Небесный суд

Глава 15

Оливер находился на дне моря. Временами его поднимало на поверхность, и давление глубин ослабевало. Он приближался к свету и слышал голоса. Кто-то жаловался недовольным тоном:

— Я все-таки архитектор, а не ветеринар!

Вскоре голоса исчезли, и до его слуха донеслось пение. Странные мелодии, нечеловеческие, но восхитительно совершенные. Мелодии без слов, что-то вроде машинного кода. Он вновь погрузился в черноту, которая вызывала ощущение покоя и безвременья. Потом в дальнем конце темного зала возникла белая точка. Она росла на глазах и вскоре приняла вполне различимую форму, причем довольно уродливую.

Шептун.

— Оливер! — прошипел его давний знакомый. — Ты меня слышишь?

— Это не сон, — ответил Оливер. — Я не сплю.

— Сосредоточься на мне, Оливер. Останься со мной. Ты находишься в коме. Твое тело на прошлой неделе едва не умерло, причем даже не один раз, а дважды.

— Я испытываю удивительную легкость, Натаниэль. Мне кажется, будто я умею летать.

— Ты улетишь отсюда навсегда, мой мальчик. Ты получил отравление. В зубах двух кассарабийских охотников за рабами есть канал, соединенный с ядовитой железой. Архитекторы считают, что она досталась им от ядовитого угря.

— Архитекторы?

— Ты сейчас находишься в Свободном Государстве Паровиков, в горах Механсии. Личные хирурги Короля-Пара пытаются спасти тебе жизнь.

— Замечательно, — сказал Оливер. — Шептун, у тебя самого больной вид. Ты похудел и еще эти раны на твоем боку… что случилось?

— Я ничего не ел в последние дни, — закашлялся Шептун. — И я вошел в дверь, правда, сначала ее нужно было увидеть.

Оливер лег на бесконечный пол зала.

— Тогда давай спать. Сон — лучший лекарь.

— Не спи! — закричал Шептун. — Оливер, останься со мной! Уснешь и не проснешься! Твое тело плохо сопротивляется проникшей в него заразе — это не яд гиблого тумана и не яд уорлдсингерской магии, и та часть тебя, что не принадлежит этому миру, не собирается с ней бороться. Ей безразлично, что с ним случилось.

— Какая разница, — признался Оливер. — Пришло время отдыха.

— Не хочешь — как хочешь, — ответил Шептун и схватил его за руку. — Все равно тебе помирать! Не раньше, так позже.

Что-то выскочило из тела Шептуна и мгновенно проникло в руку Оливера, обжигая подобно кислоте. Юноша с криком откатился в сторону.

— Ну что, ускорили свой ток фейбридские соки, Оливер? Ты все еще хочешь спать?

Сплошная тьма. Бежать некуда. Оливер попытался высвободить руку, однако Шептун вцепился ему в лодыжку, и ногу тотчас пронзила огненная боль.

— Это реакция фея, Оливер, я имею в виду нас с тобой. В такие игры можем играть только мы, меченые. Именно из-за них меня на долгие годы упекли в Хоклэм.

По-прежнему пытаясь вырваться на свободу, тело Оливера забилось в конвульсиях. Казалось, в него со всех сторон вонзаются острые иглы боли.

— Умоляю тебя! Во имя любви к великому Кругу! Больно! Ты убиваешь меня!

— Нас обоих, тебя и меня! — засмеялся Шептун. — Забился на пенс, выкладывай гинею! Ну что, посмотрим, какой силы возбуждение выдержит твоя прекрасная человеческая оболочка, в которой ты прячешься, а?

Сухожилия затрещали, плоть задымилась, а черный зал рухнул — его стены пошли красными трещинами боли. Изо рта Оливера наружу вырвались расплывчатые, кроваво-красные силуэты безобразных демонов. Они то кружились над ним пчелиным роем, то пикировали прямо на его противника. Шептун качнулся назад, и часть его руки исчезла, превратилась в пар.

— Ну, наконец-то! Сколько еще можно было тянуть!

Словно вырвавшаяся из вулкана магма боль уносила Оливера все выше и выше. Дарившая умиротворение темнота осталась далеко позади, а его самого забросило в зал с белыми каменными стенами. Тело юноши изгибалось дугой, утопая в лужах пота.

Оливер часто дышал, лежа на столе, напоминающем гигантскую глыбу белого камня. Вообще-то вокруг все было белым, да и саму комнату заливал чистый белый свет, струившийся через стеклянный потолок. Заснеженные пики гор за окнами комнаты были единственным свидетельством того, что он не изгнан из ада и не заброшен в рай. Оливер закашлялся и схватился за маску, натянутую ему на лицо. Из-под нее вырвалось вещество, похожее на густой желтый пар с запахом морковного супа, который готовила демсон Григгс.

А что это за тяжесть в ноге? Оливер увидел, что у него на лодыжке сидит огромный паук. Видение было столь неожиданным, что не до конца очнувшийся от кошмара юноша вскрикнул.

— Успокойся! — раздался незнакомый голос. — Это всего лишь клон.

И тогда Оливер увидел паровика; от его полированного панциря десятками ярких звездочек отражался свет.

— Ты находишься в Архитектурном Доме, юный мягкотелый. Я — тот, кого можно назвать специалистом в области сравнительной медицины.

— Так это Механсия?

— Именно. Она самая. Тебя принес сюда твой друг, — ответил паровик. — Тебе повезло, ты снова сможешь функционировать. Твое тело было инфицировано в результате укуса существа, созданного биомантами. Соки твоей жизненной системы отравлены его токсинами, и твоя болезнь сильно напоминает хрустальную плесень, от которой страдают мои соплеменники. Я был занят тем, что пытался усовершенствовать фильтр для очистки жизненных соков быстрокровных, но твой организм сам изверг яд наружу. Я не предполагал, что твоя раса обладает подобной способностью. От ваших торговцев я получал журналы королевского института твоей страны, но еще никогда мне не приходилось читать о таком удивительном случае самоисцеления.

Оливер вспомнил, как Шептун прижигал его тело. Подняв руку, он вытер пот, заливавший ему глаза.

— Мне помогли.

— Конечно, тебе помогли, — ответил паровик и погладил клона, сидящего на лодыжке юноши. — В твою ногу вставили пробный фильтр. Я не буду вынимать его — в нужное время он сам растворится в твоих жизненных соках — или же лекарь удалит его, если ты согласен подождать еще один день.

