Наследник огня и пепла. Том Х

Глава 14 Победа

Я смотрел, как начиналась резня. Я уже понял, что основные потери несёт армия, что бежит. И сейчас впервые видел, как бежит моя армия.

За несколько часов боя Вирак и Маделар потеряли… сколько? Ну, пусть три десятка. Четыре. Пираты, возможно, больше.

А сейчас я видел, как умирали десятки — каждую минуту.

Они не просто гнали нас — они догоняли.

Стаскивали с седел, сбивали в грязь, и били. Добивали. Убивали.

Лошади вязли. Люди кричали. Кони скакали по тем, кто падал.

Я видел, как одному из рыцарей помогли выбраться из ямы — только для того, чтобы тут же вонзить ему копьё в бок. Подлый, но умный удар — в подмышку, в разрез гамбезона. Падая, он обнял пирата, и они вместе рухнули обратно.

Разгром. Мясорубка. Каша из железа, плоти и неудачи.

Я стоял в стороне.

И вокруг — голоса. Кричат, требуют, спорят, даже приказывают.

— Надо идти в атаку!

— Дать сигнал!

— Нужно прикрыть отход!

— Сеньор, прикажите!

— Мы же теряем их!

И вдруг:

— Заткнулись! — проревел Сперат, перекрывая всех. Даже умирающие впереди будто притихли.

Я молчал.

Просто смотрел. Туда, где заканчивалась наша линия — и начиналась резня.

Там, через ручей, я увидел Треве.

Он был один. Почти у самого берега. Его конь испуганно оскалил зубы — и резко ушёл вниз, словно наступил в яму. Или его толкнули. Похоже, и то и другое.

Треве вылетел из седла, ловко сгруппировался, перекатился через плечо, вскочил на ноги. Красиво. Сразу видно — долго этому учили. Оглянулся, рванул меч из ножен — почти сразу.

Но не успел.

Свой. Другой всадник. Лошадь наскакивает сбоку, сбивает его с ног. Кто-то уже бежит следом и буквально проходит по нему, как по куску земли. Он у самого ручья. Грязь хлещет фонтаном. Я на секунду теряю его из виду. Утонул?

Нет. Треве всплыл. Захлёбываясь, кашляя, вырываясь из липкой трясины, полной дерьма и крови.

Он поднялся — но не выпрямился.

Потому что сзади на него прыгнул пират. Косматый. С маленьким щитом, на котором белый рыбий скелет на красном фоне. В шлеме с перьями. Оскалившись — не хуже коня Треве, только от ярости. Он навалился обеими руками — повалил, роняя Оренцо на спину.

Треве отбивается. Колдует. Я вижу, как вокруг мелькают призрачные копья, головы, кони. Иллюзии. Вспышки. Он снова тянется к мечу. Пытается вытащить клинок — но рядом уже слишком плотно. Ему не дают.

Они окружили его толпой.

Один хватает за шлем — обеими руками — и резко тянет назад. Шея выгибается. Почти ломается. Даже у меня напрягаются мышцы.

Треве бьётся. Умудряется полоснуть одного кинжалом, почти вырывается — но его снова роняют. Двое держат за руки, борцовскими приёмами.

И сверху на него усаживается ещё один. Без шлема. Особенно косматый. Огромный. В звериных шкурах. Весь в грязи. С лицом, как у дикого кабана. С куском обломанного копья в руке.

И втыкает его Треве в глаз.

Один быстрый, жёсткий удар сверху вниз.

Скупость движений и результат выдают опыт.

Треве дёрнулся — и больше не двигается.

— Ждём, — тихо сказал я.

— Ждеееем! — прогремел Сперат. За ним повторили. Крик прокатился дальше. Я слышал топот копыт. Всадники инстинктивно разворачивались в линию.

Рано.

Я тронулся с места.

Медленно. Не вскачь, не рывком. Медленно. Шагом. Так, наверное, идут на казнь. Или к невесте.

Моё знамя следовало за мной.

Я качнул копьём в сторону — и Коровиэль начал забирать вправо. Всё шире и шире.

Мы шли по широкой дуге, обходя месиво, в котором бородатые и жестокие люди мешали с грязью кровь тех, кто слишком много о себе думал.

Я посматривал через плечо.

