Глава 21

Бригадный генерал Шеппертон смотрел на одинокий аэростат, парящий в небе над аэродромом Фульвен-Филдс на окраине Миддлстила.

— Что за игры затеяло адмиралтейство? Мы не можем занять позиции без прикрытия воздушного флота. Ума не приложу, что случилось с нашими аэростатами. Где эти бездельники, которые должны подавать сигналы?

Майор Уэлсли развернул своего скакуна. Конь испугался при виде блестящих металлических корпусов, направлявшихся к летному полю по невысоким холмам на противоположной стороне. Они не издавали никаких запахов, и лошади командующих офицеров все утро вели себя беспокойно.

— Сэр, ни одни из наших разведчиков не сумел обнаружить ни единой станции кристаллосвязи, которая не подверглась бы вчера ночью обстрелу со стороны карлистов.

Майор поднял взгляд на аэростат. Это была старая машина класса «Гардиан Престер», которую давно полагалось списать и отправить на слом. Летали на ней в основной вышедшие в отставку авиаторы Королевского воздушного флота плюс горстка добровольцев-энтузиастов из миддлстилского отделения общества любителей летательных аппаратов легче воздуха. В бомбовом отсеке — с полдесятка воздушных разведчиков. Уэлсли мысленно передернулся и торопливо вознес молитву о том, чтобы эти ротозеи не забыли, на чьей стороне армия, находящаяся под ними на земле.

Верховой офицер галопом припустил своего скакуна, однако, будучи искусным наездником, в самый последний момент резко натянул поводья и остановил коня рядом со столом штабного офицера.

— Господин бригадный генерал, сэр, здание адмиралтейства охвачено огнем. Я разговаривал там с одним из штабных офицеров. Он сообщил мне, что некоторые из членов Совета адмиралтейства оказались мечеными. Им удавалось скрывать свою сущность под маской скайлордов. В городе царит хаос. Он наводнен лазутчиками. Повсюду карлисты. Они возводят баррикады. По улицам невозможно проехать.

— А где ваша шляпа?

— Ее сбили выстрелом, сэр.

— Тогда возьмите себе на складе новую, — распорядился бригадный генерал. — Я не позволю, чтобы мои подчиненные разгуливали в непотребном виде, независимо от ситуации. Меня уже и без того подвели ваши хваленые авиаторы. Их воздушные машины окружили Шэдоуклок словно никому не нужные небоскребы. Нам еще придется держать ответ перед Стражами.

Уэлсли поморщился. Бригадному генералу уже дважды докладывали, что Палата Стражей пала еще утром в результате нападения сил Содружества Общей Доли. Лишь по чистой случайности, когда случилась ночная атака, миддлстилские стрелки были в этот момент не у себя в казармах.

— Сэр, — произнес майор Уэлсли, указывая на стройные ряды войск. — Мы получили подтверждение, что Королевский воздушный флот не желает оказывать нам поддержку. Не кажется ли вам, что в таком случае для нас имеет смысл пересмотреть наши диспозиции?

— Вы в своем уме, сэр? — рявкнул бригадный генерал. — Армия нового образца не проиграла ни единого сражения с тех самых пор, как ее сформировал сам Изамбард Киркхилл. Наш боевой порядок был не раз испытан лучшими военными умами Шакалии на протяжении многих столетий.

Уэлсли нервно поерзал в седле.

— Сэр, я хочу лишь напомнить, что наша нынешняя диспозиция предполагает координацию действий с воздушным флотом. В нашем распоряжении имеется один-единственный аэростат. Нам же нужна как минимум эскадрилья. Нынешний противник — не те деревенские увальни, которых мы с треском выставили из страны в прошлом году.

— Это жалкий сброд, майор, — заявил бригадный генерал. — Квотершифтский сброд и карлистское отребье. Они двинутся на нас старым испытанным способом, и мы точно таким же старым испытанным способом покажем им, что с нами лучше не связываться. Сейчас не время для нового мышления, майор. С меня достаточно одного аэростата, чтобы разбить в пух и прах горстку иноземных нахалов и собственных предателей, которые прокрались к нам как тараканы из подземного города.

Уэлсли открыл было рот, чтобы возразить, однако, увидев выражение лица бригадного генерала, передумал. Ситуация грозила обернуться полным кошмаром. Еще пару часов назад он получил донесение, что форт Дерьмоу перешел в руки квотершифтских агрессоров. И вот теперь квотершифтские войска уже окопались на самых подступах к столице.

Бригадный генерал обернулся к верховому.

— Вы, сэр, тот самый офицер, который потерял шляпу. Скачите на другую сторону колонны и приведите ко мне одного из уорлдсингеров. Я хочу знать, что делали в адмиралтействе меченые. И пусть кто-нибудь узнает о судьбе Особой Гвардии.

— Смотрите, сэр! — указал штабной офицер.

Словно комета, прочерчивающая путь по темному небу, над полем описал ленивую дугу какой-то гвардеец — над боевыми порядками Содружества, над рядами пушек, и лишь затем устремился навстречу шакалийским войскам. Порывом сильного ветра с голов солдат едва не сорвало кивера и треуголки. В конечном итоге гвардеец замер над землей напротив заваленного картами походного столика.

— Давно бы так, — недовольным тоном произнес бригадный генерал. — Или вы не получили письменного приказа, который я лично отправил капитану Флейру.

— Получили, — подтвердил гвардеец.

— В таком случае, сэр, будьте любезны, объясните мне, где во имя великого Круга, находятся сейчас гвардейские роты?

