Не плачь по мне, Аргентина

40

Стук в дверь.

– Кристо, к тебе пришли. – Карл снова подивился привычке шефа сидеть в темной комнате, пить херес из двух рюмок и что-то писать, писать на бумажках. Внутри организации уже вовсю ходили слухи о том, что Бруно съехал. Его старались беречь, не дергать без нужды. Решения принимались часто в обход руководства.

Узнай об этом Кристобаль, ничем хорошим это бы не кончилось. Но активная деятельность товарища Кристо ограничивалась сидением в темной комнате, бесконечными бумажками и регулярными совещаниями с Вильгельмом Кечоа, скуластым молчаливым индейцем, который возглавлял особую группу боевиков, составленную в основном из жителей горных деревень, расположенных на западе страны. Молчаливые, невозмутимые и чем-то похожие на камни, эти парни наводили ужас на всех, кто сталкивался с ними. Про индейцев ходило множество россказней. Они жили обособленно, стараясь не мешаться с потомками португальских и испанских колонизаторов, сохраняя свои устои. Они не устраивали показных плясок, как жители гетто в Штатах, не носили обрядовой одежды, предпочитая удобство и практичность ярким тряпкам с перьями, и вроде бы не выделялись ничем, кроме скуластого лица, особого разреза глаз да кожи, прокопченной солнцем и высушенной ветрами. Однако среди жителей побережья считалось, что мужчина, взявший в жены индианку, недолго проживет.

Вильгельм Кечоа был вместе с Кристобалем с самого начала. Помогал ему сколотить команду и выполнял особые поручения, сути которых не знал никто. Только слухи, но кто ж им верит? Индеец был похож на камень в холодной текучей воде. Неизменный, твердый, молчаливый.

– Кристо… – Мендес удивился тому, что Бруно не реагирует, и вошел.

Кристобаль сидел за пустым столом, не было даже хереса и бумаг. Только горела свечка.

Карл дотронулся до его плеча и заглянул в лицо. Может быть, спит?

Пронзительный взгляд, острый и злой, едва не заставил Мендеса вскрикнуть. Кристобаль перехватил его руку, сильно сжал.

– Эрнест погиб, – прошептал Бруно. – Погиб Эрнест.

Карл хотел сказать, что знает. Но поперек горла встал ком. Что-то было в глазах Кристобаля, что-то страшное, особенное, ужасающее. Словно кричал кто-то там, внутри, будто душа… Будто чья-то потерянная душа. На какой-то миг Карл испугался, что задохнется. Но потом его вдруг отпустило, и он с хрипом вдохнул воздух.

Кристобаль снова смотрел на свечу. Руки его лежали на коленях, как у примерного школьника.

– А ведь мы дружили. По-настоящему дружили.

– Я знаю… – Мендес отшатнулся от стола, потирая горло. У него сложилось полное ощущение, что Бруно держал его за глотку, хотя тот ухватил всего лишь руку. – Его кто-то сдал властям! И его ребята тоже… попались…

Кристобаль закрыл лицо руками. Из-под прижатых ладоней глухо прозвучал его голос:

– Что там случилось?

– К тебе пришли. Там трое… Только я их развел по разным комнатам.

– Почему?

Мендес пожал плечами.

– Дело в том, что один из них как раз от ребят Эрнеста, а два других пришли… Я их видел с немцем. С этим… С Куртом! Вот.

– Хорошо сделал. Молодец. – Бруно встал, пальцами погасил свечу. – Скажи мне, кто пришел от Эрнеста?

– Доминик, ты помнишь, такой лысый?

– Хорошо. Скажи Доминику, пусть сидит, отдыхает. Дай ему что попросит. Кофе… Виски… Покорми… Скажи, что у меня срочное совещание. Я сначала отпущу парней Курта.

– Я понял.

Бруно стремительно вышел из темной комнаты.

Карл двинулся было за ним, но почему-то остановился. Замер. Обернулся.

Пустая, темная комната, что располагалась под самой крышей, почти на чердаке, пользовалась дурной славой. Иногда тут скрипели половые доски. Иногда раздавался звук, будто двигалась мебель. Хотя никого в комнате не было…

Мендес внимательно осмотрел все углы. Через приоткрытую дверь проникало достаточно света, чтобы разглядеть все. Комочки пыли в углах, старые, обшарпанные доски стен.

Внезапно Карл понял, что света в комнате становится все меньше и меньше. Он обернулся и увидел, что дверь медленно и бесшумно закрывается.

Это простое событие наполнило его ужасом. Он кинулся вперед. Что-то ударило его по лицу, хлестнуло, словно крылья летучей мыши. Мендес замахал руками, попал ладонью в паутину. Споткнулся о старый ботинок, лежавший на полу, и упал. Дверь с негромким хлопком закрылась у него перед носом.

Когда Кристобаль вошел, двое парней в зеленой военной форме встали.

