Мистресс из трущоб

Глава 2.

Во дворце Министр сразу же ушел по каким-то делам, а его охрана передала меня подоспевшей женщине средних лет. Та придирчиво осмотрела новоявленную проблему, прицокнула языком и велела идти за ней. Понуро поплелась следом. А нельзя уже поскорее покончить со всем этим? Говорят, делов на десять минут… Очень скоро поняла, что нет, нельзя. Сначала меня дочиста отмыли в купальнях, потом осмотрел врач, затем накрасили и разодели. Отовсюду со стен смотрели мои отражения. Кажется, весь дворец в зеркалах. Не узнавала эту юную, прекрасную девушку в огромных, дорого украшенных кусках стекла. Она удивительно хороша собой и очень естественно вписывается в окружающее роскошное убранство. Раньше мне не доводилось бывать и у дворцовых ворот, и сейчас я прямо-таки впитываю все, что вижу. Все вокруг кажется сказочным, блестящим, эфемерным. Неужели кто-то так живет? Выливает литры воды, чтобы помыться. Использует десятки баночек и скляночек, содержимым которых можно умазаться с головы до ног. Имеет возможность сам не пошевелить и пальцем, чтобы из усталой замарашки превратиться в принцессу.

Уже порядком утомленную приготовлениями меня привели в пустые покои. И оставили совсем одну. Огромная кровать, над ней зеркальный потолок, богато накрытый стол перед окном в полстены. Потихоньку смеркается, праздник в моем квартале совсем скоро закончится. А во дворце, наверное, только начнется. Зачем я Министру? Разве он не должен присутствовать на каком-нибудь важном мероприятии? Есть хочется невероятно, но я не посмею притронуться к чему-то, что может принадлежать главной имперской гончей. Впрочем, ждать пришлось не так уж долго. Вскоре Министр быстрым шагом вошел в комнату. Окинул меня не слишком-то заинтересованным взглядом, но при этом одобрительно кивнул.

- Подойди, Майра, - скомандовал, разливая что-то по бокалам из большой пузатой бутылки.

Догадываюсь, что это, и идти страшно. Алкоголь в трущобах не пьют. Он не запрещен, но слишком дорог для нас. Пьяницы, конечно, встречаются, но самогон подпольного производства часто бывает настоящей отравой. А прогулы из-за похмелья очень жестко караются на фабрике. Молодежи пить совсем не позволяется. Считается, что это привилегия полноценно работающих – взрослые скидываются раз в квартал и покупают в городе перед праздниками. Все равно подчиняюсь и медленно топаю к столу.

- Пробовала когда-нибудь? Или ты хорошая девочка? – по-змеиному ухмыляется, правильно истолковав мое замешательство.

- Не пробовала, - ни к чему отпираться.

- У тебя сегодня настоящий праздник, - громко и хрипло смеется.

Внутри все сжимается от отвращения. Как же мерзко – неужели думает, что должна радоваться? На самом деле, не хочу пробовать то, что протягивает мне. И его не хочу. Вот бы оказаться сейчас в нашей с тетей хижине… Беру бокал и медленно отпиваю. Горечь обжигает язык и гортань, я закашливаюсь, вызывая у Министра очередной приступ веселья.

- Какая же ты неопытная. Мне нравится.

Сам в один присест опрокидывает хмельной напиток в себя. И даже не морщится при этом. Только продолжает пристально следить за мной. Шарит взглядом по слишком нескромной одежде – местами открытой, местами прозрачной и такой непривычной для меня.

- Допивай, - командует. – Надеюсь, не отключишься. Хотя, в принципе, не важно.

Слова Министра сильно смущают, но я послушно пью небольшими глотками, стараясь понять, чем же алкоголь так нравится богатым обитателям города. Когда в бокале остается совсем немного, голова начинает заметно кружиться, а руки - подрагивать. Мысли о том, что же дальше, не отпускают. Мне все страшнее рядом с этим жутким мужчиной, который держит в ужасе всю Империю и фактически правит вместо выжившего из ума старика. Любопытство топчется рядом со страхом – почему Министр со мной в праздник? Слухи о его запретных развлечениях упорно не желают рассеиваться в дурманящих парах крепкой настойки.

- Ты действительно красивая, - подходит совсем близко и чувствительно проводит большим пальцем по нижней губе. – Неужели трущобные крысы совсем перестали видеть красоту?

Замираю словно зазевавшийся кролик перед огромной змеей. Кожа горит от его прикосновений, хочется зажмуриться и не видеть этих глаз, прожигающих, словно угли. До самого сердца. О чем он вообще? Трущобные крысы? Это о нас? О тех, кто работает на благо Империи и не видит за всю жизнь ничего хорошего? Мысли очень путаются, в голове постепенно становится пусто. Блаженство – ни страха, ни сомнений, ни гадливости от предстоящего. Глупо хихикаю - щекотно от стремительных попыток Министра справиться с тугим корсажем платья. Мужчина явно злится, что приходится тратить на это время – на моей груди остаются красные полосы от ногтей. Но я ничем не могу помочь – понятия не имею, как надевать и снимать этот ворох тряпок. Наконец, Министр просто рвет шнуровку и, ругаясь, стаскивает лиф. Под ним ничего, только исцарапанная грудь. Небольшая и не особо привлекательная по меркам моего квартала. Ничего выдающегося. Но главная гончая набрасывается с рычанием. Я же просто стою на месте, будто это и не я вовсе.

