Директор Лос-Анджелесского управления ФБР Адам Мирски раскачивал пальцем кинетическую фигуру — говорят, здорово нервы успокаивает. Ну и все как в жизни — отводишь шарик, отпускаешь — он соударяется с другими. Соударения не видно, но последний шарик на проволочках отлетает, как будто это его ударили. Так и здесь — все по цепочке. И цепочка эта похоже оканчивается где-то здесь, в отделении ФБР ЭлЭй. А началось все с личной трагедии, если назвать это так. Покончил с собой окружной прокурор Рамирес, давний и хороший друг, с которым знали друг друга столько лет. Да не просто знали, а дружили семьями, были крестными детей, встречались на выходные. Даже традиция была, лежа в шезлонгах под зонтиком пить ледяное пиво из переносного холодильника, глядя как в бассейне резвятся их дети. И вот — выстрел в голову, скорбящая жена в черном платье с вуалью и дети в преувеличенно серьезно смотревшихся на них черных костюмах, салют от полицейского управления, и сложенный треугольником флаг на память семье. Все, Диего отмучался. Как потом оказалось, мучился он долго — в газетах появилась подробная исчерпывающая информация. Оказывается, он был носителем ВИЧ, подцепил вирус от чешской проститутки, когда был в Чехии с рабочим визитом. Жена все знала, но разводиться не стала — какой же это окружной прокурор, погрязший в бракоразводных процессах на почве супружеской неверности и смертельного заболевания. Точнее, не заболевания, а бессимптомного носительства, вирус пока только был в его организме, но до стадии СПИД не дошло.
Только вот газета опубликовала это до того, как Рамирес вставил в рот ствол «Беретты». Чертова первая поправка… И ведь нельзя было привлечь газету за клевету, все в статье было правильно. Когда начали трясти редактора, он утверждал, что информация пришла из анонимных источников, и показал конверт с несколькими листками. С изъятым конвертом тоже было не все гладко — ни единого отпечатка, ни единого биологического следа внутри, только снаружи. Преступник был настолько грамотен и тщателен, что Мирски не сомневался — это целенаправленный слив информации, как раз направленный на подобную реакцию.
Единственный след в этом деле, приписка — «В моей смерти виноват Паркер. Урой эту суку, Адам!»
Паркер, Паркер… Мирски запросил всю доступную информацию, сначала из своего офиса, и был очень удивлен наличием приличного количества информации. Ну как же! Недавно было дело. По кляузе этого самого Паркера начали разбираться с другой фирмой. Когда от поверенных той фирмы пришли проекты встречных исков, а из анонимного источника документы о его махинациях, ФБР объявило его в розыск, уж слишком дурно пахло от его попытки избавиться от конкурента руками федерального правительства. Бесполезно, Паркер как в воду канул. По официальным каналам он не покидал территорию САСШ. Ну может он и лежит где-нибудь на дне моря с ногами в тазике с цементом, но где его информация? И главное, кто ее сливает?
И Рамирес был не единственный. Читая некрологи, Мирски увидел несколько знакомых имен, в том числе высокопоставленных государственных служащих, а прессе появились еще пять материалов о коррупционерах, насильниках, педофилах… Чуйка подсказывала Мирски, что это жу-жу-жу неспроста. Он спустил аналитикам задание отследить связь между некрологами, чтобы узнать, как умерли те или другие. Ответ его ошеломил — только в Лос-Анджелесе покончили с собой двенадцать человек, в том числе и те, которым закатила скандал пресса. А имя Паркера всплыло и в Нью-Йорке — один бизнесмен, шагнув с сорок второго этажа, бросил в сердцах секретарше «Сука Паркер!». Его уже не спросить, мозги тонким слоем размазались по мостовой Манхеттена. Как и других. Так на кого еще есть компромат? Тут уже не банальный шантаж, это уже угроза национальной безопасности. Вот только как это доказать?
