На взлёт!

II. ОБРЕТЕНИЕ ЗАГАДКИ

1

С утра приключений мы ищем,

Но к вечеру этого дня

Нам теплое нужно жилище,

Одетое светом огня.

(А. Городницкий )

– «Лодка опасно раскачивалась, грозя в любой момент перевернуться. Но двое мужчин, сцепившихся в яростной схватке, не обращали на это внимания. Они забыли обо всем, кроме своей ненависти. Ксавьер оскалился, словно бешеный зверь. Бертран Острая Шпага стиснул его железными руками, но обезумевший разбойник зубами тянулся к горлу противника...»

Лита читала выразительно, красиво, не отрывая взгляда от толстой книги в темном переплете.

Позади был день, полный хлопот и деловой суеты. Вечер выдался спокойный, и команда попросила Литу почитать вслух. Что именно почитать – об этом и разговора не заходило. Разумеется, одну из книг Неведомого Странника, чье настоящее имя знали только его издатели. По этой части вкус у команды был един и незыблем.

Когда леташи всем скопом дочитывали роман, они в складчину покупали следующую (весьма недешевую) книгу о похождениях лихого Бертрана по прозвищу Острая Шпага. Боцман как-то высказался: «Денег, конечно, жалко. Но Бертран их честно отрабатывает, до последнего медяка. То у него драка, то перестрелка, то красавицы к нему в объятья падают...»

Этим вечером капитан позволил воспользоваться своим магическим светильником. Открытый огонь на борту разрешалось разводить только зимой, когда летучие корабли отдыхали в теплых портах, а лескаты надолго переселялись в загоны. Лишь тогда можно было не опасаться, что случайная искра воспламенит скопившуюся где-нибудь смесь водорода с кислородом. Лучше поосторожничать, чем лишиться корабля.

И сейчас Лита, подстелив куртку, сидела на пороге капитанской каюты и держала книгу так, чтобы свет от вделанного в потолок светильника падал на страницы. Почти весь экипаж расселся вокруг нее на палубе, а капитан лежал на своей койке за спиной чтицы и тоже слушал, рассеянно гладя устроившегося рядом кота.

– «Река вилась меж круч, покрытых лесом. Вдали слышался грохот водопада, лодка без весел мчалась к верной гибели, но противники не могли разорвать смертельные объятия...»

– Дал бы ему лбом в переносицу, да? – не выдержал Райсул.

– А потом, коли весел нет, прыгать за борт и плыть к берегу! – поддержал леташа боцман.

Девушка на миг прервала чтение, бросила быстрый взгляд на слушателей – и пожалела, что среди них нет Мары. А ведь когда-то пастушка была самой горячей поклонницей великолепного Бертрана! Лита знала тайну подруги: та про себя называла Бертраном красавца спандийца, пленившего ее сердце. Увы, неотразимый эдон Ференандо оказался мерзавцем, заморочившим Маре голову, чтобы пробраться на шхуну и убить капитана. Убить-то не убил, а вот сердце Мары не скоро заживет...

– «Водопад ревел уже рядом, когда Бертран сумел оттолкнуть Черного Ксавьера так, что злодей ударился о борт лодки головой и разжал руки. Бертран Острая Шпага вскочил на ноги и ухватился за склонившуюся над водой ветвь могучего дуба...»

– Прямо как я на Русалочьем озере! – не выдержав, гордо воскликнул Рейни.

Еще год назад он схлопотал бы подзатыльник за то, что перебил чтицу (что позволено боцману, не сходит с рук юнге). Но сейчас леташи заулыбались, а Отец взъерошил мальчишке волосы:

– Ты у нас герой... Читай дальше, дочка!

– «Ветка выдержала вскарабкавшегося на него Бертрана. А река повлекла дальше изрыгающего проклятья Черного Ксавьера – и обрушила в кипящий водопад...» Всё, леташи, конец главы, хватит на сегодня!

Все разочарованно взвыли, но спорить с Литой не стали. Однако и расходиться не хотелось. Уж такой выдался хороший вечер!

– Ксавьер, стало быть, утоп, – задумчиво протянул Хаанс.

– Уверен, что нет, – возразил Отец. – Он уже погибал, помните? В горящем доме.

– Верно, в «Роковом завещании», – кивнула Лита. Отложив книгу, она достала из мешочка на поясе вязанье и бойко застучала спицами. За привычку вязать каждую свободную минутку девушка была прозвана в экипаже Паучком.

– А эдон Алонсо вроде как в болоте утонул, – подал голос из каюты капитан. – А потом в «Женихе из Черной Пади» выяснилось, что его спасли крестьяне. Бережет Неведомый Странник своих негодяев!

– Хороший негодяй – украшение книги, – рассудил погонщик. – Чем каждый раз нового придумывать, лучше старых поберечь.

Боцман хлопнул себя по лбу огромной пятерней:

– Ох, у меня же из башки вылетело! А как про негодяев зашла речь, так и вспомнил! Я ж сегодня ходил к канатчику, а на обратном пути видел в порту одного из людей Зиберто Каракелли. Ну, у которого на лбу вмятина, будто его лошадь лягнула.

Улыбки сразу исчезли с лиц. Капитан вскочил с койки, встал за спиной Литы.

– И ты только сейчас об этом говоришь?

– Замотался, запамятовал... – виновато признал боцман.

Оплошность и впрямь была немалая. Семейка Каракелли причинила команде уйму неприятностей. Собственно, братья Джироламо и Зиберто Каракелли охотились за Литой... но неужели небоходы будут стоять в стороне и глядеть, как обижают их подругу? И что за дело леташам до предсказания, которое сделал какой-то шарлатан – мол, если поженить Фрэнцио диль Каракелли и Литу диль Фьорро, их потомки будут править миром!

– Сразу предупредить не мог? – осерчал и погонщик. – Помнишь, как эти придурки зимой Литу похитили? До самого Хэддана пришлось за ними гнаться...

– Погоди, Отец, – сказала Лита так спокойно, словно речь шла не о ее врагах. – Неужели ты думаешь, что наш боцман так и прошел мимо этого наемника?.. Что ты с ним сделал, Хаанс?

– Да что я с ним сделал? – хохотнул джермиец. – Ничего я с ним не сделал. Подошел к нему, положил руку на плечо и говорю: «Здорово, приятель!» Тот задергался, а вырваться не может. Я спрашиваю: «Что ж ты по пристани шляешься, на борт не поднимешься? Вон сеор Зиберто обещал до нас добраться, а всё нет его да нет! Нам уже и ждать надоело! Ты заходи – пивка попьем, сеорета диль Фьорро к пиву ветчинки отрежет...» Говорю, а сам давлю ему на плечо, всё сильнее и сильнее. Он не устоял, на колени упал. А я ему: «Тебе что, плохо? Так ступай ложись в постель, а то как бы еще хуже не сделалось!» И отпустил его. Не в порту же мордобой затевать!

– Правильно сделал, что обошелся без драки! – одобрил капитан.

Джермийский городок Фейхштад, где шхуна недавно зимовала и куда леташи возвращались как к себе домой, по праву гордился порядком и добрыми нравами. Драчуны схлопотали бы штраф или угодили на принудительные работы в пользу города.

Зато в этом мирном городке можно нарваться на пакости, чинимые тайком. Именно так, исподтишка, Каракелли ухитрились зимой украсть Литу.

– Паучок, ты чтоб одна никуда не ходила! – строго приказал капитан.

Лита хладнокровно кивнула, чуть шевеля губами: считала петли. Потом сказала негромко, словно самой себе:

– Ну, теперь недолго им осталось за мной гоняться...

– Почему? – расслышал ее слова Райсул.

Девушка заулыбалась. И эта счастливая улыбка преобразила ее невзрачное лицо. Сейчас Лита казалась красивой.

– А я как раз хотела сказать, пока все в сборе... – Она положила вязанье на колени и повысила голос: – Мара! Подойди на минутку!

Пастушка подошла на зов, и Лита объявила торжественно:

– С удовольствием сообщаю, что завтра состоится моя помолвка. В храме Эна Изначального. А вечером мы с женихом приглашаем всех, кроме вахтенных, в «Серебряную чашу».

Ответом был радостный гам. Но всех перекричала Мара:

– Нет, вы слышали, леташи, что она сказала? «Мы с женихом приглашаем...» А имени жениха не назвала!

– И верно! – пробасил боцман. – Откуда нам знать, кого эта вертихвостка выбрала!

