На взлёт!

IV. ОБРЕТЕНИЕ НОВЫХ ВРАГОВ

1

Там один был, непослушнее других,

Из бывалых, небывалых, дорогих.

Как дрожали его струнные бока!

Как летел он теплым телом в облака!

(Р. Казакова)

Не так уж и волновали добрых жителей Байхента вопросы, которые будут заданы спящему правителю, и ответы, которые даст его устами небесный дух. Нет, приятно, конечно, поглазеть на это зрелище. Но не менее приятно провести летний день за городом, побалагурить с добрыми соседями, съесть на свежем воздухе прихваченную из дому еду.

Шли семьями – держали за руки жен в темных вуалях, добродушно покрикивали на резвящихся детишек, вели под уздцы осликов, навьюченных мешками и кувшинами.

Не отличался от прочих статный мужчина в добротном халате и отличных сапогах. Так же вел серого навьюченного ослика, так же покровительственно придерживал за руку закутанную в платок жену. И не привлек он у ворот внимания стражи, и не спросил никто даже его имени – если каждого проверять, толпа и до завтра не покинет Байхент.

Единственным человеком, которого взволновал вид этого мужчины, была Райзия, жена гончара Бейхана. Она ойкнула, шарахнулась к мужу.

– Ты чего? – недовольно спросил гончар.

– Ничего... оступилась...

– Курица глупая.

Райзия не ответила. Может, она и курица глупая. Но у нее хватит ума, чтобы не вопить: «Люди, хватайте преступника! Он вчера вломился в Дом Зеркала!»

Ну, вломился и вломился. Для нее, Райзии, все кончилось хорошо. Даже муж ее не побил. Попробовал на зуб серебряную монету, которую гордо вручила ему жена, выслушал ее взволнованный рассказ и буркнул: « Больше дома надо сидеть, меньше по улицам шляться!» И все! А про вторую монету, полученную от щедрого злодея, Райзия мужу не сказала, припрятала на черный день. Так чего уж теперь вопить-то?

* * *

Райсул, Фантарина и смирный ослик не спешили занять место, чтобы узреть, как правитель изрекает пророчество. Наоборот, они понемногу удалялись от толпы.

Вот уже дворцовая роща осталась за спиной. Вот уже не слышен многоголосый гул зевак. Вот уже копытца ослика вышагивают по дороге. А вот и виднеется за придорожной порослью высокая Двойная скала – верная примета для путников, что Байхент близко.

Чтобы добраться до условленного места, беглецам пришлось, невзирая на возражения ослика, свернуть в придорожные заросли и двинуться сквозь редкий, низкорослый осинник.

Дойдя до скалы, Райсул набросил на сук узду осла и добродушно сказал спутнице:

– Посиди пока, отдохни. Ждать будем капитана.

– А если он не придет? – глухо спросила Фантарина.

– Как – не придет? Почему – не придет?

– А если его схватили стражники? Или убили во время погони?

Такая мысль не приходила Райсулу в голову.

– Ай, глупая женщина, зачем худое говоришь, беду кличешь? Как – убили? Таких, как мой капитан, Единый на ладони несет!

– А если обронит с ладони – что тогда?

– Тогда в город вернусь. Искать буду. Если у стражников – выручу. Если убит – узнаю, кто убил, найду и вырву горло.

– А потом?

– Вернусь на «Миранду». Пусть меня команда убьет, раз я капитана не уберег.

– Такие дружные, да? И так уважаете капитана? Что же он за человек, ваш Бенц?

– Кто такой Бенц? Это безумец! Он живет, словно пляшет в грозу под молниями. Другому бы так и дня не прожить, а он... Да ты послушай!

И Райсул принялся рассказывать, как по велению воровского короля был сожжен летучий корабль «Облачный конь». Как сбежал с корабельной казной капитан Джанстен. Как экипаж заливал горе в таверне. Как вошел в таверну юнец в черном с серебром бархатном камзоле и заявил ошеломленной команде: «Поздравляю, погорельцы, вам повезло! Теперь я ваш капитан!» И как тут же выяснилось, что команду-то Бенц набирает, но ни денег, ни корабля у него нет – лишь капитанский диплом, да и тот на чужое имя.

– И вы его не пришибли на месте? – изумилась Фантарина.

– Мы попытались, – развел руками Райсул, – но это же Бенц! Мы и опомниться не успели, как...

Вдруг рассказчик оборвал фразу, глядя мимо плеча Фантарины – в небо. Вскочил. Схватил женщину за руку, рывком поднял с земли:

– Бежим! В кусты!

Испуганно заревел ослик, пытаясь сорвать повод с сука.

Над скалой заходил на посадку золотой грифон.

Укрывшись в орешнике, Райсул и Фантарина глядели, как орлиные когти передних лап коснулись зеленого дерна. Как спрыгнул наземь всадник. Как замахал он рукой:

– Эй, не прячьтесь, я вас сверху видел!

– Женщина, скажи: у меня бред? – замогильным голосом выговорил Райсул.

– Если бред, то у обоих одинаковый, – успокоила его Фантарина.

– И-а, и-а! – вопил осел, ошалев от близости чудовища.

* * *

– До чего масть хороша! – восхищалась Фантарина. – Чистое золото!

