Глава 12

Первые сообщения застали его за игрой в шахматы с комендантом крепости у камина за бутылкой вина. А что еще делать однообразными зимними днями, когда весь смысл жизни состоит лишь в ожидании весны? Тем более, он всегда полагал, что всякий мало-мальски приличный военачальник должен обязательно проводить часть своего времени за этой игрой, приводящей ум в порядок. В ней были все необходимые для подготовки элементы: и стратегия, и тактика, и обманные маневры, и жертвы, рассчитанные на получение позиционного превосходства. Все в них было прекрасно и позволяло отработать множественные тактические схемы, но только не было в правилах предусмотрено того, чтобы один из противников начинал с полным набором фигур, тогда как второй довольствовался королем и парой пешек. А в жизни именно это и имело обыкновение встречаться.

Запыхавшийся гонец сообщил, что на западе замечены войска мондарков, причем не разъезд какой-нибудь, а настоящее нашествие. Они уже километрах в двадцати и, судя по маневрам, хотят взять Курру в кольцо. Затем прибыли известия и с юго-востока. Еще одна колонна попыталась пробиться через Курранский перевал, но там вовремя заметили их и теперь гарнизон занял оборону.

Он поднялся вместе с комендантом на крышу центральной башни. Оттуда уже были видны хорошо заметные на снегу черные пятна надвигающихся войск. Черт, почему же он так твердо уверился, что до весны ничего уже происходить не будет? Даже разведку оставил. И основную часть войск расположил на юго-востоке, а не на западе, где это было бы лучше со стратегической точки зрения. Оно, конечно, понятно, что там села побогаче, и им легче прокормить армию, но…

Это все то же. Все те же предположения, что до весны придется ждать, уныло коротая длинные вечера за вином и нехитрыми провинциальными развлечениями. И Хаббад отказался присылать подкрепления, считая, что войскам лучше перезимовать на северном побережье и в западных предгорьях, где климат помягче и края поблагодатней.

Оперативный штаб было решено разместить прямо в зале под крышей. Леденящие ветры, пробивавшиеся через бойницы, пробирали до костей, но, по крайней мере, оттуда была видна самая лучшая панорама происходящего. Первым распоряжением сэра Ринальда была спешная эвакуация всех войск, расположенных к юго-востоку, в крепость. Комендант вяло попытался посопротивляться, что это, мол, будет предательством по отношению к запертым на Курранском перевале, но спорить с имперским офицером, наделенным такими полномочиями, все равно было бесполезно. Ринальд же полагал, что это единственная возможность попробовать отстоять крепость, сосредоточив все силы в компактный кулак, защищенный стенами.

По тому, как разворачивались наступающие, он понял, что численность их многократно превосходит его подразделения, и это лишь еще больше уверило его в собственной правоте. Мондарки уже охватили город с трех сторон и вполне успешно отрезали от отступающих в город колонн небольшие группы, которые тут же уничтожались. Если бы не эти чертовы крестьяне, постоянно путающие порядки отступавших, но что с ними поделаешь? Никакие попытки приказать им остаться в своих деревнях не могут рассчитывать на понимание перед надвигающимися ордами варваров.

Да не таких уж и варваров. Разведка, конечно, показывала, что у них уже есть свои города, имеющие постоянную армию, так что рассчитывать на встречу с тупым навалом бестолковой и плохо управляемой конницы не приходилось. Но откуда же у них столько тяжеловооруженных рыцарей, демонстрирующих такую сноровку, словно они родились в доспехах?

Оценив размеры наступающей армии, он понял, что надеяться сохранить город — утопия. Значит надо попытаться хотя бы вывести большую часть войск в глубь Хаббада. Разрозненными подразделениями не остановить подобную лавину.

Решение пришло само и сразу. Надо отправить по подземному ходу отборный отряд в Дальний бастион, а с другой стороны сосредоточить рыцарей у Северных ворот. Затем, одновременно с двух сторон ударив, прорвать блокаду и вывести войска через удерживаемый коридор. Единственное было не понятно, где взять лошадей для отряда из бастиона, потому как успех возможен только при скорой и внезапной кавалерийской атаке. Пехота не сможет успеть пробиться.

— К востоку от бастиона, — ответил на поставленный вопрос комендант, — есть в полутора километрах огромные конюшни князя Сеймурского. Только он не отдаст коней…

— Кто его спрашивать будет, — резко ответил Ринальд. — Посмотрим, как он откажет паре сотен с обнаженными мечами.

Он распорядился отправить в Дальний бастион лучшие две тысячи, с седлами в руках, потому как рассчитывать, что с конями удастся прихватить и сбрую, не приходилось. Нескончаемая вереница начала исчезать в недрах подземного хода. Возглавить нападение с севера он решил сам, полагая, что знающий наизусть свою крепость комендант не хуже его справится здесь, но уходить надо будет попозже. Насколько возможно он должен видеть происходящее здесь, принимать в нем участие.

Когда вокруг северных ворот еще только начал собираться ударный отряд, кольцо вокруг города окончательно замкнулось. Противник явно опережал его как минимум на шаг. А затем начался сущий ад.

В одни из ворот, взорвавшиеся огненной вспышкой, устремились вражеские рыцари и, удерживая пятачок, позволили проникнуть внутрь крепости достаточно большому отряду, чтобы не приходилось рассчитывать выбить их из города наскоком. Когда он получил полный отчет о происшедшем от очевидца, то единственное, что пришло в голову, чтобы приостановить вторжение мондарков со всех сторон — самим охлаждать раскаленный проход и тут же забивать его, как живой баррикадой, своими рыцарями. Жестоко по отношению к своим, но что делать. Отдав распоряжения подготовить соответствующие отряды около каждых ворот, он увидел, что, по крайней мере, еще с одними он уже опоздал. Но зато в третьих удалось запломбировать пролом и отстоять путь в город, хотя по существу это уже не имело большого значения, потому как в городе находилось уже слишком много мондарков. Удержанные ворота могли разве что позволить протянуть сражение в городе достаточно долго, чтобы успеть начать прорыв из Дальнего бастиона.

Из отправленных под землю сотен осталось чуть более пяти десятков, и сэр Ринальд, поспешил последовать за ними, распорядившись строить оборону таким образом, чтобы враг постепенно оттеснял защищающихся к северной части города, а в самих Северных воротах, когда их вышибут, в чем он ни секунды не сомневался, стоять насмерть. Это был единственный шанс спасти хоть что-то.

Уже в подземельях он тотчас же отдал идущим впереди распоряжение поторапливаться. Время, если еще и было, то в обрез, а назад передал, чтобы за ними растянули одну сотню на весь ход, для оперативной передачи информации.

Холодные низкие стены, влажный спертый воздух, бестолковая толчея. Не так он себе рисовал свое первое настоящее сражение…

Тут Ринальд почувствовал, что стало суше и теплее. Опыт сегодняшнего дня легко подсказал ему ответ. Оглядевшись по сторонам, он обратил внимание на почти неприметную дверь слева. Распахнув ее, он рванулся в комнатушку с криком:

— Сюда.

