Мятежник (СИ)

Глава 35

Недовольство Эолиса кольнуло. В свой танец Илай вложил душу, отдал всего себя.

— Слабовато? — спросила я шёпотом — Разве?

Командир сделал вид, что не расслышал. Нарочно не ответил на мой вопрос. Потянулся к глиняной кружке и заинтересованно — даже слишком! — принялся внимать анекдотам «Аурелия».

Мне в одночасье стало холодно и неуютно, словно на мои плечи легла старая ноша.

Молчание.

Как же ненавистно было молчание. Отвратительное неведение, невозможность задать вопросы, неспособность пробиться через ледяную стену, когда по ту сторону кордона — великое общее дело.

Опасаясь моих расспросов (или просто так командиру было положено), Эолис встал, принял чарку от товарища, разливавшего сбитень, и подняв её, торжественно произнёс:

— За свободный Вольмонд!

— За свободный Вольмонд! — хор товарищей эхом прокатился по подземелью.

Моя кружка тоже взметнулась вверх, присоединившись к общему тосту. В этот миг дроу были едины, как братья, я же оставалась не у дел. Это всё равно, что слышать шутки, над которыми все смеялись, но не понимать их смысла.

Притихшее ненадолго чувство одиночества возобновило беседу со мной. Воспоминания о родной стране утянули меня в свой омут. К родительскому дому, пышному саду, качелям у вяза и нежной яблоне. К круглому окну моей спальни, на котором зимой ледяные вихры отпечатывали свой уникальный узор. К камину и белой софе, где я любила проводить время с книгой. К фонтану со скульптурой белого лебедя.

Покинув отчий дом, я так и не нашла своего пристанища.

Дом мужа был чужим и строгим, поместье Вольмонда тоскливым, а подземелье… Оно даже мятежникам не стало домом. Лагерем! Они стояли лагерем, готовили переворот и больше всего на свете мечтали вернуться домой.

— Впервые увидев чернила, я не знал что это, — доносились задушевные разговоры у костра. — Решил, что сурьма и принёс Айгону на задание. Видели бы вы его лицо! Он же чуть не убил меня.

Залившись громким хохотом, дроу похлопывали рассказчика по плечу, делясь своими историями. Байки лились одна за другой, подпитывая костёр веселья. Эолис делил смех вместе с ними. Делал вид, что мы чужие, но временами поглядывал в мою сторону и ободрительно кивал.

Или мой вид стал совсем кислым или тоска слишком явственно отпечаталась на моём лице, но через мгновение я почувствовала тёплую ладонь на своём плече.

— Грустишь? — любимый опустился рядом.

— Тоскую, — заглянув в фиалковые глаза, призналась я.

— Хочешь домой? — вопрос был двояким, но я сделала вид, что речь шла о нашем подземном жилище.

— Нет, я обещала песню.

— Ты не обязана выступать, если не желаешь, — голос эльфа понизился до томного шёпота. — Не беспокойся, моя Гвилисс, я и так исполню любую твою прихоть.

Я улыбнулась уголком губ, чувствуя, как тепло его ладони согревает меня. Но, вопреки игривым ноткам, тон мой сделался серьёзным.

— Больше всего на свете я ненавижу молчание, — призналась, глядя в фиалковый омут. — Терпеть не могу оставаться в неведении. Помогая твоему сыну, была уверена, что он безупречен, но услышала твоё недовольство. Почему?

Глаза опустились, руки сцепились в замок. В свете костра профиль командира казался идеальным. Прямой нос, острый подбородок, губы по-мужски чувственные и густые ресницы неприлично большой длины.

— Тебе известно наше любимое изречение? Мы любим повторять: чего не знаешь — не расскажешь на допросе.

— Не самое гуманное правило, — пробормотала я, не отводя взгляда.

— Война не бывает гуманной, моя Гвилисс. И я прошу тебя не сердиться. Мои действия лишены злого умысла и если Полнолунию будет угодно, однажды ты узнаешь ответы.

Эолис устремил взор в пляшущие языки пламени. Тишина вновь воцарилась между нами, любимый был на грани откровения, и я терпеливо ждала, стараясь не спугнуть хрупкий миг доверия.

— Илай молод и горяч, — наконец произнёс дроу, не поворачивая головы. — Он искренен в своем желании помочь, но порой его рвение затмевает разум. Слишком доверчив, слишком открыт. В нашем деле это опасная черта.

— Но он талантлив, — возразила я, не желая мириться с критикой. — Его танец был великолепен.

— Истина! Илай талантлив, а ещё горяч и импульсивен. Это ужасная смесь. Отвратительная. Клянусь Полнолунием, лучше бы он был ленив и безволен.

О, высшие силы, так вот в чём дело! Отец переживал за сына.

Незаметно под щитом я накрыла руку эльфа своей. Он сжал мои пальцы в ответ, но взгляд оставался прикован к огню. В его прекрасных глазах плясали отблески пламени, и я видела в них отражение родительской тревоги.

— Кажется, я обещала песню, — сменив тему, напомнила ему. — Уже самое время или стоит подождать?

— Момент подходящий, — Эолис погладил мою ладонь большим пальцем. — Если готова.

Поднявшись со скамьи я потянулась, размяла шею — жутко неприличный жест в ливенорском обществе — и с искрой озорства бросила:

— Тогда, уважаемый командир, объяви мой выход. Потому что после пения, я намереваюсь вернуться в дом. Гулять до утра нет охоты.

Дроу сделал знак эльфу-Аурелию и я, в миг растеряв былую храбрость, вышла на площадку, где недавно разворачивалась комедийная пьеса. Аурелий, откашлявшись в кулак, привлек к себе внимание собравшихся.

— Уважаемая Гвилисс желает почтить нас своим искусством! Прошу любить и жаловать!

Аплодисменты прозвучали тихо и сдержанно. Большинство дроу попросту не знали, чего ожидать. Что может предложить ливенорка, выросшая в тепле и неге?

Повисла тишина.

Сотня глаз разных цветов и оттенков, но со зрачками узкими, как у кошки, смотрели на меня. С любопытством, недоверием, скептицизмом или даже безразличием.

Первые ноты сорвались с губ робко, неуверенно. Старинная баллада о путешественнике и свете луны, что благословила его на удачу, должна была усладить мятежный слух.

Эльф поклонился, мудростью пленен,

И в сердце принял вечный, чистый свет.

Он в добрый путь звездой благословлён,

Великих ждал свершений и побед.

Голос крепчал, набирал силу, вплетая в себя оттенки собственной тоски. Перевод на всеобщий язык был не так красив, гораздо поэтичнее звучало по-ливенорски. Когда последний звук затих, дроу поддержали меня аплодисментами. Тёплыми и благодарными. Зазвучали торжественные поздравления «благослови тебя Полнолуние», забренчали чарки, послышался очередной тост.

На этом я решила отправиться домой, позволив эльфам веселиться без моего присутствия. Проходя мимо Эолиса, наклонилась к уху, украшенному множеством мелких колец и, понизив голос, шепнула:

— Да осветит богиня твой путь. — Ещё тише добавила: — И с тебя должок.