Не искавшие приключений

Глава 1. Гувернантка и нелюдь. Часть 1

Ночь сияла тысячами огней. Звезды могли скрыться за тучи и больше не показываться — у них не было ни шанса против множества свечей в хрустальных люстрах, факелов и блестящих драгоценностей. Гости все прибывали. Cнующие туда-сюда лакеи едва успевали подхватывать на руки нарядных дам, дабы отнести их из карет в особняк: нежданный дождь оставил скверный подарок — лужи, губительные для шелковых бальных туфелек. Впрочем, даже в этом неунывающие хозяева и гости нашли повод для шуток.

Другим поводом для шуток и сплетен был особняк напротив — старинное здание, почти проигравшее битву со временем, но все еще величественное. За его окнами царила непроглядная тьма, как будто сама сущность света в панике сбежала к соседям через улицу.

— Знаете, кто там живет? — юная особа, чье совершеннолетие праздновали, сделала эффектную паузу. Прочие собравшиеся на балконе, все как один — мужского пола, изобразили глубокий интерес.

— Там живет тролль, — понизив голос, сказала девушка. — Тот самый, о котором писали в газетах. Тролль-торговец, от которого сбежала жена. Только она не сбежала! Я думаю, что… — еще одна пауза, широко распахнутые глаза, дабы изобразить запредельный ужас, — он ее съел!

Гости оживились и принялись строить версии случившегося. Досталось и торговцу, и его жене, и всем прочим троллям заодно. Кто-то особенно бесшабашный предложил пробраться в Зловещий Дом и все разузнать. Но тут объявили первый танец, и план дерзкой вылазки был позабыт ради более важных вещей.

Гремела музыка.

Кружились беззаботные пары, сверкая тиарами, золотым шитьем и счастливыми улыбками.

В темноте зловещего дома, скорчившись на камнях, плакал ребенок

Город Бергюз не спит никогда. Как может беззаботно уснуть столица, к тому же — порт, морской и речной? Не спят доки и склады, фабрики и мастерские. Не дремлют романтики темных переулков: уснешь тут, когда на складах и в мастерских столько интересного! Полиции тоже ночью не до сна — спасибо романтикам, докам, фабрикам и всем остальным.

Благородные и богатые — вторых все чаще путают с первыми — жители Холмов тоже частенько не спят — по особой причине. Ночь в Холмах — время поддержать статус, потратив деньги так, чтобы соседи кусали локти от зависти. Чем особняк ближе к вершине холма и социальной лестницы, тем роскошнее должен быть бал. И, разумеется, фейерверки — контрольный выстрел соседям в голову. Или куда долетит. Неудивительно, что у Холмов своя собственная пожарная часть: виртуозы, обученные тушить карнавальные костюмы на развеселых гостях и не портить при этом мебель. В прежние времена, до введения Палаты эрлов, даже полиция у Холмов была собственная. Впрочем, пара законов мало что изменила: констебли могут сколько угодно патрулировать эти улицы, но в их рапортах не будет ничего. Буквально — никаких инцидентов. Ни-ког-да. То, что происходит в Холмах, остается в Холмах.

Откуда я это знаю? Мой кузен Маттиас — констебль. В ранней юности он мечтал стать моряком, вопреки желанию отца — без пяти минут главы Гильдии Часовщиков. Мечте не суждено было сбыться: с амулетами от морской болезни людей пускают на корабль только в качестве пассажиров, и то — ненадолго. Повзрослевший Мэтти, опять-таки — вопреки воле отца, выбрал другую мужественную профессию с формой, оружием и риском, но без нужды блевать каждые пять минут. Раскаивался Мэтти потом, или нет, не знаю, но выбрать третью профессию не успел: скончался его отец, нужны были деньги. И неожиданно Мэтти повезло: респектабельная внешность, хорошие манеры и чье-то вовремя замолвленное словечко открыли кузену путь в Холмы. Больше тетушке Леттии не нужно было молиться в Храме Всех Богов за жизнь сына, ведь всем известно, что Холмы — эталон покоя и благополучия.

Теперь она тратит энергию на меня: с тех пор, как умерли родители, тетушка и Мэтти — мои единственные родственники. Ситуация, как все в подлунном мире, подчиняется правилу маятника: у меня есть близкие люди, и это прекрасно, тетушка Леттия верит, что ее долг — выпихнуть меня замуж, и это — кошмар. Еще есть упрощенная версия кошмара — не замуж, так в компаньонки к богатой старухе. К обсуждению одного из двух способов испортить мне жизнь сводится каждый мой визит. Я уже угадываю с порога: вопрос, останусь ли я на обед, в переводе с тетушкиного языка — "на горизонте подходящий вдовец". Чашечка чая с бисквитом означает, что кому-то понадобилась девочка на побегушках — приносить книжку-шаль-собачку-трость.

Да, я непримечательна внешне — от красавицы-мамы достался лишь небольшой рост и темные волосы — зато черты характера получила от родителей лучшие. А если тетушка не считает достоинствами девицы упорство и независимость… вежливо промолчу. В конце концов, такт и терпимость в списке моих достоинств тоже есть — ближе к концу.

— Огромное вам спасибо, что побеспокоились, но — нет, — я сделала глоток остывшего чая. К печенью не притронулась: всегда чувствую себя немного виноватой, ведь тетушка искренне верит, что делает мне добро.

— Боги мои, Авла! — она всплеснула руками, едва не опрокинув чашку.

"Расстроилась всерьез, если не сказать хуже." — машинально отметила я. — "Пора придумывать повод для бегства."

— Тебе не угодишь! — раздраженно воскликнула тетушка. — То дама слишком стара, то слишком зла, то слишком бедна. Но госпожа Казус — вовсе не старая и очень богатая: каждую зиму проводит на курортах Лазурного Княжества! К тому же — добрейшая душа, попечитель трех закрытых школ для девочек. Вы с ней — почти коллеги!

— Ммм… — повод наконец-то был придуман, хоть и глупейший. Оставалось быстренько сообщить его, а после добраться до пальто и шляпки, прежде чем тетушка перейдет в контратаку. — А еще госпожа Казус категорически против совместного обучения детей разных рас. Дай ей волю — вернет нас лет эдак на пятьсот назад. Слышала о ней еще в колледже — тип "шовинистка классическая". Кстати, я тут вспомнила об одном важном…

Стук в дверь спас меня от позорного вранья: старенькая служанка — горничная и кухарка в одном лице — принесла письмо. Скользнув взглядом по строчкам, тетушка помрачнела.

— Захворала моя подруга. Похоже, дела плохи, — она тяжело вздохнула и поднялась из-за стола:

— Я поеду к ней и, скорее всего, останусь на ночь. Авла, дорогая, ты ведь не откажешься по пути домой отнести Мэтти записку?

Разумеется, я была готова немедленно отнести кузену записку, посылку, мешок кирпичей, что угодно — лишь бы подальше от тетушки с ее заботой.

Улица встретила меня визитной карточкой ранней весны — дождем и холодным ветром. Прохожие спасались от него за поднятыми воротниками и зонтами, то и дело шарахаясь от брызг из-под колес экипажей. Я тоже открыла зонт — большой и черный, когда-то принадлежавший отцу. Пусть он не дамский и немодный, зато успокаивающе-надежный: вывернуть его спицы под силу только урагану.

Спрятавшись таким образом от дождя и большей части дорожной грязи, я отправилась разыскивать кузена — пешком, разумеется. Клянчить у тетушки деньги на экипаж, даже в плохую погоду, — не в моих привычках. Да и было бы из-за чего огорчаться, ведь от Искусных Ремесленников до Холмов совсем недалеко.

Я шла, исполняя па из балета несчастных пешеходов: "прыгнуть через лужу — шарахнуться от брызг — прыгнуть — шарахнуться — прыгнуть — шарахнуться — ой, навоз! — обойти — прыгнуть", и потихоньку моя дорога поднималась все выше. Чем ближе к Холмам, тем чище становился тротуар и деликатнее возницы. Забыв о балете, я глубже и глубже погружалась в свои мысли.

Когда-то, до смерти отца, фактически — в прошлой жизни, я уже бывала в Холмах. Не думаю, что хоть одна из моих высокородных сокурсниц из педагогического колледжа стала или станет учителем. Среди них это было всего лишь модное веяние, как до того — повальное увлечение дрессировкой магических жаб. Но, так или иначе, у меня появился шанс рассмотреть Холмы поближе и я приняла несколько приглашений в гости. Жалею ли я, что не живу, как они? Ложью будет сказать, что не жалею совсем, особенно в день оплаты счетов за квартиру. Зато у меня есть хоть какая-то свобода. Точнее — свобода минус тетушка минус деньги, но это не так уж и страшно. У сокурсниц свободы нет вовсе. Тот, кто родился в Холмах, остается в Холмах. В крайнем случае — перебирается в Холмы какого-нибудь другого города.

Ой. Иногда я погружаюсь в свои мысли слишком глубоко — есть у меня такая неудобная черта. Обычно все заканчивается хорошо, но не обязательно.

На этот раз из воспоминаний меня выдернули буквально за шкирку. И очень вовремя — я уже убрела на проезжую часть. В мое персональное одиночество под зонтом вторглась сердитая физиономия. Пришлось вернуться в реальность и попытаться узнать спасителя. Увы, не получилось, зато спаситель вдруг узнал меня и сменил гнев на милость:

— Барышня Авла? Я — Руфус, друг вашего кузена. Помните прошлогодний зимний бал?

Бал я помнила. Руфуса не помнила ни на йоту, но огорчать его не хотелось, и я кивнула. Спаситель галантно предложил опереться о его руку. "Тоже мне — полиция, делать вам больше нечего," — подумала я. "Благодарю вас, вы очень любезны," — эта версия прозвучала вслух, и вскоре кузен уже читал записку.

