Наковальня

ВУАЛЬ ШЕПОТОВ

Изеки в сером тюремном комбинезоне выглядел нелепо, как выпирающая из кожицы перезрелая груша. Лицо его было изможденным, хитрый блеск в глазах исчез за тусклой паутиной невидящего взгляда. Время от времени Хитедоро трогал пальцами крышку стола, оставляя маленькие пятна пота, которые почти сразу же застывали.

Широкий стол, отделяющий его от Чуен, не позволял им прикоснуться друг к другу. Конечно, закон запрещает возводить барьеры между заключенным и его гостем, но не существует закона против липкой полосы в центре стола, через которую ничто не может проскользнуть. Статуты о неприкосновенности частной жизни также гарантируют, что никто не будет подслушивать их разговор, да только кто этому поверит? Неделю назад Чуен, возможно, и поверила бы.

Но теперь — нет.

— Я хочу, чтобы ты сходила… — Голос Изеки был как глина. — Я хочу попросить тебя… или кого-нибудь из остальных… вы не присмотрите за моим братом и… Айшей?

— Да, конечно, — натянуто ответила Чуен.

— Знаешь… они все еще сидят в этом чертовом отеле и… наверное, боятся. Просто последи, чтобы они вернулись домой.

— Я прослежу, чтобы они вернулись домой. Изеки потер пальцем крышку стола.

— Они… я цурзешникам сказал, что Исаао… что он ничего не знал об этом, ни о чем не знал. Не знал…

— Конечно, не знал…

— Он только сделал то, о чем я его просил. Он не знал. Чуен поняла, что Изеки повторяет одно и то же не столько для нее, сколько для невидимых подслушивающих ушей.

— Я позабочусь об этом. Я прослежу, чтобы у них все было в порядке.

— Цурзовцы захотят побеседовать с ними, и кто-нибудь… я не хочу, чтобы они потеряли работу. Если можно что-нибудь сделать.

— Я обещаю.

— Мы продырявили все двери в офисе их босса.

— Я обещаю.

Больше Изеки ничего не говорил и не смотрел на Чуен. Тени пробегали по его осунувшемуся лицу, словно он вспоминал… те ужасы. Чуен не уходила. События двух последних ночей прокручивались перед ее мысленным взором. Мимолетный спазм гнева сотряс ее, но он был направлен не на Изеки. Женщина хотела многое сказать ему, но что-то ее удерживало.

— Изеки… Хитедоро, — нерешительно проговорила Чуен. Он не реагировал. «Ты спас нам жизнь, и я… я просто хотела поблагодарить тебя, — мысленно начала она, — я просто хотела сказать спасибо».

«Я знаю, — представила Чуен его мысленный ответ. — Все в порядке».

Она не сказала:

«Еще я хотела… извиниться. Я говорила тебе некоторые вещи… Я не хотела их говорить».

«Хотела-хотела», — не улыбнулся он. Она не покачала головой.

«Я знаю, это так выглядит. Я хотела, да. Я просто… сожалею».

Он не ответил:

«Я тоже. Я тоже наговорил тебе грубостей. Извини. Ты и твои Сестры — я всегда вас терпеть не мог. Прости, что мне пришлось сделать то, что я сделал».

«Ничего. Все в порядке».

Ничто из этого не было сказано. Они просто сидели в неловкой тишине, думая друг 6 друге. Наконец Чуен встала, негодуя на его молчание и собственную неспособность выразить свои чувства к нему. Ну, его брат в этом не виноват, и она сделает, что обещала.

— Счастливо, — сухо попрощалась Чуен.

Хитедоро отсутствующе кивнул и не сдвинулся с места, когда дверь за Чуен закрылась. А она вдруг подумала: «Впервые в жизни Изеки сидит в камере без Окон».

