Ворон сидел на карнизе башни и смотрел на меня. Не каркал. Не махал крыльями. Просто смотрел. Внимательно и бесстрастно — как камера наблюдения на вокзале. Как будто знал, что я его узнаю.
И я узнал.
— Эглантайн, — пробормотал я едва слышно. Вот теперь всё встало на места.
Я повернулся к Вокуле и увидел, как тот уже догадался, что я догадался. Казначей побледнел. Медленно, как человек, наступивший в нечто липкое, отвёл взгляд от ворона и, забывшись, сосредоточился на моём лице. Заглянул в глаза. Обычно смотрел ниже, в район груди, проявляя подчинённость.
— Так ты с ней говорил? — спросил я, всё ещё глядя на пернатого. — Интересно, почему ведьма обратилась к тебе?
— Я… эм… да, — Вокула откашлялся. — Не с ней. Это был ворон. Он сел ко мне на подоконник. Постучался в ставни. Потом… потом уже её голос. Из клюва птицы. Никакой магии. Просто птица… заговорила. Как будто это письмо, но читает его автор.
Он произнёс это с выражением лёгкой омерзённой трепетности, с какой говорят о милой старушке, которая вдруг назвала тебя «сладким мальчиком».
— И что же она сказала? — я сложил руки на груди.
— Что сорская флотилия уже в устье. Что не стоит терять время. И ещё… — Вокула замялся. — Что если вы будете в хорошем настроении, то спросить, не гневаетесь ли вы на её исчезновение. И, напомнить, что вы друзья. А значит, вы долж… не будете причинять зла её мужу.
— Муж? — я чуть приподнял бровь. Она вышла замуж? Когда успела? Или это такая ведьмовская манипуляция — назвать кого-то мужем, чтобы придать драматичности?
— Она сказала, что вы его знаете, — Вокула сглотнул. — Наёмник. Гриф.
Тут даже Сперат, молчавший до сих пор, издал низкий одобрительный хмык.
— Сын Фредерика. Хороший боец, — сказал он. — Не хотелось бы его рубить зря.
— В этом весь вопрос, — кивнул я. — Что значит «зря».
Сперат не понял. Все, кто был с Фредериком, обратились. Возможно, сама Эглантайн и могла этого избежать, находясь под прикрытием богини. Но вот Гриф — вряд ли. К тому же, насколько я помню, он был при смерти. И всё, что привело к появлению под нашими стенами Костяного Города, случилось потому, что Эглантайн хотела его спасти.
Любовь, не видящая преград. Это делает Эглантайн великой женщиной. Но она уже великая ведьма. И тогда это чувство делает её бесконечно опасной.
Я снова посмотрел на ворона. Тот слегка клюнул камень под собой и каркнул. Однократно, весомо. Как подпись.
— Я не могу ответить сейчас. Я не знаю всего, — сказал я. Не уверен, ворону или Вокуле. — Эглантайн всегда может прийти за помощью и защитой, если пожелает. И пусть знает, что я всегда был человеком, готовым смириться со многими недостатками в тех, кто на правильной стороне.
Я снова посмотрел на своего казначея. И только усилием воли сохранил на лице безмятежно-отстранённое выражение. Мне это очень не понравилось. Плевать на сорскую флотилию — я не крестьянин, которого можно легко убить и обречь на нищету, разграбив его дом. Плевать даже на то, если Гриф — вампир. Даже демоны оказались вовсе не так страшны, как о них рассказывают. Сперат не даст соврать. Вполне возможно, с ним можно иметь дело.
Нет. Острой холодной иглой в мозг мне проникло понимание, что Эглантайн отправила своего посланца не ко мне лично. А к Вокуле. Значит, она уверена, что он сможет… преподнести всё правильно. Повлиять на решение. Управлять мной.
Как много моих дел в его руках? Всё, кроме тех, что в руках Фанго.
Я бросил быстрый взгляд на своего мастера тишины. Тот умело притворялся декорацией, умудряясь теряться даже на фоне почти незаметных своих писарей. Он почуял угрозу. Вздрогнул и поклонился. Ниже, чем обычно. Не спрашивая, что вызвало моё неудовольствие. Оставляя решение за мной.
Так и должно быть. Я решаю всё. Я мера вины и работы.
Я снова перевёл взгляд на Вокулу, чувствуя, что у меня не получается оставаться бесстрастным. Что сходятся брови, а взгляд становится тем, особенным. Захотелось процедить что-то в стиле: «Спасибо, сеньор Вокула, что решил хоть об этом мне рассказать». Похоже, меня так и не отпустило после того, как он скрыл от меня письмо Золотого Императора.