— Ветер усиливается, барышня Авла. Позволите сопроводить вас домой? — все так же галантно спросил Руфус. — Моя смена окончена.

Погода и в самом деле ухудшилась, к тому же вечерело. Фонарщики уже вышли на работу, зажигая гордость Холмов — газовые фонари, о которых менее состоятельные жители города могли только мечтать, довольствуясь масляными. Я почти решилась ответить "Буду очень признательна", но тут заметила краем глаза, как Мэтти сигнализирует приятелю: кивает, подмигивает, только что флагом не машет. Кузен в роли свахи? Это уж слишком!

— Право, не стоит беспокоиться, — ответила я с милой улыбкой. — Еще совсем рано, а вам после смены следует отдохнуть. Ах… — я не слишком естественно уронила зонтик, и, пока Руфус поднимал его, успела состроить кузену зверскую рожу.

На этом мы и расстались. Я отправилась вниз по улице, с каждой минутой ускоряя шаг. Не потому что боялась чего-то — просто двигаться иначе не позволяла погода: ветер тащил зонт вперед, а дождь хлестал по спине. Перспектива поголодать денька три, но добраться домой в экипаже больше не казалась скверной.

И тут я услышала плач. Плач маленького ребенка, достаточно громкий, чтоб различить за его шумом дождя и ветра. Это были не капризные вопли типа "ха-а-ачу пони и шокола-а-адку" — так плачут от боли и горя. Звуки доносились из дома, от одного вида которого автор мистических романов восторженно разрыдался бы, а торговец недвижимостью — просто повесился.

"Где же наша доблестная полиция, когда она так нужна?!"

Преподаватели в колледже часто пеняли мне, что в подобных случаях я сначала действую, а думаю после. Я же неизменно просила их порадоваться: в кои-то веки я не сижу над проблемой часами, когда прочие уже все сделали, сдали и пошли домой.

Другими словами, я закрыла зонт и полезла через забор.

Каменная ограда была столь же изъедена временем, как и особняк за ней — карабкаться оказалось легко, слезать — тоже. "Вот вам и благополучные Холмы!" — пробормотала я, выбираясь с видавшего виды газона на раскисшую дорожку. — "Над кем-то издеваются, кто к кому-то вламывается…" Снова открыв зонт, я прокралась вдоль стены до угла. Плач стал громче, вдобавок, ребенок, кажется, подавился. Осторожно заглянув за угол, едва не присвистнула от удивления: вот это оранжерея! Видала я разные, но чтобы больше дома? Плач, кашель и сердитые голоса доносились через распахнутую стеклянную дверь.

— Что ж… — сказала я Мирозданию и шагнула вперед, твердо решив во всем разобраться. Кажется, именно в эту секунду у Мироздания прорезалось чувство юмора. Довольно странное, надо сказать: и без того сильный ветер вдруг стал штормовым.

— Мама!!!

Наконец я узнала, насколько отцовский зонт прочный.

Те, кто был в оранжерее, удивились не меньше меня, когда я влетела к ним на черном зонтике.

Большинство люди считает троллей уродливыми, даже страшными. Никогда не относила себя к большинству. По-моему, в данном случае слова "страшные" или "красивые" неуместны — тролли просто другие. Едва намеченная переносица, полное отсутствие ушных раковин, круглые глаза — черты скорее ящеров, чем людей, что вообще люди смыслят в красоте ящериц? А еще мы очень мало о них знаем, до сих пор, хотя живем бок о бок четвертый век.

Фактически, единственное, что известно наверняка — до Второй Магической войны подобных существ не было. Их создали в Серых Землях, и название появилось там же — из северных мифов. Для каких таинственных целей их сотворили? Не самый насущный из вопросов, оставленных нам войной. В разные времена троллей считали паразитами и уничтожали, считали полуразумными и забирали в рабство, считали интересными и пытались изучать. И вот наконец наступило если не светлое будущее, то, по крайней мере, вменяемое настоящее: люди признали троллей полноценными членами общества.

Теперь общество возмущается: "Почему эти нелюди не испытывают к нам глубокую благодарность?!" Загадка!

Один из таких "неблагодарных" членов общества направлялся ко мне. Среднего — для тролля — роста, тонкий и гибкий, со светло-серой, почти белой кожей, он был одет в элегантный костюм, щегольские туфли и перчатки, явно сшитые на заказ — человеческие не подойдут тем, у кого по четыре пальца. Осанка гордая, вид состоятельный. "Похоже, я имею честь вот-вот познакомиться с хозяином дома." — мысленно вздохнула я. — "Очень сердитым хозяином."

По мере того, как разгневанный хозяин приближался, я замечала новые детали. Лацканы пиджака и модный галстук с бриллиантовой булавкой были испачканы чем-то белым. Эээ… Каша? Манная? Нет, судя по скипидарному аромату, манно-кедровая. Логично, кедровые орехи — любимое лакомство троллей. Обеденный стол, из-за которого вскочил тролль, стоял на поляне. Самой настоящей лесной поляне, окруженной елками и разными мелколиственными деревцами. За столом стояли три стула, один — хозяина дома, второй пустовал, на третьем сидел троллий малыш в штанишках с лямками, зареванный и перемазанный кашей. Похоже, мой прилет произвел на него впечатление: ребенок все еще хлюпал носом, но рыдать перестал.

В такие минуты я с неизменной теплотой вспоминаю свою преподавательницу поведения — госпожу Цинтию Викс. Не путать с этикетом: предмет науки о поведении — типы личностей, их реакция на различные ситуации и тому подобное.

Итак, что мы имеем? Тролль-мужчина, не пожалевший костюма, чтоб накормить малыша. Ребенок, который не хочет есть. Он не привязан к стулу, так что каша — не пытка или наказание. Малыш не толстый, а каша пахнет съедобно даже по человеческим меркам. Ребенок выглядит подавленным, а не капризным. Очевидно, проблема гораздо глубже, чем на первый взгляд.

— Вы неправильно кормите! — выпалила я, прежде чем тролль что-то сказал или сделал. Еще поклон госпоже Викс: огорошьте собеседника, и он от удивления станет менее опасен.

Круглые темные глаза тролля сузились. Определенно, он был не их тех, кто кланяется людям, просто потому что они — люди. Его реплика оказалась предсказуема до уныния:

— Кто вы такая, чтобы указывать мне в моем доме…

На этом троллю пришлось захлопнуть рот, потому что я с громким щелчком закрыла зонтик, обрызгав нас обоих.

— Позвольте представиться: Авлониа Ронда, три года училась на преподавателя-гувернера в бергюзском педагогическом колледже. Без диплома.

Последние слова дались с трудом. Закончить учебу я не смогла: когда заболел отец, все средства, естественно, пошли на лечение. Я ни единой секунды не думала, что может быть как-то иначе. Вот только лечение не помогло.

— От гувернанток нам никакой пользы, вы опоздали, — широкий тонкогубый рот тролля брезгливо скривился.

— А я не по объявлению — просто пролетала мимо! — на конкурсе глупых отговорок мне полагался первый приз, но хозяин дома явно был сбит с толку. Впрочем, сдавать позиции он не собирался.

— Ваше счастье, что пролетали, — уже скорее насмешливо, чем сердито бросил тролль, обошел меня и поманил за собой. Остановившись на пороге, он ткнул носком туфли в жухлую траву за дверью.

— Й!.. — меня даже на возглас "Мама!" не хватило при виде десятидюймовых лезвий, взметнувшихся из травы. Тролль топнул снова, и лезвия скрылись.

Теперь была моя очередь отвоевывать позиции:

— Не стану спрашивать, осознаете ли вы, как эта, гм, охранная система опасна для ребенка. Перейдем к делу: кто из членов семьи кормил его прежде?

В колледже за подобные "выстрелы наугад" ставили двойки, но я была уверена, что права. Потеряв близких, начинаешь замечать других таких же бедолаг.

— Похоже, барышня Ронда, вы совсем не читаете газеты, — в этих словах уже не было злости или сарказма — только усталость. Газеты я просматривала регулярно, но искала вакансии, а не жареные новости, поэтому просто пожала плечами.

— Олгот из'Эхэ, — чуть помедлив, представился хозяин дома. Челюсти троллей справляются не со всеми звуками ландрийского языка, и "Олгот" прозвучало почти как "Олгоф". — Тот самый тролль, от которого сбежала жена, — добавил он и горько усмехнулся.

— Соболезную! — энергично кивнула я и обернулась к столу. — Надеюсь, каша еще не совсем остыла?

Каши в тарелке не осталось, зато вокруг ее было в избытке: на столе, на ребенке, на деревьях и в траве под столом — к великой радости зверя, похожего на помесь хорька с барсуком. Маленький тролль смотрел на зверька и уже совсем не хлюпал носом.

— Мой сын Тууфи. Тууфи, поздоровайся, это госпожа Ронда! — велел тролль мальчику. Тот неохотно оторвал взгляд от зверька.

— Няня Авла, — уточнила я, осознав, что для тролля мое имя и фамилия — фонетический кошмар.

— А'ла, — повторил малыш. Он разглядывал меня с неприязнью.

"Похоже", — мрачно констатировала я, — "предыдущие гувернантки наломали таких дров, что у чокнутой летающей няни почти нет шансов."

Олгот дернул березу за ветку. Вдалеке прозвенел колокольчик, и меньше чем через минуту к нам по тропинке уже спешил еще один тролль — женщина, cудя по одежде: строгому платью и белому фартуку. В руках у нее была тарелка и полотенце. Она явно не ожидала увидеть посторонних — даже споткнулась. Но сразу опомнилась, поставила тарелку перед мальчиком и взялась было за полотенце.