Последовать за ним успело не более десяти человек, прежде чем огненный вихрь захлопнул догорающую дверь. Подземный ход наполнился долгим, протяжным стоном. Кислорода в воздухе почти не осталось, да и вонь поднялась нестерпимая. Чувствуя, как под нагревшимися доспехами зачесалась кожа, он понял, что даже здесь не избежал ожогов. Что же это за чудовищный жар? Что в состоянии его создавать?

Один из солдат обнаружил в углу невесть когда припасенную кадушку с водой, протухшей и зацветшей, но с ее помощью удалось остудить доспехи и утолить внезапно разгоревшуюся жажду. Оглядев оставшихся в живых, сэр Ринальд обратил внимание, что один из них так и вбежал в обнимку с седлом, а теперь не мог положить его на пол из-за не желавших разгибаться, судорожно вцепившихся пальцев. Почти всех трясло крупной дрожью. В глазах застыл ужас смерти, лизнувшей их всех своим жарким языком.

Надо что-то придумать. Чем-то занять их, пока все не ударились в панику, собственно, как уже сделал он. Ринальд не понимал, что ему теперь делать и зачем… О спасении сражения и армии — не могло быть и речи. Он, сэр Ринальд, барон Севвойский, полковник Хаббадской Императорской Гвардии, командующий третьей армией Хаббада, четвертый военный советник Его Императорского Величества, управляющий военной провинцией Курры, один из самых молодых и талантливых военачальников империи, позорно проиграл свое первое сражение. Враг все время был на несколько шагов впереди и, имея подавляющее численное превосходство, легко с ним разделался. В городе еще кипит из последних сил отчаянное сопротивление, но все уже кончено. Это как в его любимых шахматах, мат уже неизбежен, но до того, как его поставят, надо сделать еще несколько ходов. Но что же он может хотя бы попробовать сделать теперь, имея всего десяток солдат? Он, потерявший так бездарно многие тысячи, доверенные ему императором…

Путаясь в мыслях, он едва не потерял сознание, тяжело оперевшись о стену, о чем тут же пожалел. Дико засаднила обожженная спина.

Нет, идя по этому пути, он ничего не добьется. Он должен хоть что-то сделать…

Да, вот оно. Надо будет пробиться наружу и передать подробную информацию о нашествии. Надо предупредить как можно скорее, чтобы Хаббад успел подготовиться к отпору…

Здесь их никто не обнаружит, он и сам нашел дверь только с помощью проснувшегося звериного инстинкта самосохранения, а вряд ли кто станет тщательно обследовать стены. Значит, рано или поздно, им должен представиться шанс вырваться отсюда. О том, чтобы выходить в коридор прямо сейчас не могло быть и речи, — они сразу же испекутся не хуже яблок на углях. Надо ждать, а ожидание — губительно для морального состояния оставшихся в живых солдат.

Точно. Он распорядился караулить по очереди у двери, присматривая за происходящим в коридоре. Конечно, как только стены поостынут, мондарки попробуют проникнуть по ходу в башню и захватить ее изнутри, а как они пройдут, и им, быть может, удастся прорваться. Невесть какое, конечно, занятие для солдат, но все лучше, чем ничего.

Ожидание тянулось мучительно, и послышался уже ропот, когда издалека донесся нарастающий шум. Да, они пошли. Сквозь щели в обуглившейся двери он смотрел, как потянулась длинная вереница мондарков, но каково же было его удивление, когда он обнаружил, что изредка среди них попадались хаббадцы. И даже, кажется прошел сам принц Руффус… Нет, этот был чуть постарше. Значит сам король Серроус? Эргос выступил на стороне Мондарка? Это многое могло объяснить. И то, как им удалось незаметно подобраться к заставе на Эргосском перевале, и то, откуда они узнали о существовании подземного хода…

Ладно, не до него сейчас. Не до эмоций. Надо сидеть и ждать тихо, как мышки, когда проход освободится. Выждав минут двадцать после того, как последний из мондарков прошагал мимо двери, они высунулись из своего укрытия. Все было тихо.

Пробираться было почти невозможно: коридор был завален телами людей, посланных им на бесславную смерть. Запах стоял такой, что желудок непроизвольно выворачивался наизнанку. Почему же обгоревшее человеческое мясо так ужасно пахнет? Совсем не то, что у любых животных…

Ринальд с трудом удержался от сравнения своих солдат с жарким. От одного того, что подобное могло прийти в голову, его снова вывернуло. Он попытался вспомнить поподробнее, где расположен в бастионе выход из тоннеля, чтобы составить хоть какое-то представление о плане прорыва.

К счастью, выход был в самом углу двора, у стен, и так как оставленная мондарками охрана расслабилась и ориентировалась в основном на отражение атаки извне, им удалось незамеченными вылезти и проползти вдоль стен к стойлу, где были привязаны кони южан. Присмотревшись, он заметил, что стража настолько не ожидала никаких эксцессов, что даже не захлопнула ворота. Похоже, что шансы прорваться существенно повышались.

Ринальд шепотом приказал незаметно подрезать у скольких получится коней подпруги, присмотрев предварительно каждому коня для себя. Они успели довольно много, когда один из узкоглазых лучников обратил наконец на них внимание и заорал на своем варварском языке.

— По коням, — крикнул в ответ Ринальд, сам вскакивая в седло. Спустя пару секунд они уже скакали к медленно захлопывающимся воротам, а вслед им устремились десятки стрел. Трое свалились с седел, еще двое, похоже, вот-вот должны были последовать за ними, но остальные успевали. Оглянувшись в воротах, он увидел, как кувыркались на незакрепленных седлах мондарки, тщетно пытаясь взгромоздиться на своих коней. Что ж, успехов, если им не удастся нагнать беглецов в считанные минуты, то они вынуждены будут оставить эту затею, не рискуя сильно отдаляться от укрепления на вражескую территорию.

В этот момент в его правое предплечье вонзились сразу две стрелы, найдя крошечный зазор меж пластин. Ослепляющая боль пронзила его, в глазах потемнело, но левая рука лишь крепче вцепилась в луку, позволяя удерживаться в седле. Справиться с собой ему удалось только от осознания того, что у него нет права на такой конец. Он должен хоть что-нибудь довести до конца. Справиться если не с ролью полководца, то хотя бы гонца, а иначе его присяга окажется пустым звуком…

Только через час он позволил себе сбавить темп езды и перейти на медленную рысь. С печальным удивлением обнаружил, что рядом с ним не пятеро, как он предполагал, а всего трое. Увидев на боку одного из них флягу, он спросил:

— Самогон?

Молчаливый кивок. Ринальд, сжав зубы, выдернул из руки стрелы и обильно залил раны самогоном. Нестерпимый жар, окончательно уже приевшийся за сегодня, прожег его. Он так и не понял по реакции спутников, вырвался его крик наружу или нет.