– Да ладно масть, что там масть! Ты на грудь посмотри, ты послушай дыхание! – Райсул медленно обходил грифона вокруг. – А живот видишь? Не видишь! И я не вижу. Нет живота. Поджарый, как волк в голодную зиму. А крылья-то, крылья, да хранит их Единый! Такой даже полет с утра до вечера выдержит, если будет очень надо!

– Он меня всю ночь скинуть пытался, – гордо заявил Дик, сидя между лапами Раската и почесывая ему шею.

– Ты объездил его за одну ночь – немалый подвиг, капитан. Но тебе придется многому учиться, раз благородный грифон согласился взять тебя своим всадником.

Дик фыркнул, вспомнив жалобное мяуканье, которым грифон изъявил свое согласие. И вдруг встрепенулся, спросил с тревогой:

– Вы мою шпагу не забыли?

– Нет, сударь, – оторвалась от созерцания грифона Фантарина. – Видите ковер, притороченный к седлу осла? В ковер закатаны и ваша шпага, и сабля Райсула, и ваш камзол, который вычистили и починили служанки.

– Это хорошо, – с облегчением вздохнул Бенц. – Шпага принадлежала моему дяде, Рейнарду Бенцу. Я очень дорожу этим благородным оружием.

И он бросил благосклонный взгляд на ослика, который удостоился чести нести столь ценный груз. Ослик уже успел успокоиться, смекнул, что грифон не собирается его сожрать, и теперь хладнокровно щипал травку.

А Райсул не дал отвлечь себя на всякие житейские мелочи. Оглядев грифона, он веско сказал капитану:

– Я научу тебя говорить слова, которые твой грифон уже знает от прежнего всадника. Научу говорить с ним и без слов, движениями. Научу вас охотиться вдвоем. Научу тебя варить для Раската из трав лекарства и снадобья от блох...

– От блох?

– Под перьями заводятся те же блохи, что у кур, а в шерсти – те же, что у псов.

– Надо же... А скажи-ка: почему всадник звал этого зверя по-франусийски?

– По-франусийски?

– Ну да. Я только утром сообразил. Этот негодяй говорил со мной по-халфатийски. И только одно франусийское слово мелькало в его речах: Раскат.

Райсул рассмеялся:

– Это не франусийское слово. Это старый халфатийский язык, так говорят на Вайя-Ах. Приверженцы пророка Халфы в новой земле понемногу изменили язык, а старым пользуются, когда хотят сказать красиво и торжественно. «Расс Кат» в переводе со старого языка – Расчленяющий Клюв.

– Расчленяющий? Тьфу!.. По-нашему лучше. Он клекочет – словно раскаты грома!

– Ты всадник, тебе его называть. А сейчас сними с красавца седло. Надо посмотреть, не набил ли он себе спину за эту бурную ночь.

– А как это сооружение снимается?

– Сначала расстегни пряжку под животом. Потом ослабь подпругу, приподними седло за луку и сдвинь чепрак на круп...

Приподняв луку, Дик обнаружил под нею аккуратно свернутые полосы плотной материи, сшитые в два слоя.

– А это зачем? – поинтересовался Дик. Не услышав ответа, обернулся.

Райсул глядел на него остекленевшими глазами.

– Ты всю ночь объезжал грифона, – хрипло вытолкнул слова из горла халфатиец. – И ты не знаешь, зачем это?

– Я много чего не знаю. Ну и что?

Райсул где стоял, там и сел, словно его не держали ноги. Снизу вверх глядя на Бенца расширившимися глазами, он произнес истово:

– Благодарность и хвала моя Единому за то, что он позволил мне идти по одной дороге с тобой, капитан. Ты трижды безумец, но ты великий человек. Знаешь, зачем эти полосы ткани? Прежде чем объезжать грифона, ты должен был привязать ими себя к седлу. Понимаешь? При-вя-зать!

2

Как по душе мне буйство это

Потоков, падающих с гор

И скачущих во весь опор

В долину, где бушует лето!

(А. де Сент -Аман)

– Нашим предкам и не снилось такое обилие воды! – восхищался Райсул, слушая звон струй по горным камням. – Разве эта красота – не истинное благословение пророка, не дивный дар его последователям?

Ослик был решительно не согласен с Райсулом. Он уже перешел вброд четыре потока и считал пятый определенно лишним. Ушастый упрямец уперся на берегу всеми четырьмя копытами и наотрез отказался идти в воду.

– А вот я хворостину выломаю! – прикрикнула на него Фантарина. – Враз перестанешь капризничать!

Ослик ответил возмущенным ревом.

– Скажу капитану, пусть тебя грифону скормит! – пообещал ослику Райсул.

Ослик не устрашился.

– Силой тебя тянуть, сын греха и лени? – возмутился Райсул. – А ведь тебе и трудиться почти не приходится! Припасы, что ты нес, мы уже съели!

Это было печальной правдой. Дорожный мешок, собранный по приказу заботливого Шераддина, успел опустеть.

Это не было бедой. В горах летом можно было добыть еду. Райсул ловил рыбу в реках и озерах, Бенц пристрастился к охоте с грифоном, а Фантарина стряпала их добычу, умело разводя костерок в чаще, чтобы не разглядеть было ни издали, ни с воздуха.

– Толковая баба, – признал однажды Райсул. – С мужем-контрабандистом летала, научилась.

– Наш человек, – кивнул Дик. – И не хнычет, когда устает.

