Милость Келсона

Глава 20

Следующим утром Келсону пришлось быть еще более безжалостным, когда он в сопровождении Кардиеля подошел к палатке, в которой держали Лориса и Горони. Палатку окружали хорошо вооруженные копейщики, а у входа их встретил Сайард О'Рвейн, преданный слуга Дугала, который, прежде чем задернуть полог у себя за спиной, крепко держа руками края полога, внимательно осмотрелся вокруг.

– Доброе утро, Сайард, – сказал Келсон, когда Сайард слегка поклонился ему и Кардиелю. – – Ночью было тихо?

– Как только мы заставили этого придурка Лориса замолчать, Сир, стало тихо как в могиле, – ответил старый Сайард. – Он не захотел замолчать сам, так что нам пришлось заткнуть ему рот – он и так уже послужил причиной смерти старого МакАрдри. А как там Дугал… и его… отец?

– А, значит, ты уже слышал об этом, – сказал Келсон. – С ними все в порядке. Сайард, скажи, тебя это действительно беспокоит? Что Дугал – сын Дункана, а не Колея?

Сайард упрямо покачал своей седеющей головой. – Я не могу говорит за весь клан, Сир, но юный Дугал – мой

вождь и останется им до конца своих дней, будь он Колею хоть сыном, хоть внуком. В Приграничье все решают выборы. Дугал был избран новым вождем и мог стать им даже если бы в нем не было ни капли крови Колея. Я, правда, сомневаюсь, что ваш герцог Кассанский сможет так же легко передать ему свой титул. Мне кажется, что одного его слова будет недостаточно, чтобы доказать, что Дугал – его законный наследник. А уж то, что он – сын епископа…

– Сайард, когда Дугал родился, Дункан еще не был епископом, – сказал Кардиель. – Он вообще еще не был священником. Но ты прав, чтобы доказать, что Дугал родился в законном браке, потребуется нечто большее, чем просто слова. Может, найдется какой-нибудь деринийский способ доказать это.

– Да, это будет сложно, – согласился Сайард, которого, как и большинство приграничников, явно не смущала возможность применения магии. – Но даже если Вы посчитаете, что он говорит правду – а я, например, в это верю – вам придется здорово потрудиться, чтобы доказать это остальным. В конце концов, Вас, Сир, нельзя считать непредвзятым. Я не знаю, на кого еще из Дерини Вы можете положиться, Сир, но, если они считают себя Вашими друзьями, их тоже нельзя будет считать непредвзятыми. Так что я не завидую вашей задаче.

– Я сам ей не завидую, – сказал Келсон, – но постараюсь кое-что сделать. – Он вздохнул. – А теперь, похоже, пора посмотреть на наших пленников.

– Хорошо, Сир. Но прежде, чем вы пройдете к ним, я должен кое-что рассказать вам, – Он залез себе за пазуху и достал свернутый платок, развернув который, он явил им два тяжелых золотых перстня, украшенных аметистами. – Я снял их вчера с Лориса. С ними что-то не так. Мне кажется, архиепископ, что это – епископские перстни, – поклонившись Кардиелю, добавил он, – но… ну, вы, наверное, знаете, что кое-кто из нас, жителей Приграничья обладает Вторым Зрением. А…

– А Вы владеете им лучше остальных, – пробормотал Келсон. – Дугал рассказывал мне. Продолжай. Не надо ничего объяснять.

– А, тогда вам не покажется странным, если я скажу, что я бы не стал трогать этих перстней голыми руками, если только вы не прикрыты как следует волшебством…

Келсон от неожиданности дернул бровью. – Ты знаешь про магическую защиту?

– Да, парень, конечно. А что, Дугал тебе ничего не рассказывал?

– Нет.

– Ну, есть некий старый обряд в Приграничьи… Расспросите его как-нибудь. Я не уверен, что это – то же самое, что волшебная защита, которой пользуются Дерини, но цель та же самая. В любом случае, будьте поосторожнее с этими перстнями. Думаю, что одно из них – епископа Дункана. Я прав?

Кардиель взял платок с перстнями и кивнул. – Да, его, а раньше он принадлежал Генри Истелину.

– Ох, бедный, святой человек, – истово крестясь, пробормотал Сайард. – Может, именно из-за этого Лорис всю ночь кричал, говоря о чертях, которые пришли за ним. Это ведь он приказал убить Истелина, правда?

