Музыка смерти

Глава 7

Следом за Деймоном Эддингтоном ушла наконец домой и Дарси. Улей и лаборатория звукозаписи остались в полном распоряжении Майкла Брэнгуина, и он намеревался в полной мере воспользоваться представившейся возможностью. Он дожидался этого весь день и теперь, покопавшись в мятом бумажном мешке с ужином — двумя крохотными банками суррогатной тушенки, прогретой в микроволновой печи, и пакетиком хрустящего картофеля, — вытащил свое сокровище. Едва Майкл поднес синдиск к свету стойки звукозаписи и взглянул на мелко напечатанное на его этикетке содержание, его, как всегда, охватил ошеломляющий восторг перед совершенством технологии, которая делала возможным заключение такого множества удивительных мелодий в этой крохотной вещице. Его сфера деятельности — инженерная биология, сложная, громадная, охватывающая все, что носит название жизнь. Но эти люди, умевшие превращать мертвые материалы вроде металла, пластика и керамики в музыку… они для Майкла — творцы возвышенного.

Инженеры-биологи? Тьфу! Они работают с материалом, который был живым и до их вмешательства, изменяют его, копируют, иногда подлечивают. Вся их наука не более чем высокочувствительная копировальная машина, которая способна менять количественные характеристики, размеры, цвет и кое-что еще. Возможно, генетики действительно близки к раскрытию секрета вдыхания жизни в мертвую плоть, но «Синсаунд»… Эта компания изо дня в день снабжает дыханием музыки неодушевленные предметы, неорганические материалы.

Придется многому научиться, многое запомнить, подбадривал себя Майкл, направляясь с вновь приобретенным синдиском к стойке звукозаписи. Ему известен лишь минимум, необходимый просто для воспроизведения записей. Все остальное, чего можно добиться от этой аппаратуры, — сфера деятельности Деймона. Вскоре он начнет ее настройку на свой вкус, и тогда Майкл не рискнет развлекаться со стойкой слишком часто. Он мог бы послушать записи и дома. У него действительно прекрасная установка и не слишком сложная, но для такой музыки здесь самое подходящее место. Синдиск был сильно подержанным, но даже такой — большая редкость. Майкл мог бы поклясться, что продавец-подросток, с растрепанными стрижеными волосами и без устали трудившимися над жевательной резинкой челюстями, вряд ли легко справлялся с молнией на брюках, где уж ему было заменить лазерную этикетку для потерявшейся наклейки футляра. Поэтому его возмущению не было предела, когда в ответ на его вопрос этот наглец пожал плечами и беззаботным тоном изрек: «Пять кредиток».

Майкл благоговейно повернул пластиковый футляр обратной стороной и стал читать список названий. Это была перезапись компакт-диска 1989 года под общим названием «Леденящая повесть» в исполнении Эрика Канцеля и поп-оркестра Цинциннати. Отдельные вещи, словно специально подобранные для его подготовки к работе с Деймоном Эддингтоном, были ему знакомы: «Марш по строительным лесам» из «Симфонической фантастики», «Обитель демонов» из «Осуждения Фауста», увертюра к «Призраку оперы». Другие, например «Три избранные из «Психопата»» и «Свет «Полтергейста»», прошли мимо внимания Майкла, несмотря на его никогда не угасавший интерес к музыке и обширную коллекцию синдисков. Изучение списка заняло всего несколько мгновений. Он вынул его из футляра и поставил на проигрыватель. После появления спокойного, ровного жужжания для начала компьютерной обработки звуковых команд было достаточно нажатия клавиши ПУСК.

Буклет, обычно прилагаемый к синдискам, был, конечно, потерян, но Майкл не нуждался в предупреждении о сорокавосьмисекундной задержке на «открытие последовательности записей». Высота ворвавшихся в помещение звуков отозвалась мелкой дробью в зубах, а в ответ на давно знакомый перезвон колоколов в исполнении грозовых туч сердце застучало так, словно он снова стал молодым. Потрясенный, восторженно улыбающийся, он нашел дрожащей рукой рычажок громкости и убавил силу звука до более разумного, пока не прибежал охранник или какой-нибудь Другой блюститель тишины. Здорово, подумал он, вот теперь это музыка, могучее звучание, проникающее в каждую клетку его помолодевшего тела. Не переставая улыбаться, он погрузился в одно из кресел, откинулся на спинку, заложил руки за голову и стал покачиваться в ритме музыки.

«Леденящая повесть» проигрывалась почти час. По теперешним стандартам долговато, но для удовлетворения Майкла этого было почти достаточно. Он молча снял синдиск и осторожно положил его обратно в футляр, затем привел в порядок свое рабочее место и окинул улей последним взглядом. Пора уходить: если в течение ближайших нескольких минут он не сунет личную карточку в щель отметки времени ухода с работы, кто-нибудь из Службы человеческих ресурсов, взглянув на итог регистрации за неделю, поднимет вопль о несанкционированной переработке. Само собой разумеется, что у него нет намерений включать в число часов переработки то время, что он использует оборудование компании для прослушивания любимой музыки, да и, честно говоря, Майкла не заботило, заплатят ли ему за любую переработку на этой программе. Ему подняло настроение уже одно то, что его уход с работы отсрочен еще на несколько недель, возможно на месяц или даже больше. А потом…

Майкл достал из шкафа пальто, набросил его на плечи и внезапно почувствовал себя очень старым. Так ли далек тот момент, когда он найдет в конверте с последней зарплатой пронизанную бодростью записку: «Мы счастливы уведомить вас, что пришло время вашего выхода на пенсию!» Он и так на шесть месяцев отсрочил свой уход в отставку с корпоративной службы, возраст которой был определен Конгрессом в 2113 году, и оказался единственным, кому было предложено поработать с этим несносным Деймоном Эддингтоном и чужим, потому что никто другой на это дело не рвался. Широко о нем в компании наверняка не распространялись, но дали знать достаточному числу работников вроде Майкла… таким, которые вряд ли посмели бы отказаться. Время подпирает, пора отстать от стада. Ему все труднее не сбиваться с ритма.

