Наковальня

ЕЩЕ ОДНО СЛАВНОЕ ПЛЕМЯ

Дневник Элспет:

— Нашли нас? Как? — спросила Изадора. Изеки скорчил гримасу.

— Должно быть, позвонили в муниципальное управление и узнали, что я использовал удостоверение на дрожжевых чанах,

Габриела захлестнуло чувство вины, но в тоне Изеки не было обвинения.

— И теперь они отменили право полицейского прохода, вероятно, для всего комплекса, пока не выяснят, где мы. Таков их стиль. Хотя, с другой стороны, им придется возиться с каждой дверью в отдельности, чтобы добраться до нас.

— Но мы-то все равно в ловушке! — испуганно воскликнула Чуен.

— Может, и нет.

Габриел вытащил из кармана вибронож и включил его с большей уверенностью, чем сам чувствовал.

Изеки выглядел озабоченным.

— Будем надеяться, они дадут нам время, парень. Наше единственное преимущество в том, что они не знают, где именно мы находимся.

Однако в тот миг, когда вибронож врубился в поверхность двери, всех их оглушил пронзительный вой.

Сирена поглотила слова Изадоры, но выражение ее лица было достаточно красноречивым.

— Теперь они знают.

Изеки закусил губу и мотнул головой на дверь в противоположном конце ангара. Габриел понял и жестом показал Изадоре взять вибронож.

— Просто вырежи круг, чтобы нам пролезть, — прокричал он. Изадора кивнула. Изеки возился со своим фоном, поэтому Габриел выбрал толстую лозу и осторожно взобрался по ней, пока не увидел угол дальней двери.

Он напряженно ждал, время от времени поглядывая назад, чтобы проверить, как успехи у Изадоры. Чуен нервно топталась возле нее, и сквозь шум Габриел разобрал ее крик:

— Чтобы нам всем пролезть, балда! Как мистер офицер лейтенант Толстяк протиснется в это?!

Нога и рука Габриела мучительно пульсировали. Он чувствовал, что слабеет от усталости и потери крови.

«Не сейчас, приятель, продержись еще немного, — мысленно прошептал он. — Еще немного».

Наконец раздался победный крик Изадоры. Габриел слез с лозы и заковылял к двери. Изадора уже нырнула головой вперед в вырезанное отверстие, и Чуен совершила ошибку, пытаясь просунуть сначала ноги. Теперь она выдергивала ногу обратно, чтобы следовать примеру Изадоры.

Изеки выругался, когда увидел дыру.

— Я что, похож на чип-таракана?

Он резко показал Габриелу лезть первым.

Края дыры были острыми как бритва, и Габриел почувствовал, что его и так уже порванные брюки рвутся еще больше. Вывалившись из дыры, он оказался в широком коридоре с рифлеными стенами, тускло освещенном и с плавным изгибом уходящем в обе стороны. Изадора держалась за ребра — ее нырок головой вперед не прошел даром, — а Чуен беспомощно пыталась сомкнуть пальцами прореху в рукаве. Изеки протиснулся последним, сдирая при этом полосу со своей куртки и ссаживая колено.

Они отошли от двери, пока не смогли разговаривать нормально.

— Ладно, слушайте, — пропыхтел Изеки. — Они пойдут сюда прямо по коридорам и залам. Место, в которое нам нужно попасть, — это фермы «Унижизни». Думаю, я знаю, как туда добраться, но придется разрезать еще пару дверей.

— А потом? — озабоченно спросила Изадора.

— Скрести пальцы, чтобы они не перекрыли тот наружный выход. Этих выходов сотни, и они не могут поставить людей у каждой двери в целом районе города. Может, нам повезет, если они будут думать, что поймали нас здесь в ловушку.

Габриел пожал плечами:

— Если они и будут так думать, то только пока не найдут дыру в этой двери.

— Когда найдут, будет уже поздно, — решительно заявила Изадора и сжала губы. Ее глаза встретились с глазами Габриела, остались тверды, и землянина невольно охватило восхищение. «Дух гелиосской ласки», — подумал он. Двое других удивились: почему он улыбается на бегу?

Изеки вел их по коридорам, сначала почти наугад, но потом со все более и более растущей уверенностью. В следующий раз, когда Изадоре пришлось резать дверь, она сделала это на уровне полз, чтобы пролезть без ущерба. Их продвижение было мучительно медленным, каждый щеголял синяками, порезами и более серьезными травмами. Временами Габриел чувствовал отчаяние спринтера, увязшего в патоке, и все более и более осознавал, до какой степени его выдолбленная пятка задерживает их продвижение. В одном месте ему пришлось остановиться и снять ботинки, чтобы их кожа не терла по открытой ране. Дальше землянин бежал босиком, стараясь не обращать внимания на липкие пятна, остававшиеся на блестящем полу.

