Наследник огня и пепла. Том Х

Глава 15 Огонь и железо

Потные, в чёрной от грязи и пепла рабочей одежде, мужики дёрнули верёвку под ритмичную песню запевалы:

— И раз! — и пока они перебирали руками верёвку и снова готовились дёрнуть, запевала выводил своим красивым голосом:

— Мы не тянем баржи!

— И два!

— И не сапаем грязь!

— И три! Мы куём железо!

Короткий отдых, пока запевала начинает двустишие, подхватываемое остальными с полуслова:

— Пива дай, мастер, не жалей, налей! А не то тебе мы выпишем… люлей!

И под хохот снова:

— И рааз!

Окованная снизу железом здоровенная каменная чушка, покрытая декоративными узорами, с помощью блоков поднималась вверх.

— Им что, за это им ничего не будет? — удивлённо прогудел Сперат.

Действительно, крайняя степень неуважения. Я почти шокирован. Тут же как в армии — субординация, выслуга лет. Сопровождающий нас гильдиец из оружейников, почтительно стоящий метрах в десяти, подбежал поближе:

— Так шуткуют же. Да и пива с утра глушат. Без пива и хлеба на такой работе не протянуть.

— Пущааай!

Молот рухнул с высоты, ударившись в заготовку. Бам! Аж в груди отдалось. Эти тяжёлые, глухие «бам!», и мелкие, отдалённые стуки по железу, звон металла, шипение, скрип тросов и деревянных частей кранов — раздавались со всех сторон. И почти всё — довольно ритмично. Похоже на дабстеп. Я даже притоптывать ножкой начал.

— На обратном пути надо будет к чушпанам заехать, — сказал я Сперату. — Хочу им крикнуть: Урки мои верные! Несите доброе, светлое, вечное!

Сперат нахмурился, явно подозревая меня в шутке, но не понимая её. Но уже знает, что я не буду объяснять — молчит. Настроение у меня было хорошее, оттого и беснуюсь, наплевав на мимикрию под местного. Иногда надо. Не часто удаётся почувствовать себя Сауроном. У меня вот — в первый раз.

— И триии! Жопу подотри!

Девки любят, когда хер в саже!

Не нужны вилы, где молот важен!

Мы находились на территории гильдии оружейников. Моя свита стояла поодаль — давно прошли те времена, когда я тут чего-то опасался. Я ждал их главу.

Браг Железная Крепь оказался крепким орешком. Дело не только в том, что он сумел пережить двух глав гильдии пивоваров и гильдию бурлаков, которую из Караэна вообще попёрли. Он ещё и сумел остаться полновластным главой гильдии оружейников — в отличие от пивоваров и ткачей, которые управлялись рыхлыми «Советами мастеров», медленно попадая под полное влияние Великих Семей.

Меня, в основном. Ладно, ткачей Треве подмяли.

Бам!

Дело ещё и в том, что, несмотря на осторожные слова и выверенную вежливость, Браг так и не пошёл на контакт. Просидев без малого год в моём плену, пользуясь всё большими свободами, он так и держался подчеркнуто холодно и отстранённо. Ладно, у меня было маловато времени с ним по душам поговорить. Но была ещё и Адель. И она тоже оказалась бессильна — односложные ответы Брага работали не хуже чеснока на поле. Не подобраться.

И тем удивительнее было единение вокруг него гильдии оружейников — с почти фанатичной преданностью. Ключик к Брагу подобрался случайно. Как-то я притащил его на очередной технический совет в Университете. Как стороннего эксперта. И вот там-то он и расцвёл.

Браг был гением. Отсюда все его странности, и отсюда же — безмерное уважение к нему мастеров. Уже очень скоро я сначала начал отпускать его к родным, а потом и вовсе освободил.

Бам!

— Эй ты! — прорычал Сперат ближайшему из сопровождающих нас гильдейцев. Вспыхнул как спичка на ровном месте. С ним иногда случается. — Не пристало герцогу ждать…

Я похлопал Сперата по стали наплечника. Пришлось задрать руку.

— Сперат, давай…

Бам!

— Лучше тут подождём. Я не хочу идти к печам, — я хохотнул, увидев, как Сперат резко увял.

