Глава 3. Королева прощается. Часть 1

Платье едва прикрывало колени, самое большее — на ладонь. Почти прямое — по последней моде, оно сидело безупречно, радовало глаз насыщенным зеленым цветом, было вышито бисером и… возмутительно. Во время примерок платье точно было длиннее.

— Я! Не! Выйду! В таком! Виде! Из дома! Зи, ты слышишь меня?! — гувернанток учат быть убедительными, хладнокровными и готовыми к неожиданностям. Все эти навыки как-то не слишком помогали справляться с новой подругой.

— Ага… Конечно, не выйдешь… — рассеянно отозвалась Горензия, пробегая мимо с утюгом в одной руке и щипцами для завивки — в другой. От щипцов я успела увернуться, искры, летящие из утюга, смогла затоптать. Зи этого не заметила: мыслями она уже пребывала на танцах. — Снаружи холодрыга и дождь, мы наденем пальто.

— Но, Зи, это черт знает что…

— Это — черт знает что? — теперь в одной руке Зи была помада, в другой — боги знают, зачем — ершик для унитаза. — Побойся Сущего, оно полностью сшито. А вот в моем до сих пор куча булавок. Ну же, не хмурься, мы всех там сразим! — забег Гортензии по квартире наконец завершился — у трюмо в прихожей. Каким-то непостижимым образом она уже успела одеться и причесаться. Теперь Зи добралась до косметики.

— Может быть, обойдешься без этого? Или обвинение тебя ничему не научило?

— Почему не научило? На службе — ни-ни! Но мы же не там, ага? Давай, я и тебя…

— Нет! — импульсивность подруги, похоже, была заразна. Иначе как я сумела одним прыжком очутиться за кухонной дверью, подпирая ее плечом.

Минуту спустя в кухню деликатно постучались.

— А давай так: ты не ругаешься на платье, а я тебя не крашу. Идет? И еще покупаю коктейль. Безалкогольный, чесслово.

— Нет!

— Два коктейля и мороженое, клубничное, — мир явно потерял в лице Гортензии неплохого переговорщика.

Пришлось слегка приоткрыть дверь.

— Мороженое, и я стою в уголке. Не танцую и вообще не заметна.

— Ну. коне-е-ечно!

Прежде чем я разобралась, согласие это было, или сарказм, меня запихнули в пальто и вытолкали из квартиры.

* * *

Не то чтобы я совсем не любила повеселиться. В бытность студенткой педагогического колледжа меня вполне можно было счесть любительницей вечеринок — если считать таковыми встречи фанаток Карнеолы Миллер и посиделки с подругами. Да что скромничать, однажды мы впятером даже решились взглянуть на Пылкий Квартал — тот самый, где падшие женщины осчастливливают мужчин за деньги. Вот так, запросто: взяли, решили и взглянули. То есть, стянули у моего отца подзорную трубу, вылезли на крышу и посмотрели. Самое предосудительное, что мы в тот день разглядели — девиц в легких платьях, что стояли в витринах: точь-в-точь — манекены из Пассажа, только у манекенов ценники пришпилены на одежду, а у девушек висели на шеях. Остальная жизнь запретного квартала оказалась скрыта за плотными шторами и надежными дверями. Квартал выглядел более чем респектабельно, утопал в цветах, даже мог позволить себе газовые фонари.

Мы не были идиотками и уже тогда примерно представляли, что творится за дверями и шторами. Но слова "позор", "безобразие" и "падение нравов" совершенно не вязались с увиденным.

По дороге в загадочный клуб, куда новая подруга вела меня танцевать, я сказала "позор" и "безобразие" раз двадцать. До падения нравов и всего прочего дело, к счастью, не дошло: Гортензия крепко держала меня за руку, не давая поскользнуться. Мало того, что заведение оказалось на правом берегу — оно скрывалось среди складов и прочих жутких багровых домов без окон. Фонари вокруг были редкостью, зато выбоины на мостовой попадались каждую вторую секунду. Для полного погружения в обстановку преступного мира не хватало только крыс, гниющего мусора и зловещих фигур с ножами. Ковыляя и спотыкаясь, я утешала себя мыслью, что вот-вот окажусь на месте какого-нибудь персонажа любимой писательницы. Повторяла, что нам не придется платить за вход. Помогало не слишком.

Наконец тяжкий путь завершился — у сплошной кирпичной стены, как показалось сначала. То, что в стене есть дверь, стало понятно, только когда Зи по ней забарабанила, причем не просто забарабанила — принялась выстукивать какой-то особый ритм. После нескольких тактов один из кирпичей отодвинулся.

— Мы от Луиса! — радостно сообщила Гортензия.

Часть кирпичной стены беззвучно отъехала в сторону.

— Дамы, — церемонным поклоном приветствовал нас коротышка в лиловом фраке.

* * *

Звуки и запахи захватили нас, едва мы переступили порог: музыка, чересчур бравурная на мой вкус, разноголосая болтовня, по громкости едва уступавшая музыке, тяжелые сладкие ароматы духов и терпкий горьковатый табачный дым. Чего катастрофически не хватало, так это света. Благодаря романам Карнеолы Миллер я знала: если в подобном заведении мало светильников, на то есть одна из двух причин: либо здесь не слишком чисто, либо здесь творятся не слишком чистые дела. Или все сразу.

М-да. Начало не вдохновляющее.

— Позволите ваши пальто? — из самого темного угла к нам с Гортензией протянулись две здоровенные лапы. Настроение чуть улучшилось, ведь это Зи, а не я с писком шарахнулась в сторону. Вот тебе урок, дорогая подруга: держи ушки на макушке. Я-то знаю, что серого здоровяка-тролля без причины бояться не стоит — спасибо знакомству с Тойво и Сойво.

— Прошу вас. Вы очень любезны, — мило улыбнулась я троллю. Что ж, по крайней мере, с таким гардеробщиком за сохранность вещей нам бояться не нужно. Пожалуй, можно будет даже раскошелиться на чаевые.

— Идем же, идем! — Зи моментально оправилась и тянула меня за собой — туда, где темноты было чуть меньше и шума — намного больше.

Наверное, прежде это был склад или фабрика. Исподволь озираясь, я сравнивала странное место с тем залом, в котором традиционно устраивали полицейский бал. Игра "Найди десять отличий" очень быстро превратилась в "Найди десять сходств". а после пришлось махнуть на игру рукой. Здесь тоже собрались люди. Здесь тоже звучала музыка. На этом — все. О чем говорить с этими людьми, и как танцевать под такую музыку, я решительно не понимала.

— Разве не чудесно?

Гортензия восторженно всплеснула руками, раскинув их, словно крылья. Секундой позже в левой ее руке возник бокал, а в правой — мундштук с сигаретой. Жидкость в бокале имела странный цвет. От сигареты пахло более чем просто странно. Я невольно оглядела себя: слава богам, мне ничего подозрительного не подсунули.

— Ммм… сладенько, — Гортензия храбро пригубила из бокала. — А это я, пожалуй, отдам, — мундштук исчез так же загадочно, как появился.

— Зи! — ее безалаберность разбудила не лучшую мою сторону.

— Ну, что-о-о?..

— Она же голубая! Эта… этот… коктейль. Он цвета средства для чистки унитаза, которое мы купили на прошлой неделе!

— А на вкус — лесные ягоды. Хотя — да, пожалуй, слегка крепковат. О, этот танец я знаю! Идем?

Оставив напиток на стойке у стены — единственной мебели, которую я разглядела в потемках, Гортензия устремилась в освещенный центр зала. Там в этот момент творилось нечто среднее между кадрилью и массовым припадком падучей. Я, в свою очередь, шагнула в темноту, тихо радуясь, что могу избежать позора. Из полумрака можно было наблюдать за людьми, оставаясь почти не заметной.

— Гм-м… Барышня, вы ведь не из полиции?

Тип в лиловом фраке возник позади стойки. Он явно был дварфом, как иначе можно было что-то здесь разглядеть? А он не просто стоял и смотрел, но, судя по звукам, откупоривал, разливал, смешивал… Напрасная трата времени: гости едва обращали внимание, что именно пьют.

— Точно не из полиции?

Как-то я совершенно упустила, что скрылась лишь от обычных людей. Дварф мою скептическую мину видел прекрасно.

— Точно. Клянусь. Я…

— Не в своей тарелке, — уверенно договорил за меня двварф. — Вам надо что-то сделать с лицом. Сейчас вы как пойнтер в засаде.

"Ура любимому автору! Другой оскорбился бы, что его обозвали собакой, а вот я понимаю: меня сравнили с констеблем. Правда, так их зовут отнюдь не поклонники, но чего еще ждать от подобного места?"

— И что вы мне посоветуете?

"Нужно как-то скоротать время. Почему бы не за беседой?"

— Что-то попроще, более человечное. Для начала улыбнитесь. Глядишь — кто-нибудь и пригласит танцевать.

"Очень надо! Мне в моем темном углу нисколько не скучно. И не обидно. И плевать на внимание молодых незнакомых мужчин. И…"

— Ой, все! — дварф в сердцах замахал полотенцем. — Это не улыбка. Это гримаса "Мой котенок подох".


Хитрый коротышка все же заставил меня рассмеяться.

— Очаровательная барышня — и совсем одна. Как такое возможно?

Усилие воли — и улыбка приклеилась к лицу намертво, хотя внутри нарастала паника. Это не полицейский бал, куда меня сопровождал кузен, и он же — представлял партнерам по танцам. Подруга далеко, да и какой от нее прок? Я — одна, предоставлена самой себе, а мужчина — молод, хорош собой, высок, элегантен… По крайней мере, в потемках.

"Так. Что бы сделала героиня романа Карнеолы Миллер?"

— Не одна, — похоже, мне все-таки удалось разбудить мою скрытую авантюристку. — Я говорю с вами.

Мужчина улыбнулся и подал мне руку, приглашая на танец. Авантюристка отметила, что улыбка чудо как хороша. Благоразумие вопило, что подозрительный тип не соизволил представиться. Оркестр заиграл приятную неторопливую мелодию, и незнакомец повел меня за собой.

Где-то на заднем плане авантюристка закатывала благоразумие в цемент.

* * *

Когда медленный танец закончился, музыканты поднялись со своих мест и скрылись в темноте. Я невольно вздохнула, сама еще не до конца осознав: вздох это облегчения или сожаления. С одной стороны, мое второе серьезное приключение — если считать первым сокрытие трупа — закончилось слишком быстро. С другой — можно было с чистой совестью разыскать Зи и поспешить домой. Похоже, "цементные тапки" не справились с благоразумием: желание поскорее уйти становилось все сильнее.

И тут на помосте для музыкантов снова началось какое-то движение.

— Встречайте наших гостей: банду из Новых Пределов! — торжественно объявил коротышка в лиловом фраке.

"Банду?! В каком смысле — неужели в преступном?"

Под бурные аплодисменты на возвышении появились заокеанские гости. Авантюристка и благоразумие дружно уронили челюсти: еще никогда в жизни я не видела оркестр, полностью состоящий из троллей. Ослепительно-белые, одним только цветом кожи они разогнали мрак вокруг себя, притягивая изумленные взгляды. Светлые щегольские костюмы-тройки и надвинутые на глаза шляпы делали их почти неотличимыми от мужчин в зале. И на этом сюрпризы не кончились.

Пять инструментов. Только пять: пианино, контрабас, саксофон, гитара и едва видимый в тенях барабан — все, чем располагала эта странная банда.

Пианист пробежался по клавишам пальцами. Пришлось признать, что четырехпалые руки виртуозу не помеха: с легато он справлялся не хуже, чем со стакатто. Я невольно подалась ближе.

— Что вы знаете о синкопах? — вдруг раздался рядом голос моего партнера по танцу. Напрасно он задал этот вопрос учителю: что-что, а рассказывать я не только умею, но и люблю.

— Так. Прежде всего, синкопы делятся на внутритактовые, межтактовые и внутридолевые. Затем следует знать, что…

— Шшш… — он приложил палец к губам и взял меня за руку. — Все, что вам следует знать: это неотъемлемая часть совершенно новой музыки. Слышите? Это музыка будущего! — после этого незнакомец бесцеремонно обнял меня за талию.

