Бесконечными лесенками и переходами второй помощник провел пассажиров на верхнюю палубу, в салон.
Там он объявил, что поводов для беспокойства нет, и на пути «Горгона» будет не раз встречать частные аэростаты. Некоторые аэронавты из озорства могут попытаться подлететь поближе, это обычное дело, это бывает. Сами знаете, сейчас любой идиот с денежками может отправиться в небо, чтобы покуролесить!
Однако все были взволнованы, и долго еще в разных уголках салона слышались разговоры о воздушных пиратах и хулиганах.
Вспоминали и легенды верхнего моря. Говорили о голубых огнях святого Эразма, о зловещей «Летучей пиявке», черной радуге, бутылках со странными посланиями, привязанных к воздушным шарам. И о призраках доисторических летающих монстров, которые в полночь поднимаются из глубин океана и парят в черном небе, чтобы пробить клювом стекло кабины и ухватить зубастой пастью зазевавшегося аэронавта.
Элли не знала, чем себя занять. Тетя Дженни, устав после экскурсии, задремала в кресле подле кактуса, опустив на колени вязание. Красавчик Крис и укротитель Буффорд уселись играть в карты.
Крису было запрещено играть на деньги, у Буффорда их вовсе не было, поэтому проигравшему шлепали колодой по носу. Скоро у Криса нос стал красным как свекла, глаза блестели от слез, а Буффорд довольно ухмылялся.
Элли решила уйти в библиотеку и скоротать время до ужина за книгой. В библиотеке было по-прежнему пусто, лишь в дальнем ее углу сидел некто в черном костюме, уткнувшись носом в журнал.
– У вас есть книги по устройству и психологии механических големов? – спросила Элли у седого библиотекаря.
– Такого не держим, извините, – изумился библиотекарь. – Могу предложить последние выпуски «Сплетника», «Столичного вестника»...
– Подшивку «Вестника», пожалуйста. С номерами, где писали о Химерасе.
Элли раньше не интересовалась желтой прессой и городскими легендами. Конечно, в кабаре болтали о разном. Но будет интересно почитать, что пишут о короле преступников журналисты. Как показал случай с черным аэростатом, многие господа и дамы верят в существование преступника со ста лицами.
– Вот, пожалуйста, – библиотекарь протянул ей стопку журналов. – О Химерасе много пишут в «Вестнике оккультизма». Журналист Эрми Блаватски сделал Химераса темой своих репортажей. Тут он рассказывает о таинственном происшествии в балагане маэстро Морвилля на ярмарке, а вот тут, в прошлогоднем журнале, о деле разбойничьего особняка близ Крипвуда. Весьма занимательные истории!
– Спасибо.
Элли взяла стопку и села в кресло под уютным светильником. Но приступить к чтению не успела.
Черная фигура в дальнем углу пошевелилась, отложила журнал, встала и направилась к Элли.
Доктор Гризвольд! Кажется, он собирается завести с ней беседу. Вот досада!
Гризвольд подошел к Элли.
– Позволите составить вам компанию? – спросил он вежливо и, не дожидаясь ответа, занял кресло напротив. А затем уставился на Элли совиными глазами.
– Слышал, вы интересуетесь психологией големов? – спросил он. – Странный интерес.
Его взгляд нервировал. Как и сам доктор Гризвольд. От него сильно пахло йодом. Кроме того, Элли обнаружила, что у доктора во рту стоит искусственная челюсть, и он неприятно ей пощелкивает и издаёт чмокающий звук после каждого предложения.
– Ничего странного. Големы в трюме произвели на меня впечатление, вот я решила узнать о них побольше. И про Химераса заодно почитать, раз уж про него так много болтали, – Элли открыла журнал и показательно уткнулась в страницу.
– Вы и так много знаете о големах. И об артифисах, – не отставал доктор. – Я внимательно слушал ваши объяснения. Вы из тех, кто защищает их права?
– У моей тети Дженни артифис-камердинер. Отличный малый, – ответила Элли неприязненно.
