Небесный суд

Глава 10

Через два часа возле королевского дворца собралась огромная толпа. Напряжение достигло максимума; еще мгновение — и оно могла выплеснуться через край, вылиться в откровенное насилие. Безмолвие жиденького полицейского кордона за ограждением дворца, нервно сжимавшего кортики, заводило толпу еще больше. Вскоре толпа осмелела настолько, что перестала обращать внимания даже на расположенные позади полицейского оцепления пушки на подставках-треногах, заряженные щебенкой и картечью.

— Мы ждем человека из магистрата, чтобы зачитать собравшимся акт о мятеже, — сообщил капитану Флейру полицейский с нашивками майора. — Но эта дама никак не может добраться сюда из-за баррикад, возведенных в Гэдс-Хилл.

— И их возведению никто не додумался помешать, — заметил Флейр.

Майор бросил растерянный взгляд на Дворцовую площадь. Тяжелая кавалерия, укомплектованная крабианцами, за которой послали в полицейский участок Эко-стрит, пока так и не появилась. Экзоскакунов из конюшен за Хэм-Ярдом тоже пока не было видно.

— Там яблоку негде упасть, — произнес майор. — Союз портовых рабочих еще рано утром вывел своих людей на улицы, и владельцы порта попытались объявить им, что они уволены. Половина судов на Гэмблфлауэрсе в огне.

Флейр кивнул. Из окна пятого этажа дворца он уже успел увидеть, что надвигается буря. Для тушения охваченного огнем района Миддлстила, где находились склады, был вызван орден погодных колдуний. Над рекой вызревали тяжелые черные тучи.

— Будете открывать огонь? — поинтересовался Флейр.

— Они еще не сломали линии заграждения, — ответил майор. — Так что пока воздержимся.

Он мог и не объяснять. Если на Дворцовой площади прольется кровь, майору ни за что не сносить головы.

— Тут только что говорили об огне? — раздался голос одного из двух гвардейских лейтенантов Флейра, только что прибывших из дворцовых казарм. Вместе с ними был какой-то уорлдсингер, четырехцветочный бюрократ.

— А, это вы, Бонфайр и Хардфолл! — воскликнул капитан Флейр, демонстративно проигнорировав их спутника.

— Мы уже получили добро на разгон этого сброда? — поинтересовался Бонфайр.

— Палата Стражей еще не собрана, — ответил Флейр. — Полчаса назад я отправил Клаудсплиттера на поиски Первого Стража, чтобы заручиться официальным приказом. Если вы сможете найти там судью, от страха забившегося под магистратскую скамью, тащите его сюда. Пусть зачитает бунтовщикам акт о недопустимости мятежа.

Бонфайр подошел к одному из высоких окон тронного зала и выглянул наружу.

— Вы только посмотрите на них! Лик благоразумия, сердце демократии. Чертовы хэмблины.

Флейр состроил гримасу. Ему не нравилось, когда в стенах дворца звучал гвардейский жаргон. Деревушка Хэмблин-Нормал располагалась в горах Дрокни неподалеку от проклятого занавеса. Ходили слухи, что тамошний водопад обладает способностью исцелять меченых. Каждый день туда отправлялись сотни семей, чтобы совершить в его водах омовение и таким образом избежать — как им представлялось — воздействия на их тела гиблого тумана, соприкосновение с которым вело к неизлечимому уродству. Флейр всегда подозревал, что эту легенду придумали сами уорлдсингеры, чтобы иметь возможность ловить в свои сети потенциальных жертв.

Бонфайр повернулся к капитану.

— И это те самые люди, которых призвана защищать Особая Гвардия. Но что они для нас? Лично у меня больше доверия к бешеной собаке, чем к ним.

— Все толпы одинаковые, лейтенант, — ответил Флейр.

Крики, доносившиеся с улицы, сделались еще громче. В отдельных местах самые прыткие смутьяны попыталась прорваться через ограждения. Солдаты артиллерийских расчетов тотчас навели на них пушки.

— Если толпа попытается сломать заграждения, солдаты откроют огонь, — заметил Хардфолл. — Будет большая кровь.

— Там много детей, — произнес Флейр. — Мы не можем допустить кровопролития.

— Вы получили благословение ордена на вмешательство, — подал голос молчавший до этого уорлдсингер. — При условии, что жертвы будут минимальными.

Флейр презрительно посмотрел на мага.

— Боюсь, дело зашло дальше, чем следовало.

— Сегодня не прольется ни капли крови! — раздался за его спиной громкий голос.

Флейр обернулся. Перед ним, облаченный в ночную рубашку, стоял, дрожа, король Юлий. Из коридора следом за правящим монархом выскочил наследный принц Алфей.

— Ваше величество! — обратился к королю Флейр. — Вы больны, вам не следовало вставать с постели!

— Послушайте этих людей на площади, капитан! Они явились сюда по мою голову, — произнес король Юлий. — Нет республике с королем! Разве не таков был старый карлистский клич?

— В данный момент они думают вовсе не о республике, — возразил Флейр. — Они жаждут вашей крови.

Старый монарх устало опустился на трон.

— Молодой человек, думаю, я мог бы ею с ними поделиться прежде, чем болезнь лодочника сведет меня в могилу, и я отправлюсь в странствие по великому Кругу. Принесите мне маску и откройте балконную дверь!

Кронпринц откровенно перепугался.

— Отец! Не делай этого, тебе незачем перед ними унижаться!

— Алфей, мой мальчик, им нужен я!

— Ты старый безвольный глупец! — воскликнул кронпринц. — Ты хотя бы раз в жизни можешь ослушаться их? Откажись им повиноваться! Не делай того, что они от тебя требуют. Прояви характер! Неужели вместе с руками они лишили тебя мужества?!

— Алфей, мы властны лишь над обстоятельствами, но не над долгом. Вспомни о крови, что течет в твоих жилах! Наши предки почти тысячу лет защищали Шакалию. Они победили незримых богов и долгие столетия охраняли свой народ. Мы делаем то, что нам предначертано судьбой. Делаем то, что должны, а не то, что диктуют нам наши прихоти.

— Я ненавижу тебя! — крикнул принц. — Ненавижу твои сказки! Твой народ собрался на площади, чтобы разорвать тебя на части.

В глазах короля появилось задумчивое выражение.

— Принесите мне мою маску!

Флейр вздохнул.

— Принесите королю его маску. Бонфайр, Хардфолл, а вы немного успокойте толпу!

— Сейчас мы слегка пощекочем этих хэмблинов, — усмехнулся Бонфайр.