— Оставьте, — согласился Оливер и добавил. — Я хочу видеть Гарри.

— Твой друг сейчас во дворце, — ответил паровик-архитектор. — Тебе же требуется отдых.

Юноша попытался встать со стола, но снова упал на спину, чувствуя себя слабым, как младенец.

— Мы сейчас высоко в горах. Твой мягкотелый организм не только отравлен ядом, но и не до конца приспособился к нашему разреженному воздуху. Для этого потребуется какое-то время.

— Пожалуйста, архитектор!..

— Архитектор Голдхед, — представился паровик. — Ранее мои умения лечить быстрокровных вроде тебя ограничивались чтением журналов, но теперь я могу с уверенностью утверждать, юный мягкотелый, что для поправки организма тебе нужен покой и усиленное питание. Прошу тебя лечь. Иначе я позову моих клонов, и они свяжут тебя.

При упоминании о пище желудок Оливера требовательно заурчал.

— Питание пришлось бы весьма кстати, архитектор Голдхед.

— Я уже оповестил наше посольство о том, что тебе нужна еда, — сообщил паровик. — Служащие посольства имеют богатый опыт приготовления органической пищи в том виде, в каком она пригодна для быстрокровных.

Интересно, какую пищу приготовят ему представителями механической расы? Ведь у них отсутствует чувство вкуса. Впрочем, судя по звукам, издаваемым пустым желудком, сейчас не тот момент, чтобы привередничать.

Два последующих дня юноша провел в операционной Архитектурного Дома. Посетителей к нему не допускали, единственные, кого он видел, были безмолвные, похожие на пауков медицинские клоны и их хозяин.

У Оливера было достаточно времени, чтобы через огромные окна операционной рассмотреть горные пики Механсии. Окутанные туманом городские здания облепили склоны гор, как грибы трухлявый пень. Здесь же змеились во все стороны огражденные перилами тропинки с высеченными в толще камня широкими ступенями. По ночам он слышал, как звенят и хлопают, развеваясь на ветру, тысячи молельных флажков, разноцветных вымпелов-трещоток. Днем Оливер обычно наблюдал за паровиками-детьми, которые по ступенькам поднимались на открытые платформы на горных вершинах напротив архитектурного зала. Там они усаживались ровными рядами и хором исполняли свой причудливый машинный код и древние гимны, посвященные Паро-Лоа и своим далеким предкам: Стилбала-Уолдо, Согбо-Змеевику и Легбе Клапанному.

Сидя в постели, Оливер собственными глазами видел то, о чем он мог только мечтать, когда жил в заточении в Хандред-Локс: вечерние процессии мистиков-паровиков, приплясывающих и катающихся в пыли, жуткого вида оружейные боксы — огромные, размером с дом, они осторожно ступали вверх по дорожкам на двух ногах, а их массивные пушки были готовы отразить нападение любого агрессора, возымевшего глупость штурмовать эту горную твердыню.

На третий день королевский хирург счел возможным устроить встречу Оливера с Гарри. Архитектор Голдхед повел Оливера через бесчисленные залы, и спустя какое-то время они очутились на ожидавшей их снаружи ходячей платформе. Ее выхлопные трубы, умело приспособленные к горным высотам, оставляли в холодном воздухе лишь тоненький дымный след, пока Оливер со своим провожатым скользили по крутым улицам Механсии. Практически все горные тропы были пусты, и ходячей платформе крайне редко приходилось давать звуковой сигнал, точнее, паровой гудок, заставлявший прохожих паровиков уступать им дорогу.

Механсийское общество показалось Оливеру не столь разношерстным, как его шакалийский аналог, однако время от времени ему навстречу попадался то крабианец, то торговец из Шакалии. Главным образом это были угольщики, кутавшиеся в толстые шубы. Они сопровождали караваны мулов, которые оставляли за собой темный след коксовой пыли, высыпавшейся из плотно набитых коробов. Караванам приходилось протискиваться по узким улицам среди беленых известью домов, высившихся по обеим их сторонам подобно стенам величественных каньонов. Красные крыши, напоминающие пагоды, вздымались ввысь к медленно плывущим облакам тумана.

Выглядывающие из окон паровики приветственно махали им руками.

— Я скоро увижу Гарри? — поинтересовался Оливер у своего провожатого.

— Он все еще во дворце, — ответил ему паровик-архитектор.

На открытой платформе было холодно, и Оливеру пришлось засунуть руки в карманы шубы. Нет ничего удивительного в том, что большая часть территории Свободного Государства Паровиков приходилась на горы — далеко не все расы Шакалии рискнули бы поселиться в столь суровом краю.

Наконец они миновали жилую часть города. Дорога сделалась шире и вскоре привела их к массивному подвесному мосту, ведущему к королевской цитадели Механсии. Внизу, под металлическими конструкциями, медленно проплывала жемчужная река тумана. Створки скользящих на роликах ворот на другой стороне были открыты. Их охранял огромный оружейный бокс. Жерло его массивной пушки было опущено вниз. Казалось, будто оно старательно обнюхивает воздух, дабы в любой момент дать сокрушительный отпор врагу. В тени оружейного бокса замерли по стойке смирно ряды паровиков-рыцарей, железных кентавров с головами, напоминающими головы хищных птиц с острыми клювами. Их легко можно было принять за статуи. Они неподвижно стояли в карауле, и лишь флаги на высоких шестах у них за спиной громко хлопали на ветру. О приходе Оливера и его сопровождающего стража, по-видимому, знала, потому что ходячую платформу в цитадель пропустили беспрепятственно.

Оливер с интересом разглядывал огромные открытые залы, через которые они проходили. Здесь им в большом количестве повстречались коленопреклоненные паровики, распевавшие все те же машинные гимны, которые юноша уже слышал, когда временами возвращался в реальность из горячечного беспамятства.

— Они воздают хвалу нашим предкам, — пояснил архитектор Голдхед, перехватив взгляд Оливера. — Славят духов, дабы те узнали об их успехах и подвигах во благо народа. Разве наши победы достигнуты без их подвигов, даровавших счастье грядущим поколениям?

Оливеру вспомнились тела паровиков-рыцарей восставших из земли Шакалии на полях давних сражений.

— Мне кажется, что и мне следует воздать им должное.

— Ты правильно сказал, мягкотелый Оливер. Столица полна слухами о том, что случилось на границе с тобой и твоим спутником. В последний раз Лоа напрямую вмешивались в дела быстрокровных… очень давно. Боюсь, это предрекает для нас трудные времена.

