В ту самую первую ночь Алиса еле додержалась до утра. Рухнула на койку Женевьевы, не раздеваясь. Спала, пока её не разбудила Наташа. Алисе казалось, она только что легла. Усталые глаза не открывались. Ноги гудели. Ещё бы полчасика. Ну хотя бы десять минут. Алисе и раньше было тяжело вставать. Будильник ставила на десять минут раньше, чтобы успеть поваляться. А тут ещё и совсем изнежилась, будучи баронессой, да графиней.
– Завтрак! – объявила Наташа, положив на столик два ломтя чёрного хлеба и поставив две железные кружки с чаем. – Сейчас быстро поедим, потом я к Михалычу на операцию, а ты главная в госпитале. Справишься? Михалыч тебя хвалил.
– Правда? – встрепенулась Алиса, вспоминая кошмар предыдущей ночи. Как впервые в жизни, она видела ампутированную руку с синими, почти чёрными пальцами. Как сиротливо лежал обрубок без тела. Как несколько раз подкатывала тошнота и темнело перед глазами, но волевым усилием Алисе удавалось взять себя в руки. Она подавала инструменты, мыла и протирала. Делала всё, что говорил Михалыч, убеждая себя, что хотела быть врачом. Вот тебе первое испытание. Пусть и в чужой жизни.
– Офицерик тот, которому руку ампутировали, стонет с утра и плачет. Жуть, – Наташа передёрнула плечами. – Поговоришь с ним?
– Хорошо. Мне бы умыться.
– Вон там в углу тазик и кувшин с водой. Помогать тут никто не будет. Не в графском доме, как понимаешь.
Алиса прищурилась на девушку. И даже проснулась от злости. Спустила ноги на пол и уставилась на Наташу, жующую хлеб.
– Может, хватит уже про графские дома?!
Наташа хмыкнула. Алиса умылась, достала расчёску и попыталась расчесать кудри. Дело это было непростым и дома. Но там были горничные, которые тщательно разбирали прядки. Расчёска застряла посередине, и Алиса кое-как пальцами разделила волосы и заплела их в косу, которую скрутила в пучок. Посмотрелась в маленькое зеркальце. Так и есть: под глазами уже залегли тёмные круги от недосыпания.
Алиса уселась, глядя на чёрный ломоть хлеба. Отщипнула маленький кусочек и запила чаем без сахара, стараясь не морщиться. Ни пить, ни есть не хотелось.
– Ты давай хлеб доедай. Тебе силы нужны. А то ещё в обморок грохнешься.
Не успев ответить, Алиса увидела просунувшуюся в щель двери голову Стаса.
– Можно?
– Милый! – девушка выбежала к нему, но вокруг были койки с ранеными, и все смотрели на них. Не поцеловать. Не обнять. Стояли смотрели друг на друга.
– Ну как ты? – на лице Стаса отразилось явно не восхищение её внешним видом.
– Ужасно выгляжу? – спросила Алиса, приглаживая кудряшки.
– Для меня ты всегда прекрасна. Я говорил, что тебе идёт форма сестры милосердия.
– Спасибо.
Из закутка вышла Наташа. Посмотрела на Стаса. Тот поклонился.
– Рада видеть, граф Ракитин. Проходите к нам в гости. – Она посмотрела на Алису.
– Можете недолго побыть вдвоём. Я к Михалычу.
Прильнув к Стасу, Алиса почувствовала себя счастливой и несчастной одновременно и не удержалась от слёз, рассказывая, как вчера помогала хирургу.
– Ты молодец, – Стас поцеловал её в лобик. – Моя маленькая смелая девочка. – Стас увидел на столе кружку с чаем. – Давай-ка завтракай.
Алиса нахмурилась.
– Понимаю, что война. Но не могу заставить себя есть чёрный хлеб. Я его никогда не любила.
– Надо, милая.
– Вот и эта, – говорит, что надо. Алисе не хотелось называть Наташу по имени. – А я не могу.
– Тогда давай я тебя покормлю и расскажу, что у нас тут происходит. – Стас отломал маленький кусочек горбушки. – Давай. За маму. – Алиса, как ни была разбита, улыбнулась. – Скажешь тоже. За какую маму? Баронессу Калиновскую?
– Тогда за мужа, – тут же нашёлся Стас. – У меня есть минут десять, а потом нас отправляют рыть окопы и землянки.
– О, Стасик. Ты же офицер.
