На взлёт!

VI. ОБРЕТЕНИЕ НЕЖЕЛАТЕЛЬНОГО ОПЫТА

1

Страна живительной прохлады,

Лесов и гор гудящих, где

Всклокоченные водопады

Ревут, как будто быть беде.

( Н. Гумилев)

Поток прыгал по камням, скатывался вниз, пенился на валунах и исчезал в лесу. Он звенел и пел, и ему отвечали другие потоки, омывавшие подножие Хребта Пророка. Здесь была уже иллийская земля, и птицы щебетали по-иллийски, и ветер нес совершенно иллийские запахи – запахи соли и водорослей от залива, от вытянувшегося на восток «луча» Лазурного моря.

Путники слышали, чувствовали, как приветствует их Иллия. Им бы радоваться – но уже за перевалом их подкосила беда.

Там, на халфатийской стороне, пришлось уходить от разбойничьей своры, идущей по пятам. Но они не ныли и радовались тому, что их крылатый спутник, грифон, сумел оправиться от яда и последовать за ними. Летал Раскат еще с трудом, но топал за своим всадником бодро и даже ухитрился пару раз изловить прятавшуюся в кустах живность, а люди не успели разглядеть, кого именно он слопал.

Разбойники сунулись было даже на иллийскую сторону хребта, но быстро отстали и вернулись, потому что в небе время от времени появлялись грифоньи патрули. Это тоже была опасность, и серьезная. Райсул уверял, что обычных путников патрульные на иллийской стороне вряд ли тронут, но если заметят грифона – обязательно спустятся и начнут расспросы. Грифон – не лошадь. Везде, кроме Халфата, на грифонах ездят немногие, и все эти люди очень знатны или немыслимо богаты.

Но и патрульные не побеспокоили удачливых беглецов. И жуткие скальные черви, которыми мрачно пугал своих спутников Райсул, не появились на пути.

И когда все трое уже поверили, что опасности позади, грифон вновь свалился, судорожно царапая когтями землю, разрывая древесные корни.

Втроем путники стащили несчастное животное в маленький водопад и в шесть рук принялись растирать золотую шкуру пучками жесткой травы и скрученными ветвями.

Райсул, перемежая слова черной халфатийской бранью, говорил:

– Не углядел я, гиенье отродье! И тебя не предупредил! Он наклевался с куста гадючьих ягод!

– Ядовитые? – спросил Дик.

– Не очень. Но у него от той стрелы в теле затаился яд. Он, бывает, по полгода ждет своего часа, а вместе с этими ягодами...

Растирали долго. Раскат лежал тихо, лишь иногда приподнимал голову и тихо клекотал. Райсул говорил, что это хороший признак, но в голосе его не было уверенности.

Наконец халфатиец сказал:

– Хватит. Сделали, что могли. Вытаскиваем его из воды. Теперь ему надо просто отлежаться. Умрет грифон или выживет – это не в нашей воле. Пойду займусь костром.

Фантарина тут же последовала за Райсулом. Дик понимающе прищурился. Лишь слепой идиот не заметил бы, как этих двоих тянет друг к другу.

– Ступайте, – кивнул Дик. – Я еще побуду с Раскатом.

* * *

Дик еще долго бился над грифоном. То растирал ему лапы и круп, то перебирал перья на шее – он знал уже, что Раскату это нравится. А когда измученный грифон с трудом поднял голову и положил ее Бенцу на плечо, Дик едва не расплакался.

Наконец голод и усталость взяли свое. Бенц заверил грифона, что скоро вернется, и пошел на полянку, где они недавно оставили осла и дорожные сумки.

На поляне не было ни Райсула, ни Фантарины, ни костра. Дик встревожился было, но почти сразу увидел, что оба идут к нему сквозь дикий малинник. Однако успокаиваться было рано: лица у обоих были взволнованными.

– Беда, капитан! – сразу начал Райсул. – Мы услышали стук копыт – на той дороге, что внизу, за кустами. Вышли глянуть, кто едет. Ехал бродячий торговец в повозке. Я решил с ним потолковать. Торговцы обычно знают много новостей...

– Да говори же! – не выдержал Бенц. – Что за новости?

– Проезжал торговец через Фиаметтию. Мы спросили: что в тех краях творится? Оказалось, власти наложили руку на летучий корабль. Команду под арест отправили, на борту часовые стоят. Название торговец не запомнил... Капитан, Фиаметтия – не город, а городишко. Мышиная нора. Много там летучих кораблей, а? Кроме нашей «Миранды»?

2

Вот и разошлись пути-дороги вдруг:

Один – на север, другой – на запад.

Грустно мне, когда уходит друг

Внезапно, внезапно.

(В. Высоцкий)

– Какой грифон? – тоскливо говорил Бенц, сидя на поляне рядом с дорожным мешком. – Какой грифон, когда наши леташи пропадают? Конечно, идем в Фиаметтию.

Райсул, почти никогда не споривший с командиром, ответил резко:

– Молчи, капитан, не говори худых слов! Бросишь грифона – с тобой летать не буду, уйду от тебя!

– Да я сам не хочу его бросать! Но если там сейчас наших парней ведут вешать, а?..