– Да, – Кардиель обернул перстни и убрал их за пазуху своей сутаны, и Келсон беспокойно переступил с ноги на ногу.

– Мы займемся этим чуть позже, Сайард, – тихо сказал король. – А сейчас я хочу допросить их.

– Боюсь, что он от них не будет толку, – проворчал Сайард. – У них обоих из ртов льется слишком много грязи, несмотря,что они священники. Монсиньор после парочки хороших оплеух заткнулся, а вот Лорису, как я уже сказал, нам пришлось заткнуть рот, чтобы хоть немного отдохнуть.

– Со мной он будет разговаривать вежливо, – сказал Келсон, жестом приказывая Сайарду откинуть полог. – Я заставлю его рассказать все, что он знает, хоть я и не хочу этого.

Входя внутрь, он старался держать себя в руках. При его появлении четверо стражников вытянулись по стойке «смирно» – это были четверо лазутчиков, привыкшие работать с Дерини – а Лорис и Горони заворочались, пытаясь сесть. Оба были закованы в цепи, лишены всех признаков своего статуса священников и раздеты до бывшего когда-то белым белья. Горони выглядел вполне вменяемым и предусмотрительно придержал свой язык, когда Келсон и архиепископ, войдя, посмотрели в его сторону, а взгляд голубых глаз Лориса, сверкавших из-за кляпа, был полон нескрываемой ненависти приговоренного.

– Это ты решил мучить Дункана? – без вступлений спросил Келсон, применяя к пленному священнику свою способность Правдочтения.

Горони вызывающе посмотрел на Келсона.

– Нет.

– Горони, не пытайся лгать мне. Я могу читать твои мысли как книгу. Куда отправилась Кайтрина?

– Я не знаю… и, даже если бы я знал, я все равно ничего не сказал бы…

– Ты знаешь… и скажешь … Стража…

По его сигналу Джемет и Киркон вошли и схватили Горони за руки.

– Не смей трогать меня, ты, мерзкий деринийский ублюдок! – закричал Горони, дергая ногами и чуть было не попав Келсону в пах, когда тот подошел поближе. – Уберите свои…

Без всякой подсказки, Райф подошел к Горони сзади и сунул ему меж зубов кнутовище. Держа кнутовище обеими руками, он прижал голову Горони к своей груди, а четвертый лазутчик всем весом навалился Горони на ноги, не давая тому шевелить ими.

– Спасибо, господа, – пробормотал Келсон, приседая, чтобы сжать руками голову Горони, и погружая его в транс. – Горони, хватит сопротивляться!

В ту же секунду тело Горони обмякло, глаза ео закатились, а Райф, продолжая прижимать тело пленника к груди, переложил кнутовище, положив его поперек горла Горони.

– Так кто подал идею мучить Дункана? – повторил Келсон.

Проникнув в разум пленника, Келсон получил ответ во всей его красе, и его чуть не вырвало от той грязи, в которую ему пришлось окунуться. Заметив, что он поморщился, Кардиель опустился рядом с ним на колени, правда, стараясь не касаться его.

– С Вами все в порядке?

Келсон кивнул, глаза его слегка остекленели от шока, но он не выходил из транса.

– Это похоже на плаванье в выгребных ямах замка в жаркую погоду, – пробормотал он. – Ему придется за многое ответить. Давайте попытаемся узнать что-нибудь о Кайтрине, пока мой завтрак не вышел обратно.

Он выяснил все, что хотел, и, прежде чем выйти из разума Горони, лишил того сознания. Выйдя из его разума, он заметил, что руки его дрожат и он с отвращением вытер их об штаны, глядя на потрясенных лазутчиков.

– Вы что-то почувствовали, правда? – спросил он, когда лазутчики отпустили Горони и подошли к сжавшемуся Лорису. – Прошу прощения, господа. Боюсь, что для тех, кто регулярно работает с Дерини, получение отзвуков сознания просто неизбежно. Кстати, мне думается, что именно поэтому вы – мои лучшие лазутчики. К сожалению, нам придется повторить весь процесс с Лорисом. Если вы его отпустите, как только я возьму его под контроль, вам будет проще.