Эта вспышка бешенства и паранойи длилась не больше секунды. Я справился с собой.
Вокула ничего этого не заметил. Он всё это время смотрел на ворона так, словно ждал, что тот обернётся в жабу и укусит его за нос.
— Нам следует убедиться в этом. Фанго? Есть у тебя несколько человек, что крепко сидят в седле? Если надо — возьми лошадей с моей конюшни!
— Нет, мой сеньор. Но среди людей вашего двора есть несколько благородных юношей, что отнесутся к вашим пожеланиям со всем вниманием. И если дать им лошадей, думаю, им хватит пары заводных коней и четырёх дней, чтобы доскакать до реки Во и обратно.
Пожалуй, это был выход. Но следовало внимательно отнестись к выбору разведчиков. Нельзя посылать тех, кто ввяжется в драку.
— Если позволите, то у меня есть имена тех, кто наиболее… — словно угадал мои мысли Фанго.
Я прервал его взмахом руки.
— Всё в моих покоях. Волок, зови слуг. Сегодня тренировки не будет.
Я предполагал, что до появления Аста на берегах Долины Караэна пройдёт не меньше месяца. Да и само это появление меня не особо беспокоило. Очередной набег. Даже если войдёт в десятку крупнейших — это ничего не меняло.
Но целая армия сорских пиратов…
Единственное, что про них Магн мог сказать точно — эти ублюдки умеют устраивать настоящее опустошение.
Аст Инобал ошибся.
Не впервые — но сейчас особенно громко.
Я стоял у окна, над болотой истаивали последние клочья утреннего тумана. На стенах стояли только сонные страники. Ворон улетел.
Аст, похоже, начал делать ошибки. Видимо, до этого он следовал плану своего отца. Или его советников. А теперь, когда его план стал рушиться, запаниковал. И не понимает, что он хочет сделать. Он планирует наступить на самую главную артерию, что питает Караэн — судоходный канал, по которому текут сольдо, зерно, вино, ткани, сплетни, долги и влияние. А ещё — кровь. И если кто-то попробует эту артерию перерезать, — кровь пойдёт не только из Караэна.
Пока это была война между мной и домом Инобал, или между Астом и Магном, многие могли себе позволить играть в наблюдателей. Делать ставки, шептаться в гостиных, финансировать обе стороны. Да, кое-кто даже рисковал поддержать открыто — особенно если был мал, обижен или просто глуп. Но пока это касалось лишь отдельных имён — все играли.
Теперь же пираты угрожают караванам всех. Всем речным портам. Всем родам. Всем складам. Всем всадникам, ремесленникам и купцам, чьи подвалы полны товаром, ещё не проданным. А значит — деньгами.
И когда это касается всех — Караэн показывает, на что способен.
Я уже видел это однажды. Тогда, когда Гонорат, устроил свое маленькое восстание. Он хотел больше власти, больше влияния, больше всего. И, больше всего, справедливости. Все её хотят. Жаль, что она часто бывает своей для каждого. Его поняли неправильно. Его — увидели как узурпатора. Как того, кто хочет заявить свои права силой. Того, кто хочет встать рядом с потоком денег и решать, куда и к кому он должен течь.
И этого было достаточно.
Караэн — не армия. Это сеть. Ткань. Корни, пронизывающие Долину. Он может быть мягким, вялым, торгующим. Но если ударить по нерву — он отвечает, как организм. Быстро. Грязно. И с удивительным единством. Как волк, которому наступили на лапу.
Тогда — Гонората смяли. У него была неплохая армия. У него были наёмники, союзники, деньги. Всё было. Но он не учёл одного — если хотя бы раз дать городу повод встать единой силой, он это сделает.
И теперь Аст Инобал сделал то же самое.
— Я могу снять с Горящего Пика двадцать пеших латников. Они будут хорошо одоспешены, даже в кирасах. И десяток арбалетчиков, — докладывал Леон за моей спиной. Адель сидела на стуле у большого стола, на котором по-хорошему должна была лежать карта. Но её ещё не нарисовали. Вокула и Фанго прятались в тенях, таясь за треножниками с благовониями. — И ещё сотню с малых укреплений. Их можно оголить полностью — всё равно не удержатся против такой армии…
— О, сотня вооружённых слуг! — хохотнул дядя Гирен. Пригладил усы и отпил вина. — Это всё меняет.
— Сделайте это, сеньор Леон. Соберите их в Горящем Пике. И сделайте приготовления, на случай если сеньора Адель с моим сыном пожелает срочно уехать, — сказал я, оборачиваясь.