Троллий оркестр заиграл.

В какой-то момент я обнаружила, что партнер танцует отдельно, и все вокруг тоже пляшут поодиночке. Промелькнула в отдалении белокурая головка Зи и снова пропала из вида. Наконец мне стало понятно, почему платья у девушек такие короткие. Сплясать и не убиться о паркет, запутавшись в длинном подоле, было бы нереально.

"Форменное безобразие!" — оценило благоразумие танец.

"У меня хорошо получается!" — порадовалась авантюристка.

* * *

И снова дварф во фраке выступил на середину, а затем к нему присоединился тролль-пианист. Он произнес пару фраз, некоторые слова из которых были понятны, но из-за особенностей диалекта в сочетании с тролльей артикуляцией общий смысл ускользал.

— Он говорил, — пояснил дварф. — то, что вы сейчас увидите, может вам не понравиться. Но однажды это понравится вашим детям.

Кто-то стиснул мои пальцы. Это оказалась Гортензия: раскрасневшаяся, она взволнованно смотрела на музыкантов:

— "Перекати-камушек"! Троллий танец, который, я слышала, уже запретили в пяти странах Содружества. Не знаю, правда, в каких…

У пианино встал тролль с гитарой. Остальные музыканты тем временем вытащили на середину помоста барабаны — их оказалось множество, разных форм и размеров. Зачем? Стало понятно, когда заиграла музыка. Появилась пара троллей-танцоров. Мужчина лишь отдаленно походил на человека, девушка же, тоненькая, изящная, в шляпке, скрывающей безволосую голову, с искусно подведенными глазами, пожалуй, вполне могла затмить некоторых женщин-гостей. Тролль схватил партнершу за руку, рванул на себя и так же стремительно оттолкнул.

"Это черт знает что!" — оторопела авантюристка. Благоразумие молча упало в обморок.

Саксофон хохотал и пел почти человеческим голосом. Гитара и вовсе казалась магической: мелодия бурлила, взлетала и рассыпалась, словно пузырьки в бокале игристого лютецианского. А танцоры… Не знай я, что троллий скелет мало отличим от нашего, решила бы, что их конечности — без костей.

— О, боги! Я одна это вижу? Он швырнул ее за спину, как тряпичную куклу!

— Потрясающе, правда?

— А теперь уронил ее на пол и протащил под ногами.

— Ага! Я тоже хочу научиться… так! — Зи едва не плакала от восторга.

Нужно было признать: веселое безумие покоряло. Мелодия била в голову не хуже игристого вина. Краем глаза я заметила, что в зале все же нашлись недовольные: они проталкивались к выходу, но большинство осталось, люди притоптывали, хлопали в такт, хотя подражать танцорам не решился никто.

Не отрывая взгляда от танца, Гортензия сжала мое плечо.

Веселье исчезло. Оно погасло, как лампа, и лампы в зале погасли тоже. Остался лишь крошечный островок света, вокруг которого сгустилась вязкая тьма, и в ней что-то было. Что-то, ускользающее от прямого взгляда, и чудовищно, невыразимо жуткое.

— Аль! Аль! Очнись! Милая, выпей водички…

Лампы снова зажглись — или они не гасли совсем?.. Этого я понять не могла, как и то, с чего вдруг расселась на полу, прямо скажем — не слишком-то чистом. Но стакан воды приняла от подруги с благодарностью.

— Просто ей стало душно, — деловито объясняла Гортензия окружающим. — Сейчас мы сходим в дамскую комнату, припудрим носики… — она легко подняла меня на ноги. — А вы не скучайте без нас! — велела она кому-то у меня за спиной.

— Будем! — решительно обещали сразу несколько мужских голосов.

За повела меня за руку, как ребенка, то и дело обеспокоено заглядывая в лицо:

— Что-то ты бледная… ну, да, конечно, с непривычки, в толпе…

— Дело не в этом. Не могу пока объяснить, что случилось, но духота и толпа ни при чем. Тут какая-то… опасность.

— Это очень приличное место, — отмахнулась Гортензия. — Лучшее из подобных в городе! Сюда ходит элита. Что здесь может случиться?

— Облава!!! — разнесся по клубу истошный вопль.

* * *

Окажись в дамской комнате кроме нас кто-то еще, я бы, наверное, на подобную авантюру не осмелилась. Но вот мы с подругой — один на один против опасности за спиной, и что в таких случаях делают любимые персонажи?!

— Зи! Быстро в окно! Здесь невысоко, первый этаж.

— А как же наши пальто…

— А как же наша репутация? А как же наша работа?!

— Ты права! — решительно тряхнула головой, подруга одним прыжком взлетела на высокий подоконник и втащила меня за собой. Никогда еще я так не радовалась осеннему дождю и холодному ветру, ударившему в лицо. После душного прокуренного зала он был восхитителен. Восхитительный драный кот зло фыркнул и скрылся за прекрасными мусорными баками. Багрово-кирпичный переулок, освещенный единственным чуть живым фонарем тоже был восхитителен, точнее — восхитительно пуст. Никто нас не преследовал. Разумеется, простуду мы сегодня подхватим, но, если добраться до моста короткими перебежками, а там поймать экипаж, есть шанс обойтись насморком, а не инфлюэнцей.

— Зи? Ох, только не говори, что подвернула ногу.

— Ноги в порядке, — Гортензия выглядела испуганной и заинтригованной одновременно. — Кто-то держит меня за руку. Но здесь никого нет.

— Ай-яй-яй. Такие приличные с виду барышни, — с упреком сказала стена.

Вслед за этим на стене проступил чей-то силуэт.

* * *

Как же все-таки замечательно, когда твой кузен — полицейский. Лучше этого — только знакомство с друзьями кузена, если, конечно, они тоже "пойнтеры". Мы не только отвертелись от обязательного допроса, но — к великой радости Зи — без проблем получили пальто, а вместе с ними — свободу и шанс возвратиться домой без простуды. При первом удобном случае надо будет угостить Мэтти с друзьями вишневым пивом. Даже если это грозит очередной попыткой кого-то из них познакомить меня с родителями. Я рискну. Долги следует отдавать.

— Одну минуту, барышни. Попрошу вас задержаться!

Почему мне знаком этот голос? Ах, да. Говорящая стена в переулке, точнее — человек, прикинувшийся стеной. При других обстоятельствах я была бы рада рассмотреть поближе обладателя такой удивительной способности. Но только не сейчас и не здесь.

Гортензия полностью разделяла мое твердое намерение покинуть злополучный клуб.

— Нас уже допросили другие констебли! — с этими словами она решительно прошагала мимо полицейского.

Почти прошагала.

Молодой человек, голубоглазый, не слишком высокий, но широкоплечий и крепкий, преградил нам дорогу.

— Детектив-констебль Ларс Янсон. Я — не другие.

Это была правда. И это заинтриговывало. Если Гортензию он смог озадачить, притворяясь кирпичной кладкой, то меня удивил теперь. Он действительно отличался от прочих констеблей не только способностью.

Легкий шлем без забрала, отсутствие обязательного кольчужного жилета, это все — не халатность. Для таких, как он, стандартная защита — более помеха, чем подспорье. Из защиты на нем, прежде всего, амулеты, редкие, не исключено — уникальные. А еще — нарукавный арбалет с набором специальных болтов: маленькое, злое и очень эффективное оружие, недоступное обывателям и простым полицейским. Из такого можно сразить не только заурядного смертного, он пригодится в столкновении с магическими существами.

Перед нами стоял "ищейка магов", и мне не нужно было видеть его нашивки, чтобы это понять.

Если в облаве на сомнительный клуб участвовал специальный отдел, это что-то да значило. Очень может быть, что это значило: я должна рассказать ищейке о своем странном видении. Так. Нужно вспомнить все по порядку…

Я споткнулась и оперлась о руку Гортензии.

— Ну вот, опять! Авла, бедняжка! А вы не стойте, как столб, поддержите ее с другой стороны!

Все-таки Зи может быть очень убедительна, если захочет: специальный констебль не только поддержал меня — внимательно оглядев, он махнул кому-то рукой, и через несклько минут мы уже ехали домой в полицейской карете.

— Я что-то видела! — надо было покончить с этим, и побыстрее. — Что-то… жуткое.

— Разглядеть сумели? — деловито уточнил констебль Янсон, доставая блокнот. — Цвет, размер, сколько голов? Были щупальца?

— Могу описать ощущения. Это было просто ужасно.

Ищейка захлопнул блокнот:

— Разочарую вас, барышня Ронда, а может быть — успокою: там было так накурено всякой дрянью, что вы увидали обычный морок. Галлюцинацию. Надеюсь, — добавил он очень строго. — это послужит вам уроком, и впредь вы в такие места не сунетесь.

Было забавно услышать суровую нотацию от того, кто явно приходился нам с Гортензией ровесником. Стараясь не фыркнуть, я невинным голосом уточнила:

— Мы не назвали свои имена. Вы наводили справки?

— Не наводил, — покачал головой констебль Янсон, — а видел вам обеих в газете. На первой полосе, в статье про покушение и суд. — В его голосе снова прорезались укоризненные нотки строгого взрослого.

— Ой-ой-ой, а можно, мы выйдем здесь? — вдруг замахала руками Гортензия. — Не хочу, чтобы соседи видели, кто нас привез, — смущенно пояснила она детективу и улыбнулась.

Я была почти уверена, что детектив сейчас скажет: "Раньше надо было думать!", а он вместо этого сказал: "Провожу-ка я вас до дома". "Вас" явно переводилось, как "Зи". Ничего удивительного: Гортензия, если захочет, очарует даже каменную статую, что уж говорить о молодом человеке из плоти и крови.

И вовсе я не завидую!

* * *

Консьерж ванЛюп при виде нас с полицейским не просто принюхался, но даже поставил уши торчком: ни дать, ни взять — строгий сторожевой пес. Но от комментариев воздержался, заставив меня облегченно вздохнуть. С тех пор, как я осталась одна, старик явно считал своим долгом присматривать за моей жизнью вообще и моральным обликом — в частности. С некоторым опозданием Зи тоже попала в его поле зрения. Теперь от ванЛюпа вполне можно было ожидать любых вопросов, от "Что они натворили?" и до "Не пора ли поздравить с помолвкой?"

Разумеется, мы с Гортензией постарались проскочить мимо старика в ускоренном темпе. Детектив-констебль Янсон, напротив, задержался, приложил руку к шлему, а уже после догнал нас.

Означало ли это, что молодого человека следует пригласить на чай?.. Такие вопросы мы с подругой еще не оговаривали. Рассудив, что Гортензия разберется с констеблем лично, я решила самоустраниться, чтобы не мешать им.

— Прошу извинить: есть кое-какие срочные дела, так что я вас оставлю.

Чуть поотставшая от детектива Зи вытаращила глаза и воздела руки.


"Она что — думает: констебль провожает меня?!"

Должно быть, молодой человек уловил движение воздуха или заметил тень на стене — он с удивлением обернулся к Гортензии.

За его спиной я состроила страшную рожу и ткнула в них с подругой пальцами.

Молодой человек снова повернулся ко мне.

Гортензия изобразила пантомиму "Катитесь вы оба!" По крайней мере, выглядело это именно так.

Детектив тяжело вздохнул:

— Барышни, вы ведь в курсе, что боковым зрением человек видит лучше, чем прямым?

— Ой! — расстроилась Зи.

— Хочу вам сказать, барышня Ронда… начал констебль.

— Есть кое-какие срочные дела! — Зи проскользнула мимо нас и удрала на следующий этаж.

* * *

— Должен признать, барышня Ронда, вы — смелая, — важно заявил мне констебль. — И умеете логически мыслить. Это я о том, что вы догадались воспользоваться "прецедентом Русселя", о котором уже много лет никто не вспоминал, — разъяснил он, тем самым сильно усомнившись в логике, которую только что похвалил. — А еще вы очень рисковая! — в его голосе не осталось и следа одобрения.