В следующие десять минут они разрезали еще три двери — в одну ферму дрожжевых брикетов и в два ангара с быстрыми овощами, — каждый раз запуская новые сирены. Не было никаких сомнений, что их преследователи автоматически направляются на цель, задерживаемые только своей собственной блокировкой дверей.

К тому времени, когда беглецы оказались перед розовато-лиловой, без всяких надписей, запасной дверью, одна только сила воли удерживала Габриела на ногах. Изеки выглядел немногим лучше, и Чуен, как ходячий мертвец, двигалась на автопилоте, едва осознавая, где она.

— Последняя… — проскрипел Изеки, его душил хриплый кашель. — «Унижизнь» на той стороне.

— Хорошо, — коротко ответила Изадора, включая вибронож. — У нас кончается заряд, — сообщила она сквозь завывания ножа, оставляющего неровную полосу на поверхности двери.

Вырезанный круг со стуком упал на пол, и Изадора полезла в дыру. Но, едва просунув голову, она вдруг остановилась и вылезла обратно с резким восклицанием:

— Я думала, здесь должна быть ферма с быстрожизнью! А тут дрожжевые чаны!

Полицейский изумился.

— Что… не может быть! — Он опустился на колени, отодвигая Изадору в сторону.

— Не чувствуешь запах? — спросила она. Закрыв глаза, Чуен прижалась лицом к стене.

— О дорогая Богиня, — прошептала она едва слышно. Габриел смотрел, как ноги Изеки исчезают в дыре. Мгновением позже они услышали его ликующий крик:

— Сюда! Это здесь! Здесь! Еще только одна дверь!

Они проползли в отверстие и увидели Изеки, настойчиво машущего им с дальней стороны помещения с дрожжевыми баками. Он возбужденно хлопал по двери с вывеской «Фермы Унижизни, Инк.». Изадора принялась вырезать отверстие — вибронож теперь работал с перерывами, захлебываясь от недостатка энергии, — и наполовину уже справилась, когда Габриел, караулящий у первой двери, ощутил под ногами слабую дрожь. Он наклонил голову к дыре и уловил первые отзвуки голосов и реверберацию множества бегущих ног, как стук пневматического отбойного молотка. Он поймал взгляд Изекй. Лицо офицера затвердело. Секундами позже паника на лице Чуен показала, что она тоже услышала эти звуки.

Раздался треск хрупкопены и победный крик Изадоры:

— Готово!

Габриел нырнул за остальными в дыру. Топот погони пробудил до того скрытые резервы сил.

Этот ангар быстроферм был самым огромным, но, находясь в своем ночном цикле, освещался редкими вертикальными столбами света. По всей длине потолка шла сквозная щель, позволяющая видеть следующий этаж. Из черных грядок вывертывались ряды капустных кочанов размером с пляжный мяч. По бокам торчали сухие белые палки спаржи метровой высоты, а в промежутках змеилась дынная лоза и гордиев узел помидоров, перца и бобов тянулся до самого потолка.

Беглецы помчались по центральному проходу к лестничному маршу в дальнем конце ангара.

Они едва одолели полпути, когда Габриел услышал за спиной какофонию топота и криков. Один голос поднялся над остальными:

— Вот они!

Габриел быстро оглянулся. Из вырезанного отверстия, как смазанные жиром угри, извергались оловянные солдатики ЦУРЗ.

— Рассыпьтесь! — закричал он.

Оставив главный проход, четверо беглецов разбежались направо и налево, ища укрытие среди овощей. Топот оловянных солдатиков застучал как прилив артериальной крови в ушах Габриела, когда землянин прыгал через зеленые, ползучие усики дынь, которые хватали его за ноги, угрожая поймать в силок. Сзади дюжина роботов и агентов ЦУРЗ развернулись веером, металлические пальцы вытянуты и следят за ним. Усыпляющие пули замолотили листья справа и слева от Габриела, и он услышал, как воет от ужаса на бегу Чуен. Они почти добежали до лестницы, но охотники догоняли их с каждым шагом, на мгновение вырываясь из мрака, когда шлепали по лужицам света.

Габриел свернул вправо, пока не поравнялся с Изеки.

— Игрушку! Дай мне игрушку! — Что?

— Ну, пистолет! Пушку!

— Ч… ты же не станешь стрелять в цурзовцев!

— Да не собираюсь я в них стрелять, просто дай мне эту чертову пушку!

Габриел выхватил оружие Часовщика из потных пальцев Изеки. И вот они уже на ступенях. Чуен прибежала первой и была уже на середине лестницы. Ей на пятки наступала Изадора, за Изадорой пыхтел Изеки, а Габриел шел замыкающим.

— Стойте! — Усиленный голос Организации отразился от стен ангара. — Вам приказано остановиться!