Гвардеец вручил генералу письмо и, отсалютовав, снова взмыл в небо. Затем, описав над полем петлю, устремился в столицу. Бригадный генерал Шеппертон прочел послание, что заняло у него гораздо больше времени, нежели можно было предположить. После чего протянул бумагу Уэлсли.

Майор Уэлсли, не спешиваясь, зачитал послание всему штабу.

— Гвардия не станет сражаться за вас. Гвардия не станет сражаться против вас. Это унизительная война. Посмотрим, как справится с ней Шакалия без нашего вмешательства. Флейр.

— Неужели они пойдут на такое? — подал голос один офицер.

С левого фланга, ведя с собой уорлдсингера, вернулся верховой офицер. Мантия на волшебнике была точно такого же пурпурного цвета, что и генеральские щеки.

— Эй, вы! Гвардейцы подняли мятеж! Хотел бы я знать, что вы и ваши коллеги делали все это время? Живо отвечайте!

— Я вам докладывал, сэр, — ответил уорлдсингер. — Отправлял послания.

— Мне неинтересно, какие в вашем распоряжении имеются колдовские штучки-дрючки. Мне нужны факты, сэр, повторяю, факты.

— Торки у них на шеях не отвечают, контрольный гекс на месте, но не функционирует. Господин бригадный генерал, орден больше не властен над Особой Гвардией.

— И это вы говорите мне! — взревел Шеппертон. — Не кажется ли вам, что это уже слишком!

Вражеские пушки открыли огонь, и перед штабным столиком вверх взметнулся фонтан земли.

— Смею предполагать, что целились именно в нас, — заметил бригадный генерал.

— Похоже, что так, — поддакнул кто-то из штабных офицеров.

Майор Уэлсли пришпорил коня и поскакал к вверенному ему войску. Он несся галопом и потому не заметил, что облако, двигавшееся к последнему шакалийскому аэростату, было не дождевой тучей, а роем каких-то насекомых.

Битва за Миддлстил началась.


Когда Молли пришла в себя, потолок куда-то двигался; черные скальные стены скользили вниз и прочь от нее. Ее негнущаяся спина лежала на импровизированных носилках, наспех сделанных из подручных средств, обломков рудничного крепежа и куска холстины, скрепленных канатами. Судя по всему, дела ее обстояли не лучшим образом. На мир она смотрела только одним глазом. Молли потрогала лицо и тотчас вскрикнула от боли — правая щека распухла и не давала открыться правому глазу.

— Молли! — произнес чей-то голос. — Ты очнулась?

Движение потолка прекратилось, зато к горлу подступила тошнота.

Здоровым глазом Молли рассмотрела, кто катит ее. Оказалось, что паровик — правда, весь какой-то скособоченный и покореженный. На корпусе у него не хватало пластин, отчего сквозь зияющие дыры были видны железные внутренности, колеса и шестеренки, а из живота доносилось подозрительное дребезжание.

— Это подземный город? Где я? Где мои друзья? — спросила девушка.

— Мы полагаем, что они мертвы, мягкотелая Молли, — ответил паровик. — Был взрыв, мощный взрыв, большая часть шахты обрушилась. Однако враг охранял пневматические линии — мы выжили потому, что находились в служебном туннеле.

— Мы? — Молли оглянулась по сторонам.

Кроме нее и паровика рядом никого не было. А где тогда остальные? Мертвы? Никльби и коммодор Блэк, воин из Механсии и его странный друг, даже ее смертный враг из Квотершифта. Нет, только не это. И тут Молли вспомнила, что перед тем, как она потеряла сознание, рыцарь-паровик бросился грудью на стеклянную бомбу, которую кто-то швырнул в них. Прогремел взрыв, земля под нею разверзлась, и она рухнула вниз, а вслед на ней устремилась лавина камней. А потом ничего. Ее друзья наверняка погибли. Она вновь осталась одна. Все, кто были готовы защитить ее, мертвы. Неудивительно, что родная мать в свое время подбросила ее на ступени Сан-Гейта. Не иначе, как у бедной женщины было предчувствие, какая судьба ожидает ее, оставь она у себя проклятое дитя.

Молли проплакала несколько часов подряд, прежде чем почувствовала, как паровик поправил порванную ткань, которой было накрыто ее тело.

— Молли, — произнес паровик. — Мягкотелая Молли, неужели ты не узнаешь нас?

Слезы обжигали больную щеку, та саднила и горела, словно опаленная огнем.

— Мы с вами уже встречались?

— Мы даже не предполагали, что судьба вновь сведет нас вместе, мягкотелая Молли. После Гримхоупа, в ремонтной мастерской.

— Ремонтной… — Молли пригляделась к паровику. Знакомые кривобокие формы, знакомый тембр голосового аппарата. Нет, они действительно встречались. Вот только при каких обстоятельствах?

— Все крайне просто, мягкотелая Молли. Гексмашина подошла к нам и показала, как соединить наши тела. Сильверу Уанстэку было все равно, он и без того был ходячим святотатством. Слоукогс поначалу отказался, не желая жить в таком виде, пока девушка с картины не открыла ему зрительную плату. Показала пути, по каким пойдет мир, если мы не соединимся. Показала то, что произойдет с тобой, мягкотелая Молли.

— Круг всемилостивый! — воскликнула Молли и протянула руку, чтобы потрогать теплый бок паровика. — Слоукогс, Сильвер Уанстэк, ты починил себя.