Ворвавшийся в открытые балконные двери порыв ветра взметнул бархатные накидки обоих гвардейцев. Бонфайр вскинул сжатую в кулак руку — из нее вырвалась вспышка лазурного света и скользнула по периметру ограждений Дворцовой площади. В отличие от огнестрельных орудий Особой Гвардии, бесплотная энергия Бонфайра не воспламеняла физические предметы и даже не оставляла на коже жертвы следов ожога. Однако любому, на кого попал колдовской свет, казалось, будто он сгорает заживо, а мучения, которые он при этом испытывал, не шли ни в какое сравнение с болью обычного ожога.

В свое время Флейр всячески сопротивлялся приему Бонфайра в Особую Гвардию. Еще мальчишкой он незаконно прошел курс обучения в политической полиции — его готовили для работы в подразделении, занимавшемся арестами и допросами. Его колдовской огонь развязывал языки даже самым несговорчивым и упрямым. Бонфайр и сейчас получал немалое удовольствие от применения своего зловещего дара.

Ближняя к ограждениям часть толпы резко отпрянула назад, и Флейр кивнул Хардфолл. Та вышла на балкон и сжала руками виски. Еще мгновение — и тысячная толпа протестующих, заполонившая площадь, начала подниматься над землей. Люди отчаянно задергали ногами; вниз полетели башмаки и сапоги. На какое-то время негодующие крики смолкли; тишину нарушали лишь редкие стоны тех, кто все еще испытывал боль от мнимого ожога, вызванного «огнем» Бонфайра.

Дав толпе пару минут повисеть над землей на высоте около четырех футов, Хардфолл осторожно опустила людей обратно на брусчатку Дворцовой площади. В следующее мгновение на балкон усталой походкой старого больного человека вышел король Юлий с маской на лице. Наиболее ретивые бунтовщики — убежденные карлисты и республиканцы — ринулись вперед и принялись забрасывать престарелого монарха гнилыми фруктами и камнями. Лишенный рук король не сумел удержать равновесия и упал на колени. Это не остановило смутьянов, и побивание камнями продолжилось. Не устояв на коленях, Юлий повалился на пол. Однако усилия Хардфолл не прошли даром — ярость наиболее кровожадных сторонников республики не нашла поддержки у остальных мятежников. Потрясенная могуществом своих защитников-феев, толпа потихоньку начала редеть и расходиться. Повторной демонстрации магических способностей больше никому не хотелось.

Флейр был вынужден удержать принца, когда тот вознамерился оттащить отца с балкона. По лицу Алфея струились слезы.

— Мерзавцы, они убивают его! За что они нас так ненавидят?

— Он — символ, — пояснил капитан Флейр. — Для них он всего лишь символ, не более того.

Бонфайр с улыбкой вернулся в тронный зал. Он был явно доволен проделанной работой.

— Не волнуйся, парень. Архитекторы все предусмотрели, расстояние от площади до балкона — приличное. В лицо его величества может попасть разве что пара случайных камешков. Скоро настанет и твой черед выходить на балкон. А с твоим отцом ничего не случится, даже если в него попадет пара пустых бутылок из-под джина. Во всяком случае, сегодня он не умрет.

Алфей смерил гвардейца полным ненависти взглядом.

— Было время, когда гвардия защищала короля от иноземных захватчиков, защищала народ от убийц и смутьянов.

Капитан Флейр вывел принца из тронного зала.

— Я тоже слышал рассказы вашего отца, Алфей. Оставьте его, я отведу его внутрь буквально через минуту, когда толпа окончательно насытится его унижением.

— Это были не просто истории, капитан, — возразил принц. — А теперь? Мы превратились в подобие царственных гусей, которых откармливают к празднику зимнего солнцестояния — этакая легкая закуска, призванная разжечь аппетиты черни. Вы можете бросить толпе кости моей семьи, чтобы эти хищники к вящему своему удовольствию поточили о них зубы. Всю жизнь меня держат в клетке как жертвенного тельца.

Флейр постучал по серебряному торку у себя на шее и кивнул в сторону похожих на ворон фигур вездесущих уорлдсингеров.

— Жаль, что ваши предки не доверяли феям, ваше высочество. Доверься старые короли Особой Гвардии, а не ордену, глядишь, и Киркхилл остался бы ярым приверженцем идеи монархии, а королевскую корону не пришлось бы хранить в ларце под креслом спикера в Палате Стражей.

— Чародеи сильны, — вот и все, что смог ответить на это Алфей.

— Когда им это выгодно, — язвительно произнес Флейр. — Разумеется, в нынешнем году в Шакалии не было бы никаких серьезных выбросов земли. Но в данный момент я почему-то не вижу никакого волшебного занавеса вокруг дворца. При желании пятицветочный уорлдсингер мог бы рассеять эту толпу с той же легкостью, что и любой гвардеец. Но, похоже, не в их привычках подвергать себя физической опасности, пока обстоятельства не вынуждают их к этому. Гораздо проще пестовать в массах предрассудки и неприязнь к меченым-фейбридам: бросить в темницу нескольких бедолаг и выдавать себя за единственных защитников Шакалии. Уверяю вас, подобный подход помогает им неплохо набивать себе карманы.

— Иногда я подумываю о том, чтобы свести счеты с жизнью, капитан, — признался Алфей. — Разве это не стало бы великим благом для народа? Я мог выйти на балкон и броситься вниз, упасть прямо к их ногам. Единственная свобода, которую мне оставили. Решить самому, когда мне расстаться с жизнью.

Флейр снисходительно улыбнулся. Он не стал говорить, как трудно лишить себя жизни, не имея рук, тем более что орда уорлдсингеров готова в любое мгновение обездвижить короля или королеву, вознамерившихся лишить парламент его главного спортивного удовольствия.

— Прошу вас не делать ничего подобного, Алфей. У каждого из нас своя клетка и своя роль, которую мы вынуждены играть. Кроме того, жизнь обладает удивительным свойством удивлять нас, когда мы меньше всего ждем сюрпризов.

— Вас, капитан?

Гвардеец открыл дверь, ведущую в личные покои принца.

— Когда-то моя жизнь самым мирным образом протекала среди пустынных торфяников. Каждый день, на рассвете, я выгонял на пастбище овец. Жил в скромной пастушьей хижине, затерявшейся на просторах Пентшира. Так было до тех пор, пока на мой край не опустился гиблый туман, который навсегда изменил меня. То, что я повидал, став гвардейцем, не идет ни в какое сравнение с тем убогим жизненным опытом, какой был у меня, пока я питался бараниной с хлебом в горах близ Викморала.

Флейр собрался уходить, но Алфей вытянул руку и прикоснулся к его плечу.

— Прошу вас, капитан! Мне кажется, я смогу вытерпеть побивание камнями, но ради великого Круга, не дайте им отрубить мне руки!

— Ваше высочество, как говорится в народе, ложку не донес, а рот раскрываешь.

Верфей пыталась удержать Молли, пылавшую праведным гневом, от нападения на навигатора аэростата.