– Мы сделаем так, как будет удобнее Вам, Сир, – тихо сказал Райф, подавая знак остальным поймать Лориса, который пытался отползти от них подальше. – Прикажете вытащить кляп?

– Не надо. В его разуме слишком много грязи, чтобы я слушал еще и его грязный язык.

Когда лазутчики прижали Лориса к земле, тот начал извиваться и корчиться, а когда Келсон опустился рядом с ним на колени, он тихонько, по-животному заскулил.

– Я не знаю, зачем я это делаю, – сказал он, глядя на мятежного архиепископа своими серыми глазами. – Ты уже заслужил, чтобы тебя повесили несколько раз – еще три года назад мне следовало убить тебя – но я ни за что не пошлю человека на смерть, пока сам не увижу всех доказательств его вины. Мне бы хотелось, чтобы процесс казни был для тебя более мучительным, чтобы ты на своей шкуре почувствовал хотя бы часть тех страданий, на которые ты обрекал других во имя своей ненависти. К счастью для тебя, «проклятое колдовство Дерини» весьма милосердно, когда им пользуются ответственные люди, и я надеюсь никогда не поддаться искушению воспользоваться своими способностями без оглядки на последствия. Правда, ты, Эдмунд Лорис, подвел меня к этому вплотную.

С этими словами он положил руки на лоб Лориса, накрыв ими голубые глаза, сверкавшие ненавистью, и заставил Лориса войти в транс, оставив небольшой участок разума Лориса биться в истерике, вызванной вторжением в разум.

– Он мой, – прошептал король, давая лазутчикам возможность отойти до того, как начнет.

Чтение разума Лориса оказалось еще более неприятным занятием, чем чтение разума Горони, поскольку Лорис, помимо прочих своих извращений, просто наслаждался страшной смертью Генри Истелина и, как оказалось, сам инструктировал палачей в отношении того, как именно епископ должен был быть убит. Увидев точную, подробную картину казни, во всех ее кровавых деталях, а затем еще и не менее точную картину пыток Дункана, Келсон почувствовал, как будто его охватывают какие-то злые чары.

Были и прочие эпизоды, о которых Келсон ничего прежде не знал: пока Лорис был архиепископом Валоретским, в отдаленных районах действовали суды инквизиции, сжигавшие тех, в ком подозревали Дерини. Все это, вместе с долгой и ничем не обоснованной ненавистью Лориса к Дерини, заставило Келсона ахнуть, когда он собрался выйти из разума Лориса.

Но тут внимание короля привлекло кое-что, чего он никак не ожидал. Это был кошмар, мучивший Лориса прошлой ночью – только вот для Келсона это отнюдь не было кошмаром.

Лорису снился святой Камбер. Келсон был уверен в этом, как будто он видел все своими глазами. Это был устрашающий образ деринийского святого, раскрашенный ненавистью Лориса и его страхом перед всем, что касалось волшебства и деринийской расы, но лицо было очень похоже, что Келсон неоднократно видел в разных местах. Явившийся Лорису призрак говорил о сдержанности и терпимости и грозил Лорису карами за гонения на Дерини. Неудивительно, что от этого видения Лорис пришел в ужас.

Прочитав все, что он мог выдержать, Келсон заставил Лориса потерять сознание – в дальнейшем копании в чувствах полуобезумевшего человека не было никакого смысла. Келсон хладнокровно, и сожалея о Лорисе ничуть не больше,чем о ядовитой гадине, раздавленной сапогом, принял решение, что он сделает с Лорисом, когда они доберутся до Лааса. Причина кошмаров Лориса казалась ему куда более важной, и Келсон начал догадываться, что могло вызвать их.

– Я узнал все, что мне было нужно знать, – сказал он, вставая и взглядом подзывая лазутчиков. – Я разберусь с ними, когда мы будем в Лаасе. К утру они должны быть готовы к дороге.

– На Лаас, Сир? – спросил Джемет.

– Да, на Лаас. Кайтрина там. Сайард! – позвал он, откидывая полог палатки. – Передай командирам, что мы выступаем на Лаас с первыми лучами солнца. Кайтрина и остатки армии мятежников укрылись там. Все контакты с пленными – только для удовлетворения их физических потребностей. Киркон, если они будут слишком много говорить, можешь заткнуть им рты, но никто не должен ни разговаривать с ними, ни отвечать на их вопросы. Я хочу, чтобы они попотели немного, думая об участи, которую я готовлю им. Понятно?