— Мы соединены, Молли мягкотелая, сплавлены воедино волею Гексмашины. Мы нарушили законы Паро-Лоа, мы поглотили собственную плоть, но Гексмашина — сущность высшего порядка, и, если нужно, мы бы вновь поступили точно так же. Сделали бы это снова, чтобы спасти тебя, Молли.

— Я бы не стала требовать от вас такой жертвы, — сказала девушка.

— Знаем. — Покореженный паровик вновь впрягся в носилки. — Именно поэтому мы и должны это сделать.

На Молли накатила волна благодарности к старым разбитым паровикам. Подумать только, ради нее они приняли такие страдания.

— Во имя Круга, спасибо вам…

— Сильвер Слоустэк. Мы оба лишились наших настоящих имен, выбрав себе это в качестве общего имени.

— Слоустэк, и куда нам теперь? Шакалия стала жертвой вторжения, подземный город пал под ударами все того же зла. Для нас с тобой нигде нет безопасного места. Если они почувствуют, что я все еще жива, то тотчас бросятся за мной в погоню.

— Они приближается, мягкотелая Молли. Океанская лава больше не согревает ее, и она поднимается вверх, навстречу нам. Мы в свою очередь должны попробовать спуститься вниз, чтобы встретиться с ней. Я, Молли, говорю про Гексмашину. Ей нужен оператор. Ей нужна ты!


За стенами дворца звуки стрельбы раздавались лишь время от времени. По всему городу по-прежнему полыхали пожары, однако большая их часть вспыхнула в результате внезапного нападения предыдущей ночью — вышли из строя станции кристаллосвязи, где-то в окно полицейского участка бросили гранату, взяты штурмом казармы шестого пехотного полка и конной гвардии.

Для принца Алфея было вновинку просто так стоять на балконе и смотреть на город. Просто удивительно, но никто не закидывал его с улицы гнилыми фруктами или камнями. Внизу на площади бесчисленные ряды людей стояли на коленях лицом к дворцу, из тысяч глоток вырывался странный гул. Накануне ночью пошел снег, и на собравшуюся на площади толпу с небес падали снежные хлопья. В Миддлстиле привыкли к туману, стелющемуся вокруг фабрик, и мерзким миазмам промышленных предприятий, но чтобы в разгар лета… выпал снег?!

На балкон вышел Бонфайр и через плечо капитана Флейра посмотрел вниз на людские толпы.

— Нет, человеку в этом городе не дадут поспать! Кто они такие? И почему гудят? Что это? Какая-нибудь карлистская мантра?

— Они читают ее вот уже примерно час, — ответил принц. — Первые начали собираться здесь еще утром — до того, как квотершифтские силы начали закрывать церкви. Люди плакали, взывали о помощи, они умоляли у ворот казарм Особой Гвардии, чтобы те вышли к ним.

Бонфайр указал на повозку с облаченными в пурпурные одежды телами, что стояла у ворот. Удивительно, что в Шакалии еще остались уорлдсингеры, полагавшие, что торки на шеях гвардейцев исправны.

— Пусть обратятся за помощью к ордену. Посмотрим, смогут ли хваленые волшебники без помощи гвардейцев дать отпор агрессору.

— Они обращаются с молитвой не к вам, — сказал принц. — А ко мне.

— К вам? — усмехнулся Бонфайр.

— Это древняя легенда, — пояснил капитан Флейр. — О спящих королях. Когда Шакалии угрожает опасность, первые короли должны проснуться и восстать из подземных холмов Элморгана.

Бонфайр от души расхохотался, так что по щекам покатились слезы.

— Этот щенок? Этот щенок должен спасших? Ну, вы скажете!

Он протянул руку и выпустил в толпу залп голубого огня.

— Молитесь громче, грязные хэмблины. Я плохо вас слышу.

Флейр ударил его по руке.

— Довольно, Бонфайр.

— А вам-то что? Пусть немного попляшут до того, как мы уйдем из этой чертовой тюрьмы.

В одном конце площади появилась колонна уравненных. Их металлические плечи покрывал тонкий слой снега. Подойдя маршевым шагом к толпе, они окружили собравшихся на площади людей, взяли их в кольцо и железными кулаками принялись избивать до смерти тех, кто пытался вырваться из оцепления. К центру площади подтянули подводы, груженные тяжелыми деревянными ящиками. Облаченные в синюю форму солдаты Содружества Общей Доли принялись разгружать их на освободившемся пространстве.

На одной из повозок стоял квотершифтский офицер, а рядом с ним уорлдсингер из Содружества Общей Доли — по всей видимости для того, чтобы усилить его голос, разносившийся по всей площади.

— Приказом Первого Комитета Содружества Общей Доли Шакалии любые собрания от трех человек и более, на которые не получено предварительное разрешение комитета, будут рассматриваться как проявления контрреволюционной деятельности. Далее, приказом Первого Комитета Содружества Общей Доли Шакалии карлистская философия рассматривается как антикоммьюнистская деятельность и отныне находится под запретом. Наказанием за нарушение любого из этих двух приказов народного комитета является отлучение от общего дела и лишение гражданства.

Люди, оказавшиеся в оцеплении уравненных солдат, закричали от страха и возмущения, однако самых шумных вскоре утихомирили при помощи прикладов и рукояток сабель. Большинство в свое время начитались дешевых бульварных газетенок о том, что творилось после революции по ту сторону границы с Квотершифтом, и потому сразу поняло, что стоит за эвфемизмом, который был в ходу у карлистов, когда те пачками пропускали приверженцев старого режима через Гидеонов Воротник. Отлучение от общего дела и лишение гражданства.

