— Я Филипп Райс, глава службы безопасности компании «Медтех». Думаю, нам предстоит небольшой разговор, — сказал офицер в белой форме. Он широко улыбался на зависть белозубой улыбкой. Майкл не заметил ни малейшего признака порчи зубов. Однако в выражении его лица не было ничего дружественного. — Есть несколько второстепенных вопросов, в которые необходимо внести ясность, мистер… — Он окинул биоинженера многозначительным взглядом.
Майкл услыхал гром стрельбы в концертном зале, когда его догнала и поглотила вырвавшаяся в проход толпа, но это был просто более громкий шум, чем вопли людей. Здесь же оружие людей в белых костюмах звучало подобно пневматическим молоткам, а жалобный вой пуль, рикошетом отскакивавших от стен, обострил зубную боль, которая началась в концертном зале и донимала Майкла, пока он выбирался из того ада и мчался сюда.
Однако ночной кошмар еще не кончился, теперь он обрел лицо мускулистого чернокожего мужчины с командирским голосом. Майкл узнал наконец в его белой одежде форму элитных сил безопасности корпорации «Медтех».
— Брэнгуин, — ухитрился он выдавить из себя.
— Брэнгуин. — Улыбка уже исчезла с лица допрашивавшего его офицера, уступив место взгляду, который мог бы заморозить кипяток. — Начнем с установления личности того, кто похитил яйцо чужого.
У Майкла и в мыслях не было притворяться, будто он не понимает, о чем ему говорят, но решил испробовать обходной маневр.
— А у вас есть полномочия? — нерешительно спросил он. — Ведь вы из «Медтех», а не городская полиция…
— Все, что связано с чужими — от яйца до желе и самого животного, — считается сферой исследования лекарственных препаратов и относится к нашей компетенции. Так вот, вы можете ответить на наши вопросы здесь, или… ну, скажем, я просто устрою вам невыносимую жизнь, если, конечно, решу оставить в живых. — На его лице снова вспыхнула улыбка, но тут же исчезла с насторожившей Майкла стремительностью. — Меня чертовски утомили все эти игры. Ваш выбор, старик, — ледяным тоном добавил он. — Каков он?
Едва Майкл поднял на него беспомощный взгляд, мужчина понимающе кивнул и сложил на груди руки.
— Я так и думал. Вам нужна помощь, скорая и простая.
— Внезапно офицер службы безопасности «Медтех» оказался совсем рядом, а когда горячее дыхание офицера обожгло ему лицо, Майкл отчетливо уловил в его голосе едва сдерживаемую ярость. По лицам двух других, оставшихся в полутора метрах позади их шефа, блуждали нелепо веселые усмешки.
— Кто украл яйцо, черт побери?
Майкл показал пальцем на Деймона Эддингтона, затем сообразил, что винить его было бы не совсем честно. Если он сейчас солжет, то на него самого вина ляжет таким же тяжким грузом, как на этих мертвых людей. А он не участвовал в краже яйца, он просто работал в «Синсаунд» по найму, был одной из многих послушных рабочих пчел этого улья. Когда приказ о назначении на работу по этой программе лег на его рабочий стол, он просто собрал вещи и отправился, куда было велено. Автоматически действующий, старый как мир инструмент отношений нанимателя и наемного работника: «Вы хотите, чтобы я прыгнул? С какой высоты?» Все, что он тогда понял — яйцо «достали».
— Он… он сделал это, — ответил он наконец, меняя направление своего обвиняющего перста с трупа Эддингтона на разорванные гранатой останки Ахиро и его ниндзя. — Во всяком случае, принесли его сюда эти люди.
Взгляд Райса метнулся от Ахиро на Эддингтона.
— И кто же жаждал его получить? Он?
Майкл кивнул:
— Он хотел использовать его крики в своей музыке, в симфонии. Он…
Райс нетерпеливо махнул рукой, и Майкл замолчал. Этого мужчину явно не интересовали подробности, да и кто может винить его за это? Почти все участники программы мертвы, а сам Майкл знал очень мало. Ахиро был конечным звеном цепочки поступавших сверху команд; над ним был Кин, но Майкл мог держать пари, что этот скользкий сукин сын просто все свалит на мертвого японца и скажет, что ничего обо всем этом не знал. Все бумаги и компьютерные файлы будут уничтожены — черт побери, уже уничтожены.
— А те люди? Кто они были?
