли.

— Я не могу сказать, где я родилась, Молли. Это и не важно для того, кто желает провести остаток своих дней в другом месте. Ну хорошо, я подобно тебе выросла в детском приюте миддлстилского работного дома. Обрати внимание, не в стенах твоего ухоженного Сан-Гейта, а в Джанглсе, среди непролазной грязи и городских подонков.

— Но ведь у вас есть титул… — пролепетала Молли.

Ее слова вызвали у леди Фейрборн искренний смех.

— Ах, Молли, самые удачливые потаскухи Миддлстила — те, кого чаще увидишь в Палате Стражей, чем в любом другом месте. Мой титул — самое дешевое из всего, что только можно купить в Шакалии, были бы деньги.

Молли почувствовала, что ее мысли окончательно запутались.

— Твое обучение здесь, Молли, состоит не в том, чтобы ты запомнила какие-нибудь факты или узнала, где должна лежать на столе суповая ложка. Главное для тебя — умение правильно воспринимать окружающий мир. Умение приподнять над ним завесу лицемерия и распознать лживые слова, которые мы произносим каждый день. Неужели ты до сих пор полагаешь, что работа в моем заведении окажется неприятной? Ответь мне, пожалуйста, честно, если можешь…

Молли кивнула.

— Это потому, что тебе продали паутину лжи, предназначенную для того, чтобы удержать тебя в рабстве, Молли. Чтобы ты знала свое место, не задавала никаких вопросов, была покорной и нерассуждающей. Твоя красота, твоя привлекательность в глазах мужчин — сильное оружие, Молли. Научись правильно пользоваться ими и достигни того, чего достигла я. Наверняка кто-то постарается уверить тебя в том, что я жертва обстоятельств, Молли. Но когда клиенты входят в дверь моего заведения, они не что иное, как бараны, с которых сдерут шкуры. Сделки, которые заключаются здесь, ничуть не отличаются от тех, что заключаются где-нибудь на балу или перед Круговистским алтарем.

Гениальные писатели с Док-стрит могут с удовольствием живописать мою деятельность на страницах бульварных изданий и называть меня Королевой Блудниц, однако единственное отличие между мной и какой-нибудь купеческой дочерью, за которой на балах увиваются будущие женихи, состоит в том, что я сразу называю свою цену. — С этими словами леди Фейрборн наклонилась к Молли и быстро поцеловала ее в щеку. — В отличие от этих респектабельных замужних дам Миддлстила у меня больше возможностей для повторных торгов.

— А как же любовь? — робко поинтересовалась Молли.

— Величайшая в мире ложь, — парировала леди Фейрборн. — Биологическая потребность, напоминающая о том, что настала пора произвести на свет крошечные подобия самой себя. Но они лишь ослабляют твое здоровье и портят красоту. Поверь мне, я знаю, что говорю. Если где-нибудь и есть красавец-принц на коне, ожидающий нас, то он точно свернул не в том направлении, в котором следовало. Любовь — это что-то вроде зимней эпидемии гриппа, Молли. Наступает новое время года, и она бесследно проходит. Лучше научись искусно владеть ею, научись заворачивать в броскую упаковку, назначать хорошую цену и начинай с ее помощью строить для себя надежное будущее.

Настало время представить Молли ее первому клиенту. Вернее, наставнику-покровителю, так его завуалированно называли, который поможет ей сориентироваться в ремесле продажной любви столичного качества. Молли сидела на обтянутой красным бархатом постели. Сидевшая рядом Джустина расчесывала ей волосы.

— Тебе не стоит ни о чем беспокоиться, Молли. Я видела твоего клиента. Это почтенный джентльмен. Одет как настоящий щеголь, хотя слегка староват. У него серебристо-седая бородка.

— Давай, расхваливай его дальше, — не удержавшись, съязвила Молли.

— Он никогда у нас не бывал раньше, но сюда можно попасть только по самой надежной рекомендации. Но все равно, почтенный возраст клиента это хорошо. Больше пары минут дело не продлится.