После этого он приказал всем разделиться, обозначив каждому по месту назначения, куда тот должен доставить сообщение. Сам же он понял, что ему надо гнать прямо в Хаббад. Император должен получить всю информацию как можно скорее и в неискаженном виде, без посредников. Решит он казнить при этом Ринальда за измену или нет — уже не важно. Надо хотя бы так выполнить свой долг. Хотя бы ту малую его часть, что он еще в силах…

* * *

Тот факт, что ужином его никто порадовать не удосужился, слегка компенсировался тем, что палач не явился для проведения вечерней экзекуции. Общий бардак мог иметь своим объяснением лишь то, что Серроус все-таки отправился в поход, но по неопытности не оставил своим подданным подробных инструкций. Отсутствие указаний подчиненные склонны расценивать как форму дарованного свыше отдыха, так что удивляться особенно не приходилось. Что ж, надо заняться своими делами, а то к утру его могут захотеть навестить. Хотелось бы к тому моменту оказаться где-нибудь еще.

Валерий скинул с левой руки расстегнутые еще с утра Тиллием кандалы и попытался сделать то же самое и с правой рукой, но, задев стену, ухитрился захлопнуть замок. Проблемой назвать это было бы трудно, если бы он не выронил еще раньше ключ из затекшей и потерявшей чувствительность руки. Он пошевелил пальцами освобожденной руки и, почувствовав, как кровь, разгоняя тепло, возвращает им способность чувствовать, попытался наклониться за ключом.

Сволочной кусок железа. Лежит себе, цинично поблескивает в слабом мерцающем свете факела, к слову сказать уже догорающего, и совершенно не желает подпрыгнуть. Плохо его дрессировали. Даже после того, как он подвинул его ногой поближе — ничего не изменилось. Когда его приковывали к стене, явно не предусматривали, что для поддержания формы заключенным полезно делать наклоны.

Подумав с минуту, он составил некое подобие плана и, приступив к его выполнению, тут же пожалел, что не может наблюдать за своими телодвижениями в качестве зрителя. За такое зрелище можно было и заплатить.

Он долго переминался с ноги на ногу, пытаясь носком одного башмака затолкнуть ключ на мысок второго. Когда минут через пятнадцать цель оказалась достигнутой, он нагнулся, насколько позволяли цепи, вытягивая до предела руку, а затем начал аккуратно поднимать ногу, стараясь не уронить ключа. Когда чародей почти уже дотянулся, приняв позу червяка на крючке рыболова и проклиная в который уже раз, что так и не научился перемещать предметы, цепь дернулась, по всей видимости развернулось одно из звеньев, и немного удлинилась. Это было бы очень кстати, если б от рывка ключ с глухим звяком не плюхнулся снова на пол.

Черт, исполнять еще раз ритуальный танец водружения ключа на башмак совсем не хотелось. Тогда и пришла идея, которая понравилась Валерию существенно больше. Он стащил, оперевшись на стену, башмак с ноги, затем наступил второй ногой на кончик того, что когда-то можно было называть носком, и оголил ступню. Дальнейшее выглядело до смешного просто и однозначно свидетельствовало в пользу того, что первая мысль далеко не всегда бывает лучшей. Он зажал ключ пальцами ноги и достаточно легко переместил его в руку, благо помогло небольшое удлинение цепи. Покорчившись немного, чародей дотянулся до правой руки и открыл замок. Освобождение ног прошло без приключений. И на том спасибо, а то если бы так пошло и дальше, то из подземелий ему раньше чем через неделю не выбраться.

Валерий подобрал лежащий в углу и замаскированный под кучку сора сверток, оставленный Тиллием, достал оттуда зеркало с бритвой и начал бриться. Сбривать бороду само по себе занятие малоприятное, а что уж говорить, если приходится делать это посуху. Хорошо еще бритва острая, хотя не так уж и хорошо, когда от потери практики начинаешь оставлять на лице затейливый узор порезов. Посмотрев на результат, он остался вполне доволен, встретившись в зеркале взглядом с лицом лишь отдаленно напоминающим о придворном чародее. Приятно обнаружить, что ты не так уж и стар, как старался в последнее время казаться. И почему стереотипы мышления связывают мудрость с возрастом? С таким лицом вполне можно не только штаны на советах просиживать, но и поприставать к женщинам, что гораздо приятнее.

Потом началось мелкое волшебство, превратившее величественную мантию чародея в грубую рубаху. Загаженные им до невообразимой степени штаны, (никто же не подумал, как ему не расковываясь справлять нужду без посторонней помощи, а это доставляло гораздо больше проблем и неприятностей, чем пытки палача-неумехи) он сжег, сам же одел приготовленные Тиллием. Угвазданные башмаки — оставил, потому как они превосходно подходили под создаваемый образ слуги.

От начавшего гаснуть факела Валерий разжег забытую тюремщиком масляную лампу и, прибрав за собой, решил, что вполне готов оставить этот гостеприимный кров. Поднявшись наверх к выходу из подвалов он был приятно удивлен отсутствием стражи. Видимо по бедности в Эргосе никакую службу наладить толком не могли. Тюремщик, он же стражник, был, по всей видимости, и начальником тюрьмы. Как и всякий человек, иногда он спал, и было приятно обнаружить, что это происходит так вовремя.

Чародей поднялся в свои покои, где скинул с себя весь провонявший хлам и принялся мыться. Кто бы мог подумать, что такое удовольствие можно зимой получать от мытья в холодной воде? Все искусство заключается в умении к этому подготовиться основательно. Он чувствовал себя подготовленным как нельзя лучше. Закончив мытье и ощущая, как кожа горит, словно ей не со свежим воздухом позволили пообщаться, а с огнем, он облачился во все чистое и с осознанием неземного блаженства не мог не позволить себе ароматной трубки под стаканчик вина. От вина, принятого натощак, в теле разлилась приятная слабость, а голова слегка пошла кругом. Не к месту, конечно, но плевать он хотел на это.

Стоя напротив зеркала в рост высотой, он убедился, что в нынешнем своем обличье вполне сойдет за путешественника неопределенных занятий, то ли купца, то ли болтающегося по свету аристократа, то ли вышедшего в отставку офицера. Всякому, бросившему на него свой взор, будет ясно, что перед ним важная, вполне состоятельная персона, но через час никто не вспомнит, как же он выглядел. Теперь он принялся добавлять к своему облику различные детали, чтобы наложить поверх облик, позволяющий беспрепятственно покинуть Эргос. Для этого он наклеил усы, чтобы не отклоняться от местной военной моды, добавил пару знаков различия, нацепил на бок меч. Несколько блесток придали видимость надетой на него кирасы. Переместив немного пару пуговиц и блесток, Валерий убедился, что теперь должен во всяком вызывать ощущение посыльного по особо важным делам, особенно если сурово насупить брови. Для полноты иллюзии пришлось покрыть свежие порезы от бритья косметическим кремом. Если поинтересоваться, то увидевший его скажет, что сейчас он напряжется и вспомнит его имя, потому как сто раз пил с ним. Ощущение призрачной знакомости всегда очень полезно, когда надо добиться чего-то, не вдаваясь в детали. После этого чародей собрал седельную сумку, не забыв отправить туда бутыль с вином, и отправился на конюшни.