Они не выспрашивали у Фантарины, что ей было известно о похищенных свадебных подарках. Держали слово, ждали возвращения в Иллию. Лишь однажды Райсул сказал, сидя у костра: «Мы выйдем как раз в те места, где твой корабль, женщина, ждал наш патруль». Но Фантарина не ударилась в воспоминания, лишь досадливо повела круглым плечом.

– Может, бросим осла тут, пусть его волки съедят? – раздраженно вернулся Райсул к мыслям о сегодняшнем дне. – Что ему тащить?

– Меня ему тащить! – твердо возразила Фантарина. – И тебя ему тащить. По очереди. Чем своими ногами эти горы мерить...

– Ох, бабы! Все вы неженки! – заявил Райсул, сам при этом понимая, что несправедлив. Он уже знал, что Фантарина неженкой не была.

Иллийка не успела возразить. Осел вдруг перестал упрямиться, поспешно покинул открытый каменистый берег, пересек поток и ломанулся в кусты.

– Капитан возвращается, – понимающе улыбнулась Фантарина.

Действительно, на берег упала тень крыльев грифона. Вскоре и Раскат пал всеми четырьмя лапами на валуны и игриво встряхнулся, пытаясь сбросить всадника.

– Опять балуешь, паршивец? – хмыкнул Дик и спрыгнул с седла.

– Без добычи? – огорчилась Фантарина.

– Без добычи, – кивнул Дик. – Все живое попряталось. Гроза идет. Гора и деревья от вас закрывают тучу, но сверху-то видно... Быстро переходим поток, пока он от грозы не разлился. Мы с Раскатом нашли пещеру. Там можно переждать непогоду.

– Если пещера никем не занята, – уточнил Райсул, сбросив сапоги и шагнув в холодную воду. Фантарина тоже поспешно разулась и пошла следом.

– А кто там может быть, в пещере-то? – поинтересовался капитан, вновь занимая место в седле грифона.

– Медведь? – предположила Фантарина, балансируя на мокрых камнях.

– Хорошо бы медведь, – мечтательно сказал Дик. – Есть-то хочется!

И гортанным коротким выдохом «кхай!» поднял грифона в небо.

Райсул промолчал. Он имел в виду не только хищных зверей. Но сейчас не время было объясняться. Надо было поскорее найти убежище от непогоды. Он вышел на берег и подал руку Фантарине:

– Скорее обувайся, а я поймаю осла. И пойдем, куда капитан улетел. Он нам дорогу показывает.

* * *

За путниками, уходившими от ручья, с поросшей бересклетом скалы наблюдал глаз. Один – но зоркий и цепкий. Второй глаз скрывался под черной повязкой, пересекающей узкую крючконосую физиономию.

Обладатель зоркого глаза и черной повязки дождался, когда ветви скрыли путников, а потом пронзительно застрекотал сорокой.

Откуда-то из чащи ему ответил такой же тревожный стрекот.

3

Да разве это жизнь, когда ночлега нет,

Когда не раздобыть лепешки на обед?

Есть голова, но в ней рассудок есть едва ли,

Коль телу голова приносит только вред?

(Баба Тахир )

– Даже веток в пещеру не успели натаскать, – сквозь зубы молвила Фантарина. – Хоть костер бы развели. А то ни еды, ни тепла.

– Женщина, не причитай! – оборвал ее Расул, который чувствовал то же самое, что иллийка, но считал ниже своего достоинства это показать.

Лежавший у стены Раскат приподнял голову и недовольно заклекотал, словно поддерживая Райсула.

Собственно, все в пещере думали примерно одно и то же. Есть хотели все, и всех злили потоки дождя, занавесившие выход из пещеры.

Лучше всех устроился Дик – под крылом грифона, как под одеялом. Никому другому Раскат не позволил бы такой фамильярности.

Сейчас Бенц задумчиво высунул голову из-под крыла и поинтересовался:

– Райсул, а ослятина съедобна?

– В Байхенте ослов не едят, в деревнях – едят. Почему спрашиваешь? Придумал, как развести костер?

– Или сырым осла слопаешь? – подхватила Фантарина, зябко кутаясь в платок.

– Я не о себе думаю, а о Раскате, – обиделся Дик. – Он же голодный!

– А! Грифоны всё едят! – успокоил его Райсул.

– Да ладно вам! – повела плечом Фантарина. – сколько тому ливню идти? Вот установится погода – и грифон вволю поохотится.

– А вот охотиться ему здесь не стоит, – сказал Райсул серьезно. – Лучше вести его в поводу, не поднимая в воздух.

– Почему? – удивился Дик.

– Чтоб не получил в живот отравленную стрелу.

От потрясения Дик выбрался из-под крыла. Раскат обиженно вскрикнул и принялся клювом рыться в перьях.

– От кого – стрелу? – требовательно спросил капитан.

– От разбойников. Или от контрабандистов. Я тут служил в драконьем патруле, места знаю. Ай, худые места! Рядом перевалы, караванные тропы на Иллию и на Виктию. Много тут таких, кто на купцах наживается. И в грифонов они стреляют с земли, потому что на грифонах там летает патруль. Если хоть царапнет стрела – беда будет. Наш бывший командир так потерял Верного Убийцу. Ай, хороший был грифон! Добычу без промаха когтил – хоть на земле, хоть в воздухе. От яда сгорел. Потому у нас командир и сменился.