В памяти Оливера всплыли слова Хозяйки Огней. Но боюсь, мы слегка опоздали. Чтобы предохранить худую крышу от протекания уже недостаточно законопатить дыры, а сверху замазать глиной. Оливер ничего не сказал. Уютная теплая комнатка в Севенти-Стар-Холле и спокойная одинокая жизнь, посвященная чтению книг, теперь не казалась юноше такой уж плохой. Уж лучше скука, чем ощущение того, что ему на плечи всей своей гигантской массой давит целый мир.

Ходячая платформа остановилась возле пары высоких красных колонн. Архитектор сошел с нее на пол и жестом предложил Оливеру последовать его примеру. За колоннами открывался вход в холодный открытый зал с полами из мягкой золотистой древесины — материала, по всей видимости, крайне дорогого для здешних суровых каменистых краев.

— Твой спутник и Мастер Резак обещали показать поединок, — прошептал архитектор Голдхед в самом малом регистре своего голосового аппарата. — Настоящий сеанс боевого искусства.

В центре зала Оливер увидел своего спутника. Пройдоха Гарри Стейв стоял, повернувшись лицом к трехногому паровику с несколькими десятками скелетообразных конечностей, многие из которых заканчивались лезвиями, булавами и дубинками, обернутыми специально для поединка тканью. Юные паровики в инкубаторских телах безмолвно сидели в дальнем конце зала, с напряженным любопытством ожидая той минуты, когда мягкотелое млекопитающее сойдется в показательном бою с представителем металлической расы.

— Мастер Резак — рыцарь-маршал военного ордена, — пояснил архитектор. — Померяться с ним силами — великая честь. Похоже, твой друг произвел большое впечатление на Мастера Резака при встрече в королевском дворце.

— Или вызвал у него раздражение, — высказал предположение Оливер. — Он запросто мог украсть корону Короля-Пара.

Архитектора это предположение, похоже, повергло в нешуточное смятение.

— Этого не может быть. Ходят слухи, что твой друг — уорлдсингер, что он может в бою применять колдовские приемы.

— Поживем — увидим, — отозвался Оливер.

Мастер Резак дернул головой с длинным и острым, как игла, носом в сторону Гарри; Ловец волков ответил ему кивком. То, что за этим последовало, происходило столь стремительно, что за движениями соперников невозможно было уследить. Удары и контрудары сыпались градом, человек и паровик как будто включились в танец, темп которого находился за рамками человеческого восприятия. Железный солдат бился в стиле ветряной мельницы, его вооруженные конечности взлетали и опадали смертельно опасными дугами. Гарри, очевидно, применил в поединке животную гибкость, позволявшую ему стремительно уворачиваться, отступать, делать выпады и наносить удары. Он отклонялся, когда на него наступал противник, однако при этом, похоже, ни на дюйм не отходил от того места, где стоял. После минутного наблюдения за поединком стало ясно, что это никакой не бой, а нечто другое. Соперники столь искусно синхронизировали движения, что со стороны казалось, будто они демонстрируют окружающим прекрасно отрепетированный, поставленный умелым хореографом танец. Оливер как загипнотизированный наблюдал за действиями Гарри Стейва и Мастера Резака. Из этого состояния его вывел лишь удар колокола, возвестивший о конце поединка. Сказать точно, сколько тот длился, было трудно — то ли минуту, то ли целых полчаса. Гарри весь взмок от пота, казалось, будто он только что вылез из воды. С поверхности Мастера Резака поднимался пар — его бойлер явно перегрелся.

Паровик наклонил похожую на шлем голову.

— Форма воды — неплохой выбор при схватке с металлом.

— Меня именно этому и учили, рыцарь-маршал. Хотя воду может победить огонь.

Мастер Резак поднял перебинтованные тканью конечности.

— Даже рыцари-паровики не используют огневое оружие в подобных поединках.

Гарри заметил Оливера и подошел к нему.

— Ты здесь, дружище! Нам пришлось поволноваться из-за тебя. Мне только разок позволили взглянуть на тебя, тогда ты был еще очень плох.

— Похоже, неверие в нашу способность исцелить твоего друга оказалось безосновательным, — заметил архитектор Голдхед.

Гарри недовольно посмотрел на металлического врача-архитектора и отвел Оливера в сторону, где их никто не мог подслушать.

— Я нашел здесь лекаря-человека, который лечит караванщиков, получивших травмы на горных тропах или во время оползней, но он оказался завзятым любителем леаафа, и от него в тот момент не было бы никакого толка. Я решил, что будет лучше, если мы попытаем счастья с лоснящимся черепом и его приятелями. Правда, для начала мне пришлось убедить их, что тебе не нужна новая металлическая конечность.

— Сейчас со мной все в порядке, Гарри.

— Ну и славно, паренек. Я бы не посмел взглянуть в лицо твоему отцу, двинувшись в вечное странствие по великому Кругу. Как бы я объяснил ему, почему допустил смерть его сына?

— Почему мы здесь, Гарри? Что нужно от нас Королю-Пару?

— Что-то здорово напугало здешних ребят, — ответил Стейв. — Они это скрывают, хотя и неумело. Нисколько не сомневаюсь в том, что их веселый монарх в курсе происходящего. Я повидался здесь со многими придворными, но с самим Королем-Паром так пока и не встретился Он — быстродум, Оливер. Ему ничего не стоит вселиться в любое тело, он контролирует сотни самых разных телесных оболочек. У меня такое чувство, будто король играет со мной. Паровики без конца приходят ко мне и заводят всякие разговоры — повара, солдаты и прочие. Но впечатление такое, будто речи ведутся одни и те же. Готов спорить на что угодно, что среди них был и сам король.

Оливер огляделся по сторонам. Выходит, властитель паровиков может оказаться любым из присутствующих здесь паровиков, а может даже двумя одновременно.

— Не думаю, что они желают нам вреда. По крайней мере пока не желают, — добавил Гарри. — Иначе они бросили бы нас на границе, где мы стали бы легкой добычей красномундирников или работорговцев.

— Мы можем доверять им, Гарри?

— Паровики — давние союзники Шакалии. Не возьму на себе смелость утверждать, будто понимаю, как у них устроены мозги и что они про нас думают. Поэтому на всякий случай лучше быть начеку.

