Не плачь по мне, Аргентина

62

Пошел дождь.

Таманский и Джобс торчали неподалеку от лагеря нацистов уже третий день. Они исползали на брюхе все окрестные кусты, им была знакома каждая кочка, каждый пень. Везде, где только мог спрятаться наблюдатель. Джобс наделал массу снимков, которые, как он утверждал, взорвут мир, но ему казалось мало.

– Чего вы от них ждете? – спросил его как-то вечером Таманский.

– Чего-то экстраординарного. Понимаете?

– Не совсем.

– Ну… Расстрел, казнь, телесные наказания… Что вы так на меня смотрите?

Таманский молча уполз на свой наблюдательный пункт.

Ситуация осложнялась тем, что непосредственно к лагерю, то есть к сетке с колючками, растянутой на столбах, подобраться не удавалось. Хозяева не были заинтересованы в появлении неожиданных гостей. В радиусе пятисот метров вокруг лагеря все деревья были вырублены, а кустарник срезан. Расположенные по углам вышки с дозорными исключали и вариант проползти по траве.

Американца страшно бесил тот факт, что он не может делать крупные планы. Один раз он взобрался на дерево и с риском для жизни сделал несколько кадров сверху.

На самом деле Таманскому казалось, что нацисты ведут себя как-то странно.

Это был типичный лагерь по военной подготовке. Там постоянно тренировались, бегали, стреляли, маршировали около двухсот человек. Все были одеты в зеленую пятнистую форму и бритоголовы. От этого, когда какое-нибудь подразделение строем направлялось обедать, заходя под длинный зеленый навес, у Кости складывалось ощущение, что в большущий стручок заползают круглые сизые горошины. Тут были офицеры, инструкторы. Каждый час и минута жизни в лагере были расписаны. Имелся и карцер, куда пару раз, к великой радости Джобса, заталкивали провинившихся. Типичный лагерь, где есть все, что нужно. И даже небольшая палатка, исполнявшая, видимо, функции полевой церкви, где большую часть времени скучал, иногда делая подходы к турнику, одетый в униформу священник.

Тут было все. Кроме одного важного, как казалось Таманскому, атрибута. Не было нацистской символики. Ни тебе черных зловещих свастик. Ни тебе молний. И даже самого завалящего портрета Гитлера тоже не обнаружилось. Таманский потратил несколько часов, стараясь расположиться так, чтобы разглядеть, что же, собственно, расположено на полевом алтаре. Однако и там не нашлось никакого портрета «святого Адольфа».

Нацисты, а Костя уже начал сомневаться, что это они, не приветствовали друг друга известным во всем мире жестом. Они просто прикладывали руку к козырьку, как все военные всего мира. Более того, у Таманского создалось стойкое впечатление, что разговаривают они на испанском. Разобрать слова было трудно.

Джобс от всего происходящего был в полном восторге. Таманский же чувствовал себя неуютно.

– Нацисты, Тамански! – яростно шептал Джобс, раздирая ногтями грудь, где у него вздулись какие-то прыщи. – Нацисты. Это будет бомба, понимаете? У меня ведь есть еще кое-что, чуете?

– Пока не совсем, – ворчал Костя, жуя хлеб. Костер они по понятным причинам не разводили, поэтому консервы приходилось есть холодными. Джобс обнаружил неподалеку ручей, воду из которого он обеззараживал какими-то хитрыми таблетками. Ночь выдалась теплой, поэтому они просто лежали перед лагерем, глядя на немногочисленные огни.

– Я как-то раз копал эту тему. Так я получил точные данные, что у наших, американских, нацистов есть пункты подготовки и расположены они в Латинской Америке. Я нашел их! Понимаете, Тамански? Нашел! А какой для вас шанс! А?!

– Какой же?

– Ну как же, это же настоящий ку-клукс-клан! Они готовятся, видите? Для чего, вы думаете? Взять власть в свои руки, понятное дело!

– Но вам-то, Джобс, какая с того выгода? Ну, предположим, подниму я эту тему, будет скандал… Это же попортит имидж только вашей стране.

– Вы наивный человек, Тамански, – покачал головой Джобс. – Во-первых, я совершенно не желаю, чтобы какие-то ублюдки правили в моей стране. Мне там жить, в конце концов. А во-вторых, только страна с истинной демократией может позволить себе открыто говорить о своих недостатках. И исправлять их, Тамански, исправлять! Так что мы с вами делаем общее дело. Да…

И он снова принялся чесаться.

