Месть ведьмы

Глава 24

БУМ!

Казимир схватился за меч. Вскочив на ноги, Сколопендра обернулась к темному проходу в стене, стискивая собственный клинок обеими руками.

Первым налетел ветер. Промозглый, полный запахов сырой земли, глиняных карьеров и старой ветоши. Потянуло холодом. Песок под ногами спутников завихрился в крошечные смерчи, брызнул во все стороны.

Из прохода в стене выметнулся целый вал скачущих, катящихся, гомонящих сущеста. Выкатившись в пещеру, клубок распался. Существа вытянулись в цепь перед разбойницей и комесом, разглядывая тех с не меньшим интересом, чем противная сторона.

Кого тут только не было. Многоглазые, мохнатые, зубастые и беззубые, с тремя, четырьмя и целым венчиком лап под толстым туловищем.

Первым, кого углядел Казимир, был длинный жирный червяк с огромными выпученными глазами по обеим сторонам белесой головы. Туго натянутая кожа переливалась радужными разводами, вызывая резь в глазах. Рядом с червем, упираясь в землю раскоряченными хлипкими ручками, возилась гадина, напомнившая комесу недавнего василиска на ярмарке. Тот же широкий, полный зубов рот, приплюснутая голова, и ярко-алый мясистый гребень, свисавший с головы чудища на яростно блестящий глаз. Задних ног, как заметил шляхтич, у гада не было; вместо них взбивал песок короткий, закрученный спиралью хвост.

Каля плотнее прижалась к комесовому плечу, вглядываясь во второй, более темный и пока безмолвный ряд созданий. Те пока не спешили, молча разглядывая непрошенных гостей, и эта неторопливая уверенность очень не понравилась разбойнице.

— Ктотакойктотакойктотакой? — Заверещала шестилапая гадина, выпрыгивая вперед и косясь на Казимира фиолетовой плошкой на месте глаза. У создания оказалось плотное, пятнистое тело, куцый хвост и круглая ушастая голова на короткой шее.

Над первым рядом шипящих монстров, поверх разномастых голов, вытянулась длинная суставчатая нога. Следом показались еще семь, прочно уткнувшихся в песок. Сколопендра половчее перехватила рукоять меча, глядя, как следом за ногами последовало гибкое, длинное тело создания, здорово смахивающего на девятилапый подсвечник. Две задние ноги, поддерживали равновесие, пока передние лапы, снабженные длинными кривыми когтями, ощупывали пол.

— Энто кого же к нам занесло?

Сколопендра мысленно застонала. Цокая копытцами, рядом с «подсвечником», перепрыгнув притихших чудищ, выскочил мужчина в драной шкуре. Нижняя, густо заросшая мехом часть, с крупными черными копытами, принадлежала козлу. Выше пояса шел человеческий торс, поросший курчавым каштановым волосом. Такая же кудрявая, нечесаная борода покрывала подбородок и щеки козлоногого. На голове, выдаваясь на две ладони из буйной шевелюры, выглядывали небольшие крученые рожки. Пухлые румяные щеки были похожи на яблочки, в прищуренных зеленых глазах плясали искорки.

— Козерог, — пробормотала Каля, глядя на ухмыляющегося получеловека. Девятилапый зашипел, распахивая полную волнистых пластинок пасть.

— Человеки, — хохотнул козерог, оборачиваясь к волнующимся рядам, и выбивая копытами звонкую дробь из пола. — Чего пожаловали? Али жить наскучило?

Казимир стиснул губы, глядя на темные, настороженные ряды монстров. В Сечи отродясь таких не видали, а тех, что темными тенями маячили на заднике первого ряда, он и представить не мог.

Зато знал, что с таким количеством гадов не совладать ни ему, ни Кале.

— Нет, — отвечая на смешливый взгляд козерога, ответил Казимир, вскидывая голову и заслоняя Сколопендру спиной. — Не о жизни а о суде пришел просить. Я ищу Горного Короля.

Возмущенное шипение и угрожающий вой прокатились по пещере, многократно отразившись от зазвеневших сосулек на потолке. Где-то в бездне с грохотом обрушился невидимый камень.

— Ай, порадовал! — Хлопая себя по волосатым ляжкам, расхохотался козерог. — Ты? К Королю?

Согласный хор квохтанья мелких монстров стих так же быстро, как и начался. Вдалеке, сотрясая пещеру, ударило один, затем другой раз. Жирно блестящие тела раскатились в разные стороны, оставив на пятачке перед мостом двух людей, посерьезневшего козерога и переминающегося с лапы на лапу «подсвечника». Последний, не смотря на обилие ног, в конечностях не путался, даже умудрялся перебирать когтями по полу в каком-то нетерпеливом, частящем ритме.