В следующее мгновение к Оливеру и Гарри на одном массивном колесе-катке подкатил какой-то придворный.

— Его величество требует вашего присутствия.

— Давно пора, — буркнул Стейв. — Я уже целую неделю тут болтаюсь.

— Не твоего, мягкотелый Гарри, — поправил его придворный. — Требуется присутствие другого млекопитающего.

— Ты что, смеешься надо мной? — разозлился Гарри Стейв.

— Никаких насмешек. У меня приказ, причем совершенно точный, поэтому обижаться не нужно.

— Да никто и не обижается, — недовольным тоном процедил Стейв. — Ступай, парень, и будь осторожен. Король-Пар уже сидел на своем троне, когда Изамбард Киркхилл сверг нашего монарха. Старичок коварен, как целая стая обезьян.

Оливер последовал за одноколесным придворным вглубь королевской цитадели. Паровик двигался, если можно так выразиться, величавой, неторопливой поступью — не иначе как пребывая в надежде, что другие паровики заметят и оценят важность исполняемого им монаршего благоволения. Вскоре и ведущий, и ведомый достигли места назначения. Стоило им войти в новый зал, как Оливеру стало холодно. Подняв голову, он увидел, что крыша в новом помещении отсутствует. Они стояли на плоской платформе, высеченной в каменном склоне горы. Посередине платформы сидела небольшая фигурка — на вид даже чуть ниже обычного граспера. Она вполне могла оказаться железной игрушкой, совершенно неприметной, если не считать большего сходства с человеком, нежели с паровиком. Кто это, задумался Оливер, сам Король-Пар или одна из его бесчисленных оболочек? Неужели игры, в которые, по утверждению Ловца волков, с ними играют, продолжаются?

— Король-Пар, это вы? — спросил юноша. — То есть, ваше величество, это вы?

Золотистая фигурка, сидевшая на полу, скрестив ноги, еле заметно кивнула.

— Да, это я, мягкотелый Оливер.

Не видя нигде стульев, Оливер последовал приглашению монарха и сел напротив Короля-Пара. Оба напоминали мальчишек, ожидающих начала школьного молитвенного собрания. Правда было непохоже, что паровик вот-вот начнет читать притчу из круговистской книги. — Надеюсь, тебе не слишком холодно, — с утвердительной интонацией поинтересовался Король-Пар. При этом его губы двигались, а слова звучали без помощи голосового аппарата.

— В данный момент я себя вполне нормально чувствую, ваше величество.

— Мне нравится сидеть и наблюдать за ястребами, парящими над горными вершинами. Как ты думаешь, можно ли открыть для себя какую-нибудь истину в их полете?

— Истину, которая приходит вместе с ясным разумом, пожалуй, ваше величество.

Король удовлетворенно кивнул.

— Истину, которую изрекает тот, кто, как мне кажется, подолгу сидел и размышлял.

— Еще несколько месяцев назад это было моим любимым занятием, — признался Оливер. Неужели прошло так мало времени с тех пор, как закончилась его старая жизнь и началась новая?

— Мне показалось, что ты удивился, когда, войдя сюда, узрел меня в этом теле.

— Я представлял вас… я точно не знаю… все-таки, другим… наверное этакой горой металлических конструкций, колоссом, курящимся дымом, окруженным тысячами клонов, которые составляют с вами единое целое, — признался юноша.

— Я носил много тел, — произнес Король-Пар, — и представал в облике самых разных существ, но никогда не был горой металла. Твое мысленное представление обо мне, созданный тобою умозрительный образ не произвел бы впечатления на моих соплеменников. Мы легко могли бы нацепить на себя всякий старый железный хлам, чтобы соответствовать твоему описанию. Я мог бы спрятаться за занавесом с голосовым усилителем. В следующий раз, когда к нам приедет ваша дама-посол, я с удовольствием напугаю ее. Боюсь, правда, что это вызовет смех у моего народа. Для нас «меньше» всегда важнее, чем «больше». Мы предпочитаем, когда великое могущество подается в неброской упаковке. — С этим словами монарх паровиков многозначительно посмотрел на Оливера.

— Я не обладаю никаким могуществом, ваше величество.

— Прошу тебя, не скромничай! — произнес Король-Пар. — Знаешь, почему мне так нравится это тело? Такой была одна из моих первых телесных оболочек, много-много лет назад, очень давно. Ваши университетские ученые пришли бы в ужас, сумей они установить точную дату. Я видел столетия льда, лицезрел и столетия огня. Был свидетелем того, как меняют свои очертания континенты. На моих глазах проходило развитие всех законов физики, трансформация их фаз. Помимо нескольких любителей леаафа, живших в Кассарабии, я, пожалуй, единственный в мире, кто видел Смотрящую, которая расхаживает по земле Шакалии.

Оливер отвел взгляд в сторону.

— Да, мягкотелый Оливер. Я знаю о Хозяйке Огней. Знаю и кое-что другое. Стилбала-Уолдо бежит в ночи как испуганный заяц. Духи Гиэр-Джи-Цу дрожат от страха и осмеливаются ходить по залам наших предков лишь парами. И тут появляется некий юный мягкотелый, которого в наш мир вытолкнула нежным пинком мать-вселенная. Ты не находишь это любопытным?

— Любопытным — не совсем подходящее слово, для выражения моих чувств. Но почему выбор пал именно на меня? — ответил Оливер.

— Нормальная естественная реакция, — похвалил Король-Пар. — Но речь идет именно о тебе. Для полноты существования каждый равный должен иметь противоположность. Улыбка — ничто без слезы, удовольствие — ничто без боли. Там, где есть жизнь, найдется место и для антижизни. Мы напутаны, мягкотелый Оливер, и ты наша последняя надежда, если не полностью, то хотя бы ее половина.

— Половина? — переспросил Оливер.

— Свет и тень, мягкотелый Оливер. Мужчина и женщина. Поверь мне — всегда лучше иметь избыток чего-то, нежели нехватку. Ты — план обороны, план наступления — он где-то в Шакалии. Смотрящие, как правило, коварны, но… предсказуемы.

— Так я не одинок? — спросил Оливер.