– Из какой он партии? Из последней, самых совершенных артифисов?
– Нет, из первой.
– Любопытно, – заметил доктор. – Почти все артифисы из первой партии были солдатами. О камердинерах не слышал.
Да что ему надо, этому Гризвольду! Вот трубка клистирная! Пристал как банный лист.
– Где вы получили образование, госпожа Селеста? В каком пансионе?
Элли лихорадочно шевелила мозгами.
– Святой Урсулы, – сказала она, вспомнив рекламу в столичной газете.
– Одно время я пользовал воспитанниц этого пансиона. Вас среди них не видел.
– У меня отменное здоровье, – нашлась Элли. – Я ни разу не прибегала к услугам врача. И пробыла там недолго. Моя семья решила дать мне домашнее воспитание.
– Понятно.
Доктор достал пенсне, протер стекла несвежим платком и водрузил на нос. А после принялся изучать Элли столь бесцеремонно, что та не выдержала.
– Простите, мне надо в каюту.
Захватив журналы, она сбежала.
Ужин прошел тихо. Капитана за столом не было, и Элли поняла, что ей не хватает его присутствия.
Ей было любопытно изучать этот интересный человеческий экземпляр. Наблюдать за его бесстрастным лицом и представлять его смеющимся, растерянным, обиженным и разгневанным. Пока он показывал не больше эмоций, чем голем. И в голове у него, должно быть, тоже все устроено на манер механизма для чтения перфокарт. Тут ноль, там единица. Да – Нет. Инструкции – хорошо. Отклонение от инструкций – плохо.
После ужина вялые и уставшие пассажиры разбрелись по каютам. Элли тоже решила отправиться на боковую.
Но ложиться спать так рано ей было непривычно. В полночь в кабаре веселье только начиналось, а для Элли наступало время тяжелой, но восхитительной работы на сцене.
Она ворочалась на узкой койке, потом зажгла ночник и читала журналы. За окном плыла желтая луна. Мерно рокотали винты, но если прислушаться, можно было различить шепот океана.
Часы показали два, но сна не было ни в одном глазу. Элли закрыла журнал и стала размышлять.
Как устроится ее жизнь за океаном? Она получит паспорт, новое место работы. Будет преподавать танцы в школе, и никто не поморщится в ее сторону брезгливо, узнав, что она была создана в механических мастерских.
У нее будут друзья, ученики. И, как знать – вдруг в один прекрасный день она встретит хорошего мужчину, человека или артифиса, захочет связать с ним судьбу и у нее будет настоящая семья!
Элли вздохнула. Вряд ли все сложится настолько радужно. Узколобых и тупоумных полно везде – и по эту сторону океана, и по ту.
Но ничего! Она справится. Главное, получить свободу. Получить ключ, который даст ей независимость от хозяина, даст ее сердцу биться без страха зависеть от чужой прихоти.
Элли приложила руку к груди. Пока все хорошо. Завода хватит еще на пару недель. Она успеет добраться до заокеанского мастера, который изготовит дубликат ключа.
Иногда Лазарус, желая ее наказать, тянул, не заводил механизм вовремя. И тогда Элли чувствовала, как замедляется ход ее шестеренок, как алхимические жидкости в ее теле текут все ленивее. И вместе с этим исчезало все, что составляло смысл ее жизни.
Уходила радость. Уходило любопытство и умение видеть прекрасное. Ее охватывало тупое равнодушие. Она чувствовала себя гаснущей свечой, увядающим цветком, стрекозой, которой оборвали крылья и оставили замерзать на осеннем ветру. Немели руки и ноги, холодела кожа. Все вокруг становилось серым и тусклым. Она теряла связь с миром, превращалась в ничто.
Лазарус тянул до последнего, а потом доставал тонкий ключ на цепочке и вставлял его в крошечное отверстие между ее лопаток, делал несколько поворотов и Элли оживала. Но страх угасания долго не отступал: еще долго после наказания она ходила вялой и подавленной, словно очнувшейся от страшного сна.