— Благодарю вас, дальше мы сами! — предупреждающе вскинула я руку. Женщина вопросительно глянула на хозяина дома, кивнула и ушла. Тууфи уставился на кашу с плохо скрываемой ненавистью. Губы его предательски задрожали. Я сняла перчатки, пальто, развернула полотенце и заправила за воротник платья, резонно рассудив, что остальных спасать поздно.

В колледже Цинтию Викс звали и зовут по сей день — за глаза, разумеется — госпожа Циник.

— Хотите сделать кого-то несчастным? Отнимите то, что ему нужно.

Хотите кого-то заинтересовать? Отнимите то, что ему не нужно.

Ложка с кашей медленно приближалась к губам малыша, но в последний миг резко свернула влево и остановилась перед физиономией господина Олгота. Тот вытаращил глаза — забавная гримаса для тролля, но все же подыграл мне и проглотил кашу. Даже причмокнул для убедительности. Вторая ложка, проделав путь к Тууфи, внезапно вернулась, и кашу съела я. Третья — Олготу. Четвертая — мне. Снова — Олготу. Снова — мне.

Подняв на мгновение взгляд, я заметила нескольких слуг, глазеющих на нас из-за деревьев, словно в театре. Кажется, кто-то делал ставки.

За очередной ложкой Тууфи потянулся, но не получил ее. Следующую проводил злым взглядом, и я точно знала, кому предназначена эта злость. Новая ложка вызвала взрыв воплей:

— Моя! Дай! Ты… Ты, крыфа!

— Кры-са, — невозмутимо поправила я малыша. — Не сжимай губы на втором слоге.

Тууфи озадаченно уставился на меня, приоткрыв рот, и каша наконец-то попала по назначению. После пятой или шестой ложки, съеденной мальчиком, за деревьями раздались аплодисменты.

— А теперь покорми папу! — строго сказала я Тууфи и вручила ложку ему.

— Если часто практиковать такой способ, вырастет чудовищный эгоист, — это я шепнула его отцу на ухо.

Домой я вернулась в личном экипаже господина Олгота из'Эхэ, На прощание кучер сердито заявил, что проиграл из-за меня звероводу недельное жалование.

— Кому-кому? — удивилась я. — Никогда прежде не слышала о такой прислуге.

— Да парню, который смотрит за живностью и оранжерее — птицы, белки и все такое, — пожал плечами кучер. — Он один за вас болел.

— Утешьтесь, будет шанс отыграться, — улыбнулась я в ответ. — Ваш хозяин предложил мне прийти завтра еще раз.

Ни к одному балу в своей жизни я не готовилась так, как ко второму визиту к троллям. Гувернанток, увы, не готовят для работы в полевых, или, в моем случае, — лесных условиях.

— Итак… — Олгот из'Эхэ наконец закрыл папку с бумагами. Я мысленно закатила глаза: ожиданием меня из колеи не выбьешь. Гувернантка без диплома давно привыкла и к такому отношению, и к худшему. По сравнению с работодателями-людьми тролль — просто мечта идиотки. Ждала, сидя в мягком кресле, заодно разглядывала кабинет — вполне обычный, в доме, а не в лесу, даже уютный. Хотя та часть дома, через которую меня провел дворецкий, жилой не выглядела: мебель — под чехлами, зеркала потускнели, окна давно не мыты. Чуть больше пыли, немного паутины, оборвать обои по углам, глядишь — через недельку заведутся привидения.

Дворецкий — отдельная история: явно измененный-радикалист, когти не спиливает, заостренные уши не бреет. Приюхивался ко мне столь беспардонно, что я твердо решила: сделает так еще раз — воспользуюсь мамиными духами. Наш консьерж от их аромата чихает по несколько минут.

"Ой. Кажется, я снова задумалась не ко времени."

— Я навел справки в колледже. Почти все преподаватели отозвались о вас очень тепло и сожалели о вашем уходе, — тролль подался вперед. — Не хотите узнать, кто отозвался иначе?

Я тоже подалась вперед — вместе с креслом и ковром, немного не рассчитала и врезалась в стол. Зачем так натирать паркет?! Еще одна ловушка, вроде той, во дворе? Тролль скривился, но промолчал.

— А. Догадываюсь. Меня в очередной раз прокляли историк и основомагичка.

— Кто-кто? — тролль озадаченно моргнул. Потом моргнул еще раз — как-то иначе. Ого! Третье веко? Жаль, что надо отвечать на вопрос, я бы понаблюдала еще.

— Основы магии, как следует из названия, это минимум "якобы знаний", — я изобразила воздушные кавычки. — о происхождении магии, ее видах, пользе и вреде. На самом деле почти весь учебник сводится к одной фразе — "Потомучтомагия!". Потомучтомагия то, потомучтомагия это, война случилась из-за магии и так далее. Каково, а? — забывшись, я вскочила с кресла. Опомнилась и плюхнулась обратно. — Не из-за негодяев, дорвавшихся до магии, нет, какое там. А в историю я просто не верю. От довоенной остались жалкие обрывки, так как большая часть носителей информации погибла. Послевоенную же столько раз переписывали, выбирая виноватого, что она и на обрывки не тянет.

— Гм, — тролль рассеянно кивнул. Кажется, от моей пламенной речи его потянуло в сон. Может быть и нет, но мимику его мне еще изучать и изучать. — Вы знаете, чем я занимаюсь? — вдруг спросил он.

— Примерно представляю, но справок не наводила. "А следовало бы!" — пнула я себя мысленно.

Тролль усмехнулся, достал из стола шкатулку, а из шкатулки — пучок чего-то, похожего на спутанные седые волосы.

— О! — я была впечатлена. — Так это вы ввозите лучший в мире материал для защиты от шума, который одно время даже считали магическим? Его еще называют… — я запнулась.

— Троллий мех, — фыркнул Олгот из'Эхэ, но было заметно, что он доволен моими познаниями.

— Вообще-то я хотела сказать — вулканическая вата. Меха, на сколько я знаю, у троллей нет, и волос тоже, но — как вам будет угодно.

— Что ж, — тролль откинулся на спинку кресла. — Мне угодно, чтобы вы учили моего сына тому, что со временем понадобится ему для ведения семейного бизнеса: читать, писать, считать. Больше — ничего. Не обольщайтесь — семь предыдущих гувернанток не смогли вбить ему в голову "один прибавить один". Кроме этого усвойте, — Олгот смотрел мне в глаза и буквально чеканил слова. Это было довольно жутко, — вы здесь, чтобы учить, а не изучать! Учить трем предметам, которые я назвал, а не тому, как тролли должны быть вечно благодарны людям! Только учить, а не играть в глупые игры и сюсюкать! И — да! Она сбежала. Нет — я ее не ел!

— Не вбили "один прибавить один"? — задумчиво повторила я. — Что ж. Будем учить.

Около часа я вешала на деревья в оранжерее карточки с цифрами. Цифры смахивали на номера домов, так что уголок троллей родины потихоньку становился похож на город. Странноватый такой город, чьи улицы прокладывали наспех, в темноте и с завязанными глазами. Тууфи ходил за мной, послушно подавая карточки, когда я просила. Из дупла в дереве номер три выглянула ушастая сова, подозрительно оглядела нас и снова спряталась. Зверь, похожий на помесь хорька с барсуком, попробовал "8" на зуб, и, кажется, одобрил.

— Долго вы намерены этим заниматься? — я не подпрыгнула, но сделала для себя заметку: "А еще тролли умеют подкрадываться". Мой работодатель стоял, величественно скрестив руки на груди. Он явно был мной недоволен.

— Так. Хо-ро-шо. Числа ваш сын знает, что-то все-таки в него вбили. Теперь усвоим понятия 'следующий" и 'предыдущий".

Понятия Тууфи усвоил на лету, а я усвоила, что бегает он чертовски быстро. Шустрый оказался ребенок. По-моему, было даже весело, хотя папа-тролль выглядел ошарашенным:

— Следу'сяя-елка, следу'сяя-береза, следу'сий-куст, следу'сее-бревно, следу'сий-папа, следу'сий-стол, следу'сяя-няня, ой, прости, няня, следу'сяя-елка, можно-мне-соку? следу'сий-куст, побежали обратно!

— А теперь, — я подошла к дереву с цифрой "1" и сделала торжественную паузу, исключительно ради Олгота, — мы узнаем, что "один прибавить один" значит — назвать следующее число. Одно дерево прибавить одно дерево, Тууфи? — кивнув в сторону цифры "2", я, признаюсь, затаила дыхание.

— Два дерева? — малыш огляделся и грустно вздохнул, словно ждал, что посчитанные деревья на радостях улетят сквозь крышу, а те его обманули.

— Это только начало! — подбодрила я Тууфи. — Два прибавить один? А бегом?

Лучше бы я этого не говорила. Чтобы объяснить вычитание единицы, пришлось нарезать вслед за учеником по оранжерее кругов двадцать. После этого я просто села в траву и слушала, как из-за деревьев доносится восторженное:

— Две белки отнять одну белку…

Хвостатое вычитаемое с жалобным писком промчалось мимо. Следом прибежал Тууфи, пугающе стремительно влез на дерево номер три и вытащил из дупла сову. Ошалевшая птица не сопротивлялась.

— Одна сова минус одна сова… — птица была засунута обратно, — ноль совы!!!

Из дупла донеслись клокочущие звуки: то ли ноль совы проклинал нас, то ли его тошнило.

— На сегодня довольно. Обедать! — Олгот снял сына с дерева, шагнул ко мне и с удивительным изяществом протянул свободную руку, помогая подняться.