Платформы пиратов теперь были хорошо видны. С них махали флажками. Слаженно. Уверенно. Сигналы. Морские бароны зовут своих обратно. Думаю, приказывают построиться.

Довольно логично. В море, пожалуй, так подавать сигналы удобнее. Видно издалека. Не то что рог или дудка.

Вот только сейчас пираты не видят.

Они не слышат.

Они чуют только кровь.

Им весело. Им вкусно.

Они увлеклись погоней. Стаскивали всадников, рвали спешенных.

Выплёскивали ярость за погибших братьев, за сожжённые корабли, за проигранную игру.

Я повернул резче, завершая манёвр.

Никто не возмущался. По обе стороны от меня выстраивались одоспешенные — с длинными копьями. За ними — оруженосцы, конные арбалетчики, «дядьки с короткими копьями», пажи…

Мы стояли и смотрели на них. С фланга. Там, где не ждали.

Сперат не стал ждать приказа. Протрубил сигнал к атаке.

Протяжная, почти иронично весёлая нота разнеслась в воздухе, в котором уже гудели сотни копыт.

Мы разгонялись.

До них было недалеко — поэтому разгонялись сразу. Грохот. Лязг. Мир наполнялся звуком — будто Сперат своим рогом вызвал цунами. Будто дал команду не людям, а стихии.

Сначала шагом. Потом рысью. Потом — галопом.

Коровиэль не веселился. Он знал.

Сорские пираты заметили нас в последний момент.

Заметались. Попытались сбиться в кучки. Прикрыться щитами, убежать обратно вверх по склону — слишком скользкому от крови и грязи.

Поздно.

Мы были слишком близко.

Слишком быстры.

Слишком злые.

Я не мог выбирать цель, но мне повезло.

Прямо на моём пути — десяток фигур в коже. Впереди — здоровяк в кавалерийском шлеме в цветах Треве, в кольчуге, с большим прямоугольным щитом. Остальные выстроились за ним, будто он наконечник копья: упёрлись в него плечами, выставили в мою сторону свои короткие копья и остриё мечей.

Коровиэль врезался в них, как мраморный молот.

Как шар в боулинге — и они разлетелись, как кегли.

Я выпустил из рук копьё, которым не достал того, в кого целился. И не глядя — схватил оружие у седла.

К моему удивлению — трофейный сорский топор. Видимо, машинально приладил его в ременную петлю.

Он выглядел хорошо. Красиво. А главное — увесисто.

Таким, должно быть, одно удовольствие — рубить абордажные тросы и крушить головы.

Я справлялся одной рукой.

Я не помню, как бил.

Позже я помнил только, как скакал вперёд — и они падали. Заливая всё красным.

А те, кто успел отбежать, падали через долю секунды.

Я не кричал.

Я не командовал.

Коровиэль шёл вперёд, как живой таран.

Копыта били — и кости трещали.

Щиты взлетали в воздух.

Люди — тоже.

Много. Их много.

Но меня — больше.

Каждый из них — отдельный страх. Отдельная смерть.

Но я не боюсь.

Я — стихия. Гребень стальной волны.

Я — не огонь. Я — сталь.

Я — Итвис.

Враги кончались.

Коровиэль хрипел, в клочьях пены, но шёл.

Меня занесло к самому ручью. Его тяжёлые копыта вязли, он выдёргивал их с трудом. Медленно. Тяжело.

Я поднял забрало и осмотрелся.

Впереди — кто-то ещё бился. Воины в кольчугах рубили отступающих.

Где-то слева — один из Маделар, ревя, прорубался сквозь щиты чудом уцелевшей кучки сорских пиратов. Они пятились, зыркая по сторонам, ища пути к бегству. Вокруг них, как осы вокруг мёда, вились всадники — расстреливали их из арбалетов и магией.

Всё ещё бой. Но уже не битва.

Мы победили. Это стало очевидно — даже раньше, чем трубы успели протрубить победу.

На холме, там, где ещё недавно гремела схватка, теперь поднимались флаги.

Красное и белое.

Зелёное с красным.

Итвис.

Маделар.

И люди. Наши. Много.

Пираты бежали. Уже не огрызались. Не разворачивались с оружием. Просто бросали его — и мчались прочь, спотыкаясь, скатываясь с холма. Сотни.

Некоторые наступали на свой же «чеснок», падали, хватались за ноги, выли, ковыляли дальше.

