Не плачь по мне, Аргентина

82

– Вы удивительно мрачно настроены, Генрих. – Фон Лоос закинул ногу на ногу. – К тому же выглядите весьма неважно. Что случилось?

– Вся моя жизнь, – ответил Мюллер.

Он сидел в кресле, пододвинув его к окну, и глядел в сад. Деревья, желтая песчаная дорожка, искусственный прудик с небольшим фонтанчиком. Фон Лооса тревожило то, что Генрих не вылезал из своей комнаты со вчерашнего вечера. Всегда общительный, обычно он приходил к барону выпить вечерком чая или чего покрепче. Однако…

– Я вас не понимаю…

– Вы поинтересовались у меня, что случилось, – ответил Генрих, не отрываясь от пейзажа за окном. – Я ответил: вся моя жизнь. – Наконец он встал, тяжело опираясь на подлокотники. – Вся моя жизнь случилась со мной. – Генрих обернулся к фон Лоосу. – Не обращайте внимания. Я просто внезапно ощутил свой возраст. Весь свой возраст! Это, оказывается, очень тяжелый груз. Как-то раньше я не замечал.

– Генрих…

Мюллер поднял руку.

– Только не надо советовать мне, чтобы я обратился к нашему Доктору. Ощущать возраст – это естественно. Пока нет острой необходимости, я бы не хотел идти против матери-природы. Я просто стар. От этого умирают, но я пока не собираюсь.

Фон Лоос внимательно рассматривал Мюллера.

– Но что-то случилось. Просто так груз прожитых лет не обрушивается на плечи человека. Старость приходит тогда, когда ей открываешь двери.

– Нет. – Генрих вздохнул. – Старость, как любовь, сама выбирает время. Вы когда-нибудь любили, барон?

Фон Лоос округлил глаза.

– Вам положительно не по себе…

Генрих кивнул и ответил:

– Ничего, ничего… Это пройдет. Чем меньше мы обращаем внимания на эту слабость, тем легче мне будет от нее избавиться. Скажите мне лучше другое: наш Доктор… проводил эксперименты на индейцах?

– Он на всех проводил. Хотя, насколько я помню, с чистокровными индейцами были какие-то трудности.

– А из лабораторий у него не сбегал… Никто не сбегал?

– Оттуда невозможно убежать. – Фон Лоос ухмыльнулся. – Исключено. А почему вы спрашиваете?

Мюллер поморщился. Его рука дернулась было к груди, словно там, под ребрами, что-то болезненно сжалось. Но Генрих удержался, однако спрятать этот жест от фон Лооса не удалось.

– Вы когда последний раз были в Буэнос-Айресе, барон? – недовольно спросил Мюллер.

– Периодически.

– Вы гуляете по улицам?

– Нет. Сижу на заднем сиденье автомобиля.

– Значит, вы давно не были в городе…

– Что же там такого интересного? – удивился фон Лоос.

– Страшный городок стал. Страшный. На его улицах стало возможно повстречать чудовищ. Монстров! – Мюллер вздохнул. – А когда я прибыл сюда, это было самое чистое и светлое место на земле.

– Бросьте хандрить! Друг мой! – Фон Лоос подошел к Генриху и обнял его за плечи. Встряхнул. – Бросьте! Это борьба! Неужели вы не помните, как она пьянит? Как дрожит каждая жилка внутри?! Мы возьмем эту страну, а следом и весь мир! Понимаете, друг мой? И совершенно не важно, что происходит сейчас, потому что впереди у нас великое будущее. Победителей не судят! Кто сейчас помнит Дрезден? Да никто! Зато каждый знает о Праге, которую мы так и не уничтожили. Чего же вы хотите от Буэнос-Айреса? Этот город пережил только один военный переворот, а то ли еще будет. Ничего! Потомки испанских колонизаторов – крепкие ребята.

Генрих пожал плечами.

– Может быть, вы и правы. А я просто расклеился. – Он задернул шторы. – Давайте лучше о делах.

– Вот это я понимаю! Давайте! Что у вас?

Фон Лоос подошел к столу, за которым обычно работал Мюллер, и уселся в кресло. Генрих едва заметно поморщился.

– У меня есть данные о том, где содержится Кристобаль Бруно.

Лоос выпучил глаза.

– И вы молчали?

– Я получил эту информацию совсем недавно. Если быть точным, вчера вечером.

– Черт побери! – Барон вскочил, бросился к двери. Остановился. – А я в вас не ошибся! Вы все тот же… Тот же…

– И даже лучше, – улыбнулся Генрих. – Но не спешите. Я бы хотел обсудить с вами план операции. Там есть некоторые тонкости.

– Какие же?

– Ну, например, правительство, безусловно, пожелает заполучить этого деятеля в свои руки. А я почти уверен в том, что слухи о том, что Кристобаль в столице, уже просочились наверх. Вряд ли вы хотите, чтобы Бруно попал в руки властей. Вытащить его оттуда будет посложнее, чем из рук…

– А кстати, у кого он? – перебил Генриха фон Лоос.

– Чем из рук его же собственных соратников. Ну, скажем так, бывших соратников.

– Хм… – Барон нахмурился. – Я изучал местных оппозиционеров очень долго. Более того, некоторые из них – это плод нашей с Зеботтендорфом работы. Совершенно невозможно, чтобы мы упустили людей… способных… на какие-то решительные действия. Невозможно!

– А старик Ловега?

– Он в коме…

– Был.

Фон Лоос провел ладонью по лицу.

– Знаете, Генрих, мне кажется, что стареете не вы, а я. Становлюсь мягкосердечным, что ли. Совсем разучился добивать врага. Мне казалось, что кома – достаточное основание, чтобы снять пешку с доски.

– К сожалению, она осталась на доске, и, судя по всему, ей нужно совсем немного, чтобы прыгнуть в ферзи. – Генрих незаметно выудил из кармана пузырек с таблетками и проглотил парочку. После вчерашних приключений сердце давило все сильнее и сильнее.

– Так. – Фон Лоос встряхнулся, и Мюллер почувствовал, что завидует этому молодому старику. Зеботтендорф с его проклятыми богом исследованиями знал, что предложить стареющим бонзам. – Что вы думаете по этому поводу? Вы провели серьезную работу, и я полагаю, что будет справедливо, если вы доведете ее до конца.