– Сеорета диль Фьорро, – с веселой церемонностью поклонился капитан, – соблаговолите сказать: кого из своих поклонников вы решили осчастливить?

Небоходы шутили. В жизни тихой скромницы Литы был лишь один мужчина, которого можно было назвать поклонником. Но зато поклонником преданным.

Стоило шхуне приводниться в гавани Фейхштада, как один из портовых сторожей, заранее подкупленный, посылал своего сынишку с весточкой в некий особняк. И вскоре по направлению к порту стучали копытами две гнедые лошадки, шуршали колеса открытой коляски. А в коляске восседал молодой человек, сероглазый и светловолосый, в сопровождении двух мощных псов хорторской породы: Гром и Туман наотрез отказывались отпускать хозяина куда-то одного.

Когда тот же сторож, предвкушающий получение еще одной монетки, орал с причала в рупор: «Эй, на «Миранде»! Сеорета диль Фьорро на борту? Ее тут спрашивать изволят!» – Лита заметно розовела и говорила с притворной досадой: «Ой, это опять он...»

Так что имя жениха не было тайной ни для кого. Но Лита подержала шутку:

– Я собрала своих кавалеров и предложила им бросить жребий: кому я достанусь в жены? Но при первом намеке на брак все поклонники разбежались, остался только Анри деу Родьер.

– А он не смог сбечь, – пискнул было восхищенный юнга. Но Мара влепила бестактному мальчишке затрещину. А боцман, заглаживая неловкость, поспешно забасил:

– А как он своих псин уговорит не ходить за ним в храм?

Да, вся команда знала, что поклонник Литы передвигается на костылях. Ну, не ходят у него ноги... и что с того? Когда зимой Лита, спасаясь от настырных Каракелли, нашла убежище в особняке деу Родьера, тот не струсил и без слуг, со своими псами сумел выставить сеора Зиберто и его шайку из дома. А потом, когда Литу все-таки похитили, он каждый день приезжал в порт, чтобы узнать, не вернулись ли небоходы, отправившиеся в погоню за негодяями.

Выбор Литы Паучка экипаж одобрил шумно и бурно.

Молчал лишь Отец. А когда заговорил – голос его звучал серьезно:

– Значит, с нами прощаешься? Выйдешь замуж, будешь дома сидеть...

Все растерянно замолчали, помрачнели.

Только Лита продолжала улыбаться:

– Не дождетесь, леташи! Так просто вы от меня не отвяжетесь! Разве я не говорила, что выбрала своей небесной покровительницей Виариту Плетельщицу Дорог? Мне суждено до старости бродяжить! Анри меня понимает. Он сказал: «Небоходов на земле ждут их семьи. Я буду твоей семьей, я буду тебя ждать...»

Команда от радости завопила так, что, наверное, на пристани было слышно.

– Вот теперь точно одну никуда тебя не отпустим, – сказал капитан, когда все успокоились. – Что мы скажем господину деу Родьеру, если эти настырные придурки опять до тебя доберутся?

– Ну, теперь мне только полгода прятаться, – мечтательно сказала Лита. – Через полгода Каракелли уползут в свой замок – оплакивать разбитые надежды.

Все закивали. Да, конечно, в знатных семьях между помолвкой и свадьбой должно пройти не меньше полугода. Зато потом Лита станет законной женой Анри деу Родьера.

Отец, не желая портить общее приподнятое настроение, шепнул капитану:

– А если эти негодяи захотят сделать ее вдовой и выдать замуж второй раз – уже за своего Фрэнцио?

Бенц помрачнел: эта мысль не приходила ему в голову. Так же тихо он ответил:

– Надо узнать точно, как звучит предсказание. Кто им нужен, этим повелителям мира? Обязательно девица – или вдова сойдет?

Боцман и Райсул тем временем наперебой объясняли Лите, что они сделают с сеором Зиберто, если, как выразился Райсул, «хоть тень его на твою дорогу упадет». Юнга поддакивал, сжимая кулаки, а илв злобно шипел и скалил клыки.

– Герои, – хмыкнула Мара. – Один раз вы ее уже проворонили.

– Как проворонили, так и вернули, – обиженно возразил боцман. – И второй раз в ту же лужу не ступим.

Лита слушала спор со спокойным, ясным взором. В день, когда друзья отыскали ее в хэдданской глуши, в храмовой обители, девушка поверила: ее хранят боги и команда «Миранды». Лита больше не боялась Каракелли.

– Да, вот еще что, – сказала она с удовольствием, предвкушая удивление команды. – Анри разрешил сказать вам это... Он и есть Неведомый Странник. Он и написал все книги, которые вам так нравятся.

2

В эту ночь сердца и кружки

Д о краев у нас полны.

Здесь, на дружеской пирушке,

В се пьяны и все равны.

(Р. Бернс)

Помолвка прошла торжественно и чинно. Правда, ее чуть не испортили два обстоятельства.

Во-первых, мешали гневные завывания Грома и Тумана, привязанных у входа. Они не видели хозяина – и бурно протестовали.

Во-вторых, перед самой помолвкой нагрянули оба брата жениха. Кто-то из добрых соседей, обожающих лезть не в свои дела, не поленился отправить им письмецо: мол, ваш родич задумал жениться на девице с летучей шхуны. И братья примчались, чтобы прекратить это безобразие.

Но скандала не получилось. И не только потому, что Анри твердо напомнил братьям: когда-то он, получив наследство от родственников матери, перебрался в Фейхштад именно от их назойливой опеки. И не намерен возвращаться к прежнему положению, когда над ним тряслись не только оба брата, но и их жены, а также две тетушки-вдовушки. Он, Анри, давно отказался слушать причитания над «бедненьким калекой». Так что если братья хотят присутствовать на помолвке – пожалуйста, он рад. А если нет – до свидания и привет прочей родне.

Все-таки братьев утихомирили не жесткие слова Анри, а поведение Литы. Нарядная, спокойная, она холодно представилась и сказала, что ей непонятны возражения господ деу Родьер. Она, Лита диль Фьорро, принадлежит к одной из знатнейших иллийских семей. Ее родственники имеют серьезный вес при дворе и занимают важные государственные посты. Например, ее родной дядя Антанио диль Фьорро – ректор Королевской небоходной академии... Летучая шхуна?.. А что – шхуна? Она, Лита диль Фьорро, – маг-погодник. И не намерена зарывать в землю свой талант!

Ее речь произвела впечатление на будущую родню. Раз невеста знатна, то это совсем другое дело! А «маг-погодник» звучит куда солиднее, чем просто «леташ»!

Беседа закончилась куда более мирно, чем началась. Анри деу Родьер оставил за собой последнее слово, заявив, что непременно дознается, кто из его прислуги шпионит для любознательных соседей. И все семейство дружно проследовало в храм.

Старшего брата, раз уж приехал, поставили свидетелем со стороны жениха. Свидетелем со стороны невесты был капитан Бенц.

Старый жрец долго говорил известное всем: о творце Эне Изначальном, который создал мир и Старших богов, а потом отстранился от акта творения и теперь пристально наблюдает за судьбой каждого живого существа, а также измеряет добро и зло в человеческих поступках. Если когда-нибудь мера зла превысит меру добра, Эн Изначальный уничтожит мир и создаст его заново...

Райсула и Филина в храме не было, они сами напросились остаться на вахте: Райсулу вера не позволяла войти в чужой храм, а илва жрецы могли и не впустить за порог. Зато остальная команда была в сборе – нарядная, чистая, трезвая, проникнутая сознанием важности момента.

Капитан в своем лучшем костюме, черном с серебром, стоял рядом с невестой и искоса поглядывал на старших деу Родьеров – не вздумали бы в последнюю минуту что-нибудь учинить! Боцман с детским любопытством разглядывал стены, расписанные сложным цветочным орнаментом: Эн Изначальный был единственным божеством, которого запрещалось изображать в каком-либо облике. Мара с бдительностью старшей сестры приглядывала за юнгой. Стоило Олуху задремать под монотонный голос жреца, как мальчуган немедленно получал тычок в бок рукояткой сложенного веера.

А старший помощник рассуждал про себя: как повезло жрецам, что клятва Эном Изначальным считается самой крепкой и нерушимой! Иначе храмы захирели бы. Кто пошел бы с приношениями к богу, которому запрещено молиться – чтобы не отвлекать его своими мелочными заботами от наблюдения за миром? Бог, которого нельзя ни о чем просить... А свадьбы да похороны – с этим можно и в храм любого из Старших богов.