– Сидите, ребята, сидите.

Бруно пожал обоим руки.

– Мигель, – представился один.

– Хозе, – кивнул другой.

Кристобаль сразу же выкинул их имена из головы. Важно было не то, кто они есть, а зачем пришли.

– Нет, наверное, нужды говорить о том, что я скорблю о смерти Курта Вольке. Это был хороший товарищ, и его потеря – это серьезный удар по нашему движению. – Кристобаль сел в кресло, следом за ним присели на диван гости. – К сожалению, наша полиция умеет только ловить воров на рынке, большее ей, увы, недоступно. А убийство Курта – это… – Бруно развел руками. – Очень непростое убийство.

– Мы пришли с трудным вопросом, Кристо…

– Что угодно!

– Дело в том, что после смерти Курта осталась небольшая, но все-таки действенная организация. Мы с Хозе должны принять решение о том, что делать теперь. У нас есть люди. Они доверили нам свои жизни. Они готовы бороться. Но мы понимаем, что без лидера нам нечего делать в революции. Мы верили Курту, но его с нами нет. Ты наиболее яркий деятель из всего движения. Все остальные так или иначе вынуждены считаться с твоим мнением.

– Просто я действую, тогда как остальные только говорят.

– Перед нами встала проблема, Кристо. Что делать?

– Я понимаю…

Наконец вскинулся второй. Кажется, Хозе.

– Мигель несколько удлинил прелюдию. Прости нас, Бруно. Но я спрошу сразу. Мы и наши ребята хотим влиться в твою организацию. Присоединиться к тебе. Что скажешь?

Кристобаль прикрыл лицо ладонями. Потер лоб.

– Я скажу, что мне нужны люди. Но у нас есть определенные правила…

– Говори.

– Прежде всего мы действуем. Мы не говорим. Мы не убеждаем. Я считаю, что наилучший плакат – это испуганные лица полицаев, а самая лучшая агитация – это правительство, которое идет на попятный. Если вы не готовы взрывать, поднимать толпу на митинг, подчинять революции каждый час и минуту своей жизни, то лучше оставайтесь в стороне. Наша революция – это поезд! Это огромный бронепоезд, который идет полным ходом, и любого, кто встанет на его пути, он сомнет. Человеку, который не готов отдать жизнь в борьбе за наше дело, нечего делать на бронепоезде. И более того, я скажу так: человеку, который не готов отнять чужую жизнь, в нашей борьбе тоже нечего делать! Так вы со мной или нет? – Кристобаль выставил руку перед собой. – Погодите! Я не хочу, чтобы вы принимали решение за себя и за своих людей, не подумав. Если ваши люди готовы к дисциплине, готовы к борьбе, готовы не к болтовне, а к действию, то приходите завтра. Мы обсудим ваше предложение детально. Если же вы предпочтете действовать самостоятельно… я пойму.

С этими словами Кристобаль поднялся. Протянул руку для прощания.

Выйдя из кабинета, он столкнулся с Карлом Мендесом.

– Послушай… – Кристо взял Карла за руку и удивился. Ладонь была холодная и твердая, как у мертвого. Мендес смотрел перед собой пустыми, как стекляшки, глазами. – Карл…

– Да! – Мендес вздрогнул.

– Все хорошо?

– Да.

– Там ребята… – Кристобаль кивнул в сторону кабинета. – Проводи их…

И только тут он увидел, что у молодого еще мужчины совершенно седые виски.

Карл молча скрылся за дверью.

Бруно проводил его взглядом, встряхнулся и поднялся по лестнице этажом выше.

Там в просторной гостиной его ждал Доминик. Эту лысую башку Кристо помнил отлично еще по студенческим волнениям. Тогда этот парень по своей инициативе смастерил целых два ящика коктейлей Молотова и раздал всем желающим.

Они дружески обнялись. Кристобаль достал из бара бутылку и разлил по бокалам виски.

– Не надо говорить про Эрнеста. Я все знаю, – тихо сказал Бруно.

Доминик вздохнул и выпил залпом.

– Я слышал, его выдали? – проговорил Кристобаль, наливая снова.

– Иначе никак. – Доминик никогда не отличался говорливостью. Этим он особенно нравился Кристо.

– И ваших много полегло?

– Много. Нам был звонок.

– От кого?

– Не знаю.

– Может, провокация?

– Мы проверили, прежде чем ехать. Я знал, что он действительно там.

Доминик помолчал немного, а потом добавил:

– Хотя, может, и провокация. Никто не думал. Все любили Эрнеста. Ты знаешь.

– Да. Понимаю. Что собираешься делать? Искать того, кто его сдал?

Доминик мотнул головой.

– А что тогда?

– Мстить хочу. Они его убили.

– Полиция? Власти?

– Да.

– Я могу помочь. Сколько у тебя людей?