На глазах у Бонфайра солдаты возвели в центре площади огромную машину по переработке человеческого сырья.

— Как, по-вашему, разрешат нам спуститься вниз, чтобы посмотреть поближе?

— Но ведь это же шакалийцы, — произнес принц Алфей. — Это наши люди.

— Мы теперь твои люди, щенок. Они — презренные хэмблины. Я мог бы спуститься вниз и велеть им, чтобы они закидали тебя бутылками с джином. Глядишь, у тебя и улучшится память.

— Пойдем, Алфей, — сказал капитан Флейр. — Нужно проверить запасы — нам ведь еще предстоит долгий путь на юг.

— Пусть щенок останется! — крикнул кто-то из гвардейцев, когда они ушли. — В детстве я любил смотреть, как рядом с Боунгейтом вешали всякое отребье. Не думаю, что это пошло мне во вред.

На площади перед дворцом — с легкостью, какая бывает лишь у людей, набивших на этом руку — инженеры Содружества Общей Доли торопливо возводили остов Гидеонова Воротника.


Демсон Давенпорт прильнула к замочной скважине и посмотрела на квотершифтских солдат. Те принялись колотить по двери еще с большей силой. Тогда хозяйка приоткрыла дверь, но прежде, чем успела снять цепочку, те уже выбили ее, сломали замок и схватили обитательницу квартиры. Тем временем отряд солдат ворвался в коридор дешевого доходного дома.

— На этой улице, молодые люди, живем мы, люди бедные, — сказала демсон Давенпорт. — Я работаю в дешевом кабаке на Слинг-стрит, а не в шикарном дворце Гринхолла.

— Тише, женщина! — рявкнул солдат и потащил ее к кибитке, запряженной четверкой лошадей, — передвижному анализатору крови, изрыгавшему в небо струи пара. Значит, слухи верны. Шакалийцев сгоняли в две группы под зорким оком уравненных. Сосед демсон Давенпорт, мистер Кенвигс, в свое время сказал ей, что когда-то эти металлические чудовища тоже были людьми из плоти и крови, хотя вряд ли, не слишком они похожи.

У нее взяли пробу крови, после чего заставили ждать результатов. Интересно, зачем это им понадобилось? Телега не слишком велика, вряд ли в ней уместился бы весь миддлстилский архив. Должно быть, это для пресловутой регистрации граждан — гвардейцев, аристократов, представителей именитых семейства Шакалии. Вряд ли кто с их улицы попадет в этот список. Если, конечно, не поймают ту девчонку. Из дома доносились крики — худшие опасения демсон Давенпорт подтвердились. Бедняжка Крубрин. В их полуразвалившемся доме крабианку знали с ее юных лет. Солдатам потребовались считанные минуты, чтобы вытащить бедняжку на улицу. На девушке по-прежнему была порванная форма шестого пехотного полка. Уж лучше бы она погибла в бою вместе со своей ротой или же исчезла в Шелл-Тауне. Прятаться вместе с матерью — чистое безумие.

Рядом с телегой появился высокий офицер. Солдат, поймавший крабианку, тотчас отсалютовал ему.

— Маршал Ариндзе!

Маршал проигнорировал его приветствие и в сопровождении другого солдата приблизился к дезертирке. Рукава его формы были закатаны, чтобы были видны мощные мускулистые руки. Еще один самовлюбленный мальчишка, подумала демсон Давенпорт. Интересно, сколько дней он провел в тренировочном зале, пряча зеркальце в заднем кармане?

— Значит, прячем у себя представителя вражеской армии, так что ли? — произнес маршал и окликнул солдат, что вытаскивали на улицу рыдающих людей. — Компатриот сержант, спалите это здание! Мы не станем чикаться с гнусными врагами народа!

Понося маршала последними словами, юная крабианка пыталась вырваться из кожаных пут, которыми была перевязана ее боевая рука-шпага. Солдаты пытались ее удержать.

— Компатриот маршал, можно мне?

— Компатриот полковник Вилдрейк?

— Позвольте мне показать этим преступникам и контрреволюционерам силу Содружества Общей Доли, истинное превосходство наших сил.

Ариндзе с озабоченным выражением на лице потер руку полковника.

— Вам нет ровно никакой необходимости постоянно доказывать свою преданность революции, компатриот полковник. Вы и без того продвинули вперед наше дело в Шакалии как никто другой, за исключением разве что самого Тцлайлока.

— Вы только посмотрите, компатриот маршал, на ее хилый панцирь! Какие мышцы могут скрываться под этой броней? У меня руки так и чешутся показать ей, что такое настоящая мускулатура.

— Попридержите свой пыл, сержант. А вам, компатриот рядовая шестого пехотного полка, будет дан шанс продемонстрировать свою полезность вашему насквозь прогнившему городу. Перед вами гладиатор из Третьей Бригады. Если сумеете одолеть его в поединке, то я обещаю пощадить всю вашу улицу.

Для поединка между крабианкой и полковником Вилдрейком моментально расчистили место, но внимание маршала привлекло к себе зрелище иного рода — солдаты тащили в его сторону какого-то рыжебородого мужчину.

— Вы ошиблись! — кричал тот. — Вы схватили не того! Я ничего не делал! Я всего лишь греб в лодке по реке. Я паромщик, переправляю людей с берега на берег, вот и все.

— Компатриот Мигглс, — произнес один из солдат. — Секретарь местного отделения союза любителей игры в четыре шеста. Код его крови подтвержден обязательной регистрацией граждан.