Короткое мрачное молчание. Наконец Бенц спросил почти враждебно:

– Когда станет ясно, выживет ли Раскат?

Райсул ненадолго задумался. Ответил твердо, уверенно:

– Завтра к рассвету станет ясно, жить грифону или умереть. Капитан, отпусти меня вперед одного! В Аква-Бассо добуду лошадь, поскачу в Фиаметтию. Все разузнаю. А если смогу, попробую выручить леташей. А вы оба дождитесь утра – и догоняйте меня... Капитан, не отводи взгляда! Я бы сам с ним остался, но он же, если очнется, убьет меня. Хочешь, на колени встану, просить буду? Грифона предать – лучшего друга предать! Если бросишь Раската, не смогу больше верить тебе, капитан!

– Не дури... еще чего – на коленях... ни к чему мне эти балетные жесты... К рассвету, говоришь? – Дик глянул на солнце. – Если грифон очнется – очень будет слаб?

– Не только пойдет, но, может быть, и на крыло встанет. – заверил его Райсул.

– Иди, – решил Бенц, чувствуя себя предателем. – До рассвета подожду. А потом, с грифоном или без...

Он на миг прервался, представив себе, как они с Фантариной топают по иллийским дорогам с грифоном на поводке. Но закончил:

– А потом мы с Фантариной догоним тебя.

– С Фантариной? – вмешалась в разговор женщина, до этого сидевшая молча. – Я тут задерживаться не согласна! Впереди Иллия, позади Халфат – чего я на границе застряну? Я погони боюсь!

Бенц и не подумал прятать ехидную ухмылку. Погони она боится, как же! Сказала бы уж прямо: без Райсула не останется!

– Я быстро пойду, ты меня задержишь, – без уверенности сказал халфатиец.

– Задержу? Я?

Фантарина была насквозь права, и мужчины это понимали. До сих пор она не была обузой в тяжелом пути через горы.

Капитан полез в мешок. Достал кошелек, отсыпал немного меди, увязал себе в конец широкого пояса. Кошелек передал Райсулу:

– В Аква-Бассо продайте осла, добавьте деньги к этим и купите лошадей.

– Капитан, если грифон умрет, тебе тоже нужна будет лошадь...

– Украду. И мы еще поглядим, кто быстрее доберемся до цели!

* * *

В эту ночь Дик не спал... ну, почти не спал. Порой ненадолго усталость и переживания брали свое, глаза слипались, и Дик ненадолго засыпал, прижимаясь к шее грифона. Потом вскидывался, глядел на пляшущее в водопаде лунное серебро, с тоской вслушивался в крики ночных птиц, бормотал Раскату в ухо что-то нежное.

Утро лишило его последней надежды.

Дик сидел на берегу, положив себе на колени голову Раската. Большая голова на коленях не уместилась, клюв уткнулся в камни. На глаз время от времени опускалась тонкая пленка века – и вновь уплывала. Это было единственным признаком жизни в теле грифона, еще недавно таком крепком и сильном.

Дик не поймал, не заметил момент, когда пленка окончательно опустилась на глаз. Но почувствовал, как по большому телу зверя прошла медленная, тягучая судорога – и оно застыло.

Всё? Неужели – конец?

Стиснув зубы, Дик поднялся на ноги.

Пора идти, он и так зря потратил ночь...

И вдруг невыносимой стала мысль о том, что мертвого Раската будут рвать лисы и волки.

Стиснув зубы, Дик оглянулся, нашел взглядом расщелину в скале и потянул к ней грифона. Жесткие передние лапы оставляли на траве полосы от когтей.

Это была тяжелая ноша, но отчаяние придало молодому небоходу силы. Он затащил Раската в расщелину, сломал два крепких сука, вбил их в землю у входа и заплел зелеными ветками.

Но задержит ли эта наивная стенка лесных хищников?

Дик вспомнил, что ему рассказывали про охоту на волков – с флажками. Зверье боится человечьего запаха...

Парень достал из дорожного мешка ношеный шейный платок, разорвал на полосы, вплел их в ветки.

– Глупо, да, – сказал он севшим голосом. – Было бы у меня время – я бы тебе, Раскат, могилу вырыл...

И тут случилось то, чего Дик от себя не ожидал. Он сел на замшелый валун и разрыдался.

Будь тут Райсул и Фантарина, Дик сдержал бы чувства. Но лишь кривые сосны у водопада видели слезы небохода. Он оплакивал и крылатого друга, и себя, оставшегося без Раската, и детскую мечту о легком, сказочном полете – мечту, сбывшуюся так ненадолго...

Наконец он вскочил и, не вытирая мокрого от слез лица, быстро зашагал сквозь редкий подлесок вниз по склону – в сторону дороги.

Туда, где ждали его леташи с «Миранды».

3

О, вечно восхваляемый трактир.

О, запах пива, пар, плывущий тихо

Из широко распахнутых дверей,

У твоего заветного порога

Перекрестились все пути земные.

(Э. Багрицкий)

Трактир «Мартовский кот» стоял на берегу залива. Трактирщик не мог нарадоваться на удобное место, выбранное для заведения: тут и порт под боком, и проезжая дорога, а что с берега несет рыбьей чешуей и гнилыми водорослями, так от этого славного, здорового запаха еще никто не помер.