С кем там враждовал неведомо куда исчезнувший Паркер? С покойным мистером Тьюрингом. Мирски решил пробить по базе данные Тьюринга…
Вот тут его ждало открытие. Тьюринг существовал только в виде документов в нескольких базах — и все. Мирски отправил агентов, проводя свое расследование — благо он директор отделения, и может себе позволить тратить ресурсы как ему вздумается, особенно если для дела. Результаты были ожидаемые. Тьюринга не было, он не существовал физически, ни детства, ни юности, ни одного человека, кто бы его знал или мог опознать. Как выяснил Мирски, мистера Тьюринга знал только один человек, курьер Алекс Монкур, давно исчезнувший без следа вместе с ним, отправившись в поездку. А вот теперь пробьем и его… И снова пусто. Монкура не существовало тоже. Тоже взялся ниоткуда, тоже никто его не знал… Ну от этого хоть фоторобот остался, составленный художником по словесному портрету — кстати, это тоже выглядело подозрительно. Чтобы у молодого пацана не было ни акка в инсте, ни в мордокниге, ни в других социальных сетях? Да увольте. Молодость, гормоны брызжут, хочется самоутвердиться и выложить фотки где только можно.
Значит, подозреваемых уже двое… Нет, все-таки только один, Монкур. Тьюринг давно почил в бозе, месяц назад погибнув в ДТП, причем тело не смогли опознать даже по ДНК… Не смогли опознать? Вот она, зацепка. Кто-то хорошо знал, как избавиться от тела так, чтобы криминалисты полицейского управления Нью-Йорка ничего не нашли, да они и не искали особо. Помер, да и помер, претензии никто не предъявлял. Покоится, наверное, в безымянной могиле. Да и что это даст? Кроме фотографии в водительских правах ничего и нет, эксгумация ничего не даст, только отнимет время и ресурсы. Оставался Монкур. Вот за этот хвост и надо тянуть. Мобилизовать все ресурсы, поставить его в список особо разыскиваемых… а на каком собственно основании? Ордера не будет, предъявить ему нечего. Только что пришить какое-нибудь нераскрытое дело по тяжкому преступлению или терроризму? Надо подумать.
Мирски чертыхнулся. Ему здорово хотелось курить, но не в рабочем же кабинете? Нарушение корпоративных правил. Да и борьба с курением тут велась такая, что и поблизости не покуришь, щтраф выпишут даже ему. Мирски зажмурился, задержал воздух, потом с шумом выдохнул. Раньше это помогало при ведении наблюдения, когда курить было нельзя. И все-таки пара затяжек «Америкен Спирита» была бы как нельзя кстати, крепкие, заразы, от них никотин аж с ушей капает. Чертовы правила…
Бенито «Бенни» Больцано с отвращением толкнул туфлей стоящего на коленях Джованни Лампони, отчего тот опрокинулся на спину, больно ударившись связанными за спиной руками.
— Ты опозорил семью Больцано, Джованни. Ты — человек без чести.
— Но я…
Бенито сделал жест рукой, и двое мордоворотов-телохранителей, подойдя к Джованни, не церемонясь, грубо подняли его, и не слушая причитаний, поволокли к выходу. Пощечина была ощутимой, даже не пощечина, а оплеуха со всего размаха. Ну ладно, взялся помочь кузену, но натворил при этом таких дел… Нарушил все мыслимые и немыслимые правила — работал на чужой территории, теперь придется отвечать перед Кошер Ностра, потерял своих — его — людей, и не отомстил, умылся, испугавшись за свою никчемную семейку. Как же, напугался русских, даже не братвы, а каких-то мифических русских солдат, которые якобы действуют в Нью-Йорке спокойно, как у себя дома! Да даже если бы и так, законы чести должны были быть исполнены. Месть, месть и только месть! Чтобы никто и не смел думать, что можно безнаказанно тронуть людей Больцано и уйти безнаказанным! Нет, так дело не пойдет. Над семьей Больцано никто не смеет издеваться, и этот сын шлюхи, сделавший семью посмешищем в глазах других семей будет показательно наказан, теперь уже его голова украсит его же каминную полку. Ну или останется на месте, вместе с телом на дне Гудзона, куда его опустит тазик с цементом — один из бесчисленных на речном дне Нью-Йорка, надежном кладбище лузеров. А вот что теперь делать с обидчиками, кому мстить? Алан Тьюринг, который был целью Лампони, вроде бы погиб, но Больцано в совпадения не верил. У маршалов много уловок, и несчастные случаи они подстраивают мастерски, чтобы сбить черных баунти хантеров со следа.