— Наемники, презренные наемники!

— Молли, им вовсе не нужны деньги за твою поимку, поверь мне! — пыталась успокоить отчаянно сопротивляющуюся подругу крабианка. — Я бы ни за что не привела сюда никаких наемников.

— Позвольте представиться, — вступил в разговор навигатор. — Мое имя Сайлас Никльби, и меня заинтересовала цена, назначенная за вашу голову, барышня. Но меня лично — я подчеркиваю, меня лично — не интересуют деньги, которые можно получить за вас в качестве награды, как, впрочем, и моего работодателя.

— Работодателя? — Молли на миг прекратила сопротивление.

— Рыжик, он лучший на Док-стрит, — пояснила профессор Харш, с изумлением наблюдавшая за происходящим. — Он работает в «Миддлстил иллюстрейтед ньюс».

— Так вы писатель? — удивилась Молли. Неужели кому-то взбрело в голову описать ее жизнь?

— Не найди мы тебя здесь, Молли, и мне бы пришлось писать о тебе как о последней жертве в череде зверских убийств, которые я расследую последние полгода. Надеюсь, ты слышала об убийствах в Питт-Хилл?

— Теперь мало кто из людей рискует показываться в Питт-Хилл после наступления темноты, — вспомнила Молли. — Конечно, я слышала про эти убийства. В газетах писали, что убийца — какой-то карлист, который ненавидит толстосумов. Будто он наносит удар по голове и вырезает глаза у своих жертв.

— Ты, Молли, не знаешь всей правды. Да, его жертвы — в основном люди богатые, состоятельные, — согласился Никльби. — Но, похоже, себе он забирает не только их глаза. Главное, он выпускает из них всю кровь. Всю, до последней капли.

— Вы ведь не думаете, что этот душегуб — тот самый старый злобный старикашка? — спросила Молли. — На вид он тоже из аристократов.

Профессор Харш искренне рассмеялась.

— Граф готов вонзить тебе в спину нож за мешочек серебряных крон, малышка, но он не работает ради любви к искусству. Его можно обвинить в чем угодно, но не в его привычках продавать себя дешево.

Никльби передал руль детандера профессорше.

— Это моя история, Молли. Я был первым, кто занялся темой самого первого убийства в Питт-Хилл, и с тех нор описываю все последующие. Вот я и стараюсь по возможности раскопать необычные, на первый взгляд незначительные подробности — на основании этого я пришел к выводу, что преступник поступает продуманно, он точно не лунатик, действующий в бессознательном состоянии. Есть здесь некая загадка. И я пытаюсь ее разгадать, найти связь между убийствами.

— Но при чем здесь я? — удивилась Молли. — Я не богата. Вы хотите узнать, кто натравил на меня графа, кто заказал ему мое убийство? Боюсь, для ответа на эти вопросы вам нужно обратиться к моим родителям.

— То же самое мне сказала и Верфей, когда я нашел ее, — признался Никльби. — До какой-то степени это верно, хотя я не думаю, что в твоем деле замешана тема наследства. У многих жертв душегуба с Питт-Хилл были рыжие волосы. Двое из них были троюродными сестрами. Это навело меня на предположение, что тут каким-то образом замешаны семейные отношения.

— Но ведь убивали не всех до единого членов семьи, — заметила Молли. — Нет, тут что-то другое.

— Правильно рассуждаешь, — похвалил Никльби. — Любопытно, верно? Так же любопытно, как и то, что работный дом сгорел дотла, а вместе с ним и гора трупов — останки тех, кто был мертв еще до того, как пламя охватило здание. Почти все дети бесследно исчезли. В живых осталась девчонка, за голову которой назначена огромная награда — неслыханная сумму с тех самых пор, как король Ройбен прятался в лесу от сторонников парламента.

— Ничего не понимаю, — отозвалась Молли, чувствуя, как у нее на глазах закипают слезы. — Никогда не думала, что произнесу такие слова, но я действительно хочу, что все стало так, как раньше. Хочу тихую работу в прачечной на Хэндсом-лейн. Хочу в праздник Великого Круга ходить в народную библиотеку.

— Не в моей власти подарить тебе прошлую жизнь, Молли, — сказал Никльби. — Но теперь ты находишься под защитой газеты и под моей защитой тоже. Я могу предоставить тебе редкую возможность вместе со мной выяснить тайну душегуба с Питт-Хилл, а заодно узнать, кому выгодна твоя смерть.

Писатель протянул Молли руку, и девушка после секундного раздумья пожала ее.

Профессор Харш, глядя на них, рассмеялась.

— Если кто-нибудь из пишущей братии предложит подписать тебе договор, сначала покажи его мне, Рыжик. Иначе все кончится тем, что на обложке грошовой книжонки появится скверная иллюстрация, на которой тебя изобразят в окружении двух десятков убийц с топорами, а твои волосы нарисуют такими же длинными, как плащ воина Особой Гвардии.

Никльби согнул в локтях тощие руки, пародируя огромные мускулистые конечности Харш.

— Королева Песков, безжалостная, как гадюка, и стремительная, как ветер!

— Бедная, как церковная мышь, и не получившая профессорской должности в семи из восьми университетов, — добавила профессор Харш. — Правда, это никому не интересно.

Пока ее спасители продолжали подтрунивать друг над другом, Молли отошла в сторону и, встав рядом с Верфей, принялась разглядывать проплывавшую под ними местность. Обе девушки никогда раньше не летали на аэростате. Воздушный корабль, на борту которого они сейчас находились, проплывал по исполинским пещерам, частично пустым, частично с руинами чимекских городов, чьи древние зиккураты поросли грибными деревьями. Они плыли вверх то по естественным воздуховодам, то по вентиляционным отверстиям явно искусственного происхождения, вырубленным в толще скальной породы. Примерно через час полета до обоняния Молли донесся тошнотворный запах, ни с чем не сравнимый как по части силы, так и омерзительности. Внизу, напоминая наплывы холодной, коричневой лавы, простиралось настоящее море какой-то омерзительной слизи.

— Готовь гелиограф! — приказала навигатору профессор Харш. — Если наши друзья не получат кодированного сообщения, они того гляди заподозрят самое худшее.

Никльби открыл ящик и, вытащив из него массивный, работавший на газе гелиограф, поджег осветительный механизм. Действуя рукояткой прибора, писатель принялся передавать вниз на землю сигналы. Через минуту из дальнего конца были получены ответные сигналы, отправленные с земли вверх, экипажу воздушного корабля. Вскоре аэростат подлетел ближе, и Молли разглядела очертания приземистой каменной крепости, высеченной прямо в скальной стене.

Никльби указал на огромные трубы по обеим сторонам цитадели, из которых в подземное море выбрасывалась зловонная грязь.

