(не)помощница для орка

ГЛАВА 4

Борк посмотрел на меня, и его взгляд смягчился.

— А дух этот оказался старенький, подслеповатый. Вылез, зевнул и говорит: «Чего тебе, дитятко?» А я ему: «Силы хочу!» А он: «Силы? Держи». И дал мне пучок сушеных ягод от несварения. Сказал, в его годы — это самая нужная сила.

Я фыркнула, тут же прикрыв рот ладонью. Но орки уже смеялись, их громовой хохот разносился по степи.

— А у нас в клане, — подхватил второй, — была легенда про воина, который так громко рычал, что с неба звезды падали. Одна упала ему на голову. Так он с тех пор стихи стал сочинять. Говорил, что звезда ему мудрость вложила.

— И что, хорошие стихи? — спросила я, улыбаясь. Какие они забавные… Если на клыки не обращать внимания, не страшные вовсе.

— Ужасные, — честно признался орк. — Рифмы никакой. Но мы его слушали, потому что боялись, что он опять зарычит.

Я смеялась вместе с ними, и это чувство было удивительным. Эти «громилы», эти «варвары» оказались... милыми. У них был свой юмор, свои глупые и трогательные истории. Они не были бездумными машинами для убийства. Они были... людьми. Пусть и зеленокожими. А еще они оказались образованными.

Сорг наблюдал за мной, и на его лице застыла странная, задумчивая улыбка.

— Что, Линна? Думала, мы только и можем, что рычать да дубасить друг друга?

— Нет! — вспыхнула я. — То есть... я просто не знала... Ну, я все знаю… какие мы. Угу.

— Знать — значит не бояться, — философски изрек Борк, доедая свой провиант. — А страх — он хуже любого голода. Съедает изнутри.

Мудрые слова, однако.

В тот вечер у костра я увидела внутренний мир этого необычного народа. Мир, полный самодельных легенд, глупых шуток и простой, какой-то детской мудрости. И мое сердце, которое должно было быть занято лишь планом побега, почему-то сжалось отчего-то теплого и щемящего.

Орки не злые, они сильные и храбрые — добряки.

Оба путника попрощались с нами, ушли своей дорогой. Мы же остались, решив, что поиски беглянки продолжим завтра.

Закатное солнце скрылось за горами внезапно, как и раздался удар грома. Небо потемнело за считанные минуты, и холодный ливень заставил нас искать укрытие.

Я все понять не могла… Зачем мы в ночь пошли, можно же было спокойно на рассвете двинуться в путь, переночевав в нормальных пусть и оркских условиях.

— Буря, — констатировал Сорг, оглядывая местность. — Переждем здесь.

Он ловко установил небольшую походную палатку — ту самую, единственную, — пока я пыталась накинуть плащ под начинающимся дождем.

— Входи, — бросил громила, когда первые капли сменились сплошной стеной воды.

Я залезла внутрь и замерла. Палатка была... крошечной. Для одного. Для одного орка.

— Э-э, Сорг... — я попыталась сжаться, когда он начал залезать внутрь. — Здесь... тесно, как бэ-э… Не думаешь?

— Тепло, — отрезал он, снимая мокрый плащ. Его плечи заняли почти все пространство. — И сухо. Лучше, чем мокнуть под ливнем.

Он улегся на стеганое одеяло, и повернулся ко мне спиной. Я отодвинулась от соседа на сколько это было возможно, но все равно его тело ощущалось всем моим существом. От него исходил жар, как от печки.

— Я не буду спать с тобой! — выпалила я, прижимаясь к холодной стенке палатки. — Ты — мужчина!

Он перевернулся на бок, и в этой тесноте его лицо оказалось, чуть ли ни в сантиметре от моего подбородка. В палатке было темно, но я чувствовала на себе его взгляд.

— Я ж говорил, что будет так… Без удобств. Ты уперлась рогом…

— У меня нет рогов!

— А что у тебя есть?

Вспомнила, отличительные черты орков — клыки, крупная челюсть, а вот у орчих… У всех было довольно красивые заостренные кверху ушки.

— Ушки!

— Успокойся, кролик, — его голос прозвучал насмешливо. — Если бы я хотел тебя соблазнить, ты бы уже не протестовала. А сейчас я хочу только одного — выспаться.

— Но... это неприлично!

— Смерть от воспаления легких еще неприличнее, — парировал он. — Ты вся дрожишь. Двигайся ближе.

— Нет! — задрала гордо подбородок, задев каркас конструкции.

— Как знаешь. Не сломай тут все.

Он перевернулся на спину. Я лежала, вжавшись в стенку, стараясь не дышать. Через несколько минут дрожь стала неконтролируемой. Зубы выстукивали дробь.

Внезапно его рука легла мне на плечо.