Они ехали в молчании. Клаудиа Эрнст отказалась сопровождать его, так что Габриел остался наедине со своей экс-похитительницей. Она поставила управление на автоматику и села лицом к землянину, старательно избегая его взгляда. Габриел попробовал мягко поддеть ее, но безрезультатно. Видно, ее словарный запас исчерпался еще в прошлый раз фразами: «Садись», «Выходи» и «Скажи нам, где он, а не то…»

Итак, они ехали в молчании, и у Габриела было время поразмышлять. Было очевидно, что его свобода временная и останется свободой, только пока он будет полезен — то есть еще час или два. Однако что-то опять не состыковывалось. Как и его нынешняя спутница, Клаудиа Эрнст представляет «Кьярские Предприятия 99», а значит, ее угрозы подкреплены авторитетом второго самого могущественного транссистемного конгломерата в Кьяре. Это солидная гора мускулов, но достаточно ли их, чтобы освободить Габриела? Нет. Где-то во всем этом по-прежнему не хватало жизненно важного куска.

Подвесная машина остановилась перед огромным, расположенным ярусами зданием. Его венчал купол, чересчур затейливый даже по кьярским меркам. «Кьярские Предприятия 99» связывают сегодня с вашим завтра!» — светилось над входом, слегка мерцая, чтобы привлечь невольный взгляд каждого человека, проходящего мимо здания. Все так же молча спутница Габриела провела его внутрь, мимо секретарши, и жестом указала на открытую дверь. Это оказался частный лифт на верхний этаж.

Сама она в лифт не вошла. Но когда двери закрывались, женщина наконец-то заговорила, проронив с безрадостной угрозой:

— Наслаждайся, пока едешь вверх. Когда будешь спускаться, мы, возможно, встретимся.

Через несколько секунд Габриел вышел из лифта в просторную и пустую гостиную. Стены были бледно-розовые, а блестящий мрамелиновый пол инкрустирован абстрактной мозаикой фрактальных спиралей. Вся мебель состояла из четырех диванчиков, принимающих форму тела. Они, как жемчужного цвета пудинги, обступали кофейный столик в виде позолоченной мужской фигуры, свернувшейся калачиком. Прозрачная крышка стола поддерживалась его плечом и бедром. Два стрельчатых дверных проема смотрели друг на друга с противоположных стен, завешенные полупрозрачным паучьим шелком. Отблески света на левой занавеске выдавали присутствие в соседней комнате бассейна. Габриел даже слышал журчание фонтана сквозь несущееся со всех сторон веселое пение птиц.

Однако его внимание захватили павлины. Их было три: один голубой, второй винно-краеный, а третий — желтый с золотым. Развернув хвосты веером, они с царственным величием медленно кружили по комнате. Врожденная неприязнь Габриела ко всем генинжевым существам была почти побеждена их абсолютной красотой. Они казались не столько птицами, сколько живыми и прекрасными ювелирными изделиями, позолоченными и украшенными перьями из драгоценных камней.

С трудом оторвав от них взгляд, Габриел вышел на середину комнаты. Откуда-то доносились голоса.

— Эй, привет! — позвал он. — Есть кто-нибудь дома? Его голос отозвался странным эхом. Фиолетово-розовая птичка выпорхнула из шелковых занавесок, и глаза Габриела Последовали за ней. Птица взмыла вверх. И еще выше. И еще. И еще.

— Ого-го, — прошептал он. Габриел считал, что его ничем не удивить, но такого… такого он не ожидал.

Стены комнаты оказались всего лишь трехметровой высоты перегородками. Такие же перегородки делили все пространство под куполом здания на анфиладу комнат без потолка. Сам купол уходил ввысь метров на тридцать, а висящий в центре его необыкновенный мобиль словно бросал вызов законам тяготения. Прозрачный янтарный шар, больше метра диаметром, окруженный кольцами, которые вращались одно в другом в разных плоскостях и направлениях. Плющ и прочие висячие растения обвивали весь купол, и радужных окрасок птицы порхали с ветки на ветку. Кое-где с листьев растений тонкой струйкой сбегала вода и падала куда-то за перегородку.