Всегда приятно подурить народ. Он шел с крайне озабоченным видом, чувствуя, как по нему проскальзывают не задерживаясь взгляды редких стражников, воспринимая то, что он идет посреди ночи, как нечто само собой разумеющееся. Выйдя во двор, он обнаглел настолько, что подозвал часового, стоящего у ворот.

— Откроешь минуты через три ворота, — сказал чародей суровым, не терпящим возражений тоном, когда тот подошел. — Мне надо, не привлекая внимания, срочно доставить королю сообщение чрезвычайной важности. Все понял?

— Да, — не понимая почему, согласился часовой и отправился к воротам.

На конюшне Валерий решил не будить заснувшего прямо на сене конюха. Без лишнего шума сам запряг коня и по-тихому вывел его во двор. Когда он подъехал к воротам, те уже были приотворены, а решетка приподнята метра на четыре. Проезжая под ней, он одобряюще кивнул исполнительному часовому, а тот шепотом пожелал удачи.

Отъехав метров на пятьсот и убедившись, что ничего подозрительного в замке не происходит, Валерий расслабился и снова порадовался своему умению создавать иллюзии. Хотя, если бы не это умение, то проблем у него в жизни было бы поменьше. Чародей осмотрелся. Даже ночью было видно, какая рать промаршировала здесь недавно, перемолов твердый зимний грунт в медленно застывающую грязь. Долго еще ничто не будет расти на этих вытоптанных полях.

Валерий оторвался от созерцания первых плодов начавшейся войны и пришпорил коня. Удаляясь, он решил еще раз уточнить свои планы на ближайшее будущее. Пока он сидел в камере, планы носили чисто абстрактный характер. Можно было смело полагать, что стоит освободиться, как жизнь сама позволит ему скомпенсировать все то, чего он сам себя лишал. Девочки толпами посещали его воображение, вино лилось рекой. Замечательные перспективы активного безделья изредка перемежались проектами братской мести своему другу и учителю бесподобному Странду. Почему-то на Серроуса он держал существенно меньший зуб, полагая его реакцию вполне естественной, хотя и излишне эмоциональной, особенно в связи с палачом. На Тиллия и вовсе глупо злиться, на дураков не обижаются. Постановщиком же сего действа, безусловно, был Странд — ему и расплачиваться за ошибки. Но это было прекрасно, пока он сидел без реальных перспектив оказаться на воле. Теперь же планы явно требовали существенной корректировки.

Конечно, он не думает отказываться от посещения Странда. Уж то, что он поступил с ним по-скотски, сказать-то надо. Разумеется, глупо отказываться от приятного загульчика в каком-либо кабаке по дороге, но ежу понятно, что на цель в жизни это не тянет. Как-то жидковато. Единственное, что ему остается — отправляться к Странду, по дороге определяясь насчет своих реальных планов. Неприятный холодок в левой половине груди указывал на разочаровывающую справедливость опасений, что удалиться от дел этого мира скорее всего не удастся.

Ладно, будь, что будет. Там видно станет, стоило ли убегать из Эргосских подвалов, чтобы вляпаться в новые приключения.

Подавив подобный, мало похожий на жизнеутверждающий, ход мыслей, он попытался сосредоточиться на дороге…

* * *

То, что ему позволили от души выспаться, хотя никаких разговоров об очередном дне отдыха и в помине не было, вызывало вполне искреннее удивление. С чего бы это на него обрушилось такое счастье?

Когда он оделся и спустился в гостиную, ослепительный солнечный свет бил в окна, свидетельствуя в пользу того, что времени никак не меньше полудня. Странд сидел за столиком, расправляясь с каким-то замысловатым блюдом, приготовленным, судя по виду, из того, что в неголодный год нормальный человек и за пищу-то никогда не воспримет. Самым удручающим было то, что оно еще шевелилось, от чего Руффус почувствовал, как аппетит покидает его. О вкусах мага можно было многое рассказать, но только подготовленному слушателю, в противном случае невольный свидетель рисковал впоследствии умереть от голода, опасаясь даже заглядывать в тарелки.

— Как выспался? — поинтересовался Странд, жестом приглашая ученика разделить с ним трапезу.

— Спасибо, от души, — поблагодарил Руффус, но воспользоваться предложением не рискнул. — Я лучше съем что-нибудь поскромнее, яичницу с беконом, например.

— Как знаешь, как знаешь, — плотоядно улыбнулся учитель и продолжил, указывая на неприятно копошащийся клубок ярко-алых червяков. — Хотя я не пойму, к чему подобное усмирение плоти. Не часто удается отведать такое изысканное блюдо.

Поди, разбери, всерьез он это говорил или издевался. Вечно с ним так, но что делать? Выбора особенного не предоставляется. Вернувшись с яичницей, Руффус сел напротив Странда и начал с философской задумчивостью ковырять вилкой, стараясь не заглядывать в тарелку сотрапезника, сосредотачивая внимание на сложной ковки каминной решетке. Маг же всячески пытался привлечь к себе внимание ничего не значащими вопросами и замечаниями, что убедило-таки принца, что тот издевается.

Что ж, придя к такому выводу, гораздо проще не обращать на неприятное внимания… — тут он все же заметил, как несогласный с ролью завтрака червяк попробовал смыться у Странда прямо изо рта, и с трудом проглотил застрявший поперек горла комок, — или по крайней мере так хотелось бы считать.

— Что такое случилось, — справившись с собой, поинтересовался принц, — что мы встали за полдень?

— Мне надо было, чтобы сегодня ты был свежим и отдохнувшим, — не отрываясь от еды, поделился секретами маг.

— А-а-а, — потянул ученик, про себя отмечая, что если бы его обучали при помощи столь же конкретных пояснений, то на это ушло бы не одно десятилетие. И все-таки, хотелось бы получить ответ, а не отговорку, поэтому он решил, что лучше всего поддержать заданный тон диалога идиотов. — А зачем?

— Потому как к вечеру тебе предстоит большая нагрузка, — довольный достойным ответом, не нарушающим гармонию беседы, сообщил Странд и даже оторвался на минуту от живоглотства, чтобы убедиться, насколько его ответ оценен. За разговором в таком стиле, пожалуй, можно было провести весь день, не получив ни капли информации, так что Руффус сдался и полностью переключился на яичницу, здраво полагая, что в худшем случае ему ждать ответа до вечера, а скорее всего, Странд вскорости сам не выдержит и все выложит.