— Сеньор Магн! — появился Браг. И он улыбался. Рассказал бы мне кто такое — не поверил бы. Мы даже обнялись. У обоих настроение такое, бодрое.

— А что тут? А давайте ко мне. Обедать пора! — Браг вежливо, но слишком неподобающе потянул меня за закованный в латы локоть. Я начал ломаться, как девица.

— Да я ненадолго. Слышал, ты пробник закончил, хочу глянуть, и в Поместье. Праздник же у меня сегодня…

— О, Сеньор Магн! А я и забыл! Поздравляю с Днём Победы!

То, что праздником стал именно день победы над сорскими пиратами — может показаться странным. Как ни крути, но нашествие наёмников Гонората было не менее опасно и подобрался он ближе. А с ужасами нашествия нежити и ужасным ужасом, оставившим после себя Костяной Город, и сравнить нельзя. Вот только есть одно важное отличие — во всех предыдущих случаях единственным героем был я. А в последнем случае — другие уважаемые люди. Кто бы мог подумать, что желание лизнуть им задницу настолько размывает любые преграды из здравого смысла.

Праздник, впрочем, был скорее сабантуйчиком для Великих Семей и приближённых. По большому счёту, это была затея Адель — отпраздновать годовщину битвы. Чтобы закрепить единство, созданное на поле боя. Так она сказала. Но я уверен — она просто нашла отличный повод устроить праздник. Не хватало ей… чего-то.

Она умудрилась задергать и слуг, и меня с самого утра, хотя гости должны начать собираться ближе к вечеру. И я нашёл повод улизнуть от бешеных приготовлений к весёлому празднику.

— А я сегодня шестую печь запустил! Получше! Там с приямочком, перед душниной… — Браг заговорил о пудлинговой печи. — Улучшил, значит. Смотреть, конечно, ещё надо. Но помните, сеньор Магн, мы ж тогда говорили…

Браг растаял сердцем и потянулся ко мне именно после того, как изобрёл эту самую печь. Жуткая штука — здоровенная каменная конструкция с маленьким окошком спереди. Сзади разводится огонь, огромные кожаные меха, которые приводятся в движение водяными мельницами, нагнетают туда воздух — и внутри руда плавится при огромной температуре, выдавая ковкое железо.

Моих заслуг в этом изобретении было две: я свёл Брага с волшебниками Университета и надавил на них авторитетом, заставив ему помогать. И задал правильные вопросы своему «палантиру». Он у меня деревянный, получается не всегда удачно. Приходится её ответы до ума доводить — готовых решений не выдаёт. Но всё же.

Лилия у меня отрабатывала каждую овечью тушку, что я ей приносил, на все сто.

Изначально я пытался просто решить проблему с нехваткой леса. Самогреющиеся горшки типа самовара другие отличные идеи которые либо не взлетели из-за дороговизны, оставшись игрушкой для богатых, либо переродились в нечто другое.

Вот как, эти пудлинговые печи. Раньше на выплавку куска стали с детский кулачок уходил не одна телега отличного леса. А на латный доспех тратили даже не две баржи, а больше. Трудно посчитать. И я вспомнил об усиляющих огонь знаках. Заодно поспрашивал Лилию что там про выплавку железа можно узнать у «великих».

На основе древних записей-белиберды полубезумных алхимиков, внедрения новых технологий, усиливающих жар огня знаков Университета, и внезапно подключившихся на определённом этапе долгобородов — Браг создал эти самые пудлинговые печи. Название происходит от местного «лужа». И теперь пропадал рядом с ними целыми днями, строя всё новые и совершенствуя конструкцию. Надо сказать, изначальная цель тоже была выполнена. Обложенная заколдованной медью с огненными знаками топка выдавала жар больше чем от телеги древесного угла, всего на паре кривых веток. Ладно, я слегка преувеличиваю. Но только слегка. Одна лопата древесного угля теперь заменяла целую тачку. В сотню раз меньше топлива! Я даже и не надеялся на такую экономию. Но, пока получалось только вот в таких, специальных печах.

