Наследница чужой жизни

Глава 46

После того, как Сорокин уснул после наркоза, Михаил некоторое время изучал его лицо. Спящий человек выглядит иначе, и Михаил частенько замечал какую-нибудь особенность, которая могла оказаться полезной в ходе операции. У него вошло в привычку представлять каким будет лицо пациента, когда сойдут синяки, отёчность и шрамы. Так и сейчас он представил, как Сорокин после того, как ему снимут бинты и швы, возьмёт в руки зеркало и удивится так, как не удивлялся никогда в жизни.

И у Михаила получится убить двух зайцев сразу: он сделает его красивым, но ни один режиссёр станет его снимать даже в дурацких мелодрамах. Так он отомстит за Аллу. Пусть даже она его об этом не просила.

Как-то он делал операцию «Джокер» одной клиентке. Ей тогда было около сорока, и у неё были опустившиеся уголки губ, которые она просила поднять вверх. Ещё она беспокоилась о том, чтобы он не переборщил, и улыбка не осталась с ней навсегда. Тогда получилось удачно, сейчас же Михаил собирался подрезать мышцы, которые тянут уголки губ вниз, так, чтобы Сорокин улыбался вечно. Он будет смотреть удивлённо и лучезарно, даже когда будет злиться и крушить всё вокруг. Ко всему прочему он собирался убрать лишнюю кожу на верхних веках, чтобы сделать взгляд распахнутым. Михаил в совершенстве знал анатомию лица и каждой мышцы в отдельности, поэтому работал с удовольствием. Иногда даже ощущал себя приближённым к богу, ведь он поворачивал время вспять. Неудач у Михаила не случалось, были операции, которые он мог сделать лучше. Но об этом знал только он, а клиентки вовсе не догадывались.

Михаил делал привычные движения и улыбался. Ну погоди, сейчас мы тебя сделаем красивым, мысленно говорил он Сорокину. Твоя жизнь навсегда изменится.

Никто не захочет иметь дело с вечно улыбающейся звездой.

Михаил закончил операцию и оставил Сорокина под бинтами в блаженном неведении досыпать, а сам спустился к Алле. Алла допивала уже вторую чашку кофе. Ей казалось, что операция идёт слишком долго, хотя она понятия не имела, сколько она должна длиться. Увидев Михаила в медицинском халате, она бросилась к нему.

– Ну как он?

Михаил, собиравшийся прижать к себе девушку, почувствовал, как опустились руки. Первый вопрос и опять об этом актёришке. Скорее всего она сама не подозревает, насколько сильно на него запала.

– Я сделал его красивым, как ты и просила, – сказал Михаил, и его глаза сверкнули, а рот сжался в хищную улыбку.

– О, спасибо, – Алла улыбнулась. – Операция прошла хорошо? Он уже проснулся?

Ох, сколько вопросов.

– Ты даже можешь пойти и разбудить его. Или нет, сделай мне сначала кофе.

Михаил опустился на барную стойку, наблюдая, как Алла готовит кофе. Он мечтал о том, как прижмётся к её губам, как возьмёт её на руки и закрутит, шепча на ухо: «я отомстил за тебя, любимая».

Алла добавила сливок и поставила перед ним чашку.

– Почему ты хочешь, чтобы я его разбудила? – спросила она.

– Подумал, тебе будет приятно.

Алла нахмурилась.

– О чём ты говоришь?! Если его можно сегодня отправить домой, то давай так и сделаем. Я даже могу сама отвезти его. Давай избавимся от него и всё.

Хочет побыть с ним наедине, подумал Мефисто и схватился за кофе.

– Ты можешь взять мою машину, – мрачно сказал он.

Алла подскочила к нему.

– Я могу взять твой прекрасный кабриолет? О, спасибо, – она порывисто обняла его за шею, но тут же убежала. – Я никогда не ездила на кабриолете. Это будет круто. Слушай, а когда будут видны результаты операции?

– Отёки, гематомы и болевые ощущения проходят через две недели. Для полной реабилитации нужно месяца полтора два.

– А насколько лет моложе он будет выглядеть?

– Ты удивишься, когда его увидишь, – мрачно заметил Михаил.

Алла пожала плечиком, и этот жест мог означать, что угодно. Алла снова прошлась по комнате и остановилась перед Михаилом.

– Ты какой-то странный сегодня.

– Просто устал.

– Извини, что повесила на тебя свои проблемы. Не ожидала, что так будет. Думала, я буду дни считать, чтобы поскорее увидеть, как он поднесёт зеркало, а там из него смотрит Иванушка-дурачок с носом картошкой. А мне теперь безразлично каким он станет. – Алла вздохнула. – Мне только интересно на него посмотреть, как на результат операции, которую сделал ты. – Алла встала со стула, подошла к Михаилу и прижалась сзади. Уткнулась носом в шею. – Знаешь, я тебе так благодарна.

Её родное тепло проникло сквозь тонкую ткань халата. Ему отчаянно хотелось поверить ей. Может, ему всё-таки показалось?!

Он развернулся и притянул её к себе, так что Алла упала в его объятия.

– Послушай, ты меня не бросишь? Не променяешь на этого актёришку, когда он станет красивым?

– Дурачок, конечно, нет, – Алла легонько коснулась его губ и встала рядом, облокотившись спиной на барную стойку. – Ты мог ещё ревновать, когда я его ненавидела. От любви до ненависти слишком близко. А сейчас, когда я равнодушна к нему, ты должен успокоиться. Уже даже презрения нет. Он жалкий человечек, жалкая душа. А мы с тобой сильные, Мефисто. Уж не знаю, хорошо или плохо, но мы смогли вернуться, чтобы отомстить. Мы нашли красивые тела, чтобы выполнить то, что считали нужным.

