Наследник огня и пепла. Том Х

Глава 11 Битва на воде

Я поднял руку — жест, привычный и ясный. Всем замереть. Нашёл глазами Сперата, тот понятливо подъехал поближе. Я собирался отдать через него первый из десятков приказов. Поскольку, помимо «делай как я», с небольшими уточнениями, которые я мог отдать знаменем, и двух сигналов рога — «В атаку» и «Назад», — больше сигналов не было, я предчувствовал, что придётся немного повозиться. К счастью, время на это было.

— Собери тех, кто с арбалетом — и на фланг! Прикрыть подхо…

— Кто не трус? За Вирак! — рявкнул Вернер, и его крик отозвался эхом в его людях, как будто вопль покатился каменным шаром по ступеням, с каждым ударом удваиваясь.

Вернер всадил шпоры в бока своего коня и рванул вперёд, сразу перейдя на рысь. До врага было метров двести — рановато. Впрочем, сейчас это не самая большая моя претензия к Вернеру.

— За Вирак! — отозвались десятки голосов, и, к моему ожидаемому, но не менее оглушающему разочарованию, почти половина всей моей проклятой конницы взяла — и поехала за ним.

Без приказа. Без знамён. Без меня.

Топот, ржание, звон оружия, смех. Один всадник выронил шлем и не стал останавливаться — только плюнул и потряс копьём. Кто-то даже успел махнуть мне рукой, словно он за пивом поехал, а я тут должен ему шашлык к его возвращению пожарить…

Я яростно попытался ущипнуть себя за руку, но на ней везде была сталь, поэтому я просто закрыл глаза и стал глубоко дышать, считая до десяти.

— Нам следует присоединиться, сеньор Магн, — это Этвиан Роннель. Голос подчеркнуто спокойный. Вежливый. Я открыл глаза. Смотрит на меня из-под открытого забрала, глаза ясные и пронзительные. Кожа как из фарфора. Не воин. Мажор. И боится не успеть на веселье.

Я молча отворачиваюсь — мысли ещё путаются, но я избежал приступа бешенства, когда в голову будто кипяток заливают. Но надо закрепить успех, поэтому я просто молча наблюдаю за происходящим, стараясь удержать внутренний дзен.

Пёстрая кавалькада — в кольчугах, стёганках ярких цветов, с перьями на шлемах и вышитыми гербовыми плащами, с копьями, украшенными разноцветными флажками, и конные слуги с алебардами, длинными кавалерийскими мечами и даже, кажется, у одного — что-то вроде косы — неслась по склону, подняв пыльную завесу, в которой едва угадывались гербы. Кто-то ещё кричал «За Итвис!», кто-то — «За Роннель!» или просто «Убивай!». Один прокричал имя своей любимой, и я запомнил это имя: Риала. Узнает ли она, что её именем закричали в момент безумия?

Усатый дядька Гирен сменил Сперата, приняв от него мое знамя. Посмотрел на меня, вздохнул:

— Рыцари Караэна, — прокомментировал философски. — Для них война пахнет пивом, потом и славой.

— Не для всех, — холодно отозвался Этвиан. Ожег взглядом Гирена, но тот этого даже не заметил. Снова пытливо взглянул мне в глаза. — Я нисколько не сомневаюсь в вашей правоте, сеньор Магн, но чего мы ждём?

Нельзя же просто смотреть, как кто-то сражается. Ещё подумают, что трус, раз сам с двух ног не впрыгнул.

— Ждём, когда Вирак нюхнёт дерьмо. Потом я унизительно высмею тех, кто атаковал без приказа. А может, просто посмотрю на них, как на идиотов. Но сейчас нам нужно не это.

Я повернулся к Сперату:

— Так, на тебе арбалетчики. Собери и наших, и Роннель. Зайди вдоль берега. Можешь пострелять сам, но далеко не отъезжай, ты мне скоро понадобишься.

Я снова посмотрел вслед несущейся вниз лавине благородного энтузиазма. Впереди был Вернер. Оторвался даже от своих метров на десять. Спина прямая, плащ за спиной, как и родовое знамя за ним красиво развивается. Видно — опытный, уверенный в себе. И наверняка думает, что я потом просто ему подмахну, для большего удовольствия. Ну, когда он всех победит.

Волок, стоявший рядом, уже протянул шлем. Да, наверное, пора его надеть.

Пока Сперат с помощью Гирена отлавливает арбалетчиков и формирует из них отдельный отряд — не самое лучшее время разбивать людей по родам войск, но что поделать, если раньше как-то в голову не пришло, — я наблюдаю за происходящим. Рядом бледный Роннель сидит неподвижно в своём седле и молчит.