Габриел прыгал через три ступеньки, усыпляющие пули свистели и щелкали у его ног. Наверху лестницы он крикнул остальным бежать дальше, а сам повернулся к цветной капусте, кучевыми облаками возвышающейся по обе стороны от него. Выстрел в упор разломил толстый стебель, и капустное соцветие размером с кресло выкатилось в проход. Укрывшись за ним, Габриел приналег, толкнул его к лестнице и скатил с верхней ступеньки в тот самый момент, когда первый оловянный солдатик подбежал к подножию. Преследуемый металлическим лязгом, землянин стрелой понесся к лифту, где его ждали остальные. За лязгом раздался звонкий грохот и лепет голосов — растерянный и гневный. Габриел ввалился в лифт, Изеки отпустил дверь.

Первые оловянные солдатики уже выскакивали с лестничной площадки. Четверо беглецов затаили дыхание, четыре безмолвные молитвы вознеслись к небесам, чтобы цурзовцы не успели заблокировать лифт.

Дверь начала открываться и остановилась на полпути. Изеки бросился в щель.

Уже знакомый голос промурлыкал:

— Пожалуйста, освободите дверь. Полицейская необходимость. Пожалуйста, освободите дверь.

Остальные протиснулись мимо Изеки в еще один ангар быстрожизни. Изадора и Чуен направились к выходу, указанному офицером. Габриел снова вытащил пистолет:

— Где тут следующий лифт?

— Не слишком далеко, — коротко ответил Изеки. Пот ручьями катился по складкам и ложбинам его красного лица.

— Черт! Габриел! — Несчастный вопль Изадоры заглушил все более настойчивые требования лифта освободить дверь. — Заряд кончился! Нам не пробиться!

— Иди! — резко приказал Габриел.

Он занял место Изеки в дверном проеме, а полицейский побежал посмотреть, что можно сделать. Габриел получил возможность отдышаться. В ноге и плече стреляло. Стиснув зубы, он осмотрел порезанные наручниками запястья, истекающие жизнью. Они уже покрывались черными струпьями. Габриел зашипел от боли: «Черт бы побрал все это!» Как легко было бы сдаться сейчас, перестать убегать. Никакой больше боли. Никакого больше страха. Пусть убегают другие — адреналиновые наркоманы этой вселенной. Землянин уже чувствовал на языке сладкий как мед вкус облегчения.

Габриел стряхнул пот с глаз. Сейчас не время мечтать. Странно, что лампы как будто тускнеют.

Изадоре оставалось разрезать пятнадцать сантиметров, когда вибронож окончательно сдох. Подбежавший Изеки застал женщин за отчаянными попытками пробить дверь плечами.

— Не проламывается! — крикнула ему Изадора. — Никак…

— Подвинься.

Офицер отодвинул ее в сторону, лег на спину и стал бить обеими ногами в центр вырезанного круга.

— А ну, вместе! — пропыхтел он.

Изадора и Чуен подхватили его ритм, вкладывая в каждый удар весь свой вес. С каждой атакой хрупкая пластопена немного подавалась, прежде чем спружинить на место.

Крак! Тонкая, как волосок, трещина появилась на поверхности двери.

— Габриел! — закричала Изадора. — Иди! Мы пробились! Габриел очнулся, с трудом разлепил глаза. Оказывается, он сидел на корточках в дверном проеме. Голос лифта терял терпение.

— Это предупреждение Центрального Управления Расследований и Задержаний. Пожалуйста, освободите дверь. Лифт реквизирован для служебных целей.

— Габриел!

Откуда лифт знает его имя?

«Ты получил меня, Старик, — подумал Габриел с тупым весельем. — Девятнадцать лет ты гнался за мной и наконец получил. Это в твоем духе: натравить на меня проклятую Организацию. Но все же зачем я тебе понадобился? У тебя был Диг-Диг, и Билли, и остальные. Почему ты не мог просто отпустить меня на все четыре стороны?»

Но такие вопросы всегда приходят слишком поздно. И Старик, который уже десять лет был прахом, дотянулся, как делал это столько раз, из Времени Снов в настоящее, чтобы сесть на плечо Габриела с костью, зажатой в лапе. И заостренной. Заостренной.

— Еще раз! — задыхаясь, приказал Изеки. Раздался треск, и выбитый круг полетел на пол.

— Габриел! Ради Макка! — закричала Изадора.

Сквозь заросли растений Габриел увидел, как женщина вскочила и направилась к нему. Но если она это сделает… «Нет».

Габриел с трудом встал на ноги.

— Иду! — квакнул он.