Меня пригласили отобедать с семьей, точнее, Тууфи просто подпихнул мне стул с разбегу, а когда я рухнула на него, запоздало воскликнул:

— Садись, няня Ала!

К обеду подали нечто, похожее на курицу с гарниром. Еще одно достижение в копилку тролльей няни: узнать, что это были лягушки, и не поперхнуться. Тууфи клевал над тарелкой носом. Олгот снова взял сына на руки и кивком позвал меня за собой. В дальнем углу оранжереи, куда я сегодня еще не заглядывала, за искусственным ручьем и густым малинником два огромных плоских камня были установлены так, что получилось подобие шалаша. Еще один камень служил в нем полом. На камне лежала травяная подстилка, похожая на гнездо. Тууфи забрался в гнездо и моментально уснул.

— Вы не станете писать о нашей жизни научных статей и докладов, — тихо сказал тролль. — Просто запомните, что вам было позволено ее увидеть.

Наверное, надо было ответить "Благодарю вас за доверие", а я вместо этого ляпнула "Купите цветные карандаши средней твердости".

Вопреки приказу работодателя я все же стала делать кое-какие записи. Не для статей и прочего — для самой себя, чтобы понять: кто, черт возьми, я такая? Ребенок зовет меня няней, его отец считает гувернанткой. Судя по виду, место Тууфи — в песочнице, а папаша-тролль то и дело интересуется, когда мы начнем таблицу умножения. Возраст малыша — пять лет, и, похоже, оба родителя — так называемые "быстрые". Много же мне это дает.

Давным-давно люди заметили: чем темнее кожа тролля, тем дольше до него доходит сказанное. С черными разговаривать практически бесполезно, для них служат переводчиками собратья посветлее, если свободны недельку-другую. Белые же тролли соображают настолько быстро, что с ними подчас трудно общаться по другой причине: люди не всегда разбирают их речь. Веками люди делили троллей на тупых и смышленых, и однажды — ирония судьбы! — не ученый исследователь, а старый пьянчуга в трактире вдруг сделал открытие. Имя его тут же старательно потеряли, но легенда осталась. Так или иначе, этот некто взял, да и спросил самих троллей: что за дела, ребята? Ребята попытались объяснить. Люди попытались понять.

Теперь мы знаем, что разные тролли воспринимают время по-разному. Интересная информация, но как она поможет мне составить учебный план для Тууфи?.. Сходить, что ли, в колледж, озадачить основомагичку? Ее любимая "потомучтомагия" здесь точно не сработает.

Еще одна странная вещь — Олгот из'Эхэ категорически не желал нанимать меня на полный день. По правилам гувернантке полагается жить в доме воспитанника: рядом с ребенком или в крыле для прислуги — лично мне все равно. Но тролль решил, что будет оплачивать для меня экипаж, каждый день — кроме воскресенья. Время занятий — от завтрака до обеда. Занятия всегда проходят в оранжерее. Заботливый папаша всегда где-то поблизости.

К этому стоит прибавить:

ловушки вокруг оранжереи;

парочку серых гигантов, похожих на грозовые тучи в комбинезонах, если верить слугам — дворники, по словам Тууфи — "дядя Сойво и дядя Тойво", всегда бродят неподалеку от оранжереи;

и, наконец, человеконенавистнические настроения хозяина дома. Особенно ненавидит газетчиков, раструбивших по городу о бегстве его жены. Но не факт, что кухарка-тролль — надежный источник информации.

Кстати, слуг — в обычном понимании — на удивление мало. Никакой обитатель Холмов не допустит, чтобы дворецкий выполнял обязанности камердинера, а кухарка накрывала на стол, но здесь, видимо, особый случай. Кого в доме толпа, так это садовников, что, по-моему, вполне логично. Все они — тролли, и на попытку сосчитать их я сразу же махнула рукой. Слуг-людей только двое — кучер и зверовод. Уникальный вид прислуги, надо сказать, прекрасный специалист по лечению совиной истерики и вывихов у белок. В его маленьком флигеле уже побывали все лучшие друзья Тууфи, и малыш это очень ценит.

Иногда я думаю, что прочла слишком много романов дамы Карнеолы Миллер. Нельзя абсолютно во всем видеть зловещий заговор и жуткие преступления. Обычно, когда я так думаю, жизнь подкидывает мне доказательство, что романов прочитано слишком мало.

Все началось с хулиганства: Тууфи стянул со стола мое пособие по математике. Пока я его искала, маленький тролль сидел под кустом и… нет, он не рвал книжку и не закапывал ее в землю, как — я почти уверена — сделал бы любой другой ребенок. Тууфи учился. Вернее — пытался, потому что читал пока еще медленно. В тот момент, когда я утвердилась на мысли, что пособие съел гибрид хорька с барсуком, Тууфи вернулся. Книга была открыта на главе "отрицательные числа".

— Как от одного отнять два? — спросил он, склонив голову на бок. — Это, что ли, магия?

"Ну и где папаша, когда мне надо принять важное решение?!"

Подождав несколько секунд и заглянув для очистки совести за ближайшую елку, я повесила на сучок этой елки грифельную доску и принялась рисовать числовую ось. Закончив, я обнаружила, что зрителей уже двое.

"Вот же!.."

— Продолжайте, пожалуйста, — милостиво разрешил папа-тролль.

Безо всякой надежды на понимание я рассказала Тууфи то немногое, что полагается знать об отрицательных числах человеческим детям двенадцати лет от роду. Он подошел вплотную к доске, постоял в задумчивости, и обернулся ко мне.

— Один отнять два — это сетхэ ко-йо! — заявил малыш.

Настала моя очередь обернуться — к троллю-отцу за переводом наречия Серых земель, хотя я и была почти уверена, что это значит "полная чушь".

— Облачный лес, — сказал тролль. Увидел мой непонимающий взгляд и пояснил:

— Загробный мир.

— Туда ушла мама, — добавил Тууфи и потыкал пальцем в числа.

Мне захотелось, чтобы помесь хорька с барсуком действительно сожрала чертово пособие.

— Мои родители тоже там, — сказала я совершенно неожиданно для самой себя.

Вдруг оказалось, что малыш-тролль не только шустрый, но и прыгучий — в один миг он очутился у меня на руках и крепко обнял за шею. Я растерялась, даже слегка испугалась, ведь его отец ясно дал понять: "никакого сюсюкания". Взглянула на Олгота — убедиться, что все в порядке…

И тут я увидела.

Нет, не глазами, УВИДЕЛА всем своим существом. Редкий, надо сказать, для меня случай.

Все мы рождаемся с магическими способностями. Просто у кого-то их больше, а у кого-то меньше.

В моем паспорте указано:

Маг. способность: видит истину.

Уровень маг. способности (1 — 30):4,2

Что означает: я не маг, не магический подмастерье, и вообще не представляю интереса для Бергюзского Института Прикладной Магии. С другой стороны, 4,2 — это ведь не 1. Всякое случается, как говаривали мне родители, и без глаз рождаются, и без рук. Было бы из-за чего переживать, в конце концов, со времен Войны магические способности угасают у всех. Просто в моем случае правда должна быть правдой на двести процентов, тогда я ее увижу. Может быть. Одна такая правда как раз красовалась на физиономии господина Олгота из'Эхэ. Тууфи думает, что его мама умерла. Это действительно так.

А ел папа маму, или не ел — совсем другой вопрос.

Тролль понял, что выдал себя. Чтобы заметить это, никаких особых умений не требовалось, даже с плохим знанием тролльей мимики: он выглядел очень несчастным.

Мне страстно хотелось спалить пособие. И пристукнуть зверя, зато что его не сожрал.

— Завтра уроки будут как обычно? — спросила я, передавая Тууфи отцу. Тролль быстро оправился: взглянул на меня так, словно я сказала несусветную глупость и бросил в своей саркастичной манере:

— Разумеется, будут.

В тот вечер я засиделась за книгами, готовясь к занятиям, только поэтому нежданные гости не вытащили меня из постели. Около полуночи в дверь моей квартиры вдруг забарабанили:

— Барышня Ронда! Барышня Ронда, откройте!

Я с удивлением узнала голос зверовода из дома троллей. Очень взволнованный голос. Мужчина нервно переминался с ноги на ногу, комкая в руках картуз, пока я снимала с двери цепочку.

— Давайте скорее! — забывшись, он схватил меня за руку, словно я должна была ехать прямо в домашнем платье. — Несчастье, барышня Ронда. Хозяин пропал!

Рассказчик из моего спутника оказался весьма никудышный и сбивчивый. И все же за то время, пока мы ехали в Холмы, я узнала о своем хозяине больше, чем за все предыдущие месяцы работы.

— Хозяин-то раньше в конторе работал. Хозяйка смотрела за сыном, учила его и все такое, а он — хозяин, стал'быть, уезжал днем в город. А как хозяйка померла, перестал уезжать, от сынка — ни на шаг. Примет кого надо прямо у себя в кабинете, и обратно в оранжерею. Пока работает, мальчонку Сойво c Тойво караулят. Как вы появились, сразу полегче стало, раньше-то малец ревел с утра до вечера. Ясное дело — скучает по мамке. Нянька-то ни одна у нас дня не задерживалась. Ночует хозяин всегда рядом с сыночком, в оранжерее, там у них вроде как дом внутри дома… ну да чего я, вы ж сами видели. А вот сегодня вдруг подорвался и уехал куда-то, вместе с дворецким. Как в шестом часу уехали, так и нету их с тех пор. Мальчонка все спрашивал, где папа, потом Сойво уложил его спать — все кусты перемял ножищами своими, обычно-то он внутрь не заходит. А ближе к ночи малец проснулся, отца не нашел и в слезы. Так и ревет с тех пор. Тут-то я и предложил за вами съездить.