– Командир тоже погиб?

– Зачем погиб? Поехал за новым грифоном. Дело долгое – постараться, чтобы грифон тебя признал. Нашим командиром стал Оммун, сын Валхана.

– Они большими шайками бродят, разбойники-то? – с опаской спросила Фантарина.

– Есть и большие. Главный в этих краях – Мемед Коршун. У него со мной счеты. Обещал, если меня поймает, кожу соломой набьет, а мясо скормит псам.

– Это за что тебе такое особое внимание? – приподняла бровь Фантарина.

– Прежде атаманом был его брат Марид Жареные Уши. Кличка потому была дана, что он над пленными издевался. Отрезал ухо, жарил над костром на прутике, а потом приказывал: «Ешь, не то убью...»

Фантарина брезгливо передернулась, а Райсул продолжил спокойно:

– Марида взял мой грифон Ярый Мрак. Вырвал из седла когтями, поднял на воздух, унес, как сова уносит мышь. Ах, какой был грифон! Сильнее и злее твоего золотого красавца, капитан!.. Нам вслед стреляли, пуля пробила мне бок. Мрак летел низко, ему было тяжело нести двоих. Марид отодрался от когтей, спрыгнул, хотел скрыться в густом подлеске. Я тоже спрыгнул, кинулся следом. Мы оба были ранены, но я его настиг и убил.

* * *

Гроза закончилась, путники босиком вышли в крутящиеся по земле пенные потоки.

– Сейчас должна хорошо ловиться рыба. – Райсул сломал длинную палку и заострил ее. – Капитан, отведи Раската к ручью и дай поваляться на мокрой листве, ему полезно. А я порыбачу.

Капитан кивнул. Он знал уже ловкость Райсула в ловле рыбы заостренной палкой. А рыбы в горных речках было много.

– А я займусь костром, – сказала Фантарина. – Нож дайте.

– Костром? – изумился Дик, оглядывая залитый водой лес. – Ты сумеешь разжечь огонь?

– Я умею, меня научил Лодовико, – просто, без хвастовства сказала Фантарина. – Мы здесь заночуем? Уж больно пещера хороша.

Пещера и вправду была хороша. Во-первых, большая: в ней уместились и три человека, и грифон, и осел. Во-вторых, вход в нее был немного выше уровня земли, и темные, грязные водяные потоки не заливали ее.

– Заночуем, – кивнул Бенц. – Но как ты костер будешь разводить? Чему тут гореть?

– В лесу всегда есть чему гореть. Здесь растут березы и ели.

– У нас нет топора.

– А не надо. Ножом обойдусь. Береста пойдет на растопку. Она всегда сухая – изнутри. Содрать верхний слой – нижний годится в костер.

– Ух ты! – восхитился Дик, который любил узнавать новое. – А если бы здесь не росли березы?

– В горах всегда можно найти пару камней. Очистить веточки от коры, раздробить их меж двумя камнями – уже на растопку сгодится. Но береста лучше.

– Хорошо, а дрова?

– А с дровами, сударь, вы мне поможете. Наломаете еловых ветвей. Главная хитрость – нижние не берите, в них больше сырости. Ломайте с такой высоты – как мой рост. И поближе к стволу.

– А потом?

– В пещере пол хороший. Ветер нанес на камни слой земли, палых листьев. Туда и воткну три толстых сука – рядом друг с другом, как будто они сгрудились и друг дружку греют. Но не плотно, чтоб щели были. Между ними положу бересту, прутиков наломаю. И подожгу. Тяга будет, как в деревенской печке. Это называется «лесной факел».

– Запомню, – кивнул Дик. – Здорово придумано.

– Еще бы! – с неожиданной злостью бросила Фантарина. – Чего только люди не придумают, если крыши над головой нет! Я вот умею похлебку из лесных трав состряпать – если больше жрать нечего! Только нам и похлебки не будет, ее варить не в чем. Вот такие мы умные, вот так сами себя по лесам гоняем!

– А что ж тебе в Доме Зеркала не сиделось? – хладнокровно отозвался Райсул. – Там была крыша над головой. И кормили не травой.

– Из Дома Зеркала сбежала бы даже черепаха. Пока муж был жив, я никуда удирать и не думала.

– Ничего, вернешься домой – поймаешь богатого дурака. В Иллии дураков много.

– Было бы у нас их много – не пришлось бы мне за дураком в Халфат ехать. А как один дурень умер – другой меня охмурять начал, прямо у водоема.

– Змея.

– Шакал.

– Так, прекратили! – ухмыльнулся Дик. – Райсул идет за рыбой, ты – за берестой, мы с Раскатом – по дрова.

4

Справа скала, слева скала, колючая поросль мелка.

Чуть не в упор щелкнет затвор – но не видать стрелка.

(Р. Киплинг)

Раскат с наслаждением возился в сыром ивняке у ручья, обрушивая на себя воду с тяжелых от сырой листвы ветвей. Он блаженно изгибался всем телом, задирая голову в небо, и щелкал клювом. Дик уже научился отличать угрожающее щелканье от таких радостных звуков.

Круп зверя казался не золотым, а медным: потемнел от влаги. К шерсти прилипли длинными язычками листья ивы.