— Приятного аппетита, — пожелал маг, отодвигая вычищенную до блеска тарелку. Теперь с аппетитом и впрямь должно стать получше, решил принц и вполне искренне поблагодарил нечленораздельным звукосочетанием. Странд налил себе полную кружку пива и вставая из-за стола заметил: — Позавтракав, можешь погулять, побездельничать, но часа в четыре — поднимайся в башенку. Я буду ждать тебя там.

На лице учителя появилось озабоченное выражение, поди разбери, напускное или нет, и он удалился, что-то бормоча себе под нос. Предложение послоняться полдня без дела еще больше насторожило Руффуса, но с другой стороны, утешился он, до четырех не так уж долго осталось, так что особенно истомить себя ожиданием не удастся.

Поев, он вышел во двор, ведомый желанием поговорить с Аврайей, которая наверняка что-то знала на интересующую его тему. Она лежала на спине, распластав крылья по земле и подставив пузо лучам несильно греющего зимнего солнца. По всему было видно, что ей хорошо и лениво. Было даже как-то неловко подходить к ней и выводить из состояния блаженной дремоты.

Но вот мирное подрагивание лап в такт дыханию прекратилось, а крылья слегка подобрались к телу. Острый нюх учуял приближение Руффуса.

— Привет, — томным голосом пробасила Аврайа, не открывая глаз, — чем порадуешь, ранняя пташка?

— Ну-у-у, — неуверенно начал принц, — меня как раз интересовало, чем вызвано это блаженство утреннего сна. Ты, случаем, не в курсе?

— Определенно сказать тебе не могу, — медленно поворачиваясь на бок сказала Аврайа, почесывая по ходу дела брюхо, — но предположения имеются.

— И какие?

— Разные, — на редкость лаконично ответила она. Что, они сегодня, сговорились все что ли?

— Нельзя ли поподробнее?

— Тебе с каких начинать, с вероятных или абстрактных? — ничто не могло вывести ее из состояния равновесия. Дико захотелось пнуть дракона ногой, но возможные последствия таких опрометчивых поступков слишком были ему очевидны, так что пришлось ограничиться словесными аргументами.

— Лучше с вероятных.

— Странду нужно, чтобы к вечеру ты был свеженьким, отдохнувшим и хотовым к большим затратам энергии, — позевывая сообщила Аврайа.

— Ты всерьез полагаешь, что это ответ? — предположил Руффус, чувствуя, как самообладание начинает оставлять его. Определенно, всяк сегодня хочет вывести его из себя. — От кого-то я его уже слышал. Кажется, от Странда.

— Да? А чехо ты тохда ко мне с расспросами пристаешь? Или хочешь устроить нам очную ставку?

— Извини, — пожалуй, она была права, — я не о том. Мне надо узнать, что это будут за затраты энергии, о которых вы говорите.

— Спроси у Странда, — игра в обиды ей нравилась, и таять от первого же извинения она не собиралась. — Уж он-то знает, а со мной никто планами не делился. Я вообще здесь что-то вроде домашнего животного. Так, сторожевая собака-переросток.

— Ну, ладно тебе, — теперь мы будем утешать расчувствовавшегося дракона. Вот забавное занятие, — никто к тебе так не относится, а если и не уделяют достаточно внимания, так то от занятости и обычной мужской бесчувственности.

— Вот-вот, — собравшаяся было отвернуться, чтобы лучше показать степень своей обиды, Аврайа остановилась, заинтересованная новым поворотом в рассуждениях, — все вы так. Дела у них, дела. Всехда находится что-нибудь поважнее, чем поховорить с друхом.

Теперь надо было выждать паузу, виновато опустив голову, а затем с ней снова можно будет нормально говорить. Главное не слишком торопиться, а то все утешения потребуются по новой. Все, теперь можно.

— Ладно, — Аврайа повернулась в его сторону, — а хоть какие-то предположения у тебя есть?

— Есть, конечно. Наверняка, он собирается провести тебя через какое-то посвящение. Настроить на тебя талисман какой-нибудь, а может и что посущественнее.

Это уже был ответ. Детали, разумеется неясны, но, по крайней мере, ясно, к чему примерно готовиться. Теперь уже можно спокойно убивать время, не мучая себя дурными бесплотными вопросами. Руффус поблагодарил дракона и, устроившись под теплым боком, стал почесывать нежную кожу на шее. Аврайа млела от этого и благодарно мурлыкала. На самом деле, она была права, обижаясь на него. Фактически с первого же дня знакомства она предложила ему дружбу, постоянно опекала, не давала почувствовать одиночество, а он, как только начала пропадать в этом ежечасная необходимость, почти перестал навещать ее, в лучшем случае, перекидываясь парой слов поутру. Неблагодарность, обычная, впрочем, для рода людского. Поэтому он решил, что с его стороны лучшим выбором будет провести свободное время с другом. Когда еще такая возможность представится.

Когда уже стало темнеть, только напоминания со стороны Аврайи заставили его вспомнить, что пора бы и к Странду. Нехотя Руффус простился с драконом и отправился в дом. Поднимаясь в башенку, он снова начал гадать, что же его ожидает, но теперь уж совсем глупо было предаваться сомнениям. Проще подняться по лестнице и узнать.

Комната, расположенная в башенке, была самым загадочным помещением во всем жилище мага. Судя по ее внешним размерам там мог разместиться разве что небольшой чуланчик, тогда как изнутри взору представал внушительных размеров зал. Стены были заставлены уходящими под потолок книжными полками, в единственное окошко, больше напоминавшее бойницу, и днем-то свет особенно не проникал, а под вечер и вовсе оставлял помещение во мраке. Напротив окна была дверца в клетушку, доверху заваленную самыми различными предметами, о подлинном назначении которых можно было только догадываться. Странд рассказывал о части из них, но разобраться без дополнительных пояснений в том, для чего предназначен керамический ночной горшок с отбитым куском или деревянный дрын, слишком маленький для копья, но сильно крупноватый для зубочистки — не представлялось возможным. Глядя на груду талисманов, появлялось непреодолимое желание произвести их опись и нацепить на каждый ярлык с кратким пояснением.

В центре комнаты располагался столик весьма элегантный на вид, но совершенно неподъемный, потому как был выточен из монолитного куска неизвестного Руффусу абсолютно черного камня. В настоящий момент на столике стояла большая медная чаша с помятыми боками, в которую Странд переливал из бутыли вино, не обращая внимания на вошедшего ученика. Затем он стал добавлять в вино какие-то порошки. Будь они специями, можно было бы решить, что маг занят приготовлением глинтвейна, но что-то подсказывало, что если это и специи, то не кулинарные. Да и вряд ли Странд устроил Руффусу отдых лишь для того, чтобы получить высшее удовольствие от вечеринки с глинтвейном.

— Кх-кх, — прокашлялся принц, пытаясь привлечь к себе внимание. Не то, чтобы он этого очень хотел, но боялся, что если вовремя не сделать, то можно нарваться потом на выговор за опоздание.