Дядюшка Фрико, владелец «Мартовского кота», прекрасно понимал, что и для жителей Аква-Бассо, и для проезжих, что заходят в его заведение, он не только поилец-кормилец, но и главнейший рассказчик окрестных – и не только окрестных – слухов. Гости любят, собравшись за кружками пива, обсудить не только очередную драку рыбаков со стражниками или шашни аптекарши с писцом из ратуши, но и здоровье его величества Анзельмо, и происки соседей-виктийцев (дикарей, негодяев и налетчиков), и свару альбинских наследников престола – там, за Лазурным морем.

Под эти разговоры и пиво лучше пилось, и гордость тешила душу: вот мы какие, не пьянчуги-забулдыги, а сошлись потолковать о серьезных вопросах!

Поэтому дядюшка Фрико и не удивился, когда к его стойке подошел молодой путник и спросил, не слышно ли чего из Фиаметтии.

Быстро, профессионально Фрико оценил гостя. Слуги при нем нет, одежда в пути поистрепалась, а что шпага на боку, так ведь времена сейчас такие – кто хочет, тот шпагу и носит. Однако была в путнике уверенность в себе, твердый взгляд, речь без подобострастия. И потому трактирщик на пробу назвал его не «сударь», а «ваша милость»:

– Кое-какие слухи, ваша милость, из тех краев до нас дошли. Я бы с вами в охотку поболтал, да только надо спуститься ненадолго в погреб. Не будет ли пока вашей милости угодно вина или пива?

(Потому как слухи гостям, конечно, полагаются, но не бесплатно, а только в придачу к выпивке-закуске.)

«Вашу милость» незнакомец принял как должное. Сказал снисходительно:

– Пива и тарелку жареной рыбы. Как вернешься – присаживайся, потолкуем.

Встряхнулся сидящий на полу у стойки горбатый сказитель Загогулина. Похлопал осоловевшими глазами, проворно переместился к столу, за которым разместился путник со своей жареной рыбой. Уселся так же, на полу, у ног путника. Завел привычно:

– А не угодно ли послушать про стародавние времена, когда правил в Иллии добрый властитель Танкредо. Был тогда славный город Аква-Бассо под властью мудрого наместника, сеора Манфредо диль Уровекко. И была у сеора Манфредо юная дочь, сеорета Джаннина. Была сеорета девицею скромной, но краса ее даже из-под шелковой вуали сияла, как звезда. И дошел слух об этой несравненной красоте до злобных и беззаконных виктийцев...

* * *

Бенц слушал рассказ вполслуха, уплетая рыбу и бросая взгляды на немногочисленных посетителей таверны. Трое бродяг играли за соседним столом в карты, Двое рыбаков у дальней стены вели неспешную беседу за пивом. Какой-то путник-одиночка задремал в углу, надвинув шляпу на глаза от света. Все было тихо-мирно.

Сказитель продолжал рассказ, хотя Дик не поощрил его ни полушкой.

Хозяин вернулся как раз тогда, когда разбойный конунг Хафтор ворвался в Аква-Бассо, дабы завладеть прекрасной и непорочной сеоретой Джанниной. Трактирщик бухнул на стол кувшин, сел рядом с Диком и небрежно бросил сказителю:

– Загогулина, заткнись!

Горбун даже голову в его сторону не повернул. Продолжил так же монотонно:

– Благородная сеорета Джаннина со служанками и слугами замкнулась в сторожевой башне и не преклонила слух к речам распаленных виктийских хищников..

Больше трактирщик на сказителя внимания не обращал. Поинтересовался у Дика, не снизойдет ли тот до стаканчика доброго винца из Белледжори. Дик мысленно пересчитал оставшуюся у него мелочь – и до стаканчика снизошел, понимая, что это плата за беседу с хозяином.

А беседа оказалась и впрямь интересной. Оказывается, вчера вечером в Аква-Бассо возвратился здешний торговец рыбой. Рыбник, по его словам, в чужих краях насмотрелся и наслушался занятного. Но толком не поговорил: спешил домой, а в «Мартовского кота» завернул мимоходом, горло промочить. Про Фиаметтию – да, заходил разговор...

– Но прекрасная сеорета Джаннина гордо ответила конунгу: «Я лучше кинусь вниз головой из окна башни, моего спасительного приюта!» – вещал с пола Загогулина.

«Да хоть бы она скорее самоубилась, твоя Джаннина! – раздраженно подумал Дик, но пинка сказителю не дал, сдержался. Незачем выказывать свое волнение.

А трактирщик поведал со слов рыботорговца, что король Анзельмо прогневался на какого-то сеора, чья вилла была неподалеку от Фиаметтии, и послал гвардейцев его арестовать. Друзья опального господина пытались вывезти его из Фиаметтии на летучем корабле, но были схвачены, а на корабле несут караул гвардейцы-часовые.

«Все сходится! – с ужасом и тоской думал Дик. – Сеор Антанио! Эти Каракелли нахрюкали королю, что сеор Антанио диль Фьорро – вор. А Лита сунулась выручать дядю, да еще и команду на это подбила. Вот и сгорели... а я, сволочь такая, тратил время, сидя возле умирающего грифона!»