– Не простынешь? – забеспокоился Дик. – Демон тебя знает, как ты – к холоду... надо будет у Райсула спросить... Ладно, хватит резвиться. Пошли в ельник, Фантарина велела наломать сучьев. .. Я кому сказал, хватит иву драть!..

Тут вдали послышался отчаянный женский крик. И сразу оборвался.

Улыбка разом исчезла с лица Дика.

– Раскат, ко мне!

Почуяв тревогу всадника, грифон повиновался без обычных своих штучек.

На Раскате не было седла, лишь узда. А Райсул не раз предупреждал: без седла не летать! И сорваться легко, и грифона покалечить просто. Но сейчас некогда было возвращаться в пещеру за седлом. Бенц, повернув кисть вниз ладонью, взмахнул рукой перед глазами грифона:

– Харр, Раскат, харр! Сидеть! – Бенц отдавал команды на двух языках, надеясь приучить грифона к франусийским приказам.

Раскат без капризов сел на круп: летим?

Бенц знал, что грифон взмывает «свечкой». Лишь потом его тело принимает в воздухе горизонтальное положение. В это время надо держаться за луку седла, чтобы не упасть. На узде не удержишься, можно грифону шею свернуть, узда лишь для управления. Но седла сейчас на грифоне не было. Для особых случаев Райсул показал, что надо делать: прильнуть к орлиной шее, обхватить ее обеими руками, пальцами загрести перья – они тут, на шее, держатся крепко. А ногами, лучше босыми, упереться в тазовые кости грифона – там, где они выступают под шкурой.

Дик быстро разулся, обнял грифона, прижал ноги к золотому крупу и крикнул:

– Кхай! Пошел!

Грифон рванул вверх, и Дик еле удержался на нем. Но мучиться пришлось недолго. То ли грифон не хотел уронить всадника, то ли ему было больно от вцепившихся в перья пальцев, но он быстро принял горизонтальное положение.

Дик выпустил мокрые перья и огляделся.

Вон там – пещера. Выше по ручью встревоженный Райсул машет капитану рукой – увидел Бенца на неоседланном грифоне и понял, что стряслась беда.

Левее – березняк, туда ушла Фантарина.

Но там ее нет.

По приказу всадника грифон снизился, и Дик с горечью увидел на мокрой траве платок Фантарины. Упал с плеч, когда... когда ее...

Дик яростным «кхай!» поднял грифона выше.

Да что за зеленая каша внизу? Разве разглядишь человека? Только островками торчат из ветвей вершины утесов.

А вон там – прогалина! И по ней идут люди!

Бенц дернул узду, резко поворачивая грифона. Раскат сердитым клекотом ответил на хамство всадника, но повернул мягко, плавно. Грифон понимал, что на его скользкой спине сидит человек, полный гнева.

Круг над прогалиной... Четверо мужчин и Фантарина. Мужчины заметили грифона, задрали головы, галдят.

Один из них вскинул короткий лук. Не достанет на такой высоте...

Достал, сволочь!

Тонкая стрелка – такой мелкую дичь бить! – клюнула грифона в круп, рядом с ногой Дика. Раскат мяукнул от боли.

Выругавшись черной бранью, Бенц повел грифона вниз. Он без оружия, но грифон – могучий боец, да и он, Дик, в стороне стоять не будет. Уж как-нибудь...

Из ветвей грохнул выстрел. Дик рванул узду, поднимая Раската на высоту. Грифон, прирожденный боец, подчинился неохотно, он хотел драки. Но Дик удержал его в небе. Если у этих четверых есть сообщник (или сообщники!) с пистолетом, что мешает им пристрелить грифона из укрытия?

Нужно вернуться в пещеру, взять оружие. Есть шпага, есть пистолет – спасибо Шераддину, подарил в дорогу. Надеть на грифона седло, позвать Райсула с его саблей...

У пещеры Раскат пошел на посадку... нет, рухнул, грохнулся, попытался встать – и растянулся ничком, взрывая орлиными когтями грязь. Дик, кубарем слетевший с его спины, поднялся на ноги, с отчаянием понимая: у Раската отказали задние лапы.

* * *

– Лучше бы эта стрела угодила мне в ногу! – горько сказал Дик, пучком ивовых прутьев растирая мокрую шкуру цвета светлой меди.

– Конечно, лучше, – согласился Райсул. – На человека яд действует слабее...

Халфатиец поднял голову грифона, бессильно лежавшего в воде, вгляделся в глаза.

Только что мужчины вдвоем затащили Раската в ручей и принялись растирать лапы наломанными ветками, потому что Райсул сказал: «Одно спасение – проточная вода».

– Жить будет? – с тревогой спросил Дик.

– Не знаю. Продолжай растирать. – Райсул выбрался на берег и обулся. – Если поможет, он к ночи встанет на ноги. Если не поможет, умрет. А я дойду до той прогалины и по следам посмотрю, куда повели нашу женщину.

– Погоди, я с тобой! – воскликнул Дик. И, чувствуя себя предателем, добавил: – Человек важнее грифона.

– Нет! Грифон важнее десятка баб! – не хуже Раската проклекотал Райсул.

– Тогда ты с ним оставайся, лечи. Ты же в грифонах разбираешься А я пойду.