– На военном совете, созванном Александром II, принято решение прекратить прямые штурмы и блокировать город. Задача – сломить сопротивление осадой. На самом деле, как треплют тут языками, Александр совсем сдал. Во время третьего штурма Плевны, государь, не видевший ни одного сражения, и попав эту бойню, совершенно растерялся и чуть что принимается плакать.
– Да ладно?! Государь плачет?! – Алиса, которая ругала себя за каждую слезинку, была обескуражена. А хотя что удивляться?! Она до сих пор помнит испуганное выражение Николая I во время штурма декабристов. А Александр, сын Николая. Каждый раз, когда звучали знакомые из истории имена, Алиса воодушевлялась. Как же ей повезло, что она уже второй раз оказывается в гуще событий истории.
– А вот сын его, – продолжил Стас, скормив Алисе ещё один кусочек хлеба, – напротив, оказался настоящим бойцом. Поговаривают, что он осуждает главномандующего за то, что Плевну хотели взять с эффектом в день рождения государя. А мог бы и предвидеть, что так закончится. Русское подхалимство обошлось шестнадцатью тысячами людей, среди которых триста офицеров.
– Ох, как это ужасно. И как хорошо, что ты не участвовал в этом.
– Турки настоящие звери. Они не просто убивают, они ещё издеваются над телами. Отрубают головы, разрезают на куски. Вся земля полита русской кровью.
– Скорее бы всё это закончилось, – вздохнула Алиса. – Я так боюсь за тебя.
Они снова обнялись.
– Ну ладно, мне пора. Я хоть и офицер, но должен своим примером вдохновить солдат.
Они бессчётное количество раз поцеловались, прежде чем Стас ушёл. Он не сказал, что после рытья окопов и землянок, его направляют в отряд Гурко, чтобы отрезать последний западный канал, по которому ещё и поступало продовольствие для турков из Софии. Не стоило сомневаться, что это бой не на жизнь, а на смерть в самом буквальном смысле. Если наши победят, ловушка для турков захлопнется.
Алиса старательно училась у Наташи делать перевязки, терпеливо снося колкие замечания, вроде того, что же тебя на курсах не учили. На курсах, на которые Алиса походила совсем немного, было больше теории. К тому же девушки тренировались друг на друге, подставляя друг другу белые ручки и ножки, хихикая от стеснения.
В госпитале всё было по-настоящему. К тому же действовать приходилось осторожно. Бинты прилипали к ране. Раны гноились от инфекции и жары, которая не прекращалась, несмотря на конец сентября. Раненые стонали, а иногда выкрикивали бранные слова. Потом извинялись. Ласково называли Лизонькой. Алиса старалась изо всех сил, а когда было совсем невмоготу, выходила на улицу, подставляла лицо свежему ветерку и солнышку. Ловила себя на мысли, что даже думается с трудом, словно от физической нагрузки мозг онемел.
Жизнь, казалось, замерла. Второй штурм Плевны испугал и командование, и офицеров, и солдат. Алиса радовалась передышке. По крайней мере, не поступали новые раненые. А самое главное – Стас, хоть и уставал возведения окопов, всё же был в безопасности. По вечерам он выбирал время и приходил к ней. Солнце садилось рано, они гуляли по темноте. Лицо у Стаса осунулось, а он сам приобрёл, как он говорил, офицерский загар.
Встречаться получалось поздно ночью и урывать это время у сна, которого катастрофически не хватало. А ещё хотелось любви, но совершенно не было условий. Ложась спать, Алиса вспоминала кусочек их неполного медового месяца. Казалось, что тогда им мешали, но у них была своя комната и ночь для любви. Пусть даже иногда неполная. В первые дни Алиса думала, как только добраться до койки, чтобы хоть немного выспаться, но скоро почувствовала, что ей не хватает ласки.
Как-то она вышла из госпиталя, чтобы проветриться. Была прекрасная южная ночь, и Алиса, задумавшись, не заметила, как забрела чуть дальше, чем следовало. Услышав голоса, мужской и женский, спряталась в кустах и присела на выгоревшую траву. Парочка была совсем рядом. Послышалось хихикание, потом голос: «да погоди, ты порвёшь», который принадлежал Наташе. Мужской голос Алиса не узнала. Послышались характерные звуки и сдавленные стоны, которые быстро завершились. Алиса боялась пошевелиться, чтобы не подумали, что она подглядывает.
