Наши танки дойдут до Ла-Манша!

Глава 5. Мы выходим на рассвете

Захваченная советскими ВДВ авиабаза Гринем-Коммон. Англия.

18 июня 1982 г. Раннее утро

Гринем-Коммон являл собой уже известный нам по прежним боям стерильно чистенький стиль натовских военных баз в Западной Европе, с аккуратными газонами, проволочными заборами и массой предупреждающих надписей, понатыканных там и сям. В траве, в стороне от главной ВПП, до сих пор валялись на земле, колыхаемые ветром, огромные грузовые парашюты, вперемешку с пустыми парашютно-десантными платформами от тяжёлой техники. Чувствуется, сюда много чего накидали за прошедшие пару суток.

А и ангары тут были и модерново-быстросборные из гофрированного железа, и капитальные железобетонные, построенные на волне всеобщего испуга после арабо-израильской войны 1967 года. Впрочем, капитальных укрытий было как раз немного. Стоянки и рулёжки вокруг ВПП были довольно густо уставлены брошенной, а потом выведенной из строя вражеской авиатехникой. Одних «F-111» и транспортных «С-130» я здесь насчитал десятка четыре (а кроме них здесь просматривалось несколько «F-15» и ещё много чего). Кое-где были видны следы автоматной стрельбы и гранатных взрывов, лужи и брызги засохшей крови. Но трупы натовцев к моменту нашего прибытия уже были убраны с глаз долой. Как я потом узнал — засыпаны землёй в свежих бомбовых воронках. А наших убитых, похоже, отправляли отсюда транспортными самолётами на континент.

По прибытии я обратил внимание, что саму авиабазу особо не обстреливали. То есть я слышал приглушённую пулемётную стрельбу (время от времени начинали стрелять и наши миномёты, размещённые на базе), но вся эта пальба велась далеко за периметром базы — там, где начинались какие-то строения. Особенности географии — здесь нет таких обширных полей, степей и пустырей, как у нас. Это на полигоне где-нибудь в Сибири, под Астраханью или Оренбургом можно спокойно лупить во все стороны из любого калибра, прекрасно зная, что в сотне километров вокруг нет никаких населённых пунктов. А здесь, в Англии, едва выйдя за ворота гарнизона, сразу упрёшься в забор какой-нибудь фермы или городские строения. С этим здесь обстоит даже, пожалуй, похуже, чем было у нас в ГДР...

Похоже, доблестные ВДВ закрепились тут капитально. Я спросил у встречавшего нас десантного лейтенанта: а почему это по нам, мил друг, не работает вражеская авиация и тяжёлая артиллерия? Ответ был прост — их (то есть английская и американская) авиация уже понесла очень большие потери и вполне устойчиво перехватывается нашими истребителями, а кроме того, они очень боятся попасть в хранилища ядерных боеприпасов и многочисленную брошенную на территории базы авиационную технику. Самолёты стоят денег, и они, видимо, надеются их отбить. Тем более, по словам того же лейтенанта, захваченные в последние сутки пленные болтали о том, что англичане готовятся к решительному штурму авиабазы. Только интересно, как они это будут делать без артподготовки? Психическую атаку устроят? Матросы на зебрах? Хотя какие у них в Англии матросы — плётка, содомия и ром, вот и все традиции их Royal Navy, как говаривал когда-то покойный товарищ Черчилль.

Наших ВДВ на авиабазе обнаружилось неожиданно много, несколько сотен рыл. Прыгали они все с парашютами или частично были доставлены позднее, посадочным способом — я не стал выяснять, не до того мне было.

Кстати, и техники у них тоже хватало. Одних БМД-1 и БТР-Д я потом насчитал не менее полусотни, кроме них было с десяток АСУ-85 и несколько БРДМ-2 с ПТУРами — десант, как известно, сильно тяжёлую технику органически не переваривает. Из артиллерии на авиабазе было по батарее 122-мм гаубиц Д-30 и 85-мм противотанковых пушек, дивизион десантных, облегченно-буксируемых «Градов» РПУ-16 и несколько батарей 82 и 120-мм миномётов, плюс безоткатки и прочие СПГ. Что касается средств ПВО, то я видел только ЗУ-32-2 и ПЗРК.

Два доставленных сюда до нас танка «Т-62М» действительно оказались модернизированного образца (такие делали, насколько я знал, в основном под Афган), с бортовыми экранами и дополнительной бронёй на башне и лобовых деталях корпуса. Судя по тому, что танки были грамотно окопаны и замаскированы, их экипажи были достаточно опытными. Командовали «Т-62» младшие лейтенанты Бибиков и Сытов, не производившие впечатления зелёных пацанов. Я выслушал их доклады (поскольку они до сего момента стояли в обороне и даже ни разу не выстрелили, рассказывать им было особо нечего), решив для себя, что ещё посмотрю на этих ребят в деле. Это всё-таки не мои бойцы, которые за несколько дней войны уже повидали любой хрен-перец.

Сразу же после прибытия нам пришлось с помощью десантников (подробного плана авиабазы у меня, разумеется, не было, и я поначалу не знал, где тут и что) разводить наши танки по позициям, тут же окапывая и маскируя их. В итоге наши десять «Т-72» и два «Т-62М» были размещены в капонирах в расчёте на круговую оборону. Пока мы занимались этими делами, не заметили, как день стал клониться к вечеру. Нет, я, конечно, понимаю, что Москве надо, чтобы мы атаковали срочно, но нельзя же, в конце концов, воевать совсем без подготовки.

Когда мы уже заканчивали возню с танками, к моей машине прибежал связной, ВДВэшный солдатик в испачканном свежей землёй на локтях и коленях маскхалате, передавший приказ срочно явиться к командиру здешнего десанта подполковнику Трефилову.

Прежде чем отбыть, я собрал своих командиров машин и приказал — пока всё тихо и у нас есть какое-то время на всякие глупости, надо по-быстрому убрать боекомплект из немеханизированных укладок внутри танков (всё равно, как показал наш опыт, до них во время боя хрен дотянешься), а в автоматах заряжания чередовать фугасные и бронебойные снаряды. По окончании данного процесса я рекомендовал экипажам пообедать/поужинать (если не найдут у здешнего ВДВ какой-нибудь завалящей кухни с горячей пищей — сухим пайком, благо консервов в комплекте с танками нам выдали богато). Назначив ответственным за эти два действа старлея Маликова, я отправился на встречу с начальством.

Английское небо даже летом какое-то мутно-серое. И в этом небе над авиабазой время от времени мелькали на малой высоте наши истребители-бомбардировщики. После таких пролётов слышались глухие разрывы авиабомб. По расстоянию до места бомбёжки я понял, что десант отодвинул линию боевого соприкосновения максимально далеко от окраин авиабазы. А чуть раньше, когда мы окапывались, над нашими головами несколько раз пролетали «Ан-12», сбрасывавшие парашютные контейнеры. Один раз довольно высоко пролетел и одиночный «Ил-76», сбросивший многокупольную систему с закреплённой на платформе БМД. Сброс пилоты выполнили довольно точно, прямо внутрь охраняемого периметра, на поле рядом с ВПП. Десантники сразу же оприходовали «подарочек», и у меня в очередной раз возник вопрос — почему англичане не вдарят по нашим транспортным бортам каким-нибудь ЗРК? А потом сам же себе и ответил — для пехотных средств ПВО далековато, да наши их, похоже, просто не дают развернуть, давя на психику постоянными ударами с воздуха, а основная, стационарная английская ПВО была развёрнута в основном на восточном побережье, против нападения с континента и теперь, по большей части, подавлена. При этом транспортники, видимо, заходили по нашему маршруту, со стороны залива Уош, Нортгемптона и Бирмингема, а там вражеская ПВО уже была задавлена окончательно.

Вдоль ВПП и стоянок кипела работа — десантники развозили и растаскивали сгруженные накануне из доставивших нас «Ил-76» и сброшенные с воздуха ящики, тюки, коробки, бочки. Для транспортировки ими использовалось несколько трофейных грузовиков и джипов.

Едва я вышел к ВПП, как услышал за спиной:

— Эй?! Танкист?! Здорово?!

Звучало это слегка неуверенно и где-то даже вопросительно. Хотя чего я удивляюсь — мои пилотка и чёрный комбез, как я уже убедился накануне, не напоминают офицера. А вот просто абстрактного танкиста — вполне...

Я обернулся. Ко мне быстро шёл, поправляя на плече «АКМС», чернобровый молодец в жёлто-зелёном маскхалате и тельнике, с офицерской кокардой на лихо заломленном голубом берете. Этакий рослый красавчик, из числа тех, что особливо нравятся бабам определённого сорта.

— Здорово, голубая пехота, — приветствовал я его, когда он поравнялся со мной. — Или крылатая? Или молния?

— Как живучи стереотипы.... Это же всё названия из дурацких книжек и фильмов, — поморщился десантный офицер и добавил, сразу переходя на «ты»: — Это ты, что ли, со своими сегодня прибыл? К Трефилову идёшь?

— Ага, — ответил я ему совершенно не по-военному и представился: — Майор Трофимов, можно Андрей, будем знакомы. А ты же вроде вместе с нами летел?

— Да, — согласился десантник и представился: Майор Маргелов. Можно Александр.

— Стоп, — от неожиданности я даже остановился. Это какой Маргелов?! Как тебя по отчеству?!

— Васильевич.

— Погодь... То есть там, в Бельгии... Ёлки зелёные, так ты сын, что ли?!!

— Ну да, — ответил майор. Как мне показалось — нехотя. Чувствовалось, что его по жизни этим вопросом уже задолбали, в хвост и в гриву.

— То есть тот самый сын, который впервые внутри БМД на парашюте спускался? — уточнил я.

— Ага. Было дело. Аж два раза.

— Два?!

— В первый раз в январе 1973-го на «Кентавре вместе с подполковником Зуевым, а во второй — в январе 1976-го на «Реактавре» на пару с подполковником Щербаковым.

— Ну ты крут, майор, — сказал я, не решившись по темноте своей спросить, что есть «Кентавр», а что «Реактавр» и чем они, собственно говоря, отличаются. — И как оно?

— Врать не буду — страшновато. А что — не одобряешь?

— Ну, где мне, танкисту сермяжному, все эти ваши десантные задрыги понять... Я чую, что за эти парашютные дела вы, то есть те, кто в теме, можете несведущему и рыло набить, как моряки за свои адмиральские чаи и линь-конец-шкертик. Тем более если ты два раза добровольно это делал... Просто, по моему разумению, всегда есть куда более дешёвые и менее экзотические способы самоубийства. Хотя тебе вместе с БМД прыгать Родина велела, и ничего тут не поделаешь... Ну а здесь-то ты зачем оказался, укротитель БМД?

— А я специалист по доставке грузов для ВДВ. Особенно техники и особенно парашютным способом. Вся моя служба с этим связана. Надо кое-что испытать. А потом это же первый наш десант в Англию, вот и напросился, хоть и не хотели отпускать. Даже отец был против. Но первым быть всегда почётно.

— Ну-ну. Ты, майор, как я погляжу, оптимист. Только, по-моему, первые завсегда отгребают и полную попу огурцов. Это медицинский факт...

— Ну это мы ещё посмотрим, сказал Маргелов-младший на это и спросил: — А где тут местный штаб, ты не в курсе?

— Честно говоря — нет. Постеснялся спросить у связного.

— Вот и я нет, — признался Маргелов-младший. Мы посмеялись над этим обстоятельством и пошли дальше. Из положения мы вышли, тормознув пробегавшего мимо сержанта, который нам всё разъяснил.

Начальство обнаружилось метрах в ста от полосы в сборном техническом ангаре из гофрированного железа.

За покрытым крупномасштабной картой длинным металлическим столом (по-моему, это был верстак для технических надобностей) сидело на высоких табуретах из пластика и алюминия (похоже, позаимствованных в какой-то местной забегаловке) двое офицеров. Время от времени в ангар забегали ещё какие-то офицеры и сержанты, с докладами и бумагами. Стол перед командирами был застелен несколькими крупномасштабными картами, одна из них была карта Лондона и его окрестностей (с краю на карте была маркировка ГУГК МО СССР и год издания — 1948-й), на дальнем краю стола стояли аж две рации, кроме этого, здесь наличествовали несколько железных кружек с, судя по цвету, чаем, а также пустые и невскрытые баночки и бутылки с яркими этикетками — кока-кола и прочий импортный лимонад. Довершали картину лежавший поверх карт «АКМС», три снаряжённых рожка к нему, пригоршня калашниковских патронов россыпью и нехилая коллекция трофейного оружия — английский пистолет-пулемёт «Стерлинг» с характерным дырчатым кожухом и торчащим сбоку кривым магазином, три больших пистолета незнакомых мне марок и револьвер размером чуть больше «нагана» (по-моему, это был знакомый по справочникам «Веблей»). Прямо Чапай и компания из одноимённого фильма, только чугунка с картошкой для демонстрации построений и прочих тактических приемчиков не хватало. И, смотри-ка, трофеев уже успели насобирать...

Ближний офицер был уже немолодым поджарым блондином с усиками, в таких же, как у Маргелова-младшего, маскхалате с портупеей через плечо и неизбежном голубом берете. Второй — невысокий, мрачноватого вида стриженный под полубокс типчик в полевой форме с эмблемами инженерных войск на петлицах и майорскими погонами. Его фуражка и планшет лежали на столе перед ним. Этот, похоже, как и я, грешный, был вовсе даже не из ВДВ. Блондинистый офицер в берете выглядел донельзя браво, словно актёр Николай Черкасов, игравший святого Александра Невского в одноимённом фильме. Прямо ждёшь, что он возьмёт и скажет сейчас: «Мне магистра!» И пойдёт сразу же сеча-махла до полного взаимного уничтожения. Вот только взгляд у десантного подполковника какой-то странный, как мне показалось.

Мы с Маргеловым-младшим, едва войдя, представились и доложили, что прибыли по его приказанию.

— Здравствуйте, товарищи офицеры, — приветствовал нас местный главначальник и в свою очередь представился:

— Подполковник Трефилов.

При этом он критически смотрел мой чёрный комбез и пилотку, которые совершенно не вписывались в их беретно-тельняшечное воинство. Но, как говорится, что есть, то есть. По его лицу изначально было понятно, что он хочет нам сказать. Мне — что он офицера перед собой не видит (это я уже слышал), а Маргелова-младшего явно хочет спросить, сын он или не сын.... Но, на наше счастье, товарищ подполковник сдержался.

— Как обстановка, товарищ подполковник? — поинтересовался, решившись нарушить повисшую в воздухе паузу, и сразу же уточнил: — А то нам приказано срочно произвести разведку боем...

— Раз приказано, значит, проведём. А обстановка, мать её, двоякая. С одной стороны, мы свалились им на голову неожиданно, и они не успели толком среагировать, до момента, пока мы их не перекололи. Англичане ещё не пришли в себя и пока что не атакуют и даже сильно не обстреливают. А с другой стороны, есть информация, что они подтягивают резервы, в том числе довольно много танков. Конечно, против нас развёрнута «сборная солянка» — мелкие подразделения Королевского Гренадёрского полка, 1-го полка Гвардейской Конной Артиллерии и разные только что развёрнутые территориальные части, вроде Королевских Йоменов или Лондонского полка, но тем не менее численное превосходство у них более чем серьёзное. Это и мои разведчики видят, и авиаразведка докладывает. Чего доброго, вот-вот полезут всерьёз. А у меня тут всего 825 человек, считая вас и тех, кто прибыл с майором Маргеловым. Фактически один десантно-штурмовой батальон с подразделениями усиления. Артиллерии и противотанковых средств у нас сверх комплекта, поэтому пока сидим в обороне и ждём приказаний. Часть трофейной авиатехники и ядерных зарядов наши транспортные самолёты уже вывезли. Точнее сказать, авиатехнику угнали своим ходом. Интересно, что нам сразу же приказали, на самый крайний случай, оставшиеся на месте боеголовки подготовить к подрыву. Для этого прислали вон его, — подполковник мотнул головой в сторону майора с инженерными эмблемами и продолжал: — В общем, то, что не было вывезено, извлечено из хранилища и соединено в мощнейший ядерный фугас, порядка 6–7 мегатонн. Если нам отдадут соответствующий приказ, и мы будем уходить — можем тут всё подорвать на фиг, и тогда мало им всем точно не покажется. Я всё верно говорю? — уточнил подполковник у того же майора в полевой форме.

— Так точно, только суммарная мощность — 7,5–8 мегатонн, — уточнил тот и представился: — Майор Деревянных. Инженерные войска.

Взгляд у этого «деревянного майора» тоже, помоему, был странноватый. От усталости, что ли? Кстати, по его виду я понял, что никакой этот Деревянных не сапёр, а явно узкий спец из числа особо секретных. Всё-таки ладить ядерный фугас у нас кого попало не посылают....

— Вот такие у нас дела, — завершил своё выступление подполковник. — Опять же, авиация наша работает, тьфу-тьфу, вполне себе ничего, тем более что погода дай бог. Для обороны у меня людей на какое-то время хватит, а вот для наступательных действий — даже и не знаю. И самое главное — мы сидим тут двое суток и так и не знаем, что дальше будет. Высадились, захватили эту чёртову авиабазу, закрепились. А вот что дальше — мне пока не сообщили. Сначала приказали держать оборону и принимать дополнительные грузы. Потом сообщили, что прибудете вы для проведения этой самой разведки боем. Это всё, конечно, хорошо, но лучше бы мне хоть какая-то сволочь объяснила, как мы будем дальше воевать. А то сижу и гадаю — или сюда перебросят дополнительные силы, и мы начнём наступления для захвата Лондона, то ли прикажут взрывать всё к бениной матери и уходить. Судя по прибытию вас с вашими танками, я, честно говоря, склоняюсь к первому варианту. Но, с другой стороны — а на кой чёрт нам сдался этот Лондон? Разве что красный флаг повесить, где повыше, на каком-нибудь Биг- Бене? А с другой стороны — эта самая разведка боем, смысл которой мне тоже не очень понятен. Вот и теряюсь в догадках. Или я не прав, майор?