"И что мне полагается на это ответить?"

Краем глаза я уловила движение, едва заметно обернулась — совсем чуть-чуть, и убедилась, что боковым зрением действительно можно разглядеть очень многое. Например, что подруга свесилась через перила, подслушивая наш разговор.

— У вас хороший набор навыков. Вы знаете, что в полиции катастрофически не хватает женщин-костеблей? — спросил детектив.

"О. Так вот, к чему он клонит."

Я молча кивнула.

Разумеется, в романах дамы Карнеолы Миллер не раз говорилось о том, как прекрасны эти первые ласточки равноправия, ведь совсем недавно девушки и мечтать не могли о службе в полиции. В конце концов, у самой Королевы Детектива был жетон почетного констебля, полученный из рук столичного комиссара. А еще между строк ее романов можно было прочесть правду об этой службе. Участь девушки-констебля незавидна: обыскивать подозреваемых женщин, соболезновать пострадавшим женщинам, заменять чайную даму и бегать за пончиками — вот все, что ей доверяют в участке.

Мое скорбное молчание детектив истолковал как-то по-своему, должно быть, решил, что я онемела от счастья:

— Хотите, покажу кое-что интересное? — он улыбнулся совершенно мальчишеской, немного шкодной улыбкой, от которой на щеках появились ямочки. А потом вдруг, не дождавшись ответа, принялся расстегивать мундир.

* * *

— Только не болтайте об этом, ладно? Босс считает, мою способность лучше лишний раз не афишировать.

— Эээ… — больше мне нечего было сказать. Скрип перил выдал, что Гортензия не просто перегнулась, но почти падает с них от любопытства. Наш новый знакомый тем временем аккуратно сложил на перила китель, пристроил на ступени арбалет, шлем и полдюжины оберегов, а затем, не расстегивая, стянул через голову рубашку.

Это было похоже на трюк со шляпой на ярмарке: фокусник кладет вещицу в цилиндр, проводит по ней платком, и "Оп!" — вещица пропала. Точно так же исчезли торс, голова и руки детектива, когда их покинула последняя одежда. Передо мной стояла половина человека. От другой половины не осталось следа, я видела лишь старые выцветшие обои с узором из персиковых ветвей. Где-то в районе предполагаемой кисти руки висела рубашка, цепляясь за пустоту. Перила скрипели нещадно: еще чуть-чуть, и Гортензия сверзится вниз.

— На самом деле я не невидимка, — деловито разъяснила мне пустота. — Я — как те ящерки, которые изменяют цвет. Вот такая у меня способность.

Движения губ выдали детектива: на мгновение слабый контур человеческой головы проступил на обоях. Казалось, персиковые ветви ожили, качнулись, давая понять, что за ними кто-то стоит. Потом силуэт снова исчез. Пообещав интересное зрелище, наш новый знакомый поскромничал: это было изумительно и немного жутко.

— Аль…

— Потрясающая способность! И вам приходится использовать ее при любых погодных условиях? Как сегодня?

— Аль!

— Сегодня еще ерунда. Я закаленный. Вот зимой бывает холодновато…

— Аль!!!

— Зи, это точно не подождет?!

Гортензия буквально скатилась вниз по лестнице и взволнованно прошептала:

— Нет! Кто-то поднимается!

— О, боги!

Ну, разумеется, как мы могли забыть об обязательной ежевечерней прогулке нашей нижней соседки. И вряд ли дама Элла-Кармила одобрит половинку мужчины возле своей квартиры. Как, впрочем, и полуголого детектива.

Гортензия плюхнулась на ступени, прикрыв собой вещи констебля. Я метнулась к настенной лампе, подкрутила фитиль, убавив свет, и прыжком вернулась на место. Загородила констебля Янсона, на сколько могла, и понаделялась на удачу.

— Так вот, я ему и говорю… — начала Гортензия. — О, добрый вечер! — невинно улыбнулась она соседке. — А мы тут с танцев возвращаемся…

— Случайно не из того подпольного клуба, о котором только что написали в вечерних "Вестях"? — старушка явно была не прочь поболтать, покуда горничная отряхивает зонты и отпирает дверь.

— Не-е-ет! — дружно замотали мы головами. Стена позади меня чуть слышно фыркнула. Стоило огромных усилий не поддаться искушению и не ткнуть стену локтем.

— Жаль. Я хотела бы знать, какие танцы сегодня на пике моды. Что ж… доброго вам вечера, — кивнула старушка, входя в квартиру. Взялась за ручку двери, обернулась и небрежно добавила:

— Не простудитесь, юноша.

Нужно отдать констеблю должное: он не издал ни звука. Я — тоже, но явно выдала себя выражением лица. Гортензия сдавленно пискнула. Дама Элла-Кармила улыбнулась:

— Дорогие мои! Я в том возрасте, когда женщина может позволить себе увидеть мужчину даже в самой темной комнате. Особенно, — подмигнула старушка, — если он там действительно есть!

* * *

За считанные мгновения одежда вернулась на место, что не удивляло: наверняка детективу приходится проделывать этот трюк регулярно. Оправив мундир, констебль кашлянул, хмыкнул и резко выдохнул:

— Вот что, барышня Ронда: в следующую субботу — стрелковые соревнования между полицейскими участками. Нам бы пригодились болельщики… Как-то так, — он повертел в руках шлем. — И вы, конечно, тоже приходите, — запоздало обернулся он к Зи.

— О-о-ох… — мы с Гортензией застонали дружно, громко и абсолютно искренне.

— Простите, детектив Янсон…

— Ларс, барышня Ронда.

— Простите… Ларс, на следующую субботу назначен обед с матушкой Гортензии.

— Ага, который мы уже четыре раз откладывали… по оч-чень уважительным причинам! — убитым голосом пояснила Гортензия.

Было невероятно соблазнительно принять приглашение — чтобы отвертеться от пресловутого обеда, который на самом деле им не был, ведь еду для него Зи должна принести с собой. Другую причину оклемавшееся благоразумие требовало выкинуть из головы: совсем не плохо было бы еще раз увидеть голубоглазого Ларса. Но мы тянули с обедом до последнего, придумывая нелепые отговорки, и, если снова отказаться, недалеко до скандала.

— Семья — прежде всего! — строго ответил Ларс. — Я все понимаю. Просто читайте спортивную колонку "Вестей" и приходите на любое из следующих соревнований. — он церемонно кивнул, надел шлем и отдал честь:

— Доброго вечера!

* * *

— Ах… что за день! — Гортензия скинула туфли и заплясала вокруг меня. И откуда только взялись силы? Присоединиться к ей не было ни малейшего желания: день действительно был наполнен странными и удивительными событиями, но второго такого мне не хотелось. Хотелось выпить чаю с медом, умыться и заползти под теплое одеяло с недочитанной книжкой.

Подруга вдруг замерла на месте:

— А какой потрясающий парень этот констебль!

Тут я не могла с ней не согласиться.

— Да. Без хвастовства замечу: благодаря отцу я знаю о многих невероятных способностях, но такую встречаю впервые. А?..

Зи смотрела на меня так, словно я сморозила невероятную глупость:

— Это и все, что ты увидала? — вздернула бровь подруга. — Хочешь сказать, ты не разглядела, какой у него изумительный пресс?

— Что?..

— Мускулы, глупенькая! — теперь она смотрела на меня, как на маленькую бестолковую девочку. — Ну-ка, ставь чайник! — велела Гортензия. — Сейчас я все тебе опишу!

Ужасно обидно — почти всю дорогу прятаться от дождя в экипаже, а потом взять и в последний момент промокнуть до нитки.

"Нельзя," — горько качала головой Зи. — "Никак нельзя, чтобы она это видела. Тут же начнутся стенания о том, как я шикую, пока она бедствует."

Пришлось последние два квартала добираться пешком. Зи несла кастрюлю, закутанную в одеяло, я — корзину со снедью. Лишних рук для зонтов, разумеется, у нас не осталось. Перебежками, от одной подворотни к другой, да еще толком не видя, что под ногами — не самая увлекательная прогулка. И это — если не обращать внимание на лицо подруги, которое с каждой минутой делалось все мрачнее. Раз, другой она обернулась, силясь что-то сказать, но не решалась. В конце концов я не выдержала:

— Зи! Что мне следует знать? За обедом принято вести светскую беседу. Какие темы в вашем доме разрешены?

Подруга то ли чихнула, то ли фыркнула:

— Проще сказать, какие не под запретом. Нет, говорить-то ты можешь о чем угодно — она выслушает. А потом извратит твои слова так, что будешь чувствовать себя монстром, неблагодарной тварью, бла-бла-бла, вписать дополнительно. Ах да. Ради Сущего, не расспрашивай о моем детстве. Я потом объясню.

М-да. Пища для размышлений, прямо скажем, не очень съедобная. Утешало лишь то, что обед приготовленный Зи ("Нами, Аль, нами! Ты почистила восемь картошек!") был чертовски хорош, хоть и прост. Хватить должно было на семерых. Корзина с каждым шагом все тяжелела. Семеро потихоньку превращались в пару десятков.

— Зи! Эй, привет!

Похоже, кто-то решил нас встретить. И этот кто-то — слава богам! — прихватил с собой зонт.

Фигурка, укутанная в дождевик не по росту, оказалась сестричкой Милой. Девочка подняла над нашими головами старый зонт с погнутыми спицами, протянув свободную руку мне:

— Я понесу корзину, тетенька. Давайте!

— Да-да. Сейчас все брошу и надаю по рукам, чтобы кое-кто думал головой и учился соразмерять свои силы.

Сарказм плохо подходит для разговоров с подростками. Но дождь за шиворотом, в туфлях и даже в ушах был несовместим с педагогикой.

Мила рассмеялась:

— Зи говорила, что вы очень строгая. Надеюсь, — она доверительно понизила голос, — вы образумите нашу Лукрецию. Совсем, панимашь, распустилась, безотцовщина! — важно добавила девочка, явно подражая кому-то из взрослых.

— Замолкни сейчас же, глупая! — в голосе Зи не было злости — только отчаяние. Кажется, такой я ее еще не видела. Зато Мила видела определенно: она ничего не ответила, просто хмыкнула и шагнула поближе ко мне.

О том, что все дети в семье Гортензии — безотцовщина, я уже знала. Что ж, еще одна галочка в списке того, о чем не говорят за обедом в их доме: ни слова о семье, детях, ценах и ценностях. Литература? Что-то мне подсказывало, госпожа Горшковиц не слишком жалует чтение, в лучшем случае — дешевый любовный роман. Что у нас остается? Правильно — погода. Аллилуйя, кошмарный дождь, все же есть от тебя прок. Хотя — осторожнее! Надо будет сначала проверить, не протекает ли в доме крыша. Если кто-то теперь скажет мне, что это в Холмах трудно выбрать достойную тему беседы, рассмеюсь ему прямо в лицо.

* * *

В доме было тепло, и это немного подняло настроение. Мила, все еще держась подальше от сестры, помогла мне с пальто и волоком утащила корзину за хлипкую дверь слева от входной. Если там и была кухня, запахи на это не намекали. Крошечную прихожую освещала единственная свеча, больше скрывая обстановку в тенях, чем показывая. Из-за этого лампы в комнате показались неоправданно ярким. Проморгавшись, я оценила старания хозяйки дома. Правило "Бедно, зато чисто", явно существовало не для нее. Освещение стоило, как мое недельное жалование, или я ничего не смыслю в финансах.

— Рада приветствовать вас в нашей скромной обители, барышня Ронда!

Когда-то мать Зи была очень красива, и красота передалась ее детям. Увы, доброты и ума Сущее ей не додало. Не знай я, что она никогда толком не работала, точно решила бы: передо мной — бывшая актриса, причем из очень плохого театра. Выстроившиеся поодаль дети — малыши и Лукреция — с театром не ладили. Младшие вообще не понимали, что происходит, зато Лука понимала прекрасно: за спиной у матери она закатила глаза и описала рукой петлю, изобразив, что повесилась. После чего подмигнула мне — вот же бесенок!