Впереди всех по-прежнему — Вернер Вирак. Шлем ловит отблеск светила, и кажется, будто он отлит из серебра — так сверкает в солнечном свете. Хорошая броня у Вернера, не хуже моей. Даже его конь облачён в чешую, поблёскивающую бронзой и воронёным железом. Рядом — знаменосец, несущий герб с тремя красными перекрещёнными копьями на чёрном фоне. Щит с гербом высоко поднят, копьё у бедра — и всадники начинают разгон.

Не бешено — медленно, сдержанно, размеренно. Доспехи тяжёлые, но они носят их так, как будто выросли с ними. Под каждым седлом — зверь, натренированный не хуже рыцаря. Они мнут землю под собой, ускоряются — и через миг будто одним прыжком преодолевают полсотни метров между стеной города и деревянными пристанями.

Широким движением колонна раскалывается надвое — одна часть, с Вернером во главе, продолжает движение к западу, вторая сворачивает — и мчится по пирсу, туда, где с кораблей высадились пираты. Вторая спустя секунду делает то же по параллельному пирсу. Красиво. Четко. Слаженно. Аж завидно. Они мчатся на пиратов черно-стальным живым тараном. Но их уже ждут.

Пираты не растерялись.

Пока рыцари спускались по склону, воины сорского флота уже укрепили линию. Огромные щиты — те самые штурмовые, сбитые из корабельных досок — они быстро поставили на ребро и стянули верёвками с остатками старых кранов. Один даже успел подпереть наполовину собранным тараном. Получилось уродливо, криво — но крепко.

Вирак налетают — и их колонна сминается, как легковушка врезавшаяся в бетонную стену.

С неба на пиратов падают огненные росчерки. Вспышка — и ледяной магический снаряд, похожий на длинное копьё, вбивается в щит пирата, оставляя в руках, а отломанный огрызок. Один из рыцарей, догнавший Вернера, с размаху ударяет мечом — и это выглядит как волна чистой силы в моём зрении. Удар сметает угол штурмового щита сбитого из толстых, почти в ладонь, досок. Ещё миг — и грохот и крики долетают до нас. Я не могу разобрать слова, но мне кажется, я слышу клич Вирак: «Умри красиво!». А еще мне кажется, вражеский строй дрожит.

Может, и не показалось. Может и в самом деле, пираты дрогнули. Но их строй не рассыпается.

Пираты, вопреки ожиданиям, не бегут. Они отвечают.

С воплем из-за щитов выныривают мужчины в шлемах с перьями, с лицами, украшенными краской и шрамами. У многих — кольчуги, но не как у всех: с медными кольцами, бронзовыми вставками, трофеями. Один бьёт копьём с такой силой, что сбивает рыцаря с седла. Второй, не высовываясь из-за штурмового щита, широко размахнувшись, как из-за стены, втыкает топор на длинном древке в бок коня. И снова — пользуясь тем, что с одной стороны только вода.

Те, кто падают, — не встают.

Пирсы, узкие и скользкие, оборачиваются ловушкой. Кто-то из всадников теряет равновесие, соскальзывает — и вместе с тяжёлым снаряжением уходит под воду. Как смартфон в унитаз, секунду на поверхности, и только пузырьки. Кони, спотыкаясь на досках, мечутся. Один, раненый, опрокидывает сразу двоих.

Нашим вассалам не хватает умения и выучки — они столпились перед стеной города. На пирс за Вирак почти никто не идет. Мало какая лошадь готова скакать по доскам над водой, да ещё в такой нервной обстановке. И тут их накрывают.

Тяжёлые дротики с широкими, зазубренными лезвиями легко находят плоть под разноцветными попонами лошадей. И, куда труднее, под бронёй людей. Удары дротиков слышны даже отсюда. Я вижу, как одному из всадников дротик втыкается в седло прямо перед его достоинством. Он пытается его выдернуть, но ему не хватает сил. Второй бьёт в прикрытое кольчугой плечо, и в ярком солнечном свете мелькают похожие на водяные брызги осколки лопнувших колец — но дротик не входит глубоко, возможно, даже не смог пробить поддоспешник, падает бессильно под копыта. Вот только всаднику явно нехорошо — рука падает плетью вниз, он хватается за плечо и бьёт коня по бокам золочёными шпорами. Пытается выйти из боя. Это трудно — лошади так плотно прижаты друг к другу, что похожи на кильку в банке.