— Я не смогу! — покачала головой Молли.

— У тебя нет выбора, Молли. Если ты откажешься, тебя заставят заниматься уборкой дома, и в один прекрасный день ты свалишься с лестницы или тебя придавит тяжелым шкафом. Выбраться отсюда можно только одним способом — выкупить свой контракт. — Джустина протянула Молли квадратик жевательной резинки зеленого цвета. — На, пожуй. Это тебя немного успокоит.

Молли подозрительно посмотрела на жевательную резинку. На вид та была совершенно безвкусной и похожа на влажную глину.

— Что это?

— Леааф, — ответила Джустина.

Молли едва не поперхнулась.

— Она же стоит целое состояние!

— Семьдесят соверенов за унцию. Если у тебя ее найдут, тебе не миновать плахи. Любимая штучка наших девушек. Как ты думаешь, сколько мне лет?

— Ты, пожалуй, на пару лет меня старше. Восемнадцать?

— Тридцать шесть, — с гордостью сообщила Джустина. — Говорят, в Кассарабии живет калиф, которому пятьсот лет. Там тебе сразу вынесут смертный приговор, когда поймают на границе, если ты попытаешься незаконно вывезти леааф. Так что не все твои покровители, Молли, дружат с законом.

Молли покатала в руках похожее на глину вещество. Его уличное название — «вечная жизнь». Из чего именно изготавливалось снадобье, обещавшее долгую жизнь, никто не знал. Кассарабийские маги никогда и никому не раскрывали секрета. То ли его делали из какого-то редкого растения, то ли из человеческой плоти, выраставшей в чреве рабынь.

— Я могла бы выкупить свой контракт еще шестнадцать лет назад, — призналась Джустина. — Но когда у тебя оказывается много денег, очень трудно вернуться в то состояние, когда у тебя не было ничего. Это гораздо труднее, чем всю жизнь оставаться бедным и даже не ведать, что такое богатство. Кроме того, пластиночку леаафа ни за что не купить на прилавках Гатти и Пирса.

Звякнул бронзовый дверной колокольчик, и в следующее мгновение слуга открыл дверь комнаты.

— Проходите сюда, сэр, — произнесла Джустина, пропуская клиента внутрь. Она наклонилась, чтобы принять у него трость, но тот коротким жестом отверг ее услуги. Молли он показался похожим на пожилого художника. У него была раздвоенная серебристая бородка, острые кончики которой находились прямо над краями вычурно завязанного шейного платка.

— Я с вашего позволения слегка переведу дыхание, — учтиво произнес клиент. — В этом доме ступенек больше, чем в Музее естественной философии.

В его голосе слышался легкий акцент, происхождение которого Молли установить не смогла.

— Как вы и просили, сэр, это новая девушка, — сообщила Джустина. — Хотя, если я не ошибаюсь, вы частый гость в нашем заведении?

— Мое свободное время я обычно провожу, ухаживая за орхидеями в домашней оранжерее или слушая камерную музыку в приличном исполнении, — признался незнакомец. — Насколько я понимаю, эта девушка предназначена для меня.

Джустина шагнула к двери.

— Позвоните в колокольчик, сэр, когда закончите. Или я, или другая девушка проводит вас к отдельному выходу. Гарантируем, что вы не столкнетесь ни с кем из ваших знакомых.

— Да, да, я понимаю, сколь щекотливой может оказаться подобная ситуация, — согласился человек с седой бородкой. — Хотя лично я бы предпочел, чтобы вы остались здесь вместе со мной и Молли.

— Если вы желаете дополнительную девушку, сэр, я могу легко все устроить… — удивленная Джустина остановилась. — Кстати, я ведь сказала, что эту девушку зовут Магдалина…

— Вы не поняли меня, милочка. Мне не нужна еще одна девушка, — проговорил незнакомец. Раздался негромкий щелчок, и из трости выскользнуло стальное лезвие. Холодный металл молниеносно полоснул Джустину по горлу. — Мне не нужна свидетельница, которая ненароком увидит мое лицо.