И как теперь сохранять торжественную мину, пожимая руку ее матери?

Всех спасла Гортензия, водрузив посреди обеденного стола видавшую виды супницу. В тот же самый момент хлопнула входная дверь. Не сняв мокрую куртку, в комнату ввалился тощий лохматый подросток — почти копия Милы, за вычетом светлых волос. Когда-то они таковыми были, но сажа и угольная пыль это исправили, подарив взамен прозвище.

— О, в кои-то веки кормят! — радостно отметил мальчишка. — Это я удачно зашел.

— Мило! — взвизгнула госпожа Горшковиц. — Ты позоришь меня перед гостьей!

Лицо Гортензии снова начало приобретать то самое выражение, которое я уже видела сегодня на улице. Как исправить чью-то неловкость? Почему бы не шуткой.

— Как сказать, юноша, как сказать… Супы, к которым я приложила руку, нравятся далеко не всем. Но выжившие довольны.

Зи с облегчением рассмеялась, ее мать, помедлив, тоже, хотя и фальшиво. Дети дружно устремились к столу, а я вздохнула с облегчением. В таком шуме светская беседа нам точно не грозит, расслышать бы слова "передайте хлеб".

* * *

Обед все же стоил мне нервов: трудно быть гувернанткой и не рехнуться, видя, что происходит вокруг. Манеры? О чем вы! Малыши то дрались, то ныли, Лука щипалась, Мило по прозвищу Ёршик лез во все блюда руками, Мила прятала куски по карманам. Гортензия, как могла, дирижировала этим безумием, следя, чтобы хватило каждому. Ее мать ковырялась в тарелке с видом великомученицы, пребывая в какой-то другой Вселенной. Дети для нее словно не существовали. Разглядывание стен помогло немного отвлечься от этого безобразия. Рисунки занимали все свободное место, и я уже знала, кто автор. Определенно, с Лукрецией следует познакомиться ближе. У девочки талант, который погибнет, если его не поддержать.

Едва Мила закончила разливать чай, кто-то пнул меня по лодыжке.

Убедившись, что ее заметили, Гортензия кивнула на дверь. Торопливо глотнув, я встала со стула:

— Благодарю вас за чудесный вечер, госпожа Горшковиц. Было очень приятно повидаться. Вы, наверное, устали, не будем более утомлять вас…

Мать Зи тоже встала:

— Нет, это я вам благодарна, барышня Ронда, что почтили вниманием мой скромный дом. Вы знаете, детей содержать в наши дни так не просто, если бы вы одолжили, совсем немного…

— Мама! Аль зарабатывает меньше меня!

О, нет. Опять у Зи это выражение. И шуткой теперь не обойтись. Что же делать?..

— А я ведь еще и учитель! Позанимаюсь-ка я с Лукрецией.

Вот этого точно никто не ожидал.

Мать Зи застыла с разочарованным видом, у Милы на лице сияло крупными буквами "Есть в мире справедливость!", Ёршик посмотрел на Луку, чиркнул ладонью по горлу и захохотал. Определенно, в их доме не жаловали образование.

Лукреция слезла со стула, походя пнула брата, взяла меня за руку и потянула за собой:

— Пошли, тетенька. Покажу, что я вчера нарисовала.

* * *

За перегородкой без двери обнаружилось жалкое подобие детской: шкаф, стол, табурет и двухэтажные нары вместо кроватей. Но деревянные койки сродни корабельным — все же лучше, чем матрацы на голом полу. Отец малышей смастерил нары лично. Он дал брату-близнецу Зи работу. Он один ничего не вынес из дома, даже кое-что прикупил. Речной лоцман и единственный более-менее приличный из сожителей госпожи Горшковиц, он почти заслужил звание отца и супруга. Почти — потому что в один непрекрасный день сгинул, а в дом заявилась полиция. Оказалось, новый папа по имени Вилле — конт-тыр-бандит.

— Контрабандист, — поправила я Луку.

— А я что сказала? — пожала она плечами, перебирая листы на столе.

Лука рисовала все, что видела вокруг себя, абсолютно самозабвенно, чем попало и на чем попало. На стенах ее картин было развешано еще больше, чем в соседней комнате. Многие она подписала, увы — безграмотно и коряво. Рамкам Лука уделяла гораздо больше внимания: их она мастерила бережно и аккуратно: из пустых упаковок, сухих листьев, глины и ракушек. Над столом висела миниатюра, которой Лукреция явно гордилась больше всех прочих работ, и рамка у нее была настоящая, из потемневшего от времени дерева.

Хотя содержание удивило меня гораздо сильнее, чем рамка.

Полупрозрачные, едва намеченные тонкими росчерками карандашей, фигурки со стрекозиными крыльями парили в воздухе. Эфемерная красота в одеждах из лепестков, еще более хрупкая из-за контраста с облезлой скамейкой и пыльной травой. Это могла быть иллюстрация, срисованная из книги сказок. Могла бы — если б скамейка не оказалась такой узнаваемой.

— Это феи?

— Только не начинай про то, что их нет, ладно, тетенька? — Лука посмотрела на меня недобро. — Я уже дралась из-за этого в школе.

— Что ж, — я осторожно присела на шаткий табурет. — Как известно, они показываются только детям. Если ты говоришь правду, тогда ты — особенная: единственная в Ландрии за последние семьдесят лет, кто видел фей. Это я тебе как дочь магического подмастерья говорю.

Иногда, чтобы завоевать доверие ребенка, нужно совсем немного. Например, поверить в его мечту.

Глаза Луки загорелись:

— Показать мои секретики?

О, эти девчачьи секретики! Показать их подруге — наивысшее проявление доверия, и в тоже время — изощренная форма хвастовства: наверняка чего-то, да у нее не окажется.

Счастливо улыбаясь, Лукреция вытащила из-под нар картонную коробку, обшарпанные бока которой предсказуемо украшали надписи: "Руки проч!", "Не трож — пракляну!" и "Мила тибя касаеца!!!" Мне в подставленные ладони посыпались стеклышки, фантики, пуговки и цветные ленты. За ними последовала тонкая пачка поздравительных открыток. Наконец со дна Лука достала маленькую деревянную шкатулку без крышки.

— Смотри, это ценная штука, — важно пояснила она, пододвинув мне лампу. — Дядька Вилле спрятал ее под половицами, а я все видела. Теперь она моя.

Очень осторожно я забрала шкатулку из рук девочки и поднесла ближе к лампе, все еще надеясь, что ошибаюсь. Мир вдруг сжался до размеров освещенного угла комнаты. Стало трудно дышать. Безумно хотелось отшвырнуть эту вещь, схватить Луку на руки и бежать, бежать без оглядки, призывая бежать все прочих.

Вот только швыряться такими предметами было запрещено.

* * *

Еще раз оглядев узор на боках шкатулки, я, стараясь лишний раз не вертеть ее, поставила кошмарную находку на стол. Лукреция потянулась, чтобы забрать драгоценный секретик. Схватив ее руки в свои, я изобразила улыбку, так беззаботно, как только могла. Судя по лицу девочки, получилось не очень.

— Давай, поиграем, — поспешно добавила я. — Та-а-ак… ага, вот, — под руку кстати попался тряпичный заяц. — Давай спросим господина Зайца, не заметил ли он в доме что-нибудь необычное? Странный свет, запах или звуки? А? Как вы сказали? — я сделал вид, что прислушиваюсь. Лукреция фыркнула:

— Тетенька, ты глупая, или считаешь глупой меня? Хочешь знать, нет ли у нас мышей, так и спроси. Мы их всех потравили.

— Ладно, — я бросила игрушку на нижнюю койку. Получилось слишком резко, Лука растерянно заморгала. — Давай говорить как взрослые. Ты ходишь в школу. Там обязаны объяснять, чем опасна военная магия. Это, — кивок на шкатулку. — как раз она. Шкатулка светилась синим? Пахла, как воздух перед грозой? Кого-нибудь в семье мучают кошмарные сны? Рвет кровью? Кто-то теряет ногти, волосы целыми прядями?

— Мамочка! Тут… опасное….

Что ж. По крайней мере, бояться наследия войны ее научили.

Лукреция вылетела из комнаты арбалетным болтом. Я выскочила следом.

Собрать детей, отвести на безопасное расстояние… Хотя о чем я, безопасное — это десятки миль, ладно, просто убрать их из дома, а потом сообщить магам. Есть еще шанс обойтись без жертв, ведь до сегодняшнего дня артефакт спал…

Госпожа Горшковиц лежала на кровати, всем своим видом изображая усталость, и обмахивалась старым выцветшим веером. Малыши возились рядышком на протертом до дыр ковре, Мила и Зи гремели посудой в кухне, Мило-Ёршик ковырял кочергой в печке. Лука металась от матери к брату, от него в кухню и обратно.

— Ничё се, — бросил мне Ёршик, смеясь. — Не знаю, тетенька, чем вы ее припугнули, но такой я не видел сестрицу давно. С самой последней порки.

- А теперь вы меня слушайте!

Очень кстати оказался неубранным чайник: грохнув им об стол, я привлекла внимание. Даже хозяйка дома соизволила открыть глаза и приподнялась. Зи вышла из кухни с полотенцем в руках.

— Ваш контрабандист принес в дом военный артефакт. Эту… шкатулку. Мила, выведи наружу младших. Ты, — ткнула я пальцем в мальчишку. — позаботься о матери. Зи, дай бумагу и карандаш. Найди констебля, передашь ему записку. Приступайте! Я займусь эвакуацией соседей.

— Но, Аль, — всплеснула руками Гортензия. — как?! Как ты будешь одна эвакуировать… всех?

Действительно, как? Как заставить десяток семей в один миг все бросить и выскочить вон из дома?..

А чтобы решили сделали герои моего любимого автора?

Разумеется, схватить медный таз, в котором мыли посуду, вышвырнуть его на галерею, и крикнуть что было силы:

— Пожар!

* * *

Люди в пальто прямо поверх исподнего. Люди с вещами в охапке, самыми разными. Зачем спасать от пожара подушки? Разве только в них прячут последние деньги… Женщины с плачущими малышами на руках. Мужчины рассержены, все, как один. Не удивительно: только для служащих суббота — выходной, если рабочий в это время был дома, скорее всего — отсыпался перед ночной сменой.


Все обитатели дома Гортензии смотрели на меня, и все явно хотели сказать пару ласковых.

Ох.

Похоже, мой крик услышали и в соседних домах.

— Шутки шутить вздумала, фифа левобережная?! — зло выкрикнул парень немногим старше констебля Ларса. — Слышь, где ты пожар увидала, овца?

Как же хорошо, что я не спустилась во двор с галереи. Хотя дом покинули не все, большинство смотрело на меня снизу вверх. Если бы не упражнения в колледже, я бы уже провалилась сквозь землю от страха. Нас готовили к общению с очень требовательными родителями. И даже этого оказалось недостаточно: на родительских собраниях может случиться всякое, но прибить учителя камнем все же никто не стремится.

Или то, что врезалось в стену, пролетев мимо моего уха, было куском кирпича?.. Ладно, потом посмотрю. Если выживем.

— Я вас… — пришлось сделать паузу и прокашляться. Это не голос, а скрип умирающей чайки какой-то. — Я вас слышу. Надеюсь вы все тоже меня слышите. — еще пауза. Смотреть спокойно. Не метаться, даже глазами. Эх, госпожа Циник… вас бы на мое место. Ладно, говорим с толпой, как с маленькими детьми — это залог понимания. — У меня для вас всего несколько слов. Военный. Артефакт. Четвертого. Уровня, — замолчав, я указала на дом. Постаралась не тыкать пальцем в конкретную дверь: не хватало, чтобы соседи ополчились против семейства Гортензии. Потом указала в сторону улицы:

— Уходите скорее.

Реакция людей была предсказуема, и это порадовало: они больше не хотели расправиться со мной, и они осознали опасность. Но бардак во дворе не напоминал действия по инструкциям даже отдаленно. Какая организованная эвакуация, о чем вы?! Некоторые женщины бросились вон со двора, волоча за собой детей. Кто-то пошел к дому, кто-то принялся спорить. Мужчины все еще смотрели на меня крайне недружелюбно.