Птичка цвета океанской зелени с бирюзой полетела из купола вниз, и Габриел инстинктивно протянул руку. Птица тотчас замахала крыльями и, усевшись к нему на запястье, весело запела.

Не было никакого сомнения, что это маленькое создание — генинж и запрограммировано садиться на протянутую руку и петь. По форме тела это был соловей, хотя никакой соловей не мог бы похвастаться таким тропическим оперением. К тому же соловьи редко носят воротнички, украшенные драгоценными камнями.

Клюв у птицы тоже был странный. Он совсем не шевелился. Габриел осторожно накрыл птицу рукой, нежно зажимая пальцами крылья, пока не лишил ее подвижности, потом внимательно осмотрел клюв. Это оказался вовсе не клюв. Нижняя челюсть была вплавлена в череп, образуя конструкцию в форме трубки, неподвижную и неспособную ни открываться, ни закрываться. С приступом тошноты Габриел перевернул птицу, она по-прежнему истерично пела. Как он и подозревал, ануса не было. Как же тогда?.. Ну, конечно, для этого и нужен ошейник! Птицу кормят внутривенно.

«Правильно, — горько подумал землянин. — Мы же не хотим, чтобы птицы гадили на нашу драгоценную мебель, не так ли?»

Услышав приближающиеся шаги, Габриел разжал пальцы. Затрепыхавшись, птица вырвалась на свободу и упорхнула в купол, ни на секунду не переставая петь.

— Мистер Кайли, простите, что заставила вас ждать. Вижу, вы уже познакомились с нашей дикой природой.

Обернувшись, Габриел увидел перед собой миниатюрную темнокожую женщину. Она была одета по североконтинентальной гелиосской моде высшего света: длинное парчовое одеяние небесно-голубого цвета в серебряную и желтую крапинку и причудливый головной убор с вуалью, которая бросала дымчатую тень на ее лицо. Кожа ее рук была эбеново-черной и младенчески-гладкой, но осторожная точность движений говорила о накопленных годах опыта, и Габриел заподозрил, что женщина намного старше, чем показывает ее регенерированная кожа.

— Вы — Габриел Кайли… или мои люди прихватили случайного прохожего с улицы?

В мелодичном голосе звенело веселье.

Габриела все еще мутило от осмотра генинжевого соловья, и он не чувствовал в себе тяги к большому дружелюбию. С усилием он сгладил резкость в своем тоне до чего-то, похожего на вежливость.

— Нет, вы получили кого нужно.

Он медленно повернулся кругом, обозревая купол, потом криво усмехнулся:

— Вот, значит, как живут сливки.

— Высшие из сливок. — Улыбка цвета слоновой кости засияла под вуалью. — Наоми Сол. Рада познакомиться с вами. — Ее рука указала на один из пудингов. — Пожалуйста, садитесь. Хотите что-нибудь выпить? Или, может, вы голодны?

— Ни то, ни другое.

Габриел неуклюже сел и словно бы погрузился в жидкость, которая уплотнилась под его спиной и плечами.

— Вы уверены?

— Меня накормили в тюрьме. Они обязаны это делать. Внимательно наблюдавшая за ним Наоми Сол опустилась на диванчик напротив.

— Да, — сочувственно откликнулась она. — Вы действительно не получили обычного туристического представления о Кьяре, не так ли?

— Вы же об этом и позаботились, — небрежно заметил Габриел.

Глаза Наоми сузились под вуалью.

— Я? Да, понятно.

Она хотела еще что-то сказать, но тут раздалось покашливание. В одном из дверных проемов стоял мужчина в зеленом форменном комбинезоне с эмблемой «Гене-Р-Ус» на отвороте. В руке он держал белоснежного лирохвоста.

— Простите, я не хотел перебивать. Мисс Сол, я осмотрел ее. Птицу придется заменить, она никуда не годится. Оба легких повреждены, и с диафрагмой не все в порядке. Я доставлю новую сегодня же после обеда, если это удобно.