Вирак рвутся вперёд, сжигая врагов, пронзая обычными и магическими копьями, полыхают льдом, огнём, яростью и славой. Но их всего трое-четверо в переднем ряду. А пиратов — вдвое, втрое больше, и они знают, как держать строй.

Рядом с Вернером умирает знаменосец. Я пропускаю момент, кто его сразил — вижу только, как он медленно падает с седла, выронив знамя. Его лошадь делает последний скачок, прежде чем теряет равновесие и валится в воду за ним. Знамя падает в воду, как срубленное дерево.

Хуже того, к пиратам прибывает подкрепление. Всё новые и новые шнеки подплывают к первым, их притягивают боевыми баграми к бортам, и команды мчатся на помощь своим. Дротиков в воздухе становится всё больше и больше, появляются арбалетчики, лучники с тяжёлыми, вычурными луками. Последних, к счастью, мало. А вон те, все сплошь в каком-то морском мусоре и головных уборах из перьев, очень напоминающие мне североамериканские, собрались в кружок и пляшут. Ставлю ченти против дуката, это шаманы — и они колдуют какую-то гадость.

Кони под пирсом мечутся в крови, вспененной воде и жалобно кричат. Караэнское рыцарство приняло бой.

— Кажется, теперь я понял, — и опять Этвиан Роннель. — Позвольте мне предложить выход, сеньор Магн. Я заключу договор с Каналом, а вы поведёте людей.

И прежде чем я что-то понял, он срывается с места. Скачет к Каналу, благо он тут недалеко.

Я с сомнением смотрю на него. За ним двигаются его люди — те, кто остался. Их немало.

Этвиан Роннель заключает договор с Каналом.

Он не просто скачет туда — нет. Это не порыв, не спонтанность. Это церемония. Он неспешно спешивается, оглядывается на своих людей, даёт знак. Те, кто с ним, остаются на расстоянии — кроме одной. Та самая девушка в строгом платье королевского покроя. Та, что сопровождала его на совете.

Они достают свиток. Настоящий, с печатями, заготовленный заранее. Кожаный тубус, чернила в хрустальном флаконе, перо. Он пишет. Не торопясь. Каллиграфически. Ветер треплет его волосы, но он спокоен, как храм. Девушка держит бумагу, потом подаёт ему печать. Он ставит её. Оглядевшись, он поднимает документ над водой.

— Этим мы скрепляем наш договор. — Голос его не громкий, но я слышу.

Вода шевелится. Легко, будто ветром повело.

Потом она замирает.

Не «успокаивается» — а именно замирает. С размаху. Как будто кто-то велел ей: стоп. Как будто вся гладь натянулась, как струна.

В этот момент по каналу плывёт шнекка. Пиратская, чёрная, с ободранными флагами, с залатанными парусами. Команда на борту, похоже, решила подплыть поближе и метнуть дротики в тех, кто на берегу. И — бах! — будто врезалась в невидимую стену. Всё, что на ней — летит вперёд: мачта трещит и валится, люди кувыркаются по палубе, один вылетает за борт, другой с криком врезается в переднюю балку. Я слышу, как с палубы раздаются крики, местный военно-мосрской мат, хруст дерева и звон железа.

Канал больше не течёт. Он будто покрыт стеклом. И отражает не небо, а сам себя. Слой воды над другим слоем. Тонкая, идеально ровная, жутко неживая поверхность.

Этвиан какое-то время смотрит на это. Потом медленно вытаскивает меч. Вытянутый, тонкий, украшенный старинными письменами на клинке. И, не глядя, бросает его в воду.

Меч не уходит ко дну.

Он отскакивает от поверхности, как от стекла, пружинит и остаётся лежать на канале, как на льду. А может, это и есть лёд. Волшебный. Безмолвный. Принятый договор.

Этвиан спокойно поворачивается и идет к своему коню. Девушка следует за ним. Никто из них даже не улыбается.

— Канал стал землёй, — сказал Этвиан, глядя на меня. — Но ненадолго. Нам нужно торопиться.

Я кивнул. И какое-то время просто смотрел на гладкую поверхность, сверкающую, как чешуя мифической рыбы. Я знал, что это магия. Но мой мозг не хотел соглашаться: это вода. Я утону. Утону мгновенно, как только копыта пробьют пленку, как только вес брони потянет вниз.

— Всё нормально, — произнёс я себе. — Это просто лёд. Просто замёрзший канал. Просто ещё один шанс.

Я сжал бока Коровки, и она шагнула. А потом ещё раз. И ещё.

Не провалилась.

