Наследник огня и пепла. Том Х

Глава 2 Веточка хотела поиграть

Я поднялся не торопясь. Не потому что испугался — а чтобы быть ближе. На случай, если Адель всё-таки решит оборвать Волоку уши. В его случае — не фигурально. Моя жена обладала несомненными магическими талантами, и не только в искусстве убеждения.

— Мне решать степень вины моих людей, — сказал я спокойно, но достаточно громко. Если бы моя жена действительно была настроена устроить расправу — она бы не забыла захватить с собой свой боевой молот.

Моя жена действовала решительно, когда речь шла о настоящей угрозе для нашей семьи. Анья, Друг из города, не даст соврать.

Сперат хмыкнул. Хотел было что-то сказать, но тут же прикинул, в какую сторону полетит пыль, и предпочёл промолчать. Один из юных практиков, пришедших с магами, поклонился так низко, что носом коснулся пола, а потом, пятясь, исчез из павильона, не касаясь пятками земли. В большей или меньшей степени его маневр повторили все остальные. Даже громкий голос Дуката уже слышался издалека.

Адель метнула в меня взгляд — сначала гневный, потом обиженный, потом… просто уставший. Она резко развернулась, и её свита, как придворный занавес, метнулась за ней следом.

Кто-то шепнул: «О, Пламенеющая», а кто-то другой — возможно, повар — прошептал в ответ: «А ну, все вон отсюда, пока жива печень». Голоса затихли, стук сапог удалился. Остались только Сперат и Волок.

Я повернулся к нему.

— Ну, Волок, — вздохнул я. — Что ты натворил на этот раз?

Волок даже не дёрнулся. Стоял спокойно, с тем выражением лица, с каким в Золотой Палате слушают отчёт о ценах на зерно — будто знает, что всё это временно и не особенно к нему относится. Только губы шевельнулись:

— Я… ухаживал за рассадой.

— За чьей?

— За той, что в оранжерее вашей жены. Светосолнечные цветы, тёплоночные травы, редкие ростки… Она велела «не давать им умереть от здешнего холода и тупости». Цитирую.

— Продолжай.

— Ну… я посадил семя. Дерева, — он зыркнул на слугу, которому внезапно приспичило именно сейчас убирать стол. Надеюсь, он на подкормке только у Фанго. — Того, что движется.

Я не сразу понял, о чём речь. Лилия, ну конечно. Других движущихся деревьев, кроме Лилии, я не припоминал. Пока.

— Да она не страшная. Почти, — всё же решился оправдаться Волок.

— Почти? — пробасил Сперат.

— Почти, — честно кивнул Волок. — Потому что… ну… она живая. Почти живая. У неё свои желания. Я думал, если в ней что-то и проснётся — то через месяц. А проснулось на третий день.

Я прикрыл глаза. Представил Адель, нашедшую это. Представил, как живая лозка нежно обвивает ручку нашего сына и тянется к нему, чтобы «посмотреть поближе». Нет, Волока она любит. Ничего бы ему не оборвала. Но вот лозе — вполне могла.

— Ребёнок?

— Всё в порядке. Он даже не испугался. Сказал, что «веточка хотела поиграть». Улыбался, кстати. Прямо как вы.

— Вот только не начинай, — буркнул я и снова опустился на подушки. — Ладно. Потом сам с ней поговорю.

Сперат кашлянул и сказал со смешком:

— Он просто исполняет свой долг. Ведь вы же обещали Лилии посадить её семя.

Я кивнул, глядя в сторону, где только что исчез шлейф Адель.

— И всё же, — сказал я, — хорошо, что она пришла без молота. Значит, на самом деле она просто испугалась.

Мы замолчали на пару вдохов. Потом я поднял кубок, повертел его в руке и сказал:

— Ладно. Погожий денёк продолжается. Давайте пить, пока в него не вмешается судьба.

— Исполняю, — кивнул Волок. Я зыркнул на него, подумав что он поднесет вино. Но это работа Сперата. А, это он про Лилию…

Я сделал большой глоток. И только потом нахмурился. Волок в последнее время разговорился. Стал поддерживать беседу. Но всё же обычно говорил только необходимое. А поддерживать дежурную шутку Сперата… нужды в этом у него не было.

Я посмотрел на Волока. Он отвёл взгляд. Сперат опередил меня с вопросом:

— Когда вы, сеньор Магн, отправились в своё безрассудное одиночное путешествие в долину Инсубров, Волок попал в неприятность. Он забрался на стоявший отдельно утёс, и стража долгобородов пришла снимать его. Бородачи решили, что он хочет получше разглядеть их укрепления. Мне удалось убедить их, что с той скалы мало что можно разглядеть.