Спотыкаясь об извивающиеся отростки реддигаба, он побежал к двери. Изеки и Чуен уже исчезли в дыре, а Изадора стояла возле нее, едва различимая сквозь зелень, и лихорадочно махала Габриелу. Продираясь через созревающие помидоры, землянин вздрогнул от брызнувших на его щеку комков горько-кислой мякоти и несколько шагов пробежал с закрытыми глазами. Когда он снова открыл их, Изадоры тоже уже не было, а до двери оставалось всего несколько метров.

Сквозь кровь, стучащую в ушах, Габриел услышал, как сзади открывается лифт, и бросился вперед в одном заключительном усилии, атакуя последний ряд растений словно стену из рисовой бумаги. Когда первые усыпляющие пули хлестнули по листьям за его спиной, он вырвался из зарослей в граде мелких красных помидорчиков, обрызгавших стену шрапнельными ранами.

Землянин нырнул в отверстие и проехал на животе по кашице из разорванных листьев, суррогатной почвы и томатного сока. На другой стороне руки подхватили его с боков, втащили на ноги и только успели отдернуть от дыры, как в нее посыпались усыпляющие пули. Теперь беглецы находились в конце круто загибающегося коридора.

— Почти пришли! — бросил Изеки.

«Куда?» — устало спросил себя Габриел, но размышлять об этом времени не было. Едва прорезанная дверь скрылась из виду у них за спиной, в отверстие загремели первые роботы ЦУРЗ. Впереди показалась еще одна дверь, запертая, как все остальные. Габриел хотел засмеяться над бесполезностью всего этого, издеваться над своими спутниками, над тем, как они с такой сумрачной надеждой бегут к тупику. Старик смеялся последним, хлопая себя по бедрам, вместе с Организацией.

— Остановитесь! Здесь нет выхода. Стены задрожали от голоса Организации.

Но Изеки не сбавил шага. Схватившись за воротник, он прокричал в фон:

— Исаао! Давай!

И, словно по волшебству, дверь перед ними открылась, и на другой стороне стоял Исаао с ухмылкой от уха до уха. И вот они уже вываливались на затемненную улицу, Изеки ревел:

— Закрывай ее, Исаао! Закрывай ее, закрывай, закрывай!

И Исаао прижал ладонь к пластинке и с важностью новейшего пророка закрыл дверь в тот самый момент, когда первые полированные лица роботов появились из-за угла.

— Я здесь работаю, — гордо объявил он. — Видите? — Исаао выставил ладонь.

Где-то в кружащейся голове. Габриела что-то щелкнуло, вставая на место. Цурзовцы запретили проход для полиции, но Исаао был обычным работником со стандартным допуском к месту работы. Вот, значит, о чем договаривался по фону Изеки там, в винограднике.

Габриел даже не удивился, увидев подвесное такси, терпеливо ждущее на другой стороне улицы. Из пассажирского салона беспокойно выглядывала Айша. Однако лейтенант вовсе не обрадовался при виде зевающей таксистки, прислонившейся к капоту,

— Ради Макка, Исаао! Я велел тебе достать без водителя!

— Я смог найти только ее! — запротестовал Исаао.

При их приближении таксистка нахмурилась. Лицом она походила на сердитого карпа.

— У тебя проблемы с обслуживанием, парень?

— Нет, у тебя. — Удостоверение Изеки засветилось в его руке. — Полицейская необходимость. Я реквизирую твою машину.

У таксистки отвалилась челюсть, когда она увидела кучку оборванцев, влезающих в чистые внутренности ее такси.

— Эй; приятель, мне только что вычистили тачку. Я получу за это компенсацию?

— Обсуди это с цурзовцами. Они прибудут с минуты на минуту. — Глаза Изеки нехорошо заблестели. — Парня, который тебе нужен, зовут Лил. Пелем Лил. Чистка — его специальность. Можешь передать ему, что это я так сказал, — крикнул он, когда такси тронулось с места.

Как только полисмен убедился, что они достаточно удалились, он остановил машину, выгрузил их всех и погрузил в другое такси, на этот раз без водителя. К этому времени цурзовцы уже должны были узнать у таксистки регистрационный номер первой машины и заняться отслеживанием локатора, который является стандартным прибором всех подвесных такси. Десять минут спустя беглецы снова поменяли машину.

Наконец даже Изеки поверил, что они оторвались, и весь как-то сразу обмяк. Его веки опустились, он провел толстой рукой по лицу, потом выжидательно посмотрел на Габриела:

— Куда теперь? У тебя есть идеи?

Габриел растерянно моргнул. Ему казалось, что Изеки держит в голове ясный план, но то же самое ожидание было написано на лицах всех его спутников. За неимением лучших идей землянин высказал первое, что пришло на ум:

— Нам нужно поспать. Ты знаешь какое-нибудь место, где мы будем в безопасности хотя бы до утра?

Изеки как будто удивился, но пожал плечами и наклонился вперед, чтобы дать панели управления необходимые указания.