— Я, товарищ подполковник, честно сказать, знаю не больше вашего. Мне приказали прибыть — прибыл, но пока что у меня тоже приказ только насчёт этой самой разведки боем. Да и то без привязки к местности, карту выдали, а что и где, не объяснили. Мне с моими танкистами приказано продвинуться насколько возможно в сторону Лондона. Осмотреться, оценить обстановку, выявить их места сосредоточения и огневые точки, а также уничтожить как можно больше людей и техники противника. И это всё.

— Вот это-то мне и не нравится, майор, — сказал Трефилов задумчиво и потянулся к стоящей на столе кружке. По тому, как он, слегка поморщившись, отпил глоток и поставил сей сосуд обратно, я понял, что пьют они здесь вовсе не чай. Выходит, в кружках у них или коньяк, или какое-нибудь здешнее виски-шерри-бренди. Ну-ну...

— Не ссы, майор, вискарь это, — ответил на не заданный мной вопрос подполковник. — На мой вкус пойло так себе, но мы тут вторые сутки на таком нервяке, что без грамульки никак. Вам, кстати, плеснуть, товарищи офицеры? За знакомство?

— Ну, если только грамульку, — ответил я, максимально точно копируя его интонацию. Маргелов-младший молча кивнул. Когда начальство предлагает подобное, отказываться как-то не принято — неправильно поймут. Трефилов быстро нашёл на столе две относительно чистые кружки и плеснул на их донышко из извлечённой из-под стола большой, затейливой бутылки по той самой «грамульке». Мы с Маргеловым-младшим звякнули кружками, чокнувшись с подполковником и майором Деревянных, и пригубили. Действительно вкус у этого вискаря был довольно мерзенький, уж не знаю, чего разные фирмачи-пижоны в нём находят....

— Так я вот о чём, товарищи майоры, — продолжал подпол, убрав початый флакон вискаря обратно под стол. — Допустим, проведём мы разведку, а потом-то что будем делать? Импровизировать, так сказать, по ходу пьесы?

— Всё может быть, — ответил я. — Мы же люди военные, и наше дело выполнять приказы. А новые приказы, я так понимаю, не заставят себя ждать. Только вы, товарищ подполковник, уже должны знать, что мы во время проведения этой разведки боем должны обеспечить ещё и переход на ту сторону одного особо ценного кадра из разведки. И, по-моему, для Москвы как раз это сейчас самое главное...

— Да, были у меня уже эти две бабы, — сказал подпол и отпил из кружки ещё раз, и тут же поправил сам себя: — То есть, пардон, девушки, майор. Они мне про это, само собой, доложили, но, естественно, без подробностей.

— Вот и замечательно что вы в курсе. Тогда какие есть конкретные соображения насчёт разведки? А то я в этих краях, как сами понимаете, человек новый.

— Пока что самые общие, дорогой ты мой танкист, — сказал Трефилов и потянул поближе к себе карту. — Чёрт, некоторые карты, которые нам давеча выдали, древние, как те седые пирамиды... По ним ещё отцы и деды собирались Лондон штурмовать... Короче, слушай и запоминай. Вот тут, километрах в четырёх за забором этой авиабазы, в соприкосновении с нашим боевым охранением у них точно стоит заслон, блокирующий вот эту дорогу. Не особо большие силы, но там точно насчитали с десяток «Центурионов» плюс лёгкие «Скорпионы» и БТРы. Частично ховаются за домами, каменными оградами и деревьями, чтобы их наша авиация раньше времени не уничтожила. Ну, допустим, если авиация качественно вдарит по ним, прорыв будет обеспечен. Особенно если ударит внезапно. А вот как и что дальше — чёрт его знает...

Подпол сдвинул берет на затылок и, подняв со стола карандаш, начал с задумчивым видом елозить им по карте с цветными отметками. Я достал из планшета свою карту и, подойдя ближе, начал сверять её с картой начальства, параллельно отмечая текущую обстановку. Маргелов-младший карты с собой не имел, но тоже приблизился к столу и с интересом наблюдал за движениями подполковника.

— А вот здесь, — продолжал Трефилов, — проходит автомагистраль, обозначенная на свежих картах как М4. Она связывает южные районы Уэльса с Лондоном, и, по-моему, наибольшее сопротивление противник окажет как раз вдоль неё. Но здесь вдоль этой дороги уже начинается довольно плотная городская застройка, так что танк или противотанковое орудие поставить особо негде. Плюс очень много параллельных дорог и улиц. До фига и мостов. Мосты, кстати, всё больше старинные, капитальные, и я очень сомневаюсь, что англичане собираются взрывать мосты в долине Темзы, а тем более все и разом. Не похоже, что они их вообще минируют, скорее, наоборот, в окрестностях Лондона разведкой отмечаются излишне оживлённые перемещения транспорта и населения. Видимо, у них там нехилая паника по случаю нашего появления, да и коллеги из Саутгемптона тоже постарались. А вот здесь начинается городишко Рединг, графство Беркшир, отсюда до Лондона полсотни километров, это, считай, уже столичное предместье, полтораста тысяч населения. Дальше — Слау, сто тысяч населения. В восьми километрах восточнее этого самого Слау — международный аэропорт «Хитроу», и вот эту дорогу к нему англичашки точно будут оборонять с особым упорством, поскольку, похоже, считают аэропорт одной из наших главных целей. На этой дороге мои орлы видели не только английских, но и американских солдат, лёгкие танки «Скорпион» и бронемашины. Кстати, похоже, в «Хитроу» у них сидит ещё и какое-то количество боевых вертолётов, которые они явно применят, когда вы ломанётесь в атаку...

— Какие именно вертолёты? — уточнил я.

— Мои орлы точно видели в полёте две пары «Газелей» с ПТУРами, которые направлялись как раз в ту сторону. Летают они, естественно, мало и невысоко, поскольку совершенно справедливо боятся наших истребителей. А вот сколько их там всего — чёрт его знает. Что ещё тебе сказать? Дороги здесь хорошие, но улицы узкие. Застройка, конечно, в основном старинная, в два-четыре этажа, но дома каменные, а значит, для обороны удобные, опять же каменных заборов полно. Правда, не знаю, как их танки смогут вести бой в городе, майор....

— Обученные городскому бою танкисты у англичан были в Западном Берлине, — ответил я на это. — А здесь против нас, скорее всего, будут резервисты и вояки из кадрированных территориальных частей. Правда, подозреваю, что их будет много...

— Вот-вот, именно что много, майор. Твои-то ребята готовы к уличным боям? Ведь идти в атаку здесь можно практически только по дорогам, открытых пространств мало, в боевой порядок толком не развернуться. По-моему, бой в таких условиях ничего хорошего не сулит ни нам, ни им. И что у противника там за силы, мы можем только догадываться...

В этом месте до меня вдруг стало помаленьку, доходить то, о чём я уже, откровенно говоря, догадывался до этого. По-моему, здесь заваривалось практически то самое, что Юрий Бондарев описывал в своих «Батальоны просят огня» (про это ещё есть эпизод в многосерийном фильме «Освобождение», который в СССР смотрел практически каждый, ну и примерно про то же, только во времена Гражданской войны весьма художественно рассказано в кино «Красная площадь»), то есть чисто демонстративные действия. Высаженные здесь и в Саутгемптоне десанты, слегка усиленные нами, начнут якобы наступление якобы на Лондон. И англичане, вместе с ещё остающимися в Англии американцами, естественно, перетрухают и кинут против нас всё, что ещё имеют, а точнее — то, что осталось. И прежде всего — танковые и механизированные части. А поскольку господство в воздухе за нами, это будет та ещё мясорубка. При этом англичане оголят все другие угрожаемые направления, в том числе и восточное побережье. А дальше два основных варианта. Либо пока мы тут остервенело рубимся с этими Джентльменами, родной генштаб соберёт-таки морпехов, корабли и прочие потребные для этого силы и высадит-таки крупный морской десант где-нибудь у Нориджа или Грейт-Ярмута и уже оттуда пойдёт захват всей Англии. Либо мы здесь будем держаться до последней возможности, как те батальоны за Днепром, а потом подорвём этот ядерный суперфугас. При этом не факт, что кого-то из нас успеют эвакуировать отсюда воздухом. В общем, намечалась интересная игра, где одной из главных задач было остаться в живых, помирать прямо здесь и прямо сейчас я как-то не собирался...

— Да хрен с ним, не впервой, — ответил я на последнюю реплику Трефилова. — Я с моими танкистами и не в такое влипал. И по опыту уже знаю — внутри этих старинных каменных теремков всё, как правило, деревянное и горит оно дай бог. Стоит авиации зажечь десяток-другой домов — и начнётся светопреставление. Население в одном белье начнёт метаться в панике, и у англичан возникнут серьёзные сложности с ближним боем. Хотя в той же Западной Германии между нами и НАТО всё время оказывались местные гражданские, но бундесвер и американцев это совершенно не останавливало. Уж не знаю, как психология английских вояк в данном случае отличается от ФРГэшных фрицев или янки... В крайнем случае пойдём прямиком через эти самые дома, так сказать, езда по азимуту.... Вы мне лучше вот что скажите, товарищ подполковник, — когда я со своими пойду вперёд, на какую поддержку смогу рассчитывать? Кто ещё с нами пойдёт? Без пехоты танкам в ближнем бою никак нельзя...

— Поддержку всей нашей наличной артиллерией и миномётами мы обеспечим, ну и плюс к этому авиация. А в остальном — ты же видел, у меня здесь БМД-1, БТР-Д, АСУ-85 и противотанковые БРДМы. Я мыслю так, что с тобой, майор, пойдут десятка два БМД и БТР-Д. Ты десятью танками пойдёшь или всеми двенадцатью?

— Нет, десятью. «Шестьдесят вторые» пусть остаются на месте, а то мало ли...

— Правильно мыслишь. Ну, тогда двадцать БМД и БТР-Д со штатными экипажами и десантом. По паре на каждый твой «Т-72». Понимаю, что это мало, Но что есть, то есть...

— Понятно, товарищ подполковник. Вариант, конечно, не самый лучший, но, раз больше ничего нет у нас — что делать....

— Почему это не лучший вариант? — несколько насторожился Трефилов.

— Видите ли, по нашему опыту последних дней я могу вам сказать, что даже БМП не всегда соответствуют поставленным задачам. А что хорошего в БМД кроме той самой, пресловутой аэротранспортабельности? Условия для перевозки и спешивания десанта явно хуже, чем у БМП, да и потом, это же консерва, я их ещё в Эфиопии в бою видел. Если уж у БМП броня считается противопульной, то здесь-то она вообще условно-противопульная, поскольку алюминиевая...

— Ну, не надо сгущать до такой степени, — сказал Трефилов и тут же, словно спохватившись, спросил: — Танкист, а ты что же, в Эфиопии был?

— Так точно, мёд-пиво пил.

— И что, небось и награды имеешь?

— Медаль «За отвагу».

— Ого, — сказал молчавший до этого момента секретно-инженерный майор, а Трефилов с Маргеловым-младшим посмотрели на меня уважительно.

— Да я не сгущаю, товарищ подполковник. Как до дела дойдёт — сами поймёте. Так что лучше заранее прикажите своим, чтобы ехали на броне, а не под бронёй, а при начале боя или обстреле сразу же спешивались. Так эффективнее. Вы говорите, авиаподдержка у нас будет?

— Пока авиация работает более чем удовлетворительно, не жалуемся.

— Тогда надо всё увязать с ними буквально по минутам. Тогда, значица, так. Пойдём на рассвете, скажем, в 5.30. Сейчас светает рано, даже здесь, в Европах. И надо, чтобы авиаторы в этот момент предварительно ударили по периметру и всем разведанным целям, а потом сразу же были готовы по нашему требованию ударить ещё, уже туда, куда мы укажем. По фиксированным целям им бить не стоит, поскольку мы же не знаем, с чем столкнёмся и как далеко пройдём. Было бы замечательно, если бы авиаторы во время этой самой разведки поддерживали по первому нашему требованию, но по последнему опыту я знаю, что это не вполне реально. Я сейчас пришлю к вам прибывшего со мной толкового авианаводчика, его фамилия Тетявкин, пока есть время, просветите его на тему, что тут и как, снабдите рацией и всей необходимой информацией. Он пойдёт с нами и будет по месту наводить, я ему доверяю. Кстати, забыл спросить, а почему англичане до сих пор не развернули вокруг этой авиабазы дивизион- другой каких-нибудь ЗРК, вроде «Рапир», и не начали валить наши транспортные самолёты пачками?

— Во-первых, у них осталось очень мало ЗРК. Во-вторых, сам подумай — если самолёты будут падать прямо на Гринем-Коммон, они здесь всё разнесут. А если какой-нибудь сбитый «Ан» упадёт на хранилище ядерного оружия? Пока что противник, похоже, всё-таки надеется отбить базу назад в более-менее не повреждённом виде. К тому же наша авиация элементарно не даёт подойти и развернуться их зенитным средствам. Кстати, поставить поблизости ЗРК им мешает и городская застройка — за домами горизонт, как известно, плохо видно. Так что за небо ты не бойся, майор...

— У тебя что-то ещё? — поинтересовался подпол, на челе которого уже отпечатались нешуточные размышления по поводу предстоящего.

— Пока больше ничего, товарищ подполковник. Пойду работать и готовить своих танкистов к утру. Хотя спать нам, похоже, всё равно не придётся....

С этими словами я и пошёл к своим. Маргелов-младший остался у начальства, похоже, у него там были какие-то свои вопросы.

Как выяснилось, мои орлы уже вполне себе поели (кухни у десанта не было, но зато здесь было полно трофейных натовских сухих пайков, ими-то ВДВ с нами от души и поделились), и теперь все наличные командиры танков собрались возле моей машины с видом донельзя серьёзным. Помаленьку темнело, в отдалении взлетали в небо осветительные ракеты. И наши и противник скупо постреливали из пулемётов и прочего стрелкового оружия, иногда били миномёты и, судя по звуку, безоткатные пушки. Не то чтобы это меня нервировало, но всё-таки было ощущение, что мы на самой линии фронта. И не просто на этой самой линии, а даже скорее в окружении, поскольку стрельба и осветительные ракеты сегодня были со всех сторон. Весело, чёрт побери...

— Становись! — скомандовал я. Недлинный строй втянул животы и подравнялся. Из башенных люков моего танка на нас с интересом смотрели Черняев и Прибылов, которые тоже стремились узнать о предстоящем деле как можно больше.

— Вольно! — отдал я следующую команду, критически оглядев строй и добавил: — Всем достать карты, подойти ближе и настроить органы слуха на приём! Повторять два раза не буду, поскольку времени у нас меньше, чем хотелось бы!

В двух словах я объяснил ребятишкам боевую задачу, потом они нанесли на свои карты обстановку, и мы уточнили детали. Хотя какие особые детали, если имеется приказ копать траншею от забора и до обеда? То есть — внаглую идти вперёд, пока не упрёмся в особо крупные силы супостата. После чего вызывать авиацию и отходить. Всего-то делов...

В общем, решили, что пойдём двумя группами — в одной я, Кокошкин, Бокарёв, Лаптев и Кирогаз, во второй — Маликов, Будяк, Апанаев, Колосов и Середа. При необходимости разделимся на пары или тройки, но это по обстоятельствам. Младшие лейтенанты Бибиков и Сытов со своими «Т-62» остаются на месте и будут нашим резервом на крайний случай — так сказать, засадным полком за Вороньим Камнем — вдруг возвращение обратно будет проблематичным? Обе наши группы будут сопровождать БМД с десантом, они же обеспечат ближнюю разведку и охранение, с десантниками мы это дело обговорим отдельно.

Поскольку нормально развернуться в боевой порядок мы вряд ли сможем, пойдём по дорогам и улицам «ёлочкой». Даром снаряды не кидаем, бьём только видимые цели, тем более что и нам и противнику будут мешать целиться городские строения. При встрече с крупными силами противника, как я уже сказал, не паникуем, а потихоньку оттягиваемся и тут же вызываем авиацию. Ну и так далее.

В разгар нашего импровизированного «Совета в Филях» явился от начальства задумчивый Тетявкин с целой пачкой карт и ещё каких-то бумажек и сразу же предложил утвердить наши радиопозывные. Решили не заморачиваться, а называться по номерам, в том порядке, в каком все сейчас сидели и стояли вокруг меня. Я, естественно, «Первый», Кока и Бока, соответственно, «Второй» и «Третий», Кирогаз «Четвёртый», Лаптев «Пятый», Маликов «Шестой», Будяк «Седьмой», Апанаев «Восьмой», Колосов «Девятый», Середа «Десятый». Сытов и Бибиков — «Одиннадцатый» и «Двенадцатый». Тетявкин, ни с того ни с сего, заявил, что он будет «Филин», чем вызвал у танкистов ухмылки.

— А почему «Филин»? — спросил я Тетявкина.

— Потому что символ мудрости и видит в темноте! — ответил Тетявкин серьёзным тоном. При этом внешне он напоминал кого угодно, только не филина.

— Ну-ну, — сказал я на это. — Видать, ты в детстве слишком часто программу «В мире животных» смотрел. А раз смотрел, то должен знать, что самая умная птица — это, вообще-то, ворона, хотя она никакой и не символ. Ты же, лейтенант, явно не Филин и даже не ворон, а скорее дятел....

Тетявкин не нашёлся, что на это ответить.

— Ещё вопросы есть? — на всякий случай спросил я своих орлов.

— А чего это я «Шестой», товарищ майор? — поинтересовался вдруг Маликов, скорчив недовольную рожу.

— А что не так? — спросил я в свою очередь. — Мне что — прикажешь разводить вас по ротам и взводам и потом придумывать иерархически и конспиративно выверенные позывные, типа «Коршун», я «Падаль», приём?! Так нас для этих заморочек слишком мало. Чем вас, товарищ старший лейтенант, шестой номер не устраивает? Всё-таки не тринадцатый и не шестнадцатый, хотя шестнадцатый номер у вас и так, похоже, по жизни...

— Да нет, всё так, товарищ командир, — резко передумал Маликов, хотя по его лицу я понял, что сказанное мной ему очень не понравилось. Ну да и хрен с ним...

На этом совещание мы закончили. Народ разошёлся обдумывать только что услышанное и готовиться, а я пошёл к двум нашим секретным офицершам, обговорить те детали предстоящей операции, которые были связаны лично с ними.