Ситуация была сложной. А посоветоваться — не с кем. В какой-то мере я и вовсе отвык думать в одиночку. Мне полагалось выслушивать мнения, сравнивать доводы и выбирать наилучшее. Но для этого нужны были люди, что понимают в вопросе. И вдруг оказалось, что из военных у меня под рукой только Гирен — ставший старшиной дружины — да Леон. Впрочем, Гирен проявил себя как человек тёртый, знающий, с опытом и в бою с людьми, и в охоте на чудовищ. Пожалуй, его стоит слушать. Но позволять унижать других моих людей — не стоит.
— Леон делает своё дело, сеньор Гирен. Но он не поведёт войска. Что скажете вы?
Гирен задумался. Отхлебнул вина. Потом подошёл к столу, поднял вазу с фруктами и, швырнув на пол какие-то рукоделья Адель и её фрейлин, оставил только вышитый шарф. Расправил его.
— Это — канал, — сказал он. Поставил вазу на краю. — Это — Караэн.
Я кивнул. Да, визуализация проблемы помогает. Гирен зачерпнул горсть винограда и высыпал на стол.
— Я бы сожрал то, до чего легче дотянуться. А потом ушёл. Если горожане захотят биться — пусть собирают ополчение. Вы, мой сеньор, возглавите их и приведёте к победе. Как и всегда.
Вокула выплыл из тьмы. Молча подошёл к столу и начал выкладывать вдоль шарфа золотые монеты. Или это была вуаль? Полупрозрачная ткань — такую я видел иногда на знатных дамах.
— Достойно ли ставить себя в зависимость от желаний низкого люда? — не выдержала Адель.
Гирен слегка наклонил голову. Скорее набычился, чем поклонился. И спрятал злую ухмылку в густых усах.
— Говори, дядька Гирен, — велел я, сбивая пафос формального общения.
— Были у меня в отряде изгнанники с островов. Со срезанными татуировками. Отличные бойцы. И мало чего боятся. Если бы надо было выбрать, вести «знамя» в атаку на хирд долгобородов или ватагу таких ребят — я бы задумался. Лучше уж пусть их расковыряют арбалетчики Караэна. Простите, сеньора, но я не привык давать советы, опираясь на хотелки. Я сужу лишь о том, что знаю.
Адель резко встала. Я машинально осмотрел комнату взглядом. Нет, молота при ней не было. Даже закованных в броню воительниц не наблюдалось — троица её приближённых сегодня были в платьях. Хотя, конечно, мужиковатые лица и мускулистые руки делали их похожими на дуэний — охрану для молоденьких сеньор. Адель заговорила:
— Адвес сотни лет воюет с морскими разорителями. И я, сэр Гирен, не раз видела сражения с ними. В одном даже участвовала, — она вскинула подбородок и посмотрела на меня. — У них большие, прочные щиты, что могут выдержать и удар благородного человека, не важно бьет ли он копьем на скаку, или своими данными ему феями силами. И при высадке эти разбойники часто бывают в хороших доспехах — кольчугах. Не все, но те, что в первом ряду. У них есть зачарованные копья, что швыряют огонь на двадцать шагов. Но главная их сила в другом.
Она подошла к столу.
— Они быстры. Их ватаги могут высадиться, пройти вглубь страны на дневной переход, и вернуться к утру обратно к их кораблям. С добычей.
Гирен уставился на неё с сомнением.
— Обозов у них нет. Их обоз — это их корабли, — дошло до меня. Я посмотрел на Адель с легким сомнением. — На дневной переход?
— Иногда и больше, — отрезала она. — Поэтому в Адвесе все города, что находятся в дне пути от моря, имеют стены. Даже столица. Глупцы из других графств смеются над этим. Но они никогда не жили под такой угрозой. И если вы, сэр Гирен, сомневаетесь в моих словах только потому, что я женщина, то…
— Постой, Адель. Это многое меняет. Вокула, — перевёл я разговор, не давая ей бросить вызов Гирену. Для него это было бы ловушкой: и отказать позорно, и драться с беременной женщиной — тоже.
— Что ты разложил?
— Мой сеньор, — Вокула коротко поклонился и сразу перешёл к делу. — До складов Караэна по каналу доходят два типа товаров. Самые дешёвые и самые дорогие, если считать по весу. Дальше, к предгорьям, идут баржи с лесом. В сам Караэн — провиант. А вот шерсть из Королевства Фрей и красители оседают в городах по пути. Там их обрабатывают, превращают в ткань и краски. Это вотчина как гильдии ткачей, так и местных властей. Есть и углежоги оружейников и пивоварни. Эти города — почти как часть Караэна. И с их пирсов чаще всего и отгружают ткань в Фрей и Таэн. Они не так богаты, как столица, но…
— Но взять там есть что, — перебил его Гирен. Он ткнул пальцем в монету и назвал название одного из городков. Вокула подтвердил. — В двух днях пути. Даже если просто всё вокруг них разграбить — пожива будет достойная. Тогда, сеньор Магн, я признаю правоту вашей жены. Горожане не отойдут так далеко от стен. Уж точно не все.