– Себастьяно, то есть рыбник, обещал сегодня зайти, посидеть, потолковать не спеша... – продолжал хозяин. Вдруг прервал фразу, обернулся к окну: – Э, подъехал кто-то?

Со двора и впрямь донеслись стук копыт и окрик кучера.

Хозяин встал, но не успел выйти во двор. Дверь распахнулась, на пороге встала золотоволосая красавица в коричневом дорожном платье, с серебряной флягой в руках.

– Эй, кто тут хозяин? – спросила она весело. – У моей госпожи в дороге кончилась лимонная вода. Наполни-ка флягу, любезный!

С первых слов, произнесенных этим певучим голосом, Бенц отвернулся к сказителю.

Беатриса, фрейлина принцессы Эннии! Вот уж кого Дик не ожидал здесь увидеть! Если она его узнает...

Сказитель, заметив интерес гостя, продолжил с воодушевлением:

– Среди слуг сеореты Джаннины был юноша по имени Рикко Бентино. И сказал он: «Или погибну, или приведу подмогу!» Он спустился в колодец, питавший водой сторожевую башню, и поплыл по подземной реке. Поток не везде доходил до низкого каменного свода, кое-где отважный юноша мог высунуть голову из воды и вдохнуть воздух...

Бенц, не удержавшись, бросил взгляд из-под опущенных полей шляпы на стойку. Трактирщик, вооружившись большой разливной ложкой, наполнял серебряную флягу водой, настоянной на лимонных корках. Беатриса стояла вполоборота к Дику и развязывала тесемки бархатного кошелечка.

– И привела его подземная дорога в пещеру, из которой бил источник, и уходила вода в трещину пещеры, и не было оттуда иного выхода. Страх объял Рикко, и взмолился он богам, чтобы не дали ему погибнуть столь юным...

«Расплатилась... уходит... ушла, не заметила, ура, не заметила!»

За окном щелкнул бичом кучер, карета тронулась с места...

– И принялся Рикко искать выход, и нашел во мраке, на ощупь, трещину, в которую проникли корни кустов. Раскапывая землю руками и разрывая корни, юноша расчистил себе путь наружу...

Хлопнула дверь.

– Привет, дядюшка Фрико! – послышался бодрый голос.

– О, вот и Себастьяно! – воскликнул хозяин. – Себастьяно, иди-ка сюда! Тут путник интересуется: кого там в Фиаметтии арестовали?

Полный, лысоватый Себастьяно, усевшись за стол, улыбнулся Бенцу.

– В Фиаметтии? Да, было такое дело. Арестовали сеора Миртио диль Джаннибелло за пасквиль на первого министра. Весьма, говорят, злоехидные стишата. Друзья сеора Миртио хотели вывезти его через границу на «Крыле радуги», да не вышло у них.

Как заплясали по стенам солнечные зайчики! Какой веселый, радостный ветерок ворвался в окно! Как замечательно стало жить на прекрасном белом свете!

Схвачен не сеор Антанио, конфискована не «Миранда»!

Сказитель продолжал что-то бубнить о юноше, который добрался до короля Танкредо и привел в Аква-Бассо помощь.

Торговец Себастьяно глянул через стол:

– Загогулина, это ты бренчишь? Захлопнись и сгинь!

Сказитель строптиво, с вызовом в голосе, досказал концовку:

– За сей доблестный подвиг король пожаловал бесстрашному Рикко Бентино дворянство и женил его на прекрасной сеорете Джаннине...

– Загогулина, заткнись! – рявкнул уже и хозяин.

– И жили они долго и счастливо!

Дик развязал узел на поясе, расплатился за еду и выпивку. Глянул на оставшуюся полушку... все-таки можно купить хлебец в дорогу...

Улыбнулся. Бросил полушку сказителю:

– Держи, дружище! За отличную историю!

* * *

Едва за Бенцем захлопнулась дверь, как дремавший в углу путник щелчком сдвинул шляпу на затылок и оглядел трактир большими, темными, совершенно не сонными глазами.

Жена трактирщика, проходившая через трапезную с корзинкой только что собранных в курятнике яиц, даже споткнулась под этим глубоким взглядом. Задержалась на минуту, перекладывая корзинку с руки на руку. Взором опытной женщины оценила и ладную фигуру, и золотистую кожу, и высокие скулы, и соблазнительную ямочку на волевом подбородке. Эх, какой мужчина забрел в «Мартовского кота»!

Увы, красавец небрежно положил на стол монету и, не дожидаясь сдачи, направился к двери. Правда, проходя мимо хозяйки, он многозначительно улыбнулся... Он ее заметил! Вернется, а? Вернется?

* * *

Нет, эдон Ференандо ду Вега-Тьерра не собирался возвращаться в трактир. А улыбнулся хозяйке он по привычке, на всякий случай.

Сейчас Ференандо уже забыл о хозяйке. Он шел за своей добычей, держась на расстоянии, чтобы не быть замеченным.

Неужели боги дают ему возможность отквитаться за пережитое зимой унижение?