Громовые удары стали ближе. Теперь пол сотрясался все чаще, сосульки с потолка роняли крошечные кусочки породы.

Сколопендра попятилась, глядя на крупного, широкоплечего чуда, с трудом протиснувшегося в пещеру.

Вмиг посветлело, так что комес прищурился, вглядываясь в пришельца.

Тот выглядел как очень крупный человеческий мужчина. Огромная, горящая нестерпимым рыжим огнем борода, укрывала широченную бочкообразную грудь. Блестящая гладкая лысина блестела капельками пота. Грязная тряпица, намотанная на бедра, едва прикрывала толстые, похожие на столбы, ноги с широкими семипалыми ступнями. Остро запахло потом, кислым вином и чесноком. Под боком, прижав к себе похожей на окорок рукой, рыжебородый держал маленькое, безволосое существо, в первый миг принятое Казимиром за ребенка.

— Вот так встреча! — Гаркнул здоровяк, сверля Казимира крошечными, заплывшими жиром глазками. — Уа-ха-ха!

Свита подобострастно захихикала. Обернувшись к подземным жителями, гигант осмотрел ряды. То, как создания сжимались под его взглядом, лучше всего показало, кто хозяйствует над всеми остальными.

— Это кто такой? — Глянув на побледневшую Калю, украдкой шепнул Казимир. Сколопендра сглотнула, опуская меч острием книзу.

— Полтердук, — быстро отозвалась она.

— Кто?

— Рубезаль, — озадачила новым, незнакомым названием Сколопендра. — Скарбоник. Тож не слыхал? Кобольда разновидность. Его еще кнакером кличут.

Казимир помрачнел. О кобольдах слыхал он и от отца, и в книгах читал. Особенно от кнакеров страдали шахтеры, работавшие на землях выжских комесов. Говорили, чаще всего кнакера можно встретить в штольнях да шахтах. Жаловали они и развалины, пропасти поглубже да потемней, внутри скал, всяческие гроты, пещеры.

«Там, где кобольд обретается, — говаривали старые шахтеры, — наверняка в земле богатства сокрыты: золото самородное, руды, меловина, соль либо каменное масло, сиречь нефть».

Впервые Казимир видел живого рубезаля. Поглядев на толстую, грубую кожу, укрывавшую кобольда не хуже доспеха, шляхтич перевел взгляд на собственный меч. Глубоко под горами, окруженный чудищами, комес мог разве что воткнуть себе в живот лезвие, избавив монстров от жестоких забав с еще живой добычей.

Козерог, процокав мимо многолапой чудины, по-свойски толкнул кобольда мозолистым локтем в бок. Тот обернулся, смерил комеса злым взглядом, и нагнулся над полом, спуская с рук создание, прижимавшееся к его боку.

— Брось железку, — велел кнакер. — И ты, девка, тож брось.

Сколопендра колебалась с десяток ударов сердца. Тонкий серебряный клинок чуда чуяли издалека, недобро поглядывая на светлый металл в руках разбойницы.

— Бросай! — Рявкнул кобольд. Огненная борода встопорщилась, под потолком опасно закачалась толстая сосулька. — Ну!

— Ну! — Пискнул уродец, копошащийся в ногах у кнакера.

Серебряный клинок звякнул о камни, откатываясь в сторону. Следом, чуть помедлив, полетел и меч Казимира.

— Спокойно, — нашаривая ладонь комеса и не сводя с полтердука напряженного взгляда, прошептала Каля.

Кобольд широко ухмыльнулся, показывая крупные лошадиные зубы. Уперевшись в пол тонкими ручками, крошечный уродец заковылял в сторону Казимира, злобно поглядывая на того снизу вверх. Раздутый живот, тощие кривые ножки и вытянутую головёнку покрывала редкая рыжеватая шерстка, придавая созданию схожести с маленькой злобной обезьянкой.

Подковыляв к шляхтичу, уродец широко расставил ножки, и задрал голову, кося яростно пылающими глазками.

— Дурак! — Хихикнул он, кривясь и паясничая. — Меч потерял! Дурак! К Королю пошел, одно горе нашел! Сидел бы дома, дурак!

— Спокойно, — глядя перед собой, прошептала Сколопендра. Пальцы, стиснутые Казимиром, нещадно ломило.

Козерог, сложив на груди руки, снисходительно улыбался. Свита с одобрительным шипением и пощелкиванием следила, как беснуется маленькая тварь, осыпая ноги Казимира ударами слабых кулачков.

— Без железяки своей ничего не можешь.

Повернувшись спиной к шляхтичу, уродец уперся ручками в пол, поерзал задом и, скорчив печальную мину, испражнился на сапоги комесу, заляпав его по самые голени зловонным пометом.