Сперат замолчал, как опытный оруженосец, уступая мне право нанести решающий удар.

— Так что же ты там делал? — спросил я.

— Посадил семя, — признался Волок. И тяжело вздохнул.

Я отпил ещё вина и блаженно улыбнулся. Действительно, почему бы и нет?

— А где ещё? — спросил я.

— У Красного Волока. Близ Горящего Пика, на кочке посреди болота. И ещё здесь, — он махнул в сторону поместья, — в кадке на крыше. Но это было давно. А потом Леон поставил дверь и стражу. И только тогда я подумал: а вдруг не прорастёт? Решил попробовать в другом месте. А, ещё внутри Горящего Пика. Там, где хранятся запасы… Кажется, всё.

Пока он говорил, Волок бережно достал из своего кошеля свёрток — кусок плотной ткани, в который были аккуратно завернуты семена. Соцветие отдалённо напоминало колос пшеницы, только чуть более плотный и тяжёлый. На веточке оставалось четыре семени: сочно-зелёные в обычном зрении, истекающие золотом в магическом.

— Пошли посмотрим, — мне стало любопытно.

Мы поднялись на крышу. Только благодаря самому Волоку нашли ту самую «кадку». Мелкий засранец умудрился украсть далеко не самую дешёвую вещь в хозяйстве — пивной бочонок. До краёв наполнил его землёй и водрузил между скатами крыши над Большой Гостиной — в самом непроходимом месте.

Деревце выросло. Несмотря на зиму.

Хилое такое, жалкое. Тонкий прутик сантиметров тридцать высотой, с тремя скрюченными веточками. В обычном зрении — почти сухое. В магическом — слабо, но стабильно светилось. Как свеча, оставшаяся после праздника.

Сперат порылся в жадносумке, вытащил скрутку вяленого мяса, отсёк кусок кинжалом и бросил к дереву. Со второго раза кусок с сухим стуком упал на черепицу рядом с бочкой. Волок молча подался вперёд, чтобы слезть и принести его, но я так же молча удержал его за плечо — было скользко.

Прутик вдруг наклонился. Против ветра.

А потом — сграбастал мясо и втянул его в бочонок. Без единого звука.

— В водостоке — кости, — доложил Сперат с высоты своего роста. — Мелких зверей. Птиц.

— Оно маленькое ещё. Не понимает, наверное, ничего, — угрюмо сказал Волок.

Вокруг меня — множество людей. Многое происходит. Многое происходит только благодаря мне. Многое с моим участием. И ещё больше проходит мимо. Я посмотрел на Волока. Он стоял, сжав кулаки, и смотрел вниз, на черепицу. Что его связывало с Лилией? Я не стану спрашивать. Я поступлю лучше. Буду уделять ему больше времени. И, пожалуй, не только ему.

— Сперат, — сказал я. — Напомни Вокуле, что я хочу построить пару башенок. На крыше. Для часовых. И одну — просто для красоты. Пусть найдёт подрядчиков.

Раз уж я вернулся в поместье, не зайти к Адель было бы невежливо. Но её в покоях не оказалось.

Когда я спускался по лестнице во внутреннем дворе, заметил как стражники отжали в кого-то угол террасы. Я остановился. Старший, не знакомый мне но, судя по характерным усам и акценту, прибывший вместе с Леоном из Бурелома, видя мой интерес доложил:

— Милорд, это один из лекарей. Травник. Из тех, что с Шильдией. Пришли тут к сеньору Вокуле несколько. И он с ними. Говорит, вопрос касается наследника. И… вашей собаки.

— У меня нет собаки, — отозвался я, зевая. Псов Пилларов я давно раздарил. Оказывается, они были очень ценны. Потому лучших получили все Великие Семьи. Следовало следить за уровнем репутации с ними.

— И я так решил, милорд, — кивнул усатый с мрачным удовольствием.

— Ты все сделал правильно, — вздохнул я. — Но я его все равно послушаю. Приводи его в Большую Гостинную.

Я давно не общался с простыми людьми. А как утверждал Фанго, именно за это меня любили в Караэне. К тому же, может узнаю как там дела в Гильдии Лекарей из первых рук.

Минут через пять ко мне вплыл человек в чёрной мантии с зелёной нашивкой в виде растущего листа — эмблемой Гильдии лекарей. Грудь его была украшена сложенной вдвое цепью, а в руке он держал резную трость из можжевельника, которой, судя по всему, пользовался больше как указкой.

— Милорд, — поклонился он. — Моё имя — Тьерри, признанный травник при Гильдии. Прибыл с коллегами по приглашению вашего казначея. Я не отвлекал бы вас без нужды, но…

Он посмотрел по сторонам, понизил голос:

— Сегодня ваш сын… Ивейн… Он подошёл ко мне, протянул ладошку — и лизнул.