Захлебываясь кровью, Джустина сделала неуверенный шаг вперед и тут же повалилась на пол возле зеленого бархатного шнурка от колокольчика, за который девушки дергали в тех случаях, когда клиенты применяли насилие. Дверь стремительно распахнулась, и в комнату ворвался охранник. В толстенной, как окорок руке у него была налитая свинцом дубинка полицейского образца. Молли не стала дожидаться начала схватки с клиентом-убийцей, и, стремительно скатившись с бархатных простыней, бросилась к выходу. Подъемное окно было закрыто на засов. Дверь оставалась открытой, но проход был перекрыт двумя людьми. Взгляд Молли упал на давно остывший камин. В свое время ей приходилось чистить точно такие же дымоходы — еще до того трагического происшествия с башней Блимбер-Уоттс. На нее тотчас нахлынули тяжкие воспоминания о пережитом ужасе. Неужели ей придется испытать его снова?

До слуха девушки донесся вопль охранника. Одна из его рук была отсечена ниже локтя. Из безобразного обрубка фонтаном хлынула кровь. Трость седобородого старичка раскололась на два клинка, которые перед лицом потрясенного охранника принялись рассекать воздух в невообразимом танце.

Трудно сказать, что это было, — то ли воздействие леаафа на нервную систему, то ли острое осознание того, что она может через несколько секунд умереть, но Молли юркнула в дымоход камина со скоростью лисы, метнувшейся в нору от своры собак. Страх перед тесной темнотой куда-то исчез, осталось лишь желание спастись любой ценой. Как будто вопреки законам всемирного тяготения, Молли принялась быстро подниматься вверх по дымоходу, цепляясь за кирпичи, быстро-быстро перебирая руками и подтягиваясь все выше и выше. А что за звуки доносятся снизу — будто кто-то задумчиво цокнул языком возле камина? Поймет ли старик-убийца, куда она скрылась?

Воздух, холод, вечер. Молли стоит на крыше, на высоте трех этажей. Силуэт вечернего города узнаваем — западный Сан-Гейт. Один из самых больших особняков с собственными садами. Со сверхчеловеческой скоростью она соскользнула вниз по железной водосточной трубе. Затем перескочила через заборы, обежала небольшой водоем и оглянулась. Последняя стена, которую она преодолела, оказалась в два раза выше ее роста. В обычном состоянии ей ни за что бы не перепрыгнуть через нее. Это все действие леаафа.

Кто, во имя святого Круга, старик с седой бородой? Нет, неправильный вопрос. Он — это ясно как день — лучший из профессиональных убийц королевства. Наемный убийца. Правильнее было бы сформулировать вопрос другим образом — почему он пришел именно в ее комнату? Неужели она, Молли, и есть главная его цель? Не может такого быть. Демсон Снелл, владелица паршивой прачечной, не стала бы выкладывать кучу гиней за удовольствие увидеть, как юную Молли Темплар режут на части. Неужели он убил кого-то в соседней комнате и решил зачистить всех возможных свидетелей злодеяния? Однако ни она, ни Джустина ничего не слышали и не видели. И откуда он узнал, что ее зовут Молли, если ему обещали девушку с другим именем? Может быть, Джустина стала свидетельницей чего-то такого, за что ее решили убить, а она, Молли Темплар, тут совершенно ни при чем? Ведь не мог же убийца придти специально за ней?

Но ведь ей ничего не известно ни о каких преступлениях, кроме взяток бидла. Может, он решил отомстить ей, вот и продал ее опекунские документы заведению «Фейрборн и Джарндайс». И все же убийца знал ее имя. Спросил именно про нее. Уж слишком дорогой способ покончить с дешевой жизнь сироты.