Некоторые сумели сохранить самообладание и петляли.

В них стреляли из арбалетов. За ними гнались всадники и рубили.

Коровиэль остановился.

Я опустил взгляд.

У самых копыт лежало тело. Без шлема.

Огненно-рыжие волосы, развеянные по грязи. Лицо — измождённое, в пятнах крови и копоти. Глаза — открыты. Смотрят.

Та самая. Что вышла тогда на поединок, когда я собирал вассалов у Горящего Пика.

Смеялась. Дралась. Огрызалась, как зверь. И почти выиграла бой.

Сейчас казалась совсем девочкой.

Я посмотрел на неё.

Потом — в сторону.

Потом — вверх.

И не понял, что чувствую.

Мимо меня и Сперата, который умудрился не отстать, протиснулся всадник в кольчуге и бежевой кирасе, как у стражи Итвис. Он соскочил с коня и преклонил колено у тела. Снял шлем.

Я узнал его.

Тот, которого она победила. Весь в бордовых брызгах, будто по нему проехал лихач на внедорожнике по луже крови.

— Ты её знал? — это спросил Волок. Тихо. Почти шёпотом. Он тоже спрыгнул с коня, присел на корточки. Не прикасаясь.

Тот не ответил. Просто смотрел. Протянул руку к лицу рыжей — и веки дрогнули.

— Она жива! Мой сеньор! — Я вспомнил его имя. Теар из рода Сколан.

Я уже был рядом. Схватил её за шею.

Рука, нога, длинный порез на голове — мелочи.

А вот рана в боку — серьёзная. Ливер весь покромсан.

— Я затяну рану, но ей нужен будет лекарь, — я помнил, как мучительно выздоравливал сын Леонхарта после подобного.

— Спасите её, сеньор! И я буду вам верен! — Теар споткнулся на словах, осознав, что несёт чушь. По идее, он и так уже должен быть мне верен. — И я сделаю всё!

Я тяжело вздохнул, одновременно пытаясь стянуть ей… Что это? Селезёнка?

Хорошо, что мне не надо знать, как это называется, чтобы знать, как сделать, чтобы она снова жила.

— Теар, — сказал я. — Я Итвис. Я даю надежду. И возможности. Но реализовать их тебе нужно самому. Хватай её и скачи к лекарям, деревянная ты башка!

Он так и поступил.

Сперат спешился. Подошёл. Зачерпнул воздух грудью.

— Это был хороший бой. Мне понравился больше других, — сказал Волок.

Хладнокровный маленький ублюдок.

Но по сути он прав. Вирак и Треве выманили пиратов с холма, и мы их попросту втоптали в грязь.

Не удивлюсь, если обошлось почти без потерь с нашей стороны.

— Пираты… — начал было Сперат, и не договорил. Только скривился. И закончил:

— Надо звать жриц. В этом городе есть храм Великой Матери. Или, если некому, то нам самим надо будет их всех сжечь.

Сперат так и остался простым горожанином. Где радость победы?

Мои ребята уже вовсю потрошили трупы и смеялись, обмениваясь шутками.

А Сперат видел только проблемы.

Я встал и хлопнул его по плечу. Я тоже не чувствовал особой радости.

К утру поднялся ветер.

Вонь сожжённого дерева и человеческого мяса тянуло прочь от Караэна, к реке Во. Над полем висел густой смог. Там был не только дым от костров — туман поднимался от земли, насыщенной кровью и разогретой магией.

Поставленный на скорую руку лагерь шумел. Люди пировали до самого утра. Только сейчас песни и хохот начали затихать.

Затихло и вороньё. Ни одного крика. Ни одной тени.

Мы победили.

Пираты бежали. Те, кто мог.

Некоторые бросались в воду, пытаясь добраться до устья. Но Эскер успел спалить почти весь флот. Тем, кто добрался до берега, пришлось прятаться в кустах.

Потом их вылавливали по одному — обозники, пастухи, крестьяне.

Больше сотни бежавших были убиты уже после сражения.

Без рыцарских рогов перед атакой. Без «вызываю на бой».

Часть пиратского войска, что шла на владения Маделар, не была разбита.

Они успели взять городок и укрыться за его стенами. Дйев попытался атаковать ночью. Ошибка.

Пираты оказались сильны в ночном бою.

К утру птенцы Дйева увидели, что их стало на треть меньше.

