Муля, не нервируй... Книга 2

Глава 5

– Чёрт! – машинально повторил за Машей я и в задумчивости почесал бритый затылок.

– Угу, – вздохнула Маша и посмотрела на меня с затаённой надеждой, – да ничего страшного. Что она мне сделает? Просто буду игнорировать её и всё.

– А потом выйдете на кухню или в душ, а она вам чего-нибудь в еду подсыплет.

– Да как же так? – недоверчиво посмотрела на меня Машенька, – нет, Муля, вы ошибаетесь. Человека убить Таня не способна. Зачем ей это? Ради диссертации?

– Да здесь же дело не в диссертации, Маша, – сказал я, – сегодня она поставила всё на кон и всё потеряла. Опозорилась на весь институт. Пошла против научного руководителя. Предала его. Про подругу я уже даже не говорю. Теперь ей больше терять нечего. Что делает загнанная в угол крыса? Да и зачем ей вас насмерть травить? А вот здоровье вполне подорвать можно.

Маша поняла и плечи её поникли.

– А отец когда приезжает?

– Через два дня, – Маша кусала губы, чтобы не расплакаться.

– Отлично! – оптимистичным голосом сказал я, – всё просто замечательно!

– Что тут может быть замечательного? – пискнула Маша, глаза её подозрительно заблестели (опять плакать будет!).

– План такой, – сказал я уверенным голосом, – сейчас мы вместе идём к вам в общагу. Вы собираете вещи, с расчётом дня на два-три. Лучше даже на четыре. На всякий случай. Одежду там возьмёте, мыльно-рыльные…

– Мыльно-рыльные? – рассмеялась Маша.

Ну вот и отлично, уже смеётся. Молодёжь быстро от стресса отходит.

– Именно так, – подтвердил я, – и мы поселим вас у меня в коммуналке. Я, конечно, живу не как царь. Но перекантоваться пару дней вполне можно. А потом отец вернётся и всё порешает.

– А вы… – робко спросила Маша.

– А я к отцу на квартиру пойду, – ответил я и пояснил. – Можно было бы, конечно, вас туда поселить, но дело в том, что там сейчас Дуся.

– Дуся? – широко раскрыла глаза Маша.

– Да, она меня вырастила, – улыбнулся я, – няня моя. Осталась отцу по хозяйству помогать. Но так-то женщина она суровая и может не пустить гостей без разрешения Модеста Фёдоровича. Да и мама моя может заглянуть. Они хоть и не живут вместе, но дружеские отношения сохранили. Поэтому она, когда на рынок ходит, всегда к Дусе заглядывает чаю попить.

– Тогда я лучше у вас поживу, – нерешительно поёжилась Маша, – если это вас не стеснит.

– Не стеснит, – отмахнулся я и предложил, – ну что, идём?

– Сейчас, мне только нужно пальто забрать, – сказала Маша, – и зонтик.

– Тогда давайте я вас и в лабораторию проведу. А то мало ли…

– Да что я, ребёнок, что ли? – вспыхнула Маша.

– А я всё-таки проведу, – настойчиво сказал я. И оказался прав.

В лаборатории, где трудилась Маша, собралось много народу. Какие-то три возрастные тётки, нескладный сутуловатый мужчина в очках с толстыми стёклами, из-за которых его глаза казались ненастоящими, и сухонький старичок с крючковатым носом. Они все живо обсуждали что-то. А при нашем появлении моментально утихли. И все уставились на нас.

Лишь одна тётка сказала язвительным голосом, обращаясь к Маше:

– У нас не принято в лабораторию водить посторонних.

Маша вспыхнула, а я сказал, не давая ей ответить:

– Ничего страшного, у меня личное разрешение Модеста Фёдоровича.

В абсолютной звенящей тишине Маша торопливо цапнула из шкафа пальто, подхватила сумочку и зонтик, и мы вышли из лаборатории.

Мда, Мулиному отцу я не завидую. Хотя что говорить, у меня на работе почти тот же серпентарий.

– Скажите, Муля, – спросила Маша, когда мы вышли на улицу, – а вы не боитесь, что Модест Фёдорович вас ругать будет?

– За что?

– Что вы семейные тайны на собрании рассказали? – Маша аж остановилась и заглянула мне в глаза.

А в эту минуту я обнаружил столовку. Она была через дорогу, и там было открыто.

– Смотрите, столовая! – обрадованно сказал я.

– Да, я знаю, – невнимательно кивнула Маша, – я тут иногда ужинаю.

– Тогда идёмте и поужинаем, – предложил я тоном, от которого нельзя отказаться.

– Но…эммм… – замялась Маша.

– Я угощаю, – сказал я.