Бенито взял со стола фоторобот, который дал Джованни, мир его праху, при этом даже осенил себя крестным знамением и поцеловал нательное распятие. Господь благоволит добрым католикам. А вот этот непонятный Тьюринг… С фоторобота смотрело молодое лицо, не выражающее никаких эмоций — собственно, почему мертвая картинка, созданная неживой машиной, должна что-то выражать?
— Что думаешь, Адольфо? — он вопросительно посмотрел на своего консильери, сидящего в кресле напротив.
— Месть должна свершиться, нашей чести нанесен урон, который можно смыть только кровью. Сначала надо поговорить с Старковым, который здесь заправляет «братвой», узнать про этих таинственных русских, которых боятся даже сами русские гангстеры.
— Думаешь, это фейк?
— Я бы не был в этом уверен, — вздохнул Адольфо, меняя положение тела в кресле. Есть киллеры-одиночки, полные отморозки, работающие на братву — вспомнить хотя бы Пашу Кислого, который служил в русском «спецназе», как они называют своих рейнджеров, а потом отметился по всей Европе и даже здесь, разбираясь с конкурентами своего нанимателя. Есть службы безопасности российских концернов, работающих здесь, есть в конце концов оперативники русской разведки. Их лучше не трогать, они способны не только уничтожить семью, но и объявить маленькую локальную войну определенным кланам, не стесняясь в силах и средствах, их готовили не зря и они могут устранить более защищенную цель, чем…
— Глава семьи? Договаривай уж. Ну да, в этом я с тобой согласен. Спецслужбы — это самая организованная преступность.
— Именно так, дон Бенито. Поэтому я хочу выяснить то, с кем мы столкнулись, чьи интересы были нарушены. И то, что Тьюринг продал свой бизнес Воронцовым, наводит — только наводит, не более — на определенные мысли.
— Пожалуй, — кивнул дон. Да, про месть такому человеку даже и подумать трудно. Точнее, смертны все, но если в отместку по Нью-Йорку пройдут воронцовские, вылавливая и устраняя всех его людей, то от семьи не останется ничего. И следующая голова ему в подарок окажется головой кого-то из близких, а потом он и сам ее потеряет.
— Выясни. Надо бы поймать якобы усопшего Тьюринга, вот тогда мы узнаем, кто за ним стоит, и сможем публично на нем отыграться, чтобы сохранить честь семьи.
— И это так, дон Бенито, — кивнул Адольфо. — Поэтому вторым моим шагом будет поиск нашего беглеца, надеюсь, он все-таки жив. Объявлю награду, пусть поработают люди, для которых это профессия.
— Особо не скупись и прежде всего сообщи это тем, кто у нас работает внутри системы. Грязным копам, судьям, фэбээровцам — всем, кто у нас на прикорме. Чтобы развернули полномасштабную охоту на этого сына шлюхи. Он нужен мне живым, и только живым! Но необязательно с ушами и некастрированным, здесь могут не церемониться. Главное, чтобы мог говорить и ответить на мои вопросы.
— Хорошо, дон Бенито, — кивнул Адольфо.
Ну вот, началось. Только я включил ноут, как высыпалось пару дюжин уведомлений, по фильтрам в даркнете. Я открыл программу мониторинга… Тьюринг, фоторобот, награда за меня. Ого, двести кусков за голову… Хорошо, что я в свое время сказал своим программерам, чтобы встроили средства мониторинга в наши облачные сервисы. Ну-ка, запустим хитрого спайдера на нашем сервере… Твою же мать… Подумав секунд тридцать, программулина высыпала мне на экран уже пару сотен таких уведомлений.
Я читал форумы и тихо охреневал. Ну хейтеры — понятно, эти дебилов хватало. А вот то, что я появился не только на форумах, но и на сайтах в даркнете, где можно было заказать и киллера… Плохо, очень плохо. Опять задуматься о смене климата? Ага, сейчас. Куда ехать? В Австралию или в Антарктиду, где пингвины интернетом не пользуются? САСШ сейчас стало для меня очень неуютным местом.