— Какими бы стойкими они ни были, ватаги разбойников уязвимы в походе, — вновь вмешалась Адель. — Быстрый отряд рыцарей, угрожая боем, заставит их собраться в кучу, встать в оборону. А потом — изнывать от жажды и голода. У них нет ничего, кроме оружия и сум под добычу. Это их сила — это и их слабость. Они могут не выдержать и попытаться бежать к кораблям. Вот тогда, когда строй растянут, а дух низок — умелый рыцарь может проявить своё благородство и отомстить безродным за всю их наглость.
Хм… Я думал, она скажет «за злодеяния». Но схема, похоже, рабочая. Связать боем. Заставить стоять в строю. Измотать. Дождаться, пока ослабнут от жажды и голода. И разбить, когда попытаются отступить. Надо только застать их на берегу.
Мои советники, при живом участии Адель, продолжали переговариваться. Разве что Фанго тихо стоял в углу, прикидываясь мебелью. По сути, ничего нового они уже не добавляли. Надо было принимать решение, но внутри меня что-то свербило. Я обвёл взглядом помещение — и наткнулся на Волока.
Пользуясь своим положением пажа, он стоял рядом с моим шлемом в руках и с горящими глазами наблюдал за происходящим. Учитывая, что на мне не было лат, шлем был явным предлогом подойти поближе. Однако, он оказался как нельзя кстати. Лучший способ устаканить мысли — проговорить их вслух. Вот только внутренний Магн уже грыз удила: если я начну рассуждать вслух в духе «Итак, подытожим: вот это так, это этак. Всё правильно?» — это поставит меня в недостаточно альфачную позу.
Я не должен сомневаться. Я должен ронять пожелания — без малейшего сомнения в том, что их тут же подхватят на лету и исполнят с рвением, которого не дождёшься от приказов в моём старом мире. Наедине с людбми я мог позволить себе говорить по-человечески. Но тут было многовато народу. Я бы плюнул — дело важнее, — но теперь у меня есть Волок. Ему всё можно «объяснить».
— Волок, — подозвал я его. — Ты всё слышал. Что ты понял?
— Я⁈ — ужаснулся он и едва не выронил шлем. Я подошёл, мягко забрал из его рук этот символ геройства, бросил на одну из мягких кушеток и приобнял за плечи.
Волок заметно подрос с тех пор, как я его впервые встретил. Пожалуй, его макушка теперь была чуть выше моей подмышки. В плечах тоже раздался — вымахал крепыш, ничего не скажешь. Я подвёл его к столу.
— Да, ты. Я хочу, чтобы ты объяснил мне, что, по твоему мнению, сейчас происходит.
Он замер, стоя перед столом, как ученик перед доской. Перевёл взгляд на шлем, потом на меня. Потом на Гирена. Потом снова на меня.
— Ну… — начал Волок с тем выражением лица, с каким щенок смотрит на метлу, — это, вроде как… Мы в замке. А там — сорские пираты. И они, эти пираты, типа как… не любят нас. И вообще… они, значит, хотят забрать всё, что плохо лежит. А мы — не хотим, чтобы оно плохо лежало.
Наступила тишина. Гирен фыркнул. Адель закатила глаза так, что чуть не увидела своё детство. Я, однако, выдержал паузу. Волок продолжил:
— Но, раз у них нет обозов… и доспехов у них не много, то, выходит, они быстрые, но… голодные. И если их не остановить сразу, то они сожрут всё. А если остановить, то можно их… утомить? И потом убить.
— Утомить? — переспросил Гирен, приподнимая бровь.
— Ну, как… — Волок замялся. — Вот вы же говорили, что они ничего с собой не носят, а ходят за добычей. Если не дать им набрать добычи и придётся драться на голодный желудок, они уже не такие бодрые. Вот.
Он оглядел всех, словно спрашивая: «Я прошёл, да?»
Я кивнул, а потом сдержал желание потрепать его по голове.
— В целом, это почти всё, что надо было понять. Молодец, Волок.
Тот расправил плечи, будто вырос ещё на пару дюймов. Адель, скрестив руки, слегка улыбнулась, и даже Вокула подал голос:
— Чистая логика. Без деталей, но верно по сути. Иногда это полезнее, чем тысяча цифр.
— Вот именно, — сказал я и одобрительно потрепал Волока.