— Почем ты знаешь?!

Снова тот любитель бросаться тяжелыми предметами.

— Знаю, — я не повысила голос: чем тише говоришь, тем лучше тебя будут слушать. — Мой отец был артефактором.

Надо же. Они действительно услышали. И швыряться не стали — вот радость.

Боевой задор стремительно иссякал. Руки начали дрожать, ноги подкашивались. Если в ближайшее время не прибудет подкрепление, мои дела плохи. А пока… посидеть, что ли, прямо на грязном полу балкона? Я старалась помочь. И у меня бы получилось — окажись я мужчиной. Теперь же все зависит от оперативной бригады магов.

— Это она! Ее хахаль пакость в дом приволок! — взвизгнула толстая кумушка с чемоданом, указывая на госпожу Горшковиц. Мать Зи глупо заморгала и не придумала ничего лучше, как отгородиться от всех зонтом.

— Не трожьте ее! — прежде чем я хоть что-то предприняла, Ёршик встал на защиту матери. — Это вон тетенька — образованная, — обвиняющий жест в мою сторону. — А нам-то откуда знать, как выглядят эти штуки? Вы бы тоже не поняли!

Фактически, он только что прилюдно назвал свою мать дурой. Но это сработало: теперь и ее никто не пытался прибить. Наконец в бестолковом разноголосом шуме я расслышала голос разума:

- А что ж делать-то?..

Кто-то, не до конца позабывший школу, ответил:

— Отправить пойнтера за магами?

* * *

Знакомая шляпка мелькнула в толпе. Зи вернулась, но направлялась не к матери — устремилась прямиком к дому, размахивая руками:

— Аль, Аль! Спускайся. Они уже едут!

Не описать словами, с каким облегчением я отошла от злопоучного дома, хотя и осознавала: такое расстояние ничего мне не даст. Гортензия воссоединилась с семьей и обеспокоено озиралась. Присмотревшись я поняла, почему: Ёршик куда-то запропастился. Госпожа Горшковиц стояла, все так же вцепившись в уже бесполезный зонтик: дождь давно кончился. Судя по ее виду, она не понимала, ни что происходит, ни сколько у нее осталось детей: не актриса даже — картонная декорация вместо матери. Мелькнула мысль: "В здравом ли она уме?.." и тут же отошла на второй план.

Вода в лужах задрожала. Вслед за ней — оконные стекла. Люди оглядывались: они ощутили вибрацию мостовой. Кто-то перепугался, на большинстве лиц отразилось облегчение: все-таки, основы правил безопасности они не забыли, не смотря на столетия мирной жизни. Когда во двор, сотрясая землю копытами, вступили тяжеловозы в броне, тянувшие освинцованные фургоны, люди притихли и безропотно подчинились магам в защитных костюмах. Больше не было скандальной, истерящей и бестолковой толпы. Стариков и детей пропускали вперед, люди двигались слаженно, и вот уже обитатели трех деревянных домишек очутились на улице за оцеплением.

Гортензия возилась с малышами: застегивала, укутывала, в общем — выполняла обязанности той, что стояла рядом с недовольным выражением лица. Лукреция, обнимавшая коробку с секретами, поглядывала на меня с обидой. Вполне понятно: явилась незнакомая тетка, отняла любимую вещь, устроила переполох. Вряд ли теперь мы с ней подружимся, по крайней мере, в ближайшее время.

Жаль. Я действительно хотела с ней заниматься.

Оставалось надеяться, что этот день не станет еще безобразнее. Хотя, казалось бы, куда больше?..

— Скажите мне, барышня Авла, почему мы встречаемся с вами исключительно в местах правонарушений, а не в кафе или библиотеке, например?

"Что?.. Я с кем-то встречаюсь? Вот это новость, так новость!"

* * *

— О. Добрый день, детектив Янсон, — сухостью тона я постаралась донести до констебля, что слово "встречаемся" было не к месту. И, не удержавшись, добавила:

— Вы явно не знакомы с романами Карнеолы Миллер: библиотека или кафе отлично подходят для преступлений.

— Шшш, — молодой человек кивнул куда-то в сторону. — Не поминайте Королеву Детектива при боссе.

Внезапно день если не засиял яркими красками, то, по крайней мере, сделался намного лучше. Как я могла забыть, что начальник констебля Янсона — знаменитый инспектор, главный "ищейка магов" и прототип сержанта Перро — героя многих романов Карнеолы Миллер? Что же до предостережения констебля… тут я тактично смолчу. Он — мужчина, ему ситуацию не понять. Когда-то, не очень давно, но до моего рождения, за юной Карнеолой ухаживали два друга: Флониан де Стеррэ — молодой маг наивысшего уровня, и сержант Квинтон Тервюрен — гордость Ландрийской полиции. У сержанта магический уровень был невысок, зато он отличался прекрасным знанием людей, логикой, интуицией, и — по слухам — регулярно выигрывал у Флориана в шахматы. Ухаживали они оба, и — обоим она отказала. Констебль Янсон видит только женщину, которая разбила его боссу сердце. Разумеется, Ларс уверен: она не любила ни того, ни другого. Тот, кто читал ее книги, поймет: она любила обоих. Возможно, любит по сей день. Именно поэтому она пошла на великую жертву и не позволила лучшим рузьям стать врагами из-за какой-то девицы. Квинтон и Флориан так и остались друзьями, теперь де Стеррэ — ректор Бергюзского Института Прикладной Магии, Тервюрен — его защита и опора там, где магия попадает в нечистые руки.

А дама Карнеола Миллер в итоге осталась одна, и единственная ее семья — мы, преданные читатели.

* * *

Было чертовски невежливо таращиться на инспектора, но когда еще я смогу разглядеть его за работой?!

О, нет… Он идет к нам с Гортензией! Как я выгляжу?.. Гм. Видимо, как подозреваемая.

Сам инспектор выглядел именно так, как на вырезках из моей коллекции: высокий темноволосый худощавый человек, в чьем роду были измененные, но потом эта черта угасла. Сходство с пастушьей собакой проявлялось скорее в характере, чем в лице, хотя оно и было вытянутым, жестким и строгим. Взгляд темно-карих глаз не "заглядывал в душу", как пишут в любовных романах, он аккуратно и методично разбирал тебя на факты, отсеивая ненужное.

— Барышня Авлониа Ронда, вы заявили об обнаружении артефакта четвертого уровня. Я наслышан о вашем отце, о предметах его исследований, так что допускаю: вы действительно могли видеть нечто, похожее на шкатулку Меркатора. Тем не менее, ничего подобного в доме обнаружено не было. Ложная тревога таких масштабов — весьма серьезный проступок.

Минуту назад я прикидывала, как попросить у инспектора автограф и не показаться дурой. Теперь мне хотелось прикинуться кирпичной стеной, фонарным столбом, лужицей на мостовой — лишь бы этот суровый взгляд не прожигал по мне дыры. День определенно стремился войти в десятку моих самых скверных. Видимо, Сущее считало иначе, потому что снова полил дождь.

Пришлось хорошенько прокашляться, как прежде — на галерее.

— Уверяю вас, инспектор, я много раз видела иллюстрации в учебнике для магических вузов и смогу опознать руны Меркатора. Они выглядят незатейливой резьбой, но на самом деле это не так. Не думаю, что шкатулка является имитацией… — на этом мне осталось лишь развести руками.

— Вы меня не поняли, барышня Ронда. В доме не найден ни артефакт, ни что-то, с чем можно его перепутать. Вообще ни-че-го.

Вот это поворот! Поклянусь чем угодно: никто не входил в квартиру. Неужели кто-то, вместо того, чтобы спасаться от пожара, лазал в окна и грабил соседей? Но я не кричала во все горло, что именно там нашла, а предмет настолько невзрачен, что даже супница для вора выглядела бы привлекательнее… Стоп! Ну, конечно!

— Лукреция, будь добра, покажи мне еще раз секреты.

Теперь девочка смотрела не меня уже не с обидой, а с откровенной ненавистью: наверное, думала, что отниму последнее. Лихорадочно перерыв ленточки и открытки, порезавшись при этом о стеклышко, я виновато ей улыбнулась:

— Прости! Прости меня, пожалуйста.

Ни следа проклятой шкатулки. А больше ничего бестолковая семейка из дома не прихватила.

— Я унесу! Унесу эту чертову штуку! Не ругайте мамашу, она не знала!

Тощий поросток в потрепанной куртке на мгновение появился в конце улочки, махнул рукой и скрылся между домами. Полдюжины полицейских бросились вслед за ним.

— Ёршик… Дурак!!! — схватилась за голову Зи.

Ну, что тут сказать. Мальчишке велели позаботиться о матери. Он это и сделал — по-своему.

Тервюрен открыл блокнот и перевел свой фирменный взгляд на Гортензию:

— Кто у нас Ёршик, и почему он дурак?

* * *

Пусть незначительные, но кое-какие магические способности у инспектора были. Я рискнула бы предположить: его дар сродни моему, но совсем не такой жалкий. Из сбивчивого рассказа Гортензии он легко вычленял необходимую информацию. Более того, после нескольких фраз Зи перестала спотыкаться на каждом слове, словно холодная рассудительность инспектора передалась ей.

Мило бросил школу в десять лет — ничего необычного для правого берега. Не показывался дома неделями — уже хуже, но во что-то серьезное угодить не успел. Зарабатывал на жизнь чисткой труб — принципиально один: не вступил в гильдию трубочистов, не связался с вольнонаемными. При упоминании работы Тервюрен поморщился: само по себе занятие Ёршика — абсолютно законно, но — если забыть про возраст. Всего четверть века назад дети из бедных семей отправлялись чистить трубы в неполные пять. Дешевле, чем засунуть ребенка в трубу, выходило только швырнуть в нее гуся. Но мир не стоит на месте, подобное варварство осталось в прошлом. Правда, прошлое это — в основном на бумаге. В реальной жизни такие как Ёршик иногда в одиночку кормят семью.

— Так, что еще… — Зи почесала голову, сбив набекрень шляпку. — Еще он очень любит животных. Прекрасно ладит с любыми. Вроде бы, все.

— Не все, — сухо поправил Тервюрен. — Куда он может пойти? Где для него безопасно?

Зи развела руками, беспомощно глядя на инспектора:

— Знаю только, куда он не может пойти: туда, где есть я. Он понимает, что за такую выходку подзатыльником не отделается: уж всыплю, так всыплю!

Сотрясая округу, бронированные фургоны магов уехали. Полиция уезжать не спешила: Тервюрен отдавал указания, распределял констеблей в квартале, выпроваживал представителей вездесущей прессы. Судя по кислым лицам, мудрый инспектор напрочь лишил их сенсации.

— Господин полицейский, по домам уже можно? Вот спасибочко, что бы мы без вас делали…

И почему я ничуть не удивлена?!

Перед "пойнтерами" лебезил уже знакомый мне метатель тяжелых предметов. Он попался на глаза Ларсу, а тот — мне, и реакция "ищейки магов" порадовала: его гадливость можно было резать ножом.

Почти без удивления я поймала себя на мысли: "Жаль, что Ларс занят, и мы не поговорим…"

— Ммм?..

Снова моя дурная привычка глубоко погружаться в мысли: я и не заметила, что Гортензия уже отвела семью домой, и теперь терпеливо ждет рядом.

— Вот это я понимаю — сходили в гости, — мрачно усмехнулась подруга. — С меня — экипаж до дома, и не спорь, — добавила она строго, потом улыбнулась:

— По крайней мере, больше ты сюда не вернешься — не за чем.

* * *

Забравшись в потрепанную двуколку с драным брезентовым верхом, мы потратили несколько минут пытаясь заткнуть дыры газетой. Старую газету возница вручил "бесплатно — ради счастья очаровательных дам". В конце концов, мы просто открыли зонт и некоторое время ехали в полной тишине — если считать тишиной рокот дождя, визгливый скрип колес и непрерывное бурчание кучера.