А потом нашли тело Дйева.

Оставшиеся пошли в погоню. Даже раненые.

Ярость, горе и месть — плохие военачальники.

Но к ним присоединились окрестные лорды и просто злые на всё мужики с вилами.

Почти никто из ушедших ночью пиратов не спасся.

Алнез и Лесан держали свой фланг без особой бравады.

Гарвин Алнез позже сказал лишь:

— Было тяжело. Но они сглупили. Им стоило сразу бежать.

Маэль Лесан и вовсе молчал. Только кивнул, когда мне в красках рассказывали, как его люди вырезали тех, кто занял ночью несколько укреплённых селений — а остальных из-за стен выбили в поле, прямо под копыта Алнез.

Эскер остался жив. Ему постоянно везёт.

Вернулся к вечеру — мокрый, в саже и крови. Один из его рыцарей помогал ему держаться в седле. Он сказал:

— Мы сожгли им корабли.

Они нас — почти всех.

Улыбнулся:

— Так что считай — ничья.

Повезло не только ему.

Тибальта Вирака вытащили из-под груды тел. И тех, на ком был герб Вирак, и тех, на ком были перья и знаки Сорских островов.

Я пощупал мальчонку за щёчку — но латы полностью себя окупили.

У Тибальта оказалось только несколько переломов пальцев и один ноги, да ещё разворочена щека. Видимо, кто-то настырно пытался воткнуть ему кинжал или копьё в прорезь забрала. Лучше бы с таким же упорством постарался понять, как работает защёлка забрала.

Хотя… чего это я? Я вовсе не против, что Тибальт жив.

Он не совсем идиот. В следующий раз должен прислушиваться ко мне внимательнее.

Надеюсь.

Этвиан Роннель был ранен, но не очень серьёзно — его выхаживали лекари его семьи, и он даже появился в лагере ненадолго: слуги приволокли вина.

Морда бледная, хромал, рука перевязана.

Как он вообще выжил — загадка. Скорее всего, опять с кем-то договорился. Или с чем-то.

Маделар и Треве участия в праздновании не принимали, сразу отправились к себе — хоронить своих патриархов и остальных павших. Честно говоря, я даже без помощи не смог вспомнить, когда ещё Великие Семьи Караэна теряли за один день сразу двух своих глав. Впрочем, когда они вместе сражались — я тоже не припомню.

Из всего пиратского войска в плен взяли двадцать человек. Живыми. Сами сдались — ранеными или окружёнными. Обычно пираты старались драться пока могут, а потом пытались себя убить. Как выяснилось, очень не зря.

Пленных растерзали Маделар и Вирак. Я лишь успел узнать, что это была за лучница. Та самая. Звали Эмма Бре. Полуэльф.

Её тело пока не нашли. Или не опознали.

Или она сумела сбежать.

Пираты на удивление стойко переносили пытки — даже теперь мы всё ещё не знали имён всех шести Морских Баронов, что пришли на наши земли.

И сколько из них смогло уйти.

Фанго на докладе не удержался и прокомментировал:

— Вот это враг. Жаль, что враг.

Я запомнил его слова.

Ветер унес запахи гари. Или, может, нос просто притупился. Поле выглядело… спокойно. Даже слишком. Только вороны тяжело летали, ища ещё не убранное мясо.

Где-то вдалеке кто-то кашлял. Кто-то блевал в кусты.

Огонь почти везде потух. Лагерь засыпал, несмотря на первые лучи местного светила. Люди валялись кто где: под телегами, у костров, поверх бурдюков. Кое-где слышался храп, кто-то пытался варить похлёбку.

За моим шатром конюхи шутили, что хуже утреннего зелья, которое сварил некий Бруно — только пираты.

Я сидел на бочке и слушал, как Волок пересчитывает потери. Кто-то же должен. Волок — молодец, не боится тяжёлой работы. Он говорил негромко, но чётко.

— Девяносто пять. Включая тех, кто уже не очнётся.

— Из моих?

— Из твоих — двадцать. Вассалы. Из дружины — трое.

Я досадливо поморщился.

— Оруженосец и пара слуг, — успокоил меня Волок. — Заменим легко.

Я облегчённо вздохнул. Тяжело набирать рыцарей в дружину. Ценные и породистые специалисты уже все разобраны. Ещё щенками.