Перед этим мне сказали, что они обе расположились в каком-то укрытии, метрах в двухстах от ангара, где временно угнездился наш героический подпол Трефилов.

В общем, меня не обманули. Я без особого труда нашёл наполовину утопленный в земле бетонный куб с железной дверью. То ли я шёл очень тихо, то ли ВДВ всё-таки не столь круты, как про них пишут в книгах и показывают в кино. В общем, в полутьме перед самой дверью укрытия я чуть не наступил на затихарившегося в траве солдатика в голубом берете. Реакция солдатика была естественной — выдав длинную тираду приглушённым дурноматом, он сорвался из положения лёжа, словно бегун со старта, и исчез за торчавшим неподалёку бензозаправщиком. Судя по крайне неумелым матюгам и худобе, солдатик был из салаг-первогодков, к тому же у него не было оружия и снаряги. Писарчук какой-нибудь?

— Давай-давай, вали, светло-синяя ты пехота! — успел я сказать ему вслед. Только вряд ли он меня услышал. В щель он здесь подглядывал, что ли? Только ведь в этой двери не было ни особых щелей, ни замочных скважин.

Я подошёл к двери и деликатно постучался.

— Кто там ещё? — спросил знакомый женский голос.

— Это я, майор Трофимов, — ответил я.

— А, Андрей, заходи, — ответили из-за двери тем же голосом Ольги Смысловой.

Я вошёл. Похоже, в этом Гринем-Коммоне, как и положено на любой авиабазе в любой стране мира, был свой автономный дизель-генератор — под потолком горели две скрытые квадратными плафонами неяркие лампочки. Видимо, до высадки наших доблестных ВДВ здесь было что-то типа дежурки. Вроде тех, где обычно коротают время дежурства за игрой в домино или в «крестики-нолики» пилоты истребителей-перехватчиков, назначенные в дежурное звено. Посередине стоял стол, четыре кресла, несколько стульев, в углу — телевизор, а вдоль стен располагались две то ли лежанки, то ли скамьи. На этих скамейках офицерши и отдыхали, подстелив брезент. На столе лежали раздербаненные натовские сухпайки и разнообразное стрелковое оружие, в основном пистолеты.

Наша главная головная боль — эта самая засекреченная Татьяна, похоже, дремала. Туфли она скинула, а вот жакетик не снимала, так и валялась на лежанке полностью одетой. И правильно, по-моему, с точки зрения этой самой шпионской конспирации. Ей же надо, чтобы костюмчик выглядел так, словно она в нём бегала, не снимая, где-то с неделю. Ну а Смыслова была, как обычно, в джинсиках и тёмной маечке, сменив туфли на ношеные спортивные то ли кеды, то ли кроссовки. Не скажу, что вид у неё был слишком радостный, но и уныния не наблюдалось.

— Привет разведке, — сказал я с порога и спросил, сразу же падая в ближнее кресло: — А телевизор не пробовали включить? Вдруг чего нового скажут?

— Встречный привет танкистам, — ответила Ольга. — А ящик не показывает, у них тут на базе, похоже, было кабельное телевидение...

— Это как?

— Это когда транслируют прямо по кабелю без внешней антенны, которая если и есть, то скорее всего коллективная, возможно, одна на всю эту, мать её, авиабазу. Или кабель от ближайшего города идёт...

— Понятно, — ответил я и добавил: — Ну что, готовьтесь, девоньки.

— Когда идём? — спросила Смыслова. А секретная Танька сразу же перестала дремать и, сев на лежанке, внимательно посмотрела на меня. Про себя я отметил, что она очень симпатичная, несмотря на изрядно помятый внешний вид. До этого, во время перелёта сюда, я её, честно говоря, толком и не рассмотрел.

— В пять тридцать, время ещё есть. Мы в этом деле главные, десант на БМД будет нас прикрывать.

— Как будем добираться, уже решили? — поинтересовалась Танька.

— Каком книзу, красавицы. Доезжаем до какого-нибудь подходящего перекрёстка дорог или улиц и высаживаем. Где именно это делать — определим по месту. Благо там мечущегося туда-сюда гражданского народа должно быть много. А что касается собственно доставки — по идее, можно посадить вас в БМД. Но не советую. Там броня очень противопульная. Один какой-никакой шальной снаряд — и кирдык секретным агентам. Зачем вам так рисковать?

— А как тогда?

— А элементарно, Ватсон. Как-нибудь утыркаетесь в наши «Т-72». Сядете по одной в танк, одна ко мне, а вторая, скажем, к сержантам Лаптеву или к Кирогазу...

В данном случае я знал, что говорю. «Т-72», как и все наши основные боевые танки последнего поколения, скомпонован весьма плотно и рассчитан только на «трёх весёлых друзей». Засунуть туда кого-то четвёртого и даже пресловутую собаку весьма затруднительно. Но в тех «Т-72», которые нам привезли на самолётах для выполнения этой разведки боем, в боевом отделении отсутствовали правые баки-стеллажи. Боекомплект и запас хода это снижало не сильно, а вот живучесть, на мой взгляд, повышало. Да и места в боевом отделении было больше.

— Кирогаз — это кто? — удивилась Татьяна.

— Кирогаз — это мой подчинённый старший сержант Ильясов, между прочим, отличник боевой и политической подготовки, — уточнил я и добавил: — В танке каждой из вас, конечно, будет очень тесно, практически коленями к подбородку, но надёжно, почти как у Христа за пазухой. А как решите, что настал подходящий момент — тут же и вылезете.

— А как мы поймём, что этот самый момент настал? — задала резонный вопрос Ольга Смыслова.

— Как-как… придётся останавливаться и время от времени давать вам высунуться, чтобы вы осмотрелись. Ничего не поделаешь...

— А что, других вариантов нет? — уточнила засекреченная Танька.

— Естественно. Если бы был другой способ твоей переброски, дорогая моя, нас, как и тебя, сюда бы, я так думаю, не отправили? Или я чего-то не знаю?

— Да, тут ты прав, майор. С альтернативными вариантами дело табак...

— Ну а тогда чего спрашиваешь? В общем, пока что неспешно собирайтесь. А как дойдёт до дела — придём за вами и позовём лезть в дудку. Кстати, милые дамы, я тут сейчас прямо из-под вашей двери какого-то солдатика шуганул. Убег от меня как чёрт от ладана. Интересно, чего ему тут надо было? У вас же здесь ни окон, ни замочных скважин...

— И не говори, — ответила Ольга Смыслова. — Мы сюда, как только прибыли, так они постоянно на нас пялятся. Прямо взглядом раздевают. И солдаты и офицеры...

— Ну, так на то и армия, чтобы в бане в щёлочку подглядывать.... Тем более они же не знают, кто вы такие, и, исходя из вашего импортного облика, думают, что вы здесь пленные. У нас в армии баб и раньше почти не было, а уж сейчас никто точно не будет скидывать на парашюте во вражеский тыл беспутных командирских супружниц или аморальных поварих с официантками... Но, по правде сказать, я и не думал, что у некоторых наших десантников даже в условиях фактического окружения остаётся время и желание на то, чтобы письку подрочить... Чудны дела твои, господи, а наши ВДВ ещё чуднее... Ну, ладно, если вам всё более-менее понятно, я пошёл. А то у меня ещё дела есть...

На том я, что называется, откланялся и пошёл к своей машине.

В темноте, на полдороге, меня догнал Тетявкин.

— Ты чего болтаешься как неприкаянный? — спросил я у него. — Лучше бы отдыхал, а то потом запаришься бегать и прыгать с рацией на спине...

И здесь оказалось, что я зря проявил подобную заботу о нашем мудром и всевидящем «Филине». Тетявкин доложил, что с рацией на спине он, оказывается, бегать совсем не будет. Поскольку наши добрые хозяева, то есть десантники, выделили ему с барского плеча командно-радиофицированный, безбашенный БРДМ-2У со всем оборудованием, водителем и радистом. С одной стороны, это было странновато, поскольку ВДВ положены КШМ и радиомашины на базе БМД и БТР-Д. Но я знал, что такой техники в десанте не хватает (здесь я видел всего одну или две такие КШМ), а раз уж случилась война, то им должны выдать любые подходящие «заменители». А БТР-60ПУ для ВДВ как-то великоват. Так что наличию у десанта БРДМ-2У удивляться не стоило. А с другой стороны, я искренне подивился на такую щедрость, после чего отправил Тетявкина готовить технику «к бою и походу». Однако Тетявкин сначала попросил меня подписать принесённую с собой бумагу, любезно посветив мне фонариком. Прочитав разложенный на планшете документ, я понял, что наши дорогие десантники не такие уж и добрые. Это был отпечатанный на машинке приказ об откомандировании в распоряжение майора Трофимова (меня то есть) БРДМ-2У серийный номер такой-то с таким-то радиооборудованием (серийные номера тоже бы ли указаны), а также младшего сержанта Тер-Петросяна А. Э, и рядового Корбутова П. Д, (это, надо полагать, как раз водитель и радист). То есть теперь я лично отвечаю за данное имущество и двух человек.

Я подписал бумагу, подивившись самому факту того, что контора у подпола Трефилова писала вполне себе исправно, даже несмотря на вражеский тыл и местную воздушно-десантную специфику.

После этого удовлетворённый Тетявкин удалился, а я наконец вернулся к своему танку, ещё издали обнаружив, что кроме членов моего экипажа там курят ещё четверо.

Как оказалось, по мою душу явились четыре десантных офицера, назначенные в разведку вместе с нами. То есть те, что пойдут на БМД.

Среди них я, не без некоторого изумления, обнаружил майора Маргелова-младшего.

— Здравствуйте, товарищи офицеры! — приветствовал я их и тут же спросил Маргелова-младшего: — Майор, а тебе-то это зачем? Ведь небось добровольно вызвался? Любишь решать нетривиальные задачи, а заодно подставлять лоб под пули?

— Вроде того, — ответил Маргелов-младший, отбрасывая бычок (курили они что-то уже привычное импортно-трофейное), и представил своих подчинённых: — Лейтенант Расторгуев, лейтенант Симановский, лейтенант Бурмин, подполковник сам отобрал лучших, поскольку в разведку вызвались почти все, без исключений...

Или отобрал тех, кого не особо жалко, подумал я. Все три лейтенанта были молодые, коротко стриженные крепыши, очень похожие друг на друга, особенно в темноте.

Видать, только-только из Рязанского испекли этих взводных. И сразу в бой.

В отдалении по-прежнему лениво постреливали. Изредка взлетали осветительные ракеты. На душе было тревожно, но ничего трагического в настроении и интонации десантников я как-то не заметил. Похоже, они предстоящее действо воспринимали как-то буднично.

Я коротко разъяснил им, как и что. Главное — чтобы в случае огневого контакта они сразу же спешивались, а то нас и так слишком мало, чтобы давать противнику дополнительное удовольствие уничтожать личный состав вместе с машинами.

Вроде бы они меня поняли. После чего отправились выводить технику на исходные.

За всем этим у меня еле-еле нашлось время, чтобы пожевать трофейных консервов.

Перед рассветом мы выгнали наши танки из капониров и рассредоточились на восточном краю авиабазы, благо всяческих строений и прочих укрытий здесь хватало.

Чтобы скрыть наше выдвижение, вся десантная техника (даже та, что оставалась на позициях) некоторое время газовала в своих окопах и капонирах, а кроме того, Трефилов приказал расчётам своих ЗУ-23-2 вести беспорядочный огонь в сторону противника. Думаю, что англичане ничего не поняли, поскольку в ответ они почти не стреляли, и никаких передвижений на их переднем крае не наблюдалось.

Наши десять танков стояли, вытянувшись в линию. Позади нас выстроились десантные БМД и БТР-Д. Здесь же, разумеется, торчал Тетявкин со своим радийным БРДМом. На верхней задней части корпуса всех наших машин мы закрепили куски разрезанных ярко-оранжевых парашютов, которых богато валялось по всей авиабазе. Какие-никакие, а опознавательные знаки для своей авиации. А то, чего доброго, не заметят на своей сверхзвуковой скорости и влупят со всей дури. А этого мне очень не хотелось бы...

Как раз в этот момент из темноты появились обе секретные офицерши, скорым шагом направившиеся к нашей шеренге танков. Сидящая на броне своих жестянок десантура невольно сделала равнение в их сторону.

Разведчица Татьяна была всё в том же мятом костюмчике, на каблуках и с чемоданом, но без оружия. Ольга Смыслова — в своём прежнем гражданском одеянии, дополненном лёгкой летней, светло-серой курточкой, без поклажи, но с бесшумным автоматом «мини-узи» в руках, с пистолетной кобурой на поясе и снайперской винтовкой G3 за плечом. В подсумках на поясном ремне и в карманах у неё просматривались запасные обоймы. Решила всерьёз повоевать? Устроить сафари на английских джентльменов? Называется, подготовились к заграничной экскурсии летним утром.

— Ну, и куда нам? — спросила Танька.

— Давайте лезьте, — ответил я, вылезая из своего командирского люка и кивая на него. — Ольга в наш танк, а ты, дорогуша, вон туда. Только о зенитные пулемёты не бейтесь.

И я указал ей на танк сержанта Лаптева, после чего девки с весьма недовольным видом полезли, куда я велел.

— Да как вы тут вообще ездите?!! — удивлённо прогундела снизу Смыслова, размещаясь в ногах у командирского места. — Тут же хуже, чем в шпротной банке!

— Зато броня крепка и нам никакая пуля не страшна, и даже не всякий снаряд! — обнадёжил я её.

— Это, конечно, бодрит, — ответила Ольга, брякая своими ручными стрелялками где-то под моим командирским сиденьем. — Но, если нас, не дай бог, зажгут, я отсюда хрен вылезу….

— Сплюнь и не думай о таких вещах, — ответил я и, повернувшись, крикнул Лаптеву: — У тебя там как, вторая барышня разместилась?

— Так точно, — ответил тот, при этом на его деревенской роже даже в рассветном сумраке читалось нешуточное удивление.

— За неё головой отвечаешь, понял?

— Так точно!

Ну тогда можно было уже и начинать.

Я чисто автоматически глянул на светящийся циферблат своих «командирских».

До назначенного времени оставалось девять минут. Как возвышенно пишут всякие прозаики — безвременье перед смертью или подвигом….

Я зарядил турельный НСВТ и провернул его по-походному, стволом назад, после чего, забравшись ногами в люк, поправил шлемофон, вставив тянущийся от него провод в соответствующий разъём.

Сразу же ожила Р-123М.

— «Лиман», я «Первый»! — выдал я в эфир. — Как меня слышите, приём?

Позывной «Лиман» был у подполковника Трефилова. Интересно, с какого это одесского кичмана он сбежал во времена шпанистой юности? Любопытные всё-таки в ВДВ нынче попадаются командиры.

— «Первый», слышу вас хорошо, — ответил сквозь треск помех глухой голос товарища подпола. — «Первый», вы готовы?

— Так точно, «Лиман», полная готовность!

— Тогда я даю отмашку на работу авиации. Они уже на подлёте. Как отработают — сразу вперёд. «Первый», как поняли?

— «Лиман», я «Первый», вас понял, — отозвался я и добавил: — Всем тишина в эфире, как поняли?

Все командиры танков и БМД ответили, что поняли.

На некоторое время действительно установилась некоторая тишина, и мы ждали, гоняя двигатели на холостых оборотах.

Между тем небо на востоке помаленьку начало светлеть и наступило бледное английское утро. Просматривающиеся впереди нас деревья и крыши домов обрели цвета, но веселее от этого не стало, тем более что где-то в боевом охранении началась лёгкая перестрелка, но именно что лёгкая — чуть ли не одиночными. Противник, похоже, по-прежнему ни о чём не догадывался.

А через несколько минут я наконец услышал в небе характерный, быстро надвигающийся рёв реактивных двигателей, Судя по звуку — своих.

Сначала из-за горизонта вынырнули четыре больших самолёта с изменяемой стреловидностью крыла — вроде бы это были «Су-24». Через секунду от них отделились тёмные капли бомб, а ещё через секунду, ещё до того, как я услышал взрывы, бомбардировщики резво исчезли из вида, не оставив после себя в утреннем небе ничего, кроме инверсионных следов.

Взрывались сброшенные ими бомбы хорошо, громко. И хотя до места бомбёжки было далеко, и я и Дима Прибылов невольно нырнули за крышки своих люков. По тому, как содрогалась земля, я понял, что бомбили чем-то серьёзным, не иначе «пятисотками».

Но, ещё когда впереди нас рвались последние бомбы, над моей головой на малой высоте с особенно жутким рёвом проскочила пара тупоносых краснозвёздных «Су-17». Истребители-бомбардировщики осветились снизу яркими вспышками пламени, и я понял, что это они выпустили десятки неуправляемых ракет — впереди нас между поднимающихся среди крыш и деревьев многочисленных дымов вспух целый лес разрывов. Потом над нами проскочили ещё три пары «Су-17», тоже бившие по земле из блоков НАР. За ними с минимальным интервалом появилось ещё одно звено таких же «сушек», высыпавшее впереди нас дождик из бомб, на сей раз это было что-то, поменьше «пятисоток».

Видимо, на этом авиационная подготовка завершилась, поскольку в наушниках моего шлема ожил голос подпола Трефилова:

— «Первый», я «Лиман», птички отработали! Вам зелёный свет!

— «Второй», «Третий», «Четвёртый», «Пятый», «Шестой», «Седьмой», «Восьмой», «Девятый», «Десятый», «Филин», «Прохоровка», «Орёл», «Курск», «Белгород» и все «Тулы» — вперёд! — передал я и нырнул в боевое отделение, прикрыв над собой люк. Ольга Смыслова страдальчески кряхтела, скорчившись у меня в ногах.

«Прохоровка» была позывным БМД Маргелова-младшего, «Орёл» — лейтенанта Расторгуева, «Курск» - лейтенанта Симановского, «Белгород» — лейтенанта Бурмина, а все БМД-1 и БТР-Д десанта имели позывной «Тула», от «один» до «шестнадцать». Это не я придумывал, это они сами постарались, как видно, от большого ума...

Разом взревели три десятка моторов, и наше «ударное подразделение», медленно набирая скорость, пошло вперёд.

— «Первый», я «Белгород», — услышал я в наушниках голос лейтенанта Бурмина, — я с «Тулой-три» и «Тулой-пять» выдвигаюсь в авангард!