Но благодаря клятвам храмы процветают. Совершается крупная сделка – жрецы Эна и клятву примут, и занесут условия сделки в специальную книгу. Если выйдет что-то не так, то на суде строка из этой книги перевесит заявления любых свидетелей.

Да, теперь Каракелли не посмеют отрицать помолвку Литы. Только бы до свадьбы уберечь девушку от мерзавцев!..

Выйдя из храма, жених с невестой в сопровождении гостей отправились к жертвенникам своих небесных заступников. (Младшим богам не полагалось храмов – лишь жертвенники под навесами.) Жених высыпал горсть монет на жертвенник Эраэнны, божественной покровительницы всех пишущих. (Экипаж «Миранды» за его спиной обменялся понимающими взглядами: ага, мол, знаем, почему он избрал именно эту богиню!) А Лита со слезами на глазах осыпала серебром жертвенник Виариты Плетельщицы Дорог, что хранит странников в пути.

После помолвки братья Анри пожелали обрученным счастья и откланялись – они спешили домой. А жених, невеста и экипаж отправились в «Серебряную чашу» – самый приличный (и весьма недешевый) городской трактир. Но были они уже не в прежнем составе: мрачный юнга отправился на борт – подменить Райсула.

Дело в том, что вечернюю вахту команда разыграла, бросая жребий. Не повезло Олуху и Маре. Огорченного юнгу немного утешили обещанием принести чего-нибудь вкусненького с праздничного стола. А Маре стоило лишь печально вздохнуть, как илв Филин предложил ей поменяться жребиями. Он, мол, все равно вина не пьет, человеческие лакомства не приводят его в восторг, а пожелать Лите счастья он может прямо здесь, на борту. Пусть уж Мара сходит, развлечется...

Никого не удивил галантный поступок илва. Филин и Мара были очень близкими друзьями. Будь Филин человеком, даже Олух – и тот решил бы, что они любовники. Но илвы – существа однополые, человеческие женщины им ни к чему. Это не мешало им с Марой трогательно заботиться друг о друге...

И теперь вся команда, кроме илва и юнги, собралась за столом в «Серебряной чаше» – не в общем зале, а в отдельной просторной комнате на втором этаже. Там было уютно и чисто, за приоткрытым окном шумело море – впрочем, над ним уже сгущались сумерки, да никто и не глядел в окно.

Команда веселилась. Команда была в чудесном настроении. Команда наперебой превозносила достоинства невесты и на все лады расхваливала книги, которые пишет жених. (Вот только когда он соберется пришибить Черного Ксавьера и эдона Алонсо, а?)

В разгар веселья в комнату вошел трактирщик и сказал, что внизу некий господин просит разрешения присоединиться к пирующим. А имени своего не изволит сообщать.

Веселый шум разом стих.

– Один? – уточнил капитан. – Без спутников?

– Один! – закивал трактирщик.

– Хаанс, выйди и глянь, – распорядился Бенц.

Боцман степенно поднялся, сказал трактирщику:

– Пошли, покажешь мне его сверху, с галерейки.

Оба вышли и почти сразу вернулись.

– Не знаю такого, – развел руками боцман. – Не встречал. Пожилой, степенный, вида господского...

Капитан обменялся взглядом с женихом и сказал:

– Ну... проси.

Трактирщик исчез.

Вскоре в комнату вошел немолодой, хорошо одетый человек – седой, бородатый, статный, лицо смущенное. Он явно хотел что-то сказать, но ему помешал радостный вскрик невесты.

Лита вылетела из-за стола и бросилась на шею новому гостю:

– Дядя! Дорогой дядя!

3

За дружбу старую – до дна!

За счастье прежних дней!

(Р. Бернс)

Остальные участники пирушки не разделяли радости сеореты диль Фьорро.

Дик Бенц вспомнил рассказ Литы о сватовстве Каракелли. Тогда Лита увидела слезы на глазах дяди – и поняла, что опекун, заменивший ей отца, не защитит ее от ненавистного брака. И Лита бежала из дома...

И еще Бенцу вспомнилось, как зимой они настигли Зиберто Каракелли и его подручных, похитивших Литу. Тогда сеор Зиберто весьма уверенно говорил о том, что на его стороне опекун несовершеннолетней девушки.

Анри деу Родьер тоже был взволнован. Он понимал, что помолвка – еще не свадьба. После свадьбы никто не может разлучить мужа и жену. А помолвку опекун может объявить незаконной.

Боцман без приказа встал у приоткрытой двери и поглядывал в щель: не подбираются ли Каракелли?

А сеор Антанио наконец отстранился от обнимающей его племянницы и сказал растроганно:

– Как ты похорошела, моя девочка! Но познакомь меня скорее со своим женихом!

Лита, сияя от счастья, повернулась к любимому.

– Анри деу Родьер, – представился тот, встав из-за стола и опираясь на оба костыля. Голос его не выдал волнения.

Сеор Антанио пытливым взглядом впился в лицо будущего родственника. Видимо, в этом лице старик прочел что-то такое, что успокоило его, вселило надежду.

– Поздравляю. – Голос сеора Антанио дрогнул. – От души поздравляю вас обоих. И если пожелания старого человека хоть что-то значат в глазах богов, вы оба будете счастливы и...

Он не договорил: перехватило от волнения горло, глаза наполнились слезами.

Бенц поднес пожилому иллийцу бокал вина:

– Выпейте с нами за здоровье молодых, сеор Антанио!

– Благодарю. – Диль Фьорро взял бокал. – Молодой человек, мне знакомо ваше лицо. Где мы могли прежде встречаться?

– В Королевской небоходной академии, – ухмыльнулся Дик. – Я в прошлом году получил диплом.

– Погодите... – ошеломленно произнес сеор Антанио, вглядываясь в капитана. – Но вы же... не может быть! Барон деу Вильмготериан... то есть...

– Дик Бенц, к вашим услугам, – без тени смущения поправил его молодой небоход.

– Да-да, конечно... Ах, юноша, и наделали вы дел! Сколько было шуму!

– Из-за моего самозванства? Или из-за того, что я дал в морду принцу?

– Между нами говоря, принц этого давно заслуживал. А вот самозванство... Большой был переполох, его величество лично изволил посетить Академию.

– Правда?! А я поторопился исчезнуть, пропустил визит короля. Знал бы – задержался бы.

– Смейтесь, юноша, смейтесь. Если бы тогда вам не удалось уйти от стражи – было бы не до смеха. А сейчас, вероятно, вспоминаете эту историю как забавное приключение?

– Нет, почему же.. Я не могу привести «Миранду» ни в один иллийский порт. Не так уж это забавно.

– Полно, юноша! С вашим-то талантом рисовать фальшивые документы...

По голосу сеора Антанио легко было понять, что он не сердится. И то, что его племянница летает в экипаже государственного преступника, не заставляет старика гневаться.

Сеор Антанио глянул на бокал в своей руке:

– Ах да, с меня тост... За ваше здоровье и счастье, мои дорогие, наверняка сегодня было уже выпито немало вина. Поэтому я пожелаю, чтобы все Каракелли убрались в свой захолустный замок и сидели там, не высовывая носа и не подавая голоса!

И осушил бокал.

Невеста последовала его примеру. Жених, чуть помедлив, тоже.

А бестактный боцман бухнул напрямик:

– А мы думали, вы с ними заодно, ваша милость...

Сеор Антанио поставил бокал на стол и ответил вроде бы боцману, но на самом деле – всем:

– Каракелли тоже так считают. Они не знают, что я сейчас здесь. Иначе бы потребовали, чтобы я волей опекуна разорвал помолвку. Мне пришлось изобразить серьезное недомогание и уехать на целебные воды в Фиаметтию. Слуги делают вид, будто я именно там, но по нездоровью никого не принимаю. Я тайком приехал сюда, чтобы поговорить с тобой, моя девочка. А попал на твою помолвку. Продержись еще полгода. Выйдешь замуж – и никто тебе не хозяин, кроме этого симпатичного молодого человека.

– А нельзя было этих Каракелли попросту послать... за горизонт? – недоуменно спросила Мара.