– Да нет, Муля, деньги у меня есть, – несколько смущённо ответила девушка, – просто я и так у вас сколько личного времени заняла…

«Если бы ты знала, что из-за тебя я пропустил такое же собрание у себя на работе, где разбирали меня», – подумал я, а вслух сказал трагическим тоном:

– Маша, я умираю от голода. Не будьте такой бессердечной!

Маша засмеялась серебристым колокольчиком.

И мы пошли в столовую.

Скажу честно, я прекрасно поужинал бы дома у Мулиного отчима. Дуся однозначно накормит от пуза. Причём самой вкусной домашней едой. Но вот девушку оставлять голодной мне не хотелось. У меня в холодильнике особо разнообразия продуктов и нету (забыл сходить в магазин), да и на кухне в нашей коммуналке вечером к плите она не пробьется. Так что надо человека накормить. Тем более после такого стресса силы нужны.

В столовой людей уже почти не было. Из-за того, что собрание затянулось, основной поток идущих с работы людей рассосался и перед нами в очереди стояло всего двое.

– Маша, возьмите и на утро что-нибудь, – посоветовал я, размышляя, что выбрать – котлету с гречкой или пюрешку с рыбой, – только чтобы не разогревать. А то общая плита утром постоянно занята.

– Как это знакомо, – усмехнулась Маша и добавила ещё сырники на поднос.

Мы сидели за столиком, ужинали. Маша вяло ковырялась в тарелке, видно, что аппетита совсем не было. Но поесть всё равно надо.

– Муля, – вдруг спросила она, – вы не ответили…

– Я? – удивился я, – когда? Кому?

– Мне, – невесело усмехнулась девушка, – я спрашивала, будет ли ругать вас Модест Фёдорович?

– Конечно будет, – уверенно сказал я и видя, как расширились от испуга глаза у Машеньки, пояснил, – это же такой прекрасный повод ворчать. Дня на два хватит… Ворчать, воспитывать и делать замечания.

– Вы всё шутите, – улыбнулась Маша, но улыбка получилась вымученной и грустной.

– А как вы завтра на работе будете? – спросил я, меняя тему, – ваши эти коллеги на вас же как стервятники смотрели.

– Они не из нашей лаборатории, – вздохнула Маша и её хорошенькое личико нахмурилось, – они к Кате пришли. Она у нас первая сплетница. Но аналитик отличный. Поэтому Модест Фёдорович всё терпит.

– Ну так и завтра опять придут… Что вы делать будете?

– А у меня завтра библиотечный день, – пожала плечами Машенька, – приду, в журнале отмечусь и уйду на весь день в библиотеку. У нас там библиотекаршей старушка такая вредная работает. Для неё главное – чтобы тишина была в библиотеке. Там даже дышать громко боятся. Так что отсижусь.

– А послезавтра?

– Ещё что-нибудь придумаю, – ответила Маша. – Послезавтра уже страсти улягутся.

– И то правда, – кивнул я и мы пошли в общагу.

Общага, где жили аспиранты, занимала крыло общаги, где жили студенты. Правда в аспирантское отделение вёл отдельный вход. А в остальном всё также: из раскрытой форточки на четвёртом этаже орала музыка. Туда-сюда сновали весёлые и бодрые молодые люди. На вахте сидела бдительная старушка и слушала радио на всю громкость.

– Мы на десять минут, – очень громко и по слогам сказала ей Маша, – я вещи возьму только, и мы вернёмся.

Старушка молча кивнула и обратно углубилась в вязание.

– А у меня паспорта с собой нет, – вспомнил я, – что делать?

– Пойдёмте, – потянула меня Машенька, – если до часа, то документы не требуются. Это же для аспирантов общежитие, а не для студентов.

Мы поднялись по лестнице на третий этаж, чуть прошли по коридору и остановились перед одной из дверей. Из-за двери доносилась негромкая музыка.

– Тут – сказала Маша и глубоко вздохнула. Видно было, что она отчаянно боится.

– Не бойтесь, – тихо сказал я, – я с вами.

Она серьёзно кивнула и толкнула дверь.

Комната была небольшой, на две койки. Шкаф, стол, книжные полки, весёленькие ситцевые занавесочки на узком окне. Отдельно был закуток, отгороженный от общего пространства шторкой. Как я понял, там, очевидно, была кухонька.

На одной из кроватей лежала девушка. Ломакина.

При нашем появлении она вскочила.

– Ты зачем мужика привела?! – сердито заверещала она, – а если бы я была неодета?!

– Ты всегда днём одета, – спокойно сказала ей Маша. – не преувеличивай.

Она повесила пальто, поставила сумочку на тумбочку и сказала:

– Муля, садитесь на тот стул. Я быстро.