– Я бы остался. Но это твой грифон. Сейчас позволяет с собой возиться, потому что ему плохо. Очнется – мне голову отхватит. Он клювом может перекусить кость.

– Но как же ты... один...

– Я только пройдусь по следам, меня учили. Найду логово и вернусь за тобой.

– Точно? Сам ни в какую заварушку не влезешь?

– Не влезу, – с ясным, чистым взором ответил Райсул. – Какая заварушка, зачем заварушка? Разве я безумец?

5

В токе враждующей крови

над котловиной лесною

нож альбасетской работы

засеребрился блесною.

(Ф. Г. Лорка)

Фантарина, женщина тертая и много повидавшая, знала: если попала в свору мерзавцев и не хочешь стать их общей забавой, выбери из них самого сильного – и пусть он тебя защищает. Или самого главного.

Самым главным и сильным мерзавцем в этой своре был красномордый, длиннорукий великан, сидевший на бревне у костра и уплетавший недожаренный кус козлятины. Он перемазал красным соком губы, щеки и руки. Время от времени он вытирал жирные пальцы о полу парчового халата, какой и вельможе не стыдно было бы надеть.

Козлобородый старикашка, обращаясь к красномордому, назвал его Мемедом. Фантарина сразу вспомнила рассказ Райсула: Мемед Коршун!

Фантарина чинно стояла рядом с главарем. Не визжала, не пыталась бежать, не рыдала – а зачем? Неужели разбойники не видели женских слез? Да и глаза покраснеют. нос распухнет...

Мемед дожевал козлятину, рыгнул и снизу вверх посмотрел в лицо пленнице, которую только что привели его люди. В масленых глазах блеснуло одобрение: главарь оценил спокойствие женщины.

– Как зовут?

– Фантарина, дочь Пьетро.

– Чужое имя, длинное имя. Будешь Фатия.

Тут надо бы сказать что-то учтивое, но отчаяние перехватило горло, и Фантарина лишь кивнула.

– Молчишь? Правильно делаешь. Женщине пристало молчание. Со мной пока останешься. Если будешь послушной и усердной, я тебя, как спустимся с гор, продам доброму хозяину. Будешь строптивой – продам в скверный дом.

Подавив отвращение, Фантарина твердо взглянула в глаза Коршуну и заставила себя улыбнуться.

Довольный Мемед обвел взглядом собравшихся у костра разбойников:

– Эта будет моя.

Волчье ворчание прошло по своре: мужчины считали пленницу общим достоянием.

– Кто к ней протянет руки – отрублю! – жестко пресек Коршун попытку протеста.

Ворчанье смолкло.

Поставив разбойников на место, атаман сменил гнев на милость:

– Пока моя будет. Потом поделюсь, когда я жадным был?

Хищные морды прояснились. повеселели, из глоток вырвался дружный вопль радости.

«Это мы еще посмотрим, – стиснула зубы Фантарина. – Мужчину во сне легко придушить. Главное – знать, в какую сторону потом удирать...»

Но едва стихли вопли, как откуда-то сверху обрушился, дробясь эхом в скалах, твердый мужской голос:

– По праву крови, что между нами, вызываю Мемеда Коршуна на поединок перед очами предков.

Разбойничья свора ахнула. Мемед уронил в грязь недоглоданную кость, завертел головой:

– Кто сказал? Покажись!

– Сказал Райсул, сын Меймуна! Меж нами кровь твоего брата Марида! Если откажешься от поединка, твои люди увидят лицо труса!

Фантарина окаменела. Сумасшедший, что он делает? Сейчас вся стая ринется его искать! Что говорил Райсул про этого стервятника? «Если меня поймает, кожу соломой набьет, а мясо скормит псам...»

Но разбойники застыли неподвижно, глядя на Мемеда. А тот молчал.

И тут Фантарина вспомнила то, что первый муж рассказывал о халфатийских обычаях. Лодовико Тоцци вел дела со здешними контрабандистами и кое-что о них знал.

Поединок пред очами предков – не халфатийский обряд. Он остался от народа, что жил здесь до появления пророка Халфы. Этот вызов можно было бросить лишь в том случае, если меж врагами лежит неотмщенная смерть. Обряд должен был оборвать кровную месть, не дать ей разрастись, превратиться в войну между родами.

Все это мелькнуло в мозгу Фантарины мгновенно. И всей своей смятенной душей, всеми оголенными нервами она поняла: Мемед не выйдет на поединок. Вон в какой бесстыжей ухмылке растянулись губы! Сейчас он скажет, что халфатийцу не указ обычаи горных дикарей. И пошлет своих людей ловить Райсула...

Фантарина горестно воскликнула:

– О, позор мне! Неужели мне суждено стать женщиной труса?

Ухмылка исчезла с лица атамана. Он обернулся к пленнице и ударил ее в лицо.

Фантарина ждала удара – и почти увернулась от него. Кулак не смял ей нос, не вышиб зубы, лишь скользнул по скуле. Женщина устояла на ногах – но тут же рухнула на колени, вскинула ладони к вискам, начала раскачиваться из стороны в сторону. Так ведут себя халфатийки, когда у них страшное горе – или им грозит несмываемый позор.

Разбойники зашушукались. Власть Мемеда над ними держалась на его силе, свирепости и отваге. А теперь перед ними женщина горевала, что достанется трусу... да-да, их главарю...