— Союз — запрещенная организация, — назидательно произнес маршал. — Вы занимались подстрекательской деятельностью, провоцируя в народе антикоммьюнистские настроения. Непродуктивные настроения. Народ должен трудиться во имя высокой цели, а не растрачивать впустую время, кидая кожаные шары по расставленным среди травы деревяшкам.

— Но это же просто вид досуга! — взмолился лодочник. — Кто-то идет в таверну попить пивка или джина, кто-то играет в четыре шеста. Вы тоже можете сыграть, если захотите, вы и ваши солдаты.

Ариндзе дал Мигглсу звонкую пощечину, чтобы тот прекратил болтовню, после чего повысил голос, чтобы его слышали все выгнанные на улицу шакалийцы.

— Игра в четыре шеста — вне закона, любые дебаты — вне закона, танцы вокруг майского шеста — вне закона, исполнение гимна «Лев Шакалии» — вне закона, членство в политических партиях — вне закона. Вы как равные будете трудиться на благо народа, и общество в свою очередь будет заботиться о каждом из вас.

Один из солдат указал на лодочника.

— Партия переработки номер тринадцать?

— Гидеонов Воротник для такого как он — непозволительная роскошь. Нам нужен наглядный пример. Отведите компатриота Мигглса на бульвар возле Роллфилда и повесьте на фонарном столбе рядом с трупами деятелей из Палаты Стражей.

Перед входом в доходный дом стоял Вилдрейк. Он был обнажен до пояса. Солдаты, натерев маслом его стальные мышцы, отошли в сторону. На улице стоял жуткий холод, дул пронизывающий ледяной ветер, и Вилдрейк, чтобы согреться, потирал мощные бицепсы. Он кивком дал знак солдатам, чтобы те развязали крабианку. Девушка была в самом расцвете сил, рука-меч остра, такой впору одним ударом расщепить молодой дуб. И все равно по сравнению со своим противником она представлялась тщедушным созданием — видимо, виной тому скудные армейские пайки. Впрочем, впечатление вполне могло оказаться обманчивым — мускулатура крабианцев устроена иначе. Как бы то ни было, девушке хватало силенок носить под армейским рюкзаком также и свою броню весом примерно в сто фунтов.

Наконец обе ее руки — и манипулятор, и меч — были свободны. Вилдрейк резко развернулся на одной ноге и нанес ей удар армейским сапогом по левому колену. Колено хрустнуло, крабианка взвыла от боли. Низкий болевой порог. Впрочем, неудивительно, если учесть, что их раса привыкла носить на себе броню. Предатель-шакалиец мог предвосхитить каждое ее движение — с первого взгляда понятно, что девица прошла курс боевой подготовки в шестом пехотном. С ней даже не было необходимости переключаться на колдовское время. Крабианка сделала выпад рукой-мечом, но Вилдрейк с наглой ухмылкой увернулся из-под удара. Затем набросился на нее и обхватил сзади рукой.

Он с такой силой сдавил ей грудь, что казалось, вот-вот лопнет кожа, обтягивавшая вздувшиеся мышцы. Упражнение почище выжимания штанги в девяносто фунтов. Ее агония возбудила Вилдрейка. Было слышно, как треснул, не выдержав давления, панцирь. Бицепсы полковника под ледяным ветром сделались пунцовыми. Солдаты Третьей Бригады, затаив дыхание, наблюдали за поединком. Им уже доводилось видеть крабианцев на границе с Лионгели, но только не таких, как эта. Раздался звук, похожий на скрип половиц, затем громкий треск, и в следующее мгновение панцирь раскололся пополам. Из окровавленных рук Вилдрейка торчали осколки хитина, однако он стоял над поверженной противницей и хохотал как безумный, охваченный ликованием победы. Стоявшая рядом квотершифтская солдатня подбадривала его дружными криками.

Демсон Давенпорт в ужасе отвернулась и потому не сразу поняла, что техник, обслуживавший анализатор крови, обратился к ней.

— Сегодня ваш счастливый день, компатриот. Ваше имя не внесено в списки. Вам положены лишь принудительные работы. Вы приписаны к пушечной фабрике, которую в данный момент сооружают в Уоркберроуз.

Демсон Давенпорт взяла протянутый ей номерок.

— Вот номер вашей очереди на уравнивание. Следующий!

Демсон Давенпорт с ужасом смотрела, как солдаты прыгают на трупе крабианки и швыряют зажженные факелы в разбитые окна ее дома. Оставалось только надеяться, что снежные хлопья потушат огонь прежде, чем к месту пожара явится подвода пожарников. Что в данных обстоятельствах крайне сомнительно. До ее слуха донеслись дружные крики.

— Вспомним Редокс! Вспомним Редокс! — кричали солдаты.

Внутри здания по-прежнему находились люди. Когда те, полураздетые, попытались выбраться из объятого пламенем дома, головорезы из Третьей Бригады открыли по ним огонь. Несколько мужчин и женщина попытались выпрыгнуть из окон второго этажа, некоторые из них — прижимая к себе детей. На улице их тотчас взяли в кольцо злобные металлические зомби, которые избивали их до тех пор, пока несчастные не перестали подавать признаки жизни.

Мигглса, главу союза любителей игры в четыре шеста, тащили по улице. Его ноги волочились по снегу, прочерчивая в нем две борозды, но храбрый лодочник из последних сил продолжал кричать и всячески поносить солдат. Правда вскоре его крики потонули в воплях боли и ужаса, доносившихся из горящего дома, в котором когда-то жила демсон Давенпорт.