— Знаешь, в чем твоя проблема? — нарушила молчание Зи.

День выдался трудный. Стоило изрядных усилий не брякнуть что-то язвительное, вроде "Огласите весь список проблем!"

— Ты всегда рассчитываешь только на себя, я давно заметила, — мягко упрекнула она. — Взваливаешь на себя ответственность, потом переживаешь. Как с сегодняшней, гм-м, эвакуацией. Не умеешь, как это… де-ле-ги-ро-вать полномочия, вот. Это — если по-умному. А по-простому, — она повернулась ко мне и покачала головой. — Помни, что у тебя есть по меньшей мере один верный друг, — Зи вдруг заговорщицки подмигнула. — Может быть, и не один. Я заметила, как Ларс на тебя смотрит!

* * *

Старика ванЛюпа на месте не было. Зато в его каморке громко спорили два голоса, старый и молодой:

— Ай… дяденька, не надо! Больно же!

— Кому сказал: сиди тихо и не вертись… братец!

— Ой… глаз! Глаз не трогайте!

— Не. Может. Быть, — пробормотала Зи. — Я не давала ему свой адрес.

Заглянув в жилище консъержа, мы увидели старика с бинтами и склянкой мази в руках. На потертом диване сидел Ёршик, избитый, с рассеченной губой и жутким фингалом вокруг правого глаза.

— Прости, сестрица, — всхлипнул мальчишка. — Наткнулся на банду Жирного Арне. Отобрали коробку…

Мило порывисто встал с дивана, но тут же упал обратно, схватившись за бок.

— Били ногами, — сухо заметил ванЛюп. — Ребра если не сломаны, то треснули уж наверняка.

— Не хочу в больницу, — пробормотал мальчик. — Там бреют голову и обзываются нищим.

Гортензия умоляюще посмотрела на меня. Ошиблась адресом: все зависело от консьержа. Его обязанность — не только следить за чистотой и порядком в доме, но и сообщать куда следует, если в доме появятся неблагонадежные личности.

— Только пока не оклемается, — проворчал старик. — И чтобы духу его здесь не было!

Гортензия обяла старика и расцеловала в обе щеки.

— А можно пораньше? — встрял Ёршик. — Она ж меня заживо съест.

— Зи, ты ведь понимаешь: мы обязаны немедленно рассказать обо всем "ищейкам магов", — сдернула я подругу с небес на землю.

— Конечно, конечно, — она уже суетилась вокруг брата. — Я только его доведу до квартиры и подлечу: наложу повязку, смажу ушибы… А ты пока кликни ближайшего констебля, ага?

"Серьезно?! Она действительно думает лечить переломы сама и без магии? Если там вообще обошлось переломами, без повреждения внутренних органов."

О ком-то другом я бы подумала, что он просто давит на жалость. Но Гортензия была абсолютно искренна, ей действительно и на секунду не пришла в голову мысль вызвать брату целителя.

Зато она пришла мне.

Я поплелась обратно под дождь.

"Вот пусть теперь она скажет что-нибудь о делегировании и прочем!"

* * *

Целители бывают самые разные, но обыватели, не вникая в детали, делят их на две категории: обычные и мозгоправы. Особняком стоят повитухи, у них даже гильдия — собственная. Но всех, кто заботится о здоровье граждан Содружества объединяет одна деталь: фамилиары. Говорят, в Новых Пределах целители обходятся без них. Еще говорят, что в любой реке Новых Пределов можно найти золото. Пустым разговорам не очень-то стоит верить. А вот целителю с убедительным фамилиаром я поверю безоговорочно.

Разумеется, лучшие фамилиары — кошки, и все взрослые знают — почему. Дети, пока малы, думают, что кот у постели — друг, что зашел поиграть, подбодрить во время болезни. Узнав правду, дети обычно рыдают. Прекрасно помню, как сама ревела когда-то. С тех пор всеми силами старалась не болеть и стараюсь по сей день. Совсем не плохое правило, если подумать. Сколько не тверди, что кошка — всего лишь кошка, на душе все равно скверно. Фамилиар — не друг, это жертва. Маленькая жертва — болезни: от жизни животного берут чуть-чуть, понемногу, но если болезнь смертельно-опасна, тогда — все и сразу. Маги так и не доказали, что кошки живут девять жизней, но отдают они жизни сполна.

Так, как кошки, не может почти никто.

Ключевое слово — "почти": иногда случаются пернатые котики.

Уж лучше б они не случались! По крайней мере — не с нами.

Госпожа Габриэла Шуэтт делила мансарду Вишневого дома с своим фамилиаром. Хотя правильнее было бы сказать — это он милостиво разрешал хозяйке жить на его территории. В свободное от работы время фамилиар прогуливался по крыше дома, пугая голубей, кошек, чаек и трубочистов. Единственные, кто робко осмеливался не бояться его — вороны, и те — только издали. Хранитель здоровья Фруктового квартала носил имя Злыдень. Нужно отдать ему должное: болезни он отпугивал не хуже, чем голубей. Сто раз подумаешь, прежде чем заболеть, когда знаешь, что к тебе явится это желтоглазое чудо и будет таращиться на тебя из темноты. Сущее наградило Злыдня, как и всех его родичей, жизнью в без малого сорок лет. Он был обладателем клюва, напоминающего мясницкий крюк, и когтями, похожими на сапожные шила.

Еще он был филином.

Тот, кто давным-давно назвал совушек летающими котиками, не был неправ. Он просто не видел Злыдня.

* * *

Рассудив, что, специальный отдел под руководством инспектора Тервюрена — не дураки какие-нибудь, и наверняка уже напали на след шкатулки, я поспешила к целительнице. Она явно была свободна: с крыши над ее квартирой только что шарахнулись чайки. Злыдень расхохотался им вслед, словно демон.

Если филин отдыхает, значит, и хозяйка не занята.

Спустя десять минут мы уже шли обратно. Фамилиар восседал на перчатке хозяйки, высокомерно озирая окрестности. Я очень старалась быть самой незаметной частью этих окрестностей. Ранить человека Злыдень не мог. Но к человеку ведь прилагается множество дополнений. Стоило недоглядеть, филин рвал одежду, обивку и книги, бил посуду, особую же страсть испытывал к писчим принадлежностям. Проще говоря: мышами не корми — дай погрызть карандаши или перья. Несколько крупных перьев госпожа Габриэла всегда носила с собой — как вознаграждение Злыдню, воткнув их прямо в прическу. Прибавьте к этому вязаное пальто с бахромой, большие круглые очки, крючковатый нос, и вы получите стойкое ощущение, что к вам пришли сразу две совы.

— Ох, ты ж… — прокомментировал наше явление старик ванЛюп, невольно подавшись назад. Филин медленно обернулся и клацнул на старика клювом.

— А вы не провоцируйте! — огрызнулась целительница.

Оказавшись в квартире, филин слетел с перчатки, нагадил на пол, рванул когтями обои и пешком направился в комнату. Удивительные, все-таки, существа — совы: идущий вразвалочку со сложенными крыльями, Злыдень напоминал человека — сутулого, хмурого и очень опасного.

Я нисколько не удивилась, когда из комнаты Зи раздался жалобный крик Ёршика:

— Нет, нет, пожалуйста, не надо! Давайте обойдемся без этого!

* * *

— Ну, поскандаль еще мне тут!

Говорят, с годами целитель и фамилиар становятся друг на друга похожи. Если, конечно, фамилиар проживет достаточно долго. В случае с госпожой Шуэтт речь, скорее всего, шла о минутах.

Мило лежал на кровати Гортензии, та стояла рядом, нервно кусая губы. Филин уселся на спинку кресла, глядя то на руки хозяйки, то на пациента. Тонкие длинные пальцы ловко ощупывали тело мальчика, покрытое синяками и ссадинами.

— Пожалуйста… — предпринял он очередную попытку.

— Цыц! — рявкнула госпожа Шуэтт. Филин поддержал ее, щелкнув клювом.

— Не бойся, братик, я здесь… — ласково улыбнулась Гортензия.

— А должна быть в кухне и готовить мне чай, — бросила госпожа Шуэтт.

— Но…

— Три сахара, без молока! — я даже не смогла разобрать, кто клацнул на это раз: филин — клювом, или его хозяйка — зубами.

Зи насупилась, но отправилась выполнять приказ.

— Вы не понимаете! — едва тугая повязка была наложена, мальчик попытался встать. — Я не хочу, чтобы из-за меня страдал кто-то из них! Это нехорошо… не надо, пусть он уйдет. Кыш!

Мило махнул на Злыдня рукой. Я замерла на месте. По идее, мы уже должны были слышать звук рвущейся в клочья рубашки.

Ничего не произошло. Филин смерил мальчика строгим взглядом и принялся чистить перья.

— Юноша, если не знаешь, в чем суть и смысл жизни фамилиаров, закрой рот, не то наглотаешься мази, — госпожа Габриэла принялась обрабатывать раны на лице мальчика. Или она сменила гнев на милость, или я ничего не смыслю в людях.

В дверях появилась Гортензия с чашкой.

— Наконец-то! В другой город ходили? А вы не стойте, как мебель — несите лампу, бумагу и карандаш: напишу, какие лекарства купить, — это уже относилось ко мне.

При слове "карандаш" филин с интересом повернул голову. Госпожа Габриэла выдернула из прически перо и отдала Злыдню. Фамилиар взял его в лапу и принялся с наслаждением грызть: ни дать. ни взять — школьник за решением трудной задачи.

Почерк — вопреки бородатым шуточкам — был у целительницы твердый и разборчивый. Мы слушали ее наставления, запоминали и обе подскочили от неожиданности, когда госпожа Габриэла вдруг рявкнула:

— Куда тянешь руки, паршивец?!

— Не беспокойтесь, тетенька, я знаю, что птиц не гладят, — вежливо отозвался Ёршик. Мы и не заметил, когда он успел слезть с кровати и добраться до кресла.

— Ты ж такая моя сова, — с нежностью сказал Ёршик Злыдню.

Гортензия охнула. Я просто зажмурилась. Подождав пару мгновений открыла глаза, и обнаружила, что мальчик чешет филину клюв. Злыдень довольно пискнул.

— Интере-е-есно, — задумчиво протянула целительница.

— У кого пушистые лапочки? У совы! Дашь мне лапочку?

Это уже вообще никуда не вписывалось. Ужас окрестных крыш протянул лапу с когтями длиной в половину моего пальца и аккуратно пожал ладонь мальчика.

— Очень интересно, — повторила целительница. — Юноша, тебе когда будет двенадцать?

— Двенадцать чего?.. — рассеянно отозвался мальчик.

— Попридуривайся мне еще!

Ёршик поднял голову. От счастья на его лице не осталось следа:

— Ну, допустим, через десять месяцев. И кого это касается? — ответил он с вызовом. Госпожа Габриэла порылась в карманах пальто, достала визитку и быстро чиркнула пару строк на обороте:

— Держи. Когда пойдешь регистрировать тип способности, покажешь вот это. Тебя направят учиться.

Он скривился, не глядя скомкал карточку и бросил ее на ковер.

— Простите, тетенька, у нас нет лишних денег! Ой-й… — на этом его гордый пафос закончился, потому что целительница крутанула Ёршику левое ухо — кажется, единственную часть, которая не была в повязках и мази.

— А у меня нет лишних визиток, паршивец! — вопреки заявлению, другая визитка нашлась. Ее получила Гортензия вместе с сердитым:

— Это — рекомендация, олухи! Примут — платить не придется.


Расплачиваясь, я поняла, что ошиблась в расчетах и сильно: визит целительницы почти не подкосил наш бюджет. Может быть, это Злыдень сделал нам скидку? По крайней мере, расставаться с мальчиком он не желал, и сердито шипел, когда хозяйка вынесла его из квартиры.

Входная дверь закрылась, но через несколько секунд в нее решительно постучали.

— Сова вернулась? — воскликнул Ёршик. — Хоть бы она вернулась!