— Это форт Дерьмоу, Молли. Предприятие по переработке отходов человеческой жизнедеятельности и последний форпост Шакалии в здешних пещерах.

Стоило им приблизиться к крепости, как зловоние сделалось просто невыносимым. Молли обратила внимание на огромные пушки, чьи жерла были нацелены на аэростат. Толстые резиновые шланги тянулись от них к резервуарам с дурно пахнущим горючим газом. По периметру крепость патрулировали люди в противогазах, восседавшие верхом на остроклювах. К седлам крепились длинные пики. Расставленные на стенах и заряженные газом бомбарды устремили свои уродливые жерла в направлении моря нечистот.

— Они ждут нападения? — поинтересовалась Молли.

— Это война на два фронта, Рыжик, — вздохнула профессор Харш. — Гримхоупские изгои хотели бы попридержать городское дерьмо, хотя в последний раз им это удалось в годы правления короля Джуда. Добавьте к этому уборщиков нечистот и прочую шваль, обитающую на верхних этажах подземного города, те, кто видит в миддлстилском дерьме источник своего существования, которого их пытаются лишить.

Через считанные минуты «карманный» аэростат должен был пролететь над крепостью.

— Не понимаю, зачем так беспокоиться по этому поводу, — заметила Молли. — У нас в Миддлстиле своего дерьма хватает.

Профессор Харш передала ей шнур со свинцовым грузилом.

— Вот и я того же мнения. Сбрось его, когда мы окажемся примерно на одной высоте со зданием, главное, смотри никому не размозжи голову.

Группа техников спустила их вниз, и Молли увидела, что лица обитателей крепости скрыты жутковатого вида коричневыми противогазами, даже у четырехруких крабианцев. Над стеклами очков, рядом с серебристыми звездочками знаков различия, были трафаретом написаны имена. Молли уже собралась выпрыгнуть из гондолы, когда аэростат окружили три техника. Все трое держали в руках массивные фарфоровые резервуары, наполненные горючим газом, и резиновые шланги с металлическими наконечниками. Четвертый, восседавший верхом на остроклюве, прикатил тележку с анализатором крови. Пек, широко расставив птичьи лапы, нетерпеливо рыл когтями землю.

Соскочив со своего скакуна, техник внимательно посмотрел на Молли сквозь окуляры противогаза.

— Эта та самая девушка, которую вы искали?

Профессор Харш, выскочив из гондолы, ответила:

— Костлявое юное создание, сержант. Никакой мускулатуры.

— На сей раз никаких золотых статуй не привезли, профессор?

— Если вы, сержант, обнаружите в Глубинах Дуицилопочтли храм, который еще не обшарили до последнего дюйма осквернители гробниц, изгои и мусорщики, свистните мне.

Профессор первой прижала большой палец к иголке анализатора крови и стала ждать, когда небольшой транзакционный аппарат подтвердит ее личность.

— Вы соответствуете своему статусу, определенному переписью населения, Амелия, — сообщил ей техник с офицерскими нашивками. — Вы можете поручиться за ваших спутников?

— Они не покидали аэростата, — ответила Харш. — Даже не ступали на землю Глубин.

Молли нырнула под остроклюва, чтобы поближе посмотреть на анализатор крови. Что-то в движении барабанов-калькуляторов подсказало ей, что машина не в порядке и в конце месяца обязательно выйдет из строя.

Техник-сержант выключил бойлер анализатора.

— Там внизу полным-полно беглых меченых, барышня. Всяких уродов, способных менять внешность. Уорлдсингеров-изгоев, которым ничего не стоит размять вашу кожу как пластилин и вылепить вам новое лицо. Так что осторожность не помешает.

Молли одарила техника своей коронной восхищенно-туповатой улыбкой, и, улучив момент, когда тот повернулся к ней спиной, щелчком отключила барабан анализатора. Теперь ремонтники при ближайшем осмотре наверняка обнаружат неполадку и заменят изношенные части машины.

В следующее мгновение ее окликнула Верфей. Молли обернулась и увидела, что писатель и профессор Харш уже направляются в крепость. Две створки толстых металлических дверей разошлись перед ними, словно зубы дракона. Едва они шагнули за порог, как частная линия пневматической системы подняла их на поверхность в служебной капсуле, в которой, правда, не было сидений. Капсула была переполнена техниками с завода и рослыми солдатами в противогазах и с пистолетами на поясе. От их одежды исходил канализационный душок и резкий запах пота скакунов-остроклювов.

Наружу они вышли у подножия Норт-Даунз, низких меловых холмов на границе окраин Миддлстила и комплекса Кристосойл. Здесь, покуда хватало глаз, под стеклянными куполами, призванными защитить от зловония нечистот жителей усадеб и богатых домов северного Миддлстила, простирались поля очистки сточных вод. Когда-то здесь были деревни, но город поглотил их, неуклонно двигаясь все ближе и ближе к реке.

Профессор Харш, прощаясь, пожала Никльби руку.

— Мне нужно дождаться коллег, чтобы упаковать аэростат и отправить его наверх. Полагаю, ваша газета займется гонораром, который мы с вами согласовали. Что вы на это скажете?

— То есть мне все-таки заплатят, я правильно понял? — задал встречный вопрос Никльби. — А вы продолжите заниматься поисками города?

— Я собираюсь в горы Эйрни, — ответила Амелия Харш. — Там в одном гнезде у летучих ящериц бытует легенда о том, как их охотники однажды наткнулись в небе на нечто непонятное. Хотелось бы узнать, что они там такое нашли.

— Университету это вряд ли придется по душе.

— Вот потому-то поездка и будет оплачена вашими деньгами, — ответила профессор. Она растрепала волосы Молли и похлопала по плечу крабианку. — Еще не поздно принять мое предложение, Верфей.

— Я привыкла к мостовым Миддлстила, и мне нелегко решиться отправиться вместе с вами в экспедицию, демсон, — ответила крабианка. — Кроме того, мистер Никльби уже предложил мне работу в своей газете.

— Разносчиком газет? — улыбнулась Амелия Харш. — Дитя мое, это занятие куда более опасное, чем мои экспедиции. Да тебя на каждом углу от Док-стрит и до типографии будут поджидать разносчики таких конкурентов как «Стар». «Джорнал» и «Пост», чтобы подставить тебе подножку.

Верфей постучала по броне рукой-клинком.

— Никто не знает переулки и задние дворы так хорошо, как девушка из Сан-Гейт.

Молли одобрительно кивнула.

— Если передумаешь и не захочешь жить в дыму, — произнесла Амелия Харш, — то можешь всегда найти меня через преподавателей Сент-Вайн-колледжа.