— Добро, «Белгород», согласился я. Так и было задумано, на этих трёх БМД-1 следовал десантный разведвзвод.

Наш танк раздвигал корпусом придорожные кусты, и в оптику я видел, как впереди нас что-то горит, не особо сильно, но тем не менее.

— При обнаружении противника тут же докладывать! — передал я в эфир. Но пока что вообще никакого огня по нам не было, то ли заслон англичан снесло бомбёжкой, то ли они тихо офигели, то ли драпанули, иди пойми.

— По сторонам дороги сильно не рассредотачиваться! — передал я, наблюдая, как три облепленные ребятишками в зелёно-жёлтых маскхалатах и голубых беретках (стальные каски не надел ни один из них, пижоны хреновы!) БМД резво молотят траками по шоссе, вырываясь вперёд. Я чисто механически отметил, что у десантников с собой слишком много «РПГ-7» и одноразовых «РПГ-18». Хотя для боя в городских условиях это самое то.

Я практически не заметил, как мы прошли уже километра четыре. Момент, когда мы миновали наше боевое охранение, я тем более не уловил. Только мелькнул торчавший у дороги уже пробитый чем-то во многих местах указатель с надписью «Reading».

Потом где-то на левом фланге послышалась пулемётная стрельба, впрочем, почти мгновенно оборвавшаяся. В оптику мне было плохо видно, что там происходит.

— «Первый», я «Тула-девять»! — доложил юный голос у меня в шлемофоне. — Обнаружил противника! Несколько пехотинцев пытались вести огонь по нам из стрелкового. Подавили пулемётами. Больше не стреляют! Приём!

— «Тула-девять», я «Первый»! Понял тебя! Всем продолжать движение! — ответил я.

Наш «Т-72» слегка колыхнуло, когда Черняев зацепил левой гусеницей воронку от авиабомбы. Похоже, мы наконец вышли к тому месту, которое бомбила авиация.

На дороге и по её сторонам, где тянулись небольшие, огороженные участки на которых, возможно, росло и что-то полезно-культурное, кроме банальной травы (и это у них наверняка называется «полями»), начали попадаться воронки, поваленные, погнутые или сломанные напополам телеграфные и фонарные столбы, брошенная и горящая техника. А несколько торчащих неподалёку зданий были непоправимо разрушены (два из них горели ярким пламенем) — похоже, туда угодила часть «пятисоток». Впрочем, летуны знали, что атакуют, поскольку между разрушенных домов и перед ними я увидел четыре подбитых самоходки «Эббот» и горящие армейские грузовики.

В кювете перед нами стояли, скособочившись на пробитых шинах, десяток «Лендроверов» и тупоносых грузовых машин в английской армейской раскраске (камуфляж в два зелёных оттенка). Некоторые таратайки светились осколочными пробоинами, выбитыми стёклами и фарами, а от пары грузовиков не осталось почти ничего, кроме рам — видимо, следствие прямого попадания НАРов. На земле возле машин валялись какие-то ящики, коробки и брошенные автоматические винтовки.

Возле машин в полном беспорядке лежало десятка два трупов в тёмно-зелёном и пятнистом.

Метрах в пятидесяти слева от дороги стояло три «Центуриона». Один горел, из его полуоткрытых верхних башенных люков словно из паровозной трубы шёл густой чёрный дым. Рядом с вторым танком, похоже, было попадание чем-то серьёзным (как любят говорить артиллеристы, «близкое накрытие») — на его правом борту не было экранов, пушка лишилась половины ствола, а размотанная гусеница растянулась по изрытой воронками траве далеко вперёд. От третьего однотипного танка осталось одно дымящееся шасси — в него, похоже, пришла серия НАРов. И здесь тоже были трупы в британском обмундировании, с десяток, не меньше. У дороги торчал указатель с надписью «Maidenhead».

За «Центурионами» горела БРМ «Скимитер», в которую тоже явно попало несколько НАРов. Дальше просматривались стоявшие в неглубоких окопах три или четыре установки ПТУР «Страйкер» на шасси лёгких «Скорпионов», знакомые мне по Бельгии. Было видно, что от ближней к нам установки остались только гусеницы и днище — или авиабомбой попотчевало, или НАРами достало. И здесь тоже были трупы.

У меня возникло впечатление, что эта битая английская техника в большинстве своём просто стояла у дороги, а экипажи вместо того, чтобы занять оборону, занимались чёрт-те чем. Хреново ребята воюют, хотя чего с этих лейб-резервистов её высочества взять?

Мы миновали это «поле брани», прошли ещё десяток километров абсолютно пустого шоссе с редкими строениями по сторонам и прошли по нетронутому мосту через неширокую реку. За мостом нам попался указатель с двумя стрелками и надписями — «Slough» и «Windsor». Далее по сторонам шоссе начинались городские постройки — двух- и трёхэтажные домишки, не выглядевшие столь опрятно, как немецкие и бельгийские. Кое-где между старыми домами торчали коробки более свежей постройки, как я понял, в основном это были магазины, все как один запертые и с опущенными жалюзи — мелкобуржуазное явление, уже хорошо знакомое нам по ФРГ и Бельгии.

Интересно, но и здесь я увидел следы свежего авианалёта в виде воронок от бомб. А ещё по сторонам проезжей части там и сям стояли брошенные армейские грузовики, «Лендроверы» с открытыми дверями — чуть дальше попалась даже пара мелких броневиков «Феррет». Трупов здесь не наблюдалось, как, впрочем, и живого населения. Осматривая из своего приоткрытого командирского люка окрестности, я даже за, местами выбитыми взрывной волной от бомбёжки, окнами и ставнями не увидел никакого движения. Только ветерок колыхал кое-где шторы. Похоже, жители отсюда уже слиняли, не желая находиться непосредственно на линии фронта. Надо признать, что инглишмены организовали довольно широкую «полосу отчуждения» вокруг зоны боевых действий, но её всё равно оказалось недостаточно. Ну, ничего, Первый Белорусский фронт уже идёт к вам в гости, господа...

— Андрей, что там, снаружи? — потянула меня за штанину комбеза Ольга Смыслова, голова которой показалась внизу в люке, на уровне моих сапог. Я её не сразу услышал из-за шлема и окружающего шума.

— Да особливо ничего, — ответил я. — То, что можно было считать за передний край, мы прошли, как и то, что можно было считать «прифронтовой полосой». Теперь пошли городские постройки, но тут пусто и народу совсем никого, пока не на что смотреть.

Смыслова удовлетворилась и убралась обратно, в низы боевого отделения.

По мере нашего въезда в глубину городской черты шоссе сужалось, и скоро нам пришлось свернуть боевой порядок и снова встать в растянутую колонну. Всё равно противника пока не наблюдалось.

Пока вперёд ушёл всё тот же разведвзвод на трёх БМД, за ними пятёрка «Т-72» Маликова, ещё десяток БМД и БТР-Д, в одной из которых находился Маргелов-младший, ну а потом моя пятёрка танков с БРДМом Тетявкина. Замыкали колонну семь БМД и БТР-Д.

Над дорогой висел выхлопной синеватый соляровый чад, который в условиях города рассеивается особо плохо и медленно.

Впереди и по сторонам мелькали, сменяя друг друга, стены домов и заборы.

И всё тут было какое-то провинциальное. Хоть и говорят порой — Англия то, Англия сё, а я в этих городишках решительно ничего выдающегося не вижу. Где, спрашивается, вся эта пошлая романтика в стиле Шерлока Холмса отечественного разлива: «Как ваше имя? Бэримор, сэр! Послушайте, Бэримор, а что это за гадость вы мне принесли, когда я попросил закурить? «Беломор», сэр! Бэримор, а что такое у меня на тарелке? Мухомор, сэр! Послушайте, Бэримор, если я ем мухомор и курю «Беломор», то кто я, по-вашему, такой?! Дуремар, сэр!» Смех смехом, а вместо старейшей страны Европы, культурой которой принято восторгаться у отечественных вшивых интеллигентов, я пока что вижу вокруг себя какие-то поношенного вида населённые пункты, где, судя по характерным трубам, до сих пор топят печки углём и дровами. Тоже мне сверхдержава, какой-нибудь райцентр в Эстонской ССР выглядит куда круче. Хотя одно дело литература и искусство и совсем другое — ближний бой в городских условиях....

А между тем наши танки и БМД помаленьку продвигались дальше.

В тесных дворах и узких боковых улочках начало попадаться довольно много брошенных гражданских машин, но оставлены они были, похоже, видимо, когда наша десантура только что высадилась. Здесь же на пути нашей колонны пару раз встретились запретительные ограждения и брошенные «Лендроверы» английской военной полиции. А значит, некий кордон был выставлен и здесь.

Стало быть, мы действительно углубились далеко за предварительно выставленные англичанами рогатки. Ну-ну. Шедший впереди на хорошей скорости разведвзвод регулярно докладывал, что противника пока не видит, зато по пути им уже начали попадаться гражданские пешеходы и редкие автомашины, которые, естественно, спешили ретироваться при их появлении.

Таким макаром мы прошли по местным дорогам и улицам ещё несколько километров.

В очередной раз высунувшись из люка, я обратил внимание, что городской пейзаж стал несколько гуще. Стало больше домов, за оконными стёклами вторых и третьих этажей пару раз мелькнули наблюдавшие за нашей колонной светлые пятна лиц местных обывателей.

Стало быть, начались районы, откуда народ ещё не драпанул. Ладно, поглядим, как англичашки сумеют воевать в таких условиях.

В переулке справа впереди мелькнула удаляющаяся от нашей колонны светло-серая гражданская легковушка. Потом мимо борта моего «Т-72» мелькнула удивлённая физиономия выглядывавшей из парадняка двухэтажного дома бабёнки лет пятидесяти. За домом я рассмотрел сохнущее на верёвке бельё. Ну, точно почти как у нас...

Ещё в одном месте на наши танки с явным интересом смотрели из-за забора несколько детей разного пола и возраста. Ага, стало быть, действительно начался благодатный край непуганых английских идиотов. Отрадный факт.

Хотя чего тут особо отрадного? Ведь кроме непуганых безоружных идиотов всегда есть и вооружённые непуганые идиоты. И словно в подтверждение этой моей мысли минуты через три-четыре впереди по ходу колонны бухнуло несколько одиночных выстрелов, а потом там поднялась суматошная стрельба из стрелкового — замолотило разом с десяток стволов, судя по звуку, стреляли и наши и англичане.

— «Первый», я «Белгород», — возник на радиоволне на удивление спокойный голос десантного лейтенанта Бурмина. — Влево не ходи, там всё заблокировано! На перекрёстке улиц стоит несколько большегрузных грузовиков и фур, в которые упёрся ещё и брошенный тягач-танковоз с какой-то БРЭМ. Из-за машин по нам ведётся огонь!

— «Белгород», по тебе из «РПГ» стреляют? — уточнил я.

— «Первый», никак нет, только стрелковое!

— «Шестой», «Прохоровка», я «Первый»! — передал я. — Всем уйти вправо! «Белгород», ты там не увязай, им только это и нужно! Быстрее оттянись назад к основной колонне!

И Маргелов-младший и Маликов, и Бурмин немедленно передали, что они меня хорошо поняли, после чего голова нашей колонны действительно свернула по улице вправо, а стрельба стала затихать. Черняев тоже повернул наш танк вслед за колонной.

Уже через несколько минут мой «Т-72» выскочил на перекрёсток двух улиц, где я увидел открытый продуктовый магазин и нескольких гражданских, которые резво убегали прочь от нас. При этом какая-то рыжая дамочка лет тридцати-сорока с хозяйственной сумкой в руках стояла возле магазина и, разинув рот, во все глаза смотрела на проезжающие мимо танки и БМД. Ноги со страху отнялись? Подождите, леди, это ещё не страх. Вот когда мы и ваши соотечественники начнём палить друг в друга из танковых пушек — тут вы все точно обосрётесь...

— Я «Первый», колонна, стой! — передал я в эфир, после того как мы миновали ещё пару кварталов и вышли на очередной перекрёсток.

Колонна встала, а я сдвинул танкошлем на затылок и, нагнувшись вниз, поближе к Смысловой, сказал ей:

— Давай высунись из подводной лодки, оцени обстановку!

После чего крикнул шедшему позади меня Лаптеву, чтобы он тоже выпустил свою пассажирку на предмет подышать свежим воздухом. Затем я вылез из танка на броню и присел возле зенитного НСВТ, освобождая Ольге дорогу. С соседних танков и БМД на меня настороженно смотрели экипажи. Где-то я их понимал. Во время остановки нас вполне могут накрыть авиацией или из тяжёлой артиллерии, тут есть от чего волноваться. Но раз высадка шпиона в данном случае чуть ли не главное — что тут поделаешь?

Через минуту Смыслова показалась из люка.

Она страдальчески морщилась, разминая затёкшие руки и ноги, а потом наконец спрыгнула с брони на мостовую и перебежала к танку Лаптева, из командирского люка которого уже высовывалась всклокоченная голова секретной Таньки.

Они перебросились несколькими короткими фразами, после чего я увидел, что Смыслова возвращается.

— Ну что? — спросил я её.

— Пока не высаживается, она говорит, что тут место неподходящее.

Интересно знать, а какое место для неё подходящее? Может, прикажет подвезти её прямо к крыльцу американского посольства или в аэропорт «Хитроу»?

— Продолжаем движение! — передал я по рации после того, как Ольга влезла в люк и заняла прежнее место. Прибылов с видимым и где-то даже ироническим интересом таращился из своего люка на наши манипуляции, но ничего не сказал.

— «Белгород», что там у нас впереди? — вызвал я лейтенанта Бурмина.

Честно говоря, однообразный городской пейзаж и неизвестность уже начинали меня нервировать.

— «Первый», я «Белгород», — ответил Бурмин. — Идём впереди основной колонны, прошли пару кварталов, пока всё чисто.

— «Белгород», пока стой на месте, мы сейчас подтянемся!

И наша колонна пошла дальше, по-прежнему не встречая никого, кроме изумлённых штатских.

Мы миновали один квартал, потом другой, и здесь голова колонны встала, поскольку улица раздваивалась.

— «Белгород», «Шестой», «Прохоровка»! — передал я, не лазя в карман за соломоновым решением. — С авангардом уходите влево, я забираю вправо. Головными «Тула-десять» и «Тула-одиннадцать», за ними «Второй» и «Третий»! Как поняли!

Названные мной товарищи ответили, что поняли. С этого момента мы пошли двумя колоннами по параллельным улицам, которые разделяли два ряда домов.

Минут десять всё было тихо, а потом где-то слева по направлению нашего движения, в той стороне, где, судя по поднимающемуся над улицей соляровому дыму и шуму двигателей, двигался разведвзвод и возглавляемый Маликовым с Маргеловым-младшим авангард, бухнул гулкий выстрел 73-мм БМДэшной пушки.

— «Белгород», «Шестой», что там такое? - немедленно вызвал я своих офицеров.

Едва спросив это, я услышал, как там ударило ещё несколько пушечных выстрелов, причём из крупного калибра. Благо люк у меня был открыт. Над улицей слева повисла пылевая пелена, похожая на туман.

— Я «Белгород»! — отозвался Бурмин. — «Первый!» Всем внимание! Впереди слева танки — противника!

— Всем внимание! — повторил я, чувствуя, как Прибылов разворачивает башню влево, в сторону возникшей опасности.

Приникнув к своему ТКН-3, я подумал — дураки они, что ли, эти англичашки? Ни хрена же не видно, ни им, ни нам. Вся улица от силы на две ширины корпуса танка, узко. Пушка почти упирается в стены, окна и заборы. Какому идиоту пришло в голову здесь контратаковать? Если их танки будут ломиться напролом, через дома, они не смогут точно стрелять, поскольку всё будет засыпано мусором, особенно прицелы и перископы. А будут палить вообще дома снесут. Вместе с жителями...

Две шедшие впереди нашей колонны БМД резко сдали назад, за головные танки Коки и Боки. Проделали они это с трудом, но водители у них были неплохие и справились с этой задачей.

Десант успел спешиться с БМД и подготовить к бою свои «РПГ», почти точно к моменту, когда из переулка слева впереди нас неожиданно показался на полкорпуса, закамуфлированный в два оттенка зелёного «Центурион», поворачивающий башню в нашу сторону,

Но Кока и Бока опередили инглишмена и ударили по нему почти одновременно, бронебойными.

Английский танк загорелся и остановился. При этом его мотнуло вправо, в результате чего он, видимо, перекрыл и проезд, и сектор обстрела шедшим за ним машинам.

— «Второй», «Третий», молодцы! — передал я Коке и Боке.

— Как можем, так и работаем, товарищ командир! — ответил кто-то из них и поспешил добавить: — Рады стараться!

В этот момент в стороне, где находился авангард с Маликовым и Маргеловым-младшим, шибануло ещё несколько пушечных выстрелов.

Причём раза три точно пальнули из 2А46М, установленных на наших «Т-72». Это я понял по привычному звуку.

Прежде чем я успел что-то сказать, я ощутил, как Прибылов разворачивает башню влево, одновременно задирая ствол на максимальный угол.

— Дима, ёбт... — только и успел сказать я, прежде чем пушка выстрелила и в затянутом пеленой пороховых газов боевого отделения залязгал автомат заряжания.

Снаряд ушёл куда-то за крыши окрестных домов. Тогда я не знал, что этот осколочно-фугасный «подарок» вовсе даже не пропал даром. Примерно в пяти километрах от того места, где мы сейчас вели бой, «выехавшая на передовой рубеж борьбы за свободу и демократию» съёмочная группа телекомпании ВВС как раз брала интервью у полковника армии Её Величества Джеймса Скувелла, который был одним из руководителей операции по ликвидации русского десанта, высадившегося в районе Гринем-Коммона. Полковник что-то натужно врал на камеру как раз в момент, когда в полотно дороги попал тот самый снаряд, выпущенный Прибыловым. Взрывом убило почти всю съёмочную группу, включая известного в недавнем прошлом своими антисоветскими репортажами репортёра Майка Строуда (собственно, это он и брал интервью у полковника), самого Скувелла и нескольких клевретов из его свиты. Всего двенадцать убитых и восемь раненых. Специально Прибылов так ни за что бы не попал, тут сработал чистый «эффект пули-дуры» ...