– Да, Сир.

– Сайард, тебе ясно?

Довольный Сайард ухмыльнулся. – Да, Сир. Неплохо придумано! Нам, похоже, все-таки удастся сделать из Вас приграничника.

– В твоих устах это звучит как комплимент.

Но когда Келсон с Кардиелем подошли к палатке, в которой лежал Дункан, улыбка на лице Келсона сменилась усталой задумчивостью, и, прежде чем войти, Келсон попросил Кардиеля еще раз показать ему перстни.

Дункан был в сознании и вполне мог рассуждать, несмотря на головную боль и тошноту – обычные последствия действия и мераши – и слабость от потери крови. Остальные его раны были вполне прилично подлечены. На плече у него останется шрам от каленого железа, которым прижигали оставленную стрелой рану, и потребуется время, чтобы на его пальцах отросли ногти вместо тех, которые были выдраны щипцами Горони, но пальцы и на руках, и на ногах выглядели уже не такими ободранными, а его раны и ожоги выглядели так, будто они были причинены не тридцать часов, а тридцать дней назад.

Он лежал на походной кровати в палатке Келсона, под голову была подложена целая груда подушек, Дугал кормил его с ложечки супом, а выглядел он как тень самого себя – бледный, исхудавший, явно нуждающийся в бритье – но глаза его блестели не от лихорадки, а от возвращавшейся к нему силы. Когда Келсон и Кардиель вошли, и отец, и сын обернулись к ним, и на губах Дункана появилась улыбка, которую Келсон всего лишь сутки назад уже не чаял увидеть.

– Здравствуйте, государь, – сказал Дункан, рот которого был полон супа. – Простите, что не встаю, чтобы поприветствовать Вас как положено, но я опасаюсь, что, если я покину это ложе, врачи причинят мне куда большие увечья, чем Горони.

– Он считает, – неодобрительно сказал Дугал, – что, раз он остался жив, он может ринуться исполнять все свои прежние обязанности. Келсон, может быть, если ты расскажешь ему, насколько близко от смерти он был, он поверит этому.

– Ему придется поверить в это, – сказал Келсон, подтягивая носком сапога табурет и и приветствуя кивком входящего в палатку Моргана. – Это действительно так. Я все видел сам. И мне кажется, что Аларик не разрешит Вам ничего делать, по крайней мере, несколько дней. Я прав, Аларик?

– Не позволю.

– Я не останусь в обозе, – обводя взглядом всех троих Дерини, сказал Дункан, и в голосе его прозвучало предупреждение.

Морган, который только что проснулся после того, как, исцелив раны Дункана, проспал почти все утро, потянулся и, сев на табурет напротив Дугала, взял Дункана за запястье, проверяя его пульс.

– Успокойся, никто не собирается отправлять тебя в обоз. Правда, несколько дней от тебя не будет никакого толку. Ты не сможешь ехать верхом с такими ногами.

– Ну вот, опять ты все испортил! – пробормотал Дункан. – А что ты будешь делать, если я откажусь?

– Ты не сможешь этого сделать, – Морган отпустил запястье Дукана и озорно усмехнулся. – Ты забыл? Когда мы занялись твоими ранами, ты разрешил мне установить точки для управления твоим разумом. Это был один из тех редких моментов, когда твои мозги работали как следует. Если я прикажу тебе спать, ты будешь спать, а не спорить со мной. Кстати, оба твоих врача имеют над тобой такую жзе власть. Так что, ты не сможешь даже возразить отцу Лаэлю.

Раздраженный Дункан на несколько мгновений задумался и откинулся на свои подушки.

– А где Лаэль? Как он перенес все это?

– Он спит, – ответил Морган, – после того, как ваш покорный слуга поспособствовал этому. Он точно не Дерини, но, пока ты был полон мераши, он делал то, что не под силу никому из Дерини. А сегодня утром, когда я исцелял твои раны, он позволил мне воспользоваться своей силой.

– Слава Богу, что он с пониманием относится ко всем этим деринийским штучкам, – пробормотал Кардиель. – Я всегда знал, что он – хороший человек, иначе он не стал бы моим духовником, но никто не знает, как даже самый хороший человек будет реагировать в столь напряженной обстановке.