Мужчина грубо шарит руками по моему телу – сжимая, царапая, сминая. Зубами прикусывает соски. Вскрикиваю, но он не прекращает ни на секунду. Затем, все также поспешно, тянет вверх лоскуты, которые заменяют наряду юбку. Блестящие, прозрачные, разноцветные. Чувствительно прихватывает за попу, потом ведет пальцами туда, где все неконтролируемо сжимается, не желая вторжения. Министр хрипло смеется и кусает за шею. Но сразу же разжимает зубы и проходится по этому месту языком. Фу, зачем столько слюней? Туман в голове медленно рассеивается, ужас и отторжение укладываются тошнотой где-то в желудке. Мне мерзко и страшно одновременно. Боюсь даже пикнуть, просто попросить не кусаться. Кто я, чтобы запрещать что-то самому Министру?

Мужчина, наконец, оставляет меня в покое, но только для того, чтобы раздеть окончательно всего парой движений. Осматривает внимательно каждый сантиметр обнаженной кожи, отвратительно облизываясь при этом. Улыбается с чрезвычайно довольным видом. Неужели во дворце не нашлось желающих участвовать в подобном? Министр снова хватает за подбородок и засовывает язык мне в рот. Помня о пощечине, стою, не двигаясь, и даже стараюсь не дышать. Хотя очень хочется откусить этот назойливый отросток. Так противно, тошнота лишь усиливается. Прекратив пожирать мои губы, он тянется к собственным брюкам и расстегивает замок.

- На колени, - резко командует и кивает на пол перед собой.

Не совсем понимаю, чего он хочет, но послушно опускаюсь.

- Ну? Давай же! - рычит сверху, но я лишь смотрю на него во все глаза, задрав голову. – Что?! И этого никогда не делала?!

Мужчина явно не очень верит в мою растерянность. Энергично мотаю головой из стороны в сторону, чтобы развеять его сомнения. Тетушка как-то подсовывала книжку с картинками об ЭТОМ, но я лишь покраснела и отодвинула ее от себя, словно ядовитую жабу. К тому моменту я давно была влюблена в Тома, и процесс сам по себе меня не интересовал. Заставать никого за подобными занятиями тоже не приходилось. Тетя не приводит мужчин в дом, да и вообще в квартале принято всячески скрывать сексуальную жизнь. Как и нежелательные беременности. Министр неопределенно хмыкает и снова тянется руками к штанам. Расстегивает их полностью, спускает белье и вытаскивает… Нет, такие картинки я, конечно, видела. Иногда и на заборах рисуют. Но зачем прямо перед моим лицом?

- Возьми в руку.

Приказывает, тяжело дыша. Орган тем временем начинает чуть шевелиться и становится еще больше. Неосознанно отшатываюсь назад. Министр хватает за волосы и возвращает на место.

- Может связать тебя? Бегать за тобой не собираюсь.

- Не надо, - шепчу чуть слышно и смотрю на мучителя умоляющими глазами. – Я сама. Извините.

- Давай! – прикрикивает снова, а глаза столь дьявольски горят, что смотреть невыносимо.

Возвращаю взгляд к паху. Тянусь пальцами к стоящему колом члену. Медленно глажу, размазывая влагу, осторожно провожу по набухшим венам. Стараюсь не думать, что скоро эта штуковина окажется во мне. Разве это возможно?

- Теперь то же самое губами и языком.

Сказанное с трудом добирается до моего сознания из-за сбивающегося дыхания мужчины и собственного пульса, барабанящего в висках. Запрокидываю голову, продолжая ласкать член рукой. Министр не смотрит - прикрыл глаза, выражение лица отсутствующее, губы яркие, будто он только что кусал их. Хочу сказать, что не понимаю, чего он хочет, но предчувствую новую вспышку гнева. Собрав в кулак всю оставшуюся смелость, медленно тянусь к той части тела Министра, что назойливо маячит перед самым носом. Осторожно целую сжатыми губами, зажмурившись и стараясь не дышать. Слишком резкой кажется смесь запахов, добрую половину из которых не могу определить – это и дорогое мыло, и хороший парфюм, и кожаная одежда. Так редко контактирую с кем-то мужского пола, что все это кажется чуждым, противным, противоестественным. Министр же не замечает моего замешательства. Хриплое дыхание переходит в чуть слышные стоны, а я всего лишь целую его, куда сказано. Едва успеваю немного привыкнуть к происходящему, как Министр снова хватает за волосы и велит открыть рот. Быстро выполняю, не желая злить. И почти давлюсь от неожиданности, ведь Министр в ту же секунду запихивает орган почти на всю длину. Всесильные боги и великая дева…

В детстве мы с приятелями играли на заброшенных заводских прудах. Рядом бил чистейший подземный источник. Набирали эту холодную прозрачную воду в рот и замирали, глазея друг на друга. Выигрывал тот, кто вытерпит дольше. Обратно в квартал победитель шел налегке, а его ведра тащили остальные. Сейчас я постаралась сделать то же, что и в далеком детстве. Распахнула глаза, чтобы понимать, что происходит, сомкнула губы вокруг горячей плоти и стараюсь размеренно дышать через нос. Снова ощутимо мутит - сказывается голод и мерзейшее ощущение от действий Министра.

- Хорошая девочка, - шепчет мужчина чуть слышно и гладит второй рукой по голове. – Маааайрааа.

Зачем-то тянет мое имя, будто пробуя на вкус, как я его кожу. Потом еще крепче вцепляется в волосы и начинает двигать бедрами. Уже через пару секунд лежу на полу, задыхаясь от рвотных позывов. Министр что-то недовольно бурчит про неудобных девственниц – не очень поняла, о чем он. Хочется и провалиться сквозь землю и взмолиться со слезами, чтобы отпустил. Ужасно хочу очутиться дома, на своем тюфяке. Спрятаться от всего света под тонким дырявым шерстяным пледом и забыть обо всем, что по какой-то нелепости случилось именно со мной.