И сейчас при воспоминаниях о тягостных часах Элли подскочила в кровати. Ей хотелось движения, общения. Хотелось почувствовать себя живой. Стены каюты вдруг стали давить на нее, а воздух оказался спертым и душным.
Элли не любила замкнутых пространств и не привыкла к одиночеству. Последние три года она всегда была в толпе, среди людей. Весело было после представлений болтать с другими танцовщицами и официантками, делиться с ними сплетнями, шутить, высмеивать пьяных клиентов!
Теперь, в тишине каюты, ей стало ужасно одиноко и страшно.
Элли оделась и отправилась в салон.
Но в салоне было пусто, огни не горели. Элли отодвинула раму окна и долго стояла, наблюдая за голубоватой лунной дорожкой на волнах далеко внизу. В салон ворвался холодный ветер, но Элли радовалась ему. Он крепко пах солью и водорослями, и нес аромат свободы и далекого, еще неизведанного счастья.
Элли очень хотелось поговорить с кем-нибудь. Но не станешь же делиться своими сомнениями и восторгами с зевающим матросом, который встретился ей в коридоре, отправляясь на ночную вахту!
Матрос поинтересовался у нее, все ли в порядке, а когда Элли объяснила, что вышла прогуляться, равнодушно кивнул и ушел по своим делам.
Тетя Дженни спит и видит десятый сон. К Крису в каюту тоже не отправишься – известно, как он истолкует ее ночной визит.
Спит ли сейчас капитан Ларсен? Или он несет вахту? Стоит в командной гондоле, смотрит на темный океан, и тоже мечтает?
Элли вышла в коридор и побрела без цели.
Спустилась на техническую палубу. Где-то далеко хохотали и разговаривали дежурные механики, негромко бормотало радио.
Лампы были притушены, поэтому коридоры казались бесконечными. Кое-где в глубине открытых отсеков вспыхивали красным и зеленым огоньки машин, тихо гудели провода, и внутренности «Горгоны» казались фантастическим, таинственным царством.
Элли дошла до двери в трюмы. Хорошо бы спустится туда и побродить в темноте! Можно добраться до отсека, где везут големов, и поговорить с ними. Отвечать они, конечно, не станут, но выслушают внимательно. Какое-никакое общество!
Но пассажирам вход в трюмы без сопровождения был заказан.
Вздохнув, Элли собралась идти обратно.
Однако в этот миг дверь беззвучно отворилась и оттуда вышла странная фигура. Инстинктивно Элли отступила в тень за высокий ящик, утыканный лампочками.
Человек был одет в длинный прорезиненый плащ с капюшоном, какие носят матросы в непогоду. Капюшон был опущен, скрывая лицо.
Человек повел себя странно. Он встал, огляделся, прислушался. А потом пригнулся и нырнул за второй технический шкаф – спрятался.
Через несколько секунд послышались шаги. В отсек вошли два матроса и подошли к двери в трюм.
Первый достал ключ, ткнул в скважину и выругался.
– Дверь не заперта! Луц, раззява! Кэп если узнает, голову тебе снимет и отправит гальюны чистить!
– Я все запер! – возразил Луц. – Сам ты олух, дырявая башка.
– Да пошел ты!
Матросы спустились в трюм.
Фигура в плаще выбралась из укрытия и двинулась прочь. Помедлив, Элли отправилась следом. Она умела ходить совершенно бесшумно.
Этот человек явно не имел права спускаться в трюмы. Он не был матросом или механиком? Кто он? Что он хотел?
Человек быстро шел по незнакомым переходам. Элли не отставала.
Вот он поднялся по стальной лесенке, открыл еще одну дверь и скрылся за ней. Элли осторожно отворила ее, высунула голову и тихо ахнула.
Злой ветер ударил ей в лицо. Она попала на внешнюю галерею, где Пулкинс днем проводил экскурсию.
Вышла и огляделась. Кругом необъятная чернота, лишь поблескивают красным маячки на моторных гондолах. Внизу качается и шумит глухая тьма.