Вскоре Молли оказалась у дверей работного дома Сан-Гейт. Ноги сами, против воли, привели девушку сюда. Света в холле не было. Похоже, что все безмятежно спали. Молли, трепеща от страха, вошла внутрь. Интересно, поверит ли бидл ее истории? После того, что совсем недавно случилось в заведении леди Фейрборн, он просто не сможет не поверить. Не исключено, что Эмма Фейрборн урежет расходы и выбросит ее вон, как личность, приносящую одни лишь убытки и несчастья. Она не принесет барышей публичному дому так же, как когда-то не принесла удачи башне Блимбер-Уоттс.

Огромные двойные двери прихожей были немного приоткрыты, и, судя по всему, ночной дежурный отсутствовал. Застукай бидл кого-нибудь из юных питомцев работного дома за подобным нарушением, несчастному сироте не поздоровилось бы. Молли повернула налево и спустилась по шаткой деревянной лестнице в подвал, где располагалась спальня для девочек.

Странно. Десяти часов вечера еще не было и после комендантского часа прошло совсем немного времени. В спальне должны были гореть дешевые сальные свечи. Девочки-сироты читают в их неровном свете дешевые бульварные романы, болтают, едят фрукты, найденные в баках для отбросов на рынке Магнет-Маркет. В комнате же было абсолютно темно. Молли на ощупь потянулась к свече, чиркнула спичкой и зажгла ее.

Дешевые фанерные рамы кроватей были перевернуты, грубые пеньковые одеяла разбросаны по всему полу. Впрочем, здесь были не только одеяла. Молли подошла к одному из бесформенных свертков, и, набравшись мужества, все-таки перевернула его. Перед ее взглядом предстали мертвые остекленевшие глаза Рашели.

— Рашель! — попыталась растолкать ее Молли. — Рашель, просыпайся!

Ее подруга спала вечным сном.

Кто же это сделал? Мир сошел с ума. В публичные дома врываются хладнокровные убийцы. Теперь их руки дотянулись и до сиротского приюта.

— Молли! — неожиданно прозвучал голос из сундука с постельным бельем. Под одеялами что-то зашевелилось. Это была Верфей, девушка-крабианка. Она была ранена — одна из оранжевых пластин ее панциря, похожего на панцирь краба, выше плеча была раздроблена.

— Верфей! Твое плечо… — воскликнула Молли и бросилась к раненой. — Во имя любви к Кругу, что здесь у вас случилось?

— Люди… — закашлялась крабианка. — Они были одеты в мундиры полицейских из девятого участка. Только это были не констебли, я сразу поняла.

Что ж, кому, как не ей, это знать. Половину миддлстилских полицейских составляли крабианцы — панцири-экзоскелеты делали их прирожденными солдатами и хранителями парламентского мира.

— Зачем они это сделали?

— Они искали тебя, Молли.

— Меня?

Верфей наконец с трудом уселась на сундук.

— Рашель сказала им, что бидл тебя куда-то отдал, но никому из нас не сказал, куда именно. Просто сообщил, что ты наконец получила работу, которую давно заслуживала. Один из этих людей решил, что Рашель лжет, и начал избивать ее своим Спящим Генри. Они забили ее насмерть у нас на глазах. Мы пытались остановить их, и тогда они сделали со мной вот что. — Верфей показала на свою разбитую плечевую пластину.

— А где все остальные? — спросила Молли, обведя взглядом спальню.

— Они увели их с собой, — зарыдала юная крабианка. — Всех до единой. И мальчиков тоже.

— Зачем? — спросила Молли. — Что им от нас нужно?

— Лучше спроси, что им нужно от тебя, Молли. Они искали тебя. Что ты натворила?

— Ничего такого, за что могли бы пострадать остальные. Я ничего не понимаю.

— Может быть, это связано с твоей семьей?

— Какая такая семья? Моя семья, черт побери, это вы.

— Твоя семья. Твои чертовы родственники. Они могут быть очень богаты, Молли. Богаты и могущественны настолько, что наняли банду убийц. Может, твой отец узнал о тебе, о том, что ты его незаконная дочь, и решил упростить дело наследования.