Снизу у моих ног послышался надсадный кашель. Я сдвинул шлем на затылок и услышал голос, отдалённо похожий на голос Ольги Смысловой, который сквозь приступ кашля почём зря крыл простыми русскими словами эту войну и армейских раздолбаев вообще и танкистов в частности. Далее Смыслова без всякой паузы усомнилась в способе появления на свет и зачатия членов нашего экипажа, а потом намекнула на интимные отношения, которые мы, по её мнению, имели с различным крупным и мелким, рогатым и безрогим скотом. Давно я таких выражений не слышал. Считай, с детства. У нас во дворе подобным образом ругался алкаш-пенсионер дядя Вася Винник в моменты, когда был в особо плохом расположении духа, например будучи с похмелья и без копья в кармане...

Между тем Ольга перестала кашлять и наконец замолчала — зато стало слышно, как давится хохотом у себя на переднем сиденье Саня Черняев.

— Ты чего творишь, ушлёпок? — поинтересовался я у Прибылова, всмотревшись в его маячившую за пушкой одухотворённую физиономию.

— У меня первым был заряжен осколочно-фугасный, тарищ командир, — ответил мой герой-наводчик. — А раз впереди танки противника, то мне надо было освободить орудие!

— Ладно, хрен с тобой, — согласился я и слегка высунулся из люка. Над улицей вокруг нас висело облако пыли, а слева продолжали стрелять из танковых и БМДэшных пушек и, кажется, даже из РПГ.

— «Шестой», «Белгород», «Прохоровка»! Я «Первый»! — передал я в эфир. — Не увлекаться! Без толку не палить! Огонь только по видимым целям! Как поняли?

— Поняли, «Первый», — ответил за всех старлей Маликов.

И тут слева начали палить уже по нам, вслепую, бессмысленно и хаотично. То ли запоздало отреагировали на выстрел Димы, то ли делали это чисто от бессилия.

Я увидел, как впереди нас снаряд вмазал в самый верх черепичной крыши трёхэтажного дома. Взрыва не было, и скорее всего это была бронебойная болванка, не дающая осколков — продырявив крышу и осыпав улицу дождём черепицы, этот «дурак слепой» улетел куда-то дальше. А потом оттуда же в дома прилетело ещё несколько раз.

Судя по всему, это стреляли английские танки. Причём находившиеся достаточно далеко, задравшие стволы на максимальный угол возвышения и явно не видящие целей. Пальба на английский авось. Нас они никак не могли наблюдать, тем более что над крышами висел чёрный дым от горящего «Центуриона» (и, кажется, не только от него).

Все попадания опять пришлись исключительно в крыши и верхние этажи домов по улице, в основном впереди нас.

Болванки не рвались, зато они прошивали насквозь крыши и стены, ломали балки, на мостовую дождём летела черепица, оконные стёкла вместе с рамами, обломки камня, кирпича, дранки, щепа и прочий строительный мусор.

Я видел, как из одного дома выскочило три человека, в том числе две женщины, но одно из следующих попаданий обрушило на них часть крыши, похоже, похоронив заживо.

А столько пыли, сколько подняла эта пальба, я не видел уже давно.

За какие-нибудь пару минут только что чистая и тихая английская улица превратилась в окраины Берлина или Кёнигсберга в апреле 1945-го с насыпями битого камня вместо домов.

Танки Коки и Боки медленно пятились от рушащихся зданий, Черняев, видя это, тоже врубил самый малый задний ход.

Из дома по правой стороне улицы перед «Т-72» Коки и Боки выскочили ещё две бабы. Но последовало новое попадание в верхние этажи, после чего они попадали на мостовую, и что с ними стало, я уже не мог рассмотреть за сплошной тучей пыли.

А ещё одна английская болванка с визгом ушла вообще куда-то в небесную вышину.

Какой-то странный метод уличного боя они сегодня выбрали, надо сказать. Конечно, дома перед нами порушили, но обзор себе этим не улучшили. А может, в том и был весь смысл навалить у нас на пути руин, чтобы мы тормознулись и пошли в обход, как все нормальные герои? Всё может быть...

— «Шестой», — спросил я Маликова, осматривая через пыльные триплексы пейзаж перед нами, — что там у тебя вообще происходит?

— Я «Шестой», — отозвался он. — Баталия, дай бог каждому. Мы тут зажгли три «Центуриона», «Чифтен» и пару бронемашин. Дальше я не вижу, пыль и дым мешают. Но теперь подбитая техника и завалы загораживают нам дорогу!

— «Шестой», а по нам тогда кто лупит?

— Десант пешком сходил в разведку по переулочкам, докладывают, что там дальше, на перекрёстке, штук двадцать танков стоит. Впереди, примерно в двух кварталах, меньше километра до нас, за горящими танками. Но они нас, судя по всему, тоже не видят...

Н-да, супостатам бы сейчас нормальную тяжёлую артиллерию. Да корректировку, к примеру с вертолёта, поскольку высотных зданий вокруг не видно. А так, как сейчас, стрелять из танков в городе — это хуже, чем в белый свет как в копейку. Если, конечно, не удаётся сблизиться с противником на пистолетный выстрел.

— Тогда хрен ли им толку от такой стрельбы? «Шестой», «Белгород», «Прохоровка» — ради бога, не зарывайся и оттягивайтесь назад. И куда попало не стрелять, беречь боекомплект! Как поняли?

— Поняли вас! — отозвался радиоэфир голосом Маргелова-младшего.

— Вот и ладушки, «Шестой», потери есть?

— У нас сожгли один БТР-Д, шедший головным. У десантников двое убитых и трое раненых....

Услышав это, я подумал — а вот и «почин», мать его. Опять работа для канцелярии, похоронки выписывать. И чувствую, что эти наши покойники сегодня далеко не последние...

— «Белгород», «Шестой», «Прохоровка», вас понял! — передал я и ещё раз повторил: — Аккуратно оттягивайтесь назад и уходите вправо, к основным силам!

— «Филин», я «Первый»! — вызвал я Тетявкина, чей заляпанный кирпичной пылью БРДМ маячил в середине нашей колонны.

— «Филин», мать твою, слышишь меня?

— «Первый», вас слышу! — отозвался авианаводчик.

— «Филин» ты, исходя из доклада «Шестого», понял, где сейчас находится противник?

— Примерно да. В общих чертах.

— Тогда мы сейчас отходим, а ты вызывай по ним авиацию. Только не перепутай чего-нибудь.

Прежде чем окончательно отойти, мы с Прибыловым вылезли из люков и протёрли тряпочками оптику, то же сделал и Черняев со своим ТНПО-168.

От пыли танк стал серым и вонял старой известкой.

— Чего там, снаружи? — спросила снизу Смыслова, когда я влез обратно на командирское место.

— Чего-чего, война среди говна. Одни руины да пылища...

— «Первый», я «Лиман»! — неожиданно возник в моих наушниках далёкий голос подпола Трефилова. — Как обстановка?

— «Лиман», я «Первый»! Углубился в городскую черту у Слау! Противник вяло контратакует небольшими силами! Наши потери минимальные! Продолжаю выполнять задание и продвигаюсь вперёд в восточном направлении! Ориентиры для авиации сейчас сообщит «Филин». Как поняли, «Лиман»?

— «Первый», я «Лиман», вас понял. Действуй, «Первый», о любых изменениях обстановки немедленно докладывай!

— Так точно, — ответил я.

Мы задним ходом оттягивались к ближайшему перекрёстку улиц позади нас. Англичане продолжали изредка палить болванками, всё так же попадая в и без того уже разрушенные дома впереди нас.

Слава богу, что в этих разбитых домах гореть-то по-серьёзному нечему, а то тут вообще было бы нечем дышать.

В общем, мы без проблем отошли до ближайшего перекрёстка, а минут через пятнадцать туда вышел с боковой улицы и авангард. Высунувшись из люка, я заметил на двух танках сорванное наружное оборудование, видимо, от попаданий по касательной, и пару пробоин в борту одной БМД, но говорить ничего не стал.

Англичане стали стрелять реже, но палить не прекратили. Может, надеялись-таки выцелить нас? Хотя они по-прежнему ни хрена не видели и продолжали уродовать крыши бронебойными снарядами. По идее любой дурак уже догадался бы по звуку моторов и лязгу гусениц понять, что мы отошли.

— «Первый», я «Филин»! — передал Тетявкин. — Никому не двигаться!

Вслед за этим я увидел, как он высовывается из верхнего люка БРДМа и выпаливает в сторону противника красную ракету.

А через минуту или даже меньше в небе низко-низко, над самыми крышами засвистело и заревело. В слегка задымлённом небе над нами мелькнули самолёты, всё те же тупоносые «Су-17». Два звена. Мне было хорошо видно, как они высыпали примерно над тем местом, со стороны которого в нас стреляли целую кучу какой-то смертоносной мелочи, видимо кассеты. Множественные взрывы были такой силы, что меня сильно мотнуло на сиденье, а город буквально содрогнулся, от взрывной волны повсюду вновь посыпались стёкла, черепица и прочие внешние особо хрупкие детали строений. А в той стороне, где предположительно были танки противника, после ухода самолётов стало видно заметно больше дыма. Видать, там нашлось-таки нечто горючее. Например, танки и прочая бронетанковая техника.

Сразу после авианалёта мы встали в две колонны и опять пошли вперёд по двум параллельным улицам. К этому моменту я уже начал понимать, что выданные мне карты окрестностей Лондона весьма приблизительны. Они, конечно, были новее трефиловских, но тоже образца 1960-х годов. В итоге при сравнении местности с картой я всё время находил несоответствия — появившиеся не там, где надо, дополнительные строения, расширенные или лишние дороги, различные, вообще не обозначенные на картах ориентиры и ещё много чего. А начертания городских кварталов на этих картах с реальностью вообще мало совпадали. Видать, не очень-то собирался наш Генштаб воевать на этом острове. Оно и верно, зачем десанты в век водородных бомб? Но мне-то от этого было не легче, поскольку нет ничего хуже, чем двигаться по незнакомой местности методом тыка. Но что тут сделаешь? Шедший теперь чуть правее нас Маликов несколько вырвался вперёд.

— «Тула-десять» и «Тула-одиннадцать» головными! — передал я. — «Второй» и «Третий» за ними!

С этим наша колонна и пошла по улицам. Впереди, высекая траками искры из мостовой, две БМД-1 с десантом на броне, потом держащиеся разных сторон улицы «Т-72» Коки и Боки, потом мы с Лаптевым, затем Тетявкин с тремя БМД и БТР-Д и замыкающим — танк Кирогаза, с оставшейся десантной техникой.

Неожиданно улица расширилась, и наши головные машины выскочили на небольшую площадь. В центре площади торчало невысокое здание, с похожим на какой-нибудь клуб вычурным фасадом с шестью колоннами. Почему-то я сразу понял, что это скорее всего здешняя церковь. В небе позади церкви маячила верхушка какой-то квадратной башни с вытянутыми фитюльками по углам плоской крыши. Справа и слева от церкви были трёхэтажные дома, а у самой церкви стояли штук пять не то «Скорпионов», не то «Скимитеров», несколько «Лендроверов» и гражданских машин. Возле этой техники стояла довольно большая группа военных и штатских англичан. А ещё там был один «Чифтен» в странноватой для европейского ТВД песочной окраске. Какой-нибудь арабский заказ конфисковали в свою пользу? Это на них очень похоже. А дальше всё пошло, как обычно, в бою — словно в замедленной съёмке, когда секунды, кажется, растягиваются на часы, словно дурной сон. Поскольку я увидел, как из боковых улочек, справа и слева от церкви, с рёвом, лязгом и сизым дымом от выхлопов выезжали на площадь ещё английские танки. Старые знакомые — «Чифтены». Прежде чем раздались первые выстрелы, я успел насчитать пять штук этих угловатых сундуков.

А ещё успел заорать по радио:

— Всем внимание!!! Впереди противник!!! Огонь по готовности!!!

И больше здесь ничего уже нельзя было сделать, и от меня мало что зависело. Вступал в действие один из основных танкистских принципов — «действуй по обстановке», и главными людьми, как всегда, бывает в подобных сшибках лоб в лоб, становились наводчики.

Одна из вырвавшихся вперёд наших танков БМД-1 замолотила из всех своих трёх пулемётов. В стоявшей у церкви толпе военных и штатских повалилось на землю несколько убитых и раненых, а остальные инглишмены с завидной прытью бросились врассыпную. Экипаж второй, шедшей впереди БМД, наоборот, дальновидно дал задний ход, стремясь увести свою слабозащищённую жестянку под прикрытие танков Коки и Боки, и их мехводу, это, в общем, удалось. Десант с обеих БМД сыпанул на мостовую, сразу же открыв огонь из автоматов, добавив лишней паники и нервозности в обстановку.

Башня песочного «Чифтена» крутилась. Выскочившая вперёд всех БМД выпалила сначала «Малюткой», а потом, без паузы, и из 73-мм пушки в сторону стоявших у церкви лёгких танков и машин, и, кажется, её то ли слишком храбрый, то ли просто дурной наводчик попал.

У церкви загорелись БРМ «Скимитер» и несколько машин. Английские экипажи метались по площади, пытаясь занять места в своих лёгких танках, пули десанта доставали их на бегу, и они валились на мостовую один за другим. Штатские кинулись врассыпную, и им это тоже дорого обошлось, поскольку два «Скимитера», чьи башнёры, похоже, успели занять свои места, начали стрелять из своих 30-м пушек и пулемётов куда попало, наплевав на мечущихся на линии огня людей и стоявшие там же легковые машины.

Песочный «Чифтен» наконец выстрелил, сотрясая воздух пороховыми газами. В окрестных домах посыпались битые стёкла. Но пальнул он не в нас, а куда-то в сторону соседней улицы, как раз туда, откуда выдвигался Маликов со своими.

Между тем суматошно стрелявшие «Скимитеры» загорелись один за другим, из башенного люка одного из них пытался вылезти танкист в серо-зелёном стальном шлеме и камуфляжной куртке, но, срезанный автоматной или пулемётной очередью, зацепился за что-то и повис на башне, раскинув руки с ногами в люке.

Почти одновременно вспыхнула и наша, шибко борзая БМД. Я прекрасно видел, как из откинувшегося башенного люка выскакивает на мостовую тот самый, то ли храбрый, то ли дурной наводчик, в горящем на спине комбезе (а мехвод, похоже, покинуть машину не успел) и отбегает за танки Коки и Боки и далее, мимо моего танка. При этом я успел увидеть, как десантники сбивают с него пламя какими-то тряпками, похоже, плащ-палатками.

Как раз в этот момент выстрелили Кока и Бока, и за ними почти без паузы ударил Прибылов. Ярко вспыхнул песочный «Чифтен» и ещё один однотипный танк, только что выехавший на площадь и медленно поворачивавший башню в нашу сторону. Из башни песочного «Чифтена» вывалились двое в серо-зелёных комбезах и чёрных беретах и тут же кувыркнулись на мостовую, убитые десантниками. Из-за двух горящих «Чифтенов» в нашу сторону выстрелил третий, однотипный танк.

Его наводчик промазал, и болванка очень красиво разнесла угол дома прямо над танком Боки, осыпав «Т-72» обломками старинного кирпича.

Впереди нас всё сильнее горели машины, лёгкие танки и БРМ, дым от них мешал стрелять и нам и противнику. В них начал рваться боекомплект, оглушительно бахало, из открытых люков летели тучи искр, а снаряды 30-мм автоматических пушек взрывались очередями, с совершенно непередаваемым звуком.

Чёртова Европа, хреновы уличные бои. Фактически мы стояли и стреляли с места, полагаясь лишь на удачу, свою меткость и высокую скорострельность.

Противнику было ещё хуже. В оптику было видно, как на площади, среди горящих машин и лёгких танков, тщетно пытаются развернуться, мешая друг другу, несколько «Чифтенов» и «Центурионов». Кока и Бока, а за ними и Прибылов ударили ещё по разу, и впереди загорелось что-то ещё. Молодцы ребятишки, снаряды явно не пропадали даром. Лаптев и Кирогаз не стреляли, поскольку им было плохо видно, что происходит на площади.

Скорчившаяся где-то под моими ногами Смыслова уже не материлась, а только тихо-тихо выла при каждом выстреле.

Два чьих-то (кажется, маликовские орлы постарались) фугасных снаряда влетели в фасад церкви, начисто снеся две колонны, после чего разом рухнула вся декоративная лепнина над входом. Площадь осыпало пылью и обломками. Теперь она напоминала декорацию из фильма о Сталинградской битве.

Потом впереди лопнуло два ярких, огненных пузыря от горящего топлива, и я понял, что, кажется, площадь наглухо заблокирована горящими английскими танками, а целых машин противника там, похоже, уже не осталось.

Кто-то из супостатов ещё пытался стрелять из боковых улиц, но эти танки стояли достаточно далеко от площади, и их наводчики почти ничего не видели, попадая в дома или в свои же горящие танки.

— «Четвёртый»! — вызвал я по рации танк Кирогаза, замыкающего в нашей группе. — Я «Первый! Если можешь маневрировать, будь ласков, уйди влево и по боковой улочке попробуй выйти им во фланг. Бей тех, кто там ещё не успокоился! Внимание! «Тулы», все, кто слышит «Первого»! Быстро — несколько расчётов «РПГ» вместе с танком «Четвёртого»! Бить всех, кого там встретите!

Передав это, я провернул командирскую башенку назад. Увидел, как «Т-72» Кирогаза взревел дизелем и, сдав назад в синих облаках солярового выхлопа, повернул и ушёл по узкому переулку влево. За ним дисциплинированно побежало с десяток десантников в голубых беретах с «РПГ-7» наперевес.

По маликовской группе продолжали стрелять, но всё реже и реже, как-то без энтузиазма. Те пару раз выстрелили в ответ и тоже навряд ли попали.

— «Шестой», «Белгород», «Прохоровка», что там у вас?! Доложите обстановку! — выдал я в эфир и тут же добавил: — «Шестой», едрёна кочерыжка, если ты их сейчас в упор не видишь, прекратить огонь! Что там у тебя горит? Потери есть?

— Я «Шестой», — отозвался Маликов. У меня горит «Восьмой» и один БТР-Д! Приём!