Масла в огонь подлил и Смит.
— Я ухожу на дно, — оповестил он меня, когда мы встретились на закрытом на зиму пляже, прогуливаясь по мокрому песку под неприятно дувшим с океана холодным бризом. — Сейчас у вас мишень на спине, вы в списке особо разыскиваемых.
— Ну это значит только то, что ваша информация просто подорожает. Я по-прежнему готов ее покупать.
— Нет, Алан, или Алекс, как вас на самом деле там зовут. Я выхожу из игры. Люди рядом с вами имеют склонность умирать. Я не знаю, на какую разведку вы работаете, хотя скорее всего нет, спецслужбы не работают так топорно. И уж тем более даже не на грани фола. Как вы провернули дело с ликвидацией Ортеги — я впечатлен.
Беседуя, я заметил, что Смит ведет меня в каком-то ему одному ведомом направлении. Вот так вот? Ладно, поиграем пока в его игру.
— Я не работаю на разведку. Ни на китайскую, ни на русскую, ни на родезийскую. Вы правы, они так топорно не играют.
— И тем не менее. За вами охотятся кроме нас еще половина, если не все, криминальные структуры САСШ.
Мы зашли на уступ, заросший кустарником.
— И когда вас найдут, вы выложите все, что знаете, возьмут вас наши или нет. Форсированного допроса вы не выдержите.
— И что вы предлагаете?
— Уже ничего.
Смит оказался быстрым. Когда я перешел на ускорение, то ствол его «Беретты» оказался на уровне моего бедра. Я сделал отшаг в сторону, взял его руку на треугольник, и сместил ствол так, чтобы он смотрел точно под подбородок противника. Тах! Расцветающая вспышка выстрела, затвор медленно-медленно поехал назад, и я успел увидеть, как пуля, сминая кожу, входит Смиту под подбородок.
Я быстро отошел метров на десять, и вышел из ускорения. Звук больно ударил по перепонкам, а из макушки Смита вылетело красное облако. Стукнулся о землю выроненный пистолет, рядом с еще прыгающей, курящейся дымком гильзой.
Я быстро осмотрел себя — нет, не попали тупые мозги Смита на меня. С одной стороны, его можно понять — если меня возьмут, то я могу слить и его, хотя именно мне проще остановить свое сердце, чтобы избежать напрасных мучений. А с другой стороны — был бы ты нормален, еще бы и с прибылью отсюда ушел, разошлись бы тихо-мирно. Но все закончилось вот так. А что, собственно у Смита на меня было? Только мои липовые данные, уже засвеченные. После возвращения из мертвых он не знал обо мне ничего, чего не было бы известно другим, интересующимися мной. Ни нового имени, ни адреса — совсем ничего. И тем не менее, достаточно будет моей симпатичной рожи, чтобы запустить поиск по камерам, и рано или поздно, скорее всего поздно, на меня выйдут либо одни, либо другие. Пора бы задуматься о побеге обратно, в РИ. Оставался только вопрос, с какими объятиями меня ждут там. Интересно, как там справляется папА?
— Вот заключение моих экспертов, — Голицын протянул Драбицыну лист бумаги.
Граф прочитал внимательно заключение, затем достал такой же сложенный вчетверо лист бумаги и развернув его, поставил рядом. Князь Голицын недовольно нахмурился, увидев логотип «ВоронБио» на нем.
— Не обижайтесь, Ваша Светлость, — сказал Драбицын. — Я должен был получить заключения от двух независимых экспертов. Но ваше, конечно, подробнее.
— У меня и специалисты соответствующие, — все еще недовольно произнес князь.
— В общем ваши заключения совпадают. Это касьяновский «Ретровир».
— Да, высоко поднялся Касьян при Радзиловском, — недовольно скривился князь.
— Зато и падать дольше придется, и ударится больнее. Если совсем не расшибется.
— С удовольствием за этим понаблюдаю. Чем я еще могу помочь, граф? Если нужна моя дружина — берите, она только и ждет команды.