Габриел обвел взглядом своих спутников. Никто не избежал увечий. Содранные колени и локти торчали из порванной одежды, заляпанной грязью, виноградным и овощным соком. Обивку салона покрывала земля и растительный мусор. Чуен сидела прямо, татуировка Сестер Таниты казалась черной на бледном заплаканном лице. Ушибленная скула Изеки раздулась как гранат, в трещинках верхней губы засохла кровь из носа там, где он растер ее. Его куртка висела клочьями. Офицер рассеянно похлопал свои карманы, нашел размочаленный обломок никотинового корня, сунул его в рот. Айша и Исаао, не понимающие, что происходит, но чувствующие, что дело плохо, жались в углу, держа друг друга за руки, и задумчиво наблюдали. Только Изадора казалась несколько более живой. Полночные глаза Габриела встретились с ее глазами, когда она выбирала остатки быстрожизни у себя из волос. Женщина не сразу отвела взгляд.

И внезапно показалось, что усилия затрачены не зря.

Габриел прилетел на Тор один, но за те несколько дней, что он пробыл здесь, он собрал вокруг себя это маленькое и пестрое племя.

— Тебе повезло, Габ, — прошептал он себе, — все могло кончиться хуже.

Он дорожил этим чувством еще и потому, что не знал, как долго оно продлится. Но именно в этот момент землянин понял, что находится именно там, где должен быть, и о теми людьми, с которыми больше всего хотел бы быть. Того одиночества было слишком много.

Все могло кончиться намного хуже.

Отель «Жареная Рука и Нога» был частью приземистой архитектурной бородавки в северо-восточном конце Площади Психов. Полностью автоматизированный, даже без голографического персонала, с комнатами размером чуть больше обувных коробок и чердачного типа окнами. Его клиентуру составляли разбойники, контрабандисты и те из психов, кто еще не перешагнул на ту сторону полного безумия и был готов потратить несколько кью, чтобы провести ночь внутри безопасных стен (в конце концов, что значит крыша в городе, накрытом куполом?). Единственным достоинством «Жареной Руки и Ноги» была его тугая как кляп приверженность законам о неприкосновенности частной жизни. Клиент знал, что здесь он может спать, ни о чем не беспокоясь, по крайней мере то время, которое требуется на проведение запроса о списке клиентов через нижние суды, — то есть около трех дней. Как указал Изеки, Тор не был бы Тором без его фискальных статутов о неприкосновенности частной жизни. И действительно, на этот момент даже кредитный счет Габриела еще не был заморожен.

Им удалось снять пять номеров на одном этаже.

Сев на кровать, Габриел вяло оглядел комнату. Дешевые гостиницы вроде «Руки и Ноги» явно не заботились о том, чтобы убрать рекламу — сменяющиеся образы плясали на фоне окна, — но и клиенты, встречающиеся на Площади, очевидно, не стоили ремонта голопроекторов… Изображения были так слабы, что почти не заслоняли вид лежащей внизу улицы. Переключатель цвета стен тоже оказался сломан, так что Габриел остался на всю ночь с бутылочно-зеленой окраской. Ну да какая разница? Кто на нее будет смотреть?

Что-то пробежало по полу и исчезло в щели вентиляционной решетки. Таракан, с изумлением узнал Габриел эту крадущуюся торопливую походку.

Хотя почему его удивляет присутствие самого старого и самого выносливого спутника человечества здесь, на Торе? Официальная история утверждает, что первым живым существом, преодолевшим разреженные границы атмосферы матушки-Земли, была собака по кличке Лайза. Но неофициально — кто знает? Возможно, скромная кукарача.

«Жизнь ищет и находит свои ниши, — лениво подумал он, — и Элспет провела свои последние годы, зарабатывая тем, что истребляла тебя и твоих товарищей».

Автомат с одеждой выдавал только цельные комбинезоны. Но Габриелу сейчас было все равно. Он сунул свою грязную и рваную одежду в утилизатор и постоял минуту под душем, пока боль от обжигающих струй воды, иглами вонзающихся в открытые раны, не стала совсем нестерпимой. Поток горячего воздуха из сушилки закончил работу, начатую водой, и когда Габриел прихромал обратно к кровати, его уже мало волновало, будет ли Лил с объединенной мощью персонала ЦУРЗ и муниципальных властей ломиться утром в его дверь.

Проклятие, как это возможно, чтобы все болело?

Едва Габриел закрыл глаза, как зачирикал дверной звонок.

— Ну что еще? — со злостью прошипел он, поднимаясь с кровати.

Доковыляв до двери, землянин открыл ее, даже не подумав проверить, кто это может быть. Оказалось, это Изадора. В руке она держала пласпирусовый пакетик.