— А люди, «Шестой»?

— С БТРа в основном успели выскочить, а вот «Восьмой» — увы. Гадство...

Выходит, сгорели ребята. «Восьмой» — это сержант Игорь Апанаев. Я его, честно говоря, мало знал и, попытавшись вспомнить его лицо, к своему стыду, не смог этого сделать. Вот так на войне и бывает, лица не запоминаются, всегда остаются только таблички с именами и датами на обелисках...

— «Восьмой», я «Первый»! — передал я на всякий случай. — Если жив и слышишь — с машины!

Ответом ожидаемо было молчание.

— Да дохлое дело, «Первый»! — отозвался в моих наушниках Маликов. — Да я их, сук, теперь зубами....

— А ну убрать нервы, «Шестой»! — передал я в ответ.

В этот момент внутри горящих на площади важеских танков начал рваться боекомплект, да так мощно, что с одного «Чифтена» сковырнуло башню. Почти синхронно шибануло и в горящей впереди нас БМД. И столь качественно, что башня с пушкой провалилась внутрь сквозь прогоревшую крышу корпуса.

Дима Прибылов начал палить из башенного пулемёта в какое-то шевеление впереди.

— Прекратить огонь! — скомандовал я. — He трать патроны, сами сдохнут!

После чего ещё раз осмотрел площадь в оптику. Видно было далеко не всё, но точно можно было понять, что там горят шесть «Чифтенов» и пара «Центурионов», не считая десятка всякой мелочи вроде лёгких танков и БРМ.

На мостовой валялись трупы, дым от подбитых машин ощутимо вонял жареной человечиной. Разрушенная церковь тоже начала гореть, но как-то лениво.

Сгоревший «Т-72» Апанаева я со своей позиции по-любому не видел, видимо, его подбили на выезде из соседней улицы, примерно так же, как вырвавшуюся вперёд нашей группы БМД.

— Андрей, ну что там? — спросила снизу Смыслова, уже привычно подёргав меня за штанину.

— Война в Крыму, всё в дыму, — ответил я. — Вам здесь ничего не светит.

В этот момент где-то слева, за домами, забухали выстрелы из пушки «семьдесят второго», вслед за которыми послышались глухие взрывы.

Похоже, это начал работать Кирогаз.

Точно слышно штук пять пушечных выстрелов, к которым позже добавились звонкие хлопки «РПГ» и редкий огонь из стрелкового оружия. Дыма над крышами прибавилось, а спустя пару минут стрельба в той стороне стала стихать.

— «Четвёртый», что у тебя там? — вызвал я Кирогаза.

— «Первый», я «Четвёртый»! Уделал три «Центуриона», плюс пару лёгких танков и три БТРа «Троуджен», совместно с десантурой. Теперь все горят, больше я противника перед собой не вижу! Улица запечатана намертво!

— Молодца, «Четвёртый», теперь давай назад!

После этого я связался по радио со своими командирами, и мы подсчитали потери.

Кроме танка мы потеряли БМД и БТР-Д. Среди личного состава было восемь убитых (четверо из них сгорело в боевых машинах) и четыре раненых, в том числе двое тяжёлых.

Ничего хорошего в этом не было, хотя смертельными такие потери считать не стоило.

Пока мы считали и прикидывали, как действовать дальше, из боковой улочки наконец вывернул танк Кирогаза с десантниками на броне.

У них у всех были на редкость довольные морды. Нашли чему радоваться.

— Отходим! — передал я по рации, наконец приняв решение.

В который уже раз мы оттянулись назад, подальше от заставленной горелой техникой площади, после чего от ближайшего перекрёстка опять ушли вправо.

Вперёд рванули разведчики на БМД. Я приказал тщательно проверять все пути, ведущие в стороны от нас, и осматривать переулки для возможного обходного манёвра. Не хотелось бы опять вести встречный бой, подобный тому, что случился у церкви, или влететь в противотанковую засаду. Мы прошли несколько кварталов по довольно широкой улице с двусторонним движением, и здесь я услышал в наушниках голос Тетявкина:

— «Первый», я «Филин»! Воздух! Вертушки!

Только этого нам не хватало.

— Воздух! Всем внимание! Максимально увеличить интервалы между машинами! Приготовить средства ПВО! — передал я в эфир, после чего открыл люк и высунулся из него по пояс, потянув на себя ствол турельного НСВТ. Проделывая это, я с удовлетворением обнаружил, что остальные командиры машин заняты тем же самым. Выходит, чему-то я их всё-таки научил.

Где-то за крышами слышался характерный, звеняще-шелестящий шум винтов, судя по звуку — явно не наших.

А потом низко-низко над улицей проскочили вертолёты.

Точно чужие, поскольку для наших они были больно мелкие. Прежде чем нажать на спусковой рычаг НСВТ, я успел рассмотреть не меньше четырёх однотонных, тёмно-зелёных «Ирокеза» с цилиндрическими контейнерами НАР по бортам фюзеляжей и штук пять «Газелей», в зелёно-чёрном английском камуфляже и с ПТУРами на подвесках. Чувствовалось, что противник опять проявил к нам уважение, раз начал нервничать вплоть до применения вертолётов. Только для вертолётов тут, в городе, совсем не комильфо. Нас им надо было долбать не здесь, а накануне, на подходе. Пока мы ещё шли по шоссе, на относительно открытой местности, где постройки вокруг были довольно редкими. А теперь-то чего уж? Хотя поди пойми их умом и перемеряй аршином.... Небось получили категорический приказ остановить нас любой ценой, вот и действуют соответственно. Интересно, кстати, почему наши истребители их проспали? Хотя попробуй засеки эту мелкую зелёную мошкару на бреющем-то полёте. При том что у нас поблизости нет никаких мощных наземных радаров.

В общем, вражеские вертолётчики плохо видели нас из-за домов. Это для нас улица была широкая, а им с воздуха это всё равно практически ниточка. К тому же по ним сразу ударило девять крупнокалиберных пулемётов. Чтобы, так сказать, жизнь мёдом не казалась.

С первого захода «Ирокезы» бесприцельно ударили неуправляемыми ракетами, одна «Газель» пальнула и ПТУРами. Но все ракеты благополучно попали в мостовую, верхние этажи и крыши окрестных домов. Видимым эффектом были только тучи пыли и строительного мусора, которые только ухудшили вертолётчикам условия для прицеливания.

А потом вертушки и вовсе шарахнулись в разные стороны, поскольку наш ответный огонь по ним из всего, что мы имели, был чувствителен — хоть и хаотичен, но довольно плотен.

Сам я пустил пару очередей из НСВТ, поворачивая его ствол вслед за продолговатыми тушками вертолётов и стараясь брать упреждение правильно, как учили. Крупнокалиберная машинка мощно дёргалась в моих руках, отправляя навстречу вражеским вертушкам солидные «подарки».

Попадания в вертолёты начались сразу же. В том числе вроде бы несколько раз попал и я.

Один «Ирокез» густо задымил и пошёл со снижением резко влево, слегка мотаясь туда-сюда, но, не сумев перетянуть через дома, ударился хвостовым винтом о крышу дома, упал и взорвался где-то в соседних дворах.

Я видел и как одна из «Газелей» получила пару пуль прямо в округлую, застеклённую морду и её пилот, возможно, раненный, тут же вздыбил вертолёт, уводя его куда подальше.

На второй заход по нам решились пилоты всего двух «Газелей». Пилот одного из вертолётов максимально снизился над улицей и, проходя навстречу нашей колонне (и ловя при этом все встречные пули) вдоль улицы, пустил залпом все четыре ПТУРа. На зависание и нормальное прицеливание времени у него не было, то есть залп был не сильно точным, но поскольку улица она и есть улица, он, видимо, считал, что всё равно не промажет.

Что тут сказать — конечно, храбрый, но всё-таки дурак, поскольку уже в момент пуска его измочаленная «Газель» начала травить белесые облачка керосина из продырявленных баков.

Но, в общем, он рассчитал отчасти верно, поскольку от его попадания загорелся БТР-Д в голове колонны, а ещё один ПТУР взорвался рядом с шедшим следом за БТРом «Т-72», я чётко видел, как танк мотнуло в сторону и по мостовой размоталась перебитая гусеница.

Половина нашей колонны тут же встала, грамотно рассредоточившись и укрывшись за домами, а стрелявшая противотанковыми ракетами «Газель» загорелась и начала медленно валиться носом вниз, прямо на мостовую позади меня (показалось, что я даже вижу рожу пилота в красном защитном шлеме, похожем на хоккейный). А дальше для вертолётчиков получилось невесело, поскольку замыкающий танк Кирогаза, не успев остановиться, на небольшой скорости проехал по этому костру, раздавив его гусеницами с жестяным хрустом, словно орех. Потом мехвод Кирогаза Вася Пермский, естественно, дисциплинированно сдал назад. Зрелище было жутковатое — на мостовой остались какие-то плоские обломки в луже догорающего керосина и кочерыжка вертолётного хвоста. Что стало с пилотом и наводчиком-оператором страшно было подумать.

Ведомый этого храбреца-камикадзе вообще ничего не успел сделать, поскольку на нём скрестились трассы сразу пяти НСВТ. «Газель» резко ушла вправо и, взорвавшись, осыпала обломками и горящим топливом крыши домов. Один дом загорелся, во дворе суматошно заметались какие-то полуодетые люди.

Через пару минут нас попытались атаковать ещё два «Ирокеза», но десант был к этому готов, поскольку уже достал из укладок ПЗРК (вспомнили наконец!) и выпустил по вертолётам три «Стрелы». Один «Ирокез» буквально разорвало в клочья, второй задымил от близкого разрыва и ушёл с резким снижением. Больше желающих атаковать, похоже, не нашлось.

А появившиеся в небесной вышине светлые инверсионные следы давали надежду, что те, кто уцелел, далеко не уйдут. Наверное, Тетявкин всё-таки вызвал истребителей.

— Всем прекратить огонь! — отдал я команду по радио. — Осмотреться!

После этого я сразу же спросил своих орлов-командиров о потерях. Маргелов-младший доложил о трёх убитых, пятерых раненых и одном сгоревшем БТР-Д. То есть не случилось ничего, о чём я бы сам не знал.

— Высунись и осмотрись, — сказал я тяжело дышавшей у меня в ногах Ольге Смысловой.

После чего выпрыгнул из люка и направился в голову колонны, на «летучий военный совет». Над улицей стояла дымная пелена от горящих домов и техники — лишнее прикрытие от новых авианалётов. В дыму между боевых машин перебегали десантники в пятнистых маскхалатах и голубых беретках и мои танкисты в чёрных комбезах. Потом навстречу мне из дыма выскочил Кока, он же лейтенант Кокошкин. Физиономия у него была не особо радостная.

— В кого попали? — сразу же спросил я у него.

— В «Десятого», — доложил Кока. — Танк сержанта Середы.

Я на это только кивнул, и мы, уже на пару с ним, побежали в голову колонны, к подбитой машине, обходя десантников, сдающие назад БМД и прочие препятствия.

По пути я обратил внимание, что горящий БТР-Д уже успели оттащить (видимо, накинули трос и оттянули танком) назад и в сторону с проезжей части. Он, просев до самой мостовой на максимально сложившихся балансирах катков, лениво догорал у охваченного пожаром дома (который никто даже не пытался тушить) по левой стороне улицы, и в нём с хлопками рвались патроны.

Пашка Середа со своим экипажем и ещё несколькими танкистами из других экипажей, среди которых я рассмотрел и Маликова, уже возились у ходовой части танка. Середа был небольшого роста, плечистый, с закопчённой физиономией и, как всегда, спокойный и очень деловой. Я в своё время лично учил его водить «Т-72» и стрелять из танков такого типа, почему и запомнил этого сержанта достаточно хорошо.

— Молодец, что жив! — приветствовал я его. — Что с машиной?

— Снесло экран и часть ЗИПа, перебило гусеницу плюс кое-что по мелочи. Но больше ничего серьёзного. Называется, повезло. Не то что Игоряше Апанаеву, ведь сгорели пацаны и даже выстрелить толком не успели...

Это он верно подметил. И ведь не факт, что после этой войны именем хоть кого-то из тех, кто погиб на ней, назовут улицу, камвольный комбинат или там пионерскую дружину....

— Паш, ну не жми из меня слезу! — оборвал я его тираду. — Лучше отвечай — починишься?

— Так точно, тарищ майор. Особливо если помогут. Быстро натянем и соединим!

— Давай, чинись, а то сам понимаешь — нам надолго останавливаться нежелательно...

Сказав это, я велел подошедшему к танку Середы (видимо, из чистого любопытства) Маргелову-младшему выслать вперёд разведку, а минут через десять-пятнадцать собрать весь комсостав, включая не занятых ремонтом командиров танков, у БРДМа Тетявкина. Про то же я сказал Коке и Маликову,

После чего поспешил вернуться к танку, возле которого уже стояли несколько растерянные Ольга Смыслова на пару с секретной Танькой. Последняя, в своём мятом костюмчике и на каблуках, выглядела на этой воняющей горелым горючим мостовой словно типичная столичная журналистка, которую послали писать о каких-нибудь победах социализма и которую вместо сияющих вершин коммунизма ожидаемо занесло в навоз и грязищу захудалой животноводческой фермы некоего заштатного Мухосранска или Запердюйска.

— А, ты уже здесь? — приветствовал я Татьяну. — Замечательно! Ну, и как впечатления?

— Да я это как-то по-другому представляла, — сказала Танька каким-то неуверенным тоном.

— А я вообще не представлял подобные операции в окрестностях Лондона! И мои танкисты — тем более! — ответил я на это. — Значит, так, милые девоньки! Я не знаю, зачем и кому это надо, но эта разведка уже начала обходиться нам слишком дорого. Мы успели потерять танк, БМД, три БТР-Д, тринадцать человек убитыми плюс двенадцать ранеными. Конечно, супостатов мы набили много больше, но меня это, честно говоря, не радует, и смысла маяться дурью дальше я не вижу. Как не вижу смысла вам дальше привередничать по вопросу высадки вот её...

Я кивнул в сторону Таньки и продолжил:

— Нет, я, конечно, мужик рисковый, и мои танкисты тоже ребята упёртые и безбашенные. Что та ИСУ-152. Вполне допускаю, что я с парой уцелевших танков, с крайними снарядами в стволах и на последних каплях горючего смогу прорваться аж куда-нибудь до Трафальгарской площади. Но — на фига мне это надо и что я буду после этого делать? Шарахну последним снарядом по тамошним дворцам и мужественно застрелюсь? Так мы всего-навсего танкисты, а не клуб любителей варёного лука имени Захер-Мазоха. К тому же мы, считайте, помочились в самый центр их английского муравейника, и что они дальше будут делать — я не представляю. Могут нагнать против нас ещё пару сотен танков, устроить налёт стратегических В-52, которые будут тупо бомбить по площадям, или вообще скинуть на эти самые лондонские предместья тактический ядерный заряд. А в Бельгии мы уже видели, что западники своих особо не жалеют, особенно ради «великой цели сдерживания коммунистической агрессии». Я уж и не знаю, как твои, дорогая моя Танечка, начальники представляли себе сам момент твоего перехода на «ту» сторону, но шансов для осуществления подобного замысла у нас, по-моему, становится всё меньше и меньше с каждым часом. В общем, красавицы, Я мыслю примерно так. Сейчас должна вернуться наша разведка, и если противника впереди нет, то есть если нам навстречу по всем ближайшим улицам уже не движутся вражеские танковые колонны, я с двумя-тремя танками и с вами в качестве десанта на большой скорости рвану прямиком вперёд. На выданных нам картах, конечно, нарисовано чёрт-те что, но примерно вот тут должен быть мост...

Я достал планшет и предъявил его дамочкам. Они переглянулись.

— Это и будет ориентир для нас и для вас, — закончил я своё выступление. — Проскочим мост и там высадим нашу дорогую Татьяну, а потом, как говорят в народе, — жопа об жопу, кто дальше отскочит. Мы отходим к главным силам, а милая Танюша уходит для выполнения своего задания. Возражения есть?

Девки посмотрели на меня, а потом друг на друга, и я заметил, что растерянность с их физиономий как-то разом улетучилась.

— Нет, — сказала Танька, слегка подумав. — Какие тут возражения?

— Вот и ладушки, — ответил я на это. — Готовьтесь лезть обратно в ящики. Или предпочитаете сидеть наверху?

— Лучше, конечно, наверху, — ответила Танька.

— Тогда мы обязательно чего-нибудь для вас придумаем, — сказал я на это.

В этот момент из люка наводчика высунулся Прибылов и что есть мочи заорал, что меня срочно требуют на связь. Я запрыгнул на своё место и одним движением подсоединил радиогарнитуру шлемофона к рации.

Докладывал «Белгород». Наша разведка наконец вернулась. Противника впереди не было вообще. Они даже полицейских не видели. Более того, там шла нормальная жизнь большого города — по улицам расхаживали люди, были открыты магазины, ходили автобусы. Десантники не увидели там даже признаков особой паники, поскольку их появление не вызывало ничего, кроме удивления.

Так что пока всё выходило более-менее, по-моему.

Приняв доклад разведки к сведению, я отправился к радиомашине Тетявкина, где уже собрались в почти полном составе командиры нашего невеликого войска.

Я незамедлительно изложил товарищам офицерам и сержантам свой нехитрый план. Пока занимаем оборону на этой улице (прежде всего на близлежащих перекрёстках) и стоим на месте, пока Середа не починит свой танк. Стоим и ждём дальнейших распоряжений. А пока все стоят — я с Лаптевым (он же «Пятый») и двумя добровольцами (сразу же вызвались Маликов, он же «Шестой» и сержант Будяк, он же «Седьмой», по-моему, их обоих жгло горячее желание рассчитаться за Апанаева и его экипаж) на скорости идём вперёд. А примерно вот тут (я показал им место на карте) останавливаемся, высаживаем нашего человека (сами знаете кого) и возвращаемся обратно. Если мы в течение часа не вернёмся и не отзовёмся по радиосвязи — всем отходить и вызывать по названному месту авиацию.

— Задача ясна? — закончил я.

— Так точно, — ответили и добровольцы, и все собравшиеся почти что хором. Дисциплинированный у меня народ подобрался, однако. Прямо душа радуется...

