Монетчик

Глава 5

Забрав утром третьего дня деньги у Куана, Дарлан отправился на поиски сержанта Гидора. Настроение у него было приподнятым, даже вездесущим клопам не удалось испортить его в этот раз, а хозяин гостиницы неожиданно удивил на завтрак вполне сносной кашей на молоке. Набежавшие на небосвод облака скрыли солнце, поэтому, несмотря на отсутствие ветра, было не так жарко. Зазывалы на ходулях в последний раз заманивали клиентов, как обычно состязаясь в том, кто кого перекричит. Некоторые торговцы, не откладывая сборы до вечера, уже сворачивали свои палатки и шатры и прятали товары по сундукам и мешкам. Поспрашивав у патрулирующих территорию ярмарки стражников, монетчик выяснил, что Гидор вновь находился у игровых столов.

Многие из посетителей ярмарки сегодня смотрели на Дарлана по–другому. Из их глаз пропало восхищение, а кое–кто не стеснялся укоризненно покачивать головой, когда их взгляды пересекались с монетчиком. Но как Дарлан и сказал Куану, ему было все равно, что они думают. Он не знал этих людей, они не приходились ему друзьями, почему же их мнение должно хотя бы самую малость волновать его? Жизнь преподала Дарлану уроки, из которых он усвоил, что любые поступки, даже совершенные в благих целях, могут осуждаться. Так зачем прислушиваться к осуждению? Не проще ли делать так, как считаешь нужным?

Продажный сержант присматривал за игрой в карты. Судя по лежащим на столе фишкам, заменяющим монеты, на кону стоял приличный куш. Игроки обильно потели, сверля друг руга глазами. Дарлан замер в паре шагов от Гидора, предоставляя тому право заговорить первым. Сержант еще немного понаблюдал за ходом партии, а потом соизволил обратиться к монетчику.

— В городе только и слышно о твоей неудаче, — сказал он, отвернувшись от стола. — Хорошо, что я был не на смене вчера, иначе бы проиграл, поставив на тебя.

— Я оступился, досадная случайность.

— Ты принес, о чем договаривались?

— Конечно. — Дарлан бросил сержанту мешочек с монетами.

— С ума сошел? — прошипел змеей Гидор. — Хочешь, чтобы тут каждая собака видела, что я получил от тебя деньги? Я же просто спросил.

— Боги, неужели тут еще найдется тот, кто не в курсе, что ты берешь взятки?

— Не играй с огнем, монетчик! — сержант взвесил мешочек на ладони, потом поднял к уху и потряс. — Рука у меня онемела от этого проклятого шлема, но слух меня еще не подводит. Здесь явно меньше условленной суммы, почему?

— Потому что я тебе не доверяю. Ты получили половину, можешь пересчитать, там ровно сорок золотых арнхольмских марок.

— Осторожничаешь?

— Да, — кивнул Дарлан. — Хочу убедиться в твоей, хм, порядочности.

— А в хороших шутках ты смыслишь, — сказал, отсмеявшись, Гидор. — Не бойся, все с твоим дружком в полном порядке, сам убедишься.

— Когда я его заберу?

— Вечером, на шестой час после полудня, приходи к караульной у ворот, но не с главного входа, а со стороны задней стены. Не забудь прихватить вторую половину суммы, у твоего приятеля еще есть все шансы попрощаться с рукой.

На ярмарке Дарлан больше не задерживался. Вернувшись в гостиницу, он упал на кровать, чтобы немного подремать. Сон был отличным способом скоротать время, особенно когда нечем себя занять. Ему хотелось побыстрее убраться из Арнхольма, ибо этот город и Великая ярмарка, раскинувшаяся за его стенами, постепенно начали вызывать у него отвращение. Ему надоело бесконечно ходить по торговым рядам, слушать один и те же крики, тереться плечами о других посетителей, смотреть, как люди спорят, ругаются, словно это их любимейшие дела. Он хотел лишь поскорее выручить Таннета, убедить его наняться к Куану и при деле отправиться дальше. Монетчик провалился в темноту без сновидений.

В назначенное время Дарлан с лошадьми стоял у караульной. Его не было видно с улицы, поэтому Гидор и назначил выкуп здесь. До монетчика доносился смех стражников, которые готовились заступать на вечерние посты. Колокол в храме Колума отбил шестой час после полудня. С последним ударом задняя дверь караульной распахнулась, появился продажный сержант, подталкивающий перед собой человека со связанными руками и мешком на голове. Экая пунктуальность. Достойно похвалы.

— Вот и ваш товар, — произнес, ухмыляясь Гидор.

Он снял с Таннета мешок, иллюзионист заморгал, привыкая к тому, что перед глазами была уже не пыльная ткань. Ссадина на его лбу хорошо заживала, синяк почти пропал. Судя по всему, сержант сдержал слово, и с Таннетом действительно обращались хорошо. Голодным или замученным он тоже не выглядел.

— Вы ничего не забыли? — невинно поинтересовался Гидор.

— Как договаривались, — ответил Дарлан, вручая ему остаток суммы.

— Вроде бы все на месте. Или, может быть, мне стоит затребовать прибавки? Посмотри, как твой приятель поправился на казенной еде. Я лично следил, чтобы он плотно обедал. Ну чего язык проглотил, подтверди, чтобы развеять все сомнения.

Таннет ничего не произнес, но утвердительно кивнул.

— Нет, уговор есть уговор, — сказал Дарлан.

— Серьезно? — Сержант поскреб ногтями подбородок. — А если я сейчас позову ребят, мол, пытаются отбить арестанта? Что будешь делать? Нападать на людей князя прямо у ворот?

— Мне не придется этого делать.

— Почему же?

— Потому что ты не успеешь даже пикнуть, когда золотая марка, что лежит у меня в кулаке, войдет тебе в левый глаз, выйдет сзади, ударится о стену твоей вшивой караульной, а потом, отскочив, через ту же дырку в твоей продажной башке прилетит обратно ко мне в руку. Прежде, чем твои подчиненные обнаружат твое бездыханное тело в луже той самой красной водицы, что течет в тебе вместо крови, мы с Таннетом уже будем далеко от Арнхольма. Ну что, господин сержант, проверим, кто из нас прав?

— Ты смеешь угрожать мне? — Гидор побагровел, но никого, конечно же, не позвал. Он был еще той скотиной, однако далеко не глупцом. В отличие от Ермана, он не сомневался, что с мастером Монетного двора лучше не связываться, но промолчать тоже не мог, мешало чувство собственного величия, нередко вырабатывающееся у командиров низшего звена.

— Я бы назвал это не угрозой, а напоминанием, что условия сделки не меняются после того, как ее завершили. Вам ясно? Мы свободны?

— Свободны, валите отсюда. — Сержант зло сплюнул и скрылся в караулке, хлопнув дверью.

Оставшись наедине, Дарлан и Таннет не стали терять время, и направились к воротам, ведя за собой лошадей. Уже за пределами города, когда они шли навстречу людям, покидающим ярмарочные секции, которые разбирали рабочие, иллюзионист прервал молчание:

— Слушай, Дарлан, — сказал он неуверенно.

— Слушаю внимательно. — Монетчик поверну голову к Таннету.

— Прости, что так вышло, я сам не понимаю, как так вышло.

— Если бы ты предупредил меня заранее, что ты — зависимый игрок, мы бы вообще не заехали бы на эту проклятую ярмарку.

— Да я не думал, что сорвусь. Наши карманы пусты, а тут легко было можно заработать, даже не охотясь на чудовищ.

— И что, заработал? — спросил Дарлан.

— Ты же знаешь, что нет, — сконфуженно пробормотал Таннет. — Проиграв свою лошадь, да, дошло даже до этого, я осознал, что ты этому не порадуешься, а я буду выглядеть полным дураком и перед тобой, и перед собой. Ведь я только что обвинял тебя в том, что именно по твоей вине мы почти без денег, а сам проигрывал последнее, что у нас было. Поэтому с помощью эфира, исправил несколько своих бросков иллюзиями. Отыграл все обратно, а как начал быстро в плюс идти, меня и раскусили.

— Меньшим дураком ты, к сожалению, не стал.

— Это точно.

— Давай так, ты либо клянешься, что не будешь играть в азартные игры, а тем более мошенничать, либо я просто продолжу охотиться один. Найдешь себе другого компаньона. — Монетчик внимательно смотрел на друга.

— Клянусь, Дарлан! — горячо сказал Таннет. — Проклятье! Ну, прости меня, болвана этакого.

— Уже.

— Да?

— Самому не верится, я представлял, что как следует наору на тебя, может даже, отвешу подзатыльник, но, когда Гидор привел тебя, я остыл, понял, что просто рад, что ты живой, не покалечен, и мы продолжим работать.