Возвращаться целительнице было, вроде бы, не за чем, но от такой эксцентричной особы можно было ожидать чего угодно.

За дверью я обнаружила не целительницу, а инспектора Тервюрена и констебля Янсона.

* * *

Мысленно я от души поддержала Ёршика: уж лучше бы снова явился филин. В конце концов, обои в прихожей мне никогда не нравились. Вслух не сказала ничего, только вежливым жестом пригласила полицейских войти и указала в сторону комнаты Зи.

Как будто у меня был выбор.

— Хотите чаю? — все-таки я не удержалась — когда незваные гости скрылись за дверью. Интонациями предложение больше напоминало: "Показать, где выход?".

— Нет, спасибо, — отозвался инспектор. Ларс предсказуемо промолчал.

— Осмотрите одежду и обувь, — приказал Тервюрен констеблю. Я поспешила в комнату. Какое там делегирование, о чем вы?!

Инспектор расположился в кресле, спиной к окну. Бедняжка Гортензия стояла перед Тервреном, как нашкодившая ученица — перед строгим директором. Она оказалась на свету, он — в тени, и это делало ситуацию еще хуже. Ёршик лежал на кровати и благоразумно помалкивал, Ларс разбирал его вещи.

— Вы мне солгали, барышня Горшковиц, — сухо, не повышая голос, сказал детектив. Прежде чем Зи отыскала хоть слово для оправдания, Тервюрен строго воздел палец. Зи прикусила язык. Я почему-то — тоже. Не дай боги работать в школе под началом такого директора!

— При этом также лгали самой себе, так что ваше удивление естественно. Но в глубине души вы отдаете себе отчет: безопаснее всего брату именно здесь, ведь это вы заменяете ему мать.

— Мамашу не трогайте! — подскочил на кровати Ёршик, но притих под суровым взгядом констебля Янсона.

— Оставьте нас, барышни. Констебль задаст вам несколько вопросов, а я переговорю с юношей наедине.

За спиной инспектора Ёршик беззвучно, одними губами возопил что-то вроде "Не бросай меня, сестрица!!!"

— Молодой человек, не втягивайте сестру еще глубже. Учитесь отвечать за свои поступки, — инспектор даже не оторвал глаз от блокнота. Пришлось признать: он меня впечатлял. Окажись я на месте дамы Карнеолы Миллер… Хотя, о чем я. Мне до нее, как до неба.

* * *

Осталось утешиться разговором с упрощенной версией инспектора: оказавшись подальше от суровых глаз босса, Ларс охотно принял от нас и чашку чая, и бутерброд с сыром.

М-да. Не совсем так я представляла наше общение вдали от мест правонарушений. И уж точно не в кухне, рядом с не чищеной от золы плитой, хотя нашего гостя, похоже, это нисколько не беспокоило.

Прожевав бутерброд, Ларс строго поднял палец: "Работа — прежде всего!" и достал свой блокнот. Пришлось закусить губу, чтобы не обидеть его усмешкой: подражать боссу — нормально, если ты бесконечно его уважаешь. А инспектор Тервюрен заслуживал уважения. Вот только новых вопросов констебль так и не задал, все уже было сказано много раз.

Услышав твердые шаги начальства, Ларс поспешил в коридор. Инспектор вручил ему большой бумажный пакет, из которого торчал рукав куртки. Ёршик ковылял позади инспектора, завернувшись в домашний халат Гортензии, и канючил:

— Дяденька! Ну, дя-а-аденька… обувку хотя бы оставьте…

— Вы хотите помочь, юноша? — строго спросил его Тервюрен.

— Конечно! — глаза мальчика загорелись.

— Помогайте — не помогая, — бросил инспектор и кивнул нам с Гортензией. — Доброго вечера.

— Полицейский произвол! — храбрым шепотом заявил Ёршик. Встретился глазами с Ларсом и юркнул в туалет.

* * *

Что бы не говорила Гортензия про безобразие и убытки, я была инспектору благодарна: лишившись одежды, Ёршик был вынужден сидеть дома. Одним грузом на плечах меньше. Хотя это своенравное, непоседливое наказание даже в халате сестры путалось под ногами. Мальчик изо всех сил пытался быть полезным — искренне, но получалось не очень, и не только из-за бинтов на ребрах. О порядке и дисциплине он знал немногим больше, чем его любимые совы. Предложение "пойти, почитать книжку" мальчик встретил таким скорбным лицом, словно я послала его на фабрику — крутить колеса машин вместе с каторжниками.

"Эх… Кто бы меня так наказал, отправив в комнату с книжкой!"

— Пойду, посплю! — заявил он в конце концов. — Когда еще доведется в кровати…

Мы вздохнули с облегчением — после того, как заперли в комоде мельхиоровые ложечки, бронзовые подсвечники, чугунную сковороду и все моющие средства, какие нашлись в доме. Меньше всего со стороны Ёршика нам грозило воровство, больше всего — попытка что-то почистить. Похоже, это была его страсть — вторая, после любви к животным.

К тому времени, когда мы закончили мыть полы после нежданных гостей, уже стемнело. Ёршик крепко спал, Зи твердо решила не беспокоить брата. Мы сдвинули вместе две кресла, и Гортензия устроилась в них.

Как же давно я не читала на ночь молитву… Последний раз, наверное, когда заболел отец.

— Сущее, помоги скорее отыскать артефакт. Пусть нецелый, пусть неактивный, он все еще где-то далеко от надежных хранилищ Института Магии, и грозит городу неизвестно чем.

Прошу, сотвори для нас что-то хорошее!

— Аль, ты спишь?

Замечательный, если подумать вопрос, почти философский. Что ни скажи, все равно получается ложь.

Но Зи, судя по лицу, философия не волновала, она имела в виду что-то конкретное.

— Не забыла, что завтра в книжном "Вилемс & Вилемс" дама Карнеола Миллер представляет свой новый роман?

Боги, конечно, забыла! После событий такого дня — неудивительно. Как хорошо, когда рядом — подруга, которая смотрит на все чуть проще и находит силы не унывать даже в самой паршивой ситуации.

* * *

Как ни старались, все-таки мы опоздали: несчастье по имени Ёршик, не найдя ни ложек, ни сковородок, добралось до плиты. Итог: грязная плита, грязная кухня, грязные бинты на мальчишке… С катастрофой мы справились, но время было упущено. Когда мы проскользнули в переполненный зал, там не осталось ни свободных стульев, ни приличных стоячих мест.

Любимая писательница тем временем уже читала отрывок из новой книги.

У нее был прекрасно поставленный голос: глубокий и звучный, слышный всем, даже в самых неприспособленных залах. Увы, сегодня, похоже, с аудиторией особенно не повезло: едва можно было расслышать одно слово из десяти. Невезучие опоздавшие вроде нас больше сплетничали, чем слушали. Я уже хотела шепотом рявкнуть на них, но одна фраза заставила передумать.

— …потеряла на приеме сознание. Да-да, у посла Лазурного княжества. В газетах об этом нет ничего, но мне рассказывали. И сегодня — такая бледная. Вы заметили, как она похудела? Голос совсем слабый, бедняжка…

"Что болтают эти глупые курицы?! Это не голос слабый, это они слишком громкие! Дама Миллер всегда была изящной и стройной, если кому-то это кажется чересчур, пусть просто не смотрится в зеркало!"

Но зерна сомнения уже были брошены.

Наконец настало время самых целеустремленных и точно не самых умных фанатов: время просить автограф. Еще недавно я бы толкалась в этой толпе, даже отдаленно не похожей на очередь. С годами понимаешь: пообщаться с тем, чье мнение для тебя бесценно — вот истинное удовольствие. Спросить без обиняков "Как вы себя чувствуете?", разумеется, — грубость, но можно ведь обойтись наводящими вопросами, потом уточню симптомы у той же госпожи Шуэтт, например.

Плану мешало единственное "но", и оно состояло из множества идиотов.

— М-да, просто так к ней не подберешься… — задумчиво протянула Гортензия. — Но у меня есть идея, — она улыбнулась, и улыбка вышла очень коварная, — Будь готова к рывку, — велела Зи, а потом пошарила в сумочке и достала…

"О, боги!"

— Какая гадость!

— Ага! Я тоже постоянно говорю Ёршику, чтобы не возился с жуками. Нашла у него в кармане — до того, как туда добрался инспектор. Не беспокойся, — поспешила добавить она, заметив выражение моего лица. — Это не улика, у брата всегда их полно. Хотела выбросить, но… вот, пригодился!

Зи исполнила поистине акробатически трюк, ввинтившись в толпу, а затем громко спросила, не обращаясь к кому-то конкретному:

— Ой, какая прелесть у вас на плече! Скажите, это — брошечка или питомец?

Ответом был предсказуемый визг, сквозь который я едва различила команду подруги:

— Сейчас!

— Мы с вечера занимали! А вас тут вообще не стояло! — с этими возгласами подруга прорвалась-таки к возвышению, где сидела писательница. Та окинула нас заинтересованным взглядом и усмехнулась:

— Неплохой трюк, уважаю находчивых. Где ваши экземпляры романа? Давайте, я подпишу.

— Ммм… — Зи замялась — книг у нас не было вовсе — а потом подтолкнула меня вперед:

— Думаю, она хочет вас что-то спросить.

Я хотела, но подходящих слов не было. Глупые сплетницы оказались правы. Длинное узкое лицо дамы Миллер осунулось, черты истончились, пудра с румянами не скрывали бледность, как и круги под глазами. Она действительно выглядела больной.

— Ладно, давай, лучше я! — снова выступила вперед Гортензия, ловко отпихивая напирающих сзади фанаток.

"Она тоже заметила?.. Ох, нет! С дипломатией Зи не дружит, и сейчас точно брякнет что-нибудь лишнее!"

— В общем, так! — решительно начала Гортензия. — Вот она, — кивок в мою сторону. — то есть, моя подруга, пришла к нам в гости и нашла эту ужасную военную шкатулку четвертого номера, а потом приехали маги и тот высокий инспектор из ваших романов, ну, то есть, не он, а его прототип. и тут мой братец хватает шкатулку, убегает, получает от местной банды по полной программе, шкатулка пропала, город под угрозой, скажите, пожалуйста, как нам всех спасти?

Зи даже отдаленно не так глупа, как можно было подумать, выслушав эту историю. Мне хотелось поаплодировать: она озадачила даму Миллер уровнем опасности, дала понять, что без нее мы не справимся, и упомянула Тервюрена. Но при этом не сказала ничего путного. Или я совсем ничего не смыслю в людях, или…

— А это интересно… — задумчиво протянула писательница. — Давайте продолжим разговор в моем экипаже.

Не обращая внимание на стоны разочарованных поклонников, она направилась к выходу.

— Зи, ты просто чудо!

— Ага, я догадывалась!

* * *

Если бы не обстоятельства, я бы сидела и любовалась экипажем. Даму Миллер стиль окружал абсолютно во всем. Даже светильники были произведением искусства: ветви с цветами и листьями, причудливые, но не вычурные. От обивки исходил тонкий аромат парфюма, в нем тоже переплетались травы и легкие нотки цветов. Пришлось дать себе мысленного пинка и вернуться с небес на землю.

— Итак? — она достала блокнот — почти как у Тервюрена, но, разумеется, не такой потрепанный и замызганный. — Начните буквально со входной двери и не упускайте ни единой детали.

О, да. Такие детали не забыть, даже если захочешь. Хотя метатель кирпичей и его выражения остались не помянуты. Впрочем, людьми — кроме семьи Гортензии — дама Миллер не интересовалась, она снова и снова просила описать квартиру Гортензии во всех деталях, потом закрыла блокнот и откинулась на спинку сиденья.

— Что вы скажете? — взволнованно воскликнула Зи.

— Я скажу, — улыбнулась дама Карнеола Миллер, — что вы храбрые девушки. Но не очень умные. На вашем месте я бы поискала вторую часть артефакта.