Браг искренне делился со мной радостными, по его мнению, подробностями:

— Крицу-то научились сгребать! Всё хорошо, падлюк не хватает. Подмастерьев набрали сотню, а они текут как свечки, да и толковых — один на десять! Но ничего, скоро от долгобородов вернутся — уже прямо хорошо развернёмся! Я и камень заказал, будем в следующем месяце ещё строить! Тока место надо найти. Думаю, снести к демонам…

Я понимающе кивал. И мне даже не приходилось сильно прикидываться. Падлюки — это те, кто работает на этом пудлинге. И работа эта хуже каторги — оттого я и решил постоять под монотонное «бум» молота, вместо того чтобы идти к Брагу. Жар от этих печей действительно адский. Плюс кислород жгут вокруг себя. В общем, даже просто рядом стоять — даже для меня — настоящее испытание. А падлюки шуруют в этих печах здоровенными ломами в пару десятков килограмм. С помощниками — но всё же, ближе всего к заслонке. И ерзают рядом постоянно — процесс требует внимания. Нельзя пропустить, если расплав неравномерно плавится. Или слишком жидкий. Или густой. Или останутся вкрапления. В общем — нон стоп месить раскалённый металл железными ломами, дыша пережжённым воздухом. Неудивительно, что те подмастерья, что посообразительнее, прикидываются тупыми.

— Так, может, падлюкам денег побольше дать? — осторожно вставил я.

Браг заткнулся и насупился.

— Не в деньгах дело. Хорошо им плачу. Больше, чем многим! — буркнул он в бороду.

Жадный он. Но предприимчивый. Я по своему опыту из прошлой жизни знал ведь — запретная это тема для предпринимателей, деньги работягам давать. Болезненная. Почему-то. Тем более, я почти уверен: тут половина за еду и пиво работает. На перспективу. Очень удобно — когда у тебя сотрудник ребёнка заделает, а через лет двенадцать — хоба, и это уже новый стажёр с неопределённым испытательным сроком.

— А что к молоту не придумаете, как водяное колесо приделать? Ручками поднимаете? — перевёл я тему.

— Да по-разному уже пробовали, — отмахнулся Браг. — Так я о чём? Ах, позавчера-то мы… Считай, сталь отлили! Ну, не вся…

Одна пудлинговая печь выдавала пудов пять железа за одну загрузку. И тут все должны охнуть и замереть. А загрузок таких можно было за сутки штук пять сделать. И теперь наиболее впечатлительные могут в обморок упасть.

Для меня, который рельсы до горизонта видел, выплавка меньше тонны железа за день работы хуже чем в аду не впечатляет. Я видел, сколько это в слитках. Примерно одна рельса — метров двенадцать бруска с сечением сантиметров в десять.

Но всё познаётся в сравнении. До того железо и сталь выплавляли в тиглях. Каждый тигль — само по себе произведение искусства, даже если одноразовый, из глины. Глину там мешали хитрыми способами, добавляя чёрный порошок, покупаемый за дорого у долгобородов, и годилась не всякая. Впрочем, почти на каждый этап процесса можно добавить сотню нюансов.

Они прокладывали слоями руду и уголь, разбавляли его особыми, бережно хранимыми в секрете от остальных, травами и хрен знает ещё чем. Суть в том, что после невероятно хитрой процедуры выплавки железа в тигле — которая в зависимости от мастера и «техпроцесса» занимала от нескольких суток до года — получался слиток железа или стали размером с детский кулачок. Если тигель большой.

Однако, это если всё сплавить в слиток. Когда тигель разбивали, там было множество кусков. Приходили мастера и тщательно отбирали себе лучшие. Именно из них потом изготавливали драгоценные латы и оружие. Худшие куски доставались подмастерьям.

Часто случалось, что после всей мороки в тигле не было нормального железа. Всё шло на утварь или сельхозинструмент.

Но даже так, из-за отличной руды, поставляемой долгобородами, нож или наконечник, сделанный подмастерьем гильдии Караэна, был на порядок лучше того, что мог выковать обычный кузнец из болотной руды, которой было полно везде.