Никльби повел девушек по лабиринту накрытых стеклянными колпаками зданий и гофрированных труб очистительного комплекса «Кристосойл пэлэс» — большая его часть была отведена под производство дистандерного газа. Его получали из канализационных стоков, остатки которых отправляли затем в недра земли. Для такой прозаической цели как отвод столичных нечистот здание было излишне помпезным — белые каменные стены, монументальные колонны, то там, то здесь открытые площадки, в нишах статуи.

— Верфей, о каком таком городе говорила профессор Харш? — полюбопытствовала Молли.

— О древнем Камлантисе, — ответила крабианка. — Она считает, что он был уничтожен при выбросе земли, и его развалины парят где-то высоко в небесах.

Ответ Верфей вызвал у Молли смех.

— И как она собирается подняться на такую огромную высоту? Воспользуется стадом хорошо обученных летучих свиней?

— Это говорит будущий председатель Королевской академии наук? — произнес Никльби.

В следующее мгновение им всем пришлось уступить дорогу отряду техников с черными канализационными шестами. Затем писатель указал на механическую повозку, стоявшую в тени какого-то здания, — шестиколесную машину, явно привезенную из земель Катосианской лиги. Ее мощный часовой механизм значительно превосходил по качеству грубые копии шакалийского производства, что с громким лязганьем колесили по сдобренным лошадиным навозом улицам Миддлстила.

— Вы можете позволить себе такую роскошь? — Молли смерила Никльби подозрительным взглядом. — Вы пишете в газету или вы ее владелец?

— Я также и пишу, Молли, — с загадочной улыбкой ответил Никльби.

Верфей и Молли не без труда устроились на заднем сиденье, обтянутом красной кожей. Раздвижная крыша кабриолета была опущена и покоилась сзади. Машина взяла с места, и Молли почти физически ощутила напряжение амортизационных пружин сиденья. Ей почему-то вспомнилась картинка, — возможно даже из «Иллюстрейтед», — изображавшая Стража, выступающего против пользования механическими повозками. Политик вылетал из облака осколков взорвавшегося часового механизма и падал на пол парламентского зала со словами: «Господа, обратите внимание на мое небезопасное сиденье!» Впрочем, взрывались лишь шакалийские имитации таких повозок. В подавляющем большинстве случаев.

Никльби вез девушек по красивым бульварам мимо величественных зданий и особняков Хэггсвуда. Судя по всему, только что закончились занятия в школах, и дети в красно-коричневой форме направлялись домой, некоторых из них вели за руки бонны в строгих черных платьях.

Держа одной рукой расположенный между ног руль, второй Никльби вытащил из кармана трубку для курения мамбла. Открыв дверь машины, он выбил пепел прямо на мостовую, после чего набил ее серыми конкорцианскими листьями. Продолжая вести механическую повозку и проскользнув между двуколкой и телегой молочника, писатель закурил. Совершенный машиной маневр не на шутку напутал Молли. Еще бы — они ехали со скоростью не менее двадцати миль в час, и пока Никльби закуривал, он сжимал руль одними коленями! Верфей наклонилась к уху подруги и шепнула:

— Он всегда так поступает!

Улицы с рядами деревьев сделались уже, а богатые особняки с фасадами из ложного мрамора сменились непосредственно миддлстилскими домами. Молли показалось, что она увидела поднимающийся с восточной стороны дым, черные маслянистые облака между пневматическими башнями Сан-Гейта, и чаек, парящих в потоках теплого воздуха.

Стоило им подъехать к деревянному шлагбауму, перегородившему дорогу, как предположения девушки подтвердились. Трое полицейских, два констебля и бригадир, вежливо кивнули Никльби. Любой водитель, сидевший за рулем дорогого заграничного транспортного средства, заслуживал дополнительной порции любезности.

— Какое-то дорожное происшествие, бригадир? — осведомился Никльби.

— Можно сказать и так, сэр. Союз портовых рабочих взбунтовался. Четыре других союза выступили в поддержку, и теперь страсти разгораются возле королевского дворца, а также в Палате Стражей. — Полицейский указал на дорогу. По улице шла колонна крабианцев, по трое в каждом ряду. Их грудные пластины были раскрашены в черный цвет. В руках — круглые металлические щиты с эмблемой национальной полиции и острыми шипами в центре.

Верфей привстала на сиденье и помахала им рукой.

— Это тяжелая бригада с Эко-стрит.

Молли посмотрела вверх — над улицей нависла тень аэростата. Девушка даже сумела прочесть его название — «Решительный».

— Священный Круг! — удивленно воскликнул Никльби. — Если парламент не заседает, то кто же отдал приказ задействовать воздушный флот?

Один из констеблей растерянно посмотрел на него.

— Хэм-Ярд поддерживает постоянную связь с Первым Стражем, сэр. Мы получали указания из его загородной резиденции по системе кристаллосвязи. В случае необходимости нам приказано вызвать армейские части из форта Холлоден.

— Но Хоггстон не стал бы отдавать приказ флоту в год выборов, — заметил Никльби. — Роареры и хартлендеры уничтожат всех пуристов.

На массивном брюхе аэростата открылись дверцы, и оттуда показались металлические клетки, заполненные сверкающими стеклянными бомбами с плавниками стабилизаторов.

— Они готовятся к бою, — прошептал констебль. Он явно не верил глазам.

— Мы еще никогда не бомбили Миддлстил, — заметил Никльби. — Даже в худшие дни карлистских мятежей.

Прохожие на улице остановились, и, открыв рты, принялись наблюдать за удаляющимся кораблем. Тот устремился на восток, в направлении реки и портовых сооружений.

— Красные наконечники, — произнес непонятную фразу Никльби.

Молли смерила его удивленным взглядом. В глазах писателя блеснули слезы.

— Красные наконечники? Что это такое?

— Красные для зажигательных бомб, Молли. Зеленые — для газовых. Синие — для разрывных и шрапнельных. Во время Двухлетней войны меня призывали на военную службу в информационный отдел флота. Как раз при мне сравняли с лицом земли Норлей и другие промышленные города Содружества Общей Доли. Вот уж не думал, что такое случится снова. Во всяком случае, в моей родной стране.

Из груди собравшихся на улицах Миддлстила людей вырвался удивленный возглас — это вдали прогромыхал взрыв, от которого содрогнулась земля. Дернулась и их механическая повозка. Никльби и его спутницы невольно напряглись. Грохот затих. Над городом повисла тишина. По улице все также дисциплинированно двигался в соответствии с заданным направлением легион полицейских-крабианцев. Они даже не сбились с шага. Правда, Молли усомнилась, что от стражей порядка будет польза, когда те окажутся на месте бомбардировки.

Никльби проехал немного вперед и свернул в какой-то переулок.

— Куда мы едем? — спросила Молли.

— Куда же еще можно ехать, когда происходит что-нибудь важное? На Док-стрит, разумеется.