Я уставился на него, не сразу сообразив, слышал ли правильно.

— Лизнул?

— Именно! Точно так же когда-то, двадцать два года назад, пёс Золотого Императора, умирая, тронул меня в Синяке. Это был знак! И сегодня… та же энергия. Та же чистота! Я понял: он вернулся. В вашем сыне. По меньшей мере — его дух. А возможно — и воля.

— Пёс Императора… — повторил я.

— Не простой пёс, милорд. Храмовой. Легендарный. Его смерть предсказала падение Хальда и начало эпохи Печати! А теперь он вернулся, чтобы… чтобы что-то исправить!

Он сыпал названиями из легенд, густо мешая их по времени и пространству. Хальд город на побережье графства Адвес, был разграблен и разрушен сорскими пиратами еще во времена молодости отца Магна. Эпоха Печати это весьма условное время, когда Культ Императора противостоял вампирам, одновременно захватив почти все Регентство.

— И что вы предлагаете? — поинтересовался я, уже понимая к чему всё идет.

— Лавку. Амулет. Возможно, маленький алтарь с костью — символической, конечно. Я возьму на себя уход, молитвы, толкование снов. Гильдия не возражает, уже обсудили. И если бы вы нашли щенка, то…

— Понятно, — сказал я, поднимаясь. — Вот что, магистр Тьерри. У вас есть право обращаться ко мне. Но если вы потревожите Адель этой байкой о собаке, она вас вылечит так, что вы забудете, как вас зовут. А косточка ваша пойдёт в её суп.

Он побледнел.

— В таком случае… я, с вашего позволения, продолжу наблюдение со стороны.

— Молча, — подтвердил я. — И без попыток выкопать священный след.

Он склонился в низком поклоне и быстро исчез, оставив после себя запах сушёной лаванды, укропа и чего-то беспокойного.

Проблема с магами в том, что они часто откровенно безумны. Похоже, так алхимия и чародейство дается откровенно легче. Впрочем, до меня удавалось прорываться и просто чудакам, без особых магических талантов. Таковы последствия известности. В обоих известных мне мирах.

Я нашёл свою жену в фехтовальном зале.

Не очень большое помещение — потолки перекрыты дорогущим деревом, потому что своды, такие как в Большой Гостиной и на террасах здесь трудно строить, и каждый дополнительный пролёт стоит как недорогая башня. Поэтому, такое только напоказ. А Фехтовальный Зал был отдельно стоящим зданием. Довольно простым. Зато изящным. Стены — тонкие, легкие, как у летней беседки, но упроченные магией. Внутри — ни одной лишней детали, кроме арсенала. Перекрытия потолка из деревянных бревен. Тоже не дешево, но только так можно добиться относительно широкого пространства.

Адель с грохотом валяла по полу троих наших стражников. Закованные в кирасы и кольчуги, они катались, стонали и хватались за шлемы. К счастью, вместо любимого боевого молота у неё был тренировочный лом с гуманизатором на конце — огромным, как футбольный мяч, кожаным набалдашником. Тем не менее, сила у Адель оставалась прежней.

В углу фехтовального зала сидела стайка её фрейлин, они сюсюкали с Ивейном. Мой сын капризничал, вырывался и хотел к матери. Он был одет в бело-золотое платье с оборочками — в духе моды Караэна, где детей до шести лет одевают одинаково, без разделения по полу. На ручках и ножках — массивные золотые браслеты. С виду — украшения, но внутри они были зачарованы: от сглаза, для магической подпитки, да и просто служили для утяжеления, чтобы малыш рос с силой.

— Мама! Мааа-ма! — тонко тянул он, брыкаясь на руках у служанки.

Через пару лет он получит своего первого учителя, личный железный затупленный тренировочный меч и деревянную коняшку на колёсах. И будет носиться на ней по этому залу, стараясь попасть мечом в лицо манекену или насадить на игрушечное копьё брюкву. А мы с Адель будем смотреть, хлопать в ладоши и делать вид, будто это великая битва. Потому что для него это и будет великой битвой. Для Магна это было одно из лучших воспоминаний о детстве.

И это будет хорошее воспоминание. Я запомню, как мы сидим рядом, она касается моего плеча, мы оба смеёмся.

Увидев меня, Адель устало опёрлась на оружие. Пот со лба стекал в глаза, прядь волос выбилась из причёски и она сдула её с лица. На ней был надет стёганый тренировочный доспех прямо поверх платья, из-за чего она выглядела одновременно по-королевски и опасно.

Я подошёл ближе.

— Они вам поддаются, моя сеньора, — сказал я с самым невинным видом.