Дугал, протягивая Дункану еще ложку супа, усмехнулся.

– Он стойко выдержал все испытания, и я многому у него научился. Он прирожденный врач. Жаль, что он не Дерини. Не отпускайте его от себя, архиепископ.

– А я и не собираюсь.

– Он, похоже, совершенно не удивился, узнав про меня и отца, – продолжил Дугал. – Кстати, Келсон, боюсь, что сегодня утром в лагере пошли разговоры.

– О чем? – спросил Дункан.

– О том, что Вы – мой отец.

– А!

– Я надеюсь, что вы не сердитесь, – сказал Дугал. – Я помню, что мы согласились хранить все это в тайне, пока Вам не удастся найти дополнительных доказательств, но мне пришлось рассказать об этом Сайарду, чтобы заставить его помочь мне связаться с Келсоном, и, боюсь, что я… проговорился об этом, пробиваясь к Вам. Мне надо было хоть как-нибудь отвлечь Лориса.

– Ну, я уверен, что это его точно отвлекло, – проворчал Дункан. – Ну, и что он сказал? Что еретик-Дерини породил Дерини-ублюдка?

– Вы слышали это! Или угадали?

Дункан фыркнул. – Да ты сам вряд ли веришь, что я просто угадал. Но мне все-таки жаль, что так получилось. – Он посмотрел на Кардиеля. – Архиепископ, Вы расстроены?

– Расстроен? Ты что, шутишь?

– Но ведь это повод для сплетен вокруг Церкви… да одного того, что я – Дерини, более чем достаточно для скандала.

– Мы переживали и худшие скандалы, – ответил Кардиель. – Меня больше беспокоит юный Дугал. Сайард, правда, считает, что даже если Дугал – незаконнорожденный, это никак не скажется на его статусе предводителя клана МакАрдри. Вот если Вы хотите, чтобы он был признан в качестве наследника Кассана и Кирни, Вам придется что-то предпринять.

– Я знаю, – опускаясь на подушки, прошептал Дункан, и, задрожав, закрыл ненадолго глаза. – Я не хочу задумываться об этом сейчас, – он глубоко вдохнул. – Аларик, мне крайне неудобно просить тебя об этом, но я больше не могу изображать из себя героя-Дерини. После мераши у меня дико болит голова. Не мог бы ты усыпить меня ненадолго?

– Конечно, могу. Тебе нельзя уставать. Постарайся сконцентриоваться, как только сможешь, и я займусь этим.

Морган положил руку на лоб Дункана, слегка прижав большим и указательным пальцами его веки, Дункан глубоко вздохнул и медленно выдохнул.

– Когда я еще немного посплю, со мной все будет в порядке, – широко зевнув, пробормотал он. – Они ведь все это время держали меня в таком дурмане, так долго…

Его голос затих, когда Морган погрузил его в глубокий сон без сновидений. Морган продолжал удерживать контакт еще несколько минут, укрепляя организм Дункана и направляя в него потоки целительной энергии, пока наконец не остался удовлетворен результатом.

– Мераша должан быть ужасной гадостью, – прошептал Дугал, когда Морган вышел из транса и вновь поднял на них глаза.

– Да. Это действительно гадость… Вам никогда не давали мерашу? Никому из вас? – добавил он, глядя на Келсона.

Когда оба покачали головами, он продолжил. – Ладно, нам придется заняться этим – потом, после возвращения в Ремут, зимой, наверное. Вы должны сами испытать, что это такое. С действием мераши в определенных пределах можно бороться, если знать, что делать, а как вы можете знать, что делать, если никогда не испытывали действия мераши? Мне кажется, что, на самом деле, мераша помогла Дункану выдержать то, что с ним творили Лорис с Горони.

– Думаю, что в этом есть определенный смысл, – пробормотал Дугал, – но у меня сейчас проблемы с логикой. Неужели действие мераши хуже столкновения моих экранов с экранами других Дерини?

– Гораздо хуже, – ответил Морган.

– Тогда неудивительно, что Дункан так плохо себя чувствует, – сказал Келсон. – Кстати, Аларик, как он?

