Барни Бернард сидел на жестком стуле. Он все никак не мог найти удобную позу и потому постоянно ерзал. Слева и справа от него стояли два верзилы. Он был в той самой комнате, куда никогда не хотел попасть, о которой люди говорили шепотом и радовались, что ни разу там не были.
Напротив него сидел Рори Магнус. Он требовал ответа.
— Только не говори мне, будто не знаешь, что случилось. Ты управляющий ночной смены. Объясни мне.
— Мистер Магнус, я… я не могу объяснить того, чего не видел.
— Тогда расскажи то, что видел.
Бернард снова попытался выстроить логическую цепочку из того немногого, что помнил. Он закрыл глаза и начал говорить.
— Это было после трех часов. Помню, ударил колокол. Все было как всегда. Картер и Ли были на своих подстанциях. Потом… — Лицо Бернарда сморщилось, пока он напрягал память. — Потом я услышал какие-то звуки за спиной и развернулся на стуле, чтобы…
— А остальные это слышали? Они обернулись?
Тяжелое молчание.
— Я не помню. Я не могу…
— Неважно. Давай дальше! Ты что-то услышал и обернулся.
— Да, это был звук открываемой двери, и, помню, я еще подумал: «Кто это может быть?» И тут они зашли в аппаратную. Как к себе домой. Не испуганные, не взволнованные, спокойные. Целеустремленные. Я… — Бернард не был уверен, следует ли рассказывать о том, что ему тогда пришло в голову. Ведь он подумал, что, возможно, они должны были появиться. Ну, что-то вроде неожиданной инспекции от Магнуса. Возможно, это замешательство как раз и лишило его вместе с сотрудниками возможности защитить себя и станцию, по крайней мере вступить в схватку. Нет, пожалуй, лучше было об этом не упоминать. —.. Да, я встал, чтобы дать им отпор. Не помню, что я сказал, если вообще смог выдавить из себя какие-то слова. Вот так было дело. Именно так.
— И твои сотрудники подтвердят это, не так ли, Бернард?
— Я не могу в этом поклясться, мистер Магнус. Я понятия не имею, помнят ли они еще что-то. Однако вплоть до этого момента они должны все отчетливо помнить. Я думаю, их показания совпадут с моими.
Магнус сделал несколько пометок нетвердой рукой и откинулся на спинку кресла. Он взъерошил пальцами свою рыжую шевелюру, потом потер лицо, как будто хотел стряхнуть страшную действительность. Ясно, что это не сработало. Он снова подался вперед.
— Бернард, прошлой ночью ты был ответственным за мою газовую станцию и подачу электричества в город. Ты хоть осознаешь масштаб урона, который был нанесен Эбирну во время твоего дежурства? Если понимаешь, то, кажется, не слишком волнуешься по этому поводу.
— Мистер Магнус, мне действительно очень жаль, что это произошло. Если честно, я просто ошеломлен. Но я инженер, а не солдат. В мои обязанности входит следить за тем, чтобы станция подавала электричество в течение ночи, а утром я сдаю вахту другому. Я не обучен приемам боя и не отвечаю за безопасность. Никто из моих сотрудников не имеет оружия. Никто прежде не угрожал газовой станции, поскольку от нее зависит вся жизнь в городе. Ни один человек даже предвидеть не мог, что такое случится. Поэтому меня никогда и не инструктировали, как вести себя в подобной ситуации.
Магнус улыбнулся и кивнул.
— Понимаю, Бернард. Выходит, это я виноват, так?
— Сэр, я не говорю, что…
— Да нет уж, говоришь. Ты говоришь, что если бы был лучше подготовлен, то ничего этого не случилось бы.
Магнус встал со стула.
— Мистер Магнус, я…
— Заткнись, ты, кусок дерьма. Твоя работа сгорела синим пламенем. Навсегда.
— Прошу вас, мистер Магнус. Хотя бы позвольте мне помочь…
— Тащите его вниз, Бруно. По черной лестнице.