Майкл подскочил словно ужаленный, поняв, что Райс, стоявший возле стеклянной стены, спрашивал о жертвах Моцарта, чьи останки были разбросаны по всему пространству загона, в котором дремал новый чужой. Трудно бы было усомниться, что многие кости… вернее, большинство… костей принадлежали людям.
Биоинженеру странно было видеть эту форму жизни с планеты Хоумуолд такой спокойной, не проявлявшей никакого интереса к окружающему; Майклу даже в голову не приходило, что этими животными можно управлять настолько эффективно.
— Я… я не знаю, — ответил он, ничуть не лукавя. — Первый был помешанным на желе религиозным фанатиком, который добровольно пожелал стать жертвой проклюнувшегося яйца. Об остальных мне было сказано, что они бродяги и наркоманы, негодные люди. Мне это не понравилось, но я ничего не мог поделать, Я простой наемный работ…
Майкл почувствовал, что почти захныкал, и оборвал себя на полуслове. Оставался открытым вопрос о личности мужчины, который заявил, что он руководитель высшего звена управления «Медтех», но что хорошего могло сейчас дать признание в этом? Программа Эддингтона уже замарала физиономию «Синсаунд», а все, кого можно было бы призвать к ответу, по крайней мере большинство, мертвы. И кого же останется отдать под суд — а «Медтех», несомненно, подаст в суд, если обнаружит, что одного из ее работников в буквальном смысле слова скормили Моцарту в секретной лаборатории «Синсаунд», — кроме самого Майкла? Возможно, еще и Дарси… Он старался уверить себя, что она давно дома и ничего не знает о случившемся. Как бы то ни было, почему два биоинженера, мелкие сошки во всей этой программе, должны отвечать за гибель бизнесмена? С другой стороны, если допрашивавший его мужчина позднее обнаружит, что Майкл лгал…
— Интересно, — пробормотал Райс. Он сверкнул взглядом на биоинженера и снова уставился на жуткие свидетельства разыгравшихся в клетке трагедий. Сердце старика пронзила боль. — Кто-то из них мог спрятаться в этих тоннелях. Может быть, нам следует…
— Может быть, нам следует дать Старине Блю еще одну дозу дурмана, если мы хотим задержаться здесь подольше, — перебил его один из помощников. — Похоже, у него начинает проявляться интерес к этому делу.
Райс задумчиво поглядел на чужого, затем отвернулся от клетки и отрицательно покачал головой:
— Нет… забудь об этом. Давайте вытащим его оттуда и вернемся в «Медтех». Слушайте внимательно, старик. — Он выдержал многозначительную паузу и ткнул пальцем в сторону трупов, разбросанных у его ног. — Запомнили, что ждет болванов, которые посмели посягнуть на собственность компании «Медтех»? — Райс поднял руку к каске и стал снимать темно-синего цвета видоискатель, закрывший половину лица, но не спускал с Брэнгуина мрачного взгляда. — Вы доведете до сведения «Синсаунд», что любая попытка снова заняться подобным дерьмом обернется полномасштабной войной. И знайте, если они решатся, лично я буду признателен им от всей души.
Райс и его люди быстро ушли, потратив не более трех минут, чтобы вывести чужого из клетки и разобрать направляющие шесты, укрепленные на его сбруе. В лаборатории стало тихо, а спокойное жужжание компьютеров, которые никогда не обесточивались, и едва слышный шум воздуха, циркулирующего в вентиляционной системе, только подчеркивали тишину. В этом помещении очень давно не было так тихо.
Все же где Дарси? Прежде Майкл убеждал себя, что она ушла домой, но этого не могло быть — она бы не решилась нарушить приказ не покидать здание Зала Пресли. Более страшным и печальным было предположение, что она — то ли из-за умопомешательства Деймона, то ли из-за собственного стремления не спускать глаз с чужого — могла быть одним из кусков искромсанной плоти, разбросанной по опустевшей клетке Моцарта, которую Майкл никак не мог заставить себя рассмотреть поближе. Это было бы жестоким концом для молодой женщины, она не заслуживала смерти за то, что была, как и он сам, одураченной «Синсаунд» и преданной ей марионеткой.
Бродя от одной стойки оборудования к другой, не желая оставаться здесь, но и боясь уйти, Майкл чувствовал, что его разум наполняют голоса, которых больше не было в этом помещении, голоса всех их — от Деймона Эддингтона, Кена Петрилло и других мертвецов до голоса Дарси и этого властного шефа службы безопасности «Медтех», только что убравшегося вместе со своими людьми и ручным чужим. Расплата за эту программу обещала быть суровой, а в лаборатории толпились привидения, среди которых он был единственным оставшимся в живых участником преступлений.