Молли состроила гримаску. Упростить дело наследования на языке Шакалии означало подбросить незаконнорожденного ребенка к дверям работного дома. Предположение Верфей было не слишком далеко от истины. Всю жизнь Молли ощущала себя никому не нужной, но что тут странного? Вполне возможно, что мать подбросила ее к дверям Сан-Гейт из любви, из страха перед тем, что может случиться с младенцем, если отец вдруг узнает о существовании внебрачного ребенка.

— Пойдем, старая скорлупка! — сказала Молли, помогая Верфей встать на ноги. — Они убрались отсюда. Но и нам тоже нужно поскорее убираться, пока они не надумали вернуться.

— Можешь пойти вместе со мной в Шелл-Таун, — предложила Верфей. — Спрячешься там.

— Не раньше, чем ты нарастишь мне броню и приделаешь еще одну пару рук. Рядом со мной ты будешь каждую минуту в опасности.

— Куда же ты тогда пойдешь? — спросила Верфей.

— Бидл всегда говорил, что я закончу жизнь среди всякого уличного отребья. Докажу его правоту и отправлюсь в подземный город. Попытаюсь добраться до Гримхоупа и тамошних изгоев.

— Это опасно, Молли, — предостерегла ее Верфей. — Ты ведь даже не знаешь, как добраться до подземного города.

— Знаю, — возразила Молли. — Разве ты забыла, что Рашель работала на пневматической станции?

— Верно! На станции «Гардиан Рэтбоун».

Пневматическая станция «Гардиан Рэтбоун» была главным терминалом пневматической подземки для рабочих Сан-Гейт. Тысячи клерков и простого рабочего люда каждый день ездили в транспортных капсулах по туннелям, приводившимся в движение мощными паровыми машинами, которые создавали вакуум.

Из пневматической системы имеются выходы в подземный город. Рашель их знала. Через них под землю проникнуть легче, чем через канализационные люки.

Верфей согласилась. В систему миддлстилской канализации в одиночку было лучше не соваться. Городские ассенизаторы спускались туда только группами по пять-шесть человек и обязательно с оружием.

— Прошу тебя, Молли, пойдем со мной к нам в Шелл-Таун. Ничего хорошего в подземном городе тебя не ждет. Там живут одни нищие, бунтовщики и прочее отребье. Если до тебя не доберется какой-нибудь уголовник, то уж политическая полиция — обязательно. Ты же знаешь, что полицейские закачивают под землю мусорный газ, чтобы выкурить из туннелей изгоев.

Молли покачала головой и опустилась на колени рядом с бездыханным телом Рашели.

— Она всегда была такой разумной, наша Рашель. Хотела найти спокойную, безопасную работу. Старалась всегда соблюдать чистоту. Не отвечать грубостью на грубость.

Верфей попыталась оттащить Молли в сторону.

— Ты права, нам пора идти.

— И посмотри, что с ней стало, Верфей. Ее больше нет. Она умерла в этой куче дерьма.

— Прошу тебя, Молли!

Молли взяла свечу и швырнула ее прямо в кучу старых газет и бульварных книжонок. Те моментально загорелись. Пламя стремительно перебросилось на одеяла, которые тут же затрещали, будто опаливаемая свиная щетина.

— Вот твой погребальный костер воина, Рашель. Если я найду негодяев, которые сделали это с тобой, с нами, я сожгу их самих и все, что им дорого.

— Молли! — испуганно дрожа, воскликнула крабианка. — Молли, что ты наделала!

— Пусть горит, — неожиданно усталым тоном промолвила Молли и вывела Верфей из спальни вниз по шаткой лестнице, прежде чем ступеньки вспыхнули огнем. — Пусть все здесь сгорит дотла!