Вытащив пистолеты, капитан «Решительного» и его помощник, оба в красных мундирах королевского военно-воздушного флота, припугнули экипаж бомбового отсека.

— Быстро на свои места, бездельники! — крикнул первый помощник.

— Это не бунтовщики, — возразил один из авиаторов. — Я ни у кого из них не видел в руках даже вил, не говоря уж о винтовках.

В проходе появились еще несколько солдат, прибежавших с нижней палубы. Они попытались проскользнуть между двумя офицерами.

— У капитана имелся приказ, — пояснил первый помощник. — Приказ, который поступил из Палаты Стражей и Комиссии адмиралтейства.

— Вы его видели? — стоял на своем все тот же авиатор.

— Тогда покажите нам письменный приказ! — потребовал его товарищ.

— Хватит изображать из себя казарменного адвоката, Пембертон! — рявкнул капитан. — Я застрелю первого, кто сделает хотя бы шаг вперед!

Авиатор помахал зловещего вида погрузочным крюком.

— У вас только два пистолета. Этого хватит только на двоих из нас.

— Для тебя уж точно хватит, парень! — угрожающим тоном произнес первый помощник.

Капитан выбрал среди столпившихся в проходе авиаторов самого нерешительного и приказал:

— Быстро приведи сюда старшего пилота! Живо!

Дориан Кемп, старший пилот королевского воздушного корабля «Решительный», лежал рядом с пистолетом, при помощи которого он только что свел последние счеты с жизнью. В открытый люк врывался ветер, выстуживая кровавые ошметки мозга, которыми было заляпано все вокруг.

Рядом с остывающим телом покойного радостно отплясывал джигу двухголовый карлик. Одна из голов имела обычный размер, вторая была маленькой, сморщенной, как головенка куклы.

— Залез в его башку и хлоп! Залез в его башку и хрясь!

Его спутник с жалостью посмотрел на жуткое создание, отплясывавшее возле трупа. Если бы не воля великого Крута, этим же путем пошла бы половина Особой Гвардии.

— Ты сделал хорошую работу, брат. Бомбардировка закончена. Пора уходить.

— Для этого мне пришлось лишь потренироваться на тюремных крысах, — хихикнул двухголовый. — Я заставлял их вставать на задние лапы и танцевать. Они даже воевали у меня. Мои славные крыски выстраивались в две шеренги и забрасывали друг друга камнями.

— Хватит игр с крысами, братишка. Теперь ты сможешь заниматься хэмблинами, — сказал его товарищ, чья кожа начала лучиться колдовским светом. — У тебя будет все, что только пожелаешь.

— Ты ведь не станешь снова бросать мен я в тюрьму? — взмолился карлик.

— Конечно, нет, — солгал его напарник, сгребая урода в охапку. — Не раньше, чем будет завершена работа. Раз уж взялся за дело, то будь добр доведи его до конца.

Выбросив мощный заряд энергии, он вместе со своим крошечным спутником вылетел из воздушного корабля, презрительно захлопнул за собой люк и исчез среди черных облаков копоти, поднимающихся с истерзанной взрывами земли. После того как пролетавший над городом корабль сбросил свой смертоносный груз, портовые сооружения Миддлстила превратились в сплошную стену огня.

Двадцать пятый этаж задания, на котором размещалась редакция газеты «Миддлстил иллюстрейтед ньюс» являл собой воплощение хаоса. Меж письменных столов сновали сотрудники, а стрекот металлических пишущих машинок — устройств, переносивших залпы букв и слов на перфорированные карточки — временами перекрывал доносившиеся из открытых дверей шум и крики. В этом нескончаемом гуле Сайласу Никльби приходилось почти кричать, обращаясь к Молли.

— Нужен комментарий Комиссии адмиралтейства.

— В больницу Таргейтского округа поступают тела пострадавших и раненых.

— Никаких комментариев.

— Печатники требуют увеличения заработной платы.

— Отправьте кого-нибудь к резиденции Первого Скайлорда. Пусть ждет у порога.

— Заплатите!

— Интервью. Прямо сейчас.

На фоне оглушительного шума и беспорядочных передвижений людей возникла странная фигура на костылях. Дородное тело инвалида раскачивалось как некий непристойный маятник. Пронзительные недобрые глаза с интересом изучали творившийся вокруг кавардак. Это был он, вне всяких сомнений — редактор и владелец газеты. Молли вспомнилась карикатура на Габриеля Брода, появившаяся вскоре после того, как уличное отребье переломало ему ноги. Он негодующе потрясал костылем в сторону здания суда. «Истина не нуждается в костылях» — гласила надпись в пузыре, что вырывался у него изо рта.

— Пойдем со мной, парень! — прогромыхал он на всю комнату и подошел к одному из редакционных работников. — Миддлстил удивился воздушному налету? Это я удивляюсь тому, что вы, пьянчуги, вовремя приходите на работу. Я удивился бы, если бы моя жена поднесла мне бокал теплого джина прежде, чем поправить мне одеяло перед сном. Когда я вижу, как наш собственный, будь он проклят великим Кругом, аэростат сбрасывает бомбы на столицу нашей великой и славной страны, я, сэр, не удивляюсь. Я содрогаюсь. Я возмущен чудовищностью случившегося. Немедленно перемени заголовок. Если я еще раз увижу нечто подобное на одной из моих внутренних страниц, то удивлю тебя — вытащу карточку из архива и брошу в огонь, которым все еще охвачен весь восточный берег реки. Ты меня понял?

Хозяин газеты оставил журналиста дрожать от испуга, а сам выхватил глазами из толпы Никльби и Молли и направился к ним. Его костыли лязгали по полу подобно шпагам дуэлянтов.

— Привел ко мне новенькую бродяжку, Никльби? Я, пожалуй, на следующей неделе подам заявление в Гринхолл. Пусть они там перерегистрируют нашу газету как благотворительную крутовистскую организацию.

Верфей уже куда-то успела исчезнуть с газетной полосой, которую следовало отнести к печатникам, однако у главного редактора, очевидно, была неплохая память. Молли и ее спаситель последовали за владельцем газеты в его кабинет с огромными круглыми иллюминаторами вместо окон. Посмотрев в один из них, Молли увидела, как над дальним краем города поднимается дым. Дверь закрылась и отсекла царивший за порогом кабинета несмолкаемый шум. До слуха девушки даже донеслось мягкое журчание воды в резиновых стенах здания.

— И у стен есть уши, верно? — усмехнулся редактор. — Эта та самая девчушка? В настоящее время, моя дорогая, я могу получить денег за твою голову больше, чем выручу за продажу моей газеты.

— Странный, старый мир, — проговорила Молли.

Брод посмотрел в иллюминатор на затянутое дымом небо.

— Именно так, моя дорогая. В противном случае моей газете было бы не о чем писать.