За меня оставался Маргелов-младший, как старший по званию (соответственно, заместителем «по танковой части» при нём оставался Кока).

По окончании краткого совещания я и Лаптев вернулись в своим «Т-72». По дороге я ненавязчиво позаимствовал у десантников пару плащ-палаток. Отдали без вопросов и даже не спросили, вернём ли.

— Наденьте, — кинул я плащ-палатки уже заскучавшим возле танков Таньке и Ольге Смысловой. — И можете больше не залазить на свои «откидные места» в боевых отделениях. Сидите на башне, только сделайте так, чтобы ваши личики не бросались в глаза кому попало. Короче говоря — капюшоны натяните поглубже...

Девки кивнули и начали облачаться в брезентуху. А мы с Лаптевым полезли в командирские люки.

— По местам! — скомандовал я через пару минут.

Смыслова уселась на задний башенный ящик ЗИП позади моего люка и слегка пригнулась. Танька сделала то же самое на втором танке, за спиной у Лаптева.

— «Пятый», «Шестой», «Седьмой»! — передал я по рации. — Выдвигаемся!

Заревели моторы, и наши танки залязгали траками по мостовой. По сторонам от нас быстро уходили назад остающиеся на месте танки и БМД, разорённые вертолётным ударом дома с выбитыми окнами и продырявленными крышами и ещё много разного, вполне достойного кисти живописца-баталиста.

Согласно диспозиции, Маликов и Будяк пошли вперёд, а мы с Лаптевым, как носители особо ценного живого груза, — за ними.

В момент, когда наша четвёрка уже двигалась вперёд, в стороне последовал налёт наших истребителей-бомбардировщиков. Десяток тупоносых «Су-17» сбросили бомбы где-то километрах в десяти севернее нас. Мы слышали только отдалённые разрывы и видели поднявшиеся над горизонтом дымы. Вполне возможно, что авиация снесла там пару кварталов, но наводка тут была явно не наша — далековато для Тетявкина, он отсюда место бомбометания в любом случае не видел. Выходит, авиаразведка засекла в той стороне какого-то противника? Или отработали для профилактики и отвлечения внимания (в той стороне на картах была обозначена развилка шоссе с эстакадой)? Тут могло быть всё что угодно, а непосредственное начальство, то есть «Лиман», про это почему-то смолчало.

Высунувшись из открытого люка и оглянувшись назад, я отметил, что дымов над крышами заметно прибавилось. Как говорится — наши танкисты пройдут везде и сквозь кого угодно. Интересно, а что об этом в самом Лондоне думают?

Ведь пожар он и в Англии пожар. Хотя спросить про впечатления всё равно было не у кого.

А пока мы, в довольно хорошем темпе, продвигались дальше.

Миновали стоявшую в головном дозоре БМД и разместившихся вокруг неё нескольких десантников с «РПГ» на изготовку. Впрочем, дозорные явно расслабились. Высунувшийся из башни БМД наводчик-оператор в расстёгнутом шлеме откровенно зевал, а за кормой его машины курили два ВДВэшных орла. Что значит отсутствие противника в пределах досягаемости — надавать бы им по жопе за подобное несение службы, но ВДВ — это своего рода секта, гуру и боги у них тоже свои. Пусть их Маргелов-младший вразумляет...

Наши механики-водители прибавили скорость, и на приличной скорости мы проскочили ещё пару кварталов.

Сдвинув танкошлем на затылок, я напряжённо вслушивался в окружающие звуки, но чего-то вроде сильной стрельбы или шума самолётов не слышал. Даже позади нас, у Гринем-Коммона, не слышалось особой канонады.

В общем, можно сказать, что было тихо. Что и требовалось.

А между тем под гусеницы наших «Т-72» стелилась уже натуральная «терра инкогнита». И вокруг нас были обычные для большого города звуки и движение, словно никакой войны здесь не было отродясь.

Больше всего меня поразило, что на всём пути нашего следования работали светофоры,

На первом же перекрёстке прямо перед нами проскочило несколько разноцветных мелких легковушек.

Водители недоуменно косились в нашу сторону и прибавляли газ.

На встреченном нами чуть дальше пешеходном переходе у светофора стояла какая-то симпатичная блондинистая дамочка с модной короткой стрижкой, в светлом брючном костюме и на высоких каблуках. Дамочка смотрела на проезжавшие мимо неё зелёные «Т-72», и её накрашенный ярко-алой помадой рот открывался при этом всё шире. Хотя меньше чем через минуту дамочка перебежала улицу и скрылась за углом.

А мы двигались дальше по улицам с редкими прохожими, которые нехотя косились на наши танки и лишь иногда, словно что-то вспомнив, останавливались. А один мужик в шляпе и деловом костюмчике, при чемоданчике-дипломате и галстуке, завидев нас, вдруг резко перешёл на бег и нырнул в первую же боковую улочку. Видать, испугался. Хотя чего им бояться? Наверное, их пропаганда рисовала картины, где русские танки врываются в английские города, паля направо и налево и поджигая всё вокруг. Но мы-то сейчас вообще не стреляем, даже из пулемётов. А вот если бы палили — столько одних только окон побили бы, да и случайного народа поклали бы немерено. Но мы, как говорил Чапаев в анекдоте про допрос пленного и портянки, всё же не изверги, и потому пока проявляли выдержку.

Затем навстречу нам попалась чем-то похожая на старый добрый горбатый «Запор» красная малолитражка «Мини», чей водитель оказался настолько непугливым джентльменом, что галантно разминулся с головным танком Маликова по всем правилам уличного движения, не врезавшись от удивления в головные танки или фонарные столбы (впрочем, улица здесь была широкая, с вполне себе двухсторонним движением). Когда он проехал мимо моего танка, я помахал ему рукой, при этом я рассмотрел, что у водителя малолитражки глаза стали практически на пол-лица, а сидевшая рядом с ним на переднем сиденье женщина что-то явно кричала.

Далее всё было в том же духе — флегматичные жители, некоторые из которых начинали убегать, едва завидев нас, открытые магазины и лавки, припаркованные на обочинах легковые машины.

А через три квартала навстречу попался небольшой белый грузовик с фургоном, шофёр которого, здоровенный рыжий детина в кепке и голубом комбезе с какими-то надписями на груди и спине, отреагировал на едущие ему навстречу танки несколько более эмоционально, чем давешний водитель малолитражки. Он выехал на тротуар, выскочил из кабины и, не глуша двигателя и не закрывая двери, рванул галопом к видневшейся в конце квартала телефонной будке. Ага, давай звони, милок. Посмотрим, какая полиция к тебе на выручку прибежит. Хотя интересно, чего ему ответит дежурный констебль (или как они тут у них правильно называются?), если услышит о русских танках, спокойно катящих по какой-то там Стрит в сторону Лондона. Чувствую, тут будет буря эмоций. Самых разнообразных.

С рёвом и свистом над нами неожиданно проскочила пара самолётов. Ревели они «по-нашему», и я без труда узнал в них уже хорошо знакомые остроносые «Миг-23». Выходит, знают своё дело — прикрывают. А это любому танкисту что музыка — услышать свою авиацию.

— «Филин», я «Первый»! — вызвал я Тетявкина. — Это ты авиацию вызвал?

— Так точно! — ответил он. — А что такое, тарищ майор?

— Ничего, молодец, «Филин». Передай, что у нас всё в порядке. Пока, во всяком случае.

«Миги» скрылись из виду над крышами у горизонта, а мы проскочили ещё пару кварталов.

Наконец впереди показался и обозначенный на моей карте мост, старинный и каменный, но достаточно широкий, который мы быстро миновали. За ним улица расширялась, а чуть дальше раздваивалась. Народу и машин на улицах почти не было.

В этот момент я обернулся и увидел, как сидевшая на башне лаптевского танка Танька машет мне и что-то кричит.

— Стой! — скомандовал я по рации остальным командирам танков.

Все четыре наших «Т-72», повинуясь приказу, остановились, порыкивая дизелями на холостых оборотах. Высунувшиеся из люков экипажи вопросительно посмотрели на меня. Это был момент, хорошо известный по русским народным сказкам и анекдотам. Витязь на распутье читает на камне: «Направо пойдёшь — звиздюлей получишь, налево пойдёшь — звиздюлей получишь, прямо пойдёшь — звиздюлей получишь, назад пойдёшь — звиздюлей получишь». И голос откуда-то сверху: — Эй ты, давай соображай быстрее, а то прямо здесь звиздюлей получишь!»

Размышляя подобным образом, я слез с брони и вместе со Смысловой подошёл к танку Лаптева.

— Ты чего? — спросил я у закутанной в плащ-палатку Таньки.

— Надо вправо! Вон туда! — показала она рукой направление.

— Почему именно туда?

— Там должно быть шоссе, автобусные маршруты и прочий городской транспорт. Я там и слезу.

Интересно, откуда она это знает? Или у неё с собой какая-то карта, значительно подробнее моей? У меня там никакие автобусные остановки не обозначены. Хотя они, конечно, профессионалы, им по-любому виднее...

— Туда, так туда, как скажешь.

— Вперёд! — скомандовал я своим орлам, забираясь обратно в командирский люк танка.

Мы проехали по улице до первого поворота, на который указывала Танька. И здесь, после сверхкороткого «военного совета», наш взвод разделился. Танки Маликова и Будяка двинулись вперёд. Я приказал им пройти квартал до следующего перекрёстка, там встать, осмотреться и ждать. Когда я скомандую — вернуться обратно. Если при этом встретят противника — в бой не ввязываться и тут же отходить.

А мы с Лаптевым свернули направо, куда нам и указывала Татьяна.

Два наших «Т-72» на приличной скорости прошли вперёд по этой неширокой улице.

Маликов доложил, что противника перед ним нет. Я никаких супостатов тоже не видел. По сторонам мелькали лишь припаркованные машины и редкие открытые магазины.

Чуть дальше, в конце улицы, я действительно рассмотрел в оптику какое-то оживлённое уличное движение поперёк направления нашего хода. Пару раз там мелькнули и автобусы. Похоже, про шоссе Танька не соврала.

Здесь я заметил, что Татьяна опять машет мне.

— Стоп! — кричала она.

Мехводы остановили танки.

— Ну что? — спросил я, спрыгивая на мостовую.

— Всё, я слезаю.

Танька аккуратно спустилась на тротуар, освободилась от плащ-палатки и сняла с брони свой чемодан.

Смыслова между тем прятала под курткой «Мини-узи» с глушителем.

— Постереги мою винтовочку, попросила она меня.

Я кивнул.

— Ну, прощайте, ребята, — сказала Танька, обращаясь ко всем, кто её сейчас слышал. — Спасибо за всё!

— Да не за что, — ответил я. — Ни пуха тебе, боевая подруга! Удачи!

— К чёрту! — сказала Танька и медленно пошла вперёд по улице. И было видно, как она буквально преображается на ходу, превращаясь из пассажирки советского танка в стопроцентную американку, хотя и в сильно мятой одежде. Лягушка опять превращалась в царевну....

— Ты надолго? — спросил я у направившейся за ней Смысловой.

— Я провожу и вернусь!

— Ладно, тогда ждём!

— «Шестой», «Седьмой», я «Первый», как обстановка? — запросил я по рации свой головной дозор, вернувшись на командирское место.

— Всё тихо, — ответил почему-то Будяк, он же «Седьмой». Интересно, почему Маликов помалкивал?

— «Шестой», «Седьмой»! Стойте на месте и ждите команды!

— Так точно! — ответил Будяк и перешёл на приём.

А я смотрел, как девки скрываются за поворотом. Потом очень медленно потянулись минуты. Я невольно ждал худшего — чего угодно, стрельбы, или что по улице навстречу нам вдруг побегут английские вояки с противотанковыми гранатомётами или поедут танки «Чифтен». Каждую секунду могло что-нибудь произойти, но всё было тихо. Я почти физически ощущал, как тикают часы у меня на руке, и слышал, как сопит в люке слева от меня вертящий в руках смысловскую винтовку G3 Дима Прибылов (мне очень хотелось дать ему с размаху по шлему за эти манипуляции с чужим оружием, но я всё же надеялся, что лучший у меня в батальоне наводчик всё-таки невзначай не отстрелит себе чего-нибудь важное), а Саня Черняев бубнит себе под нос песню про то, как три танкиста выпили по триста, а механик выпил восемьсот. Типа, мехводу всегда надо больше других. Ну-ну...

Домишки вокруг безмолвствовали, и улица перед нами словно вымерла. Когда с момента ухода девчонок шла девятнадцатая минута, в конце улицы наконец появилась знакомая фигура Ольги Смысловой. Судя по тому, что автомат она по-прежнему прятала под курткой (а значит, не доставала), а также вернулась одна и без потерь (штаны и трусы на месте, а значит, её, культурно выражаясь, благонравие осталось неповреждённым), всё, видимо, прошло нормально.

— Ну что? — спросил я её, когда она подошла к танку вплотную и забралась на лобовую броню.

— Порядок! — ответила Ольга, присев на кормовой ящик ЗИП и немедленно отобрав у Прибылова свою винтовку. При этом она кратко и в простых выражениях усомнилась в его принадлежности к роду человеческому. Дима от греха подальше нырнул в свой люк поглубже.

— Отправила? — поинтересовался я.

— Ага! Видела, как она остановила такси и уехала...

Ни фига себе, у них тут русские танки по улицам ездят, а таксистам это, что характерно, не мешает...

В общем, Танька действительно добралась куда нужно. На самом деле её звали Ирина Краминова, и была она капитаном из внешней разведки по линии КГБ. Её поначалу тоже удивило вполне обычное уличное движение на улицах предместий английской столицы. Но, остановив проезжавшее мимо такси (обычный здесь чёрный «Остин»), она перестала удивляться. Конечно, её всё время так и подмывало спросить у таксиста, что он думает по поводу того, что над крышами летают самолёты, а где-то совсем недалеко стреляют пушки и поднимается к небу дым от пожаров. Но таксист, лысоватый мужик лет сорока-пятидесяти с грубой пролетарской физиономией, был совершенно невозмутим и абсолютно не удивился, когда Татьяна-Ирина попросила отвезти её к американскому посольству на Гросвен-Скуайр.

В Лондоне творилось что-то непонятное. Больших скоплений и колонн войск нигде не было видно. Кое-где, по одному или очень мелкими группами, стояли танки и бронемашины, причём Татьяна-Ирина чисто профессионально отметила, что в основном это была техника сильно устаревших образцов — «Центурионы», «Сарацины», «Саладины», «Ферреты». На некоторых улицах стояли совместные посты гражданской и военной полиции. Пару раз «краснофуражечники» останавливали их такси, но, бегло проверив документы, без вопросов пропускали «Блэк Кэб» дальше, поскольку никаких подозрений она, похоже, не вызвала. Татьяна-Ирина заметила, что едущих в направлении Лондона машин было мало, а вот с потоком идущего из города транспорта и у обычной, и у военной полиции была настоящая запарка — на выездах из города образовались пробки, в которых отчаянно гудели длинные очереди из машин, навьюченных чемоданами, тюками, коробками и прочим нехитрым скарбом. Похоже, лондонцы таки не ждали от происходящего ничего хорошего и драпали из города в сельскую местность. Вокруг никто и ничего толком не знал, но настроения в этих пробках и на полицейских постах были довольно панические. Болтали о том, что русские якобы то ли будут штурмовать, то ли уже штурмуют Лондон.

Длинное прямоугольное, построенное в минималистически-кубическом стиле 1960-х годов, но при этом увенчанное огромным бронзовым орланом, раскинувшим крылья над фасадом, пятиэтажное здание американского посольства в лондонском районе Мейфер встретило Татьяну-Ирину всё той же панической суетой. У парапета на въезде в здание за заграждениями из колючей проволоки зачем-то торчало около сотни английских солдат, а также военных и обычных полицейских (все они были при оружии и вид имели крайне решительный), стояли «Лендроверы» английской военной полиции и пара легких танков «Скорпион», а у самого входа в посольство за баррикадой из мешков с песком несли караульную службу вооружённые американские морпехи в камуфляжной форме и касках. Татьяна-Ирина живо представила себе, как бы отреагировали эти зажравшиеся бездельники на появление где-нибудь поблизости от посольства русских танков (если бы любезно подвозившие её танкисты решили продвигаться дальше, это могло очень скоро стать реальностью), и с трудом подавила желание улыбнуться. Хотя умение демонстрировать на физиономии наклеенно-неискреннюю улыбку и является национальной чертой американцев.

Попав, после двойной проверки документов и беглого осмотра содержимого чемодана и сумки, внутрь посольства, Татьяна-Ирина поняла, что здесь, похоже, уже готовятся к полной эвакуации. Вспотевшие сотрудники дипмиссии США носились с кипами бумаг и папками к помещениям, где стояли измельчители, но явно не справлялись, поскольку во дворе морские пехотинцы жгли обширный костёр из бумаг, куда всё время подбрасывалось новое топливо.

А в обширном холле посольства сидело на чемоданах и активно портило воздух человек триста напуганных американских граждан обоего пола и самого разного возраста — от почти грудных детей до пожилых. Причём американцы продолжали прибывать перед входом как раз выгружались из автобусов ещё несколько десятков граждан «лучшей в мире страны». Капитан Краминова очень удачно попала в посольство в момент, когда уже третьи сутки шла срочная эвакуация посольских семей и вообще всех застрявших на Британских островах американских граждан. А их здесь было не так уж мало (в одном только Лондоне — несколько тысяч) — семьи военных и работавших в Англии гражданских специалистов, студенты и прочая шушера, вроде туристов, которых накануне начала боевых действий в Европе очень некстати понесло через океан полюбоваться достопримечательностями Лондона. Сидящие на чемоданах американцы и американки, как обычно, несли всякую чушь, проистекающую от незнания общей обстановки. Сначала обычно ругали президента Рейгана за бездействие и за то, что он до сих пор не применил ядерное оружие. Потом кто-нибудь, чуть поумнее, объяснял этим говорливым олухам царя небесного, что было бы с ними со всеми, начнись обмен ядерными ударами (как-никак Лондон — одна из самых приоритетных целей для ракет Советов), после чего ругавшие президента или впадали в ступор (если это были мужчины), или начинали плакать (если это были женщины).