— О боже, о боже! — причитала она, дрожа от холода, и плотнее закуталась в шаль.

Какая-то часть ее «я» хотела подойти к металлическим чудовищам, к солдатам Третьей Бригады и умолить их о том, чтобы они прекратили зверства. Напомнить им, что эти люди — жители Миддлстила. И если их что-то и отличает от солдат, то только место рождения. Это точно такие же люди, такие же, как они сами, как их матери, сестры, друзья. Что если они постараются, то тоже станут хорошими компатриотами — главное, дать им такую возможность. Увы, она знала, что произойдет, поступи она так. Было ей известно и другое: как бы часто ни напоминали о себе годы и старые кости, как бы близок ни был тот час, когда боли в спине прекратятся навсегда, ей хотелось пожить чуть дольше. И это не трусость, это просто здравый смысл.

И тут демсон Давенпорт посетила мысль — из разряда случайных глупостей, которые сознание словно в шутку подкидывает нам, чтобы не видеть мерзостей, творящихся перед нашими глазами.

— Извините, но что такое уравнивание?


Тцлайлок полной грудью вдыхал свежий холодный воздух внутреннего дворика Палаты Стражей. Когда-то он мечтал, чтобы его избрали, и он стал бы членом Палаты, чтобы бороться с нищетой на улицах Миддлстила, попытаться как-то изменить жизнь. Разбитые постаменты, на которых когда-то стояли статуи Изамбарда Киркхилла и других знаменитых парламентариев, служили напоминанием о той давней несбыточной мечте. Жаль, что Хоггстона не удалось схватить, когда они окружили этот храм так называемой демократии. Теперь в парламенте не осталось фонарного столба, на котором не болталось по Стражу; так что, как только они арестуют Первого Стража, комитету хочешь — не хочешь придется взять на вооружение опыт Квотершифта и провести весь первый гвардейский корпус через Гидеонов Воротник.

Что ж, приходится идти в ногу со временем. О том, что так оно и есть, свидетельствовали горы мешков с песком, высившиеся перед алтарем в центре внутреннего дворика. Тцлайлок остановил уравненного рабочего, у которого из мешка сочилась кровь, стекая вниз по металлической спине его — или ее? — нового совершенного тела. Предыдущие модификации гибридов несли в голосовом аппарате остатки пола компатриота. Мехоманты и телесные маги заплатили за это неравенство. Просто удивительно, насколько совершеннее стал с тех пор внутренний механизм его компатриотов, особенно после того, как пришлось принести в жертву Уайлдкайотлям несколько нерадивых конструкторов.

— Скажи, компатриот, что у тебя в мешке?

— Продукты фабрики уравнивания номер девять, компатриот, — прогудел голосовым аппаратом гибрид.

Тцлайлок запустил в мешок руку: сердца, сотни сердец, некоторые еще продолжали биться. А ведь часть их была удалена еще вчера. Впрочем, как только фабрики уравнивания будут построены на поверхности, у него всегда будет свежий продукт. Сейчас же приходится довольствоваться продукцией подземных мощностей в окрестностях Гримхоупа.

— Отлично. Брось их в алтарные костры, компатриот. Предай огню последние остатки греховного неравенства. Теперь ты свободен. Свободен от жадности, похоти и гордости, свободен от ярма, надетого тебе на шею хозяином. Отныне ты сам хозяин всех фабрик, на которых будешь трудиться.

Уравненный униженно бросился к ногам Тцлайлока.

— Будь вечно благословен, компатриот Тцлайлок! Тысяча благословений тебе!

По щекам Тцлайлока покатились слезы.

— Встань, брат. Теперь нет нужды гнуть спину перед кем бы то ни было. Ты тот, ради кого я все это сделал. Твои слова значат для меня много больше, чем я могу выразить.

Он посмотрел на жрецов культа саранчи. Те дружно махали руками, направляя дым от костра вверх. Тцлайлок разглядел тучу насекомых, кружившихся вокруг столба дыма. Ее очертания с каждым часом стали все заметнее и заметнее. Вот кто его самый главный союзник! Надежный, неутомимый, преданный. Каждый готов умереть без малейшего колебания, зная, что братья, что идут позади него, довершат начатое дело.

Тцлайлок поднял руку и обратился ко всем, кто мог его слышать.

— Я вижу совершенный мир, компатриоты! Мир, в котором мы не будем бороться друг против друга, как было раньше. Мы станем жить в мире и согласии как друзья, братья и сестры. И каждый равен остальным, каждый совершенен!

Уравненные были медлительны и не сразу принялись скандировать его имя. Однако постепенно мантра зазвучала под сводами внутреннего дворика более ритмично и размеренно. Тцлайлок не стал показывать виду, что разочарован, и кивнул. Ведь в конце концов это только начало. Их понимание процесса уравнивания разовьется по мере того, как тот станет обычной практикой, особенного после того, как в соответствии с планом в него вольется Свободное Государство Паровиков и вместе с Квотершифтом и Шакалией образует Союз Общей Доли. Средние показатели будут повышены. И каждый год будет означать прорыв к новым высотам, к новым свершениям. Каждый год станет очередным шагом вперед. И все будут шагать в ногу. Шагать вместе. Все как один.

Тцлайлок помог работнику — или работнице? — подняться на ноги и поднести мешок с окровавленными сердцами к жертвенному костру.