Я кивнул и устроился на стуле возле стола. Который служил и письменным, и кухонным одновременно. На столе лежал открытая книга. Я посмотрел название – «Физколлоидная химия. Практикум».

Жуть какая. Лениво перелистнул пару страниц – сплошные формулы. И как девушки в этой абракадабре разбираются?

– Не надо трогать мои вещи! – взвизгнула Ломакина.

Я положил книгу на место. От моего движения она закрылась, и я обратил внимание на автора – Бубнов М.Ф. Но скандалить с нею не стал. Видно же было, что барышня усиленно нарывается.

Тем временем Маша собиралась. Достала сумку побольше и принялась туда складывать какое-то барахло. Она всё это делала быстро, но аккуратно. Когда она открыла ящик, он стукнул.

Ломакина взвилась:

– Можно потише?! – заверещала она, хватаясь за голову.

Маша не ответила и принялась складывать всё в сумку. При этом нервное напряжение дало знать и её руки заметно подрагивали. И конечно же она уронила расчёску, и та со стуком упала на пол.

– Ты совсем ненормальная? – вызверилась Ломакина, – я же просила потише!

Маша покраснела и, я понял, что пора вмешаться.

И не хотел сперва. Думал, что придём, Маша соберёт барахло, и мы уйдём. А отчим Мулин вернётся – пусть сам разбирается. Но барышня сейчас явно нарывалась. И буквально за пару минут достала меня капитально. Поэтому я сказал, не обращаясь конкретно ни к кому:

– Я вот не понимаю, почему некоторые люди внезапно совершают подлость?

– Ты на что намекаешь?! – взвизгнула Ломакина.

– Я не намекаю, – ответил я, – интересуюсь. Вот, кстати, ты и ответь, Ломакина. Когда ты обгадила подругу перед всем коллективом, обгадила своего научного руководителя, ты на что надеялась?

От неожиданности Ломакина икнула и не нашлась, что сказать. Да и Маша застыла с какой-то блузкой в руках.

Я нарочно обращался к ней на «ты», так как она назвала меня на «ты» первой. Не люблю хамства.

– Попов использовал тебя в своих интересах, Ломакина. Твоими руками он попытался отомстить Модесту Фёдоровичу. И Попову фиолетово – получится или нет. От этого у него ничего не изменится. Они и дальше будут собачиться на учёных советах. Тем более тот толстопузый его друг, как я понимаю.

– Это Валентин Альфредович, – пискнула Маша.

– Да мне всё равно, – отмахнулся я, – мне интересно, что у человека в голове?

Я кивнул на Ломакину.

– Да, были у тебя некоторые неприятности. С диссертацией не успевала, шеф ворчал. Но это всё такие мелочи. Ну, защитилась бы ты не в этом году, а в следующем. Или вообще через год. Но всё равно ты рано или поздно защитилась бы. А если не защитилась бы, то осталась просто кем-то там работать. Ну, не думаю, что он бы выгнал тебя на улицу. А теперь? А теперь мало того, что ты, считай, потеряла и место работы, и в общаге тебя не оставят, так ещё и репутация в научных кругах у тебя теперь такая, что с тобой вообще никто связываться не захочет. И мне интересно – чем ты думала, когда шла на эту подлость?

Я специально говорил, не подбирая слова, больно, наотмашь бил этими злыми, но правдивыми словами. И Ломакина взорвалась, не выдержала:

– Что?! Думаешь, если ты глазки Менделееву построила, то уже всё хорошо?! – завизжала она, игнорируя меня и обращаясь только к Маше. – Да ты ему не нужна! Он же только про эту свою грёбанную науку думает! Поиграется с тобой и выплюнет!

Маша вспыхнула и не нашлась что сказать. Только стояла и открывала рот, словно выброшенная на берег рыба.

– А тебе какое дело? – зло спросил я, – будет там у них что-то или не будет, твоё дело какое? А, Ломакина? Зависть? Или просто не можешь рядом находиться, когда кому-то хорошо?

Ломакина не ответила.

– Молчишь? И правильно, что молчишь. А что тут говорить? Ты себе растоптала всю карьеру. Хочешь, Ломакина дам совет? Не жди, когда Модест Фёдорович вернётся из Минска. Быстро собирай монатки и сваливай отсюда побыстрее. Куда-то подальше… ну, я не знаю…. целину там поднимать. Пока тебе ещё окончательно характеристику не испортили.

Ломакина ошарашенно смотрела на меня.