Я выехал на лёд. Шаг за шагом. Лошадь хрипела, чутко пружинила копытами, но держалась. Я — тоже. Каждый мускул в теле был напряжён, как натянутая тетива.

За мной по воде, по каналу, один за другим выезжали мои люди. Сначала мои — верная свита, десятки лиц, что видел каждый день. Потом и остальные. Волок был рядом, и вовремя — подал мне копьё. Я опустил забрало. Оно с щелчком захлопнулось, и мир стал узким, словно я в танке. Приятное чувство защищенности.

— Пылая красотой! — крикнул я, и голос ударил в уши. Крикнул, в шлем, как в колокол. Кажется, я себя оглушил. Надеюсь остальные услышат. Хотя, услышали.

Копыта за мной стучали по «льду». Мы пошли в атаку.

Кони скользили, но не падали. Мы неслись по воде, по замёрзшему зеркалу, в сторону кораблей, вставших на якорь вдоль берега. И да, теперь берег был у нас — за спиной. Впереди — враг.

— Пылая красотой! — снова рявкнул я, и этот клич разнесся над замёрзшим каналом, как удар хлыста.

Мы ударили.

Справа пошли врассыпную копейщики Роннель — их плаши и шиты были пурпурными с золотом, а копья обвиты желтыми лентами. Слева — мои, цвета Итвис: яркие, чистые и полыхающие. А между ними, выше всех, гарцевал Коровка.

Первый корабль был низким, грузовым, с полупустой палубой. Мы буквально врезались в его борт, копыта выдолбили в льду канавы — и первым туда взлетел рыцарь в сине-золотом, с кличем «За Змея!» Он вонзил копьё в грудь пирату с топором, и тот, не упав, как-то развалился на части, как плод, рассечённый топором…

Я тоже взлетел — на Коровке, на полном ходу, прямо на сходни. Доски треснули, палуба взвизгнула как испуганная старуха. Я увидел их.

Пираты. Обмотаны в шкуры, украшены перьями, костью, морскими раковинами. На некоторых бронза — пластины, шлемы, на других — будто закопчённые кольчуги. Толстые щиты. Успели попытаться сбить строй. Получилось как попало. Один, прямо передо мной, держал в руках огненное копьё — и оно действительно горело, жар шел в лицо. Он метнул его — я отбил его щитом в сторону и вниз, и оно ударило в лёд, разлетевшись дождём из искр.

Они что-то заорали. Впервые я не понимал языка. Впрочем, одно слово я уловил.

— Магн! Магн! — кричали они друг другу. Не от страха. От восторга. От ужаса перед легендой.

Я сшиб их обоих. Копьё — в одного, на меч — второго. Волок рядом ударил в лицо какому-то шаману, тот попытался взмахнуть костяным посохом — из него вырвался язычок пламени, но Волок уже вонзил ему в рот слишком большой для него меч, и пламя умерло.

На втором корабле раздался звон. Оттуда стреляли — не из арбалетов. Что-то среднее между трубой гранатомета и трубой органа выбрасывало пылающие шипы — и один врезался в плечо моего всадника. Тот, охнув, загорелся как будто был сделан из соломы, но не упал, а направил коня на борт. Его пепел остался на воде, но меч всё же прорубил путь для тех, кто шёл за ним.

Слева, в толпе Роннель, кто-то разразился магией — плоская льдина, тонкая и беззвучная, ударила по мачте, и та треснула пополам, рухнув, ломая настил. Пираты завыли, но не дрогнули. Они били в щиты, визжали в боевых напевах, колдовали. Один из шаманов — я видел его, с лицом, раскрашенным как череп, — вскинул руки и ударил в барабан. От него пошли волны. Лёд задрожал. Некоторые кони поскользнулись. Один из моих вдруг провалился сквозь поверхность — и утянул всадника под воду. Холодный ужас полоснул меня изнутри, как ножом, но я уже развернул Коровку.

— Вперёд! Не останавливаться! Роннель, за мной!

— Уже поздно! — заорали люди в цветах Роннель. Я не сразу вспомнил, что это их боевой клич.

Они шли. Итвис и Роннель плечом к плечу, свет и холод, рёв и железо. Магия вспыхивала в воздухе, как фейерверки. Снаряды — огненные, ледяные, обычные и магические, оставляющие в воздухе дым, на щитах отметины и в телах раны — сыпались сверху и изнутри. Один корабль загорелся. Другой начал тонуть. Наши лошади прыгали с борта на борт, как марио по платформам. Лёд трещал, но держался. А враг — враг всё ещё сопротивлялся. Бились до последнего.