– Если понадобится, я так и сделаю, – грустно сказал диль Фьорро. – Но только в крайнем случае. Это может навлечь на меня очень серьезную беду. В тот черный день Каракелли приехали не только со сватовством, но и с угрозами. Они заявили, что могут обвинить меня в... некоем серьезном преступлении. Я его не совершал, но эти негодяи каким-то образом обзавелись уликами, указывающими на меня. Не представляю, как такое могло... Словом, мне дали сутки на размышление. Клянусь, я собирался им отказать! Но ты, бежав из дому, избавила меня от большой беды. Я сделал вид, что поддерживаю Каракелли, принял участие в поисках – и узнал, что ты добралась до вольного города, летаешь... Не можешь без неба, да? Наша кровь!

Все молчали, скрывая удивление и недоверие. Только невеста посмотрела в лицо дяде спокойным, светлым взором и улыбнулась.

– А приехал я для того, – продолжал сеор Антанио, – чтобы предупредить: с моей стороны не жди удара. Я сегодня же уеду в Фиаметтию и запрусь в своем особняке. Гостей принимать не буду, а если все же кто-то ко мне пробьется – слягу в постель и приму такой вид, словно у изголовья уж стоит Гергена Гостеприимная и манит меня в свои вечные владения.

Он обвел взглядом нахмурившихся гостей:

– Испортил тебе праздник? Прости...

– Не испортил, – твердо сказала Лита. – Ты мой единственный родственник, я рада, что ты здесь. Мне очень не хватало тебя, дядя. Садись праздновать с нами, ты мой самый дорогой гость.

– И то верно! – подал голос старый погонщик. – Гуляем дальше! Капитан, ты про подарок-то не забыл?

– Забыл! – вскинулся Дик Бенц. – Сейчас! Я его у хозяина оставил.

Он поднялся и вышел.

Тем временем за столом воскресло праздничное настроение. Жених оставил подозрения, невеста светилась от счастья, новый гость смущенно улыбался, а прочие наполняли бокалы и перебрасывались шуточками.

Вернулся капитан. Он держал сверток, переливающийся золотыми и серебряными нитями. Он поставил свою ношу на стол и дернул за концы материи. Она расправилась – и вот уже в руках капитана роскошная мантилья, расшитая золотыми розами на серебряных стеблях. Бенц держал мантилью так, что она закрывала какой-то предмет на столе.

– У меня, собственно, два подарка, – торжественно начал капитан. – Для невесты – вот эта мантилья. Надеемся, в ней сеорета диль Фьорро будет еще краше. А для жениха... Мы учли, что человек он пишущий, допоздна засиживается над работой, а значит, эта вещь ему пригодится. Но главное не это... Ваша милость, Лита рассказывала вам о нашем приключении в Андерхилле?

– Рассказывала! – широко улыбнулся жених. – Мне жаль, что меня там не было. Отменное приключение! Только к чему «ваша милость», капитан? Меня зовут Анри.

– А меня – Дик... Так вот, из той передряги мы вышли с одним-единственным трофеем. Как велит обычай, он принадлежит всей команде. И вся команда дарит его вам, Анри, с пожеланием счастья.

Жестом фокусника он взмахнул мантильей – и все увидели на столе серебряный подсвечник – дельфин, взлетевший на гребень волны. Легкая, грациозная, полная изящества фигурка.

Команда заулыбалась, вспомнив, при каких обстоятельствах подсвечник попал на борт «Миранды».

– Какая прелесть! – воскликнул Анри деу Родьер. – Можно подумать, это работа великого Джекко Челли.

– Это и есть работа Джекко Челли, – сказал вдруг сеор Антанио таким тоном, что все обернулись к нему.

– Что с тобой, дядя? – встревожилась невеста.

Сеор Антанио, по-иллийски смуглый, сейчас казался серым – так отхлынула от щек кровь. Он не сводил глаз с серебряного дельфина.

– Капитан, – произнес он таким же чужим, мертвым голосом, – могу я спросить, как попала к вам эта вещь? Да, вы говорили про Андерхилл... Очень прошу рассказать подробнее. Эта вещь когда-то сыграла большую роль в моей судьбе.

Дик Бенц замешкался. За это время сеор Антанио взял себя в руки и продолжил уже спокойнее:

– Может быть, капитан, вам будет понятно мое волнение, если я скажу, что эта вещь имеет отношение к истории, из-за которой Каракелли взяли надо мной власть.

– Даже так? – удивился Бенц. – Что ж, расскажу – только, с вашего разрешения, без подробностей. Так получилось, что я, будучи в провинции Альбинский Язык, спас жизнь... э-э... одной из важнейших особ Альбина. Надо полагать, эта особа пустила в ход свое влияние. Меня и мою команду пригласил к себе губернатор Альбинского Языка Фредрик Слоутри. Эрл Фредрик сообщил, что меня вместе с моим экипажем приглашают в «золотое крыло».

– Ого! – оценил сеор Антанио честь, оказанную молодому капитану. Опытный небоход знал. как трудно попасть в «золотое крыло» (так называли корабли, находящиеся в личном распоряжении членов королевских семейств).

– Ну да, и мы обрадовались! – по-мальчишески просиял Дик. – Но тут один из офицеров губернаторской свиты... ну, как его...

– Джош Карвайс, – подсказал боцман.

– Верно. Так этот самый Джош Карвайс узнал в нашем юнге своего беглого раба. Мы уж и так, и сяк, и денег ему предлагали... нет, уперся, как таран в ворота. Мол, побег раба – позор для хозяина, а потому извольте мальчишку вернуть. Ну, мы тоже уперлись, учинили в резиденции губернатора шум и беспорядок, слегка придушили эрла Джоша... нет-нет, обошлось без трупов. Нам удалось унести ноги, а один из членов команды утешения ради прихватил подсвечник, который мы считаем общим боевым трофеем.

Боцман приосанился: серебряного дельфина на бегу цапнул именно он.

– Погони за нами не было, – продолжал капитан. – Взлететь нам дали без помех. А этой весной мой знакомый капитан ходил рейсом в Андерхилл. Я просил его ознакомиться со списком преступников, объявленных в розыск по провинции: нет ли там меня? Он вернулся и сообщил: в списке мое имя не значится. И я вижу в этом руку знатной особы, которую я спас.

Хаанс и Отец переглянулись, разом вспомнив одно и то же: зимнюю погоню за Каракелли, похитившими Литу, и встречу в лесной храмовой обители с принцессой Эннией, совершавшей паломничество. Для леташей не было секретом, что там, в обители, принцесса зазвала Дика Бенца к себе в постель и намеревалась сделать его своим придворным фаворитом. Но капитан не пожелал променять небо на жизнь паркетного шаркуна и наутро сбежал от Эннии. Так что в Андерхилле она, положим, выручила Бенца, но уж теперь-то постарается сделать ему гадость, если представится случай.

– Понимаю... – Сеор Антанио кончиками пальцев тронул серебряного дельфина. – Боюсь, мне не удастся тихо спрятаться в своем фиаметтийском особняке. Придется ехать в Андерхилл и беседовать с губернатором. Нужно придумать приличный повод, чтобы выяснить, как попал во дворец подсвечник.

– Об этом надо разговаривать не с эрлом Фредриком, – уточила Мара, – а с майором Карвайсом. Там, у губернатора, как раз речь зашла о подсвечнике, а я запомнила. Губернатор сказал: мол, эту вещицу купил для меня эрл Джош у какого-то торговца.

– Значит, мне надо выяснить имя этого торговца, – мрачно подытожил сеор Антанио.

Лита потянулась к нему через стол, положила свою ладонь ему на руку:

– Дядя! Эти люди – мои друзья. Если хочешь, можешь рассказать им всё. Никто из экипажа не злоупотребит твоим доверием. Ведь любая беда, которая может случиться с тобой, ударит и по мне, верно?

Сеор Антанио чуть помолчал, а потом грустно улыбнулся:

– Ты права, девочка моя. Я действительно хочу рассказать тебе эту странную историю, эту загадку, разгадки которой я не знаю. Если Каракелли осуществят свои угрозы... если на мою седую голову обрушится позор... я буду знать, что тебе известна правда. И это меня утешит. И я не совершу преступления, открыв то, что было некогда придворной тайной: за прошедшие годы у трона встали другие люди, не имеющие отношения к старым секретам. Вот только не знаю, будет ли уместна эта история на празднике помолвки...

– Рассказывайте, сеор, – твердо сказал жених. – мы слушаем.

Дик Бенц, в глазах которого сверкало любопытство, кивнул, а невеста сочувственно погладила дядю по руке.

4

Прошли годы после событи й, о которых я собираюсь говорить, а все-таки описывать их приходится с большой осторожностью. Долго нельзя было, даже крайне сдержанно и с недомолвками, обнародовать эти факты, но теперь... история эта может быть рассказана так, чтобы никому не повредить.