Бруно, положив свою тяжелую руку на плечо Бернарда, спросил:
— Вызвать Рубщика, сэр?
— Нет, не надо. Я сам все сделаю. И приведи вниз всех остальных из ночной смены. Я хочу, чтобы они увидели, что происходит с некомпетентными работниками.
Когда она снова открыла глаза, это было пробуждение ото сна, а не возвращение из черноты обморока. Она помнила все. По крайней мере, на это надеялась.
В дверь тихо постучали. Она не успела сказать, что можно войти, как дверь уже отворилась. Он улыбался ей, и его взгляд был исполнен тревоги. Было ли в нем сожаление? — подумала она.
— Как ты себя чувствуешь, Мэри?
— Лучше.
— Вот и хорошо. Этот шарлатан, должно быть, и впрямь способен творить чудеса, как сам утверждает.
Ей не хотелось разочаровывать Великого епископа, но она считала, что доктор был абсолютно бесполезен. Старый дурак. Теперь она и сама понимала, что с ней.
— Епископ… думаю, у меня не так много времени, и…
— Перестань, Мэри, ты поправишься.
Его руки были сильными и теплыми, а их прикосновение успокаивало. Это были руки мужчины, которого ей хотелось бы узнать ближе.
— Я умираю. Вы это знаете, знает это и Феллоуз. Неизвестно только, как долго я протяну.
— Мэри, пожалуйста. Не говори так…
— Епископ, мой дорогой Великий епископ, вы должны выслушать меня сейчас. Если не выслушаете, у меня для этого больше не будет шанса.
Великий епископ вздохнул.
— Хорошо. Говори.
— Вы ведь помните, я приходила поговорить с вами об одном деле?
— Конечно.
— Так вот, я провела дополнительное расследование.
— И что ты обнаружила?
— В этом-то и проблема. Официально — ничего. То есть в буквальном смысле ничего.
— Не понимаю.
— Я просмотрела все папки, чтобы восстановить ход событий. Так вот, я обнаружила, что не хватает одной-единственной записи, доклада об инциденте.
— И какой номер был у инцидента?
— Я не помню. С каждым днем я буду помнить все меньше и меньше, поэтому вы должны запоминать вместо меня.
Она сжала его руку, и он ответил тем же.
— Я запомню, Мэри. Обещаю.
— Я даже не знаю, важно это или нет. И если это важно, то я не понимаю почему. Но вы должны это знать и выяснить, что все это означает. У меня с самого начала было нехорошее предчувствие. Что-то в нем не так.
— В ком?
— В Ричарде Шанти.
— Это Ледяной Рик?
— Да. Он не тот, кем считается.
— Я тебя не понимаю.
— Он не горожанин.
— У него нет статуса? Откуда ты знаешь?
— Я не знаю, откуда я это взяла. Но с ним что-то не так. С ним и его дочерьми.
— Лишить статуса такого человека… ты должна понимать, как это отразится на общественном мнении.
Она кивнула.
— Я понимаю. В полной мере. Но у меня есть ощущение надвигающейся угрозы, Ваша светлость. Что-то ужасное должно произойти с Эбирном и его жителями. И это как-то связано с Ричардом Шанти.
Великий епископ откинулся на спинку стула, как будто что-то обдумывал. Мэри Симонсон внимательно на него смотрела.
— Я не был уверен, стоит ли волновать тебя в твоем состоянии, — наконец сказал он, — но, раз уж зашел разговор… думаю, тебе следует знать. В городе больше нет электричества. Кто-то разрушил газовую станцию. Все запасы газа уничтожены.
— Боже. Кто это сделал?
— Это мог быть только Джон Коллинз. Даже Магнус не настолько безумен, чтобы воевать с «Велфэр» таким самоубийственным способом. Хотя он тоже, кажется, не тот…
— В каком смысле?
— Он не тот, кем был раньше. Власть испортила его.