Мемед досадливо хмыкнул, поняв, что угодил в ловушку.

Конечно, любой в ватаге понимал, что самое умное – толпой изловить врага-одиночку и всласть над ним потешиться. Но теперь так поступить было опасно. Не примешь вызов – ославят трусом. Не в глаза скажут, будут шушукаться за спиной... но и бьют ведь ножом тоже в спину.

– Будь по-твоему, убийца моего брата. Выходи, не прячься в кустах, как заяц. Мемед, сын Кашшаха, примет твой вызов. Эй, волки, разжигай дымные огни, готовь место для боя. Пусть все будет по обычаю.

Разбойники слышали приказ, но замешкались с исполнением, потому что с поросшей орешником кручи спустился Райсул.

Он вышел из сгустившихся сумерек к костру – гордый, стройный, с дерзкой улыбкой на губах. В руках не было оружия, а в глазах плясало злое веселье. И был он в этот миг так красив, что Фантарина прекратила раскачиваться и впилась в него взглядом, словно увидела впервые.

Но тут общее оцепенение прошло, все зашушукались, задвигались. Всех перекричал козлобородый старикашка, который незадолго до этого беседовал с атаманом:

– Если делать все по обычаю, то не забудьте завещание! Каждый должен оставить противнику что-то ценное!

– Да! – хохотнул Мемед. – Что ты завещаешь мне, бродяга, выгнанный из патруля?

Райсул вытащил из-за ворота цепочку и высоко поднял над головой круглый предмет, подвешенный на ней:

– Дороже ничего у меня не было и нет. Талисман подарен мне отцом. Он переходил в нашей семье от отца к сыну. В серебряном шарике – гляди, Мемед, он раскрывается! – волос из бороды пророка Халфы, да будет благословенно его имя!

– Ай, какой талисман! – потрясенно загалдели разбойники.

Райсул, подойдя к Фантарине, стоявшей на коленях, набросил цепочку ей на шею.

– Если Мемед меня зарежет – отдашь ему.

– Достойное наследство, – кивнул Коршун. – Мне, стало быть, надо завещать тебе что-то не менее ценное?

– А ты не жадничай, атаман! – сверкнул белозубой улыбкой Райсул. – Завещай мне пленницу. Разве не сказал пророк Халфа: «Мудрость мужчины и любовь женщины стоят друг друга!»

– Пусть будет так, – согласился разбойничий главарь. – Перешагнув через мой труп, ты заберешь женщину – и пусть никто не помешает вам уйти... А свою власть над ватагой я завещаю тебе, Горелый.

Верзила со страшными ожогами на лице благодарно упал в ноги Мемеду.

– Прочее, что от меня останется, велю разделить поровну на всю ватагу.

– О, щедрый! – взвыли разбойники.

– Не спешите радоваться, я еще не умер. Сегодня я выпущу кишки из убийцы моего брата и возлягу с его женщиной... А почему не готово место для поединка? Я должен отдавать приказы дважды?

* * *

Небольшие чадящие костерки слабо освещали обложенную камнями площадку. Разбойники заботливо убрали с нее корни и валуны, но совсем ровной она не стала, и оба противника внимательно ее осмотрели, чтобы потом, во время боя, не пялиться под ноги.

– Кто вскроет вены? – деловито спросил Райсул.

– Законник, – ответил Мемед. – Эй, голова-на-двух-ногах, доставай кинжал.

Козлобородый старикашка вытащил из ножен свой кинжал и подступил к противникам, которые уже закатывали левые рукава.

– Это зачем?! – охнула Фантарина. Про такое ей муж не рассказывал.

Стоявший рядом разбойник, не сводя глаз с Коршуна и Райсула, объяснил:

– Чтоб не затягивать схватку. Кровь понемногу вытекает, боец слабеет.

Фантарина прикусила язык, сдержав черную брань.

– Рубахи совсем снимите, – придирчиво потребовал старик. – Ткань прилипнет к ране, остановит кровь. Не по обычаю будет.

– Законник – он и есть Законник, – хохотнул Мемед, стаскивая через голову рубашку. Фантарина вскользь подумала, что, может быть, скоро эта жуткая гора мышц навалится на нее. И тут же забыла об этом.

Райсул тоже снял рубаху, бросил ее к ногам Фантарины. Оба протянули старику левые руки – и тот быстро, почти одновременно тронул их кинжалом.

Убрать кинжал в ножны старик не успел: Райсул правой рукой вырвал у него оружие.

– Эй, ты чего? – возмутился старик.

– У меня один кинжал, – дружелюбно улыбнулся Райсул. – По обычаю надо два.

– Мужчины, вы слышали? Он даже оружием не запасся! – возмутился атаман. – Ты Мемеда Коршуна убивать пришел – или курицу резать?

– Ну извини, – развел руками Райсул.

Даже в слабом свете костров видны были тонкие черные ручейки, бежавшие у обоих по коже.

Мемед тронул кровь кончиком пальца. Лизнул палец.

– Эту рану, бродяга, мне перевяжет твоя женщина.

– Моя женщина, грабитель, плюнет на твою могилу, – все так же весело отозвался Райсул. – Так мы деремся или болтаем, как на пирушке?

И шагнул в огороженный камнями круг.

Мемед последовал за ним. Набычился, обратил к врагу острия кинжалов – и стал похож на кабана-секача. Он был крупнее и массивнее Райсула.