(А.К. Дойл)

– Произошло это в год, когда король Анзельмо женил старшего сына, принца Арнульдо, на франусийской принцессе Сильвии. А придворные втайне уже готовили свадьбу второго королевского сына, Массимо. Подготовка к сватовству держалась в большом секрете, поскольку в невесты была выбрана халфатийская царевна Гюльби.

Да, я понимаю ваше удивление. Халфатийская правящая семья не роднится с королевскими династиями по ту сторону Хребта Пророка. Поэтому король Анзельмо велел устроителям этого союза не болтать о нем заранее – чтобы не оказаться в глупом положении, если дело сорвется.

Было выяснено, что халфатийцы, как и мы, иллийцы, придают большое значение подаркам, преподнесенным невесте. Придворные доложили королю, что в подарке ценится не столько стоимость, сколько изящество. Он должен говорить о хорошем вкусе жениха. По приказу короля были срочно собраны драгоценные изделия Джекко Челли, Туана Горти, Бернара Франусийца и других великих мастеров. Вещи эти отличались изысканностью, но не размерами, а потому вошли в сундучок вроде тех, в каких леташи хранят свои пожитки. Конечно, выглядел этот сундучок изящнее.

Доставить драгоценные сокровища в Халфат собирались по воздуху. Допустить наш корабль за Хребет Пророка халфатийцы отказались – даже ради такого случая. А потому решено было, что у Хребта корабль встретит грифоний патруль и заберет сундучок.

Я тогда командовал фрегатом «Орел Эссеи». Как раз перед этой историей был на северной границе. Там вконец распоясались виктийские пираты, которых возглавлял Харальд Клыкастый... Король Анзельмо велел унять его. Мы этому Клыкастому вышибли все клыки, а его пиратскую гавань пустили пеплом по ветру... Да, это было на территории Виктии. Виктийский конунг затрепыхался было, но быстро сообразил, что из-за погорелых пиратов рискует ввязаться в серьезную войну. Поэтому он сделал вид, что знать не знает никаких летучих грабителей и даже не думал им покровительствовать. Правильное было дело, хорошее. Сейчас бы Свена Двужильного так отделать, а то обнаглел, забыл про судьбу прежнего пиратского адмирала.

Простите. Я отвлекся. Для моей истории имеет значение лишь то, что в экипаже «Орла Эссеи» были потери. Обычно я набирал леташей лично, беседовал с каждым, кого собирался взять на борт. Но тут пришлось поручить это дело помощнику, потому что меня срочно вызвали во дворец.

Там я получил приказ: лететь в город Понто-Риччо, где принять груз, доставленный отрядом королевских гвардейцев. Куда мне с этим грузом дальше – сообщит командир отряда гвардейцев, он же с нами пойдет в рейс.

Так и вышло, что впервые я взлетел с наспех набранной командой. Впрочем, новые леташи оказались ловкими и расторопными. Недоволен я был лишь семнадцатилетней пастушкой по имени Фантарина Леони. Редкое, красивое имя, и собой была хороша, но у меня ж не придворный театр, а боевой корабль. А юная красотка не столько о лескатах заботилась, сколько строила глазки направо и налево. Впрочем дело не страдало, потому что остальные пастухи, потеряв головы, охотно делали за девицу ее работу. Все же я решил: вернемся из рейса – выставлю вертихвостку из экипажа.

Когда мы пришли в Понто-Риччо, мне представили офицера-гвардейца – сеора Джироламо Каракелли... да-да, девочка моя, того самого, который упорно пытается заполучить тебя в невестки. Кстати, он уже тогда был одержим этой идеей, хотя и ты, и его сын были еще детьми.

В ратуше Понто-Риччо мне был вручен сундучок. В присутствии бургомистра сеор Джироламо открыл сундучок, вынул одну за другой драгоценные вещи и сверил с описью, которую ему вручили вместе с грузом. Потом драгоценности вновь уложили в сундучок и запечатали городской печатью Понто-Риччо. Кроме того, мы с сеором Джироламо добавили сургучные оттиски своих перстней-печаток. Это предложил Каракелли – для пущей сохранности.

Я не такой уж ценитель прекрасного, но эти дивные творения рук человеческих поразили меня. Там был букет серебряных лилий в мелкой бриллиантовой росе, были чаши из самоцветов со стенками тонкими, словно бумага. Небольшая золотая конфетница в виде двух женских ладоней, сложенных пригоршней, таких изящных, что хотелось их поцеловать. Была фигурка из серебра и слоновой кости – девочка-подросток, смеясь, поправляет обеими руками растрепанные ветром волосы. Мне тогда показалось, что я слышу ее смех – и что ко мне на миг вернулась юность...

Потом сундучок был доставлен на борт, в каюту сеора Джироламо, и помещен под койку. Матросу, который приходил убирать каюту, строго-настрого было приказано не сдвигать сундук с места.

А над койкой диль Каракелли повесил круглое зеркальце в оправе из золотых цветочных лепестков. Я, помнится, подумал: штучка наверняка дорогая, но после тех прекрасных вещей, которые мы по одной вынимали из сундучка, этот подсолнух выглядит грубо и вульгарно.

Не знал я, что зеркальце это – с хитростью. И сеор Джироламо не знал.

Позже мне рассказали, что среди придворных, устраивавших сговор принца с царевной Гюльби, был некий маг. Имени его не знаю, но был он человеком предприимчивым: всучил придворным за хорошие деньги свое изобретение – вот это самое зеркальце. Маг велел повесить зеркальце над местом, где будет храниться сундучок. И если кто-то хотя бы сдвинет сундучок с места, зеркальце превратится в портрет этого человека. Если сундучок будет украден – в каюте останется изображение вора. А если перевозка завершится удачно, доказательством будет физиономия патрульного халфатийца в обрамлении золотых лепестков.

(Позже, обдумывая всю эту историю, я пришел к выводу, что маг либо имел дар убеждать людей, либо мог как-то давить на придворных. Средство-то не из надежных. Что мешало вору прихватить вместе с сундучком и изобличающее его зеркальце?)

Сеору Джироламо всего не рассказали. Строго велели сначала поставить сундучок под койку, а потом повесить над койкой зеркальце. Как он позже объяснил мне, он догадывался, что вещь волшебная. Но его воображение она не поразила. Ну, зеркало и зеркало. Бриться перед ним не очень удобно, потому что маленькое. Каракелли быстро привык к этой вещице – и забыл о ней.

Полет с самого начала не заладился – северные ветры, грозы. От Понто-Риччо к условленному месту встречи мы шли не напрямик, сделали круг – соблюдали секретность, будь она неладна. Но время до условленной встречи у нас было.

Не знаю, кто поручил Джироламо диль Каракелли охранять сундучок. Вероятно, связи помогли ему получить дело несложное, но почетное. Этот полет мог бы способствовать карьере... Так или иначе, о сундучке он если и беспокоился, то виду не показывал. Со стороны посмотреть, так были у него во время рейса только две заботы. Первая – сдружиться со мной и склонить меня к мысли породниться с семейством Каракелли. Как раз перед этим рейсом я принял опекунство над тобой, Лита, и с раздражением слушал разговоры о твоей свадьбе. Я тебя толком и не знал еще – только подписал, будучи в столице, документы по опеке да сказал пару ободряющих слов тихой бледной девочке. А тут речи о том, как важно найти для тебя хорошего жениха... Я, как мог, укрывался за повседневными делами и хлопотами. Неудобно было напрямую послать пассажира ко всем демонам и к Гергене Гостеприимной.

Второй его заботой, увы, был отчаянный флирт с Фантариной Леони. Эта бойкая особа перестала обращать внимание на леташей и принялась добывать более завидный трофей. И даже корабельным кошкам было ясно, что ее военные действия увенчались успехом. У Каракелли глаза становились маслеными, когда он разглядывал кокетку. Я задал девчонке нагоняй, и она поклялась, что на борту «Орла Эссеи» у нее с сеором Джироламо ничего не будет.

Когда цель полета была близка, меня свалила в постель виктийская лихорадка, подцепленная мною в походе против пиратов. Коварная и опасная болезнь. По месяцу дремлет в человеке, ничем себя не выдает, а потом выпускает когти – и вцепляется...