— Я знаю, — она снова сдула прядь в сторону. — Но мне нужно разогнать кровь. А потом — ни слова, — она ткнула в меня пальцем. — Я беременна. Мне нельзя волноваться. А значит, я должна быть в форме, чтобы не волноваться. Понял?

— Понял, — я поднял руки. — Хотите, я составлю вам компанию? Мы давно не тренировались вместе.

— Спасибо, мой господин, — ответила она на манер знати Королевства. Как я люблю. — Но мне не стоит сильно напрягаться. А я буду, ведь не люблю проигрывать.

— Тогда, может, пришло время сыграть в Три Знамени? Попросим принести персиков в мёду, немного вина с травами… и ты, наконец, покажешь мне, что значит разгром?

Адель, пока я был в Таэне, успела не только показать чатур, популярный в Королевстве, знати Караэна. Но даже немного его доработать. Назвав этот вариант «Три Знамени». Добавив к обычному чатуру «карты судьбы» чем дополнила его оттенками стратегии, неким военным гаданием и, отчасти, ролевым состязанием. Кажется, она почерпнула эту идею в разговорах со мной — я рассказывал ей много, не мог не упомянуть и о настольных играх моего мира. Разумеется, выдав это за свои мысли. Впрочем, она довела это до ума, а караэнцы ухватились за «Три Знамени», потому что любили не просто заимствовать, а делать лучше.

Адель засмеялась, будто серебряный колокольчик прокатился по белому мрамору. Я давно не слышал её смеха.

— О, я вижу, мой господин, думает, что слабая женщина проиграет даже в ту игру, что придумала сама? Напрасно. Я научу вас редкому умению — смирению перед неизбежным поражением!

Я поклонился.

— О, преподай мне урок.

Поздно вечером, когда все свечи в коридорах были уже погашены, а за окнами — лишь звёзды и слабо светящийся туман Караэнской долины, мы лежали рядом.

Шёлк простыней приятно холодил кожу. Камин потрескивал, но жар в комнате держался скорее от тел, чем от огня. Адель лежала, положив голову мне на грудь, а я перебирал пальцами её волосы — мягкие, густые, пахнущие мёдом и лавандой.

Некоторое время мы молчали. Не потому что не было слов — просто они были не нужны. Так бывает только с самыми близкими. Теми, чьё дыхание ты уже принял в счёт собственного.

— Адель, — тихо спросил я. — Скажи… тебя что-то мучает?

Она вздохнула, зарылась в мои волосы. Потом приподнялась, чтобы видеть моё лицо. Её взгляд стал серьёзным, почти печальным. Она медленно провела пальцами по моей щеке. Коснулась шрама на шее. Первом, что я получил в этом мире. О котором я давно успел забыть.

— И да, и нет, — ответила она. — Мне хорошо. Так, как никогда не было раньше. Я счастлива, Магн. Но именно от этого мне страшно. Это пугающее чувство — когда всё на своих местах, когда ты не ждёшь беды… и потому ждёшь её ещё больше.

Я не перебивал. Она продолжила:

— Этот Аст… Он ведь готовит что-то в Южных землях. Ты не скажешь, но я знаю — тебе придётся его остановить. А он… он опасен. Он подлый. Не как ваш брат — открытый, ярый, прямой. Он тоже… как змея. И я боюсь, что он нанесёт удар, которого не ожидает благородный рыцарь. Который не сможет отразить даже… Ты.

Я не сразу ответил. Потом обнял её крепче.

— Мы оба знали, что спокойствие — это не то, что длится вечно.

— Ещё я знаю, — прошептала она, — что ты объявил сбор. У Горящего Пика. Завтра. Ты собираешь вассалов.

— Это просто встреча. Подтвердить старые клятвы, обсудить налоги, земли, мелочи… К тому же, ты ведь сама говорила, Ивейну нужны друзья. Пора начинать присматриваться, к тем, у кого дети подходят по возрасту.

— Ты готовишься к войне, — мягко сказала она. — Неужели ты хочешь начать распрю с Великими Семьями?

Я удивленно поднял брови. Вот, значит, какие разговоры ходят в гостиных Караэна. Потом усмехнулся и ответил банальностью из своего мира:

— Хочешь мира — готовься к войне.

Адель удивлённо подняла бровь. Задумалась. А потом улыбнулась:

— У нас так не говорят.

— Теперь говорят, — сказал я, и поцеловал её в висок.

Она замерла. Потом вдруг страстно прижалась ко мне, приоткрыла губы у самого уха и прошептала:

— Иногда я забываю, насколько мудр Золотой Змей…

Я снова хотел ответить что-то остроумное, но она уже не дала. Остальное этой ночью — не для слов.