— Как бы я хотел сжечь свое мерзкое, несовершенное тело, компатриот! Увы, Уайлдкайотлям нужно не твое совершенное, прекрасное, симметричное тело, но моя гнусная плоть, ибо без нее они бессильны!

— Людям понятна ваша жертва, компатриот Тцлайлок, — ответил уравненный работник, вытряхивая содержимое мешка. — Тот, кто ведет за собой остальных, всегда жертвует собой больше, чем другие.

Тцлайлок отметил про себя, что в дальнем углу сгрудились военный эскорт и кучка придворных. Что ж, впереди новая работа. Даже если спать всего по несколько часов и полагаться на Уайлдкайотлей, чтобы те вселяли силы в его слабое, несовершенное тело, все равно работы у него будет невпроворот. Однако он докажет, что даже это ему по силам. Другого выхода у него нет. Тцлайлок выхватил из костра обугленное сердце и положил в рот.

— Люди будут питать меня, компатриоты. Так было и так будет.

Он подошел к придворным. Те подобострастно раздвинулись, уступая ему дорогу в зал, что совсем недавно был залом заседаний Палаты Стражей.

Скамьи были выломаны из пола, став топливом для костра в центре парламента, и теперь их место занимал огромный круглый стол, за которым все будут сидеть как равные. Увы, даже при всем желании Тцлайлок не мог приписать эту идею себе. Кажется, ее позаимствовали у какого-то из древних королей.

Наконец вернулись оба жреца, которых он ранее отправил с поручениями. Что ж, отлично. Тцлайлок посмотрел на того из них, который раньше был техником.

— Что с архивами Гринхолла?

— Когда мы взяли Гринхолл, компатриот Тцлайлок, там пытались устроить перегрузку котлов, вывести из строя машинный зал. Но мой жучок проник в диспетчерскую панель и помещал осуществлению гнусных контрреволюционных планов.

Тцлайлок раздраженно побарабанил пальцами по столу. Функционеры Гринхолла принимают решения, не спрашивая на то разрешения у Палаты Стражей? Похоже, кто-то воспользовался суматохой и теперь пытается взять инициативу в свои руки.

— Ты правильно поступил, брат. Мы не можем управлять Шакалией, не имея в своих руках транзакционных двигателей, — сказал он и повернулся к жрецу, который только что вернулся с инспекции пневматических тоннелей.

— Все прошло, как и планировалось, компатриот Тцлайлок, интуиция вас не подвела. Уайлдкайотли сумели обнаружить под завалами эхо лишь трех душ — воина-паровика, военного преступника по имени Никльби и предателя Вокстиона. Что касается компатриота Молли Темплар, меченого парня и герцога Фернитианского, то их следов там не обнаружили.

— Последние двое мне неинтересны, — произнес Тцлайлок. — Если по меченому парню кто-то и будет скорбеть, то только Флейр и его ненормальные друзья. Что касается герцога и его семьи, то они находятся в бегах вот уже несколько поколений. Как только мы поймаем этого мерзавца, его скользкий труп тотчас закачается перед Боунгейтом.

— Но компатриот Темплар…

— Верно. Моя прекрасная, моя храбрая девочка. В очередной раз в бегах, но теперь у нас нет квотершифтского графа, который помог бы нам выйти на ее след. В принципе, этого следовало ожидать. — Тцлайлок вновь обернулся к бывшему кочегару. — А вы пытались обнаружить второго оператора?

— Поскольку я имел в своем распоряжении все ресурсы Гринхолла, осуществить поиск не составило особого труда — гораздо легче, нежели тайком от всех запустить в барабаны моего карманного дружка. Код крови зарегистрирован лишь недавно. Вам станет ясно, почему это так, как только вы увидите его имя.

С этими словами жрец передал Тцлайлоку перфокарту. Тот прочел имя второго оператора — того, кто нес в себе проклятую кровь Гексмашины.

Жрец культа саранчи ожидал, что Тцлайлок рассмеется, как рассмеялся бы он сам по поводу иронии имени, однако вождь революции почему-то с предельной осторожностью положил карточку на стол.

— О, малышка Молли, моя милая, святая Молли Темплар. Теперь мне придется тебя уничтожить, моя славная глупышка. Ты утратила свое место в пантеоне людей.

— У меня есть имена сообщников компатриота Вокстиона, — произнес жрец культа саранчи. — Некоторые из них наверняка знают свое дело не хуже, чем он.

Тцлайлок улыбнулся.

— Компатриот Темплар больше не убегает от нас. Боюсь, что сейчас она бежит к нам. Последние несколько дней Уайлдкайотли получали хорошее питание, так давайте же попробуем новый вид охоты.

С этими словами Тцлайлок помахал стражникам и солдатам. Те ввели в зал шестерых мужчин. Самого старшего из них он узнал по иллюстрациям, которыми были обклеены стены домов Миддлстила в те дни, когда в городе орудовал так называемый Вайнсайдский Душитель. Надо сказать, преступник отличался завидным здоровьем, если сумел выжить в Боунгейте все эти годы. На шее виднелись красные рубцы — его трижды приговаривали к повешению. Какой, однако, неразумный ритуал шакалийского правосудия. Выживи трижды на виселице и тебе отменят смертный приговор. Тцлайлок жестом дал понять, что преступников нужно подвести поближе к алтарю в центре дворика. В век Гидеонова Воротника неразумное правило утратило свою силу. Воротник работал безотказно — вторая попытка не предусматривалась.

— Нам сказали, что нас запишут в Третью Бригаду! — рявкнул Душитель.