— Да, хорошо, Аллард, только проследите, чтобы она была здоровой. Я не хочу, чтобы она умирала у меня при гостях.

— Я все проверю.

Мужчина исчез в лифте, и Наоми Сол снова повернулась к Габриелу:

— Никогда не думала, что содержание вольера потребует столько хлопот. Мы попытались создать здесь простейшую экосистему, но недели не проходит без несчастных случаев. И неизменно по причинам, которых можно было бы избежать, если бы не юридические проектные ограничения на все что угодно генинжевое. Сами знаете, все должно быть одобрено чуть ли не в пятнадцати независимых технических комитетах.

— Ну, полагаю, у них есть свои причины, — небрежно сказал Габриел.

— О, конечно, и я последняя, кто стал бы это оспаривать. Но желать не запрещено. В прошлом месяце у одной из карликовых белых цапель случился припадок, и она запуталась в плюще. Мы обедали здесь и услышали треск. В следующую секунду эпилептическая цапля уже плескалась в тарелке судьи Уэллера. Но судья и глазом не моргнул. Он поднимает голову и говорит: «Не могли бы вы сказать повару, что мой суп немного недоварен?»

Хозяйка весело засмеялась, а Габриел выдавил кислую улыбку.

Отсмеявшись, Наоми счастливо вздохнула:

— Такие вот дела. Обычно говорят, что верблюд был лошадью, разработанной каким-то комитетом. В наши дни это буквальна так.

Грациозным жестом она подняла вуаль, открывая лицо, напоминающее полированную африканскую статуэтку. Ее глаза под нависающими веками смотрели гордо и уверенно. Кожа Наоми была гладкой, но твердой как красное дерево — красивая, но без подлинного характера. Может, косметические процедуры и возвращают вид юной конфетки, но по лицу человека можно прочесть историю его жизни, а регенерация неизбежно счищает эту историю. И какой тогда смысл жить, чтобы потом так себя ограбить?

— Вы когда-нибудь видели настоящего соловья? Сол подняла вверх палец.

— Нет, не этого. Настоящего соловья. Настоящий — он довольно невзрачный. Коричневый, знаете ли, с… чуть голубоватым отливом? Он возвышает себя красотой своей песни. Понимаете, он должен петь, чтобы сделаться особенным. Эта необходимость… и придает ему достоинство.

— Хм-м. — Лицо Наоми снова повеселело. — Почему я чувствую себя как автор телепрограмм, который только что получил плохую рецензию?

Смущенный, Габриел соскользнул с кресла на пол и, запахнувшись в пальто, сел скрестив ноги. Он и сам понял, какими напыщенными прозвучали его слова. Досадуя на себя, землянин сказал:

— Слушайте, почему бы нам не поговорить о том, зачем я здесь?

— А-а! — Теперь в ее голосе слышалась насмешка. — Так вы не слишком любите игры.

— Я здорово играю в метание ствола.

— Метание…

— Не важно. Нет, я не люблю игры. В последнее время у меня их было больше чем достаточно.

Хорошо.

Сол повела рукой. Одна из спиральных мозаик отделилась от пола и поднялась на раскручивающейся двойной спирали из мемпласа до подлокотника ее кресла. Из получившейся крышки столика вышел бокал на длинной ножке с чем-то розовым и прозрачным. Наоми взяла бокал, деликатно пригубила.

— Полагаю, я должна перед вами извиниться, — промолвила она без тени раскаяния. — Я хотела увидеться с вами в ту ночь, но некоторые из моих служащих оказались излишне усердны.

— Если вы хотели видеть меня, то могли бы просто пригласить.

— Я же сказала, мои люди немного перестарались. Я деловая женщина, а не гангстер.

— Выходит, той ночью вы ждали меня внизу, в промышленном пластиновом секторе, с ковровой дорожкой и бокалами шампанского, так, что ли?

Габриел саркастически фыркнул и тотчас понял, что перегнул палку.