"Блестяще! Просто замечательно. Слава богам, я уже было подумала — мне предстоят поиски моего горе-нанимателя. А ведь всего этого можно было избежать, живи я в его доме! Ну, я еще выскажу ему…"

Вслух я сказала только:

— В полицию уже сообщили?

— Никакой полиции, барышня Ронда, — покачал головой зверовод. — Хозяин нам всем так сказал: чтобы я этого слова в доме не слышал! Он ужо раз позвал полицию — когда хозяйка пропала. А они ему присоветовали обратиться в газеты: мол, отзовитесь — кто видел, получите вознаграждение и все такое. Что вышло, вы, небось, знаете. О хозяйке — ни слуху, ни духу, а хозяина ославили на весь город. Жалко его, не сказать как, он хороший, хозяин-то наш, хоть и нелюдь.

Я невольно поморщилась: словом "нелюдь" троллей называли в те времена, когда они были рабами. В наши дни так говорят либо оголтелые шовинисты, либо люди недалекие, которые даже собственное имя пишут с ошибками.

Войдя в дом, я скинула пальто на руки кухарке и бросилась в оранжерею. На поляне, где мы обычно проводили занятия, сидел огромный тролль — то ли Тойво, то ли Сойво, и баюкал Тууфи. У того уже не осталось сил рыдать — ребенок скулил и мелко вздрагивал, словно раненая зверушка. Внезапно мне пришло в голову, что в таком состоянии он не захочет меня видеть, но маленький тролль безропотно позволил взять себя на руки. Тууфи обхватил меня за шею — крепко, даже дыхание перехватило, и вдруг затих, перестав скулить и трястись.

— Пойдем домой, малыш, — сказала я Тууфи и понесла его к каменному шалашу. Большой тролль брел за нами.

Под вопли перепуганных птиц и треск сломанных веток мы добрались до камней, и тут оказалось, что измученный Тууфи крепко спит. Будить его снова было бы слишком жестоко. Я мысленно помолилась о том, чтобы не нарушить какие-нибудь особо священные тролльи традиции и полезла вместе с малышом в гнездо. Что еще оставалось? То-ли-Тойво-то-ли-Сойво молча уселся неподалеку. Судя по тому, что он не возражал, традиции не пострадали. Гнездо было на удивление комфортным, и незаметно для себя я задремала.

Из тревожного сна без сновидений меня вырвал крик "Папа!!!" и жуткая вонь.

— Пап'де'т'был?! — от волнения Тууфи подавился словами, а потом чуть спокойнее добавил:

— Ты пахнешь рыбой!

После этого вопрос о происхождении вони отпал: мой наниматель побывал в бергюзском порту. Причем не просто побывал, очевидно — облазил все склады и причалы сверху донизу. Выглядел господин Олгот из'Эхэ ужасно: лицо осунулось, костюм испачкан и разорван в нескольких местах, некогда щегольские туфли теперь не спасет даже самый трудолюбивый лакей.

Я вдруг поймала себя на странной мысли, озвучить которую следовало истошным воплем: "Где ты шлялся всю ночь, подлец?!" Абсолютно не типичное для меня поведение, словно мысль прилетела из каких-то других миров.

Тролль мрачно взглянул на меня поверх головы Тууфи. Не знай я наверняка о своих убогих магических способностях — подумала бы, что умею передавать мысли. В ответном взгляде явственно читалось:

"Не лезь не в свое дело, женщина!"

— Разумеется, вы получите сверхурочные, — бросил тролль вслух, и уже более мягко добавил:

— Благодарю вас за заботу о моем сыне.

Я тряхнула головой, отгоняя наваждение: сейчас точно было неподходящее время выяснять, как моему нанимателю себя вести, и где мне жить. Но один вопрос все же должен был прозвучать. Если я права…

— Вы нашли то, что искали?

Тролль отдал мне малыша, которого держал на вытянутых руках, чтобы не испачкать, отвернулся и пошел прочь. Остановился, постоял немного, обернулся снова:

— Увы, да, — слова дались троллю с большим трудом. — Прошу, побудьте еще немного с Тууфи, — тихо добавил он и скрылся за деревьями.

— Что нашел папа? — растерянно спросил мальчик.

— О! — сказала я самым небрежным тоном, на какой была способна. — Это связано с папиной работой. С товаром. Кто-то его стащил, а папа нашел. Эм-м… Тууфи?

— Да, няня Ала?

— Кому ты сказал, что мама умерла?

Малыш уставился на меня и легонько ткнул пальцем в лоб.

— Тебе!

— А еще кому?

Не представляю, сколько прошло времени, прежде чем явился дворецкий и дал знак следовать за ним. Я передала задремавшего Тууфи то-ли-Тойво-то-ли-Сойво и отправилась в кабинет своего нанимателя. При этом я очень надеялась, что сюжеты романов дамы Карнеолы Миллер на троллей не распространяются. Только пьяного рыдающего вдовца мне не хватало.

Тролль не рыдал и не напивался — просто сидел за столом, сжав голову руками. Он умылся и переоделся, но лучше выглядеть не стал. Вместе с ним в кабинете был второй то-ли-Тойво-то-ли-Сойво, безмолвно возвышаясь в углу, как зловещее изваяние. Олгот из'Эхэ жестом предложил мне кресло, отпустил дворецкого и уткнулся лицом в ладони. Несколько минут тишину кабинета нарушало только тиканье каминных часов.

— Ее похитили, — вдруг сказал тролль. — Прямо из дома. Потребовали выкуп и запретили обращаться в полицию. Я заплатил. Ее не вернули. Я обратился в полицию. Они предложили, гм, воззвать к общественности через газеты. Я так и сделал. Меня высмеяли. Я искал сам — уже зная, что ее нет в живых. В отличие от людей, — последнее слово тролль буквально выплюнул, — мы способны чувствовать такие вещи. И — нет: она меня не предавала, так поступает человек с человеком. Сегодня мы нашли мертвое тело. Оно в соседней комнате. Почему я вам это рассказываю?!

Я пожала плечами:

— Наверное, потому что доверяете мне. И вам придется доверять еще какое-то время, даже ответить на несколько вопросов.

— Вы забываетесь! — повысил голос тролль.

— Шшш! — одернула я его. — Разбудите прислугу, а этого не нужно.

Тролль притих — то ли я его заинтриговала, то ли он просто оторопел от моей наглости.

— Вы нашли убийц или убийцу?

Тролль молча мотнул головой.

— Ловушки во дворе и дворники-громилы были у вас до похищения?

Зловещая статуя в углу шевельнулась и странно хмыкнула. Олгот из'Эхэ вздохнул:

— Охранники — до. Ловушки — после. Мне угрожали. Я, знаете ли, — единственный тролль, поставляющий что-то из Серых земель. Большая часть денег уходит обратно на родину, на разные нужды. Те, кто ненавидит троллей, надеются это прекратить.

— Да-да, понимаю. Политика. С ней мы прямо сейчас не справимся. Давайте поговорим о менее сложных вещах. Вы ведь догадываетесь, что похитители не обошлись без помощи кого-то из домашних. Так. Это у нас кто? — я кивнула на серого великана.

— Я — тролль, — насмешливо сообщила мне статуя. — Громила, дворник и все такое.

"М-да. Похоже, пора вводить в оборот новую пословицу: не суди о тролле по цвету его."

— Простите меня, пожалуйста. Я просто хотела узнать ваше имя.

— Сойво, барышня, — охранник снова усмехнулся, но уже чуть дружелюбнее.

— Сойво, будьте любезны, разбудите зверовода. Скажите: хозяин узнал, что это именно он предложил позвать меня вечером к Тууфи. Что хозяин растроган и хочет отблагодарить его прямо сейчас. Все запомнили? И — главное: пожалуйста, не перебудите остальных слуг.

— Понял, не дурак, — буркнул тролль и неожиданно покинул комнату как тень, не скрипнув ни единой половицей. Это впечатлило бы меня, если б не усталость.

— Вдруг это не он? — бесцветным голосом спросил Олгот.

— Тогда наградите.

Зверовод не поднял шума и не пытался сбежать. Я бы сочла подозрительным то, что он был рабочих штанах и свитере, но — черт возьми! Может быть, человеку просто не хватает денег на пижаму. Это еще не доказательство вины. Поздновато же я поняла, что у меня ничего нет, кроме догадки. Сойво аккуратно закрыл дверь и встал возле нее, напрочь перегородив выход широченной спиной. Я уставилась на зверовода, отчаянно соображая, что делать. Тот недоуменно переводил взгляд с меня на хозяина, с хозяина на Сойво у двери.

В романах дамы Карнеолы Миллер такие ситуации называют блефом. Меньше всего я рассчитывала на что-то подобное.

— Смышленая, сука! — вдруг бросил мне зверовод. — Любишь с выродком нянчиться? Жаль, не успел и его прикончить.

Круглую веснушчатую физиономию зверовода, обычно такую дружелюбную, исказила гримаса жуткой ненависти. На кучу личинок, вывернутых из-под сырого камня, было бы приятнее смотреть, чем на это лицо. Я невольно отвернулась и не увидела, как Олгот из'Эхэ оказался перед звероводом. Несколько бесконечно долгих мгновений мгновений ничего не происходило. А потом пальцы тролля сомкнулись у человека на горле.

Это не походило на убийство. Это было казнь.

Если я и не сбежала в панике, так только потому что Сойво уронил лапищи мне на плечи. Тут уж не только не убежишь — на ногах бы устоять.

Все закончилось очень быстро. Тело зверовода упало, дернулось в последний раз и застыло. Олгот опустился на пол рядом с трупом, не просто бледно-серый — белый, как настоящий призрак.