– Но мы не сделали этого, – Михаил смотрел на Аллу, чувствуя, как сносит крышу от любви. От одного взгляда на неё. От изгиба длинной шеи, которую он мог лицезреть оттого, что Алла небрежно, но как мило, прихватила свои кудри заколкой. От вьющейся рыжей прядки-змейки, сползающей от пучка на голубую ткань его рубашки. Ему ужасно нравилось, что она носит его рубашки, используя их, как халат. Он вспомнил, как разозлился, когда жена брата надела его рубашку, чтобы дойти до ванной. Он еле сдержался, чтобы не сорвать её.

Но его Ангела это совсем другое. Под рубашкой только она сама, обнажённая и желанная. Он взял бы её прямо здесь, на этом барном стуле. Он взял бы её, где угодно, только бы она захотела его. Алла вдруг почувствовала, как налилась и стала тяжёлой грудь, а по телу прокатилась, покрывая гусиной кожей, волна. Ей вдруг стало холодно, а потом сразу бросило в жар. Мефисто провёл рукой по её обнажённой ноге снизу и дразняще завис на бедре. Алла прикрыла глаза, наслаждаясь сладкой мукой и желая, чтобы он двинулся дальше. Но он убрал ладонь и слез со стула, стоя слишком близко, но всё же не касаясь её.

– Ты любишь меня?

– Я хочу тебя. Умираю от желания, хотя даже не думала об этом минуту назад.

Михаил обхватил её руками, сажая её на барный стул. В голове билась упрямая мысль: она не ответила, что любит. Только хочет. Ему мало желания. Ему нужна она вся. Все её чувства, мысли должны быть только о нём.

Михаил заставил себя отодвинуться, но Алла выгнулась и начала расстёгивать пуговицы на белом халате и вдруг рассмеялась.

– Боже мой, можно подумать, что я пришла на консультацию к доктору. И этот дурацкий стул напоминает кресло. Она так заразительно смеялась, сверкая белыми зубами, что он тоже включился в игру.

– Моя пациентка желает, чтобы я её осмотрел? Тогда её нужно раздеть, – он сдёрнул с неё рубашку. По каменному полу дробью застучали оторванные пуговицы. Алла опять рассмеялась, запрокинув голову. Он сжал её грудь, захватив соски, сильно массируя их между пальцами. Смех превратился в стон. Он хотел освободиться от халата сам, но Алла перехватила его руки.

– Меня возбуждает твой белый халат. Я и не знала, что доктор надевает халат на голое тело, – Алла провела руками по его груди, по рельефному загорелому животу, опускаясь вниз к плавкам. – Ой, а это что такое? Доктор, снимите это немедленно. Я вам помогу, – девушка вцепилась в резинку и стянула плавки до колен.

Игра возбуждала и одновременно злила. Он видел, что Алла, и дурачится. Ему стало обидно, что ей уже недостаточно его одного, нужна возбуждающая обёртка в виде ролевой игры. Она остывает ко мне, подумал Михаил и сдёрнул халат.

– Ого, доктор уже разделся, – хихикала Алла, поглаживая его в самых горячих местах, отчего он едва сдерживал стон. – Доктор хочет, чтобы его тоже осмотрели?

Михаил, закусив губы, посадил Аллу на стол и сделал то, чего не делал ни одной женщине. Более того, считал это извращением. Алла застонала и замерла, потом схватила его за волосы, принуждая двигаться в нужном ей ритме. Теперь она была целиком в его власти и, наконец, прекратила дурацкую игру. Ему хотелось остановиться на том пределе, когда она почти достигнет оргазма, чтобы наказать её. Помучить её, чтобы потом взять одним рывком, вонзаясь в неё до боли, но он не смог. Её стоны сводили его с ума, и он не обращал внимания, как сильно она дёргает его за волосы. Он протянул руки к её груди, помогая ей, одновременно понимая, что хочет, чтобы она получила удовольствие. Хотел почувствовать губами, как сотрясаются ткани её тела. Хотел отпустить её в космос одну. Это и есть любовь, подумал он, чувствуя, как даже вне её он близок к наслаждению. Наконец, она, вонзившись ногтями в его плечи, вся завибрировала, и снова, притянув к себе, унеслась к своим, видимым только ей, звёздам. Тогда он перевернул её на живот и быстрыми движениями догнал её, чуть не задохнувшись от яркости чувств и от того, что она, принимая его, опять его перегнала.

Алла повернулась к нему и зашептала, что он самый лучший и что так ей никто не делал, а это самый удивительный вид наслаждения. Она шептала ему что-то ещё, когда они услышали аплодисменты.

Алла завизжала и прикрыла грудь руками. Вся во власти наслаждения, она только после крика Мефисто «что ты здесь делаешь, урод?» поняла, что это забинтованное привидение с прорезями для глаз и рта и есть Сорокин.

Не помня себя от гадкого чувства, что их тайное и сокровенное стало публичным, Михаил вцепился в Сорокина и только беззащитное движение, которым тот пытался прикрыться и его просящее «не надо» остановили его от расправы.

– Убирайся отсюда, урод! – заорал Михаил так, что у Аллы заложило уши. Сорокин метнулся в комнату, где спал и, захлопнув дверь, привалился к ней спиной.