Пальцы Сол неощутимо сжали ножку бокала. Другой рукой она опустила вуаль.

— Вы не слишком облегчаете наш разговор.

— А почему я должен его облегчать?

— Может, из вежливости? Мне непонятно, почему учтивость и честность должны быть несовместимы.

— Мне это тоже непонятно. И непонятно, почему нельзя было просто подойти ко мне и пригласить? Зачем посылать отряд головорезов? Знаете:.. — упредил Габриел ее ответ, показывая на бокал, — у вас не найдется травяного чая? Из мяты с лакричным корнем. Это хорошее сочетание. Или просто стакана воды?

Сол снова повела рукой.

— Денубский ассам, — сказала она. — Думаю, в это время дня вы найдете его более освежающим, чем травяной чай.

Секция кофейного столика перед Габриелом открылась. Оттуда выехал изящный заварочный чайнике перламутровым покрытием и под стать ему чашка. Из носика струился пар, принося с собой запах смолистой терпкости. Наливая, Габриел с умеренным огорчением размышлял о том, что Сол, вероятно, права. Травяной чай погрузил бы его в дремоту.

— И все же зачем я здесь? — спросил он, поднимая чашку, и легонько подул, чтобы остудить чай.

— Я подумала, что мы сможем заключить небольшую сделку. У нас обоих есть что продать.

Габриел выдержал паузу.

— Вот как? И что есть у вас?

Наоми Сол царственным жестом подняла руку. Пушистый рубиново-красный комочек камнем упал из купола и сел на ее вытянутые пальцы. Шепча нежности, Наоми поднесла поющую птицу к губам. Ее глаза встретились с глазами Габриела.

— Ваш билет из Кьяры.

Прежде чем ответить, Габриел попробовал чай.

— Нет. Я… так… не… думаю, — задумчиво произнес он. — Я не думаю, что существует легальный способ вывезти меня из Кьяры. Ваша домашняя пиранья вытащила меня из тюрьмы, но… нет… я не думаю, что вам это сойдет с рук. Слишком много народу рвется меня здесь удержать.

Едва заметная улыбка скользнула из-под вуали Сол.

— Не думаю, что вы смотрите на это в правильном масштабе, мистер Кайли. Позвольте рассказать вам одну историю. Это анекдот из дочумовых времен. Ведущий бизнесмен однажды заметил, что если вы находитесь в нужном месте в нужное время, маленькая война может стать очень выгодным предприятием. Когда же кто-то возразил, что никому не известно заранее, когда и где начнется такая война, он ответил, что проще всего организовать ее самому.

Не получив ответа, Наоми Сол назидательно продолжила:

— Такого рода националистическая война, о которой он говорил тогда, в действительности больше невозможна — невозможна уже несколько столетий — ее слишком трудно сдерживать, но… дело в том, что нужно просто изменить свое восприятие масштаба. Соответственно изменится и ваше ощущение того, что возможно, а что нет.

— Может быть. Но если даже у «Байрон Системс» не хватает власти оставить меня в тюрьме, то и у вас, чертовски несомненно, нет власти, чтобы вытащить меня. Во всяком случае, легально. Будь у вас такая власть, я бы здесь не сидел, не так ли?

Габриел нарочно вложил нотку презрения в свой голос. Наоми Сол хвасталась перед ним своей силой, показав заодно и свое тщеславие. А тщеславие не только очаровательно человеческое, но и очень полезное качество.

Габриел явно задел ее самолюбие, потому что Сол резко ответила:

— Думаю, вы недооцениваете меня, мистер Кайли. Землянин беззаботно улыбнулся:

— Неужели? Ладно. Теперь мы знаем, что есть у вас, а что есть у меня?

Сол ничего не ответила. Тогда Габриел погрозил пальцем и притворно-ворчливо спросил:

— Вы же не хотите сказать «голубой ящик», а? Наоми окаменела.