Епископ явно что-то недоговаривал, но она не стала задавать ему наводящие вопросы, а вместо этого спросила:
— Что вы будете делать?
— Ну, Магнусу я, разумеется, не стал ничего говорить, но все свободные проповедники сейчас направлены в Заброшенный квартал на поиски пророка Джона и его убежища. Мы должны найти Коллинза, прежде чем это сделает Магнус, и представить его поимку как акт священной войны против неверных. Отсутствие электричества, возможно, нам даже на руку. Так нам будет легче восстановить верховную власть «Велфэр» и заставить горожан чтить Господа превыше всего, как это было в старые добрые времена.
Она на мгновение закрыла глаза и помолилась за возвращение прошлого, за то, чтобы мясным бароном стал человек, уважающий «Велфэр», Великого епископа и Господа. Если бы о стадах Избранных радел человек набожный, все было бы по-другому. Но один вопрос по-прежнему волновал проповедницу.
— Как же все-таки можно было вынести из архива документы? Я никогда не слышала о чем-либо подобном. А вы?
— Как тебе сказать… — Великий епископ отпустил ее руку и помассировал себе шею, снимая напряжение. — Насколько мне известно, такое случилось лишь однажды. Никто не знает, какую запись выкрали, об этом только слухи ходили. Но, как ты понимаешь, взять документ и избавиться от него мог только один человек. Проповедник. И такой проповедник нашелся в те времена. Он уже был стар, когда я пришел новичком. Его звали Пилкинс.
— Что с ним случилось?
— Он исчез.
— Куда? Почему?
— Никто точно не знает. Он что-то расследовал, так же как и ты, и обнаружил факты, с которыми не мог смириться. Ему следовало бы пойти к тогдашнему Великому епископу, но Пилкинс этого не сделал. Вместо этого он ушел в Заброшенный квартал, чтобы жить без Бога в душе и без наставлений Книги даров. Насколько мне известно, там он и умер. Никто его больше не видел.
— Вы думаете, что он мог взять именно ту запись, которую я ищу?
— Во всяком случае, это единственное разумное объяснение пропажи.
— Выходит, мы так никогда и не узнаем, о каком инциденте шла речь?
— Думаю, что нет.
Мэри Симонсон взяла руку Великого епископа и сжала ее со всей небольшой силой, что у нее осталась.
— Вы должны найти Шанти. Арестовать его. Найдите его, иначе случится беда. Не дайте ему исчезнуть, как исчез Коллинз.
— Я сделаю все, что смогу.
Магнус стоял над телом Барни Бернарда и тяжело дышал. Человек не был расчленен наподобие Избранных. Однако он был мертв.
Магнус приказал Бруно стянуть тело Бернарда ремнями, без всякой предварительной обработки. Пока Бруно собирал служащих ночной смены, уцелевших после взрывов и пожара, Магнус ходил из стороны в сторону по подвалу и, свирепея все сильнее, говорил:
— Никто меня не слушает. Никто не уважает больше. Меня, Магнуса. Великого Магнуса. Магнус — хозяин этого чертова города. А никакой не «Велфэр». И не рабочие. И не Избранные. Эбирн — мой город. Я и есть город. Теперь он будет называться Магнус. К черту все! К черту Книгу даров! К черту Псалтырь живота! К черту этого идиота Епископа и его педерастов проповедников!
Пот выступил на его лбу. Он тряхнул головой, как будто хотел избавиться от этих капелек, и они тут же оказались на бороде и волосах. Бруно и два охранника привели операторов ночной смены, скованных одной цепью. Рабочие неуклюже спустились по лестнице, подгоняемые помощником Магнуса. Увидев, в каком состоянии находится Магнус, они испуганно прижались к стене. Мясной Барон схватил с полки для инструментов резак. В его громадном кулаке он казался скальпелем.