— Ты никогда не был одинок, Оливер, — ответил Король-Пар. — Хотя если принять во внимание твою прошлую жизнь, твое по сути дела вынужденное затворничество в Шакалии, то не стоит удивляться тому, что ты так считаешь. Знай, что я на твоей стороне, причем даже не из-за этого конкретного дела. Просто вместе мы либо победим, либо погибнем. Мне просто хотелось бы знать, кто ты такой. Я бы чувствовал себя гораздо увереннее, если бы…

— Я тоже не слишком уверен в себе. Вам стоит поговорить с моим другом Гарри. Он знает намного больше меня, но не всегда со мной откровенен.

— Возможно, ты прав, — ответил Король-Пар, и его губы растянулись в подобии улыбки. — Но твоему другу я не доверяю. Ничего личного. Моя страна уникальна в своем роде — на всем континенте она единственная, где нет тайной полиции. Его коллеги летают в небе, пересчитывают наши оружейные боксы и вынашивают планы построения идеального общества. Они вызывают у меня нешуточное беспокойство, поскольку считают себя пастырями, защищающими свое стадо и убивающими волков. Но жизненной системе без волков не обойтись, мягкотелый Оливер. Волки — инструмент перемен, инструмент эволюции. Изменение — единственная постоянная величина, на которую мы можем полагаться.

— Будучи одной из тех овечек, которых они защищают, я, пожалуй, не соглашусь с вами, — заметил Оливер.

— Пожалуй, ты прав. Твой друг был… как это поточнее выразиться? Дезавуирован, как говорят политики. Кто же он — волк или ловец волков. Мы не можем быть в нем до конца уверены. Впрочем, было забавно посмотреть, как он водил носом, пока находился в столице.

— Я верю ему, — ответил Оливер.

— Доверие, — произнес Король-Пар. — Доверие молодости. Что же, лишь юная кровь способна выжить после воздействия паров гиблого тумана. Я уверен, Смотрящая знает, что делает.

— Смогут ваши люди выжить по ту сторону колдовского занавеса? — полюбопытствовал Оливер.

— В той форме, которая в настоящее время делает нас отличными от других — нет, не смогут, — ответил Король-Пар. — С нами произойдет примерно то же, что происходит и с твоими соплеменниками, Оливер мягкотелый, Но у нас есть и другие… пути к отступлению, которые открыты для нас, если возникнет такая необходимость.

— Я не знал, — извинился Оливер.

— Ко мне это не относится, — ответил его собеседник. — Я живу слишком долго и немало повидал на своем веку. Но ты обязан предотвратить конец этого мира. Тебе придется принять на плечи тяжелую ношу, юный быстрокровный, и жаль, что я не могу разделить с тобой ее тяжесть. Увы от моего желания мало толку. Грядет тьма Уайлдкайотлей, это неизбежно. Она абсолютна и непроницаема, она способна смести все, что поддерживает наши с тобой народы. Любой ценой, я повторяю, любой ценой мы обязаны не допустить этого.

— Вы сказали, что я — ваша оборона, — произнес Оливер. — А как же план наступления?..

— Есть старая военная поговорка, — ответил Король-Пар. — Иногда хорошая оборона стоит плохого наступления. У твоего аналога — юной девушки, нашего запасного варианта, дела сейчас плохи. О твоем присутствии здесь пока никому не известно, это огромное преимущество, которого нет у плана наступления. Я мог бы купить Шакалию ценой ее головы, но, боюсь, именно на это и рассчитывают слуги Уайлдкайотлей.

— Разве вы не можете помочь ей?

— Боюсь, уже поздно — я лишь недавно узнал о ее существовании, — признался Король-Пар. — Честно говоря, обстоятельства не слишком благоприятствуют ей. Отсюда вывод — пришло время действовать.

Дверь на другой стороне зала неожиданно распахнулась, и на пороге вырос огромный гусеничный паровик; его фасетчатый череп венчала сияющая хрустальная корона. Маленькое, похожее на детское тело умолкло, и Оливер понял, что Король-Пар уже переместился в новую оболочку. Когда паровик заговорил, на его шее завибрировали две сферы.

— Эта оболочка более соответствует величию моей роли, ты согласен со мной, Оливер мягкотелый?

— Согласен, ваше величество.

Из выхлопных труб короля вырвалась струя пара.

— Тогда залезай на меня, юный быстрокровный! Нельзя терять ни минуты. Моего присутствия ждут на торжественной церемонии, и еще я должен созвать королевский совет.

— Вы уверены, что это необходимо, ваше величество? Вы действительно хотите, чтобы я прокатился на вас, как когда-то катался на Ржавом Болте?

— Ржавый Болт все еще в Хандред-Локс? Старый добрый паровик. Не волнуйся, Оливер мягкотелый. Мои придворные онемеют от ужаса. Именно это мне и нужно.

Оливер забрался на короля. Тот выкатился из зала и стал спускаться вниз по спиралеобразному пандусу, высеченному в толще скалы. Когда он съехал с пандуса, похожие на кентавров паровики-рыцари заняли места по обе стороны от него, после чего все вместе с грохотом покатили по коридорам, вырубленным в той же горе. Цокот металлических копыт эхом отдавался от стен дворца. Вскоре кавалькада в одном месте остановилась и два паровика — у каждого имелось по телескопическому глазу — запрыгнули на заднюю часть корпуса Короля-Пара. На какой-то миг Оливеру показалось, что это проявление неуважения к августейшей особе, но затем он понял, что перед ним слуги, часть коллективного разума металлического монарха.

В конце коридора открылась дверь, ведущая в тронный зал. Паровик-церемониймейстер ударил хрустальным посохом о мраморный пол.

— Его величество Король-Пар, покровитель Свободного Государства, монарх истинного народа, попечитель…

— Довольно! — пророкотал Король-Пар. — Мы собрались здесь, чтобы почтить память павших, а не перечислять список моих титулов, которые придворные придумали за последнюю неделю. Пусть войдут хранители душ.

Группа паровиков, стоявших возле трона, раздалась в стороны, и Оливер увидел Гарри. Пройдоха Стейв стоял рядом со своим недавним противником, Мастером Резаком. В образовавшемся проходе возникла группа похожих на скелеты паровиков на треногах, в руках у которых находилось полотнище с частями тела какого-то металлического создания. Единственным узнаваемым предметом оказалась голова, из нее торчали, свисая на пол, обрывки кабелей. Паровик, возглавлявший похоронную команду паровиков-скелетов, остановился перед Королем-Паром.

— Вы слышите одного из наших людей? — спросил монарх.

— Слышим.

— Вы можете восславить его имя перед народом?

— Контролер отдал свою жизнь за народ, — нараспев произнес хранитель душ. — Мы славим доброе имя Редраста перед Стилбала-Уолдо.