— Он у вас? Габриел вздохнул:

— Нет, у меня его нет. И никогда не было. Я никогда его не видел, никогда к нему не прикасался. На самом деле впервые я услышал о нем как раз тогда, когда совершал небольшую прогулку в подвесной машине с вашими закадычными дружками. Конечно, — он поднял руку, — вы не обязаны этому верить — никто почему-то не верит, — но это правда. Хотите знать, кто я? Я турист. И это все. Знаете, — продолжал Габриел со смехом, — я поражаюсь. Неужели все здесь живут в вакууме? Неужели ни у кого нет семьи? Или друзей… хотя нет, у одного есть… у единственного человека из всех, кого я встретил! Но когда я оказался здесь, никто не верит, что я могу быть всего-навсего скорбящим братом, О нет. Нет-нет. Но это все, что я есть. Ну а чему решите поверить вы?

Наоми Сол откинулась на спинку кресла, и Габриел почувствовал, как ее взгляд анатомирует его. Внезапно он ощутил силу этой женщины и изысканную легкость, с которой она владела этой силой. Наконец Наоми сказала:

— Знаете, я думаю, вы не лжете.

Габриел возвел к небесам благодарный взгляд.

— На самом деле… я думаю, вы действительно тот, кем, по вашим словам, вы являетесь.

— Так и есть. Она встала.

— Иными словами, вы — ничто. Габриел притворился обиженным.

— Ну, я бы не заходил так далеко…

— Вы ничто, — повторила она в каком-то изумлении. Ее манеры изменились, словно захлопнулась мышеловка. — Не думаю, что нам есть еще о чем говорить.

С этими словами Наоми Сол повернулась к нему спиной и направилась к арочному проему.

— Эй-эй, постойте! Секундочку! — Габриел вскарабкался на ноги. Разговор пошел не так, как он рассчитывал.

— Думаю, незачем. Вы и так потратили достаточно моего времени, — протянула она.

Занавески из паучьего шелка взметнулись и скрыли ее из виду. Справа и слева от Габриела поднялись на спиралях две секции пола, открывая усыпляющее оружие, нацеленное прямо на него.

— А если у меня есть для вас что-то более ценное? — крикнул землянин.

— Сомневаюсь, — насмешливо ответила Сол.

Металлический голос заговорил так близко к уху Габриела, что землянин вздрогнул от неожиданности. Направленно сфокусированный звук. Голос сказал:

— Идите прямо к двери лифта. При попытке свернуть в сторону вы будете приведены в бессознательное состояние и отданы под суд за незаконное присутствие в частной резиденции. В вашем распоряжении пять секунд.

Габриел отчаянно закричал:

— Сомнение — вам придется жить с ним всю жизнь, если вы не выслушаете меня!

Не двигаясь с места, он ждал, мысленно отсчитывая секунды. В этот момент ему нечего было терять. Прошло не меньше полминуты, а оружие все не стреляло. Габриел осторожно шагнул к проему, за которым скрылась Наоми. Когда это не вызвало никакой реакции, он уже смелее пошел дальше. Занавески из паучьего шелка раздвинулись перед ним, скользнув по костяшкам вытянутых рук. Габриела передернуло. Где-то на Сером Пейзаже, единственной планете, чьи законы достаточно небрежны, чтобы позволить это, безглазые и безногие генинжевые пауки размером с кулак ткут этот шелк, производя почти полкило каждый день.

Еще шаг, и Габриел оказался перед круглым бассейном восьми метров диаметром. Вода была прозрачно-бирюзовой и сверкала, отбрасывая на стены пляшущую рябь. В глубине, мимо его ног, метались серо-голубые тени. По каменной горке на краю бассейна каскадами сбегал водопад, сам отчасти питаемый водой, стекающей с висячих растений купола. Наоми Сол стояла на противоположной стороне, вуаль поднята.

— Я слушаю, — холодно промолвила она.

— Допустим, — начал Габриел, — я скажу вам, что голубой ящик — это ловкость рук.

Наоми Сол презрительно посмотрела вдаль.