Волок продолжил:

— Остальные — раненые. Семьдесят с лишним. И под сотню лошадей. Может, больше. Пока не понятно.

— А что у остальных?

Волок пожал плечами. Он говорил только о наших потерях. Моих, я ведь вел войско. Больше всех людей потеряли птенцы Дйева и Эскер. И, скорее всего, их потери никто не считал.

Сперат подошёл, подал Волоку кружку.

— Остатки воды. Тёплая. Лучше не будет.

— Я надеялся на вино, — сказал Волок, но взял.

Они тоскливо посмотрели на меня. Да, я с придурью — заставляю пить кипячёную воду. И не наливаться вином с утра. Особенно Волоку.

Вдалеке кто-то пытался петь. Протяжно, без слов. Кто-то подхватывал, но тут же глох. Пели уже не в честь, не в радость. Просто чтобы не думать.

Я встал, прошёлся вдоль шатров. Те, кто остался жив, теперь крепко спали. Многие — в обнимку с мечами. Очень трудно расстаться с оружием, когда побываешь в ситуации, где от него зависит жизнь.

Я прошёл под навес. Потрепал Коровиэля. И обнаружил, что прямо рядом с ним втиснулись и лекари из гильдии, которую организовал Вокула. Раненых было всего трое — те, кого некому забрать. Двое явно не благородных, на охапках сена, за которыми ухаживали лекари. И одна — на походной кровати. Та самая, рыжая. Рядом с ней суетился старый слуга. И присутствовал молодой рыцарь. Теар Сколан. Он не спал. Просто сидел и держал её за руку.

Я посмотрел на него, и он сразу встал.

— Дышит ровно. Крови нет. Значит, будет жить.

Сомнительное заявление. Отсюда видно, что у неё жар. Уточнять я, конечно, не буду. Наоборот, надо больше позитива.

— Ты молодец, — сказал я.

Он только кивнул. Глаза красные, но не от слёз — от усталости.

— Когда она очнётся… — я посмотрел на слугу. Тот непонятливо отвернулся, продолжив протирать влажной тряпкой лоб девушки. Ладно, пусть греет уши. — Позови меня. Я бы хотел ей рассказать, кому она обязана жизнью.

Теар густо покраснел.

— Мой сеньор, прошу вас, не стоит… — начал он.

— Такова моя воля, — отрезал я.

Технически, я сказал скорее «я так хочу». Но в моём случае оттенок смысла более приказной. А фактически, если перевести не близко по смыслу, а близко к значению, я сказал: «Это приказ».

Теар коротко поклонился, не смея спорить. Приятный молодой человек.

Я отошёл в сторону и посмотрел на холм. Там уже копались крестьяне. Они рано встают. Кто-то собирал оружие, кто-то — тела. Драгоценное железо пойдёт на нужды общины. Готов поспорить, у местных будет маленький праздник. Я уверен, мои воины успели собрать с поля боя далеко не всё железо.

Но раздражения я не почувствовал. Заработали хоть какое-то вознаграждение. Сжигали наших осторожно, не кучами, поодиночке. Уважительно.

Хотя вон у канавы уже копалась целая бригада обозных слуг Маделар. Те сжигали своих гуртом. И пели. Громко. Даже весело.

Всё-таки победители.

Я достал из кармана стилус, прошитый шёлковой ниткой блокнотик, и прикинул: нужно будет дать послабления для крестьян в этих краях. Кто помогал — тем особенно.

Кто не помогал — тем чуть позже.

Справедливость — такая особенная штука, что она всегда ощущается как слишком маленькая или не такой, какой нужно. Иногда — сразу оба варианта. И только когда ты её не ждёшь — она ощущается правильно.

А за справедливого правителя иногда и помереть не жалко.

Словно почувствовав что-то, я обернулся. На Канале появились баржи. На них стояли мои регуляры, теперь стражники Караэна. Их выдавал герб на щите — красный змей на белом. Поднимали знамя. Всё, как положено.

Видать, Серебряные всё же не смогли прислать совсем никого. Но так и не пришли сами. Это хорошо. Теперь у меня есть дерьмо, в которое можно тыкать их рожей. И то, что это их же дерьмо — делает меня человеком справедливым.

Я улыбнулся.

Герцогство выстояло. Опять. И каждый раз оно становится чуть сильнее.