Никто в Порт-о-Ранго не знает, что Ференандо разыскал в Джермии «Миранду» и ухитрился пробраться на борт. Да что там на борт – даже в капитанскую каюту! Еще немного – и накинул бы на голову спящему капитану волшебную петлю, которая сделала бы Бенца покорным рабом Ференандо. Тошно вспомнить, какие деньжищи перекочевали из ладони Ференандо в ладонь колдуна, тайком изготовляющего незаконные, запретные вещи! Но дело стоило того! Простой удар кинжалом в грудь спящему небоходу принес бы Ференандо кучу денег и благодарность эдона Манвела ду Венчуэрры. Но привести паршивца Бенца к эдону Манвелу живьем... о, это сделало бы Ференандо-Без-Промаха правой рукой воровского короля, первейшим, незаменимым помощником во всех делах.

Так бы и сбылось, если бы не наступил он на распроклятого кота, когтистого и горластого. И остается скрежетать зубами от стыда, вспоминая, как сбежавшиеся на шум леташи вышвырнули его, Ференандо-Без-Промаха, голым за борт шхуны...

Да, узнай об этом подручные эдона Манвела – задразнили бы, хоть вешайся...

Ничего. Теперь-то он отомстит за свой позор.

Ференандо получил весточку от надежного человека, что «Миранда» в самый разгар летного сезона за каким-то демоном торчит возле маленького иллийского городка. Ференандо тут же помчался в эту самую Фиаметтию, про которую прежде и слыхом не слыхал. Нашел «Миранду», нанял людей, чтобы следили за командой. Узнал из бесед, подслушанных этими людьми, что экипаж ждет капитана, который вот-вот вернется из Халфата... в Халфат-то его какие демоны понесли?

Можно было спокойно дождаться появления Бенца, прикончить его и вернуться в Порт-о-Ранго за честно заработанной наградой. Но Ференандо рассудил иначе. От Халфата в Фиаметтию ведет лишь одна дорога – через Аква-Бассо. Почему же не встретить Бенца там, где его не прикрывает команда?

Ференандо рискнул – и выиграл. Вот он, Бенц: идет с довольной мордой по берегу залива. И не знает, что доживает свой последний день.

* * *

Карета медленно ехала по узкой улочке. Кучер, время от времени привставая на козлах, держал курс на видневшуюся над домами крышу ратуши.

А в карете принцесса Энния отняла от губ серебряную флягу:

– Неплохая лимонная вода... Мы уже приехали, верно? Остановимся в гостинице, но сначала поговорим с бургомистром. Он знает, кто я такая. Его предупредили.

– Я... я хочу сказать... – промолвила Беатриса. – Там, в таверне, был человек... Мне показалось, что это Дик Бенц.

Серебряная фляга дрогнула в руке принцессы, накренилась, несколько капель вылилось на темное дорожное платье ее высочества.

– Почему ты сразу не сказала мне об этом? Там, у трактира? – Голос принцессы был резок, как ледяной ветер.

– Я... не была уверена.

Беатриса лгала. Она опасалась, что Энния в ярости не сдержится и прикажет охранникам, сопровождавшим карету верхом, схватить Бенца. Вышла бы безобразная драка – и прощай тайна, прощай пребывание в городе инкогнито.

Принцесса, чуть поразмыслив, пришла к такому же выводу. Она закрыла флягу колпачком и передала ее фрейлине.

– Ничего. Буду беседовать с бургомистром – скажу ему, что по городу ходит государственный преступник.

Беатриса закрыла глаза, откинулась на подушки и вспомнила вечер в обители Антары Лесной, когда провожала Дика Бенца из комнаты Эннии после свидания. Их кто-то спугнул, они спрятались в темной нише, чтобы не быть замеченными...

«Если бы ты меня тогда поцеловал, – злопамятно подумала Беатриса, – я бы сейчас ни слова не сказала Эннии про тебя!»

4

Тянет мачтой на судно

Даже сгнившую жердь...

(А. Баль )

Бенц лениво и счастливо брел по берегу залива. Куда теперь спешить? Можно найти какой-нибудь купеческий обоз, идущий в сторону Фиаметтии, чтобы идти пешком. А можно и впрямь украсть лошадь – только с умом, чтоб не поймали и не побили.

Уколола душу мысль о брошенном грифоне. Знал бы, что с «Мирандой» все в порядке, выкопал бы Раскату могилу, или завалил бы труп камнями...

Может быть, это воспоминание пробило бы броню легкомыслия Бенца. Но открывшееся за углом какого-то склада зрелище выбило из головы все мысли, заставило остановиться и разинуть рот.

На берегу лежал... лежало нечто. Сначала Дику показалось, что это куча мусора. Потом, оставаясь кучей мусора, оно приобрело очертания летучего корабля.

Дик сдвинул на макушку шляпу. Да чтоб его демоны живьем сожрали, если это не гафельная шхуна – такая же, как «Миранда», только поменьше.

Возможно, этот кошмар и был когда-то шхуной – но она разбита в такой хлам, что только на дрова. Однако эту безнадежную покойницу кто-то пытался восстановить. используя все, что подвернулось под руку.

Дик подошел ближе. Ну да, сбитый фальшборт надстроен трухлявыми досками – хороший хозяин не станет такими огораживать морковные грядки. А вот эта пробоина чуть выше ватерлинии... нет-нет, ничего Дику не мерещится! Она действительно заштопана большим куском кожи!