Чтобы сделать меч не хуже, другим приходилось проковывать железо десятки раз, до одури, выбивая из него примеси и шлак, как японские кузнецы. И постоянно «колдовать»: то закалять в крови или моче рыжего мальчика, то остужать, скача на коне и размахивая над головой. Впрочем, последними ухищрениями не брезговали и оружейники Караэна.

Качество руды и сотрудничество с долгобородами — вот были основные конкурентные преимущества гильдии оружейников Караэна, позволившие им достичь буквально недосягаемых для остальных высот. Пока в Королевстве и Железной Империи рыцари радовались и кольчугам — в Караэне ковали полные латы. Пусть и очень мало.

Я за этот год столько нахватался про металлургию, что мог бы лекции читать. Крестьянам. Сам же я лишь отчётливо понял, насколько глубока бездна моего невежества.

Я спросил Лилию, сколько железа на руках, в инструментах и оружии, приходится на одного человека в этом мире. Она долго думала. Реально долго. Не меньше десяти минут. Но потом выдала меру, примерно равную весу сотне сольдо. Примерно полкило, по моим прикидкам.

Тогда я спросил, сколько людей в Долине Караэна. Решил начать с малого — как чувствовал. И она зависла. Заскрипела. Страшный такой звук. И на оклики не реагировала. По ощущениям, скрип и молчание продолжались часа два. На деле, наверняка меньше. Когда я уже прошёл все стадии отчаяния, она наконец ответила: «две тысячи раз по тысяче человек».

Поэтому я со статистикой пока решил повременить. Чем дальше — тем чаще я натыкался на ограничения Лилии. Она неплохо шарила в древних знаниях, легко объясняя сложные вопросы и отсылая к тем, кто когда-то давно уже что-то похожее делал. Но были и тёмные места. Например, она не видела толком ничего про Владык и, внезапно, Зартана Нахтира. «Будто тёмное размытое пятно», — сказала. А обещала его найти, сучка деревянная.

— Пришли! — вывел меня из задумчивости Браг.

Глава гильдии жил посреди местной промзоны. Да даже его жильё было частью этой промзоны. Соединённое с небольшой ветряной мельницей. В большом зале, рядом с камином — признаком бесконечной роскоши в Караэне — из стены торчал молот. Чтобы дети Брага могли периодически что-то ковать. Между делом.

— Сеньор Магн! — выбежала жена Брага. Она была обычной женщиной. Местной — чернявенькой, фигуристой. И дети почти не отличались от людей. Видно было, что Браг её любит. Я не хотел их смущать. Вежливо поздоровался и напомнил, что тороплюсь. Браг отвёл меня в пристройку-мастерскую.

Образец ждал меня, надетый на сносно вырезанный деревянный бюст. Я не переставал удивляться той тщательности, которую придавали тут деталям. Хотя иного ожидать и нельзя — всё вокруг сделано руками знающих людей, а не отштамповано из пластмассы. И я собирался это изменить.

— Сперат, давай рубило, — я протянул руку. Сперат вытащил из-за пояса и подал мне трофейный соркий топор. Я взял его в одну руку. Кивнул Сперату на «образец». — Держи.

Сперат поднял бюст. Я размахнулся и ударил. Хорошо ударил. Но не так, как мог бы. Я знал — с моей скоростью и силой даже такой удар — это лучшее, что может выдать обычный человек. Удар пришёлся туда, куда я целился — по кольчужной бармице. В стороны брызнули лопнувшие кольца. Но после проверки оказалось, что прорехаь невелика, и кожаная основа не пробита. Хотя на твёрдом дереве осталась отметина. Это было ожидаемо — кольчуга прекрасно защищала от рубящих ударов. Куда опаснее для человека в ней был сильный удар копья или стрелы. Однако от этого хорошо помогал поддоспешник. Если бы не вес и необходимость иногда более жёсткой защиты — кольчуга была бы не особенно хуже лат.

— Без зубов теперь будет ходить. Но живой, — прокомментировал Сперат.

— Поставь на стол и держи. В сторону подайся, — в этот раз я почти не сдерживался. Мои удары оставляли на шлеме вмятины, заклёпки отлетали, четыре лепестка основы, приклёпанные к рёбрам жёсткости, погнулись. Я остановился после четвёртого удара, который прорубил железо и расколол деревяшку под шлемом.