Похоронная команда запела странными машинными голосами; исполняемый ею двоичный гимн отдавался эхом от стен тронного зала. Сегодня был тот единственный день, когда настоящее имя паровика станет известно другим его соплеменникам, а не только Королю-Пару. Металлическое пение прекратилось, и Король-Пар повернул лицо к придворным и слугам цитадели.

— То, что осталось от памяти нашего брата, поделено между всеми нами; то, что осталось из его бесценных компонентов, отправлено в палату рождения. Место его смерти нам неведомо, так пусть же его бездействующий ныне корпус останется не погребенным, а попадет в огненную печь горы Паролунгмы. Кто держит платы его души?

Один из членов похоронной процессии вышел из строя, держа перед собой красную подушечку, на которой лежали две хрустальные пластины.

— Я! Я держу платы его души.

— Крепко держи их, когда понесешь их через залы мертвых! — пророкотал Король-Пар.

В конце тронного зала стена вздымалась высоко к потолку, открывая взгляду разверстую пещеру; здесь из щелей в скальной поверхности торчали за рядом ряд миллионы хрустальных плат — многие мили захоронений мертвых паровиков, освещенные мерцающими красными огоньками.

— Думаю, в твоем воображении имелась малая толика истины относительно моего сходного с горой облика, — прошептал на ухо Оливеру один из клонов Короля-Пара.

Тело стоявшего впереди паровика из числа участников похоронной процессии неожиданно начало подрагивать; затряслась и тренога его нижних конечностей. Затем дрожь прекратилась, и паровик начал менять размеры и форму — он как будто распух и распрямился.

— Кто из Лоа находится в его теле? — требовательно спросил король.

— Крабинай-Змеевик, — прокудахтал паровик и, взяв с подушки обе платы, тут же исчез в сумраке зала мертвых.

— Крабинай-Змеевик — ловкий парень, — произнес Король-Пар, обращаясь к Оливеру. — Он найдет для контролера место в этом зале. Но где же голос Гиэр-Джи-Цу?

Из-за колонны появился паровик и склонил голову в почтительном поклоне.

— Ваше величество?

— Что ты скажешь о двоих наших мягкотелых гостях?

— Мы уже несколько дней бросаем шестеренки, ваше величество. Мы будем делать это до тех пор, пока не ослабнем от нехватки смазки и пока Лоа не рассердятся на нас за нашу настойчивость.

— Вы, как всегда, прилежны, — похвалил Король-Пар, — но скажи, как упали шестеренки, когда вы спрашивали их о судьбе нашего старого врага?

— Мы не сможем защитить сразу двух мягкотелых, после того как они покинут Механсию, — ответил мистик. — Они остаются в безопасности до тех пор, пока пребывают в столице. После того, как они уйдут, мы не сможем отвечать за их безопасность. Спасение зависит не от нас, а от способностей юного мягкотелого.

От этих слов Оливеру сделалось не по себе. Значит, никакой помощи от старейшего союзника Шакалии ждать не стоит?

— И все-таки я чувствую, — отозвался Король-Пар, — что за твоими словами кроется нечто большее.

— Один из нас может предложить свою помощь этим двум мягкотелым. Но только один.

— Назови его имя! — потребовал король.

— Как скажете, ваше величество. Его имя Стимсвайп.

Возглас недоверия вырвался из голосовых аппаратов паровиков, собравшихся в тронном зале. Из шеренги рыцарей-кентавров, вперед шагнул Мастер Резак.

— Этого не может быть! Совет Равных, видимо, ошибся!

— Никакой ошибки нет, — возразил механический мистик. — Можешь, как и мы, попытаться получить другой ответ, но шестеренки все равно назовут это имя.

— Он деактивирован, он опозорен! — не унимался Мастер Резак. — Если защищать мягкотелых разрешено лишь одному из нас, то будет лучше, если с ними пойду я или кто-нибудь из моих рыцарей!

— Это будет Стимсвайп и никто другой! — оборвал его мистик. — Так сказали брошенные шестеренки! Такова воля Гиэр-Джи-Цу.

Король сделал знак, и Мастер Резак послушно вернулся на место.

— Вряд ли мой личный выбор пал бы на него, — произнес один из клонов Короля-Пара. Оливер испуганно вздрогнул. Способность короля вселяться в разные тела и одновременно вести разговор все еще сбивала его с толку. — В лучшем случае он попал бы в самый конец списка.

Оливер нахмурился.

— Но этот паровик сказал, что Стимсвайп деактивирован. Каким образом мертвец сможет защищать нас?

— Для представителей металлической расы слово «деактивирован» имеет самые разные оттенки значения. Платы с душой Стимсвайпа еще не возвращены предкам. Он спит, и его высшие ментальные функции сейчас временно приостановлены. Таково наказание за совершенные им преступления.

Оливер невольно нахмурился. Что за дефективное создание пытается впарить им король?

— Это преступление бесчестия, — пояснил клон Короля-Пара, от которого не ускользнуло недовольство юноши. — Он нарушил кодекс пара, который соблюдают наши рыцари. Проявил трусость. Стимсвайп был одним из семи рыцарей, которых мы отправили в джунгли Лионгели с важным для нашего народа заданием. У него сдали нервы, и он бросил своих братьев, оставив их умирать в далеком краю. Он предпочел сохранить свою смазку ценой рыцарского долга, заплатив за собственное благополучие жизнями соплеменников.

— Как раз такого паровика я и хотел иметь у себя за спиной в трудную минуту, — сыронизировал Оливер.

— Лоа идут по жизни своим собственным путем, — отозвался Король-Пар. — Но все они прекрасно знают, что поставлено на карту и что их ждет, их и всех нас.

Оливер пожал плечами. Почему бы нет. В конце концов, сколько народу желает надеть ему на шею веревку — и полицейские, и военные, и чародеи-уорлдсингеры, не говоря уже о Небесном Суде, выслеживающим Гарри Стейва. Да и загадочный враг Хозяйки Огней тоже жаждет его смерти. Почему бы не добавить к этой славной когорте ненадежного, трусливого паровика, готового дать стрекача при первой же опасности? Вряд ли это усугубит и без того паршивые обстоятельства, в которых он, Оливер, оказался.