Майкл не был вполне уверен, но ему казалось, что необходимо позвонить Кину, однако решил оставить выполнение этой миссии двум мужчинам из службы охраны Зала Пресли, которые лежали на полу, но были живы. Они доведут дело до конца, когда придут в себя. Райс и его команда, несомненно, сделали им какую-то инъекцию, чтобы те не мешали. Шагая от трупа к трупу и разглядывая их с каким-то явно нездоровым восторгом, Майкл остановился возле Ахиро и немигающим взглядом уставился на то, что осталось от японца. Лицо живого Ахиро всегда было хмурым, шрам, начинавшийся над бровью и продолжавшийся на щеке под глазом, только усугублял мрачный вид этого грозного и неприступного человека, с которым лучше не связываться. В смерти его лицо было спокойным; Майкл удивился, не обнаружив на нем ни одной морщины или складки, говорившей, что он хотя бы раз в жизни усомнился в справедливости приказов, которые выполнял… Чьих? Майкл не мог себе представить мистера Кина в роли того, кто обладал бы подобной властью над человеком, который демонстрировал полное безразличие к вице-президенту «Синсаунд», но с жаром выполнял любую прихоть Эддингтона. Однако Майкл не забыл недоуменный взгляд композитора, когда они с Дарси впервые упомянули при нем имя Ахиро. Очевидно, этот японец действовал по приказу кого-то стоявшего гораздо выше Кина в иерархии «Синсаунд». Возможно, самого Йорику, но узнать это наверняка Майклу никогда не удастся.
Он подумал было поискать, кого бы следовало известить о смерти японца, наклонился над трупом Ахиро и даже осторожно похлопал по карманам его широких черных брюк. Но тут же решительно отказался от этой мысли: начав с Ахиро, пришлось бы обшарить и карманы Эддингтона, но честнее оставить дело «Синсаунд». Компания сама вляпалась во все это, ей и выполнять неприятную обязанность извещения родственников о кончине членов их семей. С трудом распрямляя спину, Майкл заметил что-то белое, прикрепленное к внутренней стороне правого кармана брюк мертвеца, какую-то пластиковую карту, которую невозможно было увидеть, если бы Ахиро стоял. Любопытство взяло верх, и он взглянул на находку. При ближайшем изучении оказалось, что это компьютерная карта-ключ с логограммой компании «Медтех». Вдоль нижней кромки остроконечным почерком Ахиро — Майкл сразу узнал его, потому что сотни раз видел подпись японца на сотне бланков заказов на выполнение строительных работ и платежных квитанциях, — было написано имя «Эдди Мак-Гаррити». Оно показалось Майклу знакомым: где же он его видел? Однако связать это имя с чем-то конкретным биоинженеру так и не удалось. Возможно, среди заслуживающих кары за принесшую столько смертей программу есть и те, кто служит компании «Медтех».
Пора было уходить. Приказ не покидать это место скорее всего больше не действовал, раз ничего не осталось от самой программы. К запаху крови все больше примешивался запах мокрого металла, и эта смесь распространилась по всему помещению. Майкл решил, что надо поторапливаться, пока этими запахами не пропиталась вся его одежда; ему не хотелось притащить их еще и домой, где они станут напоминать о выпавшем на его долю суровом испытании.
В голове по-прежнему звучали голоса и шепот проклятий, стоило ему вспомнить о том, что он, вероятно, недостаточно решительно протестовал против скармливания Моцарту людей в угоду жаждавшему экспериментов Эддингтону. Собирая личные вещи, которые постепенно перекочевали сюда из дома, он подумал, что услыхал и голос Дарси. Ему показалось, что ее голос прозвучал даже громче обвинительного ропота, жужжавшего в его голове. Майкл не придал этому особого значения и продолжал сгребать свое добро в мешок. Собрав все, он выпрямился и в последний раз окинул взглядом лабораторию. Только тогда ему в голову пришла мысль, что голос Дарси звучал вовсе не в его воображении. Он взял бумажный мешок за края, чтобы он не хрустел, и молча замер посреди залитого кровью помещения. Ошибиться было невозможно…
— Помогите…
Едва слышный зов, но… откуда?
