Запись от 17 июня 1874 года. Колония Викерау, Причерноморье.
Мой интерес к местной фауне и геологии постепенно привёл к странным и тревожным открытиям, которые я более не могу доверить ни коллегам из Общества Естествоиспытателей, ни, упаси Боже, пастору. Сие есть плод многолетних наблюдений, и я заношу их в сей журнал дабы сохранить для потомства, ежели мои худшие опасения не сбудутся.
Под нашими плодородными степями, под пластами глины и известняка, покоится нечто, не поддающееся никакой классификации Линнея или Кювье. Местные старообрядцы и татары шепчутся о «Подспудном Царстве», и я начинаю верить, что это не метафора.
Я составил каталог существ, о которых удалось собрать из обрывков легенд, моих собственных кошмаров и тех… образцов, что я находил в глубоких пещерах.
Я начинаю различать структуру в их кажущемся хаосе. Это не просто дикие твари; это проявления единой, чудовищной воли.
1. ВЛАСТИТЕЛИ ХАОСА.
Великий Слепой Червь/Первый Нарост (Der Erste Auswuchs) Сие не есть существо в привычном понимании. Это биогеологический конгломерат. Его «тело», если это можно так назвать, — это движущаяся скважина, саморазрушающаяся пещера. Внешние слои — это сплавленная магматическая порода, испещрённая трещинами, из которых сочится едкая, обжигающая слизь. Глубже — слои хитина, не от членистоногого, а будто от гигантского таракана, вплавленные в камень. И глубже всего — пульсирующая, пористая органическая масса, напоминающая одновременно лёгкое, грибницу и мозговое вещество.
Он не движется сквозь землю. Он переваривает её. Порода впереди него размягчается, становясь похожей на влажный песок, а позади — застывает в новые, неестественные минеральные формы. Он слеп, но обладает иным чувством — он ощущает жизнь как невыносимый раздражитель, как диссонанс. И движется к её источникам, чтобы погасить их.
Мать-Слизи (Schleim-Mutter) Если Слепой Червь — принцип, то она — его утроба. Её основное тело — это гигантский, неподвижный мешок-яичник, покрытый не порами, а дыхальцами, как у личинок насекомых, каждое из которых окружено хитиновыми пластинками. Из этих дыхалец непрерывно выделяется субстанция для творения.
Но у неё есть «лицо» — вернее, передний конец, увенчанный щупальцами. Эти щупальца — не для движения. Каждое из них оканчивается чем-то вроде яйцеклада насекомого или жала осы. Ими она не жалит, а впрыскивает свою разлагающую слизь в тела жертв, преобразуя их изнутри, или лепит новых тварей из подручного материала — грязи, костей, частей других существ.
Она — живой биохимический реактор, фабрика по уничтожению и переработке реальности.
2. ПОРОЖДЕНИЯ БЕСФОРМИЦЫ (Die Entstellten).
Сии твари суть кошмар естествоиспытателя. Они не имеют постоянной формы, ибо являются лишь временными сгустками воли своих «родителей».
Камнеползы: Существа, чьи тела будто слеплены из влажной глины, щебня и обломков костей; часто инкрустированы окаменелыми глазами рептилий и насекомых, которые хаотично вращаются, ни на чём не фокусируясь. Они перемещаются медленно, как ленивые рептилии, оставляя за собой влажный след. В их массе можно разглядеть вкрапления хитиновых жвал насекомых и пустые глазницы, проступающие на мгновение, чтобы затем утонуть в общей массе.
Слизнекрылы: Наиболее отвратительные творения. Напоминают гигантских мух или комаров, но их крылья — это плёнки из высохшей слизи, а брюшко — раздутый мешок, наполненный мутной жидкостью с личинками. Их ротовые аппараты — это не хоботки, а нечто вроде щупалец голодной актинии.
Их личинки — это червеобразные создания, которые внедряются в сырую землю или трупы и вызывают их набухание, формируя временные пульсирующие «коконы». Взрослая особь не летает в привычном смысле. Она парит на своих слизистых крыльях, нарушая законы тяготения, ища место для нового «посева».
Ткачекрабы: Существа, плетущие ловушки из липких, похожих на паутину нитей, но не из шёлка, а из застывшей слизи и своих собственных выделений. Их паутина — это внешняя пищеварительная система. Попадая в неё, жертва начинает медленно растворяться, а питательные вещества по тончайшим капиллярам из слизи передаются самому крабу. Он не ест — он всасывает себя через свою же сеть. Они имеют множество конечностей, то похожих на крабьи клешни, то на лапки жуков, и используют их для того, чтобы вплетать в свои сети пойманную добычу, медленно растворяя и сливая с собой воедино.
Бледные Моллюскообразные (или Протоплазменные): Ближайшие «дети» Матери. Бесформенные сгустки протоплазмы, способные принимать обличье то гигантской пиявки, то улитки без раковины, усеянной щупальцами. Они являются живыми рассадниками гнили и переносчиками спор ужасной плесени, которая разъедает не только дерево и плоть, но и камень.
Они являются «кровью» системы. Когда один из них находит богатый органический материал (труп, гумус), он не пожирает его, а сливается с ним, увеличиваясь в массе, и затем делится, порождая несколько новых существ.
Шепчущие Многоножки: Длинные, многосегментные твари, похожие на сороконожек, но каждый сегмент их тела — это искажённый рот или орган речи. Они не нападают физически. Они заползают в щели домов, под полы, и издают тихий, монотонный шёпот на языке, которого не может быть. Этот шёпот вызывает мигрени, ночные кошмары и постепенное помутнение рассудка, подготавливая жертву к приходу других тварей.
Хранители Разлома: Крупные, неподвижные существа, похожие на гибрид гигантского моллюска и насекомого-короеда. Они «встроены» в стены глубоких пещер, ведущих в Под-Слой. Их раковины — это наслоения застывшей слизи и минералов, образующие нечто вроде врат. Они не охраняют вход в привычном смысле. Они постоянно выделяют вещество, которое расширяет разлом, не давая ране мироздания затянуться.
Их обитель — Под-Слой (Die Unter-Schicht). Это не ад с котлами и демонами. Это бесконечный, тёмный, насыщенный влагой и склизкими породами конгломерат реальности, где законы биологии и физики теряют силу. Камень там может дышать, а вода — быть твёрже стали. Это антитеза нашему миру, миру формы и жизни.
Их цель — не завоевание, а уничтожение самого понятия формы. Они ненавидят наши прямые линии, наши скелеты, нашу симметрию, нашу жизнь. Они стремятся стереть творение, растворить его в изначальном бульоне, в Древней Пустоте (Die Alte Leere), где нет ни верха, ни низа, ни времени, ни вещества.
И колония Грюндхайм, стоит прямиком над величайшим разломом, ведущим в этот кошмар. Наши предки, сами того не ведая, построили город на ране мироздания. Порой, в полной тишине, если приложить ухо к самой земле, кажется, что слышишь не ток грунтовых вод, а мерное, влажное дыхание чего-то невообразимо древнего и безумного, что дремлет прямо под ногами и понемногу просачивается наружу.
Я чувствую, что мои изыскания привлекают… внимание. В последнее время по стенам моего дома ползет странная, маслянистая плесень, которой я не могу дать определения. А по ночам мне чудится шелест множества лапок по каменному полу подвала…
Господи, что же мы потревожили, распахивая эту степь?