— Лучше не надо, Ваша Светлость. Над этим, — Воронцов махнул листком, — есть кому поработать. А вот меня интересует другой вопрос. Согласно моим сведениям, у вас есть своя частная тюрьма…
— Вы хорошо осведомлены граф, сказал бы даже «слишком», если бы мы не были союзниками. Надеюсь потом это знание не будет использовано мне во вред… — сказал князь.
— Не будет, даю вам слово офицера. Вы же меня знаете.
— Знаю, поэтому и с вами. Нужна будет камера для этого? — Голицын кивнул на листок бумаги.
— Да. Когда поднимется шум, его будут везде искать. Но он мне нужен для показаний, а потом и как свидетель военно-полевого суда по делу о покушении на Государя.
— Не беспокойтесь, граф. До суда он доживет. Это я даю вам свое слово. Привозите.
— Ну привезут его другие, а конкретно…
— Итак, вот наша цель, — Драбицын стоял перед той самой командой, которую Радогорцев использовал для тех дел, когда надо было действовать не по закону. Марта, Кот, Рык, Гром… Граф был в курсе о существовании личной команды ликвидаторов деда Козьмы, но упорно закрывал глаза на ее существование — все, что для Империи, все на благо. Даже если это беззаконно. Ну террористы и прочая сволочь тоже кодексы в туалете на гвоздик вешают, а в эту игру можно играть вдвоем.
— Это профессор молекулярной биологии Лопатин, доктор биологических наук, член-корреспондент ИАН и прочее, и прочее. Запомните это лицо, — Драбицын раздал фотографию профессора, сделанную сегодня утром наружкой Воронцова. — Так он выглядит сейчас, фото актуально. По отчету наружного наблюдения за два дня, более ранних нет, профессор бывает только на работе и дома, даже выпить не выходит, все ему приносит экономка. При том он старается не привлекать к себе особого внимания, ездит на «Лесснере» позапрошлого года. Вот, ознакомьтесь.
Граф раздал фотографии автомобиля во всех ракурсах с госномерами.
— Адреса и все остальное, что вам надо знать — в этом конверте.
— Какие будут указания?
— Взять живым, вреда не причинять, потом сдать Деду.
— Разрешите выполнять?
— Выполняйте.
…Марта захлопала в ладоши и запрыгала на морозе. Все-таки январь, Крещенские морозы через пару дней должны стукнуть. Нет, ну его к черту, она посидит в машине, наблюдая за окнами кабинета Лопатина, которые хотя и были прикрыты жалюзями, но через дырочки в пластинах пробивался свет. Только вот близко нельзя подъезжать, приходится сидеть аж в двух кварталах от лаборатории. Впрочем, мощная оптика компенсирует расстояние. Ну и задержался на работе профессор, надеюсь не останется на работе на всю ночь? Свидетели и исполнители товар скоропортящийся, поэтому нет времени ждать — завтра его могут выловить в Неве с заточкой под лопаткой или странгуляционной бороздой на шее. И все, тогда ниточка оборвется.
Вроде бы доктор наук закончил — свет в кабинете погас. Марта приникла к монокуляру. Все, вот и он. Через стеклянные двери видно, как он расписался в журнале на вахте, и вышел из здания. Марта затаила дыхание. Профессор открыл дверцу своего зеленого седана, и сев в него, включил зажигание, вспыхнули стопы.
Все, на это ее миссия закончена. Она нажала кнопку быстрого набора на сотовом.
— Бабушка пришла.
— Хорошо, провожу старушку, — на том конце трубы был Кот. Теперь его задача — поработать трассовым сопровождением, и передать его группе захвата по достижению установленной точки.
Лопатин черттыхался. Опять какой-то урод поставил фургон на дороге, не подъехать, не пройти. Он выключил зажигание, и выше из машины.
— Эй вы там! — забарабанил он в заднюю дверь фургона. — Уберите вою колымагу!
Хлопнула дверь со стороны водителя, и послышались шаги по поскрипывающему снежку.
— Зачэм шумишь, дарагой! — перед ним появился скалящийся в шестьдесятчетыре зуба восточный человек.
— Убери свой рыдван, мне надо проехать!
— А надо? — акцент мигом исчез.