Магнус угрожающе поднял кверху руку с ножом, оглядывая обезумевших от страха рабочих, и продолжил ругаться:
— Долбаные педерасты проповедники. Долбаные педерасты рабочие. Долбаный город. Гиблое место. А вы… — Он поднес нож к лицу каждого из приведенных рабочих. — Вы поганые, никчемные, мерзкие лодыри. Вы — отребье.
Магнус вонзил нож в левый глаз мужчины, ближе всех к нему стоявшего. Жуткий крик огласил подвал. Остальные рабочие побледнели. С разделочного стола на пол шумно полилась моча Бернарда. Раненый зажал глазницу, пытаясь удержать студнеобразное содержимое глазного яблока. Чем явственнее он ощущал тяжесть травмы, тем громче становился крик. Магнус проткнул не только глазное яблоко, но и дно глазницы. Но мужчина все еще жил, будучи уверенным, что Магнус добрался до его мозга.
— ЗАТКНИСЬ! — закричал Магнус. — ЗАТКНИСЬ-ЗАТКНИСЬ-ЗАТКНИСЬ!
Он стал втыкать нож в лицо мужчины, пока тот не упал на пол, увлекая за собой соседа, а тот в свою очередь потянул следующего рабочего. Раненый мужчина продолжал кричать. Магнус действовал ножом коварно — он не убил жертву сразу, а старался причинить ей сильную боль и наносил глубокие раны. И не переставал кричать:
— ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИСЬ!
Магнус начал бить ножом в шею рабочего, и вскоре кровь потекла ручьями.
На губах мужчины вздулись красные пузыри, когда он проговорил:
— Остановись. Ты убиваешь меня.
Но Магнус стал бить еще сильнее, стараясь попадать между пальцев, когда рабочий прикрывал лицо руками. Мясной Барон продолжал наносить удары еще долго после того, как мужчина перестал шевелиться и умолять. И при этом говорил:
— Никчемный, никчемный, никчемный. Посмотри на себя. Ты даже не годишься на мясо. Лучше бы я нанял женщин, они наверняка справились бы с работой. Я не позволю этому городу выйти из-под контроля. Я не допущу… чтобы какой-то псих так со мной обошелся. Я — Магнус. Я — Мясной Барон, черт возьми. Я правлю этим городом.
Он оставил нож торчащим из правого глаза жертвы и поднялся. С полки взял самый большой топор и взвесил его в руке. Потом прошелся вдоль шеренги напуганных и усталых рабочих.
— Как звали парня?
Все молчали.
— Бруно? Как его имя?
— Мм… это, наверное, был Ли, сэр.
— Да? Что ж, Ли легко отделался. — Магнус подошел к разделочному столу, на котором лежал Бернард. Тот судорожно изгибался, стянутый кожаными ремнями; из него с шумом выходили газы. — Вот он, Бернард, который отвечал за мою газовую станцию в ту ночь, когда ее уничтожили. В результате этот город на многие годы останется без электричества. А может, его подачу нам вообще никогда не удастся возобновить. Потому что весь газ, который мы там хранили, чтобы бесперебойно работал завод и все остальное, все наши запасы пропали. А виноват в этом Бернард. «Велфэр» считает, что такое нарушение является поводом для немедленного лишения статуса. Но я скажу иначе: пошли все к черту! К черту «Велфэр»! Этот человек не достоин того, чтобы кормить город. Я не срежу ни куска мяса с его гнилых костей. И никто этого не сделает. Потому что я…
Он поднял топор и опустил его.
— НЕ…
Он снова поднял топор, уже окровавленный. Рубанул второй раз.
— ПОТЕРПЛЮ…
Магнус легко орудовал топором, вверх и вниз.
— НИКЧЕМНОГО…
И еще удар.
— МЕРЗКОГО…
И еще.
— ГОВНЮКА.
Топор двигался вверх и вниз.
Слова. Ругательства. Металл, рассекающий плоть, крошащий кости.
Вверх.
Вниз.
Вверх.
Вот почему Магнус, стоя над телом Бернарда, тяжело дышал.