Я только сменился с вахты, как почувствовал головокружение и звон в ушах. Сразу понял, что со мною происходит. Ох, думаю, как же не вовремя! Нет бы хоть на обратном пути! Вызвал к себе в каюту помощника, сеора Эпполито диль Саути, приказал принять команду над судном, но сохранить в тайне от экипажа мою болезнь. Как бы не поднялась паника: зараза на борту! Проговорил я это – и рухнул мимо койки. А дальше были жар и бред, и о том, что случилось, я узнал позже, с чужих слов.

Сеор Эпполито рассказал, что перенес меня на койку и позвал лекаря. Вдвоем они договорились, что соврать команде. Лекарь остался ухаживать за мной, а сеор Эпполито поговорил со штурманом и погонщиками: мол, у капитана открылась старая рана в плече, лекарь велел полежать, чтоб лучше заживало.

«Орел Эссеи» добрался до условного места у Хребта Пророка. Пришлось делать сухую посадку между лесом и горами. Сеор Эпполито поставил караульных и приготовился к ночлегу. Встреча была назначена на следующий день.

На рассвете прибыли четверо халфатийцев на грифонах. Почти не разговаривали. Предъявили пергамент с печатями, забрали сундучок, погрузили его в сеть, растянутую между седел двух грифонов, и поднялись в небеса.

Мы тоже не собирались задерживаться, и сеор Эпполито хотел командовать взлет. Но тут обнаружилось, что исчезли два леташа. Оба были из новичков, наняты перед полетом – рулевой Лодовико Тоцци и парусный мастер Нуммо Нулло.

Отлет пришлось отложить. Леташи начали прочесывать лес вокруг корабля. Боцман Верано наткнулся на старуху, собиравшую, по ее словам, хворост. Старуха была в ужасе, бессвязно рассказывала о двух мужчинах в сине-белых рубахах, один из которых убил другого. Убитым был мужчина с широкой бородой, длинными усами, лохматый – по описанию похож на Нуммо Нулло. Но куда направился убийца и куда он спрятал труп – старуха толком поведать не могла. Все, что сумел узнать боцман, – то, что старуха живет в деревне неподалеку, вверх по ручью.

Вот тут Верано допустил серьезную ошибку. Спеша осмотреть место убийства, он отпустил женщину, рассудив, что никуда бабка от родной деревни не денется. А когда чуть позже направился со своими людьми вверх по ручью – не нашел ни деревни, ни старухи. Вернувшись на корабль, он получил суровый нагоняй от сеора Эпполито, который точно знал, что никакой деревни здесь нет. В лоции деревня не значится, под крылом не наблюдалась. Вдоль Хребта Пророка лежали безлюдные леса, и откуда взялась старая женщина – осталось невыясненным. Кстати, на месте предполагаемого убийства, которое она назвала, действительно были обнаружены следы крови...

Тут встрял сеор Джироламо. Его претензию Эпполито счел тогда мелкой и несвоевременной: в каюте гвардейского офицера со стены исчезло зеркальце.

Конечно, воровство на палубе летучего корабля – это стыд и позор. В другое время мой помощник перетряс бы весь экипаж, отыскивая вора. Но сейчас ему было не до пропавшей побрякушки. Эпполито сделал в судовом журнале запись о дезертирах Лодовико Тоцци и Нуммо Нулло и скомандовал взлет.

Но тут нагрянула новая беда: вернулся грифоний патруль. Все четверо были разгневаны. Оказывается, они опустились на землю, чтобы закрепить сундучок в сети, обо что-то его нечаянно ударили – и крышка отвалилась. В сундучке оказались камни!

Халфатийцы догнали наш корабль на обратном пути в Понто-Риччо. Двое продолжили лететь рядом с «Орлом Эссеи», а двое опустились на палубу и потребовали капитана. Сеор Эпполито вынужден был сказать, что капитан болен, и предложил сам выслушать командира патруля.

Поняв, в чем дело, мой помощник потребовал объяснений у сеора Джироламо.

Каракелли оглядел сундучок и сказал, что вещь очень похожа на ту, которая была под его надзором. Резьба такая же. Но, скорее всего, сундучок другой. На нем только городская печать Понто-Риччо, настоящая или поддельная. А на крышке подлинного сундучка стояли еще фамильные печати диль Каракелли и диль Фьорро.

Мой помощник заявил, что намерен держать курс на Порто-Риччо – а там пусть в этой истории разбираются те, кто за нее отвечают.

Командир халфатийцев наотрез отказался покинуть корабль, поклявшись отправиться хоть в Порто-Риччо, хоть в Белле-Флори, хоть в пасть голодному демону – но узнать, почему он не может выполнить приказ своего повелителя.

Сеор Эпполито признал правоту халфатийца. Тот велел одному из всадников (тому, у которого был самый быстрый грифон) лететь за Хребет с сообщением. Остальные отправились с «Орлом Эссеи» до Понто-Риччо.

Как тут же выяснилось, в городе собралось несколько видных вельмож (не буду называть их имена). Они прибыли в Понто-Риччо порознь, у каждого была придумана причина для поездки. Они собирались продолжить переговоры о свадьбе – и получили известие о пропаже бесценных подарков. Вельможи были потрясены, но быстро опомнились и взяли на себя разбор дела.

Когда я пришел в себя, уже шло расследование – без огласки, но старательно.

Халфатийцы, тоже встревоженные, прислали в Понто-Риччо чародея с редким и ценным даром: он безошибочно отличал правду от лжи. Вернее, отличал то, что человек считает правдой, от того, что он считает ложью. Искреннее заблуждение человека чародей счел бы правдой. Он сам признал это и с достоинством попросил не преувеличивать его скромную помощь. Вельможи проверили способности чародея и остались ими чрезвычайно довольны. После этого халфатиец присутствовал на всех допросах.

Лихорадка, которую я сначала счел карой богов, оказалась спасением для меня. Лекарь поклялся своим добрым именем, что я не то что выйти из каюты – даже с кровати встать бы не мог. Кроме того, у меня после болезни вид был, как у покойника, которого зачем-то вырыли из могилы. Одного взгляда на меня было достаточно, чтобы понять: я не имею отношения к этой странной истории.

Допрашивали других – и выяснилось неприятнейшее обстоятельство. В ночь перед прибытием халфатийцев Джироламо Каракелли не ночевал в своей каюте. Негодяйка Фантарина Леони сдалась на его уговоры, но наотрез отказалась заниматься любовными играми на борту «Орла Эссеи». Она, мол, дала слово капитану, что на борту – ни-ни! А потому парочка спустилась за борт и уединилась в лесу. Часовой видел их, но не стал поднимать шума и выдавать любовников. Этот часовой, вынужденный во время следствия рассказать о своем недопустимом поведении, утверждал, что ни у женщины, ни у мужчины не было ничего в руках. То есть сундучок с борта они вынести не могли.

Кто-то высказал предположение, что преступник, подменивший сундучок, вообще не выносил сокровища с борта «Орла Эссеи», так и оставил их на корабле. Мой бедный «Орел» был обыскан самым тщательным образом, причем в поисках принимал участие я сам: кто знает корабль лучше капитана? Ничего не было найдено. А в Понто-Риччо, когда «Орел» приземлился, никто не покидал корабля без ведома Эпполито диль Саути, который понимал серьезность происходившего. То есть сундучок можно было вынести только во время злополучной стоянки у Хребта Пророка. Вельможи, которые вели следствие, склонялись к тому, что здесь не обошлось без колдовства.

Как, например, иначе объяснить пропажу сундучка из каюты Каракелли? Да, Джироламо не ночевал на борту, но у дверей стоял караульный небоход. Он клялся, что никто не входил в каюту, да и вообще никакие проходимцы по коридору не шлялись. (Халфатийский чародей выслушал это заявление и подтвердил: да, правда!) Окно было заперто изнутри, да к тому же оно слишком маленькое, чтобы в него пролез человек.

Не прошла мимо следствия и пропажа зеркальца. (Тогда-то мы с Каракелли и узнали, что оно волшебное.) Казалось бы, тут все ясно: вор прихватил улику, чтобы скрыть свое преступление. И все же – как он вошел и как вышел?

Леташ, убиравший каюту сеора Джироламо, подтвердил, что вечером зеркальце было на месте. Он с него еще пыль стер. Это помогло установить точное время похищения: ночь перед прибытием халфатийцев.

Но это было единственное, что выяснили точно. Ни сундучок с подарками, ни волшебное зеркальце не были найдены.