Где-то высоко над головой, в потолке, открылся люк, и на мраморный пол тронного зала опустилось бесчувственное металлическое тело. Среди придворных пробежал недовольный ропот. Возле бездействующего воина собралась группа архитекторов, которые тотчас принялись настраивать его системы и возвращать к жизни. Глаза Стимсвайпа засветились. Сначала тускло, потом все ярче и ярче. Затем прозрачная мембрана опустилась со лба ему на глаза, защищая зрение. Четыре руки неожиданно завибрировали — к ним вернулись чувства. А потом они пришли в движение — две скелетообразные руки-манипуляторы и две боевых руки, одна из них была вооружена жуткого вида молотом с двумя головками.

Голова паровика наклонилась вперед, и в следующее мгновение он увидел короля и придворных.

— Сколько времени я бездействовал?

— Немногим более двухсот лет, — ответил Король-Пар.

— Не так уж много для того, чтобы искупить вину, — произнес Стимсвайп.

— Ветры могут измельчить горы Механсии в пыль, но этого времени все равно недостаточно для того, чтобы тебя простили, — сообщил ему король. — Однако шестеренки упали так, что нам пришлось разбудить тебя. Что ты на это скажешь?

— Есть ли меч, готовый принять меня? — спросил разбуженный паровик.

— Это мы сейчас увидим, — ответил Король-Пар. — Ты лучше скажи, ты ответишь на зов Паро-Лоа? Станешь носить цвета Свободного Государства? Будешь следовать кодексу? Сохранилась ли в тебе хотя бы капля чести?

— Если Лоа позовут меня, я откликнусь на их зов, — пообещал Стимсвайп.

— Твои слова можно считать достойным ответом, — ответил Король-Пар. — Мы перейдем в зал мечей и посмотрим, какое оружие подчинится воле Паро-Лоа.

С этими словами властитель паровиков вместе со свитой, Стимсвайпом и — похоже — половиной придворных, чинно покинул тронный зал, и колонна зашагала по коридорам горного замка. Увиденное привело юношу в смятение: огромные залы, где, устремив в пространство бесстрастный взгляд, за столами с какими-то машинами восседали неподвижные, как статуи, паровики. Целые леса стеклянных шаров, в которых сверкали разряды укрощенной энергии. Бездонные пропасти, в которых медленно, словно старческий язык, смакующий конфету, со скрипом вращались часовые механизмы.

Затем король привел свою свиту в круглую комнату довольно скромных размеров, которая никак но могла вместить всех желающих. Придворным пришлось остаться в коридоре, где они вынуждены были заглядывать друг другу через плечо, чтобы лучше видеть происходящее. Здесь имелся вход в соседнюю комнату, такую же круглую — таким образом получалось помещение в форме восьмерки.

— За мной, рыцари! — скомандовал Король-Пар. Прямо на глазах Оливера провинившийся рыцарь шагнул на середину следующей комнаты, громко цокая металлическими ногами по каменному полу.

— Но здесь ничего нет, — прошептал Оливер.

— Сейчас ты все увидишь, юный мягкотелый, — сообщил ему один из клонов короля. — Оружие само выберет рыцаря, так же как время выбирает подходящего паровика.

В белых стенах следующей комнаты открылись люки, а сами стены начали медленно вращаться. Из образовавшихся отверстий появились мечи, винтовки, булавы и прочие разновидности оружия, названия которых Оливер не знал. Ружейные стволы и острые стальные лезвия то высовывались наружу, то прятались обратно в стену в странном причудливом танце.

Оливер обратил внимание на то, что Мастер Резак, стоявший рядом с беспутным Гарри Стейвом, что-то бормочет и покачивает головой, по всей видимости, не одобряя выбор духов, павший на труса.

— Священное оружие! — сообщил Оливеру клон Короля-Пара. — Смотри, Оливер мягкотелый, перед тобой дубинка по прозвищу Трефовый Туз, которой размахивал Триндер Полугусеничный в годы войны с Киккосико почти семь столетий назад. А вон там, Гриндбайтер — длинноствольное ружье, способное разорвать в клочья мундир квотершифтского маршала с расстояния в целую милю.

Оливер от напряжения прикусил губу. Стимсвайп нервно расхаживал по центру комнаты. Ни один вид оружия пока что не остановился перед ним. А если ритуал не состоится, то разрешат ли рыцарю сопровождать их с Гарри? Или главнокомандующий прикажет вновь погрузить провинившегося паровика в тысячелетний сон? Стимсвайп вытянул один из манипуляторов в сторону меча с искривленным лезвием, но оружие тут же исчезло в темном отверстии движущейся стены.

— Стокслайсер! — простонал незадачливый паровик. — О борода Зака, Владыки Цилиндров, неужели не найдется оружия, которое позволит мне восстановить рыцарскую честь?!

— Твой голосовой аппарат порочит этот зал презренными звуками, — съязвил Мастер Резак. — Даже то оружие, которым ты когда-то владел, скорее откажется оживать, чем захочет почувствовать прикосновение твоей руки!

В следующее мгновение, как будто в ответ на мольбу Стимсвайпа, стена прекратила вращение. Открытым остался только один люк. В нем, на вертикальном металлическом стержне лежал, подрагивая, черный сверток.

— Мастер оружейник, ты узнаешь оружие, которое предлагает себя? — спросил Король-Пар.

— Узнаю, — ответил оружейник. — Это Лорд Уайрберн, Хранитель Вечного Огня.

Услышав его слова, присутствующие разразились недоуменными возгласами. Оружейник повернулся к придворным.

— Последний случай, когда это оружие выбирало себя владельца, имел место в стародавние времена, когда еще не существовало исторических хроник истинного народа. Это было…

— Я помню, — не дал ему договорить Король-Пар. — Это было, как ты сказал, давным-давно. Ну что ж, похоже, что мы наконец нашли героя, а герой — оружие.

— Ваше величество, — произнес Стимсвайп, коротко поклонившись монарху. — Как мне искупить прегрешение? Следует ли мне вернуться в джунгли и попытаться вернуть ваше былое расположение?

— Нет, Стимсвайп, — ответил король и указал на Гарри и Оливера. — Тебе придется сопровождать вот этих двух друзей нашего народа. В путешествии ты будешь помогать им. Если надо — защищать их жизни как свою собственную.

Стимсвайп наконец удостоил вниманием Гарри и молодого человека, сидевшего рядом с гусеницами Короля-Пара. Стекло его зрительной пластины загорелось красным светом.