Майкл громко вздохнул и пустился в долгий путь к выходу из здания. Унылый звук собственных шагов то навевал ему мысли об одиночестве, то заставлял злиться на самого себя. К чему жалеть себя? Но не лучше и люди, которые постоянно злы, одержимы чем-то очень существенным и ненавидят все и вся вокруг себя, — Эддингтон лучший тому пример. Разговаривая, Деймон и Майкл наблюдали за Дарси, которая окидывала восторженным взглядом красоты громадного концертного зала. Эддингтон наверняка не разделял ее благоговения) но Майкл прекрасно понимал чувства молодой женщины: временами это сооружение все еще изумляло его самого. Он просто лучше скрывал свои чувства, боясь глупо выглядеть в чьих-то глазах, на старости лет позволяя себе разевать рот, словно ребенок, от лицезрения архитектурного совершенства здания.

В повседневной жизни происходит так много изменений, не многим меньше их и в области инженерной биологии. Христос Всемогущий, иногда информация, казалось, обновлялась чуть ли не каждый час, словно вирусы-гипермутанты, с которыми, по слухам, не перестают играть в компании «Медтех». Для Майкла все стало двигаться слишком быстро — новые вирусы-мутанты, прорывы генетической инженерии в новые сферы, исследования в космосе, а теперь еще и эксперименты с чужими. Новая информация выскакивает со всех сторон, и ее надо запоминать. Прожорливая человеческая раса никогда не удовлетворит своего аппетита к знаниям. Молодым человеком он считал этот аппетит хорошим качеством. Сейчас он в этом не настолько уверен.

Получалось, что к концу карьеры Майкл оказался без какой-либо конкретной специальности — биоинженеров и без него хоть пруд пруди — или каких-то трудовых достижений, если не считать квартиры, набитой тысячами синдисков и аппаратурой для их проигрывания, которая расставлена как попало и наудачу связана путаницей старомодных плоских электрических кабелей. К этому можно добавить и порядком измызганные, достаточно дорогие учебники по биологии, которые устаревали почти с той же скоростью, что выходили в свет. Ни жены, ни подруги, ни родственников. Если он сегодня умрет, никто так и не узнает, что у него был ненасытный аппетит к музыке всякого рода — адскому року, классической, альтернативной, даже гнусавым, медленно вымирающим кантри. Опять он позволил ненавистной жалости к себе взять над ним верх… Иисусе! Иногда он ничего не мог с этим поделать.

Завтра новый день работы над замыслом Эддингтона. Ощущение восторга и чего-то другого… ужасного. Предстоявшее вскармливание и выращивание проклюнувшегося чужого дьявольски пугало Майкла, но был ли у него выбор? Он не мог отказаться от назначения, потому что «Синсаунд» тут же отправила бы его в отставку. Компания, вернее, Кип не терпит работающих по найму, которые смеют артачиться. Будущее без работы ужасало его больше, чем замысел Эддингтона, который сопряжен не только с тем, что повлечет за собой кража яйца и его незаконное проклевывание. Но отставка будет означать полное крушение его нынешней жизни. Придется оставить тесную квартирку и переехать в один из крохотных комплексов для пенсионеров в Вест-Сайде, где полно тараканов, шума и едва переставляющих ноги соседей, которые умеют лишь вмешиваться в чужие дела. А что они скажут, когда он захочет послушать что-нибудь из «Видений мертвеца» или «Семьи манекенов Вебстера» в два часа ночи?

Но с другой стороны, что такое работа над «Симфонией ненависти», если взглянуть трезво? Майкл высказался в поддержку следующего шага, но принести человека — фанатик он или нет — в жертву твари, безмозглому, непомерно громадному насекомому, которое отнимет его жизнь, чтобы жить самому… Что даст ему освобождение от чувства вины?

Конечно, это на совести Деймона Эддингтона, к которому Майкл не мог относиться иначе как с симпатией. Сравнительно молодым и еще способным вспылить, даже когда его не охватывала жалость к себе, Майкл видел в Эддингтоне жертву грязной политики «Синсаунд», доведенного до грани безумия человека, созидательные импульсы которого компания направляла и эксплуатировала на потребу собственным интересам. Но это было только началом. Майкл слышал в музыке Деймона многое, что утрачено во всех нынешних записях, — яркие, страстные, едва ли не бешеные фрагменты, к которым давно насаждается отрицательное отношение. Нечего удивляться, что Эддингтон мрачен и подавлен душевной мукой.

Но… что может помочь ему сорваться с привязи, если «Синсаунд» продолжает заботливо выхаживать именно мрачный творческий настрой этого прирученного ею эксцентричного художника?