— Проходи-проходи, — не отрываясь от своих занятий сказал маг, — сейчас я закончу и мы приступим.

К чему приступим, Руффус решил пока не интересоваться. Еще пять минут подождать он вполне мог, хотя любопытство и жгло его изнутри. Когда добавив еще какой-то дряни в чашу, Странд добился легкой вспышки и струйки дыма, потянувшейся к подвешенной на потолке вытяжке, то удовлетворенно крякнул и повернулся наконец к ученику.

— Ну, как? — непонятно о чем поинтересовался маг.

— Что?

— Готов поработать? — на лице учителя появилось какое-то незнакомое отсутствующее выражение. В глазах была то ли усталость, то ли грусть.

— Я так до сих пор и не знаю, что предстоит. Откуда мне знать, готов я или нет, если не понятно, к чему?

— Ну-у, — Странд выглядел слегка смущенным. Раньше ученик и предположить не мог, что маг может быть подвержен подобным настроениям. — Тебе надо будет пройти через что-то вроде посвящения… — он задумался, подбирая слова. — Серроус уже выступил походом на Хаббад. Он возглавил нашествие Мондарка. Курра уже пала. Он продвигается вглубь страны. Боюсь, что нам придется выступить на стороне Хаббада.

— То есть мне надо выступить против брата? — произнося вслух, он понял, что в глубине души всегда знал это, хотя и пытался скрывать от себя. Может быть, поэтому слова учителя не прозвучали откровением и даже не вывели Руффуса из состояния равновесия.

— Да, — выражение умиротворения на лице Странда начало меняться на глазах. Взгляд стал наполняться решимостью. — И более того, чтобы остановить это вторжение, мне придется полностью передать тебе свои силы. Не думай, что это доставляет мне удовольствие, но другого пути нет. Я не буду тебя принуждать, тем более, что это бесполезно, но рассчитываю на твое сотрудничество.

— Но почему… почему ты должен передавать мне свои силы? — принц крайне удивился такому повороту. В голове всплывали туманные слова, услышанные от провидца, обретая смысл. Но если провидец говорил именно об этом, то все уже предрешено, и его мнение никакой роли не играет. Зачем пытаться плыть против течения? Тем боле, что далеко не ясно, существует ли еще в природе его брат или только телесная его оболочка.

— Так сложилось, — грустная улыбка промелькнула на лице мага, — что реально мы можем сегодня противопоставить Селмению только мои силы и умение, слившиеся с твоим природным талантом, который много больше моего. У нас нет десяти-пятнадцати лет на полное обучение. Как видишь, не только тебе приходится делать выбор.

— А что после этого будет с тобой?

— Ничего… — он с сомнением потер лоб, поднял глаза и, решившись, продолжил, — совсем ничего. Видишь ли, я так давно живу на этом свете и занимаюсь магией, что к настоящему моменту ничего реального во мне не осталось. Только магическая энергия и умение с ней обращаться. Даже тела своего у меня нет. Я могу принимать любое обличие, но своего у меня нет. В каком-то смысле, меня и сейчас нельзя назвать живым… — Странд замолчал и подошел к бойнице, словно хотел найти там что-то. Ему совсем не хотелось рассказывать, что с ним должно произойти, но он продолжил не поворачиваясь. — А что от меня останется?.. Так, небольшой серый камешек, вроде гальки…

— То есть ты умрешь?

— Ну, я говорил, — он повернулся, стараясь, впрочем без особого успеха, изобразить ироничную улыбку, — что в каком-то смысле я уже много веков не могу считаться живым… — Странд перестал бороться с собой, и лицо его как бы оплыло, утратив привычное выражение. Он разом постарел и выглядел теперь, насколько это можно представить, на все свои годы. Это не было лицом человека. Осталась только маска древности и усталости. — В общем, да. Я умру, то есть, навсегда.

— И ничего с этим нельзя сделать? — Руффус почувствовал, как защемило у него под сердцем. Он вовсе не хотел с ним расставаться. У него совсем не так много друзей, а в Странде он видел далеко не только учителя магии. Кто у него после этого останется? Только Аврайа. Ну, может быть, еще Валерий…

— Существует, конечно, одна возможность, но мне не хотелось бы даже ставить тебя перед проблемой еще одного выбора… Так что, лучше просто запомни, что этот камешек не стоит брать в руки. В перчатках — да, но голой рукой — не стоит.

— Почему?

— Потому что я тогда не уйду, конечно, но ничего хорошего из этого не получится. — Странд замолчал, не зная, как лучше сказать об этом, а ученик не стал встревать с уточняющими вопросами, которые только помешали бы. — Короче, если ты возьмешь камень в руки, то я, помимо собственной воли, обязательно попытаюсь проникнуть в тебя. Думаю, что смогу справиться с физиологическим желанием стать единовластным хозяином твоего тела, но в любом случае, тогда ты не сможешь от меня избавиться. Я не хотел бы, чтобы ты проводил при этом вполне естественные параллели с судьбой твоего брата и Селмением. В общем, не стоит идти на подобные эксперименты…

— Но, — Руффус судорожно подыскивал какой-либо веский довод в пользу этого, — тогда ты сможешь поделиться со мной не только своими силами, но и знаниями… Это существенно повысит наши шансы.

— Да, ты наверное прав, но что ты будешь делать, если я стану делиться еще и своей волей? — мрачная маска дряхлости попыталась изобразить что-то вроде улыбки. — Ведь я только предполагаю, что смогу себя контролировать. Проверять мне не приходилось… — Странд собрался и принял обычный свой вид, от чего Руффусу сразу же стало легче. — В общем, я бы тебе не советовал экспериментировать. А теперь, если ты готов и согласен, давай начнем.

Руффус утвердительно кивнул, в ответ на что маг приступил к последним приготовлениям. Внешне это никак не проявлялось, но ученик почувствовал безумное напряжение, пронизывавшее все пространство комнаты. Из пальцев Странда, простертых над чашей, начала стекать энергия, от чего вино стало темнеть и густеть на вид. Затем по поверхности жидкости пробежала рябь, громовым эхом отдавшаяся на улице. Со звоном рассыпалось окно бойницы. Из мира, и без того утопленного в полумраке, истекали последние остатки света, погружая его во тьму. Зато сосредоточившись на магическом зрении, Руффус увидел ослепительное буйство света и красок. Казалось, весь мир закручивался в яркую многоцветную спираль, уходившую водоворотом в чашу. Чаша горела, словно была раскалена, и казалась ожившей. Легкие пульсации ее стенок раскачивали в такт весь дом.