Халфатийцы сочли пропажу подарков недобрым знаком и отказались выдать царевну Гюльби за принца Массимо. Из-за этого кое-кто из придворных навлек на себя опалу и был удален от двора.

Сеор Джироламо Каракелли был обвинен в преступной небрежности. Он пустил в ход свои связи при дворе и отделался легко. Его всего лишь вышвырнули из гвардии и велели отправляться в родовой замок.

Фантарину Леони и часового, который скрыл ее безобразное поведение, приговорили к порке с правом замены штрафом. Женщина откупилась, часовой получил плети.

Сеор Эпполито диль Саути командует «Орлом Эссеи». Эта история не испортила его карьеры: следствие пришло к выводу, что он действовал разумно и достойно.

Был ли разыскан Лодовико Тоцци? Нашли ли труп Нуммо Нулло? Этого не знаю. Следствие велось в секрете.

Я вышел из этой истории чистым от подозрений. Но лихорадка так ударила по здоровью, что с небом пришлось проститься. На капитанской галерее меня сменил Эпполито, а я был назначен ректором Королевской небоходной академии.

Я зажил спокойной, размеренной жизнью: передавал свой опыт студиозусам и растил тебя, моя дорогая. Каким счастьем был для меня твой открывшийся магический дар! Я надеялся, что ты превзойдешь саму сеору Агвилью диль Кампороссо, величайшую из магов-погодников!

Помнишь день, когда в наш мирный дом приехали Джироламо и Зиберто Каракелли? Ни ты, ни я не предчувствовали беды. Я был удивлен: с Джироламо я не встречался после той истории с пропавшим сундучком, а история была не из тех, какие приятно вспомнить. И уж совсем изумило меня предложение породниться, сделанное сеором Джироламо. Я отказал ему учтиво, но твердо.

Джироламо расхохотался и сказал, что может уничтожить меня. Погубить доброе имя, ославить как преступника, отправить под суд, а затем – на каторгу или на виселицу.

Я решил, что он сошел с ума. Но Каракелли напомнил мне о зеркальце в золотой оправе, что когда-то висело у него над кроватью в каюте. Мы оба знали уже, что волшебная вещь должна была запечатлеть лицо преступника, взявшего сундучок.

Девочка моя, я многое перенес в жизни. Я сражался с пиратами, я дважды терпел крушение, в молодости трижды дрался на дуэли. Но ни разу я не был так потрясен и поражен, как в тот момент, когда проклятый Каракелли показал мне портрет в рамке из золотых цветочных лепестков. Это было мое лицо!

Я не мог произнести ни слова. А Каракелли объяснил, что нашел эту вещицу (так и сказал – «вещицу»!) в лавке захолустного торговца. К тому она попала случайно, торговец считал ее просто миниатюрой в дорогой рамке и не подозревал ни о каком волшебстве.

Клянусь честью, я понятия не имею, как зеркало могло запечатлеть мое лицо! Но если следствие начнется вновь, мне будет трудно – или даже невозможно – доказать свою невиновность. Тогда по мне видно было, что я перенес сильнейшую болезнь, с трудом стою на ногах. А сейчас могут сказать, что я подкупил лекаря – и он помог мне симулировать лихорадку.

Лита, я не собирался жертвовать тобой, чтобы выпутаться из этой ужасной истории. Джироламо и Зиберто дали мне сутки на размышление. Поэтому в тот вечер ты видела слезы на моих глазах. Я собирался наутро отказать сватам – и будь что будет!

Но твой смелый поступок спас нас обоих. Ты в ту же ночь бежала из дома – и спутала планы негодяев.

Каракелли и сейчас считают, что я на их стороне. Но ты можешь быть во мне уверена. Я буду тянуть время, сколько смогу. И пошлю людей в Альбинский Язык – узнать, как попал к губернатору этот подсвечник, через какие руки прошел. Может, потянется ниточка к настоящему преступнику. Если загадочная старуха сказала правду, то это Лодовико Тоцци. Хотя, конечно, есть вероятность, что эта история подстроена халфатийцами, чтобы расстроить свадьбу царевны Гюльби.

* * *

Небоходы молчали, слушая сеора Антонио. Но тут с места поднялся Райсул. Длинная тень халфатийца метнулась по стене.

– Нет, господин мой, – раздался гортанный голос. – Клянусь пророком Халфой, мы не срывали свадьбу дочери повелителя. Твоя история – моя история. Я был в том патруле. К седлу моего грифона по имени Ярый Мрак крепили сеть, чтобы увезти сундучок. Меня потом допрашивали в Иллии и в Халфате.

– Ничего себе... – охнул Бенц.

Анри деу Родьер переводил распахнутые глаза с одного говорившего на другого. На его собственной помолвке разворачивалась история, достойная стать сюжетом книги.

А халфатиец продолжал:

– Оммун, сын Валхана, командовал нами. Он не потребовал на борту корабля открыть сундучок и показать подарки. Он поверил в печать.

– Печать? – быстро переспросил сеор Антанио. – Печать была одна? Или три?

– Одна, – твердо ответил Райсул и продолжил рассказ: – Оммун был командир, Оммун должен был отвечать. Но отец Оммуна – первый советник повелителя. Как может быть виноват сын первого советника? Сказали, что командиром был я. Мой отец не советник, мой отец растит грифонов. Меня изгнали из патруля. Семья отказалась от меня, чтобы мой позор не пал на братьев. Я ушел за Хребет Пророка...

Он вновь уселся на скамью и мрачно уставился куда-то мимо сеора Антанио.

– Какое невероятное совпадение... – негромко сказал диль Фьорро. – Что ж, если это так, то у меня остается последняя надежда – разыскать Лодовико Тоцци.

– Но вы его не найдете, – сочувственно сказал Дик Бенц. – Разве что во владениях Гергены Гостеприимной.

– Что это значит, сударь?

– Тоцци – очень редкая фамилия. А я знаю, что некий Лодовико Тоцци – леташ, прошу заметить! – был повешен за контрабанду лет пять тому назад.

Удар был тяжел. Сеор Антанио помолчал, дрогнувшей рукой налил себе вина, выпил и сказал горько:

– Значит, исчезла моя последняя надежда. Эта история окончена.

– Окончена? – переспросил Дик Бенц. – А по-моему, все только начинается.

5

Любопытство – добродетель

До тех пор, пока на свете

Незаметно в спину метят,

Путая следы.

(Л. Бочарова )

Все уставились на капитана.

– Все только начинается, – объяснил Дик Бенц, – потому что мне стало любопытно.

Он тоже налил себе вина и преспокойно осушил бокал, ничуть не смущаясь под общими взглядами.

– Я хочу знать, что вышло с сундучком, – продолжил он весело. – Моя небесная покровительница – богиня удачи. Уверен, именно она подбросила мне этого дельфина!

За спиной капитана невольно покачал головой боцман Хаанс. «Подбросила мне этого дельфина» – ага, как же! Как будто не он, Хаанс, удирая из кабинета губернатора, прихватил серебряную цацку!

Но, конечно, поправлять капитана боцман не стал.

– А раз дельфин попал ко мне, то я в этой истории не посторонний! – твердо заявил Бенц. – Я намерен в нее влезть! И я уже вижу ниточку, за которую можно потянуть, чтобы распутать клубочек. Если будет угодно моей божественной защитнице, то мы, ваша милость, сумеем доказать вашу невиновность и послать Каракелли ко всем демонам!

Диль Фьорро пристально вгляделся в оживленное лицо молодого франусийца.

– Капитан, вы... вы необычный человек. Вы говорите невероятные вещи, но я уже знаю, что вы способны на дела, которые мало кому даже пришли бы в голову. Чего стоит одно ваше обучение под чужим именем... Если вы действительно сумеете раздобыть сведения, которые прольют свет на это давнее преступление... клянусь, вы не пожалеете об этом! Семейство диль Фьорро обладает влиянием при иллийском дворе. Я многое смогу сделать для вас.

Бенц посерьезнел. Ответный взгляд был пристальным, кинжальным – глаза в глаза.

– Влияние при иллийском дворе? Что ж, ваша милость, предлагаю сделку. Я занимаюсь разгадкой тайны, которая мешает вам жить. И если мне удастся узнать что-то полезное... тогда вы, ваша милость, употребляете всё свое влияние и пускаете в ход все свои связи. И постараетесь добиться королевского указа, по которому в Небоходную академию принимали бы не только дворян, но и всех, у кого есть желание и деньги.

– Ого! – не удержался старый погонщик.