— Я вам уже говорил, что за убийствами в Пит-Хилл стоит не какой-то там безумный лунатик, — сообщил Никльби. — Молли являет собой живое свидетельство моего предположения. Я уверен в этом.

— Нам нужно найти недостающее звено, — отозвался Брод, — которое связывает представителей знати с тем, кто выцеживает из жертв всю кровь до последней капли.

— Вы защитите меня? — задала вопрос Молли. — Поможете мне отыскать истину?

— Истина имеет цену, — ответил издатель, приподняв костыли. — Она вытягивает денежки и у тех, кто слишком долго таращатся на нее, и у тех, кто слишком ревностно ее ищет, верно я говорю, Никльби? — Брод многозначительно посмотрел на писателя. Тот пожал плечами и отвернулся. — Вот этот парень обладает превосходным нюхом на сенсации, в моей газете он лучший. Если кто и способен помочь тебе выяснить, почему за твою рыжую головку Стражи назначили такой неслыханный выкуп, так это Сайлас Никльби. Что касается защиты, разве мы не платим дамочке — книжному червю с мускулами амазонки?

— Она получает лишь гонорары, как самый обычный поисковик, — ответил Никльби. — К тому же сейчас она за границей.

Издатель покачал головой.

— Не иначе как ищет для нас новые сенсации. Что касается тебя, то я всегда могу найти парочку громил из шайки воров для охраны печатной фабрики, которые будут следовать за тобой как тень.

Никльби тоже покачал головой.

— Анонимность в данном случае — лучшая защита, Габриель. Никто из убийц, охотящихся за Молли, пока не знает, что сейчас она здесь. Стоит тебе поставить у моих ворот вооруженную охрану, как рано или поздно о ней станет известно уличной швали. Люди начнут задавать всякие вопросы.

— Пусть, — ответил Брод. — Этот старый моряк, что ошивается у тебя в доме, надеюсь, он умеет пользоваться усмирительной дубинкой?

Раздался стук в дверь, и на пороге, держа в руке какую-то записку, появился запыхавшийся курьер.

— Комиссия адмиралтейства отрицает, что «Решительный» получал приказ лететь в Миддлстил, не говоря уже о какой-то бомбардировке. Комиссия отправляет воздушные корабли «Аметист» и «Поборник» для сопровождения «Решительного» обратно в Шэдоуклок. В случае неподчинения, отдано распоряжение сбить аэростат.

— Дьявол всемогущий! — воскликнул Брод. — Дуэль над городом. Нужно сказать печатникам, чтобы готовили второй тираж. Никльби, ты когда-то общался с авиаторами, что ты скажешь об этом заявлении Комиссии?

— Капитана вздернут на виселице, если он посмеет проявить самовольство в отношении подчиненной ему команды, — ответил Никльби. — Без письменного приказа Комиссии старший пилот не имеет права изменить даже порцию джина для членов экипажа.

— Эти парни не иначе как рехнулись! — воскликнул Брод. — Отправь людей в таверны, где собираются авиаторы с воздушных кораблей, узнай имя старшего пилота «Решительного»! Выясни о нем все, что только возможно, — не лаял ли он, нет ли в анализе его крови признаков склонности к лунатизму и все такое прочее.

— Великий Круг! — отозвался Никльби. — Наш собственный город. Никак не могу поверить в это, все как во сне.

— Более похоже на кошмар, верно? — усмехнулся Брод. — Мы обязательно докопаемся до истины, и кому-то точно придется поплатиться за это головой.

— Из-за статьи в вашей газете? — удивилась Молли.

Брод наморщил лоб и взял в руки газету.

— Ее легко принять за пару листов, изготовленных из древесной кашицы, моя дорогая, но мы подобной ошибки не допустим. Это никакая не газета, а оружие, настоящее оружие. Столь же мощное, что и этот паршивый воздушный корабль. Да что там! Оно способно на большее, нежели бомбардировка целого жилого квартала. Оно способно воспламенить в народе воинственный дух. Оно может, когда люди заходят в кабинку для голосования, качнуть мнение народа в том или в ином направлении. Может даже дойти до сердца городского отребья, и, проникнув под землю, показать жизнь подземного мира так, что все увидят его во всей красе с его изгоями, червями и нечистотами. Газета способна истребить вонь и пот любой фабрики со Столлвуд-авеню и швырнуть их в уютный пятиэтажный дом какого-нибудь государственного служащего. Она может совершить поступок беззаветной храбрости и изобразить его проявлением величайшей глупости, выбрать из толпы какого-нибудь идиота, возвеличить его и пустить расхаживать павлином по коридорам парламента.

— Но она взимает свою цену, Молли, — добавил Никльби.

— Только не сегодня, — возразил Брод, указывая на силуэт «Решительного», по-прежнему окутанный клубами черного дыма. — Сегодня город заплатил за нас по всем счетам.

Граф Вокстион допил остаток бренди из большого бокала. Как и полагалось, напиток оставил золотистые следы на внутренней поверхности хрусталя. В запасе осталось всего три бутылки урожая 1560 года. Когда в результате революции дворянство было изгнано за пределы Квотершифта, карлисты захватили в его винном погребе все, что там находилось. Замок графа смутьяны сожгли дотла, его семью арестовали, крестьян выбросили из их домов и — что было абсолютно бессмысленно — подожгли амбары с зерном. За одну ночь он лишился всего, что у него было, всего, чем он так дорожил.

В библиотеку вошел Кауард. В руках его был обернутый в коричневую бумагу сверток.

— Надеюсь, вы не предаетесь грустным мыслям, сэр.

Граф позволил крабианцу взять у него пустой бокал.

— Я ловлю себя на том, что мне все труднее сосредоточиться на словах, напечатанных типографской краской, старый панцирь. Я не уверен, вызвано ли это моим слабеющим зрением или тем, что я слишком часто погружаюсь в воспоминания.

Крабианец положил сверток на журнальный столик.

— Ваша борода и мой панцирь белеют одновременно, сэр.

— Помнишь холмы близ Эстреала, Кауард? Тогда на твоем панцире появилось несколько трещин.

— Во время войны короля со Свободным Государством Паровиков? — уточнил крабианец. — Отчего не помнить, прекрасно помню, сэр. Кавалерия вступила в бой с рыцарями-паровиками, заведомо обреченная на поражение. Полковник Вельтард был убит на полном скаку, сражен залпом огнемета.

— Он никогда не отличался умом. Был храбр, как лев пустыни, но глуп, — ответил граф. — У него была прелестная жена, такая же бесстрашная, как и он сам. Насколько мне помнится, ей дали возможность сказать последнее слово, прежде чем отвести к Гидеонову Воротнику. Она стояла на эшафоте и минут десять проклинала толпу, прежде чем карлисты лишили ее жизни.