Странд же, всегда казавшийся в магическом зрении ослепительным, как летнее солнце в зените, напротив, стал блекнуть и съеживаться. Его аура начала оплывать по краям, теряя свои очертания. Казалось, ее засасывал все тот же смерч, готовый втянуть в чашу весь белый свет. Фигура мага, уже поблекшая, стала вытягиваться и медленно скручиваться, словно его выжимали. Затем она начала истекать. То ли стон, то ли вой заполнил уши, грозя разорвать барабанные перепонки. Никаких черт лица у Странда не осталось. Только багровый, остывающий силуэт. Смутная оболочка, лишенная привычного содержания.

Порыв ветра, свежей струей прохладного вечернего воздуха пробившийся в разбитое окно, омыл комнату, возвращая Руффуса в обычный мир. Темнота стояла кромешная. Выкинув руку, он поджег свечу, стоявшую на столе. Напротив стоял Странд. Нет, уже не Странд, а его полупрозрачная тень, сквозь которую угадывались очертания книжных полок. Тень слегка дрожала, и все более утрачивая свою плотность, истончалась на глазах.

— Выпей чашу, — донеслось непонятно откуда. По крайней мере, не от тени.

Руффус протянул руки ко все еще пульсирующей чаше, вино в которой стало совершенно черным. По волнующейся поверхности пробегали голубые всполохи. Первая попытка оторвать чашу от столика закончилась ничем. Оказалось, что весит она во много раз больше, чем можно было решить по ее виду. Он напрягся и, готовый теперь к нагрузке, оторвал ее от стола. Дикая тяжесть, присутствовавшая поначалу, исчезла, когда он приподнял сосуд сантиметров на тридцать. От неожиданности принц чуть было не выронил ее. Поднося чашу ко рту, он обратил внимание, что активность тлеющих молний резко возросла, а вино само потянулось к нему, слегка свешиваясь через край.

Когда он поднес ее почти вплотную, жидкость выбросила то ли щупальца, то ли пальцы, протянувшиеся ко рту и принявшиеся разлеплять губы, страстно желая как можно скорее пробиться в рот. Сопротивляться Руффус не стал, так как других видов на все это у него все равно не было. Первый глоток обжег его, но не теплом, а вкусом. Терпким, пряным, очень насыщенным, способным вызвать (да и вызвавшим) легкий вкусовой шок. Искры маревом уже стояли над поверхностью жидкости. Опьянение наступало быстро и было очень глубоким. Допив последнюю каплю, он почувствовал одновременно и силу, с которой пустячным делом было свернуть горы, и непреодолимую слабость в ногах. Чаша выпала из его рук и со звоном покатилась по полу. Усиливающееся головокружение едва позволило разглядеть, как тень мага стала таять, становясь все более прозрачной, утрачивая свою белесость. В то же время она как бы проваливалась сама в себя, стремясь схлопнуться вокруг крошечного уплотнения, бывшего когда-то грудью Странда. Этот сгусток напротив становился все более плотным и осязаемым, так что скоро он начал медленное падение на пол, увлекая за собой марево, как дым увлекается порывом ветра.

Чтобы удержаться на ногах, Руффусу пришлось всем весом опереться о стол. Слабость постепенно сдавала позиции под натиском бившей все более могучим ключом пробуждающейся силы. Голова прояснялась, беря все тело под контроль. На миг принцу показалось, что он даже стал выше и крупнее, настолько переполняло его осознание почти безграничных возможностей сил, оказавшихся подвластными ему. Родимое пятно на спине, раньше лишь изредка дававшее о себе знать легким покалыванием, теперь пульсировало мощно и ровно, словно бычье сердце, обжигая спину своим жаром. Казалось, что вся энергия, разлитая по миру, впадала в него, спрашивая нового хозяина, что ей теперь делать.

На полу лежал неприметный серый камушек, действительно, очень похожий своей гладкостью и формой на гальку. Что теперь делать с ним? Перспектива оказаться в положении Серроуса, находящегося под постоянным внутренним гнетом личности Селмения, не относилась к числу приятных, но, с другой стороны, не было ли по отношению к Странду предательством оставить все так как есть. Он отдал свою жизнь во имя своих целей. Можно считать это его собственным выбором, но отдал-то он не кому-нибудь, а Руффусу. К тому же, он честно предупредил, что ожидает ученика, если тот возьмет в руки этот камушек. Не поступи он таким образом, Руффус наверняка так бы и сделал из простого любопытства, позволив Странду воскреснуть в нем. В то же время, он не верил, что маг хотел бы навсегда покинуть этот мир, но сделал все так, чтобы ученик смог вернуть его лишь по своей воле. С одной стороны это было крайне порядочно, но с другой-то перекладывало всю тяжесть выбора на его плечи.

Тем временем, он понял, что помимо своей воли уже присел на корточки, а рука его тянется к камушку. Нет-нет, так не годится… Он хочет сам все решить, не поддаваясь случайному настроению или чему-то происходящему помимо него. Принц отдернул руку, продолжая смотреть в одну точку, ни на секунду не отводя взгляда.

Но он опять же не знает, сколько времени у него есть. Можно ли отложить решение этого вопроса до завтра или будет уже поздно? Может ли Странд воскреснуть только в том, кому были отданы его силы или в любом, кто коснется этого последнего талисмана? Нет, решать надо сейчас.

А сможет ли он обойтись без порой циничных, конечно, но всегда по существу замечаний учителя? Готов ли он сам справиться с той силой, которую только что получил? Не натворит ли он бед, не справясь с ней? Наконец, и это самое главное, сумеет ли он обойтись без друга? Одного из столь немногих, двух, возможно, трех.

Этот вопрос, по сути, и стал ответом, и Руффус, решившись, протянул руку, подбирая камень с пола. Тот же, почти сам прыгнул ему в руку. На ощупь он оказался теплым и слегка пульсирующим, словно жизнь еще не полностью его оставила. Тут же в руку вонзились сотни крохотных коготков, безумно острых. Боли от этого не ощущалось, скорее было щекотно. Крепко цепляясь иголками коготков, камушек медленно заполз на запястье. За ним оставалась тонкая сеть царапин.

Удивленный подобной активностью Руффус инстинктивно дернулся, но решил не вмешиваться в происходящее и попытаться расслабиться. Порыскав в медлительном сонном ритме, камушек нашел, по-видимому, нужное место и остановился, крепче вцепляясь. Затем он выпустил длинную тонкую нить в плоть Руффуса. Нить, углубляясь, проникала через предплечье, плечо в грудную клетку. Кольнув, коснулась сердца и, пронзив его, устремилась дальше. Обернувшись петлей вокруг позвоночника, вошла в спинной мозг и медленно стала подниматься.

Никакой боли Руффус не чувствовал, но по тому, как он воспринимал все это в полусне, понял, что было какое-то обезболивание. А нить, тем временем, достигла головного мозга, где распустилась сотнями игл, прораставшими во все стороны, одновременно подтягивая хвост, так что камень, лежащий на запястье, стал уменьшаться, проваливаясь внутрь себя. Ощущение того, что его пронизывают многие сотни сложно переплетенных нитей, достигло своего максимума, когда камень окончательно скрылся под кожей, оставив после себя крошечную ранку, из которой сцедилась пара капель крови. Затем нити стали растворяться в нем, или попросту исчезало ощущение инородного присутствия. Наступило полное расслабление, состояние гармонии и единения мира внешнего и внутреннего, а откуда-то из глубины донеся слабенький, срывающийся отголосок:

«Ты все-таки сделал это».