— Голубой ящик очень реален.

— Может, он и реален, — согласился Габриел, — но он не имеет значения.

— Для меня имеет.

— Почему? Почему он имеет для вас значение? Вы его когда-нибудь видели? Вы знаете, что это такое?

— Артефакт. И ключ к большой власти.

— Кто вам это сказал? Элспет? Моя сестра?

— Я не знаю вашу сестру.

— Да, верно.

Что-то разбило воду в центре бассейна. Миниатюрные голубые дельфины с винную бутылку длиной выпрыгнули из воды и заскользили на хвостах по бирюзовой глади, прежде чем снова уйти в глубину. Их было больше дюжины, их тонкие крики были настолько высоки, что почти выходили за пределы человеческой слышимости — жалкие, как шепот ребенка.

«Генинжевые дельфины?» — мысленно ужаснулся Габриел. Но никто не экспериментирует с дельфинами: дельфины разумные! Оставалось надеяться, что эти не такие. Сол все еще ждала ответа.

— Я скажу вам, что такое голубой ящик, — немного сдавленно проговорил Габриел. — Голубой ящик — это ловкость рук.

Последовала пауза. Дельфинчики нарисовали яркие круги в воде.

— Это все, что вы собирались сказать?

— Позвольте мне угадать, — ответил землянин. — Вы хотите его потому, что его хочет Саксон Рейнер. А если он хочет, о-о, эта штука должна быть ценной! Так?

Наоми снова начала терять терпение.

— Мистер Кайли. Мне очень многого стоило вытащить вас из тюрьмы. Я подозреваю, что Дана Сотак гораздо охотнее забрал бы свое признание, чем принял деньги, которые мы платим ему за добровольный риск провести два года на Приюте из-за незаконного владения огнестрельным оружием.

— Тогда почему бы вам не просветить меня? Что есть у Саксона Рейнера такого, чего нет у вас?

— Кьяра, конечно. — Свирепое выражение мелькнуло на лице Наоми Сол.

Габриел фыркнул:

— Простите, не понимаю. Кто он? Король? Он входит в Конклав, но и вы тоже! «Байрон Системс» — всего один из сотен конгломератов, сосредоточенных в Кьяре.

— Все несколько сложнее. «Кьярские Предприятия 99» — превосходная компания. Первоначально мы базировались на Гелиосе, а потом… да… почти сорок лет назад, мы перевели наш центр операций сюда.

— Из-за кьярских Законов о неприкосновенности частной жизни?.

— В том числе, — подтвердила Сол. — Компания — живое существо, вот философия «КП 99». Чтобы оно выжило, его необходимо питать, а Кьяра — самый оживленный деловой центр в КЗС. Компания должна расти…

— А-а! — иронично протянул Габриел.

— Вы не согласны?

— Нет. Ничто не растет вечно, не удушая себя.

— Что душит «КП 99», так это не она сама, а «Байрон Системс»!

— «Байрон Системс»? Только она? Я-то думал, здесь наберется пара сотен транссистемных! Что, все другие тут ни при чем?

— Я говорю об уровне игрового поля. «Байрон Системс» не то, что остальные конгломераты. «Байрон Системс» и есть Кьяра.

— Это я слышал. Лицо Сол потемнело.

— В Кьяре нет ничего, что «Байрон Системс» не контролирует так или иначе! Орбитальные станции? Они сданы городу в аренду, но их владелец — «Байрон Системс». Сейсмологическая наблюдательная станция? «Байрон Системс». За полвека не было ни одного приличного исследования поверхности, а почему? Потому что «Байрон Системс» контролирует все, что имеет отношение к самому Тору, и не утруждает себя санкционированием такого исследования. Все это не важно само по себе, но вместе — весьма символично. И не заблуждайтесь насчет Саксона Рейнера. Этот человек достаточно эгоманиакален, чтобы ввести охотничий вирус в кьярскую сеть ради того, чтобы выследить и уничтожить каждую копию неразрешенной биографии, которую кто-то о нем написал. Никто не мог этого доказать, но я точно знаю, что это сделал он.