"Вот и шути после этого о привидениях!"

— Оставьте меня! — я оттолкнула руки Сойво и села на пол рядом с Олготом. Легонько тряхнула его за плечо. Тролль поднял на меня глаза, моргая, словно спросонок.

— Вы понимаете, что убили человека?!

Секунду казалось, что Олгот меня ударит.

— Да нет же! — поспешно добавила я. — Не то! Я не имею в виду, что вы убили челове-е-ека, — я помахала рукой, подчеркивая пафос последнего слова. — Я хочу сказать, вы убили человека!

Теперь оба тролля смотрели на меня, как на сумасшедшую.

— Тьфу ты! Вы. Убили. Человека. В человеческом государстве. Живущем по человеческим законам. По которым за убийство отправляются на эшафот. Если докажете невменяемость, тогда — пожизненное заключение, попрощайтесь с сыном. Если купите ораву адвокатов, тогда — возможно — высылка из страны, попрощайтесь с бизнесом. Неужели нельзя было просто связать негодяя и сдать в участок?! Если полиция Холмов безнадежна, это не значит, что везде то же самое.

— И что нам теперь делать? — спросил Олгот из'Эхэ.

— Нам?!

Я упала в кресло, и сжала руками голову, как недавно — мой наниматель.

"Проклятье! Он прав: я, по меньшей мере, — соучастник. Можно, конечно, разрыдаться и сказать, что нелюдь меня заставил… Можно. Кому-нибудь другому. У меня на подобные слова не повернется язык."

Я подняла глаза. Олгот уже добрел до своего кресла, а Сойво не придумал ничего умнее, как прикрыть труп уголком ковра.

"Та-а-ак! Что бы сделала героиня романа Карнеолы Миллер? Вариант 'Не влипла бы в подобную историю' отпадает."

Я встала и обошла стол.

— Кажется, есть идея. Для начала покажите руки.

— Ммм?.. — на радость шовинистам тролль являл сейчас картину полнейшей заторможенности. Пришлось нагнуться и взять его за руку. Охранник настороженно шагнул вперед, но в этот раз не как тень: пол все же скрипнул — своего рода предупреждение.

— Вы! — обернулась я к охраннику и ткнула его пальцем в грудь. В грудь не попала — рост не тот, попала в пряжку ремня на штанах. Сойво послушно предъявил мне ручищи.

— Да нет! — отмахнулась я. — Ступайте и принесите несколько видов веревок. Толстые и потоньше, но не слишком. Шнуров не надо, канатов тоже. Поторопитесь — скоро рассветет!

— Это еще зачем? Для колдовства? — озадачился Сойво, покосился на хозяина и все же пошел выполнять поручение.

— Предлагаете инсценировать самоубийство? — горько усмехнулся Олгот. — Где же его повесить — на елке или на березе?.. Я, пожалуй, выпью. Вы чего-нибудь желаете?

"Ну, начинается!"

— Нет! И вам тоже не следует!

Олгот мрачно засопел, но от реплики воздержался. А я, признаюсь, вздохнула с облегчением: пусть уж лучше он злится, чем пребывает в прострации.

Сойво вернулся очень быстро и принес в охапке мотки веревок. Я жестом велела разложить их на полу и выбрала более-менее подходящий.

— Теперь отрежьте кусок длиною… гм-м… с вашу руку.

— Я и оторвать могу, — отмахнулся охранник.

— В угол поставлю!

Олгот издал нервный смешок. Сойво растерянно моргнул — наверное, подумал, что я уже колдую. Сама я над собой не посмеялась — к этому не располагал мертвец посреди комнаты.

В ту ночь к результатам наблюдений за троллями я прибавила весьма скорбное знание: не зависимо от цвета и ситуации на слова женщины тролль реагирует, как вполне человеческий мужчина. Каждую просьбу приходилось повторять по два-три раза. Наконец я выяснила, что шея трупа не сломана — судя по всему, Олгот ухитрился пережать человеку блуждающий нерв, наорала на Сойво "Нет, ничего не доламывайте!" и заставила его примерить трупу веревку. После этого случилась заминка:

— А галстуки-то я завязывать не умею, барышня, — опечалился Сойво. — Потому как не ношу.

— Я завяжу! — вызвался Олгот. Снова пришлось рявкнуть. Тот подчинился и объяснил охраннику, что надо делать. Закончив завязывать, Сойво уронил труп и обеспокоенно взглянул на хозяина:

— Принести ведро с песком? Вдруг с колдовства че-нибудь загорится?

Я застонала. Тролли выглядели озадаченными. Пришлось мысленно махнуть на них рукой, а вслух спросить, сколько покойник зарабатывал. Задание "положить в карман мертвеца щедрую премию" тролли выполнили без возражений. Я уже не пыталась понять, почему.

— Все! — торжественно объявила я. — Теперь пойдите и незаметно бросьте его в реку — где-нибудь ближе к гавани.

— Может, лучше в мо… — начал Сойво, увидел выражение моего лица и покорно испарился с трупом на плече.

— Вы не объясните суть этого странного ритуала? — мягко поинтересовался Олгот.

— Если ваш охранник справится, узнаете из утренних газет, — я села на диван и принялась расшнуровывать туфли. — А если не справится… тогда уже не важно.

— Почему было в самом деле не повесить его на дереве? Или закопать в уголке двора? — тролль удивлено наблюдал за моими манипуляциями.

— Чтобы дворецкий учуял тело в земле? Или чтобы садовники нашли сюрприз на ветке? Вы всех слуг собираетесь посвятить в случившееся? — наплевав на приличия, я легла на диван и примерилась к подлокотнику. "М-да. Жестковата подушка, но выбирать не приходится."

— Гм. А сейчас вы что делаете?

— Устраиваюсь на ночлег! А вы ступайте… в свое гнездо.

— Я прикажу подать экипаж! И дам вам выходной, два, если желаете.

— Я желаю, чтобы вы подождали сутки и обратились в полицию. Всем будете говорить, что зверовод получил за свою заботу о ребенке премию и выходной, но после выходного не вернулся. Охранника научите говорить то же самое, и пусть, как придет, заправит кровать во флигеле. Для полиции изобразите волнение и тревогу. Скажите, что сын плачет, мол — некому лечить сову. Как-то так. Все запомнили? Запомнили, или будем повторять пройденное?!

Тролль буркнул что-то, походящее на согласие.

— Да, и погасите лампы, будьте любезны.

Лишь оставшись одна в темноте пустой комнаты, я осознала, что меня трясет. Сильнее всего дрожали руки. Зубы почти не стучали, но я все же стиснула их — только прикушенного языка мне не доставало для полного счастья! — и свернулась на диване клубком. Сделалась настолько незаметной, на сколько было возможно, жалея, что под диваном слишком мало места, чтобы забиться туда, и стала перебирать в голове события последних часов. Нет, меня трясло не от страха перед трупом. Окажись под рукой у Олгота шпага или кинжал, все было бы иначе — чужая кровь неизменно вызывает у меня слабость в коленях, но этот мертвец не слишком разительно отличался от виденных мною на похоронах родственников. И — нет, дело было не в убийстве, как таковом. По-настоящему жутко было осознать, что я ни единой секунды не раскаиваюсь. Я — человек. На моих глазах тролль убил другого человека, но все мои симпатии — на стороне убийцы, потому что — будь я проклята Сущим! — истинным нелюдем оказался вовсе не он.

Меня разбудила не полиция, а яркое солнце и чувство голода. Часы на камине показывали без пяти минут полдень. Мгновение я соображала, как это мне удалось проспать допоздна на неудобном диване. Ах да. Надо же! По головой у меня была мягкая подушка, поверх ног — плед.

Скрипнула дверь, в комнату заглянула кухарка. Исчезла, и вскоре снова вернулась — с подносом. На подносе красовалась яичница с помидорами, сырные тартинки, сок и свежий номер "Вестей Бергюза".

"В реке Бергезе найден труп!" — гласил заголовок на первой странице. — "ПЕНЬКОВЫЙ ДУШИТЕЛЬ ВЕРНУЛСЯ!"

— И все равно я не понимаю, — пожаловался Олгот. Мы сидели за столом на поляне. Тууфи лежал в траве поодаль, болтал ногами и решал примеры для третьего класса человеческой школы.

— Знаете, что такое полицейский бал? — ответила я вопросом на вопрос. Мой собеседник покачал головой. Я вздохнула и откинулась на спинку стула:

— Это — нечто! А случается это нечто дважды в год, на дни Летнего и Зимнего Солнцестояния. Незамужние кузины, дочери, внучки полицейских и прочие жертвы, не успевшие попрятаться кто куда, танцуют и выслушивают от партнеров увлекательные истории. От констеблей — подробности погонь и арестов. От сержантов — интересные повадки убийц и маньяков. От патанатомов — не менее интересные детали вскрытий. Под конец вечера все дружно удивляются, почему дамы не притронулись к пуншу и закускам. Кстати, я как раз притрагиваюсь: пунш обычно скверный, а вот канапе неплохи.

Олгот усмехнулся:

— Почему я ничуть не удивлен.

Я пожала в ответ плечами:

— Просто нужно уметь сдерживать воображение. На зимнем балу прошлого года весьма красноречивый сержант поведал мне историю Пенькового Душителя. Это было громкое дело, которое я, разумеется, не помню: детей такие вещи не интересуют. Восемь лет назад в городе орудовал серийный убийца. Точное число жертв установлено не было, жертвы — мужчины-люди. Никаких следов ограблений. Визитная карточка убийцы — веревка, завязанная галстучным узлом, из-за этой странной детали преступнику даже приписывали использование черной магии. В итоге его так и не поймали. Не знаю, читали ли вы об это деле…

Олгот снова покачал головой:

— Я не люблю человеческие новости подобного рода. Вряд ли преступник вызвал бы ажиотаж, убивай он троллей.