Лопатин немного опешил, и тут ему на голову набросили что-то черное, а потом он почувствовал укол в шею, и наступила темнота.
— Давайте его в фургон, — Козьма открыл заднюю дверцу. Дальше я один. А вы позаботьтесь о его машине.
— Есть, — сказал Рык. — Пошли!
— Сейчас, шприц уберу, — Гром ловким движением надел колпачок на иглу. — Пошли.
…Пробуждение Лопатина было паршивым. Во-первых, он ничего не помнил из произошедшего. Во-вторых, болела голова, и даже подташнивало, как после операционного наркоза. И тут он вспомнил все — и фургон, и укол…
Открыв глаза, он попытался вскочить на ноги, но нет, его руки и ноги были чем-то прикованы. Он неверяще посмотрел вниз — его запястья были прикованы к железным поручням стула, на котором он сидел. А где он вообще находится? Небольшая полутемная комната, стол и двое господ, сидящих перед ним, и смотрящих на него в упор.
— Вы, вы…
— Да, мы. Позвольте представиться…
— Я вас знаю, вы граф Драбицын.
— Ну надо же, как дешевые СМИ меня разрекламировали, — пожаловался граф деду Козьме, сидящему рядом.
— А вот вас я не знаю…
— Ну тогда позвольте представиться, — с милой улыбкой Деда Мороза, пристраивающего петельку к потолку под табуреткой для непослушных детей, сказал второй. — Генерал Радогорцев, начальник службы охраны Его Императорского Величества.
Лопатина пробрал озноб.
— Это же похищение!
— Да, — невозмутимо ответил граф.
— Немедленно отпустите меня! Да я на вас в суд подам.
— Он в это верит? — Драбицын задал вопрос Козьме.
Тот лишь невозмутимо повел уголками рта.
— Какой суд, какой вообще разговор? Вы обвиняетесь в пособничестве в покушении на Государя Императора. А значит суд вам не положен. И в уложении о наказаниях за такое положено только одно — смертная казнь через повешение.
— Ккаккое поккушение, — начал заикаться Лопатин, цепенея от ужаса. — Яя не…
— Участвовали. Вы изготовили биологическое оружие, генетически модифицировав ДНК. Лишь по счастливой случайности вышло так, что оно не попало на стол императора.
— Яя не…
— Ну что он заладил, «не» да «не», — не выдержал Козьма. — Да, вы изготовили яд для императора. Покажите ему, граф.
— Узнаете? — Драбицын разложил на столе листы с непонятными картинками «секвенирования генома», как ему сказали ученые. Все равно один черт он это не понимал, для него это была китайская грамота, как и попытки объяснить ему что это, как и для чего. У него другая работа.
— Откуда это у вас? — опешил Лопатин.
— От верблюда, — ответил Драницын. — Хорошо разбирающегося в ваших там ДНК и прочих хромых сомах. А вот передо мной сидит баран, который вагончиком пойдет на виселицу вместе с теми, кто это затеял. Ну или обойдется пожизненным, а может и просто большим сроком. Итак?
Человек в форме путевого обходчика шел по железнодорожному полотну, держа большой гаечный ключ на плече. Шпалы были заиндевевшими — зима в Туркестане лютая, местные степи промораживало здорово. Наконец он остановился, и, опустившись на колени, осмотрел колею. Да, здесь подойдет! Он примкнул жадно чпокнувшую магнитом самодельную мину сбоку рельса, и размотал провод с датчиками. Через полчаса здесь пройдет состав «РадзилТранс», перевозящий серную кислоту. Место выбрано не случайно, населенных пунктов поблизости нет, утечка СДЯВ не накроет никого, но перекроет эту ветку, ведущую в Китай. При удаче и машинисты не пострадают, если вовремя успеют выбраться. Ну а не успеют… Хотя должны, заряд сработает, когда пойдет уже середина длинного поезда, как раз там, где цистерны с олеумом, прибор кратности об этом позаботится. Главное — устроить ЧП, и такое, которое потребует присутствия владельца компании на месте.
Обходчик натянул рукавицы на озябшие руки, и быстро пошел к припаркованному неподалеку джипу. Надо успеть отъехать подальше, облако серной кислоты не очень полезно для здоровья.