Словно сама свалка приползла на берег и сделала вид, что собирается взлететь!

Подойдя вплотную к нелепому сооружению, Дик понял, что кожа для пластыря аккуратно сшита из голенищ старых сапог, а швы тщательно промазаны смолой. Правое крыло отсутствовало, но левое, судя по крену на левый борт, было распахнуто.

– Интересуетесь, сударь? – хихикнул кто-то за спиной у Бенца.

– Интересуюсь. – Дик обернулся к упитанному горожанину, одетому прилично и не бедно. – Что это за чудо кораблестроительной мысли? – Он вернулся взглядом к «шхуне».

Человечек снова хихикнул:

– А это, извольте видеть, вроде как здешняя достопримечательность. Не первый год как воздвигается. Иногда приезжих водим показать. Очень изволят смеяться.

– И кто же это... воздвигает?

– Фамилию не упомню. Все его зовут Капитан Роландо, хотя никакой он не капитан. Сумасшедший, конечно.

Дик медленно кивнул. Он как раз пытался понять, из чего сделан короткий и тонкий бом-утлегарь – и теперь онемел, признав в нем рукоять лопаты. Или граблей.

– А ведь был, говорят, уважаемым человеком, – продолжал горожанин. – Служил в военном флоте погонщиком. Попал под военный суд за то, что отказался выполнить приказ капитана. Не знаю, что уж тот велел... вроде собирался налететь на толпу мирных беженцев... не знаю точно, а только было это аккурат после того, как наш король с виктийским конунгом подписали перемирие. А капитан, изволите видеть, не навоевался. Его, капитана, разжаловали потом. И правильно, нечего идти против королевской воли. А вот насчет погонщика военный суд призадумался. С одной стороны, неподчинение капитану. За это вешают. С другой стороны, подчинение воле короля. Не дал сорвать перемирие. Казус! – Человечек с важным видом поднял указательный палец. – Рассудили и решили: не вешать, но из военного флота в шею выставить. А на грузовые корабли его не брали. Кому нужен погонщик, который капитана не слушает? Да и не молод уже... Вот он в уме и повредился – без неба...

– Понимаю, – тихо сказал Дик Бенц.

– Он безобидный, сударь, вы не думайте... С утра ходит по дворам: где дров наколет, где починит что – руки у него правильные. Ест рыбу, какую наловит, да летом травки разные. А дадут за работу монетку-другую – он их тратит вот на это безобразие. Я, говорит, теперь сам себе капитан. И живет в этой шлюпке, внутри, даже зимой...

– Не шлюпка, настоящая шхуна, – оценил Бенц масштаб строительства. – Такую один лескат не потянет, пара нужна.

– А у него и одного нет. Кое у кого из здешних рыбаков имеются старые лескаты, списанные по возрасту с кораблей. Хозяева на этих доходягах развозят рыбу по деревням. Так они за своим летучим добром присматривают в оба. На всякий случай.

Разговорчивый горожанин учтиво кивнул, прощаясь, и поспешил по своим делам. А Дик встрепенулся, услышав, как за шхуной, с левого борта, кто-то насвистывает «Портовую девчонку».

Бенц обошел шхуну и увидел невысокого, крепко сбитого седого человека. На нем была сине-белая рубаха леташа, такая застиранная и выцветшая, что синие полосы едва отличались от белых (вернее, голубые от серых). Человек был бос, драные штаны закатаны до колен. В руках он держал маленькое ведерко с краской и кисть, которой только что закончил выводить на борту надпись: «Краса помойки».

Заметив Бенца, человек улыбнулся ему, словно старому знакомому, и приветливо сказал:

– Вот, краску добыл. Нельзя же судну без названия! Еще бы придумать, из чего сделать правое крыло.

Бенц посмотрел на распахнутое левое крыло (которое явно было сколочено из того, что выбросило на берег море). Перевел взгляд на круглое, сияющее улыбкой лицо Капитана Роландо. И сказал без насмешки:

– Так было бы название, а крылья уж как-нибудь...

Старик перестал улыбаться. Темные глаза твердо встретили взгляд Бенца.

– Небоход?

– Небоход, – кивнул Бенц. Сейчас он жалел, что капитанский шнур лежит у него на дне дорожного мешка.

– Значит, понимаете... Я почти закончил шхуну. Вот только правое крыло... И такелаж не весь натянут. Что-то спину прихватило. Должно быть, потянул, когда грот-мачту раскреплял.

– В одиночку? – охнул Бенц. И тут же понял, что ляпнул глупость. Да, этот старый человек в одиночку ворочал жуткое бревно, которое выдает себя за грот-мачту. И никто ему не помогал. Дураков нету.

– В одиночку, – снова улыбнулся Капитан Роландо. – Вантами и штагами раскрепил, но не до конца. Не рухнула бы мачта, пока у меня спину отпустит...

И тут Дик почувствовал, что понимает старика как самого себя. До глубины души.

Что бы сделал он, Дик Бенц, если бы потерял «Миранду»? Уж точно не спился бы с горя. Всю жизнь положил бы на то, чтобы вернуться в небо.

А разве Капитан Роландо делает что-то другое?

Да, его «шхуна» никогда не взлетит. Ну и что?