Человека в плаще нигде не было видно.
Элли подошла к перилам. Они были усыпаны холодными каплями. Она облокотилась и посмотрела вниз. Темная бездна под ногами завораживала. Бескрайние воды тускло поблескивали, над ними клубился белесый туман, и слабо светилась полоска горизонта.
От красоты ночного океана замирало сердце. Вдалеке, торжественно и печально, пробасил гудок парохода.
Но тут произошло нечто странное.
В беспокойных темных водах на расстоянии в четверть лиги от дирижабля появилось пятно. Оно становилось все отчетливее, воды забурлили и заволновались, и на поверхности показался длинный темный силуэт, подсвеченный по краям голубоватым сиянием.
Элли затаила дыхание. Что это такое? Ожившая легенда? Призрак доисторического монстра, который является полночным странникам? Это о нем говорили сегодня в салоне...
Тем временем силуэт оторвался от воды. Элли услышала далекий плеск стекающих струй. Почти бесшумно силуэт пошел вверх, плавно и неукротимо. От него валил пар. Через минуту он оказался в воздухе вровень с «Горгоной».
Элли отпрянула от перил. И увидела, как на другом крае террасе «Горгоны», почти у ее носа, четыре раза через равные промежутки мигнул красный огонек.
Неведомое морское – или воздушное? – чудовище издало едва слышный протяжный стон, а потом с невероятной скоростью помчалось прочь, в темноту, и растворилось в ней.
Элли ошарашенно вглядывалась в ночное небо, пытаясь понять, что она только что увидела.
Налетел новый порыв ветра, разметал волосы и ожег лицо холодом. Через дальний люк на галерею вышли механики с фонарями в руках и начали дежурный обход. Ночной полет «Горгоны» продолжался спокойно.
Элли заметили и окликнули.
– Госпожа, вам лучше вернуться к себе, – строго сказал пожилой механик, подойдя к ней. – Пассажирам запрещено здесь находиться. И опасно. Вы могли выпасть за борт.
– Вы ничего сейчас не видели? Только что из океана вынырнуло... не знаю что. Какой-то темный силуэт. Я думала, это подводная лодка, но она потом взлетела.
Механики переглянулись.
– Лодка вынырнула из воды и улетела? – недоверчиво уточнил тот, что помоложе.
– Я не знаю, что это было. Наверное, надо доложить капитану.
– «Летучая Пиявка», – тихо пробормотал старый механик. – Или Скилла, морское чудовище. Она встает в полночь из пучин и взмывает в воздух. Рулевой на «Порфирионе» рассказывал, что видел ее однажды. Чуть не обделался от страха.
– С пьяных глаз ему привиделось. Хорош чепуху нести, Бумброк, барышню пугать! Вот что, сударыня, вам и правда померещилось. Если бы штурман заметил лодку или аэростат, уж он бы поднял тревогу. Ничего, однако, не было. Ночью в океане да в воздухе чего только не покажется! Туманы, свечение вод. Это и не чертовщина вовсе, а так, природные эти… как их... феномены, вот. Но вы капитану расскажите завтра, на всякий случай. Или не рассказывайте. Ларсен вас по головке не погладит за то, что вы сюда ночью выбрались. А сейчас идите к себе. А то простудитесь.
– Но я еще видела какого-то человека в черном плаще. Он вышел из трюма и потом прятался.
Механик тяжело вздохнул.
– Это наверняка Зиг, трюмный матрос. Он вечно мерзнет и напяливает на себя всю одежу какая есть. У него зазноба на камбузе, судомойка. Вот он к ней и шастает по ночам. А у зазнобы муж тут же, на «Горгоне», служит младшим бортмехаником… у него как раз вахта сейчас. Короче, лучше бы вам забыть, что вы его видели. А то быть драчке, а кэп посадит обоих – и муженька, и нашего ходока – под арест. Вот что, давайте-ка я вас провожу. Обещаю, не расскажу кэпу про вашу вылазку.