— Ну что, пан или пропал? — Драбицын находился в легком нервном возбуждении.
— Лучше пан, — Козьма невозмутимо разглядывал план поместья Радзиловского. Момент был выбран как нельзя лучше — у границы с Китаем сошел с рельсов состав компании Радзиловского, который давно и прибыльно торговал с восточными соседями. Пострадавших не было, но вот урон… Сотни тонн олеума превратили очаг поражения в зону отчуждения, ударив по торгашам, гнавшим в РК грузы через границу и далее по Лансиньской железной дороге. Товарооборот упал до нуля, и в ближайшее время так оно и будет, пока очаг не дезактивируют. А вот Радзиловскому прилетело на орехи от Государя, и теперь он находился на месте подстроенного крушения, имитируя бурную деятельность подальше от разъяренного самодержца, лично руководя и оплачивая из своего кармана расходы по дезактивации. С ним была и кодла из нескольких приближенных к телу глав кланов.
Задача была непростая — проникнуть в поместье Радзиловского, и выпотрошить его хранилище с документами и деньгами. Немного облегчало ее то обстоятельство, что самую боевую часть клановой дружины Радзиловский взял с собой, оставив остальную охрану особняка на месте, ну с этой охраной надеялись справиться с минимальным шумом и без лишних потерь с обеих сторон. Но все равно это была обычная боевая операция, со стандартной тактикой спецназа с тремя группами — нападения, захвата и обеспечения. Операцию решили проводить скрытно, хоть все равно рано или поздно шум поднимется. Но поднимется он потом, а пока…
Рык незаметно проскользнул через полосу отчуждения с нелинейным локатором в руках — не может быть охрана такой беспечной, явно здесь все напичкано датчиками и камерами. Основную схему расположения датчиков в поместье они знали, но как правило охрана в порядке частной инициативы могла наставить дополнительных устройств.
Добравшись до стены поместья, он снял с плеч тяжелый рюкзак, прислонил его к стене, и открыл клапан. Никаких тебе мелькающих цифирок как в фильмах, вообще ничего светящегося — только одна кнопка включения радиовзрывателя. И коробка, от которой тянулись провода к хищному телу снаряда ЭМИ, неизвестно как оказавшемуся у деда. Если нельзя использовать стандартные средства подавления, но надо — можно использовать и импровизированные.
Рык нажал кнопку, почти физически почувствовав, как запустилась электронная схема и стал пробираться обратно — ЭМИ оно то ЭМИ, но сам заряд по мощности вполовину меньше такого же калибра осколочно-фугасного, можно спокойно отправиться к праотцам.
— Готовы?
— Готовы, — восемь снайперов в черных комбезах, с лицами, вымазанными гримом из группы обеспечения уже ждали команды.
— Группа нападения и группа обеспечения — занять позиции.
— Есть!
И снайперы, вооруженные ружьями для отстрела и усыпления животных с дротиками исчезли в ночи.
— Ждем теперь их, — Драбицын вглядывался в непроглядную темень в электронный бинокль. Все тихо и темно, только светились окна в караулке, да кое-где бликовали ПНВ караульных, отбрасывая пятна темно-зеленого цвета на лица.
— Первый на позиии! — раздался голос в наушнике.
— Второй на позиции!
— Третий на позиции!
— Снять всю электронику и убрать в контейнеры. По машинам!
Полосу отчуждения лучше преодолеть как можно быстрее, не подвергая себя риску.
Драбицын нажал кнопку, и далеко впереди, на расстоянии больше километра сверкнула вспышка, а затем до него через три секунды докатился глухой звук взрыва. Замысел был прост — в связи с наличием у противника различной электроники, выжечь все к чертовой матери, и пока ослепшее и оглохшее стадо будет метаться в ночи, отстреливаемое снайперами, группа захвата займется своим делом.
Джипы преодолели полосу отчуждения. Тот, в котором ехал Драбицын, снес въездные ворота, и поехал уже по усеянному телами людей и собак газону, к главному входу. Ну видимо, не все прошло гладко для обороняющихся — то-то он слышал резкие хлопки светошумовых гранат по дороге. Ничего, максимум что прилетит охране — травматические поражающие элементы из гранат, да резиновые пули для особо упертых.