— Я добыла пакет первой помощи из коридорного автомата. Я подумала, что ты об этом не вспомнишь.

— Э… ну… нет. Спасибо.

Она с беспокойством осмотрела кровавые пятна на полу и одеяле.

— Ради Макка, Габриел! Ну-ка сядь! Габриел позволил отвести себя к кровати.

— Подожди, а как же ты? — слабо возразил он. Женщина фыркнула. В ее глазах, обведенных темными кругами усталости, блеснуло веселье.

— Думаешь, я не позаботилась первым делом о себе?

Изадора занялась его запястьями, шепча извинения всякий раз, когда Габриел вздрагивал. Затем она нанесла обезболивающее на раны на его лице, продолжая непрерывный комментарий:

— Черт, парень, что ты сделал со своей губой? Она выглядит так, будто кто-то привязал синтфертера у тебя под носом.

Но когда Изадора добралась до его ноги, то встревожилась по-настоящему:

— Боже, Габриел, это ужасно! Мне и в голову не приходило, что все так серьезно.

После обезболивания она положила на рану лоскут искусственной кожи и неуклюже попыталась разгладить края большими пальцами.

— Эй, можно мне?.. — Землянин мягко отстранил ее руки. — Думаю, у меня в этом больше опыта… А, дьявол!

Лоскут в его пальцах превратился в мокрую лапшу. — Может, если мы вместе…

Кое-как они наложили искусственную кожу. Габриел бормотал, когда они мешали друг другу:

— Я сам должен справиться.

Закончив оказывать помощь, Изадора бросила остатки анестетика и кожи обратно в пакет. Но не ушла.

— Как думаешь, что с нами будет? Габриел пожал плечами:

— Не знаю. Я рассчитываю на Изеки… он шпик, должен знать кого-то из контрабандистов. Надеюсь, он договорится с ними и вытащит вас с Тора.

— Нас?

— Тебя, Чуен и себя. На его брата и Айшу у них ничего нет, так что…

— У них и на нас ничего не было.

— Да, — вяло согласился Габриел.

— Ты не упомянул о себе.

— Нет… Из, ты помнишь нашу вторую встречу? Я сказал тогда, что они разозлили меня.

Изадора непонимающе покачала головой:

— Одной злости недостаточно, Габриел. Вон к чему она привела!

Землянин тихо спросил:

— Ты жалеешь? Жалеешь, что ввязалась в это?

— Конечно, жалею! — раздраженно воскликнула женщина. — Черт возьми, Габриел, как я могу не жалеть? Посмотри вокруг! — Она указала на голый гостиничный номер. — Посмотри на это! Посмотри на нас!

Габриел понимающе кивнул:

— Тогда почему ты сделала это, Из? Все это не имело к тебе отношения.

Женщина уставилась на него как на. идиота.

— Почему? Потому что это важно. Потому что… — Ее голос стал сдавленным. — Потому что… у меня появился смысл. — Я думала… я думала, что моя жизнь приобретет смысл.

«И чтобы это узнать, ты чуть не погибла? — печально подумал Габриел. — Милая Из».

Изадора развела руками и слабо засмеялась.

— А у тебя какие причины? Только злость?

— Элспет.

— Да. Конечно.

— Нет, не конечно. Хотелось бы мне, чтобы все было так просто. Я много думал об Элспет еще до того, как прилетел в

Кьяру… и после того, как оказался здесь. И я все время спрашиваю себя — почему?

Изадора понимающе кивнула:

— Конечно, это естественно…

— Нет, не почему она погибла, — нетерпеливо перебил Габриел. — Но почему все остальное. Почему вся эта… кутерьма? Почему ее это заботило? Почему она бросила дом и прилетела на Тор? Почему заперлась в этой… банке, где за дверью, до самого горизонта, нет ничего, кроме молота в тридцать семь «же»! Черт побери, Из, Элспет стояла ногами на земле — в земле! в живой земле! — глубже, чем я когда-либо стоял. И она не скрывала этого. Пламенная проповедница своей веры: надо вернуться к старым законам, никаких больше компромиссов. Будь она мужчиной; она бы возродила обряды Молонги и…

— Что возродила?

— Обряды Молонги. Наш народ совершал эти обряды много веков назад, когда аборигены еще думали, что смогут прогнать европейских захватчиков обратно за море. Вот только… — он пожал плечами, — кого теперь прогонять? Об этом позаботились бомбы, когда упали и создали Стеклянные пустыни во время Чумы и раньше. Обстоятельства изменились. Сейчас все не так, как было столетия назад. Сейчас есть… уважение, — пробормотал он себе под нос. — Дядя Буль, бывало, говорил, что все мы — члены племени… знаем мы это или нет. Говорил, что мы выиграли это соревнование, а никто не заметил.

Габриел резко откинулся назад и посмотрел на Изадору.