— Что ж… Это уже не важно. Важно, что эту тему очень любили газетчики. Они отравили вам жизнь. Пусть теперь они вас выручают, путаясь у полиции под ногами.

Некоторое время мы сидели молча. Тишину нарушал только щебет стайки зеленых птичек, похожих на крошечных индюков, и хруст: Тууфи задумчиво грыз карандаш.

— Имейте в виду: то, что я сделала, я сделала не для вас, а для него.

Малыш заметил, что говорят о нем, и помахал нам.

— Я очень это ценю, — склонил голову тролль.

— И поэтому вы мне должны…

— Разумеется! Все, что в моих силах, — в голосе тролля не было ни намека на его обычный сарказм.

…экскурсию для Тууфи в город.

Лицо Олгота потемнело.

— Не обсуждается!

— Еще как обсуждается. У меня заканчиваются сказки про цветочки и котят. Что прикажете читать дальше — кулинарную книгу? В каком бы удручающем состоянии ни была история, основы ваш сын должен знать. Экскурсия — до Памятной колонны и обратно. Сходим утром, глазеть на ребенка будет практически некому. Сойво-или-Тойво составит нам компанию.

Помедлив, тролль неохотно кивнул.

К прогулке до ближайшего перекрестка мы готовились, словно к экспедиции в Новые Пределы. Логично увидеть у охранников оружие, но — абордажные сабли?! После короткого энергичного спора сабли исчезли из вида. Я бы не удивилась, узнав, что Сойво и Тойво просто спрятали их в карманы.

Мне казалось, что самой трудной частью подготовки станет рассказ о Войне. Он просто не мог не вызвать у малыша множество вопросов. Но Тууфи слушал меня молча и также молча рассматривал те иллюстрации из учебника, которые я решилась ему показать. Под конец очень серьезно, словно маленький старичок, вздохнул и сказал:

— Надо будет нарвать цветов.

И больше ничего.

Зато новость о том, что для прогулки придется надеть не только штаны с рубашкой, но и ботинки, вызвала бурю возмущения. Битый час мой воспитанник сидел на верхушке ели и кидался шишками, к счастью — не прицельно. Но хитрости госпожи Цинтии Викс снова пришли на помощь. Дождавшись, когда папа-троль махнет на сына рукой и уйдет, я познакомила Тууфи с нашей целью номер два, о которой папа не знал.

— А пошли сейчас? — Тууфи ухитрился запрыгнуть в ботинки прямо с еловой ветки.

Пришлось снова уговаривать моего воспитанника, теперь — сохранить секрет и потерпеть до завтра.

Когда долгожданное утро наконец наступило, букет был собран, а ботинки — надеты, заботливый отец вдруг заявил, что идет с нами. Никогда бы не подумала, что юный Тууфи способен так изощренно заговаривать отцу зубы, если бы не увидела это сама. Еще одна деталь в мою копилку знаний о троллях.

Ближайшая Памятная колонна была всего в квартале от дома Олгота из'Эхэ. Суетливый летний день еще не вступил в свои права, воздух наполняли ароматы жасмина, белого шиповника и, разумеется, моря — всего того, что в оранжерее напрочь заглушали вездесущие елки. Я держала Тууфи за руку, и он снова поразил меня недетской сосредоточенностью, как прежде — во время чтения историй о Войне. Он не крутил головой, глазея по сторонам, и не тащил за собой, чтобы добраться быстрее. Даже не задержался возле торговца жареными каштанами.

— Тебе не страшно быть на улице? — спросила я наконец, но малыш вдруг прижал палец к губам:

— Шшш. Возле колонны не шумят.

Я молча порадовалась, что поблизости нет школьников. Дети младших классов на подобных занятиях только и делают, что шумят: одни возбужденно обсуждают увиденное, другие ревут в три ручья и просятся домой. А ведь им даже не рассказывают, что почти всякая колонна — не просто монумент, это еще и надгробие братской могилы.

Тууфи долго молча разглядывал колонну, медленно обходя вокруг нее. Охранники брели чуть поодаль, по обе стороны от мальчика, словно исполняли загадочный ритуальный танец. Я осталась стоять на месте. Завершив круг, Тууфи забрал цветы и попросил:

— Няня Ала, поднимешь меня?

После этого выяснилось, что няню тоже надо поднять: на то они и Холмы. чтобы даже Памятные колонны для их жителей были выше, чем для всех прочих. То-ли-Тойво-то-ли-Сойво поднял нас обоих одной рукой, и Тууфи положил букет к фигурам умирающих.

— А нас там нету, — тихо сказал он, когда мы снова оказались на земле. Я лишь смогла развести руками:

— Колонна очень старая. О вас в Ландрии тогда еще не знали. Помнишь, я рассказывала?

— Какой милый малыш!

На Тууфи смотрела старушка в черном, давным-давно вышедшем из моды платье с турнюром. Сопровождала даму унылая служанка преклонного возраста. В руках у служанки была собачка, по виду — ровесница платья хозяйки.

— Неправда! — звонким голосов заявил Тууфи, удивив абсолютно всех — даже собачонка одышливо тявкнула.

— Что ты говоришь? — растерялась старушка.

Тууфи выпалил фразу, которую было очень непросто понять — типичный случай, когда светлый тролль слишком быстр для людей. Но общую суть я все же уловила.

— Мой воспитанник сказал, что вы не можете утверждать, милый он, или страшный, потому что он не человек, а люди слишком мало знают о троллях.

Последние слова я добавила от себя, но Тууфи согласно кивнул.

— Что ж, — вздохнула старая дама, — я действительно не понимаю, симпатичный ты, или нет, но, думаю, сердце у тебя доброе, а это важнее внешности.

Дама отправилась дальше, тяжело опираясь на трость. Я несколько секунд провожала ее взглядом.

Может быть, Холмы не так безнадежны, как кажутся. Хотя обольщаться все же не следует.

— Няня Ала, няня Ала! — взволнованно прошептал Тууфи, дергая меня за руку. — Пойдем смотреть секрет?

— Ку-у-уда? — громыхнул за нашими спинами кто-то из охранников. — Барышня Ронда, хозяин ясно сказал: одна колонна, и все!

— А разве мы идем к следующей колонне? Мы идем налево!

Магазин налево через дорогу не щеголял вывеской "Лучшие игрушки Бергюза", "Мир чудес" и прочей лживой белибердой. Его витрина не страдала аляповатостью дешевого балагана: каждая вещь за толстым стеклом была своего рода произведением искусства и цена у нее была соответствующая. Мечта для одних детей. Миф для других. Короче говоря — "Лавка господина Фери". Посвященным этого вполне достаточно. Лично я за всю жизнь получила из этой лавки одну куклу и не променяла бы ее на сотню обычных.

Назад мы возвращались, став богаче на передвижной зверинец с резиновыми обитателями, парусник с командой, шесть коробок развивающих настольных игр, набор "юный скульптор", строительный набор и комплект "Мой первый кегельбан". На сколько беднее стал при этом мой наниматель, я старалась не задумываться. То, как Тууфи прижимал к груди корабль, в любом случае стоило гораздо дороже. Остальные покупки несли охранники, и один из них всю дорогу бубнил:

— Зря купили мяч, хозяин рассердится, он терпеть не может, когда бьются стекла…

Хозяин не рассердился — он просто утратил дар речи.

— Лучше сбивать кегли мячом, чем белок — совой! — заявила я, прежде чем тролль вспомнил, как этой самой речью пользоваться. — Не верите мне — наведите справки в колледже.

И, не дожидаясь ответа, пошла играть с Тууфи в лото "Суша и море".

"Не привыкайте к чудесам!" — сказал древний поэт, чье имя потерялось в огне Войны, как и множество других. Мне следовало бы вспоминать эту фразу почаще. Увы, всё хорошее люди начинают ценить по-настоящему с большим опозданием, и я здесь не исключение.

Уже четвертую неделю я оставалась с Тууфи после обеда: Олгот наконец позволил нам заниматься не только чтением, письмом и математикой. Искусственный ручей отлично справился с ролью Великого Гипотетического океана: команда парусника побывала в Новых Пределах и привезла домой удивительных животных. Животных, само собой, поселили в зверинце и каждый день Тууфи узнавал о них что-то новое. Однажды он решил, что зверинец не может стоять посреди пустой поляны. Пришло время читать истории о городах и странах, а заодно — заглянуть в строительный набор. Вокруг зверинца потихоньку начал вырастать совершенно особенный город — город, в котором живут только тролли. Игрушечных троллей у нас с Тууфи не было, зато был набор "Юный скульптор". В который раз мой воспитанник удивил меня: не всякий взрослый слепит фигурки ростом с палец так искусно, что уж говорить о детях.

В тот день все было, как обычно. Тууфи сооружал очередное здание, я сидела на траве рядом с ним, Олгот изучал за столом какие-то бумаги.

— Мама, смотри, я построил! — Тууфи, не оборачиваясь, дернул меня за рукав.

— Сынок, мы оставим тебя ненадолго! — тролль в один миг оказался возле меня, схватил за руку и заставил подняться.

— Угу. Возвращайтесь скорее… — рассеянно отозвался малыш, не отрываясь от своего занятия.

Тролль буквально втащил меня в кабинет. Я бы возмутилась подобным обращением, но на Олгота больно было смотреть.

— Я боялся, что это случится! — Олгот сжал кулаки так, что хрустнули суставы. — Человек не может заменить ему мать! Вы покинете этот дом немедленно. Я дам вам отличные рекомендации и жалование за два месяца вперед, — добавил он чуть спокойнее.