Первый Страж Хоггстон нетерпеливо постукивал ногой по огромной фарфоровой вазе рядом с письменным столом, поверхность которого украшали изображения победных сцен гражданской войны. Еженедельная встреча с королем Юлием была утомительной формальностью — скорее предлогом для получения новых сведений от капитана Особой Гвардии. Тем не менее парламент придерживался давно установленных ритуалов. По обе стороны двери, ведущей в кабинет Первого Стража, безмолвно застыли два уорлдсингера. Хоггстон улыбнулся собственным мыслям. Особая Гвардия не сводила глаз с короля. Уорлдсингеры не сводили глаз с Особой Гвардии. Он не сводил глаз с уорлдсингеров. А кто не сводил глаз с Первого Стража? Конечно же, избиратели! Безымянное аморфное стадо, вопящая толпа. В комнату вошел капитан Флейр. Без короля, но с этим щенком, кронпринцем Алфеем.

— Где Юлий? — резким, неприятным голосом спросил Хоггстон.

— У него очередной приступ болезни лодочника, — пояснил капитан. — Он безвылазно проведет во дворце по меньшей мере неделю.

Хоггстон вздохнул и посмотрел на щенка. Мальчишка всегда заставлял нервничать. Впрочем, на его месте нервничал бы любой.

— Ответьте мне, сэр, почему на лице юноши нет маски?

— Виной тому астма, — ответил капитан Флейр. — На жаре он порой начинает задыхаться.

— Ненавижу эту маску, — пожаловался принц. — Железо сильно натирает уши, и они начинают кровоточить.

Хоггстон снова вздохнул.

— Мы найдем тебе какую-нибудь сучку монарших кровей, щенок. Чтобы ты смог произвести для нас следующее королевское отродье. А я, со своей стороны, попытаюсь убедить парламент, чтобы его не учили разговаривать. Спрашивается, зачем мы потратили на тебя чертову прорву времени? Неужели лишь затем, чтобы ты раз в неделю как попугай повторял свою клятву?

— Ненавижу тебя!

Хоггстон встал и со всей силы ударил принца кулаком в живот. Юноша согнулся пополам и упал на пол. Первый Страж пнул его ногой, попав в голову.

— Так и будет, ваше величество! А теперь заткнись, или мы отрежем тебе руки раньше времени, покроем их позолотой и выставим в Народном Зале рядом с руками твоего венценосного папаши!

Капитан Флейр поднял задыхающегося, захлебывающегося рыданиями малолетнего принца и посадил его в кресло.

— Неужели в этом была необходимость, Первый Страж?

— Для меня — да, — ответил Хоггстон. Пастух, так называли за глаза капитана Флейра. Он и был пастухом, точнее мальчишкой-пастушонком, когда на торфяниках поднялся гиблый туман и сделал из Флейра фея, меченого, наделив его силой, о которой полубоги классической истории могли лишь мечтать. Однако бывший пастушок оказался мягковат — полезный дурак, защищавший свое новое стадо. Народ. Верно. Все для народа.

— Мы не столь современны, как Содружество Общей Доли, сэр, — ответил Хоггстон. — Мы не прогоняем всех наших аристократов сквозь Гидеонов Воротник. Что ж, время от времени приходится полагаться на старый добрый сапог из прочной шакалийской кожи.

— И с кем вы собираетесь разговаривать с помощью старого доброго сапога? — поинтересовался Флейр. — С карлистами?

— Я даже не знаю, капитан, можем ли мы еще называть тех, с кем нам приходится иметь дело, карлистами, — ответил Хоггстон. — Местная толпа, похоже, зашла дальше обычных коммьюнистских банальностей, которые в последнее время произносят наши компатриоты в Квотершифте.

— Вы что-то подозреваете?

— На улицах затевается какая-то мерзость. И главное, обратите внимание, как широко она распространилась. Из чего следует, что она организована и за ней кто-то стоит.

— Вот для того и существует Управление Расследований Палаты Стражи, — сказал Флейр.