Наступило молчание. Даже уханье совы не нарушило гнетущую тишину. Все разом поняли: двое мужчин ушли из жизни в смерть. Вернется лишь один. Может быть.

Медленно, мягко, не сводя друг с друга взгляда, оба двинулись по кругу.

И тут тишина наполнилась ритмичными звуками. Разбойники, что сгрудились возле круга, дружно ударили в ладоши и на выдохе произнесли:

– Ай-ха, тай-а ро! Ай-ха, тай-а ро!

«Призывают духов предков, – вспомнила Фантарина. – Еще нужен барабан...»

И тут же в ритмичные хлопки и завораживающие слова добавились гулкие удары камня о камень.

– Ай-ха, тай-а ро! Ай-ха, тай-а ро! – повторяли разбойники, и Фантарина немеющими губами невольно подхватила древнее заклинание.

Первым атаковал Коршун: ударом ноги попытался выбить один из кинжалов противника. Промахнулся – и Райсул успел режущим движением махнуть по его ноге. Мемед оскалился и вновь пошел по кругу, выбирая уязвимое место у врага. Слабый порез не заставил его даже прихрамывать.

Хор голосов вокруг не сбился с ритма:

– Ай-ха, тай-а ро! Ай-ха, тай-а ро!

Райсул взмахнул кинжалом, метя в запястье противника. Это был обманный финт, и он удался. Райсул тут же ударил Мемеда ногой по правой лодыжке, подсек ее.

Фантарина вскрикнула.

Громадный разбойник рухнул. Райсул метнул в него кинжал, но проворный Коршун уже перекатывался по земле, разрывая расстояние меж собой и врагом. Кинжал Райсула ударился острием о камень с такой силой, что сломался.

Райсул метнулся добить противника. Но разбойник успел подняться на одно колено и поймал над своей головой рубящий удар на скрещенные кинжалы. Круговым движением он «стряхнул», увел в сторону клинок врага. Райсул отпрыгнул, зная, что за этим движением последует удар. Это дало Мемеду мгновения, чтобы подняться на ноги. Враги вновь закружились лицом друг к другу, но у Райсула был теперь лишь один кинжал, а у Коршуна – два.

Фантарина безотчетно нагнулась, подняла лежащую на траве рубаху Райсула, прижала к груди. При этом она не сводила глаз с круга смерти.

А там Коршун перешел в атаку. Клинок его нырнул к левой руке Райсула с внутренней стороны, чтобы вспороть ее до запястья. А второй клинок почти сразу пошел в бок Райсулу.

Но парень, отпрыгнув, отдернул руку – и на повороте запястья взрезал разбойнику правое предплечье.

Кинжал пропахал кожу, из раны хлынула кровь. Рука разбойника выронила оружие. Мемед на миг замер, осознавая, что серьезно ранен. И этого мига Райсулу хватило, чтобы сильно и точно бросить кинжал в грудь врагу.

Ритм заклинания сбился. Разбойники один за другим замолкали, глядя, как мертвой грудой рухнул на камни тот, кто еще недавно был их главарем.

Райсул вышел из круга. Халфатиец был угрюм, не осталось и тени того веселого азарта, с которым он вызывал Коршуна на поединок. Он обвел взглядом разбойников – и те, что стояли рядом, невольно отступили назад.

И лишь когда Райсул увидел Фантарину, прижимающую к груди его рубаху, уголки губ мужчины дрогнули в улыбке.

Он взял рубаху и быстро оделся. Фантарина сняла с себя талисман, протянула Райсулу. Тот надел цепочку себе на шею.

– Тебе надо перевязать руку, – робко сказала женщина.

– Успеется.

– Не спеши, – вмешался в разговор верзила с ожогами на лице. – Перевяжи рану. А потом можешь уйти.

В голосе Горелого, которому Мемед только что завещал власть над шайкой, уже звучали хозяйские нотки.

* * *

Пока Райсул и Фантарина шли по ночному лесу, оба молчали. Не до разговоров, когда приходится во мраке брести сквозь кусты и перебираться через поваленные деревья. Лишь когда оба вышли на каменистую прогалину, над которой днем Бенц на грифоне выследил разбойников, Райсул заговорил:

– Не верю разбойникам. Сейчас они слушаются Горелого, пока тело вожака не остыло. Но уверен, что уже ночью они наплюют на завещанье и начнут грызню за власть. И утром новый главарь пошлет свою свору нам вслед. Надо предупредить капитана. Уходим. Сразу. Лишь бы грифон смог встать на лапы. Не на крыло, хоть на лапы бы...

– И тебе не удастся отдохнуть? – с досадой откликнулась женщина.

У нее болела голова, ныла скула, куда угодил кулак Мемеда, ноги были исцарапаны в кровь ветвями, но она не думала о себе.

– Не хочу отдыхать. – В голосе Райсула зазвучали иные нотки. – Знаешь, чего хочу?

– Не знаю, – солгала Фантарина, которая кожей чувствовала его желание.

– Тебя хочу. Прямо здесь. Но нельзя. Надо спешить к капитану и Раскату.

– Ничего, – без тени кокетства ответила Фантарина. – Я от тебя никуда не денусь. Буду твоей, когда скажешь.

– Я-то скажу, – пообещал Райсул. – Много раз скажу.