Сеор Антанио развел руками. Он ожидал чего угодно, но не этого.

– Вы много обещаете – и многого требуете. Что ж, принимаю вызов. Если сумеете отгадать загадку, заданную преступниками... тогда я докажу, что слово адмирала диль Фьорро кое-что значит во дворце. Но с чего вы собираетесь начать? И могу ли я помочь?

– Можете. – Дик был собран и серьезен, как на капитанской галерее. – Сделайте то, что собирались сделать до встречи со мной. Пошлите в Андерхилл умного, осторожного человека. Пусть аккуратно вызнает, как дельфин попал в кабинет губернатора.

– Но вы только что сказали...

– ...что Лодовико Тоцци повешен. Но не стоит сбрасывать со счетов Нуммо Нулло, парусного мастера. Нам сказали, что он убит, но кто сказал? Загадочная старуха, встреченная в глухом лесу, вдали от людских жилищ? Кто ее видел, кроме этого вашего боцмана... как его... Может, он про старуху все сочинил?

– Верано. Боцман Верано. И он был не один, с ним были еще двое леташей.

– Да? И все-таки не нравится мне эта бабка... Попробуйте разобраться с подсвечником – может, он приведет вас к Нуммо Нулло. А я лягу на другой курс.

– На какой же?

– Ну, вы же не верите, что сундучок был похищен случайно, правда? Такая ценная добыча, да еще и оказала влияние на отношения между Иллией и Халфатом... Ведь были же при дворе люди, желавшие сорвать эту свадьбу?

– Да. Свадьба готовилась втайне, но слухи все-таки просочились, как мне потом рассказывали...

– Вот! Ни за что не поверю, что кто-то увидел пустую каюту Каракелли и подумал: «А не спереть ли чего-нибудь, пока хозяина нет?»

– В коридоре стоял часовой...

– С часовым еще разберемся, я сейчас про Каракелли. В ночь, когда был украден сундучок, в каюте не было человека, который отвечал за сохранность свадебных подарков. Вы считаете это совпадением? Его увела женщина. Очень редкое имя. Кто она такая, Фантарина Леони? Откуда взялась... а главное – куда потом делась?

– Куда делась – не знаю. Я был на ее допросе. Она ревела в голос, глаза раскраснелись, волосы растрепались. Но все равно бросалась в глаза ее красота – грубая, чувственная. Ей задавали вопросы, а она, от ужаса ничего не слыша, кричала одно и то же: да, она была ночью с Джироламо, но ничего не крала, не слышала ни про какой сундучок! Халфатийский чародей подтвердил: она не лжет!

– Вот как! А спросили ее, случайно ли она уступила сеору Джироламо именно в эту ночь? Или кто-то приказал ей увести гвардейского офицера из каюты?

– Вы думаете?..

– Да, я думаю, ее наняли, чтобы соблазнить Каракелли. И не объяснили, зачем это надо. Она не знала про сундучок, поэтому ей не пришлось лгать на допросе... Вы сказали, что ее и часового приговорили к плетям с заменой штрафом? Велик ли был штраф?

– Не знаю. Судьи назначают сумму в зависимости от тяжести проступка.

– Но обычно сумма очень высокая, верно? Часовой не смог заплатить – и лег под плети. А у женщины нашлись большие деньги, чтобы откупиться.

– Так вы, сударь, хотите найти Фантарину Леони?

Дик ухмыльнулся:

– Нет. Зачем? Фантарина Леони знала мало, иначе рассказала бы все на допросе. Красивая баба, которую пустили в дело, как швыряют козырную карту поверх расклада. Нет, я буду искать женщину, которая, надеюсь, сумела узнать больше...

Дик выдержал паузу, обвел взглядом слушателей. И закончил твердо:

– Я буду искать Фантарину Тоцци!

Все ахнули.

– Что это значит, сударь? – строго спросил диль Фьорро.

– Когда-то в букинистической лавке мне попалась великолепная рукописная лоция, принадлежащая двум контрабандистам. Сначала – Ригардо Тоцци, потом – его сыну Лодовико. Хозяин лавки сказал, что лоцию ему продала вдова повешенного Лодовико. Последняя страница по традиции предназначена для семейных записей: свадьбы, рождение детей, смерти родственников. Лоция, видимо, начала составляться уже после рождения у Ригардо сына, потому что на «семейной страничке» только две записи. Первая... не помню точную дату, но где-то лет шесть назад. Сделана рукой Ригардо: «Совершилась свадьба Лодовико и Фантарины Тоцци, да пошлет им Лаина Ласковая побольше детей!» А вторая запись – меньше чем через полгода, рукой Лодовико: «Скончался от простуды Ригардо Тоцци. Да будет Гергена добра к его душе!» Я, помнится, подумал: вот, только что женил сына, мечтал о внуках...

– И вы думаете, – в волнении перебил капитана сеор Антанио, – что жена Лодовико – та самая женщина, которая... – У диль Фьорро перехватило дыхание.

– Почему бы и нет? Представьте себе: через несколько лет после похищения сундучка Фантарина Леони встретилась с Лодовико и устроила ему скандал. Мол, втянул меня в преступление, не сказал ни про какие ценности, заплатил ерунду – да и та ушла, чтобы от порки откупиться... А потом... Или она его шантажировала, или между ними и впрямь вспыхнула любовь. И они сыграли свадьбу. А жена – не случайная потаскушка, нанятая, чтобы задурить голову идиоту-гвардейцу. Женам рассказывают многое.

– Может быть, Лодовико рассказал ей, где спрятал сокровища! – всплеснула руками Лита.

– Не думаю, что вот это Лодовико сказал жене, – негромко ответил Маркус Тамиш.

– Почему? – не поняла Мара.

– Потому что Фантарина была пастушкой. Из наших, из небоходов. Значит, знала цену рукописной лоции, созданной трудами двух поколений. Мара, – обернулся старик к спандийке, – попадись тебе, дочка, такая лоция – понесла бы ты ее в книжную лавку?

– Еще чего! – вскинулась Мара. – Я бы с капитанами-небоходами потолковала – кто больше даст? – Тут девушка запнулась и неуверенно продолжила: – Хотя... это уж как нужда припрет. Если капитанов-небоходов до горизонта не наблюдается, а деньги позарез нужны... тогда и в лавку можно.

– Ага, верно! – Бенц на лету поймал мысль. – Нужда ее приперла!.. Либо она не знала, где сокровища, либо знала, да руки коротки достать... словом, буду искать Фантарину Тоцци. Для начала махну в Белле-Флори, поговорю с тем книготорговцем...

– Как – в Белле-Флори?! – всполошилась Лита. – Тебе нельзя! Ты же государственный преступник!

Капитан небрежно отмахнулся от этих слов.

Снова поднялся на ноги Райсул. Только что сидел, серьезный и сосредоточенный, о чем-то крепко размышляя. А тут вдруг полыхнул взглядом, сверкнул белыми зубами:

– Не надо Белле-Флори! Не надо торговца! – В голосе его явственнее обозначился халфатийский выговор. – Меня спроси, капитан, меня! Райсул вспомнил, да!

– Кажется, у нас сегодня день невероятных совпадений, – шепнул невесте Анри деу Родьер. Та молча кивнула.

– Ну, спрашиваю... – протянул капитан. – Что ты вспомнил?

– Прошлое лето... ночевали на реке... как ее, в Джермии... название, как будто ворона каркнула...

– Крекрен, – подсказал Хаанс.

– Так! Она! Там пристань, город, дорога. Там стоял халфатийский караван. Я отпросился к землякам. Поговорить. Ты отпустил, капитан.

– Помню, было такое, – кивнул Бенц.

– Я соседа встретил. Майрида. Вино пили, разговаривали. Он сказал: хозяин каравана – Усман, сын Усена. Богатый, да! Майрид сказал: в Иллии Усман себе бабу нашел, домой везет, в Байхент. Красивая, да! Груди как тыквы, глаза как у буйволицы. Звать Фантарина Тоцци, да!

И оглядел слушателей, довольный произведенным впечатлением.

Все онемели.

Наконец сеор Антанио взял себя в руки и произнес с глубоким разочарованием:

– Вот, капитан, и оборвалась ваша ниточка. Если вдова Лодовико Тоцци действительно отправилась в Халфат, она теперь недосягаема для нас.

– Почему? – удивился Дик. – Это же не владения Гергены Гостеприимной. Я сказал, что доберусь до этой вдовушки! Халфат так Халфат!