— К счастью, полковник был избавлен от этого зрелища, сэр, — заметил Кауард.

— Верно, — согласился граф. — Какой мы были бы прекрасной парой, старый панцирь. Сидели бы себе на берегу реки в Вокстионе. Удили рыбу и наблюдали за тем, как наши внуки бросаются друг в друга камешками.

— Насколько мне помнится, вы любили бросаться камнями в меня, сэр, — напомнил Кауард.

— Просто я был любопытным мальчишкой, — сказал в свое оправдание граф. — Мне нравился звук, с которым камни отскакивали от панциря. Но ты тоже хорош. Помнишь, как ты тыкал в меня своей чертовой рукой-лезвием, когда в полковой казарме мне дали койку прямо над твоей. Да еще притворялся, будто делаешь это во сне.

— Теперь моя рука-лезвие затупилась, сэр.

Граф потянулся за свертком и принялся снимать с него обертку.

— А по-моему, она все так же остра. Насколько я понимаю, это доставил специальный курьер, верно?

— Как и все прочее, сэр.

Крабианец взял лежавшее в свертке зеркало и отступил назад. При этом поверхность зеркала замерцала, как будто ее обдало жаркой волной огня, и на ней проступили смутные контуры человеческого лица.

— У вас есть какие-нибудь новые сведения для меня? — спросило оно. — Что слышно о девчонке?

— Я выследил ее, — ответил граф Вокстион. — Однако ваше требование доставить ее живой становится проблематичным. Было бы проще доставить ее мертвой. Она находилась у меня в руках, но ее освободила команда конкурентов.

— Конкурентов? — удивилась тень в зеркале. — Послушайте, старина, никаких других специалистов на поиски девчонки мы не отправляли. Других претендентов на награду нет.

— В общем-то, я так и предполагал, — признался граф. — Это облегчит мне поиски места, где она сейчас прячется. Прежде чем я снова выйду на след, мне нужно понять, каким мотивами руководствовались те, кто ее спас.

— Это не ваша забота, — ответила тень. — Вам нужно лишь найти ее и переправить туда, куда следует.

Граф Вокстион покачал головой.

— Она всего лишь обычная бродяжка из приюта. Если хотите получить ее мертвой, то подождите, пока она слегка повзрослеет. Через три года джин превратит ее печень в труху. Через пять она окажется на смертном одре из-за туберкулеза или другой столь же малопочтенной болезни.

— Я сохраняю заказ за вами исключительно из-за ваших способностей первоклассного охотника, — заявила тень. — А вот без ваших философских размышлений относительно проблем шакалийского общества я обойдусь. В какой части Миддлстила она могла спрятаться, ускользнув от вас?

— Вряд ли она сейчас в Миддлстиле, — высказал предположение граф. — По всей вероятности, сейчас она находится в подземном городе, в Гримхоупе. Кстати, следует заметить, что Молли Темплар заслуживает всяческого восхищения. Ей не занимать силы духа и незаурядной изобретательности. Думаю, ей бы многие позавидовали.

— Гримхоуп! — прорычала фигура в зеркале. — Девчонка действительно была в подземном городе? Почему вы своевременно не сообщили мне об этом?

— Как вы только что любезно упомянули, — сказал граф, — ваше вознаграждение зависит исключительно от успешной поимки этой самой девчонки. Мне ничего не было обещано за отправку ежедневных донесений о том, как идут мои поиски. В Сан-Гейте ваши грошовые убийцы мне так и не пригодились. Если же я должен отправить Хэм-Ярд по следу трупов работного дома, чтобы затем легавые вышли и на мой след, я сообщу об этом вашим громилам. В противном случае, я буду работать так, как привык, один и без всяких помощников.

— Не испытывайте мое терпение слишком долго, старый солдат, иначе эти люди займутся вами.

— При старом режиме я был не просто маршалом, — ответил на это граф, — я был первым дуэлянтом королевского двора. Вы не первый клиент, кто пытается заново обговорить условия нашего соглашения после того, как я уже взялся за дело. Если у вас возникнет желание подослать ко мне кого-нибудь из ваших головорезов, то лучше заранее убедитесь в том, что вы желаете в дальнейшем иметь со мной дело. Я верну вам их прах в бутылках из-под вина из моего старого погреба.

— Приведите мне эту девчонку! — приказало зеркало. — Не упустите в очередной раз Молли Темплар!

От поверхности зеркала начал подниматься пар — это утрачивало силу колдовство уорлдсингера. Еще минута-другая, и оно станет совершенно бесполезным, годным разве на то, чтобы быть выброшенным на свалку.

— Ответьте мне на последний вопрос, — поспешил спросить граф. — Вы случайно не отец девчонки?

Зеркало издало звук, похожий на треск охваченного огнем полена и замолчало.

— Сомневаюсь в этом, — произнес граф.

— Отнести зеркало вниз, сэр? — спросил крабианец.

— Конечно, старый панцирь. Выбрось его вместе с другими.

— Странно, что этот джентльмен так и не научился общаться при помощи здешней превосходной системы кристаллосвязи.

Граф снова взял в руки книгу, которую читал до этого — «Стратегия войн за объединение». Автор сего опуса был малоизвестный аристократ из империи Киккосико.

— Наш клиент, Кауард, ворочает куда большими деньгами, чем любой шакалийский владелец шахты. Но вот джентльменом его никак не назовешь.

— Как скажете, сэр, как скажете.

— Я устал каждый раз слушать, как местные распевают «Шакалийского льва» в конце каждой дурацкой игры. Вот уж кому давно пора проиграть войну и обрести хотя бы толику смирения. Думаю, как только мы получим от нашего клиента деньги, то совершим вояж в одну из колоний. Посмотрим, что сможет нам предложить побережье Конкорции.

— А не поздно ли начинать новую жизнь, сэр? — заметил крабианец.

— Не знаю, Кауард. Земля там дешевая. Купим себе имение и замок где-нибудь на берегу реки. Поселим у себя ссыльных, юных карманников и конокрадов. Станем, как в старые добрые дни, наблюдать за тем, как они будут обрабатывать землю и удить в реке рыбу.

— В старые добрые дни мы не вели войну против детей, сэр, — возразил Кауард. — Мы не охотились за юными девчушками.

— Не путай наши сегодняшние вынужденные обстоятельства со славным прошлым, дружище, — парировал граф. — Здесь, в Шакалии, мы эмигранты, изгнанники, вынужденные жить в стране лавочников. Войну мы здесь не ведем. Мы занимаемся коммерцией.

Крабианец убрал бутылку бренди в шкаф и запер стеклянную дверь. Обернувшись, он увидел, что старый аристократ уснул в кресле. Кауард накрыл его ноги пледом.

— Лично я предпочел бы войну, — прошептал он и вышел из комнаты.