— Нас с Элспет воспитывала бабушка. По древним племенным законам нашей официальной опекуншей должна была быть сестра моего отца. Но у него не было сестры. Поэтому опекуншей стала бабушка Лалуманджи. Вот это была леди.

— А ваши родители?

— А! — Он пожал плечами. — Они, конечно, имелись. Мама была горожанкой, но папа пытался вернуться в племя… и не сумел. Ни рыба ни мясо. Это старая история. Все изменилось, но… думаю, главное, что изменилось после Чумы, — это то, что теперь ты более свободен нигде не быть своим. Даже если это тебя убивает. Культура нашего народа всегда была открытой, в отличие от закрытых культур, культур для избранных. В наши дни это выражается в том, что среди аборигенов есть люди с волосами светлыми, как солома, и голубыми глазами. Члены племени. И все они хранят жизнь старой магии.

Изадора с любопытством посмотрела на него:

— Ты действительно веришь в… в такие вещи?

— А ты нет? Вы, жители других систем, говорите о Земле и Солнечной системе шепотом…

— Мы не говорим шепотом!

— Ну, ладно, не говорите, но временами так кажется. У нас был старик, его и звали — Старик. Он по шею сидел в старой магии. Умел исчезать, превращаться в орло-ястреба, летать над землей и…

— Постой, ты это видел? Ты видел, как он превращается в орла? — недоверчиво спросила Изадора.

— Орло-ястреба. Я видел его в орло-ястребе.

— Это не… одно и то же.

— Неужели? А, понимаю. Да, — он выставил вперед руку, — да, я понимаю. Но, видишь ли, среди искателей доказательств всегда бытует одно предположение, будто каждый, кто может что-то доказать, действительно хочет доказывать. Это не всегда так… мне трудно объяснить… это не всегда вроде: «О, вот никотиновый корень в лотке утилизатора, и вот он исчезает, исчез! А теперь мы разберем его на части, и вот как он работает. Прошу!» Прямо у вас на глазах! Это просто трюки, карнавальные фокусы.

— Карна… карнавальные?

— Спецэффекты. Иллюзии. Иллюзия — это ложь, которую ты видишь. Правда может скрываться. Твои глаза видят дорожку из высохших камней. Следующий малый видит речное русло. Ты умираешь от жажды, потому что твоя правда утверждает, что река — по определению — течет над своим руслом. Он же втыкает камышинку на полметра в землю и наслаждается прохладным питьем. Старая магия не больше и не меньше магия, чем это.

— А ты? Где ты свой?

— Я? А… ну, я никогда не ладил со старыми законами. А Старик был хранителем закона. У него был брат — мы звали его дядя Буль, — половину времени злой как тритон, вторую половину — сумасшедший, как Мартовский Заяц, и масса веселья для нас. Когда бабушка занималась женскими делами, — особенно позже, когда она обучала этому Элспет, и они поднимались на Кататджуту, в женское джанг-место, табу для мужчин, — я часто оставался с ним. Перед смертью бабушки я узнал, что когда-то они с дядей Булем были любовниками. Говорят, в молодости он был бесшабашным малым, пока не спился… Но, короче говоря, мы с друзьями ходили за ним по бушу вокруг Лендинга. Он научил меня охотиться, выслеживать добычу, ставить ловушки на птиц. Играть в прятки с песчаными пауками. Эти пауки роют норки в песке, а вход закрывают вращающейся крышечкой. Днем крышечки закрыты и почти не видны… А еще у нас была игра «ловля мух». Выигрывал тот, кто выловит из воздуха больше мух за один прием. Дядя Буль даже научил нас охотиться на кенгуру… Изадора возбужденно перебила:

— Кенгуру! Я знаю о них… но, — на ее лице появилось сомнение, — они ведь очень быстрые, разве нет?

— И некоторые из них под угрозой вымирания, — кивнул Габриел. — Но, видишь ли, кенгуру всегда бежит по широкому кругу. Поэтому один из охотников преследует его, чтобы кенгуру не останавливался, а второй срезает дугу. Так ты его утомляешь. На это может уйти несколько дней. Конечно, потом ты должен отпустить его, потому что кенгуру охраняются. — На него опять навалилась усталость, но он продолжал: — Однажды дядю Буля при этом убили — заезжие браконьеры. Вероятно, они охотились за рыжим кенгуру, а взамен получили… дядю Буля. Я никогда не забуду лицо Старика, когда дядю Буля нашли. Совершенно пустое лицо, без всякого выражения. Просто… как пустое поле. Он всегда был злобной старой сволочью — ненавидел меня, а я его, — но в тот раз… то пустое лицо. Я понял его, только когда услышал о смерти Элспет. Когда ушел дядя Буль и потом, позже — бабушка, было такое ощущение, будто кто-то забрал крышу над моей головой. Но когда умерла Элспет… это было совсем другое. Как будто оборвалась нить связи с детством. До одиннадцати лет мои воспоминания были ее воспоминаниями. — Габриел остановился. — А теперь они только мои.