– Как только он оправится после действия мераши, ему станет гораздо лучше, – ответил Морган. – Но не настолько, чтобы сразу вернуться в строй. С такими израненными ногами он не сможет ехать верхом, даже если у него хватит сил, чтобы держаться в седле – а их не хватит, учитывая большую потерю крови. О каких бы то ни было перчатках не может быть и речи, пока его пальцы не подживут.

– Ну, не думаю, чтобы его ободранным пальцам повредило вот это, – сказал Келсон, беря у Кардиеля завернутые в ткань перстни. – Получив это назад, он немного утешится. Сайард снял их вчера с Лориса, когда того схватили. Я только что допросил этого мерзкого ублюдка.

– Ну зачем же так говорить о Сайарде, – хохотнув, сказал Морган, осторожно разворачивая платок.

– Вы знаете, о ком я говорю.

– О, да, даже слишком хорошо, – Морган наконец развернул оба перстня и, держа их через несколько слоев ткани, положил их на обе ладони: перстень Дункана – на правую руку, а перстень Лориса, о котором все почти забыли, – на левую.

– Так-так. А я-то удивлялся, куда он делся. Тьфу! – его передернуло. – Перстень просто покрыт психической вонью Лориса. Не могу поверить, что он посмел носить перстень Истелина.

Келсон поморщился. – Думаю, что найдется немного того, на что не осмелился бы Лорис. Но в этом случае он получил куда больше, чем хотел. Что-то вызвало у него кошмар, в котором ему явился святой Камбер.

– Правда? Если честно, то не могу сказать, что меня это удивляет. Но, я думаю. что Дункан хотел бы получить этот перстень обратно. Правда, Дункан?

Морган, держа перстни через ткань, слегка коснулся запястья Дункана. Практически в то же мгновение его глаза, затрепетав веками, открылись и сконцентрировались на перстне, который держал Морган.

– Перстень Истелина, – пробормотал Дункан, поднимая руку с вырванными ногтями и стараясь дотянуться ею до перстня. – Откуда он у Вас?

– А где ты последний раз его видел? – ответил Морган, убирая руку с перстнем так, чтобы Дункан не мог до него дотянуться. – Думаю, что его нужно очистить. Его носил Лорис.

От нахлынувших воспоминаний по телу Дункана пробежала дрожь.

– Я знаю. Но, по крайней мере, он не отрезал мне палец, в отличие от того, как он поступил с Истелином. Надеюсь, перстень вызвал у него немало кошмаров!

– Похоже, что именно так оно и было, – ответил Морган. – Но не вызовет ли он кошмаров у тебя, ведь этот перстень видел такое?! Мы уже поняли, что он впитывает сильные переживания.

Дункан отрицательно хмыкнул и, пытаясь дотянуться до перстня, покачал головой.

– Камбер и Истелин сильнее Лориса. Дайте его мне, Аларик. Я обещаю не повторять того, что случилось во время моего посвящения.

– Очень надеюсь, что этого не случится, – пробормотал Морган. Но он все-таки передал перстень Дункану, оставив перстень Лориса Кардиелю, и тот убрал его обратно за пазуху своей сутаны.

Дункан несколько мгновений подержал перстень, держа его между большими и указательными пальцами и пристально глядя сквозь него, затем моргнул и улыбнулся.

– Я не думаю, что Камберу понравилось бы, что это перстень имеет отношение к Лорису, – прошептал он.

– И? – спросил Кардиель.

– Аларик, введите Томаса в связь с нами. А вы все присоелиняйтесь. Этот перстень хочет не просто очищения. Я думаю, что Камбер хотел бы что-то сказать всем нам.

Когда Кардиель заморгал от удивления, Морган поднялся, уступая ему место, а когда архиепископ уселся, положил руку ему на затылок. Келсон и Дугал встали по другую сторону от Дункана.

– Томас, закройте глаза и расслабьтесь, – тихо сказал Морган, и, когда Кардиель выполнил это приказание, осторожно вошел в его разум. – Я знаю, что вы уже работали с Ариланом. Не спрашивайте меня, откуда я знаю об этом. Просто не сопротивляйтесь мне. Плывите по течению. Если что-то станет слишком сильным, я прикрою Вас.

Кардиель кивнул и, опустив подбородок, прижал его к груди, а Морган, усилив контакт, положил ладонь на руку Дункана и вошел транс, уже связавший Дункана с Дугалом и Келсоном. Он не стал закрывать глаза и заметил, как Дункан одел кольцо на палец правой руки.