— Наши агенты раскалывали обычные черепа мятежников, ловили в свои сети обычных подозреваемых. Того, что творится сейчас на улицах, карлисты старого времени боятся так же, как и мы. Их вожаки наконец исчезают — все те, кто противостоит новым поколениям подстрекателей. Речная полиция вот уже целый год вылавливает тела карлистских комитетчиков из вод Гэмблфлауэрса.

— Вы кого-то подозреваете? Хотите бросить на них силы Особой Гвардии?

В словах Хоггстона прозвучало нескрываемое неудовольствие.

— Это вам не громить войска кассарабийского шейха или пиратскую флотилию роялистов. Здесь требуется тонкий подход.

— Я могу разрывать голыми руками стальные плиты, — заявил Флейр. — От меня отскакивают пули. О мою кожу способны затупиться фехтовальные рапиры. Я не уверен, что Особая Гвардия готова на тонкий подход.

— Но есть другие, кто может его проявить, — заметил Хоггстон.

Глаза Флейра презрительно сузились.

— Вы имеете в виду меченых из Хоклэмского приюта?

Один из стоящих у двери уорлдсингеров шагнул вперед.

— Первый Страж!

— Встань на место! — рявкнул на него Хоггстон. — Черт побери твои глаза, но можно подумать, будто я не знаю, как орден относится к тем, кого мы содержим в Хоклэме.

— Их нахождение там вполне обоснованно, — стоял на своем уорлдсингер. — Соприкосновение с гиблым туманом в большей степени изменило их разум, нежели тело. У нас с ними не больше сходства, чем с чердачными жуками, а дай им волю, то они отнесутся к нам, как к жукам.

— Меня в большей степени интересует их разум. Нам нужны будут всего несколько особей. Всего пара таких, кто обладает талантом искоренять врагов, затесавшихся в наши ряды.

— Вынюхиватели душ, — еле слышно выдохнул уорлдсингер. — Вы верите в то, что орден выпустит на свободу вынюхивателей душ?

— Народу такое не понравится, — заявил Флейр.

— Народ — это я, сэр. Да будет вам это известно! — взревел Хоггстон. — Я глас народа, я выразитель народа. И я не допущу, чтобы народ пал жертвой орды коммьюнистских демагогов! Я не допущу, чтобы талант и процветание нашего народа пропустили через Гидеонов Воротник, как фарш через мясорубку! Не допущу!

Хоггстон ударил кулаком по письменному столу и ткнул пальцем в капитана Флейра.

— Ты думаешь, что если люди увидят бесформенные куски человеческой плоти в Хоклэмском приюте, толпа перестанет боготворить землю, по которой ступает Гвардия? Пора, капитан, видеть в своих гвардейцах меченых, а не красавчиков со страниц мерзкой «Миддлстил иллюстрейтед», где, что не номер, на обложке улыбается твое лицо.

— Что ж, возможно, — согласился Флейр.

— Искусство руководства страной состоит в знании того, когда рукоплескания толпы превращаются в эхо саморазрушения, — проговорил Хоггстон. — Если возникает выбор — сорвать завесу с твоей прекрасной персоны или позволить стране скатиться в хаос и анархию, то лично я предпочту первое. Не беспокойся, мы будем держать феев на коротком поводке, так сказать, выводить на прогулку только по ночам. В конце концов, это вряд напугает избирателей.

— Нам придется разработать для них специальную одежду с торком, — произнес один из уорлдсингеров. — И создать специальные команды, которые бы следили за тем, чтобы эти уроды от нас не сбежали.

Хоггстон устало взмахнул рукой.

— Тогда берись за дело. Нам нужно знать, кто стоит за беспорядками, и когда они намереваются приступить к серьезным действиям.

— Как прикажете.

— Как прикажет народ, сэр. И ради великого Круга, прежде чем уйдете из палаты, наденьте снова маску на королевского щенка. Я не хочу, чтобы «Миддлстил иллюстрейтед» опубликовала историю о том, что его видели голым в стенах парламента.