Американских граждан вывозили в заокеанскую «колыбель демократии» военно-транспортными и арендованными гражданскими самолётами, в основном из аэропорта «Хитроу», куда их отвозили из посольства на автобусах, небольшими партиями, в сопровождении английской военной полиции. И, хотя у НАТО уже не было господства в воздухе в небе над Англией, эвакуируемые болтали, что русские пока особо не препятствовали полетам транспортных и пассажирских самолётов (при этом боевые самолёты или транспортные машины, шедшие с истребительным прикрытием, немедленно уничтожались) и даже не блокировали с воздуха аэропорт «Хитроу». И Татьяна-Ирина догадывалась почему.

Окончательная проверка её документов и «легенды» не заняла много времени. В такой сутолоке всем было совершенно не до того, тем более, как узнала от посольских работников Краминова, тысячи американцев застряли на континенте и о их судьбе не было никаких сведений. Даже посольства США в Бонне, Брюсселе, Амстердаме и Копенгагене не успели эвакуироваться в полном составе. Не было связи с Парижем, Римом, Афинами, Анкарой, Мадридом, Лиссабоном и Стокгольмом, где, по идее, вовсе не было никаких боевых действий.

Далее Татьяне-Ирине сильно повезло. Поскольку она была одна и без особого багажа, её включили в число подлежащих отправке в первую очередь. Дальше был автобус до «Хитроу» и перелёт на военно-транспортном «С-141», где ей пришлось сидеть прямо на полу, на подстеленном брезентовом чехле. Но уже через девять часов «Старлифтер» с Татьяной-Ириной (она же Клэр Эндрюс, предположительно уже вдова героически пропавшего без вести полковника ВВС США Эндрюса с авиабазы Шпандаглем) на борту приземлился в аэропорту Нью-Йорка. А менее чем через полчаса после приземления означенная Клэр Эндрюс (которую уже ждали её коллеги-сослуживцы) бесследно исчезла прямо на выходе из аэропорта, чтобы ещё через пару часов возникнуть уже в другом месте и с другими документами. Капитан Краминова обладала феноменальной фотографической памятью и знала много уточнённых за последние несколько суток мелких деталей и подробностей, без которых советская нелегальная резидентура в Штатах не могла работать стопроцентно эффективно. К тому же многие из этих сведений уже невозможно было быстро передать по обычным каналам. Специализацией Краминовой было «нарушение систем связи и управления противника в случае войны», а главным, что она знала, было расположение и глубина залегания экстренных кабельных линий связи, подведённых к наиболее важным объектам управления Стратегического Авиационного Командования, НОРАД и даже президентским бункерам. Задуманная в Москве операция «Тайфун» вступала в завершающую стадию. На Лубянке об успешном переходе Краминовой-Эндрюс знали, ещё когда она летела в США — ей удалось позвонить из посольства человеку из лондонской резидентуры КГБ, сообщив условным кодом о том, что «всё в порядке». Ну а простые солдаты, то есть мы, этого, естественно, не знали. Хотя полковник Владимир Владимирович, докладывая Андропову о ходе операции, помимо прочего, сказал:

— Молодцы танкисты, сделали всё как надо...

Но этого я тогда тоже не знал.

— Ну что, раз обошлось, поворачиваем оглобли? — спросил я у сидевшей у меня за спиной Смысловой.

Она молча кивнула.

— «Прохоровка», я «Первый», мы возвращаемся! — передал я и тут же добавил: — «Шестой», «Седьмой», шабаш! Приказываю всем назад!

Передав это, мы задним ходом выбрались назад, на развилку перед мостом.

Скоро навстречу нам появился танк Будяка. Второй машины за ним почему-то не просматривалось.

— А где Маликов? — вопросил я.

— Сказал, что сейчас будет! Просил подождать пять минут!

— Я ему, мать его так, покажу пять минут! Саня, вперёд! Остальным ждать здесь!

Черняев воткнул малую скорость, и мы проехали вперёд по улице, быстро проскочив квартал.

Между тем танк Маликова стоял посреди дороги и был хорошо виден издали. Из люков торчали наводчик Маликова старший сержант Андрис Гамзюкас, здоровенный литовец «истинноарийской» внешности (с такой рожей, как у него, только эсэсовских охранников играть в фильмах про Штирлица), и его механик, ефрейтор Лёха Вырвич, белорус, родом из райцентра со странным названием Старые Дороги. Оба смотрели на своего командира. По-особенному. Так воспитательница в детском саду обычно смотрит на воспитанника младшей группы, который сосредоточенно ковыряет пальцем в носу и мажет козявки на штаны или стену, при этом думая, что его никто не видит.

А означенный героический командир стоял перед старинным каменным забором, тянувшимся между двух трёхэтажных домишек и что-то вдохновенно писал на этом самом заборе белой краской. Баночка с краской была в его левой руке, а кисточка в правой. И где он их только надыбал, интересно знать? Или он что всё время таскал кисть и краску с собой с самого начала? Какая дальновидность...

Саня Черняев остановил танк, и я немедленно соскочил с брони. Маликов при нашем появлении своих оформительских упражнений не прервал и даже не повернулся. Я, слыша за спиной явственные смешки Ольги Смысловой и своего экипажа, подошёл к нему вплотную и с выражением прочитал то, что было написано на стенке:

«Здесь первыми прошли танки старшего лейтенанта Ш. Э. Маликова. 61-й гвардейский танковый полк 10-й гвардейской танковой дивизии...»

В настоящий момент Маликов дописывал чуть пониже дату, торопясь и брызгая краской, от чего буквы и цифры выходило несколько кривоватыми.

— Ну что сказать? Три с плюсом вам, товарищ старший лейтенант! — сказал я, критически обозрев его творчество.

— Это за что, ведь ошибок нет?!! — возмутился Маликов с интонацией закоренелого двоечника. Как всякий довольно ограниченный человек с очень средним образованием, он обожал поражать окружающих своей поверхностной эрудицией, но страшно не любил, когда его тыкали носом в собственные ошибки и глупости.

— А за недостаточное раскрытие темы! Раз уж начал портить стену, то надо было писать чистую правду. А тогда твоё послание должно было звучать так: «Здесь первыми прошли оба танка старшего лейтенанта Маликова...» Танки тут прошли, видите ли... Маршал Рыбалко скребучий. А если ты в детстве пересмотрел фильма «Отец солдата», то должен помнить, что тот танкист, который был сыном грузинского дедушки, плохо кончил. Ты что — совсем кизданулся? Нашёл место и время!!

— Но это же всё-таки Лондон, товарищ майор! Может, ближе никто из наших уже и не подъедет...

— Это, блин, не Лондон, а всего-навсего его предместья! И здесь тебе не Рейхстаг и не Бранденбургские ворота! Поэтому прекратить эти упражнения в чистописании! Бросил краску, быстро в танк и пулей за мной назад, идиот! И первое, что ты у меня сделаешь после окончания этой войны, — сядешь под арест суток на десять! Если будем живы...

— С удовольствием, товарищ майор! — ответил Маликов. Банку с кисточкой он, однако, не бросил, а унёс с собой в танк. Он что, рассчитывал оставить свой нетленный автограф где-нибудь ещё? Нет, таких, как он, точно надо лечить. И как только такие обалдуи попадают в родные вооружённые силы?

С этими невесёлыми мыслями я велел Смысловой опять залезать в танк на её «плацкарту у туалета» (удивительно, что она при этом не стала возражать), после чего влез в командирский люк сам, а мехводы тем временем уже начали разворачивать машины. Улицу вокруг нас заволокло синеватым соляровым чадом.

Мы не могли знать, что всё это наблюдал затаившийся в одной из ближних подворотен, буквально метрах в сорока от нас, некий лупоглазый господин лет пятидесяти или около того, у господина была космополитически-наглая морда кирпичом, впрочем, не лишённая некоторой интеллигентности и благородная проседью в длинных, зачёсанных назад немытых волосах. Одет он был небрежно и в то же время модно.

В здешних узких кругах ограниченных людей этого господина знали как Аверьяна Вяземского, махрового диссидента и борца с происками Кей-Джи-Би из русской службы ВВС, вешавшего на уши затаившихся за «железным занавесом» несчастных «совков» разнообразную лапшу и прочие макаронные изделия, а точнее (по его собственным, скудным представлениям) чистую правду, только правду и ничего кроме правды, истину в последней инстанции.

По-настоящему этого типа когда-то звали Андрей Дулясов, и по образованию он был бесталанным инженером нефтехимической промышленности. Только ещё в институте в его голове явно что-то перемкнуло (то ли ближайшее окружение сыграло свою роль, то ли природный нигилизм), разом переключив «плюс» на «минус». И к моменту получения диплома он окончательно променял нормальную жизнь и профессию на посиделки на прокуренных кухнях и пресловутый Самиздат, то есть распространение скверных (многократно перепечатанных через копирку) копий всякой запретно-обличительной литературы самого низкого пошиба о «реалиях жизни в СССР». Например, сборника записанных одним подававшим когда-то некоторые надежды опальным писателем со слов неизвестно кого весьма недостоверных баек о сталинских лагерях, а также заметок разных, никогда не знавших (или начисто забывших) советскую жизнь и в разное время бежавших из СССР псевдо-экономистов, псевдоисториков и просто профессиональных перебежчиков и предателей (80% из них до эмиграции числились стукачами или платными осведомителями в столь ненавидимом ими КГБ, но, разумеется, помалкивали об этом), косноязычно доказывавших «звериную суть и неизбежную гибель» треклятой советской власти и ещё много чего такого, от чего голова у свежего человека просто шла кругом.

Понятно, что жить в СССР с такими взглядами Дулясов совершенно не хотел, и в 1970-м он наконец уехал из проклятой Страны Советов, по такому случаю удачно женившись на еврейке Циле Цукерштейн, дочери уезжавшего на историческую родину известного зубного техника (как шутили отдельные его друзья-циники, «использовав евреев как транспортное средство»). Из СССР он выбрался, но в Израиле, где ему светило много вкалывать и даже служить в армии, ему сразу не понравилось. В Америку его тогда не звали, поэтому он оперативно развёлся и перебрался в Европу. Сначала торчал в Мюнхене, где работал на радио «Свобода», а потом сменил работу и перебрался в Англию. Откровенно говоря, Вяземский-Дулясов был примитивным напыщенным дураком, который уже и не помнил практически ничего об СССР, в котором он когда-то жил. Но при этом завиральные страшилки на заданную тему он выдавал исправно, за что и был особо ценим своим здешним начальством. При этом английский язык он, как и положено истинно советскому «интеллигенту» (т.е. человеку, нахватавшемуся верхушек), так толком и не выучил.

События последних трёх дней стали для Вяземского-Дулясова настоящим откровением. В окрестностях Лондона, где он снимал квартирку, царили паника и шухер, над крышами летали самолёты (непонятно чьи), где-то вдалеке рвались авиабомбы и, кажется, даже слышалась канонада. При этом телевизор привычно и складно врал (хорошо изучивший эту «кухню» Вяземский нисколько этому не удивлялся). Симпатичные дикторши и дикторы вещали с голубых экранов, что ничего страшного не происходит, но никаких подробностей не сообщали. В новостях показывали разве что какой-то дым на горизонте, неизвестно чьи, пролетающие на малой высоте транспортные самолёты и различные кадры с натовских учений минимум годичной давности. Никакой конкретной информации не было, притом что соседи и соседки Вяземского рассказывали о высадившемся неподалёку огромном парашютном десанте «Красной Армии» (якобы кто-то уже лично видел на улицах русских солдат и танки), а двое американцев, работавших вместе с ним на ВВС, в первый же день собрали манатки и без лишних слов отчалили за океан.

А нынешнее утро началось для Вяземского с особо громкой стрельбы, близкой настолько, что в окнах трескались и вылетали стёкла. Причём пальба и прочие, явно военные шумы, постепенно приближались к кварталу, где проживал Вяземский, всё ближе и ближе. Поскольку телефонная связь почему-то работала с перебоями, Вяземский возжелал увидеть всё своими глазами и рискнул выбраться из квартиры на улицу. И едва он высунулся из подъезда, как увидел то самое, чего больше всего не хотел увидеть здесь и сейчас. Мимо него с рёвом и лязгом проехали два зелёных танка незнакомого вида (до отъезда из СССР Вяземский видел на парадах и в кино танки попроще, вроде «Т-55»), которые остановились у ближайшего перекрёстка.

Влипшему от ужаса в ближайшую стену Вяземскому было хорошо видно, как из одного танка вылез танкист в характерном шлеме (ребристые шлемы советских танкистов были для западного мира настоящим ночным кошмаром, вроде пресловутых «комиссарских пыльных шлемов» из песни Окуджавы) и чёрном комбинезоне. Танкист направился к ближайшему забору и, как показалось Вяземскому, начал на нём что-то писать. Потом один танк развернулся и уехал назад, обдав подворотню, где прятался Вяземский соляровой гарью. Однако через несколько минут этот (или другой такой же) танк вернулся обратно. Из его башни вылез танкист, о чём-то буднично поговоривший с тем, который писал на стене (Вяземскому показалось, что танкисты ругались). Затем оба танкиста залезли в свои машины, оба танка развернулись и уехали в западном направлении. Настолько деловито и спокойно, словно всё происходило не в окрестностях Лондона, а где-нибудь на подмосковном полигоне. Вяземского танкисты даже не заметили, но, когда рёв моторов и лязг гусениц затих вдали, он почувствовал давно забытое (ещё с раннего детства) ощущение — в штанах было горячо и мокро, а в заднем проходе нестерпимо жгло. «Лютый враг советской власти», который неоднократно публично заявлял о том, что его «невозможно сломить и запугать», банально обосрался при первом же появлении этой самой власти в пределах видимости...

А мы между тем отходили к главным силам.

— Товарищ командир! — услышал я в шлемофоне, по внутренней связи несколько удивлённый голос Прибылова. — «Шестой» разворачивает башню назад!

Я развернул командирскую башенку и увидел в правый ТНП-160, как, шедший замыкающим в нашей четвёрке танк Маликова действительно развернул ствол пушки себе на корму. Что-то новенькое...

— «Шестой», я «Первый»! — вопросил я по радио. — Ты чего это делаешь? Обнаружил на хвосте противника?

— Никак нет, просто салют наций! — ответил Маликов.

Здесь я увидел, как ствол пушки его танка задрался на максимальный угол возвышения и два раза подряд выпалил вдаль, куда-то в сторону Лондона. Улицу позади нас заволокло пылью и пороховой гарью. При этом я слышал, как забывший переключить рацию на «приём» Маликов тихо и гнусаво напевает себе под нос:

Певец революции, мля. Виктор Харя...

— «Шестой», ты что творишь, полудурок?! — заорал я в рацию. — Я тебе, гадина, покажу такой салют наций, что ты своих не узнаешь и заикаться начнёшь!!!

— Виноват, — ответил «Шестой» с донельзя миролюбивой интонацией.

— Виноватых бьют палкой по жопе и плакать не велят! Объявляю тебе выговор с занесением, по партийно-комсомольской линии! А по окончании войны — пятнадцать суток ареста!

— Есть пятнадцать суток ареста, — отозвался «Шестой».

— «Первый», я «Лиман», — возник у меня в наушниках далёкий голос Трефилова. — Мужики, у вас там что — «Ленинский Университет Миллионов» или стихийное комсомольское собрание?! Ну вы даёте, танкисты!

— «Лиман», я «Первый», никаких, блин, собраний. Выполнили основную задачу и отходим к главным силам. А по пути проводим кое-какую политико-воспитательную работу….

— Ну-ну, — отозвался «Лиман», в его голосе я уловил иронические нотки. Почему-то вспомнился старый анекдот про Чапаева, Петьку, Анку, баню и комсомольское собрание.

— Чего там опять за стрельба? — дёрнула меня за штанину Ольга Смыслова в момент, когда я развернул командирскую башенку обратно.

— Это «Шестой» дурит, два раза пальнул по «логову зверя», пояснил я ей сие событие. — Ваня Солнцев недоделанный, навязался на мою голову. Кстати, как тебе этот герой? Темперамента у него, по-моему, хоть отбавляй. Завидный кандидат в женихи, а? Что скажешь?

— Андрей, ты так, ради бога, не шути, — сказала Ольга на это. — И вообще, чудак на букву «м» этот ваш герой и, по-моему, ещё и звиздострадалец.

— С чего ты взяла? — удивился я.

— Да у него это прямо-таки на лбу нарисовано. Неправильный книгочей-романтик. Небось по жизни ищет единственный идеал, но при этом предпочитает, чтобы девки любили его, а не наоборот. Вот и находит раз за разом на свою задницу всяких дур, и в итоге, как обычно, ни любви, ни семьи, ни кола, ни двора — одни обиды и взаимные претензии.

Сам себе жизнь отравляет. И кончит каким-нибудь завскладом ГСМ где-нибудь в Шубаркудуке. Если, конечно, раньше чего-то не случится....

Поразительно, что она определила его довольно точно, хоть, в отличие от меня, и не читала маликовского личного дела.

— А что ещё за Шубаркудук? — поинтересовался я.

— Городишко такой под Актюбинском, — пояснила Смыслова. — Фактически большая деревня. Дыра дырой. Я туда маленькая с родителями ездила, на дядькины похороны...

С такими вот весёлыми разговорами мы наконец вышли к своим главным силам.

Там всё было в порядке, как танковым войскам и положено. Середа уже починился, и мы немедленно начали отходить обратно, к Гринем-Коммону.

Хотя мы двигались медленно и основательно, выставляя позади заслоны и стараясь тянуть время, нас никто не преследовал и не обстреливал.

Попыток авианалётов тоже не было.

При этом, хотя мы противника не видели, наша авиация всё время висела над нами и время от времени била по наземным целям — но мы во всех случаях видели только взрывы и дым далеко над крышами. Кроме «Миг-23» и «Су-17» работали и малознакомые прямокрылые самолёты. Кажется, именно их мой знакомый летун старлей Щепкин именовал Су-25.

Когда на закате мы были в Гринем-Коммоне, пожаров на горизонте заметно прибавилось. Мы сделали свою работу и теперь спешили встать в глухую оборону. И я, и подполковник Трефилов, и остальные офицеры прекрасно понимали, что так просто нам этот сегодняшний рейд ни за что не простят.