– Капитан, – с учтивым поклоном сказал Дик, – позвольте вам помочь. Как леташ леташу. Раскреплю я вам до конца эту демонскую грот-мачту, чтоб стояла и не падала!

Улыбка исчезла с лица старого небохода.

– Вот как, сударь? Добрые горожане смеются надо мною. Однажды пьяная компания пыталась сжечь «Красу помойки», пришлось драться с ними. Те, что добрее, дают мне еду, некоторые – даже монеты. Но за все эти годы никто – никто! – не предложил помощи в постройке шхуны. Да вознаградит вас за это Эссея Легкокрылая!

5

Свободу чаще всего утрачивают те, кто жаждут ее.

(С. Е. Лец )

Ну, что он за человек, этот Бенц? Сейчас полез на жуткое бревно, явно трухлявое, зато гордо стоящее торчком и изображающее мачту... да-да, мачту, с первого раза не догадаешься, а поглазеешь – и сообразишь. Эдону Ференандо еще по дороге в трактир добрые люди растолковали, что это за дрянь валяется на берегу. Плохо здесь, в Аква-Бассо, за сумасшедшими присматривают!

А теперь к местному безумцу присоединился безумец приезжий. Зачем Бенца понесло на верхотуру? Навернется оттуда, разобьет дурную башку об эти... эти дрова! И плакала тогда награда за убийство, кровавыми слезами плакала!

Эдону Ференандо хотелось заорать на весь берег: «Эй, осторожнее там, наверху, идиот!» А еще больше хотелось вынуть из дорожного мешка пистолет, неспешно зарядить, аккуратно прицелиться – и снести эту птичку с мачты... Увы, нельзя. Вокруг полно народу. Вон даже стражники топают... с мушкетами, сожри их демон! Нет, пусть этот сукин сын сначала спустится... ага, уже спускается... осторожнее ногу ставь, дурак, там не ванты, а демон знает что... Уф! Спустился!

Ну, теперь все в порядке. Вот он прощается с тем, другим кретином... руки друг другу жмут... Вот Бенц идет по берегу прочь... теперь следом за ним, чтобы не упустить. Разминуться с отрядом стражников... потом прибавить шагу – и, обгоняя Бенца, всадить ему под лопатку стилет. А самому – вон туда, к скопившимся на берегу рыбачьим домишкам, они так славно сгрудились, найдется где спрятаться...

Эй, а это что?! Почему стражники не прошли мимо? Что им надо от Бенца? Да там дело серьезное, они на него мушкеты навели!

Эдон Ференандо едва не взвыл от досады.

«Вы с ума спятили, парни? Это моя добыча! А ну, лапы прочь!»

Но четверо стражников, разумеется, не уловили крик души незадачливого убийцы. Эдону Ференандо осталось одно: идти следом за мерзавцами, так не вовремя возникшими на пути. Надо же узнать, куда поведут Бенца! А потом разведать, из-за чего, собственно, арест. Может, какой-нибудь пустяк! Тогда Бенца вскоре выпустят – и можно будет его потихоньку зарезать...

* * *

– Слышь, командир, может, нам его все-таки в курятник запереть?

– Беппо, ты что, первый раз на свет родился? Государственного преступника – в курятник? Бургомистр собственным языком сказал: в башню!

– Так бургомистр не знает, что в башне арестанта запереть негде! Там же все разваливается, а деньги на ремонт... их... ну... того...

– Беппо, закрой язык, здесь тебе не тут. И не выворачивай мне свою рожу наизнанку. Наверху две каморки, туда запрем. Сам бы мог смекнуть. Голова у стражника, чтоб думать, а мозги – чтобы кумекать... Эй вы, оба сзади, кто давал команду хихикать? А ведь каждый из вас – взрослые мужики! Дохихикаетесь у меня, козлы с мушкетами!

– Командир, в одной каморке крыша провалилась. А в другой заперт... сам знаешь кто... кого поминать не велено.

– Беппо, ты что думаешь: вы все дураки, один я умный? Провалилась крыша, не провалилась – какая мне посторонняя разница? Велено запереть – запрем... Эй вы, оба сзади, чего плететесь, как дубы деревянные! Опять спите стоя на ходу? А ну, прибавить шагу!

– Командир, оттуда и черепаха удерет, не то что государственные преступники. Может, запрем внизу, в нашей караулке, а? Там потолок целый и стены без дыр.

– Беппо, стражнику мало усы отращивать, стражнику надо еще и работу соображать! В караулке сложены бочонки, что мы отобрали у контрабандистов!

– Ну и что? Посидит на бочонках, не помрет.

– И опять, Беппо, ты дураком получаешься. Вот ты сидел бы на бочонках с вином да знал бы, что тебя скоро повесят... стал бы ты на те бочонки любоваться? Уж как-нибудь расколотил бы их, добрался бы до винца!

– Командир, а может, перекатим куда-нибудь бочонки?

– Днем? Чтоб любая сволочь видела? Я на это вино уже покупателя нашел. До продажи бочонки должны лежать тихо и ничем себя не выдавать. Чтобы их ни одна собака не нашла! Даже я!.. Эй, оба сзади, чего ржете, как свиньи? Я вам не кабы кто, а командир! Я кому вам говорю? Вы стражники или где? Вы на службе или как?..