Когда он вышел из машины, к нему подбежал Кот.
— Охрана обезврежена, с обеих сторон потерь нет! — тут уже как всегда общались без званий и имен, нечего случайному свидетелю это слышать.
— Подвал?
— Выкуривают пока. Там засела пара охранников. Сейчас нанюхаются газу, сами вылезут. Можем туда пройти. Вот, наденьте, — он протянул Драбицыну маску-противогаз.
— Веди, — Драбицын подогнал ремешки под свой размер, и отработанным движением надел противогаз.
Внизу бойцы в газовых масках уже паковали кашляющих и сопливых охранников.
— Здесь?
— Здесь, — пробубнил Кот, и рефлекторно поправил маску.
— Где наш спец?
— Здесь я, — тронул его за плечо один из сопровождающих.
Они спустились вниз, подсвечивая себе дорогу тактическими фонарями. Граф с неудовольствием подумал, что потом придется снимать комок и идти в душ — «Черемуха» въедалась в одежду надолго.
— Можешь работать в таких условиях?
— Могу, — пробубнил спец, и кивнул.
Кто сказал, что для вскрытия сейфа нужен медвежатник? Достаточно бывшего преподавателя специальной подготовки академии СБ, служившего Воронцову, ушедшего в отставку после чистки нового руководства. Он не медвежатник, он их учил. При свете большого кемпингового фонаря спец начал доставать из двух объемных сумок снаряжение, которое и Драбицын-то никогда не видел, невозможно интересоваться всеми новинками спецтехники сразу.
— Отошли бы вы от греха подальше, — он посмотрел через стекла противогаза на Воронцова. — Тут может быть заминировано.
Ладно, если человек просит, надо отойти, нечего бравировать ложной гордостью и бесшабашностью, прецедентов было сколько угодно. Даже один маршал ракетных войск так добравировался, сидя на открытой трибуне и наблюдая за подготовкой ракеты. Только одна оплавленная пуговица с орлом от него и осталась, а от сотни других, боящихся не угодить начальству и не осталось ничего. Так что, если спец говорит…
Минут пять спец кружил около сейфа как кот возле миски сметаны, что-то осматривая, что-то простукивая, наконец кивнул в такт своим мыслям, и укрепил над диском странную конструкцию, похожую на паука. Взиу… Раздалось пение сервомоторов, и щелчок запирающего механизма возвестил, что сейф открыт. Однако и тогда спец не отошел от сейфа, а со всем тщанием и аккуратностью приоткрыл тяжелую дверь на щелку и запустил туда гибкую змейку эндоскопа и повозился немного.
— Все, готово! — он повернулся к Драбицыну. — Я с вашего позволения выйду на улицу, подышу свежим воздухом, а то пот глаза заливает…
— Да, конечно! Спасибо вам.
— Пустое, — видимо улыбнулся под резиной спец.
— Команда захвата, ко мне! — и Драбицын повернулся к сейфу.
Да, тут было что прятать. Валюта САСШ, Европы и РИ, драгоценные камни, шуршащие в мешочках, облигации Имперского займа… Но не это интересовало графа. А вот толстая папка и несколько флэшек — даже очень.
— Собирайте все до последней бумажки, если найдете что-то ценное…
— Поняли вас!
Драбицын поднялся наверх, и вышел на свежий воздух, с наслаждением сорвав маску.
— Нашли? — к нему подошел Козьма.
— Нашел, — помахал папочкой граф.
— Пойдемте в дом, посмотрим.
— Что, прямо сейчас? — удивился граф.
— А вы как думали? Сейчас это бандитский налет, война кланов, если хотите. И за нее может прилететь вплоть до каторги. А вот если тут найдется что-то интересное, из того, что князь не доверял компьютеру, это уже можно представить, как операция Службы Охраны при помощи патриотически настроенных подданных. И тогда я вызываю свой спецназ и беру это под охрану, а также инициирую протокол на подобные случаи.
— Ну да. Важен не сам факт, а как его подать. Ну что же, пойдемте в дом. Есть тут у кого-нибудь хороший фонарь?