— Этих двух… двух… безволосых обезьян! Невероятно! Не может быть! Во имя всего святого, ваше величество, скажите — вы ведь шутите?

— Мы вернули тебя к жизни не для того, чтобы шутить с тобой, рыцарь! — прогудел король. — Твой долг — присматривать за этими мягкотелыми друзьями нашего государства и следить за тем, чтобы никто не причинил им вреда.

Стимсвайп с отвращением посмотрел на гостей Короля-Пара.

— Быстрокровные… да я скорее положу руку в пасть Аджасоу-Ржавого, чем доверюсь очередному шакалийцу!

— Кого он имеет в виду под словом «очередной»? — прошептал Оливер.

Клон печально покачал головой.

— В последней его экспедиции в Лионгели вместе с ним находились два мягкотелых проводника.

— Что же такого они сделали Стимсвайпу?

— Они ему ничего не сделали, юный мягкотелый, — ответил Король-Пар. — Дело совсем в другом — в том, что он сделал с ними. Одному из них Стимсвайп пробил череп вот этим боевым молотом, а второго пронзил копьем.

Покои короля Юлия являли собой жалкую тень того, какими они были в прошлом. Прежними остались лишь их необъятные размеры, напоминавшие о том, что когда-то здесь обитал абсолютный монарх Шакалии, правитель нации. Подобно своему владельцу, они имели жалкий, удручающий вид. Кашель короля Юлия эхом отскакивал от голых стен — последнее свидетельство того, что дышащий на ладан монарх все еще жив.

Капитан Флейр посмотрел на похожее на скелет существо, прикрытое грубым шерстяным одеялом, которое служило умирающему единственной защитой от холода, сочащегося от стен выстуженных сквозняками сырых помещений. Поскольку наступило лето, огонь в камине больше не разводили. Много лет назад парламент вынес следующее решение: топливо на обогрев королевской опочивальни выдается лишь начиная с месяца Первых заморозков. Это была ничтожная экономия, она давала проголосовавшим за нее парламентариям не больше тепла, чем то его количество, которого лишили короля Юлия. Теперь жизнь в теле монарха теплилась еле-еле, и в данный момент его терзал очередной приступ болезни лодочника. Каждый такой приступ все сильнее приближал его к смерти.

— Что он говорит, капитан? — спросил принц Алфей. — Я не разобрал.

— Он произнес имя твоей матери, Элис, — ответил командир гвардии.

— Мама. Да. Как бы мне хотелось увидеться с нею.

— Палата Стражей все равно не позволила бы тебе встретиться с ней. Даже если бы она не вернулась в королевский инкубатор, даже если бы она…

— …умерла от кожной болезни? — закончил вопрос принц. — Меня всегда поражало количество членов августейшей семьи, умерших в инкубаторе от чумы и лихорадки. Просто удивительно, что им удалось отыскать дочь какого-то эсквайра, чтобы случить меня с ней. Уже не говоря о герцогине.

— Следует откровенно признать, что медицинское обслуживание не является там делом первостепенной важности.

— Оно и здесь не является делом первостепенной важности, — заметил Алфей.

Флейр пожал плечами.

— Болезнь лодочника — разве можно придумать лучший недуг для демократического государства. Она поражает и стражей, и слуг с одинаковой яростью, и если вы заболели, никакие деньги Сан-Гейта не помогут вам от нее вылечиться.

— Говорят, что жаркий и сухой климат Кассарабии способен излечить тех, кто страдает этой хворью.

— Может быть, — согласился Флейр. — Но, похоже, парламент больше не доверяет калифам. Как, впрочем, и твоему отцу.

— Странно, что я никогда ничем не болею, — признался Алфей. — Даже не простужаюсь зимой. В этом я пошел и не в отца, и не в мать.

— Твоя мать отличалась отменным здоровьем, — возразил Флейр. — Потребовались условия королевского инкубатора, чтобы свести ее в могилу.

Алфей посмотрел на лежащего в постели отца.

— Он все еще помнит ее.

— Такую женщину трудно забыть, ваше высочество.

В дальнем конце опочивальни, на фоне стен с выцветшими квадратами в тех местах, где когда-то висели роскошные гобелены, шеренга гвардейцев молча наблюдала за умирающим королем. Флейр знаком велел им удалиться, и те послушно, ровным строем вышли из комнаты. Остался лишь один Бонфайр.

— Ты тоже можешь идти.

— Я надеялся, что щенок закатит истерику, и тогда за дело взялся бы я.

— Можно подумать, ты переживал за меня, Бонфайр? — произнес принц. — Просто тебе хотелось все сделать самому.

— Мне захотелось острых переживаний, — признался гвардеец. — Давненько никто не позволял мне поступать так, как я хочу, и я даже заскучал по тем старым временам.

— Может, и вправду, пусть уж лучше он, — сказал капитан Флейр, обращаясь к принцу. — Слишком многое поставлено на карту. Когда все будет кончено, к прошлому возврата не будет — для любого из нас. Ты лучше постой в сторонке.

— Дайте это сделать мне, ведь что мне терять? — предложил Алфей и взял в руки подушку. — Такую жизнь, как у отца, которую я закончу смертельно больным, не имея рук, чтобы даже взмолиться о пощаде, без достоинства, без свободы, без надежды.

Сын прижал подушку к потному лицу отца, и король Юлий умолк. Сначала по ногам его пробежала дрожь, и он какое-то мгновение отбивался, цепляясь за жизнь, затем ноги его дернулись, и на застиранную простыню пролилось содержимое мочевого пузыря. Через секунду тщедушного монарха покинули последние остатки воли к жизни, после чего тело короля затихло и распрямилось.

Алфей убрал подушку. Глаза умершего были широко раскрыты, нечистая серая кожа блестела, как будто он только что вылез из ванны.

— Будь добр к маме, когда встретишься с ней, отец!

Капитан Флейр положил руку на плечо принца.

— Не переживай, Алфей, по сравнению с тем, как он настрадался при жизни, ты, можно сказать, проявил к нему милосердие, отправив в вечное странствие по Кругу.

Алфей качнулся, ошеломленный чудовищностью содеянного.

— Если наш план провалится, капитан, я прошу тебя только об одном. Не разрешай им сделать со мной то, что они сотворили с отцом. Сначала убей меня, задуши, только не дай им отрубить мне руки.

Флейр ответил принцу мрачным взглядом и ничего не сказал.

— Король мертв! — рассмеялся Бонфайр. — Да здравствует щенок!