Я сломил копье. Волок подал другое. Я сломил и его. Затем сломил меч и, так и не найдя рядом Сперата с Крушителем, подхватил с пылающей палубу массивный топор на длинной ручке. Притороченный к седлу клевец показался мне не таким подходящим — у пиратов было мало доспехов и совсем не было лат.

Они сражались яростно. Умело. Но мы крушили их вместе с деревом их кораблей, одного, за другим. Медленно, но неотвратимо. Как буря. Как весна, что ломает лёд.

Мы успели — когда я услышал рог Сперата, трубящего отбой, я стоял на палубе захваченной шнеки. И лечил Коровиэля — эти гнусные твари умудрились пробить кольчужную попну на его боку и глубоко оцарапать бок. Волок с Гиреном и еще кем-то деловито осматривали трюм. Кто-то потрошил трупы.

— На берег! На берег! — надрывался Сперат. Рядом с ним реяло знамя Роннель.

Пришлось подчиниться. На брегу меня встретил наследник Вирак.

— Вермер пал, — сказал Сперат, когда я подошел. Я так удивился, что пропустил момент, когда вода Канала ожила за моей спиной.

— Ты ведёшь теперь копья Вирак, — тихо сказал я.

Он кивнул. Молодой, слишком молодой. Плащ в крови, щека рассечена, взгляд не по возрасту твёрдый. Щит за спиной выщерблен. Его лошадь дрожит. На поясе у него — меч отца. Я узнаю его по рукояти с тремя рубиновыми гвоздями.

— Достойная смерть, — сказал я. — И Вирак били первыми. Все это запомнят.

Он молча поклонился. Глубоко.

Я хотел было сказать что-то ещё — может быть, утешающее, может быть, ободряющее, — но передумал. У него уже было всё, что надо. Смерть отца, бой, испытание и клеймо командования. Он был уже другим.

— Забери тело, — сказал я. — Сегодня ночью зажжём для него костёр.

Мы снова в седле.

Шнеки горели позади — две дымили чёрным, одна пылала синим, как костёр на соли, четвёртая ушла под воду почти без звука, будто не корабль, а испуганная рыба. По множество раз перепаханной земле полей скакать было труднее чем по колдовскому льду. Этвиан только кивнул мне — без слов — и повёл своих рядом.

Впереди шел бой. Пехота в зеленом и красном сошлась с пиратами. Не ожидал, что Бертран окажется таким нетерпеливым. Впрочем, они все такие, пора привыкнуть. Там, где должен был быть склон, были только люди. А вокруг весенняя, влажная, взбитая копытами земля. Идалека, там где должны быть Лесан и Алнез, тянуло густым дымом.

Я опять ехал первым. Следом — Волок, Гирен, ещё десятки моих. Те, кто остался на ногах. Те, кто не побоялся замёрзшей воды. Те, кто теперь были не просто моими вассалами — а чем-то большим.

А, ну да. Еще Вирак.

Их было мало. Как оказалось, война с теми, кто всерьез готов тебя убить, это вовсе не так весло. Конечно же, у всех трусов был хороший повод отказаться от дальнейшей битвы.

Я поднял копьё. В этот раз все остановились.

— Сперат, остальные, запомните кто сейчас с нами, — и мы проехали вдоль строя людей. Многие так и остались веселыми, шутили, скалили зубы в улыбках. Только некоторые посуровели. Возможно, потеряли близких. Или своих коней. Они спокойно смотрели мне в лицо. Некоторые в уже в трофейных черненых кольчугах и шлемах с перьями. Я с удивлением наткнулся на ту рыжую, что победила в поединке. Она выглядела взволнованной и взъерошенной, но довольной, как будто не из битвы, а с распродажи вернулась.

Все оказалось не так плохо. Вирак потеряли пятерых убитыми и десять ранеными. И это была половина всех наших потерь. В моей свите погиб один и двое были ранены. К счастью для них, у них был я. Еще мы потеряли четыре лошади — эти морские крысы в них нарочно целили.

Из примерно двух сотен вассалов Роннель и моих, после первой стычки дезертировало не больше двух десятков. Может они и в самом деле имели уважительные причины. Это уже дело Фанго. Думаю он сможет выяснить, кто тут был. А они не смогут ему солгать, ведь я лично взглянул в лицо каждого, кто остался со мной.

Разумеется, у меня память на лица была не настолько хороша, но кто рискнет проверить?

Проехавшись вдоль строя я снова занял место впереди. И повел свое «знамя» дальше. В этот раз быстрым шагом. Следовало экономить силы лошадей. Основная драка нам еще только предстояла.