– Я говорю абсолютно серьёзно, – сказал я, – ты сейчас можешь поехать в какой-то забитый колхоз и начать жизнь заново. И может быть это у тебя ещё и получится. Там замуж выйдешь, фамилию поменяешь. Страна большая. А в Москве тебе теперь ловить нечего.

Я повернулся к Маше, она тоже стояла, словно загипнотизированная:

– Маши, вы собрались?

Она кивнула и мы вышли из комнаты, не прощаясь. Вслед нам донеслись горестные рыдания.

– А почему вы тут живёте? – спросила Маша, рассматривая пресловутую инсталляцию из семи предметов на стене, пока я искал по карманам ключ от комнаты.

– Потому что я не профессор, – ответил я.

– Нет, я не это имела в виду, – покраснела Маша, – у Модеста Фёдоровича ведь есть жильё. А вы живёте отдельно и не в самых лучших условиях.

– Воспитываю тело и дух, – ответил я пафосно, и Маша засмеялась.

Моментально открылась соседняя дверь и оттуда выглянула любопытная Белла.

– Муля! – воскликнула она, – а я тебя жду, жду! Хотела новости рассказать. А ты с девушкой…

– Это не девушка, – сказал я, – это моя мачеха.

Глаза у Машеньки стали как у той собаки из сказки про «Огниво». Там, помнится, у одной собаки глаза были как блюдца, у второй как колёса от мельниц, а у третьей, совсем побольше. Так вот у Машеньки были такие, что побольше.

Глаза у Беллы, кстати, стали примерно такими же. Она хотела то ли что-то прокомментировать, то ли спросить, но я как раз нашел чёртов ключ, отпер дверь и торопливо втянул туда Машеньку.

– Фух! – сказал я, – у меня соседки видят всё. И мышь не проскочит. Так что имейте в виду, Машенька, я буду знать про вас всё. Соседки расскажут. А если не будет о чём рассказывать, то сами сочинят.

Машенька хихикнула.

– Ну, вот так я живу, – я обвёл рукой комнату. – Так что располагайтесь. Сюда никто не придёт, вас не тронут. Хотя может кто-то из соседей заглянуть. Соли попросить. Или просто из любопытства. У нас тут считай коммуна. Так что не пугайтесь, действуйте по обстановке. Я сейчас вещи свои тоже возьму…

– Мыльно-рыльные… – прыснула от смеха Машенька.

– Да, кстати, спасибо, что напомнили, их я тоже возьму.

И я не мешкая полез в ящик шкафа за бритвенными принадлежностями.

– Там вон стоит примус, – я показал, где именно, – смело пользуйтесь. Так-то посуды у меня не особо. Казана для плова нету. Но кастрюлька для кофе вон там стоит.

Я ещё показал где и что. Достал стопку чистого постельного белья:

– Бельё себе сами уж поменяете, ладно?

– Конечно, конечно, Муля, не беспокойтесь, – торопливо кивнула девушка.

– Так, вроде ничего не забыл? – я окинул взглядом комнату. – Постельное выдал, примус показал где, посуду показал. Продукты тоже показал. А что ещё?

– Да не хлопочите, Муля, я разберусь, – успокоила меня Маша, – тем более мне особо ничего не надо. Переночевать и всё.

– Ну, тогда я спокоен, – кивнул я.

– Муля, – нерешительно и смущённо сказала вдруг девушка, – а можно вас спросить?

– Конечно, Маша, – кивнул я.

– Только это такой вопрос… – она замялась.

– Смелее, – подбодрил её я, – всё, что знаю, скажу. И что не знаю… тоже скажу…

Но моя шутка не вызвала даже улыбку.

– Как вы думаете, Муля, как Модест Фёдорович отреагирует на всё это? – она подняла на меня огромные перепуганные глаза, и я понял, что до этого она изо всех сил храбрилась и изображала из себя неустрашимую Машу. А на самом деле она перепуганная.

– Нормально он отреагирует, – попытался успокоить её я, – взрослый человек, всё понимает. Тем более это из-за его вражды с Поповым. Если бы не он, то никому и дела не было бы, кто там кому глазки стоит...

– Он меня теперь отчислит из аспирантуры-ы-ы-ы… и будет думать, что я ради диссертации-и-и-и… – она вдруг разрыдалась.

– Тише, Машенька, успокойтесь, – попытался успокоить её я, – ничего ужасного не будет. Всё разрулим.

– Ыыыыы… – рыдала Машенька.

Я обнял её за плечи, и она ещё сильнее зарыдала у меня на груди.

– Тише. Тише. Всё хорошо, – успокаивающе бормотал я, гладя её по голове.

И в этот момент дверь в комнату резко открылась со словами:

– Муля, я только что узнал…

Я обернулся – на меня огромными глазами смотрел… Модест Фёдорович.