Весь этот лепет про истинную демократию казался Косте исключительно наивным и нелепым. Он все больше и больше приходил к выводу о том, что ввязался в какую-то дикую аферу. Этот простой американский парень обладал удивительной способностью заражать слушателя некой странной эйфорией, убежденностью в его, Джобса, правоте. Но эта иллюзия рассеивалась, сталкиваясь с реальностью.

Таманский решил поделиться с американцем своими соображениями.

– Знаете, Билл, а ведь на самом деле все может оказаться не совсем так. Представьте, что мы с вами нашли не лагерь неонацистов, а просто закрытый военный лагерь, где тренируют какие-нибудь особые армейские части? Или, скажем, базу наемников? Тоже интересно, но, согласитесь, выглядит несколько иначе.

– А кому какое дело до реальности? – Джобс удивленно поднял брови. – Вы, русские, меня удивляете все больше и больше. – Билл подобрался поближе к Таманскому. – Поймите вы, наконец, нет никакой реальности. Нету. Вот убьют нас с вами, что останется?

– Память.

Американец фыркнул.

– Ну, еще записи в метрике. Родился, учился, умер.

– Вот! – Джобс поднял палец. – Записи. Бумажки. Вот где сила, Тамански. Останутся бумажки, записи. Что напишут, то и будет. Вот и вся реальность.

– Да, но это же правда…

– Что правда? Что родился и учился и умер?

– Да.

– А если напишут, что родился, но не умер, а сбежал в Америку и стал предателем? Что будет правдой?

Таманский задумался.

– Кто опровергнет? – Джобс махнул рукой. – Я понимаю, что найдутся люди, свидетели и все такое, но по большому-то счету? Вы еще скажите, Тамански, что вы верите в историю!

– С чего бы мне в нее не верить?

– Да потому что одна сплошная ложь, вранье, побасенки. И главное, главное, Тамански, никому нет дела до этой вот… истины. Исторической правды! Все верят тому, что написано, понимаете? Всем глубоко начхать на то, был Иисус или нет, делал он чудеса или просто ловко дурачил необразованных иудеев. Просто один из тех неучей, что его окружали, взял да написал! И все. Вот вам история всего христианского мира, Тамански. Парочка диких евреев, которые написали Евангелия. Правда это или нет? Кому какое дело? Всем плевать! – Джобс разошелся. От его голоса возмущенно завозилась на ветках какая-то крупная птица. Таманский хорошо видел ее силуэт на фоне огней лагеря.

– Говорите тише…

– Извините… – Американец замолчал.

– Так вы утверждаете, что Христа не было?

– Идите к черту, Тамански! – огрызнулся Джобс. – Я совсем не это хочу сказать. Есть Иисус, нет его… Для меня разницы нету!

– Вы еще и атеист?

– Нет. Черт! У вас, русских, всегда на уме какая-то ерунда. При чем тут мои религиозные взгляды? Атеист, не атеист… Хотите, считайте, что я сам Сатана. Пришел вас искушать. Дело не в том! Правды, как вы ее называете, нет вообще. То, что мы с вами подадим завтра в газеты, и будет правдой. Вы же не станете отрицать, что неонацисты есть?

– Не стану.

– И ку-клукс-клан есть?

– Да.

– Так какого черта вам надо, Тамански? Вот вам там, – он ткнул ладонью в сторону лагеря, – живые нацисты! Куклуксклановцы!

«Только почему они говорят по-испански?» – хотел спросить Таманский, но удержался. Почему? Он не смог объяснить.

Вместо этого Костя сказал:

– Хорошо, Билл, через час спустимся вниз. Вы отлично изучили лагерь, вы знаете, где можно лечь так, чтобы сделать качественные снимки?

– Конечно… Только я не совсем понимаю…

– А я знаю, где можно незаметно лежать. Понимаете меня?

– Не совсем.

– Мы с вами спустимся вниз. Закопаемся по самые глаза неподалеку от периметра. Понимаете? И пролежим там весь день. Так что жрите, Билл, жрите. – Костя подтолкнул ему банку с консервами. – Наедайтесь на весь день. Охрана на вышках смотрит куда угодно, но не себе под нос, понимаете? Насколько я заметил, эта служба считается чем-то вроде отдыха. Некоторые даже ухитряются дремать стоя. Они же привыкли, что никто снаружи к этому лагерю не приходит. Потому и внешних патрулей нет. Одна дорога, которую они контролируют… И все!

– Вы чокнутый, Тамански! – восторженно прошептал Джобс. – Совершенно сумасшедший.

– Да-да… Только учтите, лежать надо будет весь день, пока не стемнеет. Сможете?

– Вы меня не видели во Вьетнаме! Я и не то могу!