Когда крик повторился, Майкл уронил мешок и побежал к оставленному открытым входу в загон чужого; сердце болезненно загрохотало в груди. Дарси ли это? Голос ее, но такой невнятный, что было трудно сказать, не обманулся ли он, не поверил ли своему больному воображению, что это действительно голос его коллеги. Сделать шаг внутрь клетки Моцарта было так же невыносимо, как добровольно переступить порог ада, а рвавшийся из нее смрад гниющей плоти вызывал такие позывы рвоты, что они заглушили и без того едва слышный крик о помощи. Было бы немного лучше знать наверняка, что эти разбросанные вокруг ошметки медленно разлагающегося… мяса никогда не заговорят; его одолевал суеверный страх, что любой из них… или все разом… поднимутся и вцепятся в его лодыжку, едва он решится пробежать мимо.
— Пожалуйста…
Он помедлил возле входа в тоннель, борясь с внезапно охватившим его приступом клаустрофобии. Голос был явно женский — он должен принадлежать Дарси. Но какого черта ее сюда занесло? Если она вошла после того, как чужой освободился, то просто не могла бы оказаться в ловушке. Единственное иное объяснение того, как она оказалась внутри загона, Майкл мог связать только с… Эддингтоном!
Сердце стало выскакивать из груди биоинженера, когда он начал карабкаться по тоннелю, крепко сжав зубы и стараясь дышать только носом, несмотря на смрад, концентрация которого в десятки раз превышала тот, что стоял в открытом пространстве клетки перед тоннелями. Его потряс вид внутренней поверхности тоннеля, покрытого коркой темной липкой слизи, на которой были разбросаны глубокие круглые каверны с гребенчатыми краями — свидетельствами действия инстинкта: Моцарт сооружал то, что в будущем должно было стать гнездом. Перебираясь через труп, оплетенный белесыми нитями, которые чужие используют для коконов, Майкл заметил слипшиеся пряди белокурых волос. Это зрелище было подобно ночному кошмару наяву. С вытаращенными от ужаса глазами он устремился вперед, моля Бога помочь поскорее добраться до источника этого вопля о помощи…
— Сюда…
…Потому что при его полноте и в его возрасте сердце в самом деле может не выдержать долгой перегрузки.
Вот наконец и боковой тоннель — слишком узок для Моцарта, но Майкл смог в него протиснуться, правда с большим трудом, и сантиметр за сантиметром стал преодолевать тускло поблескивавшую стальную трубу, стирая колени и локти, стукаясь головой так много раз, что сбился со счета. Он ясно видел перед собой липкий кровавый след. Он видел противоположный конец трубы, где она, по настоянию жестокосердного Эддингтона, снова пересекалась с более широким тоннелем, в который Моцарт легко мог проникнуть.
В самой трубе Дарси не было, а это означало, что она там, где ее могли не найти очень долго: небольшой люк, о существовании которого Майкл почти позабыл. Когда он наконец дополз до него и заглянул внутрь, у него отвисла челюсть. Дарси действительно была там, ее бледное лицо, казалось, плавало в кромешной тьме подпола само по себе, совершенно бескровное, лишенное признаков жизни. Он инстинктивно опустил руки вниз, нашарил ее запястья и сжал их в ладонях; ее кожа была влажной, мягкой, словно воск, но очень холодной, кончики пальцев и даже ногти посинели.
— Дарси, — едва смог он выговорить, — вы ранены? Сможете выбраться?
— Не смогу, — прошептала она, — он добрался, схватил меня за ногу. — Взгляд ее полуоткрытых глаз был совершенно пустым. — Послушайте… меня. Я должна… сказать вам.
Она мучительно силилась не потерять нить мысли, ее голос то затихал, то возвышался снова, будто Майкл слушал плохонький, непрестанно теряющий волну древний транзисторный приемник:
— Я была… права… стараясь найти… контакт, Майкл. Что я говорила… еще тогда… Наш разговор… помните? Моцарт, он… колебался. Правда, всего… мгновение.
Ее голос стих, и обезумевший Майкл, свесившись в люк еще ниже, стал проверять ее пульс. Биение было неустойчивым и едва ощутимым. Он не решился даже пытаться вытаскивать ее самостоятельно и пополз вперед к противоположному концу тоннеля, торопясь добраться до телефона и не переставая удивляться, что Дарси все еще всей душой предана этой программе.
Лежа в этом тесном закутке, не сумев дотянуться до кнопки аварийной сигнализации, почти умирая, возможно даже не надеясь остаться в живых, она собрала остатки сил, чтобы рассказать ему…
Майкл мог поклясться, что она улыбалась.