Тут он почувствовал, что в контакте, помимо их самих, появился кто-то еще и почувствовал ласковое, благословляющее прикосновение невесомых рук к своей голове. Это было «прикосновение Камбера», которое он уже давно связывал со своим целительским даром, но в этот раз в нем было нечто большее: присутствие казалось даже более реальным, чем во время рукоположения Дункана, и на несколько мгновений его наполнило ощущение полного одобрения и поддержки, придавая ему невероятную уверенность и умиротворенность.

Видение исчезло, оставив в памяти лишь теплый отсвет, и Морган, разорвав соединение, заморгал, ободряюще стиснув плечо Кардиеля. Архиепископ тоже заморгал и обвел остальных удивленным взглядом, почувствовав частичку магии, в которую он всегда верил, но никогда не испытывал на себе.

– Это был… Камбер? – запинаясь, спросил Кардиель, вновь обретя дар речи.

Дункан сложил левую ладонь ковшиком и, накрыв ею перстень на свое правой руке, осторожно сложил руки на груди, стараясь не ударить свои пальцы с вырванными ногтями.

– Я спросил бы, а кто еще, по-вашему, мог это быть, – ответил Дункан, – но я не собираюсь шутить на этот счет. Ясно одно: это был явно не Лорис. Теперь Вы понимаете, почему Келсон хочет восстановить поклонение Камберу?

– Но я не Дерини, – пробормотал Кардиель. – Я думал, что он является только Дерини. Он – их святой.

– Это так, но изначально он был известен не только как покровитель деринийской магии, но и как Защитник Человечества, – сказал Морган. – Мы, кстати, не уверены, что он является только Дерини. Мы знаем лишь, что некоторые Дерини, находящиеся в этой палатке, видели его прежде. Кроме того, он не являлся Вам – Вы видели его только через наш контакт с перстнем. Я, правда, не думаю, что это как-то умаляет значение того, что Вы видели. Дункан, как ты думаешь, этот перстень получил что-то сейчас, или в нем что-то сохранилось с прежних времен?

Дункан покачал головой. – Трудно сказать. Я не думаю, что это был осколок прошлого. Томас, мы уверены, что перстень был сделан из чаши или какого-то еще священного сосуда, который был связан с самим Камбером и использовался им. Вы, часом, не знаете, кто делал перстень для Истелина?

– Понятия не имею. Я думаю, что вполне возможно, для изготовления перстня была использована какая-то часть дискоса. Но Истелин не был Дерини… или был?

– Этого никто не знает, – ответил Морган. – И, к сожалению, мы никогда не сможем узнать это. Я, правда, хотел бы узнать побольше о его происхождении.

– Я постараюсь выяснить что-нибудь, как только мы вернемся в Ремут, – ответил Кардиель. – Кстати, раз уж мы заговорили о Ремуте, Аларик, Вы можете связаться сегодня вечером с Ричендой? Надо известить Найджела, что меарская проблема близка к разрешению.

– Эта проблема не будет решена, пока Кайтрина не сдастся мне, – прежде чем Морган успел ответить, вставил Келсон, – но я согласен: их надо известить обо всем, что произошло. И мне кажется, что связаться отсюда нам будет проще, чем из Лааса.

Морган вздохнул. – Учитывая, что все мы очень устали, это будет непростой задачей даже отсюда – расстояние слишком велико. Но вы правы: проще это не станет. Мы попробуем где-нибудь около полуночи, после того как я немного посплю. Я бы хотел попросить всех вас помочь мне установить контакт – кроме Дункана, конечно.

– Аларик, я не инвалид… – начал было Дункан.

– Нет, ты именно инвалид! И чем быстрее ты перестанешь создавать проблемы, тем быстрее ты перестанешь им быть.

– Я хочу помочь!

– Больше всего ты поможешь нам, если заснешь.

Намек был усилен мысленным приказом, и Дункан, упав обратно на подушки, широко зевнул, стараясь удержать глаза открытыми.

– Аларик, это нечестно, – пожаловался он, зевнув еще раз.

– Жизнь не всегда честна, – возразил Морган, слегка касаясь лба Дункана. – Все мы узнаем это из собственного горького опыта. А теперь спи.