На миг лицо комеса стало настолько страшным, что усмешки на харях тех чуд, что поближе, даже сделались не такими уверенно-гадкими. Однако, ценой неимоверного внутреннего усилия, рыцарь совладал с собой. Улыбнувшись, он шагнул в сторону, пристукнув каблуком о каблук. Прищуренные его глаза с насмешкой оглядели существо у его ног.

— Ежели вот сие — из свиты Горного Короля, — ни к кому не обращаясь, вполголоса проговорил Казимир, чуя, как от его улыбки сводит скулы. — То такая свита не делает чести вашему владыке.

Крошечный чуд с гадкой ухмылкой растянул тонкие губы, высунул язык, и набрав полный рот слюны, метко плюнул в комеса. Смердящие капельки слюны забрызгали доспех на груди Казимира.

— Трус, — захихикал уродец, виляя задом и подмигивая комесу.

Казимир выпустил Калину ладонь, скрестив руки на груди. Уродца у своих ног вниманием он не удостаивал.

— Я пришел, — глядя в глаза рыжебородому кобольду, ровно и раздельно проговорил он. — Просить справедливого суда у Горного Короля, повелителя всех нечистых тварей, земных и подземных.

Старший над чудами усмехнулся, недобро оглядывая рыцаря с головы до ног.

— Не решу никак, смел ты, или глуп, — прогремел он погодя. — Про тебя все у нас наслышаны, каждый знает. Жалятся, что рука твоя дюже тяжелая, да крови на ней многовато будет. Так это или нет, а ну, покажи? Что пялишься? — насмешливо добавил он на непонимающий взгляд комеса. — Руку, говорю, покажи. Ту, которой держишь меч.

Бросив короткий взгляд на побелевшую от тревоги Калю, Казимир протянул правую руку ладонью к кобольду. Словно темная молния мелькнула в воздухе, и комес дернулся, едва удерживаясь от вскрика. Из прокушенной насквозь ладони обильно потекла яркая кровь. Ближайшие к нему монстры резко подались вперед, не спуская жадных глаз с теплых алых капель, падающих в песок. Стиснув зубы, Казимир опустил руку и повторно обратился к старшему.

— Шутки шутить вы, я вижу, горазды, — едва справляясь со своим лицом, чтобы не скривить его, резче обычного сказал он. — Но я пришел к Горному Королю и без аудиенции отсюда не уйду.

— Ты так и так отсюда уже не уйдешь, — вмешался козлоногий, в отличие от всех остальных, кося глазами не на Казимира, а на Калю. — И девочка твоя с нами останется. Нравится тебе здесь, милая?

— Отведите нас к Королю, — вмешалась Сколопендра, поймавшая взгляд козерога, и оттого почти вжимаясь в рыцарский бок. — Никто из вас не может чинить суд над человеком. Никто, кроме Короля!

— А мы не будем судов чинить! — Издевательски вмешался уродец, до того тщетно подпрыгивавший в попытках достать до края Казимировой кольчуги. — С ним и без суда все ясно! Да и с тобой тоже, раз ты с ним! Порвать обоих!

— Порвать! Порвать!

Чуда запрыгали, заухали, надвигаясь на отступивших людей. Комес резко обернулся — его меч исчез под лоснящимися и мохнатыми тушами. Клинок Кали все осторожно обходили стороной, но добраться до него можно было только сквозь несколько рядов чудинских тел. За спинами комеса и разбойницы была пропасть, к которой и теснили их все распалявшиеся хозяева пещеры. Заступив собой Калю, рыцарь выхватил левой рукой запоясный нож.

— А ну, тихо! — Рявкнул кобольд прежде, чем рыцарский нож, описав полукруг, успел вонзиться в чье-то кольчатое брюхо. — Все назад! Порвать его всегда успеется. А только девка права — суд чинить может только Повелитель. А мне шибко охота посмотреть, к чему он присудит вот этого. С чего нам удостаивать его такой милости — дарить быструю смерть? Чем заслужил?

— И девка, девка его — загляденье, — почти промурлыкал козлоногий, не сводя с Кали жадных глаз. — С ней-то тоже надо что-то решать!

Кобольд дернул рукой. Чуда расступились, расчистив проход между ним Казимиром.

— Попадешь ты к Королю, — пророкотал старший над чудами, еще раз смеривая рыцаря долгим оценивающим взглядом. — Сам жду не дождусь, когда то произойдет.

Вложив два пальца в рот, рубезаль оглушительно свистнул. Свита раскатилась, распрыгалась в стороны, встав двумя полувеерами по бокам от кобольда. Многолапый зверь-подсвечник, стуча когтями, вскарабкался на стену, распластался по камню, беззвучно раззевая пластинчатую пасть.