— Я… — Изадора не знала, что сказать.

— Пустяки. — Габриел через силу усмехнулся. — Это хорошие воспоминания.

Некоторое время Изадора молчала, снова и снова разглаживая ладонью невидимые морщинки на одеяле. Наконец она сказала:

— Габриел… я думала, что сегодня ночью погибну.

Землянин понимающе кивнул:

— Я тоже.

— Ты думал… что я погибну или ты? Он улыбнулся:

— Сначала ты. Потом я. Когда вырубился свет…

— Ага. Ты испугался?

— А ты как думаешь? Аж все поджилки тряслись.

— Но ты никогда не казался испуганным. Я думала, тебя ничто не пугает, ничто. Ты просто шел дальше.

— Мы все просто шли дальше…

— Да, но… — Изадора покачала головой. Габриел мягко сказал:

— Знаешь, смерть не пугает меня. Смерть не пугает. Страх смерти — вот что пугает. Тот момент, когда ты смотришь ей в лицо, но еще не смирился с ее присутствием. Понимаешь? Именно те последние секунды, когда ты еще сражаешься с ней и паникуешь… и теряешь свой человеческий облик. Вот что пугает меня. Когда нет выхода.

Дважды я едва не потерял человеческий облик. Один раз сегодня ночью, другой раз… — Габриел содрогнулся, — в тюремной камере. Они могли расколоть меня как черепашье яйцо, размазать меня по полу, если бы только знали. Я бы сказал что угодно, лишь бы вырваться оттуда. Что угодно. Это похоже на ночной кошмар, когда ты заползаешь в трубу, чтобы Спастись, а труба идет под уклон, так что обратного пути нет. И ты лезешь вперед, а труба все сужается и сужается, но всегда так медленно, что ты даже не осознаешь этого, пока не заберешься слишком далеко, чтобы выбраться. Когда не можешь пошевелить ни рукой, ни ногой. Черт! Ничто не страшит меня больше, чем мысль услышать собственный крик.

Он мрачно посмотрел на Изадору.

— Если нас схватят, Приюта я не переживу.

— Ты устал, — успокаивающе сказала женщина. — Ты просто устал.

— Да, я устал. Устал. А ты нет?

— Ради хорошего ночного сна я бы трахнулась даже с Пелемом Лилом.

Габриел удивленно открыл рот.

— Угм…

— Прости.

Изадора выглядела смущенной, губы дрожали.

Габриел фыркнул от смеха, и она с облегчением присоединилась к нему, расплескивая каскад сумасбродных хихиканий. Однако вскоре абсолютное изнеможение затушило их смех. Габриел застонал:

— Черт, я так устал, что даже нет сил смеяться.

— Ага, — согласилась Изадора, вытирая рукой глаза. Потом наклонилась, чтобы в последний раз проверить его повязку. — Я тоже.

Что-то защекотало нос Габриела, и он вдруг заметил, что ее склоненная голова так близко к его голове, что отбившиеся волосы касаются его лица. Под запахом быстрожизни, грязи и страха от ее одежды землянин ощутил ее собственный запах — мускусный, как лесной орех, с примесью цитруса. Очень ее, очень подходящий. Осознав, что стал часто дышать, Габриел медленно, глубоко вдохнул. Усталость соперничала в нем с желанием прикоснуться к ней.

«Не глупи, Габ», — упрекнул он себя. Она вовсе не пыталась привлечь его внимание в этом смысле. Или пыталась? Женщины так чертовски непостижимы. Затем Изадора подняла голову, и их взгляды встретились. Теперь в ее глазах не осталось озорства, и Габриел ощутил жар ее лица на своем лице. Но она не сделала никакого движения к нему. Хватит того, что она пришла сюда, а последние сантиметры должен перейти он. Качаясь на этом краю, таком знакомом мужчинам всех убеждений, на краю, где поднимающийся из живота необоримый жар боролся с природной скулящей трусостью, землянин почувствовал, что этот миг ускользает, и понял, что должен действовать.

Их губы встретились, и Габриел вздрогнул от боли. Потом их улыбки слились в одну, он уловил запах дешевого гостиничного мыла и удивился: как, черт возьми, она ухитрилась так быстро вымыться?

«Меня надули», — довольно подумал землянин, когда женщина прилепилась к нему будто теплая глина. В последние дни с ним это часто случалось.

Ни он, ни Изадора не были нежными. Но сон, который пришел следом, был очень нежен, и когда Габриел проснулся утром, ее запах пропитал подушку, и сама она была тут.