От неожиданности Руффус вздрогнул, весь подобрался и напрягся.

«Это ты, Странд?» — беззвучно обратился он вовнутрь.

«Да».

«Ты рад, что я так решил?»

«Да, хотя до сих пор опасаюсь последствий твоего выбора», — последние слова были едва различимы.

«Я почти не слышу тебя, так что ты, видимо, зря опасался».

«Я пока еще очень слаб, но это ни о чем не говорит, о том, как я себя поведу, набрав силу. Для меня это столь же новое и непредсказуемое состояние, как и для тебя. Я почти ничего об этом не знаю… Почему ты так сделал?»

«От друзей не так-то просто избавиться», — при этом он слегка улыбнулся.

«Спасибо. Это самый лучший ответ, на который только можно было рассчитывать».

Руффус пошатываясь пошел к спуску из башенки. Сам того не понимая, от потребности ли в свежем воздухе или же от желания увидеть Аврайу, он вышел во двор. Там был полнейший разгром. Деревья валялись, словно здесь только что прошел смерч, колодец был слегка сворочен на бок, а ангар Аврайи покосился, грозя в любую минуту обрушиться. Только дом стоял по-прежнему, являя собой островок стабильности и устойчивости, разве что стекла повылетали.

— Ну, и что за похром вы там учинили? — дракон сидел чуть поодаль, всей своей позой изображая аллегорию ожидания. — Всю окруху разворотили, черти бессовестные.

Руффус замялся, не зная, что ей сказать. Он так стремился чем-то поделиться с ней, что даже не обратил внимания на то, чем именно.

— Ладно, давай выкладывай, что там произошло, — Аврайа вперевалку подошла к нему и уселась в метре от принца, — а то у тебя вид такой, словно любимую ихрушку украли.

— Странд, передал… мне… свои силы, — с трудом выдавил из себя Руффус.

— То есть, он, все-таки, пошел на это, — грустно сказал дракон.

— Он говорит, что это единственная возможность остановить вторжение в Хаббад.

— Наверное, он прав, — Аврайа придвинулась плотнее и обняла принца крылом. — Ты оставил сердце маха?

— О чем ты? — он удивился заданному вопросу, но понял о чем речь еще до того, как она ответила.

— Ну, это такой камушек, который остается от махов после передачи сил. Ты должен был его видеть.

— Нет, я взял его.

— Не знаю, — она слегка отвернула голову, — хоть я и очень была привязана к Странду, но боюсь, как бы ты не раскаялся в этом. В любом случае, не стоило торопиться.

— Я не знал, сколько времени это еще может быть необратимым, — Руффус развел руками. — Пришлось принимать решение сразу.

— Это похоже на нехо, — Аврайа крепче прижала принца к себе. — Он разумеется просчитал, что в спешке твой эмоциональный настрой не позволит ему задержаться в камне. На самом деле сердце маха способно поддерживать минимальную жизнедеятельность тысячи лет. Никто не знает сколько точно, но очень много… — она поворочалась немного и, повернув голову вплотную к Руффусу, сообщила. — Значит теперь я бесхозный дракон?

— Почему? — вполне искренне удивился принц.

— Ну как? Ты все еще не прихласил меня жить с тобой, — с налетом улыбки произнесла она. Это было хорошим признаком.

— Да, теперь же это, видимо, мой дом. Тогда я, разумеется, приглашаю тебя жить в нем. Оставайся здесь столько, сколько тебе этого будет хотеться. Я буду очень рад, если ты останешься.

— Ну, — потянула Аврайа, жеманно изгибаясь, — у меня, конечно есть несколько срочных дел в своем хорном доме…

— Я очень тебя прошу остаться со мной, — Руффус уже понял, что с ней надо обращаться как с женщиной, поэтому никогда не будет лишним попросить еще раз, тем более, что это было вполне искренне. В рамках все того же отношения, как к женщине, он успел вычислить к настоящему моменту несколько простых, но неотразимых доводов. — Мне очень будет тебя не хватать. У меня — нет друзей ближе тебя.

— Ну хорошо, — кто бы сомневался, — если ты так просишь, я, конечно, останусь.

Руффус очень удивлялся, почему Странд ни разу не попытался встрять за время их разговора, словно о нем и слова сказано не было. Может, он и впрямь старается не лезть к нему без необходимости?

— Ладно, Аврайа, — Руффус встал и направился в сторону крыльца, — пойду я спать. Очень уж устал сегодня. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи… Да, — остановила она его на пол пути, — хочешь один хороший совет?

— Да, — удивленно повернулся принц.

— Тохда, — лицо Аврайи приняло ехидное выражение, — прежде чем спасать мир, приведи в порядок свой дом. Кохда дом в порядке, лехче себе объяснить, за что, собственно, ломаешься. Хорошо?

— Хорошо, — Руффус тоже улыбнулся. — Спасибо.

— Не за что. Всехда хотова помочь добрым советом.

Кое-что стоило бы сделать уже сегодня, решил принц. Он восстановил стекла в окнах дома, поправил сарай Аврайи и выправил колодец. Остальное вполне подождет до завтра. Зайдя в дом, он подумал, что не плохо бы перекусить, но потом бросил. Сидеть в одиночестве в гостиной не особенно хотелось. По крайней мере, устал он настолько, что перспектива отдыха показалась более заманчивой. Уже укладываясь, Руффус подумал, что теперь, наверное, ему можно будет сменить покои, но тоже не сегодня. Все потом.

«Спокойной ночи, Странд», — сказал он в себя, когда уже укладывался.

«Спокойной ночи», — донеслось из существенно меньшей дали, чем в первый их разговор. Видимо, он и впрямь осваивался потихоньку.

«Да, а как мы, собственно, собираемся помогать Хаббаду, сидя здесь?»

«Вообще-то, я оставил тебе подробные инструкции на столе библиотеки, но раз уж мы снова вместе… В общем, если в течении ближайшей недели к нам не обратится за помощью Хаббад, придется самим туда направляться, хотя это и хуже».

«А как они найдут нас? Откуда они, вообще, о нас узнают».

«У императорской семьи должны храниться талисман, вроде того, что привел сюда тебя, и мои инструкции. В тяжелую минуту, думаю, они вспомнят об этом, так что стоит ждать гостей».

«Добро, а теперь давай спать?» — Руффус сам поразился своему предложению, тут же запутавшись в его трактовках, с учетом сложившейся ситуации. Но возражений не последовало, так что скоро сон избавил его от лишних сомнений.

Загрузка...