Дик Бенц горько усмехнулся. Он внимательно слушал беседу стражников и не упустил слова «государственный преступник» и «повесят».

Эх, если бы не длинноствольные мушкеты, глядящие в спину! ..

Хорошо бы его и вправду заперли в каком-нибудь курятнике. Вряд ли курятник удержит такого травленого лиса, как Бенц!

Увы коренастый, мрачный командир не дал сбить себя с толку:

– Вот станешь ты, Беппо, бургомистром, тогда и блести умом. А пока твои мыслишки гроша выеденного не стоят. А потому заткнись и веди арестанта в башню. Запри его... сам знаешь к кому. Ничего, до виселицы не загрызут друг друга.

6

Когда попадешься в одну яму с волком, не выказывай ему пренебрежения.

(С. Е. Лец )

В каменной клетушке, куда впихнули Бенца, было не очень темно. Падающего в крохотное оконце света было достаточно, чтобы осветить поднявшегося с пола статного рыжеволосого мужчину.

– Да что за хамство! – возмутился обитатель каморки. – Тут и одному повернуться негде, а вы мне соседа привели!

– Ничего, утрамбуетесь! – огрызнулся командир стражников. – Может, тебе еще кровать с балдахином поставить? Пока в тесноте посидите, зато вешать вас врозь будут, на просторе!

Стражники подобострастно захихикали.

– Чего сразу вешать-то? – запротестовал Дик. – Я мирный путник! Я слыхом не слыхал про того человека, за которого вы меня приняли! Разберитесь сначала!

– Разберемся! – пообещал командир стражи. – Кишки из тебя вытянем и обратно сложить забудем.

Дверь хлопнула, лязгнул засов.

Дик вздохнул, бегло оглядел камеру (а что там оглядывать: голые стены, каменный пол, в одном углу охапка соломы, в другом – жестяное ведро) и перенес внимание на соседа. Тот уже сменил гнев на милость, смотрел на Дика спокойно, почти приветливо:

– Ну, мирный путник, давай знакомиться. Мы собратья по несчастью: я тоже мирный путник, тоже схвачен по ошибке, тоже жду виселицы. За кого тебя приняли эти светочи мысли?

– За государственного преступника, – развел руками Дик.

– Ого! Серьезно... А подробнее можно?

– Насколько я понял, кто-то дал в морду принцу Джиакомо, а мне приходится страдать за чужое удовольствие.

– А зовут тебя как, мирный путник?.. Э, нет, спрошу иначе. Какое имя тебе присвоили власти этого приятного городка?

– Меня собираются вздернуть под именем Дика Бенца... Слушай, а тут кормят?

– Приносили какую-то бурду... А про меня не спрашиваешь? Не интересуешься, с кем тебя в одну камеру посадили?

Бенц глянул на него с усмешкой:

– Сначала-то я думал, что и без того знаю твое имя. Ну, когда увидел серьги в виде рыб. Такие оранжевые, прямо светятся! Уж очень похожи на те, которые все сказители именуют «Свеновыми акулами».

Сосед польщенно улыбнулся.

– А потом, – продолжил Дик, – я понял, что ошибся. Не мог Свен Двужильный, пиратский адмирал, оказаться таким законченным, набитым, распоследним дураком, чтобы заявиться в иллийский город – и не снять приметные серьги!

Улыбка исчезла с лица соседа:

– Ты... недоповешенный! В морду хочешь?

– Нет. Не хочу я в морду. Побереги, адмирал, кулаки для стражников. Лучше скажи: у тебя есть друзья за стенами этой древней башни? Хоть кто-то может помочь?

– Нет. Со мной был лишь один спутник – и он убит... И зря ты думаешь, что я попался из-за серег. У меня на голове был платок, повязанный по-моряцки. Нет, меня кто-то предал. Подозреваю, что женщина, к которой я шел.

– Жаль... Кстати, полюбопытствую: а что же с тебя стражники серьги не содрали?

– Им запрещено. Мол, это знаменитые серьги, я в них должен подняться на эшафот. Пусть никто не сомневается, что это действительно я, а не случайный бедолага.

– Ясно... А может, когда нам принесут ужин, навалиться на этого, с бурдой?

– Не выйдет. Еду мне приносил дряхлый такой дедок. А при нем двое стражников, и не с мушкетами даже, а с мушкетонами.

– С мушкетонами? – Дик огорченно присвистнул. – Это которые бьют картечью?

– Ну да. Небось рубленых гвоздей туда насыпали, сволочи. На таком расстоянии меткость не нужна.

– Еще бы. Нашпигуют нас железом, как зайца чесноком... Ладно, про драку забыли. Попробуем с ними поговорить. Обмануть, напугать, купить... Не знаю, как ты, адмирал, а я не люблю, когда меня вешают. И я не намерен доставлять добрым жителям Аква-Бассо такого удовольствия!

– А ты мне нравишься, мирный-путник-который-не-Дик-Бенц! – хмыкнул Свен. – Не ноешь, не скулишь... Ладно. Я смерть частенько видел вблизи. Ты, похоже, тоже. Авось выкрутимся и сейчас!