Услышать от своего кумира, что ты — неумная было хуже, чем получить пощечину. Пока, стараясь остаться незамеченной, я вытирала глаза, Зи что-то бормотала под нос, и вдруг подскочила, да так, что ударилась о потолок:

— Лука! Вот засранка! Ой… — она смущенно посмотрела на даму Миллер. Та усмехнулась:

— Младшая сестричка не слишком послушна?

— Просто сущее наказание, хоть и талантливое!

Дама Миллер вздохнула:

— Понимаю. Но со старшими сестрами тоже не всегда просто.

Желания хныкать как ни бывало:

"О чем она? У нее нет сестер. Неужели она только что случайно поделилась новым сюжетом?"

— Аль, очнись! — Зи дернула меня за рукав. — Как думаешь, наша горе-художница могла…

"Ну, конечно! Какая же я идиотка!!!"

— Феи! — хором сказали мы, посмотрев друг на друга.

Дама Миллер приподняла бровь:

— Теперь я ничего не понимаю. Но вижу, вы отыскали разгадку. Напомните, где ваш дом? — записав адрес, она покачала головой:

— Только сейчас поняла, как редко мои персонажи бывали на правом берегу. Это несправедливо.

— Ничего страшного! — воскликнула Зи, прямо-таки светясь от гордости. — Вы напишете еще много книг! И про наш правый берег — тоже.

Возможно, я видела лишь то, что хотела видеть? Нет, не думаю, что ошиблась: после нашего разговора писательнице стало лучше. Румянец точно был настоящий.

* * *

И снова мы — в экипаже, и снова не доехали до дома Гортензии, но в этот раз — лишь чуть-чуть. Экипажи останавливал констебль, ограждение дальше по улице — щиты ярко-синего цвета — нельзя было спутать ни с чем.

Синий цвет — работают маги-ликвидаторы.

— Боги! — Зи всплеснула руками. — Теперь-то в чем дело?!

Бестолковой толпы обывателей в тот раз не было, лишь немногие зеваки — неподалеку от огражения. От группки жаждущих новостей тут же отделилась светловолосая фигурка и поспешила к нам.

— Мила отвела ма и младших в забегаловку на Песенной улице, — Лука мотнула головой куда-то в сторону. — Они — кивок в сторону синих щитов. — говорят: тут делов на полчаса, потом можно домой, будет безопасно. Здравствуйте, тетенька, — добавила она холодно, всем своим видом давая понять: "Я помню, кто меня обобрал!"

"Я тоже помню, поверь. С меня — этюдник, это как минимум"

— Вот, держи. Купи им и себе что-нибудь, — Зи вручила сестре купюру, та посветлела лицом и убежала. — Теперь не увяжется за нами, — обяснила Гортензия приступ щедрости. — Думаешь, маги сообразили?

Был только один способ выяснить, и этого способа все равно что не было: за ограждение нас не пустят.

— Идем, — окликнула меня Зи. — Я здесь выросла. Чтобы я — да не пробралась мимо пойнтеров?

Разумеется, я знала: в старых домах, что стоят вплотную друг к другу, чердаки нередко соединены. Чего я не знала — какая там грязь и пылища. Когда в романе детектив преследует на чердаке преступника, у него почему-то не виснет на ушах паутина. Да и балки ему попадаются сплошь надежные, не хлипкий ужас, как нам. А еще детектив — всегда в брюках. Сползти по пожарной лестнице в юбке — достижение, после которого должны брать в полицию без экзаменов!

Увы, совсем близко к дому Зи по чердакам мы не подобрались, пришлось выйти наружу. Но зато мы проникли за ограждение. Ай да мы!

— Опять вы! Барышня Ронда, барышня Горшковиц, это уже дурная традиция какая-то!

Зи пискнула и попыталась сбежать, но констебль Янсон преградил ей дорогу.

* * *

В этот раз он не выглядел дружелюбным, как во время совместного чаепития. Нужно было спасать подругу.

— Крышка! То есть, рамка! — выпалила я, оттеснив Гортензию за спину.

"Ага, вот теперь констебль озадачен. Кажется, даже готов сменить гнев на милость."

— Сами сообразили?

Это было почти обидно. Я не преминула отыграться:

— Сами. Но, раз уж вы спрашиваете, с логическими рассуждениями нам помогла Карнеола Миллер! Ах, да, для вас она, кажется не авторитет?

Констебль Янсон вздохнул и покачал головой:

— Барышня Авла, вы никогда не задумывались, от кого она узнала все тонкости детективного дела? Разумеется, инспектор давно понял, что часть шкатулки осталась в доме. Ее пропустили. потому что артефакт неактивен. Обидчиков вашего брата, — он кивнул Зи. — поймали. Как раз сейчас обе части шкатулки готовятся совместить, опечатать и вывезти. Ладно, идемте скорей за вторые щиты. Раз уж вы здесь, сможете увидеть, как все закончится.

* * *

Вторые щиты — это вам не крашеные доски обычного заграждения. Освинцованные, покрытые рунами, высотой в человеческий рост, снабжены бойницами — настоящая передвижная крепость. За этим периметром маги работают только в специальных костюмах.

Трое таких магов — гибкие доспехи и шлемы сияют защитными символами — стояли рядом со щитами, четвертый как раз спустился по лестнице. Бережно, словно тончайший хрусталь, он держал в руке деревянную рамку от детской картинки. Другой маг шагнул к нему и протянул на ладони шкатулку.

— Что делает этот олух?! — гневно воскликнул голос, показавшийся мне знакомым. Ах, да. На такой серьезной операции глава Института Магии должен присутствовать лично. Разумеется, я знала его, они с отцом тесно сотрудничали, когда дело касалось артефактов третьего и четвертого уровня. Вот только господин декан был теоретик, а мой отец — практик, пока теоретики листают пыльные фолианты, практики-подмастерья рискуют жизнью. У меня не было ни единой причины симпатизировать де Стеррэ. И плевать, что выбор Карнеолы Миллер популярен у дам по сей день. Не люблю пухлых, рыжих и скользких.

Маг, забравший обе части артефакта, тем временем совместил их — кажется, все шло, как задумано. Затем он снова открыл шкатулку, и стал нажимать символы на ее сторонах. Остальные трое магов промедлили две или три секунды, прежде чем бросились к нему, но этого оказалось достаточно.

Людей просто втянуло в шкатулку, как дым.


Все еще держа артефакт на ладони, маг снял шлем. Совсем молодой и очень испуганный, он оглядывался по сторонам. казалось, высматривая кого-то. Или что-то. Что-то ужасное, что прячется у него за спиной. Вот только там было пусто.

— Я… не хочу, — выдавил он сквозь зубы. — Не хочу это делать. Они… приказали.

Шкатулка упала на землю. Рядом за ней рухнул маг с арбалетным болтом в глазу. Зи жалобно вскрикнула. Обернувшись, я поняла, почему ей так плохо: ее шокировал не труп, не артефакт — Ларс с арбалетом. Его действия было понятны, оправданы, и все-таки — вызывали ужас. Такова она — работа "ищейки магов": останавливать зло любой ценой.

И что самое ужасное, убийство оказалось бесполезно: шкатулка по-прежнему оставалась активна. Мертвое тело сплющилось, странно искривилось, словно бумажный лист, и втянулось в нее.

Либо поговорка "У страха глаза велики" — это обо мне, либо проклятая шкатулка только что увеличилась в размерах.

* * *

— Дайте костюм! — приказал де Стеррэ и через несколько мгновений ушел за щиты. Шлем он держал под мышкой.

"Какие мы храбрые! Хотя, о чем я. Очевидно же, что стандартная защита здесь была лишь для протокола. Мог вообще не выпендриваться. И что теперь делать — бежать прочь с истошными воплями?!"

Кому — как, а мне этого хотелось ужасно. Судя по лицу Зи — ей тоже. Вот только смысла в это, увы, не было.

Наверное, я чудовищно легкомысленная. Какая-то моя часть просто не желала признавать, что все мы умрем в любую секунду.

В шкатулку за это время втянулось несколько камней, потом — улетела ограда клумбы. Противно скрежеща, из земли вывернулась скамейка и отправилась следом. Артефакт становился все больше.


Высокий темноволосый мужчина в длинном пальто присоединился к де Стеррэ. Тот рявкнул, почти сорвавшись на визг:

— Какого черта ты делаешь?

Инспектор Тервюрен выплюнул зубочистку и проследил за ее полетом в небытие.

— То же, что ты, дружище.

— Это не твоя компетенция, так что будь добр — не мешай мне!

— А ты не звезди, — это было сказано негромко, но очень весомо. Не смотря на весь ужас ситуации, я хихикнула. Кажется, приближалась истерика.

Их план был очевиден: кто-то должен войти и закрыть артефакт изнутри. Кто-то, несущий за все ответственность. Кто-то, подходящий для этого — не живой, и не мертвый.

Ларс скрипнул зубами, и я с вновь накатившим ужасом поняла, кто поможет храброму инспектору вплотить его план. Гортензия тихо заплакала.

"Милосердное Сущее, пожалуйста, помоги…"

— Эй, куда! Дамочка, мне плевать, что вы — почетный констебль и прочее. Нельзя, говорю!..

— Олли? Ты-то что здесь забыла?! — вот теперь даже невозмутимый инспектор был явно взволнован. Де Стеррэ просто вытаращил глаза. Ларс вдруг шагнул ближе ко мне, коснулся моих запястий…

— Констебль, что вы себе позволяете?!

— Не позволяю вам, барышня Ронда, совершить очередную глупость. Я прям вижу, как вы бросились их выручать. Сделайте одолжение — подержите подругу: у меня только одна пара наручников.

"Как он может быть таким… таким… хладнокровным?! Совсем как его босс!"

Тем не менее, я подчинилась, схватив Гортензию за руки — очень вовремя. Она явно хотела бежать и разыскивать близких.

Инспектор попытался остановить незваную гостью, но она ловко от него ускользнула. Подобрала с земли крышку шкатулки:

— Как знала, что вам пригодится моя помощь.

— Карнеола, не делай глупостей! — это наконец очнулся господин ректор.

— Месяц, Флориан. Целители дали мне месяц самое большее — два, — она повернулась к щитам. — Что-то мне подсказывает: две храбрые и умные девушки слышат меня. Помните, мои дорогие: истина стоит того, чтобы за нее бороться.

Карнеола Миллер шагнула внутрь артефакта. Ларс повалил нас с Гортензией на землю, закрывая собой…

* * *

Ничего не взорвалось. Не прогремел гром, не сверкнула молния. Даже простенькой вспышки не было. Артефакт исчез без следа, а вместе с ним — человек, который был мне дорог почти как родители.

— Аль, миленькая, очнись! — Зи трясла меня за плечи. Ее голос доносился издалека, словно она тоже ушла в какой-то другой мир. Кто-то что-то делал с моими руками, потом сказал: "Мне очень жаль, барышня Авла! Правда!" Гортензия обняла меня и потянула за собой:

— Кажется, я знаю, что может тебя утешить.

"Вряд ли. Но спасибо, что пытаешься. Ты — настоящий друг!"

Ликвидаторы снимали костюмы, загружали щиты в фургоны. Зи подошла к ним и вежливо кашлянула.

— Молодой человек, извините…

Никакой реакции.

— Молодой человек! — повысила она голос. — Да-да, вы, симпатичный, я к вам обращаюсь!

Повернулись четверо. Гортензия выбрала мага без прыщей и очков, проникновенно взглянула ему в лицо:

— Не объясните мне кое-что? Эта дама, которая тут пропала, она ведь точно вернется? — и подарила магу самую сногсшибательную из своих улыбок.

Молодой маг без очков и прыщей, зато со скобками на зубах, просиял. С энтузиазмом он принялся объяснять Зи теории струн, клавиш и прочее, что звучало, как полная галиматья. Зи кивала, делала большие глаза, восклицая "Надо же!", "Вы подумайте!" и "С ума сойти!"

Я вдруг поняла, что тоже улыбаюсь. На душе действительно стало легче.

Нужно верить в лучшее. Если все пойдет так, как надо, однажды Королева Детектива появится снова.

Может быть, в нашем мире, может быть — в каком-то другом.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник