Многоликое волшебство

Глава 5

Руффус подъехал к Эргосскому перевалу уже затемно. Собственно говоря, перевалом это назвать можно было разве что условно, так как, по сути, здесь находился просторный и весьма слабо отличающийся от холмов до и после него въезд в Эргосскую долину. Перевалом его называли по старинной традиции, связанной с преданиями о том, как один великий маг древности разрубил Белвейнский хребет на два, проложив между ними дорогу для войск какого-то короля, имени которого никто уже не помнил, как впрочем, и имени мага. Некоторые фрагменты старинной дороги и впрямь появлялись время от времени, но связывать это на самом деле с нелепыми преданиями не очень-то хотелось. Как-то легче было объяснять их присутствие вполне естественными причинами, чем грезить немыслимым могуществом древних.

Сама же Эргосская долина была очень важным со стратегической точки зрения местом, так как через нее проходили все пути, связывавшие Хаббад с Мондарком. В свете последних событий, значение это лишь многократно усиливалось, хотя радоваться подобной весомости не приходилось. Тот факт, что скоро здесь должны были произойти события, которые оставят свой след в истории Хаббада, не вызывал сомнений, но не было понятно, как обернуть эти события в свою пользу. Что сделать, чтобы они не стали последними в многовековой истории бертийской династии, не говоря уже о том, чтобы улучшить свое положение.

Валерий и Селкор, правда, считают, что помощь Серроусу навряд ли понадобится, но это лишь предположения, да и то сопровождающиеся мрачными прогнозами и сплошной стеной недосказанного. Все эти ссылки на закрытые для непосвященного знания или на то, что всему, мол, свое время, никак не могли удовлетворить Руффуса. Хотелось бы все же понять, что за силы или возможности, способные внести решающий перелом в безнадежную ситуацию, в которой оказался Эргос, стали доступны Серроусу. Может, отшельник Странд снизойдет до того, чтобы объяснить что-либо, хотя с другой стороны, откуда ему знать, что сейчас происходит где-то на границе Хаббада с Мондарком.

На подъезде к перевалу Руффус начал срывать со своей одежды указанные Валерием детали и предметы, пытаясь перевоплотиться в хаббадского офицера, по-прежнему недоумевая, как чародею удавалось создавать образ с помощью столь скупых и невыразительных на первый взгляд средств. Его уверения, что развешивание аксессуаров на одежде — тоже разновидность магического искусства, казались по крайней мере сомнительными, но результат его действий выглядел вполне магическим. Во всяком случае, естественного объяснения Руффус ему не находил, несмотря на столь ясные внешне пояснения, полученные по ходу действий.

Поднявшись на самый высокий холм перевала, принц не удержался от соблазна попробовать разглядеть родной замок. Он повернулся на юго-запад и старательно вглядывался вдаль, пытаясь что-либо разглядеть на горизонте, но все было тщетно. Лишь слабое свечение удалось различить на самом пределе зрения, но как-либо связывать его с ночными огнями, зажигавшимися на главной башне, он не рискнул, тем более, что свечение это было чуть южнее, чем должен был оказаться, по прикидкам Руффуса, замок, хотя он слышал, что в ясный день отсюда можно было разглядеть величественный силуэт старого Эргоса. По преданию, этот замок был построен много веков назад четвертым императором Хаббада из бертийской династии Селмением Вторым для более надежной защиты государства от разбойничьих набегов варварских племен Мондарка, так часто отвлекавших в свое время правителей Хаббада от внутренних проблем, что игнорировать их было уже невозможно. Во времена падения бертийской династии только Эргосский гарнизон остался верен данной присяге, поэтому здесь и нашли себе пристанище свергнутые короли. Многочисленный в те времена гарнизон Эргоса легко выдержал за неприступными стенами продолжительную осаду замка силами Строггов, а затем уже, положив немало воинов, новые правители Хаббада решили, что пытаться взять замок такими силами — слишком большая цена, и отступили за перевал. Так и появилось на картах независимое княжество, названное по имени замка.

Потом уже бертийцам оказалось не по средствам содержать столь же многочисленный гарнизон, но по счастью набеги с юга стали реже и не такими опасными. Купцы, рисковавшие направлять свои караваны в глубь Мондарка, говаривали, что это связанно с тем, что далеко в степях начали появляться настоящие города, и кочевники не видели смысла пробиваться в могущественный Хаббад, предпочитая грабить свои же не окрепшие еще поселения. Судя по всему, там произошло расслоение на кочевые племена, не желавшие расставаться с традиционным укладом жизни, и племена пожелавшие осесть в наиболее плодородных и богатых местах бескрайней степи. Последние начали строить города, замки, сформировывались в небольшие княжества, разбросанные как острова по морю. В самое последнее время доходившие слухи говорили, что города окрепли и начали все уверенней теснить кочевников с их пастбищ. Не мудрено, что те снова загорелись мечтой напасть на Хаббад.

Руффус повернул коня и направился в сторону поста на выезде с перевала. На подъезде он почувствовал все нараставшее беспокойство от сомнений в действенности чар и их способности обмануть самих хаббадских солдат. Еще более подогревало его упоминание о том, что самым главным являлось достоверно сымитировать поведение того, кем ты хотел казаться. Ну откуда ему научиться вести себя как хаббадский офицер? Пусть они и проработали в деталях легенду, кто он, из какого подразделения, почему оказался именно здесь и зачем ему надо проезжать во внутренний Хаббад, но все равно, как он должен отвечать на задаваемые вопросы, с какой долей возмущения в голосе по поводу того, что его задерживают? У самого поста он почувствовал, как беспокойство начало перерастать в нервную дрожь. Он, естественно, засомневался в том, что удалил со своего костюма именно те детали, что нужно, и рука сама легла на эфес меча. Судорожно сжимая рукоятку, он уже был готов к любому повороту событий, завидев приближающегося к нему солдата, как в голове его всплыл во всех деталях яркий образ сэра Ринальда. Его мимика, уверенный голос, полный силы, хотя и не громкий. Руффус ухватился за него, как за спасительную соломинку, решив реагировать на вопросы так же, как это делал бы сэр Ринальд, внося, естественно, коррективу, что изображает он не полковника, а всего лишь лейтенанта.

Как ему удалось проехать через пост — Руффус так и не понял. Стоило ему услышать первый вопрос подошедшего солдата, как в голове возникло ощущение легкого тумана, не позволявшего разглядеть происходящее. Руффус не мог вспомнить, что у него спрашивали и что он отвечал, но легкость, с которой его пропустили через пост, наводила на мысль, что вовсе не образ сэра Ринальда, столь к месту возникший в его голове, тому причиной. Такое ощущение, что Валерий не все ему рассказал о чарах, наложенных на него, но понять что именно произошло, он не мог, а значит домыслам так и суждено остаться домыслами.

Останавливаться на постоялом дворе, находившемся метрах в трехстах за постом, он не рискнул, несмотря на легкость, с которой его пропустили. Уж слишком много там было солдат, встречаться с которыми он все еще опасался, так что пришлось довольствоваться ночевкой в небольшой роще верстах в семи к северу. Завернувшись у костерка в меховой плащ, он засыпал, снова и снова задавая себе вопрос, какого черта он здесь делает?

Утреннее пробуждение было ранним вовсе не от того, что он так хорошо выспался на свежем осеннем воздухе. Он проснулся с ощущением невозможности отогреться после столь капитального охлаждения. От кострища не исходило и следа тепла, на земле расцвели цветы изморози, и избавиться от ощущения, что привести себя в норму будет невозможно, было вовсе не просто. Когда Руффус попытался встать, то выяснилось, что к таким серьезным телодвижениям еще надо готовить себя и готовить. Все его тело затекло настолько, что пошевелить рукой удавалось исключительно благодаря полной концентрации воли на этой проблеме. Он понял, что к ночевкам в походных условиях не приспособлен настолько, что сам факт того, что ему удалось утром проснуться, надо скорее квалифицировать как чудо. Все, больше никаких экспериментов — вечером он остановится на постоялом дворе, даже если все хаббадские войска соберутся там для торжественной его встречи и последующего удостоверения личности.

Принц разогрел какое-то слабое подобие завтрака, посидел с часок у костерка, пока не почувствовал, что место холода занял жар, обжигавший через одежду. Все это время его не оставляли те же мысли, что сопровождали и при отходе ко сну — что же он здесь делает? Какова доля его свободного выбора в том, что он отправился через пол-Хаббада навстречу непонятно чему? Чего он хочет добиться, придя к магу? Каким образом ему удастся помочь Эргосу выпутаться из нынешней ситуации, предпринимая это путешествие? И вообще, на чьей он стороне в этом идиотском клубке интриг, которые сплетались, как оказалось, вокруг них с братом всю жизнь? Однозначным казалось разве что неприятие Тиллия, который никаких чувств, кроме отвращения, никогда и не вызывал.

Захотелось плюнуть на это дурацкое предприятие и вернуться в замок, только что это изменит? Может быть, ему просто надо на время отдалиться от всей этой кутерьмы, чтобы как-то разобраться и определить, хотя бы для себя, с кем он и каковы его цели, потому как сейчас он весь состоит из спутанных эмоций, не оставляющих места разуму…

Руффус отчаянно затряс рукой, почувствовав, что тепло, исходившее от костра, перестало уже греть, а начало попросту жарить. Если он будет так погружаться в себя, у него немного шансов добраться до отшельника. Здесь все-таки не уютные и охраняемые покои замка, чтобы позволять себе до такой степени расслабляться.

Он встал и, отвязав коня, вскочил в седло, отправляясь дальше навстречу тому, чего кто-то, может быть он сам, так хочет.

Путешествие по Хаббаду достаточно сильно удивляло Руффуса. Он обращал внимание на то, что люди жили своей обычной жизнью, не ведая того, что ожидается какая-то война, да и сами признаки военных приготовлений перестали наблюдаться при отдалении верст на пятьдесят от перевала. В этой зоне были видны военные лагеря, постоянное перемещение подразделений, строительство дополнительных укреплений и тому подобное, но за пределами этой зоны ничего особенного, казалось, не происходило. Внутри же этого пояса люди так же не обращали внимания на военные приготовления, считая, что это — дело правителей и их не касается. Более всего поражала та уверенность, с которой они отдавали эти вопросы государству, не беспокоясь того, что оно может с ними и не справиться. То есть, самым удивительным для Руффуса, впервые покинувшего пределы Эргосского княжества, был огромный кредит доверия к властям — им, мол, виднее, что и как делать. На голом месте это не могло вырасти, а значит народ уже привык доверять правителям, зная, что те не подведут.

Эти выводы никак не согласовывались с одной из основных доктрин бертийцев об освобождении хаббадского народа от ига династии Строггов. Освобождать, похоже, было некого, да и не от кого. Сказать, что эти новые впечатления его радуют — было бы слишком большим преувеличением, потому как лишало борьбу бертийцев за хаббадский трон всякого налета благородства, оставляя голую жажду власти и своеобразное понимание исторической справедливости. Может быть, даже стоило принять предложение, сделанное в свое время его отцу, о принятии Эргосского княжества в состав Хаббада с правом на полную независимость. То есть, предлагалось лишь формальное признание верховной власти Строггов или, другими словами, отказ от дальнейших попыток подтолкнуть страну к гражданской войне за смену правящей династии в обмен на полную защиту Эргоса, как составной части империи, от внешних врагов.

Проведя почти полдня пути с довольно колоритным крестьянином, отправлявшимся в ближайший город на базар, Руффус удивлялся той легкости, с которой тот разговорился с офицером. На вопрос о его отношении к бертийцам крестьянин, запрыгивая на воз, заметил:

— Да пусть они там живут в своей долине, лишь бы к нам не совались, а уж сделать так — ваша задача. — Поковырявшись в зубах, он добавил: — Вы военные — вам и воевать, а наше дело — пахать да сеять.

Поймав себя на том, что никак не может спросить об интересующем его, не нарушая образа хаббадского офицера, Руффус все-таки попробовал:

— За что же ты так недолюбливаешь бертийцев?

— Я-то к ним равнодушен, — сказал мужик, впервые за весь разговор почувствовав скованность. На лице его отражалось сомнение, зачем, мол, офицер задает такие вопросы. — Даже кой-какой интерес, приторговывая с Эргосом, имею, но уж больно кошмарные предания ходят о тех временах, что они правили над всем Хаббадом. — И помолчав добавил: — Сам что ли не знаешь?

В том-то и дело, что не знаю, подумал Руффус, но воздержался от подобного признания, а вместе с ним и от дальнейших расспросов на эту тему, хотя в голове и застряли слова крестьянина. Что это были за предания? Плоды политики Строггов или же правда? Да и что, собственно, в них говорилось? Так что остаток пути, что они проехали вместе, пришлось хранить молчание, прерывая его разве что парой слов ни о чем, хотя это и не помешало им, расставаясь, вполне искренне пожелать друг другу успехов.

Постепенное изменение климата по мере продвижения на север так же удивляло принца. Казалось бы, должно было все происходить наоборот, но чем дальше было от Эргоса, тем становилось теплей, тем дальше было до надвигавшейся зимы. Конечно, в горном районе климат должен был быть пожестче, но не до такой же степени, да и до моря, дарящего жителям побережий более мягкие зимы, не многим было ближе. Что-то здесь было не так, и чем ближе к Арносу он подъезжал, тем очевиднее это становилось. Когда начали попадаться цветущие сады — объяснять это необычайной мягкостью климата или же какими-то еще естественными причинами стало и вовсе невозможно.

Местные же жители не видели в этом ничего необычного, недвусмысленно, тем самым, давая понять, что для этих мест нет ничего привычней расцветающих по осени садов, поющих птиц и прекрасных солнечных дней. Необходимость теплых вещей, взятых с собой в дорогу, мало-помалу отпала, и Руффусу пришлось лишь благодарить предусмотрительность Валерия, наложившего чары не только на зимний наряд, хотя может быть никакой особой предусмотрительности в этом не было. Скорее всего, чародей просто знал, что в окрестностях Арноса его будет ждать весенняя погода. Это он, Руффус, ничего до этого путешествия не видел дальше заставы на Эргосском перевале, а Валерий явно немало повидал на своем веку. Все это снова и снова возвращало принца к мыслям о том, по чьей, собственно, воле он здесь находится? Эти вопросы уже стали для него ненавистными, и он пытался не обращать на них внимания, чтобы не сойти с ума, однако же они упорно продолжали всплывать перед ним, не удовлетворяясь фактом их постановки и требуя ответа, которого он не мог дать.

Чем ближе Руффус подходил к Арносу, тем чаще он начинал всматриваться в полученный от Валерия талисман. Стрелка голубого света, всплывавшая над плохо ограненным и далеким от подлинной чистоты изумрудом, постоянно указывала примерно в одном направлении, и заглянув несколько раз, можно было, нарисовав на карте Хаббада пару-тройку линий из точек, в которых определялось направление, на пересечении обнаружить местонахождение жилища отшельника. Собственно, эту процедуру принц уже и проделал из чистого любопытства, но, видимо из-за погрешностей в определении своего местонахождения, получил на карте вместо точки небольшой многоугольник. Это его нисколько не расстроило, так как он получил приблизительное место, где надо искать отшельника Странда, и точность его измерений подсказывала, что на поиски на месте вряд ли уйдет больше одного дня. Собственный подход к определению, по словам чародея, тайного места крайне его порадовал, и поэтому он решил не заглядывать больше в талисман и попробовать самому сделать то, что ему предрекалось как невозможное. Однако, оказавшись на месте и пробродив там более двух дней, он с отчаянием признал, что подсматривать все-таки придется.

Пройдя по тенистому и полному жизни летнему, к чему он уже начал привыкать, лесу с полчаса и подойдя к окраине обрисованной им ранее области, он снова посмотрел на талисман, признавая тем самым, хотя пока еще не явно, свое поражение. Каково же было удивление, что направление, на которое указывала голубая огненная стрелка, изменилось и теперь предлагало выйти за пределы предварительно очерченного круга. Еще не соглашаясь до конца со своей неправотой, он все-таки последовал в указанном направлении. Теперь он заглядывал в перстень все чаще и чаще, с непониманием обнаруживая, что его попросту ведут по какому-то замысловатому лабиринту без стен. Направления постоянно менялись, так что определить, куда же он на самом деле идет, никак не удавалось.

Пробродив более половины дня и начав сомневаться в исправности талисмана, Руффус совершенно неожиданно для себя вышел на достаточно приличных размеров луг, расположившийся прямо посреди изрядно уплотнившегося на последнем километре леса. В центре луга стояло крепкое двухэтажное здание, внешний вид которого никак не согласовывался с понятием принца о жилище отшельника. Поблизости от входа располагался колодец с большим резервуаром, заполненным водой, а чуть левее некое сооружение, более всего походившее на конюшню.

Ведя за собой коня, он обошел все эти строения в попытке обнаружить какие-нибудь признаки жизни, но ничего похожего на глаза не попалось. Зато принц был попросту поражен красотой открывавшегося с тыльной стороны дома вида. С западной стороны луг заканчивался резко забиравшими вверх горами. Удивительным в этом было именно отсутствие каких-либо промежуточных состояний. Плотная стена леса обрывалась, словно ее искусственно оградили, луг так же переходил в горы непосредственно из совершенно равнинного без какого-то присутствия обычных в такой ситуации холмов. Все это вызывало ощущение стыковки двух различных местностей, невозможной в природе, но красота этого пейзажа завораживала. От дома через весь луг протянулась протоптанная дорожка, переходившая в достаточно крутую горную тропку, вьющуюся приблизительно посередине голой полосы уходящих под облака гор. По этой же полосе вниз сбегала необычайно живописная горная речушка, обрывавшаяся чуть левее тропинки искрящимся в солнечном свете водопадиком, образуя небольшой водоем у самой границы луга. Нетрудно было представить, что ночью под серебристыми лучами луны картина превращалась в еще более чарующую.

Завершив свой обход, Руффус снова оказался у входа, не зная как быть дальше. На стук в двери никакого ответа не последовало, так что, следуя недвусмысленно выраженному потягиванием в сторону воды желанию коня, он отошел к колодцу, позволив тому напиться. Следуя примеру животного, он машинально снял с пояса флягу с водой и только почувствовав затхлый запах двухдневной воды, удивился себе. Вылив содержимое фляги на траву, принц зачерпнул ковшом, плававшим в колодце, родниковой воды и поразился необычайно освежавшему ощущению, так и исходившему от колодезной влаги. Он даже усомнился в том, было ли это водой, но посмотрев на охотно утоляющего жажду коня, отпил и сам. Вкус оказался еще более странным, но безумно приятным, а допив достаточно объемистый ковш до конца и зачерпнув снова, принц обнаружил, что прошла не только жажда, но и, накопившаяся за дни, проведенные в лесу, усталость и постоянное ощущение неуютности, преследовавшее его. Это окончательно сняло у Руффуса сомнения в том, что пришел он по адресу, хотя вид дома и наталкивал его на подобные мысли. Уж больно он не походил на то, что представлял себе Руффус.

Добротный каменный дом с массивным фундаментом и большими окнами никак не подходил ни под определение жилища отшельника, рисовавшееся хиленькой деревянной халупкой с покосившимися стенами, ни под место, где мог жить великий маг. Последнее, разумеется, представлялось каким-то необычайным замком, обязательно мрачного вида, с безумными башенками, нарушавшими все законы архитектуры, и уносящимся под облака тонким как игла шпилем. То же, что лицезрел перед собой принц, могло вполне сойти за дом какого-нибудь богатого купца из крупного хаббадского города, парочку из которых он уже успел повидать.

Устав ожидать неизвестно чего, Руффус решил еще раз постучать, на этот раз решительнее. То есть, он не ожидал, конечно, что отшельник Странд только и занят тем, что сидит, дожидаясь, когда же он к нему придет, но и торчать до бесконечности в дверях не очень-то хотелось. Принц привязал коня у колодца и поднялся по лестнице к дверям. Он настойчиво и довольно громко стучал, так что находящийся внутри, если там, конечно, кто-нибудь находился, не мог не отреагировать на столь навязчивую попытку привлечь к себе внимание. Реакции, как и в первый раз, не последовало, но зато теперь Руффус обратил внимание на тот факт, что дверь не заперта. Искушение заглянуть внутрь было сильно, но и вполне естественные опасения не были пустячными. Как может маг отреагировать на то, что кто-то в его отсутствие вторгся в его жилище? Лично он бы на его месте не очень этому обрадовался.

Однако же, любопытство постепенно начало перевешивать, и он немного приоткрыл дверь. Ничего пока не было видно, но и никакой мгновенной реакции охранных заклятий не последовало. Это придало ему уверенности, и принц открыл дверь пошире. В щель он увидел фрагмент вполне обычной для богатого дома прихожей. Никаких атрибутов, ассоциирующихся с занятиями хозяина магией не наблюдалось, обычная мебель, хороший ковер неизвестной работы, украшенные резными панелями мореного дуба стены с роскошными позолоченными подсвечниками, бархатные занавески на окнах. Все было обставлено богато и с хорошим вкусом, но никак не походило на то, что он ожидал увидеть. Видимо стереотипы, воспитанные однообразными описаниями из преданий, слишком укоренились в его голове. Да и все те сведущие в магических искусствах люди, которых он видел, достаточно прилежно поддерживали устоявшиеся образы.

Осмелев, он практически полностью распахнул дверь и даже сделал шаг внутрь. Ничего, что бы нарушало первое впечатление не обнаружилось. Большой камин, отгороженный элегантной решеткой, отшлифованный до блеска мрамор в тех местах, где не было ковров, коллекция оружия, развешенная на стенах и выстроившаяся в двух стойках, четыре резных кресла вокруг столика из черного дерева, три массивных дубовых двери, скрывавших внутренние покои. Единственное, что могло удивить — это большое зеркало напротив входа, в котором почему-то ничего не отражалось.

Руффус не понял, сколько прошло времени, когда до него донесся мягкий, слегка картавый голос, заставивший отпрыгнуть от неожиданности.

— Достаточно невежливо забираться в дом, кохда нет хозяина. — Оглядевшись он никого не обнаружил, но голос добавил: — Рекомендую подождать на улице — меньше будет неприятностей.

Теперь уже стало ясно, что говорили где-то на улице, но выйдя туда и посмотрев по сторонам, Руффус по-прежнему никого не обнаружил, кроме огромного индюка, лениво ковылявшего со стороны конюшни. Предполагать, что советы ему дает индюк, было достаточно глупо, но, пожалуй, и пренебрегать ими было не многим умней, так что принц вновь отошел к колодцу.

— Вот-вот, — раздалось снова, — так-то оно лучше будет. А то не ровен час разозлится отшельник Странд, как тохда будешь от нехо отбиваться?

Нет, если у него не начались галлюцинации, то говорил именно индюк, причем делал это с таким видом, словно ничего более естественного для представителей его породы и не бывает. Это уже было слишком, выносить поучения индюка, поэтому Руффус ответил:

— Никто, собственно не покушался на его собственность, а ты, птичка, мог бы быть и полюбезнее.

— Если тебе так не терпится повстречаться с неприятностями — то я моху их тебе обеспечить прямо сейчас, — заносчиво ответил индюк, грозно потрясая головой.

— Пожалуй я как-нибудь справлюсь с надменным индюком, к тому же излишне разговорчивым, — раздраженно ответил принц, решив не удивляться тому, что в этом месте животные могут говорить.

— С кем? — в глазах птицы появилось явное выражение агрессии, а крылья его начали грозно хлопать, не пугая, впрочем, Руффуса. — Как ты, уродливый сын лысой обезьяны, меня назвал?

По правде говоря, просто так ругаться с какой-то птицей, пусть и говорящей, принцу казалось ниже собственного достоинства, но понять, почему та обиделась именно на индюка, а не на смысл его предыдущей фразы — было крайне любопытно.

— А кем же, как не индюком, ты себя считаешь? — спросил поэтому Руффус.

— Я, пожалуй, разорву тебя на некоторое количество кусочков, не дожидаясь возвращения Странда, — задумчиво проговорил индюк, приближаясь потихоньку к человеку. Он так хотел казаться грозным, что принцу начало казаться, что птица даже немного увеличилась в размерах. — Тем более, что ты наверняка наследил в доме, и это позволит мне объяснить все твоим вторжением, не вдаваясь в унизительные подробности твоих оскорблений, — добавил индюк, подходя еще ближе. Метров с пяти он уже не казался обычной птицей, потому как имел никак не меньше полутора метров роста.

Что за чертовщина, подумал Руффус, начиная существенно охотнее верить в действенность его угроз. Но этого же не может быть. Вот так вот, взять — и подрасти за минуту раза в три. Бред какой-то. Хотя чего еще можно ожидать от места, где живет величайший, по словам Валерия, маг?

От печальных мыслей о бесславном конце в схватке с индюком-переростком его отвлек громкий окрик откуда-то из-за угла дома:

— Аврайа! Пожалуйста, не надо убивать нашего гостя, не дав ему даже поговорить с нами.

Голос принадлежал молодому, лет на пять старше Руффуса, человеку, одетому в удобное походное платье. На голове его красовалась залихватская шляпа с огромным пером, принадлежавшим легендарной птице-страусу, обитавшей где-то на юге Мондарка. Одно это перо стоило больше, чем любое платье от самого лучшего портного. В руках у него был простенький посох, украшенный бронзовыми полосами.

— Ты представляешь, этот нахлый юнец обозвал меня индюком! — возмущенно хлопая крыльями заметила птица, с явным сожалением, что ее прервали.

— Кхэ-эм, — нечленораздельно пробурчал молодой человек, опуская взгляд. — Боюсь показаться невежливым, но видимо, у тебя на старости лет начали возникать какие-то проблемы с памятью.

— А что такое? — искреннее удивление отразилось на лице птицы. Прочитать его было не сложно, несмотря на всю бедность мимических способностей пернатых.

— Ну-у… На тебя как бы наложили чары, оставляя здесь в одиночестве, чтобы случайный гость не упал замертво от страха… — Было видно, что молодому человеку неудобно говорить это. — Тебе придали вид… индюка, потому как встреча с домашней птицей не так сильно пугает людей. — Он повернулся к Руффусу и извиняющимся тоном проговорил. — Очень жаль, что не встретил тебя сам. Добрый день, принц Руффус.

Удивленный этим обращением, принц не обратил внимание на бурчание птицы, что, мол, большего унижения, чем изображать из него индюка, конечно, было не придумать.

— Откуда вы узнали, что я должен придти к отшельнику Странду? Да и, кстати, где он? — Руффус почувствовал, как в голове его разлилось уже знакомое ощущение приятного тепла, от которого перед глазами поплыло.

— Я… собственно, и есть отшельник Странд, — к тому моменту, когда фраза закончилась, Руффус и сам уже знал ответ, но поверить в него не мог. Ну, дом — еще куда ни шло, но великий маг, выглядящий молодым парнем, бодренький и улыбчивый, ничем не напоминающий даже ученика волшебника, каким его можно было представить — это уже слишком. Да, когда он мог стать магом? По словам Валерия, отшельнику было много веков, что само по себе странно, но не может же этому на вид двадцати с небольшим лет парню быть на самом деле хотя бы в пятую от обещанного возраста. Абсурд какой-то. — Извини, что не отвечаю твоему представлению о магах и отшельниках. — Упреждая вопрос, который и так достаточно ясно читался на лице принца, добавил Странд. — Может быть, мне следовало выглядеть так? — Небрежно сказал он и щелкнул пальцами. Раздался хлопок и перед Руффусом предстал согбенный в три погибели дрожащий старец в расшитой загадочными символами мантии, глядящий на него из-под дремучих спутанных бровей. — Или вот так, — еще одно мгновенное преображение явило средних лет гиганта двух с лишком метров роста, закованного в броню и являвшегося зримым воплощением представлений о силе. — Но мне как-то уютнее чувствовать себя в этом молодом и во всех отношениях приятном теле.

Странд вернулся к первоначальному облику, а Руффус стоял пораженный и хлопал глазами в естественном приступе немоты. Сомнений в том, что перед ним именно тот, к кому он шел, — не осталось. Такого блистательного, мгновенного и элегантного сеанса магии ему видеть не приходилось, но хуже того, в голове застряли слова про тело, которое магу нравилось. Он что, хотел сказать, что смена образов была не чарами, а полным перевоплощением? Если это так, то он действительно пришел по адресу, потому как слышал неоднократно, что перевоплощение — одно из самых сложных магических действий.

— Ладно, пошли в дом, Руффус, — сказал маг направляясь к дверям, но его остановили слова недобро скосившейся птицы:

— Э… любезнейший, не хочешь ли ты избавить меня от этих хнусных чар и вернуть нормальный вид? Или мне так и ходить здесь хрозным пухалом птичьехо двора?

— Ах да, извини, Аврайа, — Странд остановился и снова щелкнул пальцами.

Результат чуть было и впрямь не отправил Руффуса в обморок. Индюк-переросток с раскатом грома превратился в дракона. Принц полагал, что драконы — персонажи чисто мифические, в реальной жизни не существующие, но как еще было назвать это потрясающей красоты существо метров пяти ростом, с огромными кожистыми крыльями, длинным хвостом, заканчивающимся острием, похожим на алебарду и, по-видимому, столь же острым, могучими лапами с когтями по полметра, покрытое мелкой золотистой, плотно пригнанной одна к одной чешуей, и головой, увенчанной двумя загибающимися назад рогами. Из ноздрей, дрожащих от возбуждения, пробивались струйки дыма. Если это не дракон — то кого же можно назвать этим словом?

Выпустив тонкую струйку пламени, дракон сложил крылья и повернулся к людям. Руффус в священном ужасе от того, что чуть было не вступил в поединок с настоящим драконом, чувствовал, как голова его шла кругом, а ноги не очень хотели удерживать внезапно отяжелевшее тело. Дракон вытянул шею и сделал шаг в его сторону. Солнечный свет, отразившись от чешуи, превратился в драгоценные переливы золота и игру камней. От красоты этого существа дух захватывало, так что принц уже не очень понимал, от чего у него подкашиваются ноги — от страха или от чарующей картины, открывшейся перед ним.

— Ну как? — более спокойным, чем в индюшачьем обличии, голосом поинтересовался дракон.

— Ты прекрасен, — единственное, что смог произнести Руффус. Он почувствовал, как начал успокаиваться, по-видимому от того, что говорящий дракон — явление куда более естественное, чем трепливый индюк. Если уж драконы существуют — то совершенно очевидно, что они должны говорить.

— Я, в общем-то, о продолжении нашего конфликта спрашивала, — принимая с одобрением комплимент, продолжил дракон, — но и так неплохо. Да, кстати, я — самка, так что впредь обращайся ко мне соответственно. Договорились? — теперь уже голос дракона звучал вполне благосклонно.

— Угу, — все еще не в силах взять себя в руки, обронил принц.

— Да расслабься ты, — успокаивая прогромыхал дракон. — Будем знакомы? Меня зовут Аврайа.

— Оч-чень приятно. Меня — Руффус, — ответил принц и поймал себя на попытке протянуть руку. Уловив это движение, дракон кивнул, и на его лице появилось выражение, которое вполне можно было истолковать как улыбку.

— Ну, ладно, заходи потом. Поговорим. — Дракон кивнул в сторону того сооружения, которое Руффус поначалу принял за конюшню, хотя теперь, оценив его размеры и особенно высоту ворот, охотно распознал в нем жилище дракона.

— Да, пора, пожалуй, и в дом, — снова подключился Странд. — Аврайа, поставишь его коня в стойло?

— Хорошо, хорошо.

Конь в ужасе заржал, заметив движение гигантского ящера в свою сторону, но как-то успокоился и обмяк, встретившись с ним взглядом, после чего начал покорно принимать все происходящее. Дракон зацепил поводья подвижным когтем на сгибе крыла, и сняв их с ограды у колодца, повел механически последовавшего за ним коня в сторону своего жилища, сбоку от которого и впрямь была небольшая конюшня, терявшаяся на фоне огромного амбара.

Странд уже поднялся по лестнице и, распахнув дверь, застыл в приглашающей позе. Руффус поспешил за ним последовать. Внутри он решил оглядеться, всячески изображая пристальное внимание, чтобы не показать, что уже заглядывал сюда.

— Проходи, присаживайся, расслабься и не пытайся изображать то, чего нет. Если бы я был против того, чтобы ты смог сюда заглянуть, то, поверь на слово, мог бы сделать так, что это было бы невозможно. — Странд подошел к одному из шкафов и вытащил оттуда внушительный кувшин, а затем и пару кружек. — Не прочь выпить свежего пива? Так будет приятнее беседовать.

— Нет, — усаживаясь в кресло, ответил Руффус, обрадованный тем, что не надо валять дурака, хотя и сам не понял, как же можно истолковать его ответ. Кресло оказалось на редкость удобным, облегавшим со всех сторон, чего никак нельзя было ожидать от резного дуба. Что ж, попал к магу — не уставай удивляться. Странд же налил пиво в кружки, подвинув одну из них гостю, а из второй медленно отпил, а затем уже сел и достал трубку. Закурив он сказал:

— На твои вопросы я отвечу нет и да, если ты примешь мои условия.

— О чем это вы?

— Нет — насчет помощи, почему — потом объясню, и да — насчет того, возьму ли я тебя в ученики. Основное условие — забыть, что ты принц. Ученик — это всего лишь ученик, подмастерье, а подмастерью порой приходится выполнять поручения не привычные для аристократа, возможно даже унизительные. — Обратив внимание на растерянность Руффуса, он добавил: — Не очень торопись с ответом, и пусть тебя не особенно смущает, что все как бы уже сказано. Давай лучше попьем пива, говоря о чем-нибудь другом.

Пиво и впрямь было превосходным. Мягкий бархатный вкус не конфликтовал с богатством букета. Все это было здорово, но собственно, что ответить, о чем говорить?

— Валерий передал вам письмо, — чтобы что-то сказать начал Руффус, протягивая свиток, полученный от чародея. Над печатью по-прежнему стояло марево, размывавшее контуры смазанного оттиска.

— Спасибо, — Странд принял послание, но не стал его вскрывать, отложив на край стола. — Расскажи сам, что там у вас происходит?

И Руффус рассказал, пусть сбивчиво и нелогично, о том, какой ему видится нынешняя ситуация в Эргосе и вокруг него. Маг внимательно слушал, не перебивая и никак не комментируя, но в конце сказал, что к обсуждению этого они не раз еще вернутся.

Уже начало темнеть и Странд прошел вдоль стен, зажигая от лучины свечи.

— Почему вы зажигаете их от лучины? — удивленно спросил Руффус. — Не проще ли было поджечь с помощью заклинания?

— Наверное, проще, — не поворачиваясь ответил маг, — но нет смысла растрачивать попусту накопленную с таким трудом энергию. Восполнить растраченное всегда бывает трудней, поэтому не стоит творить чудеса без надобности.

— А ваши превращения, когда я усомнился в том, кто вы?

— Это было самым простым способом доказать, кто я такой. — Странд повернулся с иронической улыбкой на лице, а в углах глаз поселился бесенок. — К тому же, не скрою, мне хотелось побравировать немного перед новым человеком.

Они еще долго беседовали, в сущности, ни о чем, а принц все никак не мог заставить себя произнести, что он согласен пойти в ученики, потому что Странд, отшельник Странд, такой непохожий на все возможные представления о магах, начинал все больше и больше ему нравиться, но никак не хотелось признавать, что его план рухнул и придется идти по пути, предсказанному Валерием.

— Ну ладно, — слегка позевывая, произнес Странд, — время позднее и я уже притомился. Что же говорить о тебе. Устал, поди, с дороги? Пойдем спать, я покажу тебе твою комнату.

— Я согласен стать вашим учеником, — только сейчас с трудом выдавил из себя Руффус.

— Прекрасно, но на сегодняшние наши планы это уже никак не повлияет, — маг лукаво улыбнулся и добавил: — Завтрашний день — тоже не в счет, отсыпайся вволю, а дальше придется подниматься ни свет ни заря.

Они поднялись на второй этаж, и Странд показал Руффусу скромно обставленную по сравнению с убранством остального дома, но вполне просторную и уютную комнату, где отныне ему предстояло жить.

Интересно, сколько?