Всю жизнь я считала, что "Не поверить своим ушам" — всего лишь фигура речи, а теперь стояла и думала: "Нет, что за чушь? Это все мне послышалось!"

— Вы же не думаете, что я пыталась ему навредить?

— Подумай я так хоть секунду — не обещал бы рекомендации! — отчеканил тролль.

Я помолчала, мысленно считая до десяти, как нас учили в колледже.

— А может быть…

— Нет! — рявкнул тролль.

— Сделайте мне последнее одолжение, господин Олгот из'Эхэ, — сказала я, глядя троллю в глаза. — Объясните мой внезапный уход сыну так, чтобы он не думал, будто я его бросила. Есть ли у троллей какие-нибудь подходящие традиции и обычаи?

— Гм, — Олгот потер подбородок. — Смерть главы клана предполагает обязательное собрание всех членов семьи. Я скажу, что вы отправились на похороны прабабушки, он поймет.

— Благодарю вас. Не сочтите за дерзость, господин Олгот из'Эхэ, но время от времени вам следует вспоминать, что троллей создали люди. Все вы в конечном итоге — наши дети. По крайней мере, так считают люди, осознающие ответственность за вас. Это сказал мой отец, а магические подмастерья разбираются в подобных вещах. Доброго дня!

Я почти бегом миновала анфиладу пустых мертвых комнат. Дворецкий что-то кричал вслед насчет экипажа, но я не смогла заставить себя обернуться.

Когда человек бредет, не задумываясь, куда глаза глядят, часто в итоге он оказывается там, где ему станет чуточку легче. Если, конечно, не рухнет по дороге в яму или канаву.

Внезапно я обнаружила, что стою перед входом в парк Института Прикладной Магии. Сюда мог прийти каждый — с восьми часов утра и до одиннадцати вечера. Мы с отцом часто гуляли здесь, когда я была ребенком. После его смерти я больше не приходила в парк.

"Стоит ли делать это теперь?"

Помедлив, я вошла в чугунные ворота, украшенные фигурами мифических чудищ.

Ноги сами донесли меня до знакомой скамейки. Наш любимый уголок изменился не к лучшему: маленький бассейн с золотыми рыбками исчез, его место заняла статуя сомнительной художественной ценности — древний эллирийский воин с копьем. Что ж, хотя бы кусты белого шиповника цвели все так же пышно.

Я сидела, не ощущая ни голода, ни хода времени, — вообще ничего. Опомнилась лишь когда со скамейки неподалеку донесся смех — жеманный и визгливый. Только тут я заметила, что почти совсем стемнело. В парке зажгли фонари. Настало время романтических свиданий, которые, впрочем, особой романтикой не отличались — по вине нынешнего ректора. Он весьма изобретательно решил проблему с бродягами, ночующими в парке: скамейки укоротили на треть. Спать на них стало невозможно. Сидеть на расстоянии друг от друга, пристойно держа возлюбленного за руку — тоже. Борцы за моральный облик молодежи дружно принялись решать, что же делать. Парк тем временем заработал прозвище "Обнимашки".

Я не собиралась наблюдать за чьим-то свиданием, но все же невольно увидела, что парочка решила увековечить свою любовь. Способ оказался классический: юноша стал вырезать на спинке скамьи кривобокое сердце.

— А ну, хватит портить имущество, поганцы!

Оторопев, я пронаблюдала, как древний воин сошел с постамента. Причем не просто сошел — копье угрожающе нацелилось на влюбленных. Снова раздался визг, теперь уже без веселья. Я проводила взглядом удирающую парочку и воина, пробормотала "Что это было?.." и снова погрузилась в свои мысли.

— Огоньку не найдется?

— Ммм?… Эээ…

Передо мной стоял тот самый Древний-Воин-С-Копьем. Не дожидаясь ответа, он плюхнулся рядом со мной на скамейку, бросил копье на землю и снял с себя волосы. Волосы оказались алебастровым париком. За париком последовал такой же нос на резинке. Я с изумлением смотрела, как статуя воина превращается во вполне живого белого тролля. Или, если уж на то пошло, — девушку-тролля, судя по очертаниям фигуры и звучному контральто.

— Что, нету спичек? — снова спросила дева-статуя и принялась шарить в складках жесткого белого одеяния. — О! Одна таки завалялась!

Вслед за спичкой из складок был извлечен кисет, статуя ловко свернула самокрутку и закурила. Я невольно закашлялась.

— Мухоморы! — радостно сообщила девушка-тролль, заметила выражение моего лица и рассмеялась:

— Шучу! Так, ерунда для нервов. Озвереть можно, целый день на одном месте стоявши. Я — Ристинкка, можно просто Риска, — неожиданно добавила она.

— Авла.

Я ответила просто из вежливости. Меньше всего хотелось болтать с незнакомым троллем — какое-то время мне определенно следовало держаться от них подальше. Пора было вернуться в реальность и думать о завтрашнем дне. Я поднялась со скамьи.

— Слушай, Авла… — девушка-тролль тоже встала. — Ты ведь и сама понимаешь, что этот подлец не придет.

— Что?..

— Твой парень. Я за твоей неудачной свиданкой пять часов наблюдала. Не расстраивайся, поверь — найдешь и получше! — Риска ободряюще хлопнула меня по плечу.

"Не удивительно, что ей поручили изображать воина", — подумала я, упав обратно на скамейку.

— Вообще-то, я тут размышляю, как жить дальше. Меня сегодня уволили, — я принялась растирать ушибленное плечо.

— Ооо… Елки зеленые! Обидно, — Риска снова села рядом, сплюнула в ладонь, погасила окурок и задумчиво отправила его в рот. — А меня из порта выперли. По новым законам, видите ли, женщина моложе двадцати одного года не может быть грузчиком. Теперь стою тут, как дура. Хоть какая-то работа, да и людей пугать весело… но не мое это. Думаю, брошу все и вернусь домой — с братьями-сестрами нянчиться.

Риска дожевала окурок, собрала в охапку реквизит и рывком встала:

— Хороший крепкий чай — вот, что тебе сейчас нужно!

Понятия не имею, почему я приняла приглашение, но через несколько минут мы уже подходили к небольшому флигелю у дальнем уголке парка.

— Нас тут четверо, — болтала по дороге Риска, — я, Старый Философ, Мальчик-С-Дельфином и Разиня. Вообще-то она — Дева-С-Кувшином, но за сезон расколотила несколько штук, и ей выдали крашеное ведро.

Из открытого окна домика доносились голоса:

— У меня задница замерзла! Куртку дали, штаны — пожлобились, что я за статуя такая?!

— Это наш Мальчик-С-Дельфином опять разоряется, — фыркнула Риска.

— Уймись, — ответил Мальчику скрипучий старческий голос. — Посидел бы в такой позе, как я, вообще бы задницы не чуял.

— Всем доброго вечера! — Риска сложила свой реквизит на полку у двери и посторонилась, пропуская меня. Полкой ниже притулился некогда белый, а теперь обшарпанный деревянный дельфин. Посреди комнаты стоял простой, грубо сколоченный стол, за которым ужинали два серых тролля.

— О! Новенькая? — фыркнул тролль помоложе. — Кого изображаешь — унылое пугало? Э! Дед, заканчивай! — Мальчик-С-Дельфином увернулся от подзатыльника Старого Философа. Риска пододвинула мне стул и сняла с таганка в камине чайник. Чашка, предложенная мне, была старой и щербатой, но чистой, а чай — просто поразительным. С обычным чаем он не имел ничего общего — какая-то травяная настойка с ароматом луговых цветов, меда и…

"Проклятье. Да, это снова они — вездесущие елки!"

— Эээ… да ты совсем расклеилась, — заметила Риска. — А! Ой! Так, сиди тут, я кой-чего вспомнила.

Она выскочила из дома и сразу вернулась, неся большой черный мешок с мусором. Старый Философ сердито заворчал, но Риска отмахнулась от него и полезла в мешок. Несколько минут поисков под аккомпанемент брюзжания старика и ехидных замечаний Мальчика-С-Дельфином, и Риска торжественно вручила мне какую-то картонку.

— На ней стояла кастрюля с супом, но прочитать можно. Влюбленная парочка потеряла пару дней назад.

Я взяла картонку двумя пальцами. Если не считать след от кастрюли, она была образцом респектабельности: городской герб, тисненые буквы, золотой обрез.

"Пропуск на собеседование. Вакансия — младший клерк (машинистка) в отделе делопроизводства…"

…Палаты эрлов?! — недоверчиво прочла я вслух.

— Угу, — подтвердила Риска, накладывая себе кашу. — Это такое место, где сидят важные человеческие шишки.

— Шишки? — тут же встрял Мальчик-С-Дельфином. — Чур, мне большую!

— Уймись, оглоед. Вчера стрескал последнюю, — одернул его Старый Философ.

— Я — растущий организм!

У двери раздался грохот. В дом вошел, вернее — ввалился, запнувшись о порог, белый тролль в длинном платье, похожий на призрак подростка.

— Опаньки! — радостно прокомментировал Мальчик-С-Дельфином. — Спорим, ведро она тоже расколотит?

— Ты ворота заперла? — спросил Деву-С-Кувшином Старый Философ. Та уставилась на него в полном недоумении:

— А надо было?

— Елки зеленые! — Риска оттолкнула тарелку. — Ладно уж, я закрою. Авла, пошли.

— Ну что, пригодится тебе это штука? — девушка-тролль кивнула на приглашение, которое я все еще сжимала с руке.

— Да. Спасибо.

Я открыла сумку, чтобы убрать его. Несколько мгновений смотрела на тетради с планами будущих занятий.

— Риска… ты не хотела бы поработать гувернанткой?