– В кроватку бы сейчас и спать, – мечтательно произнесла Наташа. – А ночь-то какая. Погляди на луну.
– Полнолуние, – ответил мужской голос, и скоро послышались приглушённые об траву шаги. Алиса замерла. Парочка прошла совсем рядом. Рука мужчины, лица его Алиса не разглядела, лежала на плече Наташи.
Алиса чувствовала себя смущённой и в то же время взволнованной. Вот как это на фронте происходит. Есть минутка, займись любовью. Она с тоской подумала о Стасе. Ох, как давно они не ласкали друг друга. Алиса вздохнула и медленно побрела в госпиталь.
К тому времени, как появился Стас, она от тысячи дел и думать о любви забыла, но когда в их закутке, они остались одни, он поцеловал её в губы. Истосковавшееся тело тут же прильнуло к нему.
– Я так соскучилась, – прошептала она ему в ухо.
– Я тоже, маленькая моя.
– Мне нужно закончить с делами, а ты жди меня у входа через час. «Нужно немного проветриться перед сном», —сказала Алиса.
Когда они встретились, Алисе показалось, что луна стала ещё ярче и ближе. Над головой рассыпались звёзды. Кое-где у шатров горели весёлыми огоньками костры, возле которых сидели мужчины. Курили. Негромко разговаривали.
– Смотри, большая медведица, – сказала Алиса. – Пойдём подальше о госпиталя, чтобы представить, как будто мы на юге. И это продолжение медового месяца.
– Если бы, – вздохнул Стас. – Я каждый день жалею, что взял тебя с собой в этот кошмар. Ты и была худенькая, а сейчас стала совсем прозрачная.
– Ничего, зато мне стало легче. К тому же здесь я могу видеть тебя.
Стас обнял её, она тоже обхватила его за талию, и они шаг в шаг, словно одно существо, двинулись к тому месту, где Алиса встретила Верещагина. Здесь было совсем темно. Она остановилась, и губы жадно слились в поцелуе. Алиса вспомнила Наташу, её умиротворённое выражение лица после занятия любовью, и положила руку Стаса себе на грудь.
– Маленькая моя, как же я соскучился.
– Я тоже, – она вытащила его свободную рубашку из-под ремня. Руки прикоснулись к горячей коже.
Стас снял с её головы косынку.
– Обожаю твои волосы. Их запах. Знаешь, в этой своей форме, ты какая-то другая. Серьёзная. И эта твоя коса такая милая, – он пробежался пальцами по косе. И от тебя пахнет духами.
Алиса перед свиданием успела забежать в свой закуток. Наскоро ополоснула лицо, сняла фартук и чуть-чуть подушилась. Так, чтобы перебить запах госпиталя, которым пропиталась и одежда, и кожа.
– А я, наверно, пропах потом и не успел ни помыться, ни сменить рубашку.
– Мне нравится твой запах, – Алиса уткнулась носом в его щёку. – От тебя пахнет солнцем, словно ты целый день провалялся на пляже. – Здесь так тепло. Представь, мы живём в палатках на берегу моря и сбежали от всех, чтобы заняться любовью.
– Заняться любовью? Здесь? Ты серьёзно?
– Почему бы и нет?! Поцелуй меня так, чтобы я забыла обо всём, кроме тебя.
А потом они долго лежали на песке, который был ещё тёплый и смотрели на звёзды. Где-то над головами щебетнула птичка.
– Ты всё-таки удивительная, – сказал Стас. – Поехала со мной на фронт, а теперь вот даже соблазнила.
Стас подумал, что из этого песка они сегодня рыли окопы, а ночью он занялся на нём любовью.
– Какая разница где, если мы вместе? – Алиса нехотя села и расплела косу. В волосах застряли песчинки, но это было только приятно. По телу разлилось приятное тепло, заслонившее действительность. Она опять посмотрела на звёзды. Ничто не напоминало, что они на войне.
– Я бы хотела бы спать здесь с тобой, – сказала Алиса. – Закутаться в одеяло и обняться. Так, словно мы выехали на природу.
Вдалеке послышались выстрелы. Алиса вздрогнула и обхватила себя руками.
Стас прижал её к себе.
– Наши Плевну обстреливают, чтобы туркам жизнь мёдом не казалась.
Никуда от этой войны не деться. И никакие фантазии не помогут. Всего один залп, а уже гулко бьётся сердце и ледяной страх вытеснил тепло после блаженства.