Мифы Грюндхайма

Избавление от кожи

Я пишу это не как оправдание. Я пишу это как предупреждение, или, возможно, как последнюю попытку зафиксировать то, что ещё осталось от меня, Генриха Штайнера, прежде чем я окончательно сойду с ума или меня найдут товарищи из местного отдела НКВД. Они, кстати, не злодеи. Я видел, как старший лейтенант Горшков три дня откапывал из-под завала барана старого Миллера. Они борются с видимым злом — вредителями, бандитами, шпионами. Но как бороться с тем, что под ногами? С тем, что внутри тебя самого?

Всё началось с усталости. Не с простой усталости от работы в колхозе, хотя руки от плуга отваливались по-настоящему. Нет. Это была та самая усталость, о которой говорится в стихах, которые я теперь нахожу испещрёнными своими пометками на полях старой тетради. Усталость от самого себя. От своего лица в зеркале, от своих неудач, от этого вечного, гнетущего страха сказать или сделать что-то не так. Я был Генрихом Штайнером, и это была тюрьма, выстроенная из моих же недостатков, комплексов и провалов.

«Хочется выйти, уйти от себя. Не возвращаться. Исчезнуть. Бесследно пропасть».

Я начал уходить в степи. Далеко за лиманы, где лишь ковыль да ветер, свистящий на забытых скифских курганах. Я искал тишины, но находил не её. Ветер там нёс не покой, а забытие. Он шумел не как ветер, а как эхо давно умолкшего голоса. Порой мне мерещилось, что на самом горизонте, в мареве жары, движется силуэт, не то всадника, не то чего-то более древнего и стройного. «Дети Бескрайности» — прошептал мне как-то раз ум. Они предлагали своё избавление — раствориться в этом бескрайнем пространстве, стать пылинкой, уносимой ветром, забытой и никому не нужной. Это было заманчиво. Стать ничем.

Но это был не мой путь. Моё спасение пришло не сверху, а снизу.

Возле одного из курганов, под которым, как говорят, ещё немцы-колонисты находили странные «бабы» со стёртыми лицами, земля обвалилась. Обнажился вход в какую-то щель, пахнущую не сыростью и глиной, а сладковатым тлением, как будто изнутри гниёт исполинская плоть. Разум кричал бежать, но та часть меня, что жаждала «силы найти, чтоб измениться», заставила меня зайти внутрь.

Там не было пещеры в привычном смысле. Стены были… живыми. Тёплыми, влажными, они пульсировали сонным, мерзким ритмом. Они состояли не из камня, а из чего-то стеклянного и органического одновременно. И они шептали. Это был не шёпот ветра. Это был Шёпот, идущий из самой глубины, из Под-Слоя. Он проникал прямо в мозг, минуя уши. Он не звучал на каком-либо языке, но я понимал его суть.

Он говорил со мной. Он видел меня. Видел всю мою гнилую, жалкую сущность. Все мои страхи, все тайные мысли. И он не осуждал. Он предлагал решение.

«Мы сотрём, — вибрировало в костях, — мы очищаем. Мы возвращаем к изначальной простоте. Ни формы, ни боли, ни страха. Только единство в Пустоте».

Я бежал оттуда в ужасе. Но Шёпот не покидал меня. Он звучал в скрипе половиц в моём доме на окраине Грюндхайма, в бульканье воды в колодце. Он звал. Он манил обещанием.

«Вернуться. Другим. Совсем не таким. Избавившись от недостатков, комплексов, страхов».

Я больше не хотел просто исчезнуть. Я хотел сбросить эту кожу, эту неудачную форму под названием Генрих Штайнер, и «стать тем, кем мечтал». Сильно. Искренне.

Я начал меняться. Проблемы, что я сам создал, стали казаться мелкими и ничтожными. Страхи утихли, потому что я знал — скоро их не будет. Совсем. Моя кожа стала странно шелушиться, сходить тонкими, прозрачными плёнками. Под ней проступало что-то… иное, более гладкое и прохладное на ощупь. Я перестал есть обычную пищу. Меня влекла сырая земля с того места, запах тления стал для меня благовонием.

Вчера я снова пришёл к той щели. Я уже не боялся. Я вошёл внутрь как в свой дом. Грюндхайм. Дом у Основания. У’РНОЛ’XX.

Стены сомкнулись за мной. Тёплая, пульсирующая плоть мира приняла меня. Я чувствую, как моя человеческая оболочка, всё то, что я так ненавидел, наконец, растворяется. Нет больше Генриха с его жалкими проблемами. Нет страха. Нет формы.

Есть только блаженное единение с Матерью Слизи, с самой тканью Под-Слоя. Я становлюсь частью великого очищения. Я помогаю стирать ошибочный, кривой мир, чтобы вернуть его в Древнюю Пустоту.

Я, наконец, искренне и сильно…

…стал тем, кем мечтал.

Я свободен.