— Эта честь зарезервирована для ваших собратьев по Боунгейту, — ответил Тцлайлок. — Что касается ваших уникальных талантов, равно как и талантов ваших спутников, то мы найдем им достойное применение.

— Что угодно, лишь бы не назад в каталажку, — равнодушно ответил убийца.

— О, вы больше никогда не увидите стен своей камеры! — заверил его Тцлайлок.

Под протяжный речитатив жрецов дым над горой обугленных сердец начал принимать очертания челюстей гигантских насекомых. При виде шаманского священнодействия шестеро преступников принялись растерянно переминаться с ноги на ногу — облако колыхалось прямо перед их лицами, и они, словно загипнотизированные, смотрели на него, не в силах оторвать глаз от невиданного зрелища. Неожиданно, словно приняв для себя решение, облако устремилось к ним в ноздри, прокладывая себе дорогу в их черепные коробки. Дым жертвенного костра проник в тела несчастных, которые пошатывались, словно пьяные, распялив в немом крике рты.

Тцлайлок с удовлетворением наблюдал за происходящим. Шестеро здоровенных преступников выжили, несмотря на все ужасы пожизненного заключения в боунгейтской тюрьме, и вот теперь под действием Уайлдкайотлей их тела стали расти и раздуваться буквально на глазах. Тюремные робы на них затрещали по швам, словно то здесь, то там, под кожей у них начали вырастать огромные валуны.

Вайнсайдский Душитель повернулся к Тцлайлоку и посмотрел на него вращающимися зрачками.

— Я переделан.

— Верно, ты переделан. И ты знаешь, что тебе делать.

— Гексмашина не должна найти оператора. Если заделать трещины, я — мы — они — исчезнут. Оператор должен умереть.

— Да, — вздохнул Тцлайлок. — Молли Темплар должна умереть. Ради всех людей не дай ей первой добраться до Гексмашины. Опереди ее, если не хочешь из хищника превратиться в жертву.

Вайнсайдский Душитель посмотрел на груду горящих сердец, и его обуял жуткий голод — даже почище тех адских мук, что терзали его в прежнем теле, когда он сидел в Боунгейте.

— Мне не хватит питания.

— Потом получишь еще, — заверил его Тцлайлок. — Мы только приступили к процессу освобождения людей от старой несовершенной плоти. Будут и новые жертвоприношения — пока еще не все представители прогнившего режима болтаются на фонарных столбах. Я поручил моим жрецам приспособить Гидеонов Воротник под нужды сегодняшнего дня — я предлагаю заменить стрелу обсидиановым лезвием, а также добавить когтистую лапу, которая будет вырывать сердца.

— Я им не доверяю. Всем этим машинам, — прошипел Душитель.

— Отлично тебя понимаю. Но теперь у нас прекрасный новый мир. И машины будут работать на нас. У жреца культа саранчи уйдет целый час, чтобы скормить тебе одну-единственную душу непродуктивной личности. Но как только мы усовершенствуем Воротник, мы сможем за час скормить тебе несколько сот таких душ.

Душитель стоял, разминая пальцы — прямо у него на глазах ногти превращались в крепкие когти.

— Плоть куда надежней. На нее можно найти управу. И главное, она всегда имеется в наличии. Постоянно плодится и размножается.

Тцлайлок улыбнулся. Уайлдкайотли были примитивными дикарями, ну прямо-таки как дети. Поставить себе на службу их силу — все равно, что подчинить своей власти саму природу. И теперь он — самый главный уорлдсингер, в чьем распоряжении имеются неисчерпаемые запасы энергии, по сравнению с которой ненадежные токи земли — что-то вроде крошечных капель утренней росы. Уайлдкайотли кормили чимеков на протяжении тысячи лет, и теперь они станут своего рода краеугольным камнем Всемирного Союза Общей Доли. Тцлайлок взял со стола перфокарту. Одно-единственное имя. Но почему именно оно?! Почему компатриот Темплар сбежала? Почему отказалась от судьбы, которую он, великий Тцлайлок, уготовил для нее?! Лидер мировой революции смял бумагу. Есть силы, которые не подвластны даже пламенным революционерам.


Не замеченная ни Тцлайлоком, ни его приспешниками, Медвежья Тень стояла в углу зала, кипя праведным гневом, но отнюдь не из-за того, какое жуткое количество энергии требуется, чтобы оставаться незамеченной в непосредственной близости от врага. Причина заключалась в другом: в имени на перфокарте. Имя это было вне привычного порядка вещей. По идее, его предшественнику следовало бы оставить ей записку, в которой бы говорилось следующее: приношу извинения за несанкционированное вмешательство.

Нет, это просто немыслимо. Существуют правила. Правила сами себя не меняют. Иначе все может обернуться безумием. И все-таки на карте стояло имя. Смотрящая просто не могла знать, как будут развиваться события внизу, какие вещи потребуют незамедлительного — несанкционированного — вмешательства, причем весьма тонкого. Откуда ей было знать, что ему сейчас придется ждать, перебрать все нити? В общем, от предполагаемого удовольствия ничего не осталось, оно, можно сказать, упорхнуло в окно. Небольшим избиением врага теперь не обойтись. Придется пробраться во дворец и уничтожить все следы заигрывания с Уайлдкайотлями и той великой тьмой, которую те намерены привести за собой в этот мир. И вообще, какое все-таки удовольствие — обрывать насекомым крылышки.

И Медвежья Тень приступила к процессу стирания.

Черт побери, в любом случае им всем настал конец.

Загрузка...