— Всемилостивые боги, Дарлан, ты золотой человек. Больше я тебя не подведу. Кстати, что с губой? — спросил Таннет.

— Небольшая жертва во имя твоего спасения.

— И во сколько оно обошлось, помимо разбитой губы? Этот Гидор, сын ишака, все хвалился, что наварит на мне крупную сумму, но не называл ее.

— Восемьдесят золотых, — сказал монетчик, следя за реакцией Таннета.

— Восемьдесят?! Ты меньше, чем за три полных дня заработал целое состояние? Как же это возможно? Ты нашел заказ?

— Нет, чудовище возле Арнхольмграда мы не сыщем. Сделал удачную ставку на кулачных боях. Против себя.

— Что? — опешил Таннет. — Кажется, мои уши после заключения теперь слышат какой–то бред. То есть ты поставил на соперника, а потом нарочно сдал бой?

— Да, будешь осуждать? С учетом того, как я отнесся к твоему мошенничеству?

— Нет, конечно. Здесь другое, ты выручал меня. Спасал мою несчастную руку.

— Кстати, вот именно с этим господином я имел радость сразиться. — Дарлан указал на Ермана, который внезапно появился у них на пути в сопровождении братьев. Следил что ли? Наверняка, чтобы поглумиться, разумеется. Такие, как он, никогда не довольствуются простой победой, им нужны унижения проигравших. Ради них они и сражаются.

— Что, слабак, уезжаешь? — прогудел великан под хохот своих вездесущих родственников. — Правильно, беги. Ты опозорил свой орден.

— Пусть орден катится к демонам, — сказал Дарлан. — Вместе с тобой.

— Нарываешься, монетчик. Мало вчера получил?

— Таннет, подержи мою лошадь.

Дарлан пробудил эфир и прыгнул в сторону Ермана. Здоровяк попытался уйти в блок, но монетчик и не собирался бить его сразу в лицо. Он ударом в колено повалил Ермана на землю, уйдя от робкой атаки первого брата, локтем в спину лишил его равновесия, а потом отправил ногой в полет второго. Резко обернулся к встающему великану, схватил его за руки и, сместив энергию эфира в голову, лбом ударил Ермана в нос. На сей раз хрустнуло так, что звук услышали все, кто замер вокруг внезапной схватки. Ошеломленный великан упал на задницу, забрызгав кровью рубаху.

— Запомни, болван, — назидательно произнес Дарлан, выуживая из поясного кошеля серебряную марку, полученную от художницы. — В битве один на один, монетчик проигрывает только тогда, когда этого хочет сам. — Он раскрутил монету на пальце, сильно нагрев ее. — А чтобы ты помнил об этом всю свою дальнейшую никчемную жизнь, я подарю тебе это. — Дарлан прижал раскаленную монету к щеке Ермана. Великан дернул головой и взревел от боли. Когда монетчик отнял марку от его лица, на щеке остался круглый ожог с гербом князя Арнхольмского — скрещенными мечом и секирой.

— Отвел душу? — спросил Таннет, когда Дарлан забрал у него поводья Монеты. Трое поверженных братьев громко постанывали позади.

— Немного.

— Слушай, а можно нескромный вопрос?

— Задавай.

— Только обещай не обижаться.

— Ты умеешь заинтриговать. Обещаю.

— Ну, мы с тобой уже достаточно долго путешествуем. Уж не ведаю, что у вас за традиции такие, но лысую макушку быстрее напекает. Зачем бриться наголо? Женщина–монетчики тоже бреются что ли?

— И это твой вопрос? — улыбнулся Дарлан.

— Не совсем, — покачал головой иллюзионист. — Мы с тобой уже прилично путешествуем вместе, так вот. Когда ты успеваешь избавляться от волос? Когда я сплю? Да еще так аккуратно, ни щетины, ни порезов? Как так получается?

— Никак. Волосы у мастеров Монетного двора просто не растут. Скажем, не самая большая плата за способности.

— Вот оно что! Слава богам, одной загадкой про ваш орден меньше. Ладно, что дальше? Если монстров тут нет, куда двинем?

— Есть один купец, который помог тебя освободить, можем наняться к нему в охрану, если ты согласишься.

— Твой дух сейчас настолько бодр, что я лучше не буду возражать.

— Тогда к нему. Чудища от нас никуда не денутся.