Последнее было сказано с такой убийственной серьезностью, что Габриел едва не рассмеялся. Сол, должно быть, заметила это, потому что ее тон резко изменился, став жестким.

— А теперь вам лучше возбудить мой интерес, или наш разговор будет окончен.

— Хорошо. Допустим, — медленно начал Габриел, — я скажу вам, что «Байрон Системс» — ваша «Байрон Системс» — больше не владеет ничем в Кьяре. Ничем. Допустим, я скажу вам, что последние двадцать лет она потихоньку распродавала все свое недвижимое имущество здесь на Торе и переводила остальное на другие планеты, причем так, что никто ничего не заметил.

Сол источала надменность.

— Боюсь, мистер Кайли, вы очень мало знаете о том, как работают такие вещи…

— Очень мало? Черт побери, да я знаю все! Пусть я в этом ничего не смыслю, но… есть люди, которые смыслят! Я мог бы показать вам записи с анализом, наглядно доказывающим именно то, что я только что сказал. «Байрон Системс» не владеет почти ничем на Торе. Я даже сомневаюсь, что она еще владеет тем зданием, в котором находится.

— Это невозможно.

Габриел не отступал.

— Где угодно, кроме Тора, да. Но с Законами Тора о неприкосновенности частной жизни такое провернуть — раз плюнуть! Надо лишь позаботиться, чтобы все смотрели куда-нибудь в другое место.

— На голубой ящик.

Голос Сол остался нейтральным.

Землянин растопырил пальцы как лучи восходящего солнца.

— Ловкость рук.

Целую минуту, которая ему показалась вечностью, Наоми Сол не отвечала. Габриел остро сознавал хлопанье крыльев, эхом отражающееся от купола, шелест плюща. Ревел фонтан, и высоко над его ревом все так же шептали дельфины.

— Нельзя ли поинтересоваться, зачем «Байрон Системс» пошла на такие хлопоты, чтобы избавиться от своих владений здесь, на Торе? — спросила наконец Сол.

— Чтобы это узнать, мне и нужна ваша помощь.

— Гм, — задумалась Сол. — Я, конечно, должна проверить то, что вы говорите.

— О, это можно проверить… хотя, боюсь, вам потребуются месяцы, чтобы раскопать все следы.

— Однако вы собираетесь предложить мне эти записи.

— Да, но не бесплатно.

— Я заплачу, сколько вы просите.

— Это не то, что вы думаете.

— Понятно. Тогда что же это? Габриел отсчитал по пальцам.

— Два условия. Первое: Изадора Гацалуменди и Ли Чуен. Я бы хотел отправить их из Кьяры в безопасное место, и я хочу, чтобы ваш обожаемый адвокат вытащила Хитедоро Изеки из тюрьмы.

— Это уже три условия.

— Будем придираться?

— Я не могу гарантировать, что сумею вытащить Изеки из тюрьмы. Но я договорюсь с Клаудией Эрнст, чтобы она сделала для него все, что сможет.

— Вот и хорошо, — согласился Габриел. — Теперь скажите мне еще кое-что. Сливки ведь встречаются со сливками, так?

Наоми Сол ответила недоуменно:

— Не уверена, что поняла вас, но да.

— Вы встречаетесь с Саксоном Рейнером лицом к лицу. Чтобы обсудить… сделку. — Габриел сделал неопределенный жест. — Э… погоду вы не обсуждаете… может, сравниваете драгоценности? Что угодно.

— Да, конечно, иногда мы встречаемся в интересах бизнеса, — признала Сол.

— Интуиция не всегда работает по телефону.

— Да, не всегда.

— Хорошо. Номер два: я бы хотел, чтобы вы напросились к нему в гости сегодня вечером… с парой ваших адвокатов.

Взгляд Наоми Сол затвердел. Она поняла, что предлагает землянин.