— Ну так, сеньор Магн, — недовольно пробурчал Браг. — Вы ж сравнили себя с простым человеком. Вон, на топор свой посмотрите.

Я глянул на топор. Ему тоже досталось — наваренное на тело топора лезвие из более жёсткой стали свернулось на бок, и вообще топор деформировался от ударов.

Я положил изуродованный топор и взял в руки разгромленный в хлам шлем. Да, это было куда более мягкое железо, чем та сталь, которую я ношу на себе.

— Плохой шлем, — прокомментировал Волок. — Вон, толщина на полях больше…

Браг зыркнул на Волока и начал наливаться кровью. Лицо из обожжённого собралась в одну злобную складку. Браг втянул со свистом своим огромным носом воздух — как будто закипающий чайник.

— Для человека без шлема хорош будет тот шлем, который у него будет, — отрезал я. — И это хороший шлем. Не так хорош, как на тебе, Волок, но лучше, чем у многих. Тебе следует это ценить. Сеньор Браг, я восхищён вашей работой. И сколько вы сможете их делать в месяц?

Браг некоторое время переключался с Волока на меня. Наконец, его злость отступила. Волок был прав — мы втроём, я, Сперат и Волок, несли на себе образцы тонкого искусства. Каким-то удивительным мастерством оружейникам удавалось, используя только молот, вытянуть сталь так, чтобы латы были толще в тех местах, куда удары приходились чаще. Шлем в моих руках был… почти штамповкой.

— Полсотни за месяц, — наконец ответил глава гильдии оружейников. Немного подумал. — Может, даже сотню. Но надо будет ещё…

— Начиная с этого месяца? — уточнил я.

Браг задумался. Потом осторожно кивнул.

— Вот такие, с бармицей и кожаной основой? — мне не верилось.

— Кольчугу долгобороды делают. Приспособились проволоку тянуть и клепать на водных молотах, что твои ткачи. Да и кожа тут обычная — не вощёная, не варёная. Да, думаю, осилим. Но трудно будет, — ответил Браг. — И всё же, слово не дам. Полсотни — точно. Про сотню не уверен я.

Я повертел в руках шлем.

— Поля надо побольше сделать, — наконец сказал я. — И сам шлем побольше, чтобы на всех налез.

— Так как… Вы ведь, сеньор Магн, настаиваете, чтобы руки поменьше к ним прикладывать. Всё на больших молотах. А тут, с полями, работа тонкая. Вытягивать надо. А если шлем больше сделать — так глаза будет закрывать.

— Сделайте просто вырез под глаза, — не сдался я. — Подумайте, сеньор Браг, я в вас верю. А насчёт подшлемника… Знаете, сделайте его ремнями… Сперат, дай мне бумажку и стилус. Я вам нарисую.

Накидав ленточное крепление, подсмотренное мной в строительной каске, я тепло попрощался с Брагом и довольный отправился к коням.

Я был уверен, что нарисовал неправильно, но ещё больше я был уверен, что умница Браг и его подручные мгновенно уловят суть и идею — и доведут её до ума. И даже сделают лучше.

Я резко остановился.

— Мой сеньор⁈ — насторожённо спросил Сперат.

— Подожди… Я считаю, — Браг сказал, что построил уже шесть печей. Если даже предположить, что они не больше, чем первая, в чём я сомневаюсь, то они уже выдают не меньше пяти тонн железа в день. Сколько здесь дней в году? Пусть будет триста тонн в год.

Я задумался, переводя это в килограммы и граммы и деля на «норму» — в 500 грамм. Шесть сотен тысяч человек. Выходит, что за тройку лет неспешной работы только эти шесть пудлинговых печей произведут железа для всех жителей Долины почти столько же, сколько люди добыли за всё предыдущее время.

Это даже не революция. Это взрыв. Нет, не взрыв. Как давление корней дерева — снаружи ничего не видно, а потом трещат стены, взламывается асфальт, рушатся столетние порядки, и топор попадает в руки тем, кто всю жизнь копал землю деревянной мотыгой.

Каждое утро теперь в Караэне рождалось больше железа, чем за месяц во всем остальном мире. И с каждым месяцем — ещё больше.