В лазе зашелестело. Звук шел такой, словно кто-то, сложив пополам пергаментный свиток, быстро натирал край о край. Сколопендра потянула носом. Пахло жженой на костре смородиной, кислым творогом и еще чем-то непонятным, отчего в носу начинало печь, а на глаза наворачивались слезы.

Шуршание стало громче. Из прохода показалась круглая лоснящаяся голова с тяжелыми жвалами. Следом со стены соскользнуло укрытое ярко-вишневым хитиновым панцирем ленточное тело. Шуршание стало оглушительным. Сотня крепких когтистых лапок под брюхом так быстро перебирали по полу, что временами казалось, будто зверь покоится на дрожащем красном мареве.

У Казимира дрогнули уголки губ. Каля-разбойница смотрела на гигантскую многоножку как зачарованная, упустив возможность сказать нечто подобающее случаю.

Просеменив мимо кобольда, чудина, едва не свернувшись на узком пятачке в кольцо, разминулась с частью свиты, и замерла неподалеку от рыжебородого, покачивая тяжелой, лобастой головой.

— Ну-ка, комесок, — уперев толстенные ручищи в бока, осклабился кобольд, — подь сюды. Да не дрейфь, забижать не стану. Путь до Короля неблизкий, ноги себе сотрете, прежде чем до чертогов доберемся. Уж не знаю, отчего вы, людишки, — притворно-заботливо вздохнул кнакер, — такие малохольные. Ну, кому говорят — иди!

Вблизи вонь кнакера оказалась такой плотной, что на ней без труда можно было процарапать ножом любые буквы. У комеса в глазах защипало, стоило ему неосторожно вдохнуть густой винный дух, смешанный с первобытным, тяжелым запахом самого кобольда. Хоть у Казимира и шла кругом голова, он старался не поворачиваться к рубезалю спиной. Когда кто-то намного выше и способен одним ударом ладони придать телу неестественную плоскость, приходится терпеть вынужденные неудобства, натягивая на лицо равнодушную маску. Настолько равнодушную, насколько позволяет дурнота.

— Залезай, — прищелкнув пальцами, велел рыжебородый.

— На него? — Стараясь дышать мелкими глотками и чуть отворачивая голову, удивился Казимир. Козерог паскудно ухмылялся, скребя пятерней бороду.

— А ты кого хотел? — Хохотнул кобольд, подхватывая на ладонь пучеглазого уродца. Хватаясь ручонками, тот проворно вскарабкался на плечо рубезаля, устроился на покрытом складками жира загривке, крепко вцепившись в перекинутые на спину жесткие рыжие пряди бороды. — Кони белые кончились.

— Преотфратительные тфари, — скорбно прошепелявило чудище с мясистым алым гребнем. — Йа потом пол-тня фыбирал из зубофф кусошки шкуры.

— Не стой колом, — подогнал кнакер.

Казимир обернулся на Калю, во все глаза разглядывавшую щерящегося во весь рот козерога.

— Может, я девочку повезу? — Предложил тот, шутливо подмигивая Сколопендре. — Обоим будет приятственнее-с. А ну как комесок кусаться в пути станет, или еще чего неумного выкинет? Знаем мы их породу людскую!

— Девка на многоножке поедет, — отрезал кобольд, передергивая плечами, так чтоб чахлый ездок его устроился поудобнее на широченном загривке. — Залезайте, чтоб вам пусто всем было!

Следя за мощными жвалами, Каля подступилась к многоножке, примериваясь к покрытой гладкими частями спине. Повернув голову, создание равнодушно оглядело разбойницу черными глазищами, прогнуло спину, словно показывая, где лучше будет усесться.

За головогрудью многоножки оказалась выемка, словно специально созданная для ездока. Рядом болтались два мясистых загнутых выроста, еще два оказалось на боках. Примерившись, Каля села верхом, зацепилась за них ногами, покачавшись на пробу из стороны в сторону.

— Выросты на спине видишь, девица, вот за них и хватайся, — посоветовал козерог, подгибая одно колено, чтоб шляхтичу было удобнее залезть на него. — Держись крепче, да смотри не свались!

От козерога тоже пахло зверем. Встав на мясистую ляжку, шляхтич взобрался на спину козерогу, как кольцом сжимая его бока ногами.

— За рога берись, — встряхнув комеса, велел козерог. Просунув руки под голени шляхтича, получеловек несколько раз круто развернулся в стороны. — За шею не души, дурачина, — хрипнул он, дергая кадыком.

Комесовы руки чуть разжались, давая козлоногому вздохнуть. Чудовища заволновались, распуская хвосты и перья, у кого они были. Нетерпеливо зацокали языками, наполняя пещеру змеиным шипом.

— Свалитесь — токмо ваша беда будет, — кровожадно ухмыльнулся кобольд. — Вертаться не станем! Уа-ха-ха, — загремел он, — понеслися!..